Добавил:
Upload Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:
Информация по резолюциям.doc
Скачиваний:
3
Добавлен:
09.09.2019
Размер:
814.59 Кб
Скачать

Исламофобия в сша

  • В 2004 году организация Совет американо-исламских отношений (CAIR) начала кампанию против исламофобии в американских СМИ[11].

  • О. А. Колобов считает проявлением исламофобии действия США против Ирана, Ливии, Сирии, Судана

Соотношение же религии и светскости, сегодня является актуальной проблемой в вопросах построения национальных государств. Бесспорно то, что гармоничность соотношения светского государства и религии является важной составляющей в формировании национальной государственности.  Как поведет себя секулярная государственная власть в условиях мусульманского большинства в случае формирования легальной мусульманской политической силы, претендующей на участие в политическом процессе своих стран? При сохранении жестких подходов в соотношении секуляризма и ислама, заложен серьезный идейно-политический конфликт, базирующийся на идейно-филосовском, историческом, понимании и трактовки понятия светскости, религии, церкви, власти. Чтобы объективно ответить на вопрос, какое влияние имела и имеет секуляризация на взаимоотношение между государством и религией, а именно институтом церкви или мечети, во-первых, необходимо  осветить различные толкования в определении термина такие как «секуляризация», «светскость»; во-вторых, показать связь между секуляризацией и возникновением современного государства, и, в-третьих, на основе полученной картины, попытаться выстроить возможную модель взаимоотношений между государством и религией, в качестве результата долгого процесса секуляризации.

Понятие «секуляризация» и его различные значения

Слово saecularisatio, которое произошло от латинского saecularis – что означает мирской, светский – появилось в XVI столетии; а правовое понятие saecularis можно найти уже в кодексе Жустиниани приблизительно от 533 года , где это понятие имеет значение различия между монашеской и мирской жизнью.  Различие между религиозным и мирским является основой для того, чтобы секуляризацию в её обобщенном значении определить как процесс перехода от религиозного к мирскому.  По существу, можно выделить два основных понятия секуляризации. Первое – каноническое, второе – политико-правовое.  Каноническое понятие секуляризации В каноническом праве «saecularis» обозначает мирской, в противоположность «regularis», что означает, жить как монах по правилам. Это различие между saecularis и regularis остается основой канонического права до настоящего момента.  Политико-правовое понятие секуляризации Политически-правовое понятие секуляризации восходит к использованию глагола «seculariser» при принятии договора о Вестфальском Мире. 8 Мая 1646 года французский посланник объяснил протестантам, что если у католической церкви будет отнято церковное имущество, то католические власти без согласия Папы будут не в силах заключить вечный договор.  С тех пор понятие секуляризации применяется в значении правового или нелегального изъятия церковной собственности и передачи её, а также и суверенных прав в мирское владение.  Обозрение различных систем отношений между государством и религией (церковью) С точки зрения идеального типа и исторического развития могут различаться в основном две группы систем отношений между государством и религией, соответственно церковью. С помощью этих двух групп может быть показано, где в Европе между политикой, соответственно государством, и религией, соответственно церковью, существует функциональное единство, а где нет.  Первая группа включает в себя системы единства государства и религии (точнее церкви). Сюда можно отнести, во-первых, церковное государство, или теократию, при которой религия владеет политическим порядком. Эта система нашла свое выражение в средневековой теории двух мечей. Следуя этой теории, Папе передается как духовный, так и мирской меч, как символ господства Бога, а император жалуется мирской властью. Вторая система – это государственная церковность, которая так же называется «императорское папство». В этой системе религия, соответственно церковь, отдана во владение и управление политической власти. Во вторую группу входят системы, различающие государство и религию, соответственно церковь.  Первая  система этой группы – это государственно-церковный суверенитет, который в отличие от государственной церковности или императорского папства обладает определенной внутренней церковной самостоятельностью. В остальном церковь попадает под наблюдение в сферу влияния государства, особенно касательно назначения церковных должностных лиц.  Вторая система – это так называемая система координирования государства и религии, соответственно церкви, которые рассматриваются как равноправные партнеры и признают взаимную самостоятельность и автономию. Государство и церковь не оспаривает компетентности друг друга. Их сотрудничество регулируется (управляется через) конкордаты (договоры с Ватиканом).   Третья система – это система разделения. Государства с этой системой называются мирские (светские) государства.  Различаются три вида разделения: 1. Мирское разделение, через которое, прежде всего, должна гарантироваться свобода отправления культа. 2. Враждующее разделение, при котором религия из общественной сферы вытесняется в приватную. 3. Смешанные формы разделения. Пример к тому – русская ортодоксальная церковь, которая при Советском Союзе пыталась обеспечить свое существование посредством надлежащих  служб для государства.

