Непростое решение

Как и предполагал Коньков, разговор с Прохоровым получился трудным и неприятным. Ничего не подозревающий бизнес-аналитик вошел в кабинет руководителя с толстым блокнотом, готовый записывать новые поручения. Но открыть его он так и не успел — новость, которую сообщил ему Коньков, моментально выбила Прохорова из колеи.

— Слава, — сказал Коньков, старательно пряча глаза, — у меня для тебя не самое приятное известие. Ты отлично выполнил свое задание, мы все очень довольны. Но, должен признаться, мы не