Система государственной церкви Система государственной церкви существует в Греции, Англии, Швеции, Финляндии и Дании. В Греции государственная церковь возможна потому, что в конституции отчетливо отмечено, что ортодоксальная религия (православие) является господствующей в стране.  Государственной церковью в Англии является англиканская церковь; защитником или защитницей веры всегда является король или королева. Внутренние церковные указания должны всегда утверждаться парламентом. Финляндия – единственная страна в Европе, которая имеет две государственные церкви, а именно, лютеранскую и ортодоксальную церковь. В Дании лютеранская церковь стала окончательно государственной церковью, которая в конституции провозглашается как датская народная церковь.

Система разделения Полное разделение между государством и религией, соответственно церковью, в Европе существует в Ирландии, во Франции  и в Нидерландах. Данная система сохраняется в республиках бывшего СССР в особенности ЦА (кроме Таджикистана).  Система кооперации между государством и религией, соответственно церковью. Система кооперации между государством и церковью в Европе существует в Испании, Португалии, Италии, Австрии, Бельгии, Германии и Люксембурге.  Важная характеристика религиозного права в Германии состоит в том, что изложение положений конституции о свободе религии и церкви, что называется индивидуальной и корпоративной свободы религии, выдается в первую очередь не через документацию законодательства, а преимущественно через интерпретацию конституции со стороны высшего суда и прежде всего со стороны федерального конституционного суда. Масштаб власти, которая передается юриспруденции и прежде всего федеральному конституционному суду в области свободы религии и церкви показывает полнота решений, которые вышли с момента вступления в силу конституции от судов и ведомств церкви. Решения судов от  1949 года и до сегодняшнего дня остаются лозунгами развития права относительно религии и церкви. Эти судебные решения последовательно претворялись все эти годы и не были изменены в содержании. Церковь в Германии является равноправным партнером государства,    который устанавливает основополагающие критерии человеческого бытия и, словами федерального президента Ивана Рау, выставляет путеводители, «на которые может ориентироваться политика».

Секуляризм в государствах ЦА

Конституционное закрепление светского характера государств ЦА, и полное отделение религии от государства (общества), не снимает проблемы взаимоотношений  - ислам и государство. Государство, видит в исламе своего идеологического соперника, угрозу развития демократии, принципам светскости.  Между тем такое понимание роли ислама в современном обществе, препятствует гармонизации взаимоотношений между светской частью общества и религиозной, между государством и мусульманской общиной.  Необходимо отметить, что с одной стороны в республиках ЦА хотя и идет бурный процесс ре-исламизации общества, но с другой стороны, секуляризм все-таки устойчиво укоренился в обществах. В этом ключе все центральноазиатские государства, в том числе и Кыргызстан, строят свою государственность на основе принципов секуляризма.  Неоспоримым является и то, что государство не может отделиться от религии своего общества. Из этой взаимосвязанности вытекает, что конструктивные взаимоотношения, взаимопонимание между светской властью и религиозными общинами являются важными факторами внутренней стабильности государства и общества в целом.    Поиск же нового формата государственной политики в отношении ислама и форм сосуществования в одном демократическом государстве этих двух идейных систем, являются наиболее актуальными задачами на сегодняшний день.  Ключевой задачей в решении этих проблем является преодоление не столько правовых барьеров, сколько психологических – готовность идти на компромиссы, поиск объединяющих факторов. Так как: 1. Гармоничность соотношения светского государства и религии является важной предпосылкой для сохранения национального согласия, политической и духовной целостности молодого национального государства, а также стабильности его дальнейшего формирования. 2. Гармоничность соотношения светского государства и религии также является важной предпосылкой для предотвращения возникновения религиозного экстремизма.

Поэтому, необходимо рассматривать данную проблему комплексно, при этом классифицируя ее на идеологический и правовой аспекты.  Что касается идеологического фактора, то он представляет собой комплекс сложившихся стереотипов, обусловленных старым атеистическим, то есть идеологизированным подходом государства к месту и роли религии в обществе и государстве.  Они связаны с неясностью, относительно, интерпретации светского характера государства, и, с другой, места и роли ислама и его представителей в нём. Также, идеологизированный подход государства, является препятствием на пути использования позитивных сторон ислама как мощного ресурса в государственном строительстве: укрепление позиций светской власти, решение духовно-нравственных проблем в обществе. Правовой аспект заключается уже в юридическом закреплении позиции государства в отношении к религии:  1. В Конституционном закреплении полного отделения религии (а не религиозных организаций как в случае Таджикистана) от государства; 2. Исключение участия религиозных лидеров, светских партий с исламской составляющей в государственном и административном управлении, в общественно-политической жизни страны ;

Таким образом, можно сказать, что исламский политический процесс находится в неуправляемом режиме автономного развития со стороны государства. При этом недостаточно разработанная идейная база в соотношении светскости и религиозности, мешают государству определить свою стратегическую позицию и выстроить эффективную систему отношений между светской властью и религией.  Как следствие, существует проблема неопределенности и недостаточность детально разработанных политико-правовых механизмов принципа сосуществования светских и религиозных позиций в рамках единой идейной и правовой системы.

Секуляризм и ислам  в одном государстве: объединяющие факторы

1. стремление к дальнейшей демократизации общества и укреплению совместного национального государства как у светской так и религиозной сторон.  2. общий характер национальных ценностей, традиций, языка, гражданских позиций, психологии и т.д.  3. совместная ответственность, которую несут граждане стран ЦА за сохранение нации, национального государства и национальной безопасности; за социально-экономическое развитие страны; за поддержку демократических процессов и обеспечение прав граждан; за сохранение и повышение уровня культуры и образования, включая религиозное; за объединяющее взаимопонимание сущности «национального самосознания» и др.    

Вследствие разрыва религии с традиционной культурой религиозные движения становятся международными, транснациональными факторами. Это приводит к тому, что вероисповедание превращается личное дело человека, а значит, — способствует его освобождению.

В последнее время в контексте современных взаимоотношений мусульман и западной цивилизации все чаще приходится слышать о так называемой исламизации Европы, причиной которой стали миграционный потоки. Предлагаем вашему вниманию статью российского историка-востоковеда, исламоведа, политолога Виталия Наумкина, в которой автор ведет речь о глобализационно-культурных перспективах этого процесса.

Некоторые аспекты современного мирового развития, связанные с миграцией населения государств исламского мира на Запад и его взаимоотношениями с новой средой обитания, могут получить новое освещение в контексте теории глобализации и цивилизационного подхода. В глобализующемся мире цивилизации, культуры, народы, государства оказывают возрастающее влияние друг на друга благодаря все более активному перемещению капиталов, людей и информации. Глобализация не является порождением нашего времени. Но ее характер и масштабы меняются. И если основой глобализации в последней четверти XX века было доминирование США, то в нашем веке ситуация изменилась.

Тем не менее основные миграционные потоки по-прежнему движутся на Запад. Заметим, что Россия, обладающая сухопутными границами огромной протяженности, сталкивается с особо серьезным вызовом в этой сфере. Россия, давно испытывающая потребность в притоке дешевой рабочей силы из постсоветских республик, как и все они, не сумела за все эти годы выработать четких законов, регулирующих эту миграцию.

Государства Западной Европы стали поощрять массовую иммиграцию лишь с середины 1950-х годов. Значительная часть миграционных потоков приходится на государства исламского мира. Это предопределило появление серьезных проблем в будущем, причем именно религиозный фактор, как считают многие европейцы, сыграл в этом ведущую роль. В Дании, где с приходом к власти правой Датской народной партии (ДНП) были приняты самые жесткие в Европе меры против иммиграции, министр интеграции еще в 2005 году заявлял: «Проблема состоит в том, что вы не можете интегрировать большое число мусульман в стране, культурная база которой является христианской».

Действительно, европейские державы имели длительную историю противоборства с исламским миром, обостренного колониализмом. Дух отношения к Исламу как к потенциальной угрозе выразил в конце XIX века известный французский писатель Эрнест Ренан: «Ислам был либерален, когда был слабым, и агрессивен, когда был сильным». Именно этот исторический фон способствует распространению в Европе антиисламских настроений.

В настоящее время численность мусульманской общины в Европе составляет более 20 млн человек. Прирост населения среди мусульман значительно выше, чем немусульман, и, по разным прогнозам, уже в третьей четверти этого века среди населения Европы будут преобладать мусульмане. Конечно, никто не знает, какими они сами станут к тому времени, да и какую эволюцию претерпят отношения между Западом и исламским миром.

Европа выработала несколько основных моделей отношений с иммигрантскими общинами. Это французская модель ассимиляции, согласно которой иммигранты должны полностью воспринять культуру большинства, британская модель мультикультурализма, согласно которой иммигрантам предоставляется право сохранять свою культуру, лишь уважая закон, а также ныне уже ушедшая в прошлое германская модель гастарбайтерства, предполагавшая, что большинство иммигрантов в перспективе покинут страну.

Но ни одна модель не помогла преодолеть симптомы опасного разлома, наметившегося в отношениях между большинством населения и мусульманскими общинами Запада и являющегося в значительной мере продолжением геополитического конфликта между Западом и исламским миром. Исламофобские настроения в последние годы приобрели в Европе широкое распространение. Конечно, этому способствовали атаки террористов и распространение политического Ислама. Здесь прослеживается явный образ врага, созданный не без помощи средств массовой информации.

В результате массовой миграции в Европу миллионы мусульман начинают жить в секулярных государствах, где преобладающей конфессией является христианство, а они оказываются в любом случае меньшинством. Проблему адаптации осложняет одно существенное обстоятельство. На наш взгляд, это то, что Ислам исторически утвердился как религия большинства, в нем не заложен инструмент приспособления мусульманской уммы к роли группы меньшинства. Отчасти поэтому европейские мусульмане формируют транснациональную и, как гротескно выразился французский исламовед Оливье Руа, «воображаемую умму».

Парадоксально, что новые мухаджиры (добровольно или вынужденно переселившиеся) зачастую приходят к выводу, что они могут свободнее исповедовать Ислам в немусульманской стране, в которую они перебрались жить, чем на своей родине, поскольку царящие там порядки и нравы не представляются чисто исламскими. Тарик Рамадан, один из наиболее популярных и либерально настроенных молодых лидеров исламской общины Европы, профессор Фрибургского университета в Швейцарии, этнический египтянин и внук знаменитого основателя движения «Братьев-мусульман» Хасана аль-Банны, даже считает, что на Западе мусульманин имеет больше возможностей жить в соответствии со своей религией, чем в большинстве, если не во всех, мусульманских странах. С этим утверждением перекликается высказывание мусульманского законоведа Камаля Хельбави, живущего в Великобритании: «Мы должны поддерживать положительные аспекты общества, хотя его контролирует или им правит немусульманское большинство… Многие политические аспекты жизни на Западе положительны, включая свободу выбора, уважение прав человека, независимую судебную систему, свободу выражения и другие, которые в основном имеют исламскую природу».

Однако в Европе и США верующим иммигрантам-мусульманам приходится привыкать жить в обществе не только секуляризованном, но и толерантно относящемся к атеистам (то же самое можно сказать и о российском обществе). Их там немало, и они не скрывают, а зачастую и открыто демонстрируют свое неверие, иногда даже бравируют им, что трудно представить в большинстве обществ мусульманского Востока. Не случайно президент Обама заявил в одном из своих выступлений, что Америка – страна христиан, мусульман, иудеев, индуистов и неверующих.

В Европе иммигранты-мусульмане встречают также секуляризм агрессивного толка, предполагающий навязывание им неприемлемых для них норм. Во Франции это вызвавший массовые активные протесты мусульман запрет на ношение головного платка – хиджаба в государственных учреждениях и школах, что не вызывает возражений, к примеру, в Великобритании. Впрочем, в Великобритании даже полицейским, если они сикхи, разрешается носить чалму. Зато там встречает неприятие мусульманская практика забивания скота, и была даже предпринята попытка законодательно запретить ее, вызвавшая столь же активные протесты мусульман, как и запрет на ношение хиджаба во Франции. Мусульманам даже ненавязчиво предлагают специфические прочтения их священных текстов. Подобные идеи подаются мусульманам под соусом «реформации», в которой, как их все чаще убеждают, нуждается их религия.

Неудивительно, что реакцией на поток этих безумных идей является распространение оградительных настроений и мобилизационный прилив у исламских фундаменталистов. Салафитская проповедь удачно использует поток словоблудия, за которым видится заговор неверных, а то и козни сатаны против правоверных мусульман. На таком фоне действительно конструктивные попытки модернизации изнутри, к которой призывают многие мусульманские деятели, вызывают настороженное отношение у одних и полное неприятие у других представителей мусульманской общины. Проклятия консервативных мусульманских деятелей посыпались на голову Тарика Рамадана, когда в ходе дебатов с Николя Саркози, в то время главой МВД Франции, он предложил ввести в современном Исламе мораторий на применение худуд – телесных наказаний, которым шариат предписывает подвергать мусульманина за определенные преступления. Иначе говоря, эти наказания следует не отменить, а всего лишь отказаться от их применения.

Наш российский коллега, профессор Тауфик Ибрагим также стремится доказать, что в источниках мусульманского вероучения вообще нет прямого указания на необходимость применения жестоких наказаний (см., в частности: Ибрагим Т. Вперед, к коранической толерантности. – Н. Новгород: Медина, 2007). Оба ученых полагают, что подобная адаптация укрепляет позиции Ислама, делая его ценности приемлемыми для мусульманина, живущего в западном (и российском) обществе. Как считает Руа, именно такой призыв Рамадана в большей степени соответствует принципам, принятым во Франции. Ведь общество и государство ведают земными, а не небесными делами, поэтому и приговаривать за такие преступления к телесным наказаниям и приводить приговор в исполнение не следует.

В мусульманской диаспоре на Западе есть некоторое число людей, которые вполне комфортно чувствуют себя в секулярном обществе. Однако даже те мусульмане Запада, которые не соблюдают всех обрядов Ислама, все равно воспринимают его как важнейший маркер их идентичности.

Трения между немусульманским большинством и мусульманским меньшинством в Европе [приводят к] попыткам властей тех или иных государств ограничить свободу вероисповедания. Так, в конце 2009 года [прошел] референдум швейцарцев о запрете строительства минаретов на мечетях (в Швейцарии немало мечетей около 1500, но только четыре из них имели минареты). Сам факт проведения референдума и его итоги были повсеместно восприняты в исламском мире как символ враждебного и дискриминационного отношения европейцев к мусульманам и вызвали бурную реакцию с их стороны. [При этом] референдум не нашел поддержки у большинства европейских политиков.

Не стоит удивляться тому, что острой реакция на швейцарский референдум была у российских мусульман. Впрочем, проявившиеся в ходе его проведения настроения, к сожалению, нашли понимание и у отдельных отечественных комментаторов. Так, известный журналист из весьма уважаемой и вроде бы либеральной газеты сделал странный вывод о том, что референдум был призывом к мусульманам «отказаться от политического Ислама, от веры в некое превосходство мусульман над другими».

Порицая европейцев за их толерантность, он напомнил, что «в лице своих нынешних правителей европейская христианская цивилизация готова во имя некой эфемерной «справедливости» сдаться пришельцам». Досталось от автора не только – за «политкорректность, замешанную на глупости», – архиепископу Кентерберийскому Роуэну Уильямсу и верховному судье Великобритании лорду Филипсу, выступившим за частичное признание шариатского суда в этой стране, но и даже «шустрому президенту Саркози», который, «как обычно, перестроился раньше остальных лидеров Старого Света». А чего стоит высказывание этого журналиста о том, что «в Москве только официально обосновалось около 2 млн мусульман», как будто их подавляющее большинство не являются такими же коренными жителями России, как сам автор (а может быть, кто знает, и в большей мере, чем он).

И вот уж совсем непристойное заключение автора, живущего в центре Москвы: «Не дай бог закричать на всю ивановскую здесь, на Ивановской горке, когда-нибудь какому-нибудь муэдзину» (Воскобойников Д. Когда муэдзины хранят молчание // Известия, 14.12.2009). Естественно, в среде немногочисленных подобным образом настроенных людей негативно восприняли объявленное в 2009 году мэром Москвы Ю. М. Лужковым разумное решение построить мечети в каждом округе российской столицы.

[Между тем] число мусульманских ученых, стремящихся с разных позиций так или иначе приспособить Ислам к условиям жизни уммы в условиях обществ немусульманского большинства и правления немусульман, весьма велико. Крупнейший мусульманский законовед Америки и основатель Североамериканского совета по фикху шейх Таха Джабир аль-Альвани считается создателем концепции «фикха меньшинств», получившей распространение с середины 1990-х годов. Правоведы, развивающие доктрину этого «нового фикха», с помощью фетв корректируют правовые нормы традиционного мусульманского законоведения, не противореча при этом основам шариата. К примеру, в фетве Европейского совета по фетвам и исследованиям мусульманам не только разрешается, но и рекомендуется поздравлять немусульман с их религиозными праздниками, [хотя и] запрещается участвовать в самих празднованиях.

Превращение мусульманской диаспоры на Западе во влиятельную общественно-политическую силу не может не оказывать влияния на систему государственно-политических институтов в западных государствах. В целом рост ее численности и влияния способствует появлению новых центров силы и нарастанию неопределенности в системе мировой политики.

Подтверждением тезиса о хаотичности является заметное бессилие международных институтов в управлении миром, что, в частности, проявляется в неспособности и/или нежелании государств создать универсальный режим регулирования миграции.

У европейцев вызывает обеспокоенность не только растущий поток иммигрантов из стран Азии и Африки, особенно нелегальных, но и рост преимущественно мусульманских общин за счет более высокой рождаемости.

Мусульмане полагают, что в западном, особенно европейском, обществе царят распущенность и вседозволенность, а женщины ведут себя аморально. Они крайне негативно смотрят на добрачные сексуальные контакты, не говоря уже о супружеской измене. Мусульмане убеждены в превосходстве своих моральных устоев, полагая, что для них характерно уважение к женщине и равноправие, но с учетом физиологических различий между полами. Подчеркивается, что исламское вероучение защищает женщину, а западное общество этого якобы не делает. Отметим, что за сексуальную распущенность и забвение семейных ценностей европейскую цивилизацию критикует и Русская православная церковь.

Европейцы, со своей стороны, убеждены в превосходстве своей концепции отношений между полами. Даже в Великобритании, которая имеет долголетнюю историю в целом бесконфликтного сосуществования различных общин и культур, 60% опрошенных коренных британцев считают, что мусульмане «неуважительно» относятся к женщине. Мусульман обвиняют в избиении жен, которое дозволяется шариатом. На самом деле по этому вопросу в кругах самих мусульман нет согласия. Американский профессор религии Абдул-Азиз Сачедина считает, что мусульмане «должны понимать шариат как систему ценностей, а не как систему законов».

А российский ученый Тауфик Ибрагим, говоря об интерпретации средневековыми мусульманскими богословами 34-го аята 4-й суры Корана как дозволяющего мусульманам побивать непослушных жен, толкует глагол «дараба» в смысле их покидания, а не побивания (Ибрагим Т. Какой перевод Корана нам нужен? // Минарет, 2007, № 4, с. 13). Безусловно отжившим и не имеющим никакого отношения к исламскому вероучению является восходящий к доисламской родоплеменной этике обычай «убийств чести», когда отцы и братья девушек или женщин убивают за нарушение кодекса поведения. Обычно «убийства чести» совершают курды и пакистанцы, причем делают это открыто, не таясь, хотя знают об ожидающем их суровом наказании. Кстати, строго карают за такие преступления и в странах Залива, где гастарбайтеры часто считают своих дочерей и сестер, как и самих себя, обесчещенными даже в случае, если те слишком фривольно одеты.

Особый случай для отношений между мусульманской диаспорой и коренным большинством в Европе представляют собой полигамные браки. Большинство стран ЕС не признает распространения права на воссоединение за членами полигамных семей и вообще сам мусульманский институт полигамного брака. Но в Европе существует и другая точка зрения на мусульманскую полигамию, которую следует уважать как часть культуры мусульманского сообщества (хотя в ряде стран самого исламского мира многоженство законодательно запрещено). В Великобритании в феврале 2008 года Департамент труда и пенсий признал права «дополнительных супругов» и даже предоставил им некоторые бонусы. В реальности полигамные браки существуют даже в такой жестко секулярной стране, как Франция, – в основном среди выходцев из стран Западной Африки.

В последнее время европейские страны для регулирования иммиграции используют технологию выборочной иммиграции, к примеру, широко открывая двери лишь для врачей и программистов, в которых есть острая нужда, поскольку коренные жители почему-то не стремятся приобретать необходимую для этого квалификацию. В некоторых европейских городах иммигранты составляют весьма значительную часть этого персонала. Тем не менее по уровню жизни подавляющее большинство выходцев из стран исламского мира в государствах ЕС значительно уступают коренному населению.

Так, каждый второй выходец из Марокко живет в Бельгии ниже черты бедности; менее 30% работают за постоянную зарплату, 20% – безработные, остальные занимаются мелким бизнесом. Как пишет российский журналист, «им часто отказывают в приеме на работу из-за арабского имени или просто по фейс-контролю. С такими данными не во всяком районе Брюсселя можно снять жилье. Молодежь третьего и четвертого поколений иммигрантов говорит об “узаконенном расизме”. Но предпочитает демократию, ценит бельгийскую социальную систему и уважение прав человека по сравнению с исторической родиной, куда не хочет возвращаться». Зато в европейских тюрьмах мусульман непропорционально много: в Великобритании – 11% (в то время, как мусульмане составляют всего 3% населения), во Франции – шокирующая цифра! – 60–70% (всего мусульман около 10% населения), в Голландии эти цифры соответственно 20 и 5%.

Среди западных исследователей терроризма и экстремизма есть немало тех, кто возлагает ответственность за распространение экстремизма не на радикальные религиозные круги, а на власти Саудовской Аравии. Среди российских авторов на такой точке зрения стоит, в частности, один из экспертов, последовательно обвиняющий официальный Эр-Рияд в поддержке экстремизма. По мнению американского автора и журналиста Стива Колла, саудовский клан разрывается между умеренным Исламом и радикальным джихадизмом. Не следует забывать, что саудовские власти сами являются объектом атаки радикалов и ни в коем случае не заинтересованы в их поддержке.

Видимо, Европе предстоит совершить хорошо продуманные и решительные шаги, чтобы преодолеть опасный разлад между коренным большинством ее населения и мусульманским меньшинством и использовать в интересах общества и государства мощный созидательный потенциал Ислама. Приведет ли количественный и качественный рост мусульманской диаспоры на Западе, и прежде всего в Европе, к культурно-цивилизационной гибридизации, способной обеспечить гармоничное сосуществование и взаимообогащение общин и не допустить реализации зловещих прогнозов о столкновении цивилизаций?

В этом нет ничего нового для католицизма. Да и не имеющее единой иерархии православие, хоть и оно более национально обособленное по сравнению с католичеством, но хорошо помнит, что выросло из международных имперских корней. Ислам не только оправился от ликвидации халифата в 1924 году, но сильно выиграл от этого. Сегодня в мире действует несколько таких влиятельных международных исламских сетей, как «Деобанди», салафиты, «Гюлен». В прошлом закрытая, провинциальная и даже эскапистская Мормонская Церковь Святых последних дней стала глобальной (разнося по миру костюмы с галстуками, барбекю и английский как язык богослужения).

ВГермании накануне Рождества, опережая специально выпущенную под Рождество и широко разрекламированную книгу бесед Петера Зеевальда с Папой Бенедиктом XVI "Свет мира" в списке бестселлеров научно-популярной литературы продолжает лидировать книга Тило Саррацина "Германия самоликвидируется" - об опасности ползучей исламизации страны и Европы, опубликованная еще 30 августа. На ближайшие публичные выступления Тило Саррацина 5 января в Олденбурге и 13 января в Дрездене, как и на предыдущие его встречи с публикой, все билеты проданы. Об опасности исламизации политики страны предпочитают говорить, сводя все дело к проблеме интеграции и не упоминая Тило Саррацина, который предупреждает об этой опасности как о перспективе. Согласно демографическим прогнозам, доля мусульманского эмигрантского населения будет возрастать. Такой разговор политиками не ведется, он вытеснен в СМИ и блогосферу. Актуальность дискуссии подтверждается и успехом книги Тило Саррацина. В общем списке бестселлеров по Германии, включая и художественную литературу, по данным компании "Амазон", книга Саррацина находится на третьем месте. Германия разделилась в отношении к тезисам Саррацина. И хотя, согласно опросам, большинство его поддерживает, ни одно выступления Саррацина не обходится без демонстраций протеста против него. Он получает угрозы в свой адрес и вынужден передвигаться по стране в сопровождении телохранителей. Когда же дело доходит до практических рекомендаций,Тило Саррацин за словом в карман не лезет: – Закрыть границы для мигрантов из Турции и арабских стран, по возможности препятствовать въезду родственников, женихов и невест. Оказывать максимальное давление на тех, кто не желает интегрироваться. Например, уменьшать пособия тем, кто препятствует обучению детей в школах. Все мигранты-преступники, если они еще не стали гражданами ФРГ, должны высылаться из страны. В школах следует запретить ношение головных платков девочкам-мусульманкам, а занятия спортом, в частности, посещение бассейна для них должно быть обязательным. Особое внимание должно быть уделено большим арабским семьям, которые часто являются звеньями организованной преступности. Эти и подобные меры должны позволить со временем государству взять ситуацию под контроль, – считает Тило Саррацин. Интересно, что в подобных радикальных рекомендациях с Саррацином совпадают очень разные люди, такие, например, как уважаемый всеми в Германии, чудом переживший Холокост публицист еврейского происхождения Ральф Джордано, а также молодой голландский политикГерт Вилдерс, которого пресса относит к правым популистам: – Сегодня по Европе бродит другой призрак – призрак исламизма. И он опасен, как и призрак коммунизма, опасен политически, потому что ислам – это не просто религия, как многие наивно полагают. Ислам – это, прежде всего, политически опасная идеология. Эти слова Герт Вилдерс произнес, выступая в Берлине 2 октября. Далее Вилдерс удивил ссылками на имена борцов против коммунизма, назвав при этом Александра Солженицына, Вацлава Гавела и Владимира Буковского. Последнего он в своей речи процитировал, вначале приведя мысль Буковского о том, что Запад упустил возможности после падения коммунизма полностью публично разоблачить тех, кто на Западе потакал коммунистическим режимам, проводя политику разрядки международной напряженности и мирного сосуществования. Буковский, сказал Вилдерс, объяснил нам, что "холодная война была войной, в которой мы не одержали победу. Мы и не сражались за нее. В течение многих лет Запад проводил политику умиротворения советского блока, а умиротворением никакие войны не выигрываются". Вилдерс призывает европейских политиков перестать заниматься умиротворением мусульман на своей территории.  Об отношении к проблеме и лично к Герту Вилдерсу говорит Владимир Буковский: – Я думаю, что это серьезная проблема. Думаю, она сейчас даже гораздо серьезнее, чем люди могут ее оценить. Скажем, в Англии она менее заметна. Потому что там всего 2,5 миллиона мусульман, а во Франции – 7, а на маленькую Голландию – почти 2. Тут уже серьезная часть населения. Проблема состоит в том, что они не адаптируются, они не считают нужным ассимилироваться, хотя бы формально принять внешние обычаи страны пребывания. Я считаю, что это проблема даже не столько самих мусульман, сколько левых, которые делают решение этой проблемы невозможной. И сами мусульмане вели бы себя по-другому, если бы политики повели себя жестче. Чем больше политкорректности, тем хуже эта проблема будет решаться. Вот в этом я вижу беду, – предостерегает Владимир Буковский. Наиболее убедительная критика в адрес Саррацина и его приверженцев прозвучала из уст лидера "зеленых" в Европарламенте Даниэля Кон-Бендита: "Саррацин имеет успех на волне страхов, усилившихся в благополучных слоях населения вследствие мирового кризиса. Подобные феномены есть и в Голландии, и в Швеции, и во Франции. К сожалению, людям левых убеждений сейчас непросто вести полемику, когда в прессе доминирует приравнивание всех мигрантов к девушкам в головных платках. Широкие рациональные дебаты не могут идти, когда газеты пестрят заголовками: "Каждый десятый мигрант не желает интегрироваться!" Я предпочел бы в этом случае заголовок "9 из 10 мигрантов хотят интегрироваться!" Сейчас появилось много авторов, которые цитируют нечто из Саррацина и добавляют при этом: "Нужно, наконец, иметь право и мужество высказать правду". Конечно, необходимо говорить правду. Моя же правда выглядит так: идиоты есть среди христиан – также как и среди атеистов, евреев и мусульман. Но если поверить, что мусульмане неспособны строить демократию и жить в ней, тогда надо поверить, что Турция не имеет перспектив. Секуляризация ислама будет и в Германии заметно развиваться, и в ближайшие тридцать лет изменит мусульманское сообщество в стране" Испытывая влияние всей общественной системы, ее различных сфер, в том числе и политики, религия оказывает обратное воздей ствие на них. Она выполняет ряд функций: мировоззренческую, компенсаторную, регулятивную, интегрирующе-дезинтегрирующую, легитимирующе-разлегитимирующую и др. Она задает предельные критерии, абсолюты, с точки зрения которых понимается человек, общество, создает картину мира, обеспечивает целеполагание и смыслополагание, восполняет ограниченность, зависимость, относи тельность, эфемерность, ущербность бытия человека, обеспечивает общение и тем преодолевает одиночество, утешает, облегчает стра дания, обеспечивает катарсис. С помощью норм религиозного права, морали, многочисленных примеров для подражания, традиций, обы чаев, институтов осуществляется управление деятельностью, созна- нием и поведением индивидов, групп, общностей. Религия может в одном отношении объединять, а в другом разъединять индивидов, группы, институты, узаконивать некоторые общественные порядки, учреждения (государственные, политические, правовые и пр.), отно шения, придавать им «ореол святости» или, наоборот, объявлять их «нечестивыми», «отпавшими», «погрязшими во зле», «противореча щими Слову Божию». Она выдвигает высшее требование-максиму (лат. maxima — высший принцип), в соответствии с которым осу ществляется оценивание идей, действий, отношений, учреждений. Максиме придается обязательный и непреложный характер. Те или иные взгляды, поступки, общественные связи, институты могут вы ступать в религиозном облачении, и тогда их содержание разверты вается в религиозных формах. В зависимости от места религии в обществе ее влияние может быть большим или меньшим. Место религии меняется в ходе сакрали зации и секуляризации. Сакрализация (лат. sacrare — божеству посвя щать, освящать, объявлять неприкосновенным, ненарушимым, обогот ворять, причислять к богам) представляет собой процесс вовлечения в сферу религиозного санкционирования различных форм обществен ного и индивидуального сознания, общественных отношений, поведе ния и деятельности людей, институтов. Секуляризация (позднелат. saecularis — мирской, светский) — это процесс освобождения общест венного и индивидуального сознания от влияния религиозных идей и взглядов, общественных отношений, деятельности и институтов от ре лигиозного санкционирования. Тенденция к сакрализации характерна для докапиталистических типов обществ — первобытного, рабовла-дельческого, феодального. По мере становления буржуазных отноше ний, разрушения патриархально-средневековой общины, развития наук и промышленности расширяется процесс секуляризации. В настоящее время религия занимает разное место в различных странах и регионах. Степень ее влияния зависит от уровня и характе ра развития экономики и политики, классовых, межэтнических и иных отношений, от меры активности религиозных организаций и т.д. Велико влияниетрадиционных родо-племенных религий в ряде стран Африки, Южной Америки, в Австралии, ислама — в Северной Афри ке, на Ближнем и Среднем Востоке, в Индонезии, буддизма — в стра нах Индокитая, иудаизма — в Израиле; индуизма — в Индии, синтоиз ма—в Японии и т.д. Активно вмешиваются в различные сферы обще ственной жизни, в том числе и в политику, христианские организации в развитых странах — в США, Англии, Италии и т.д.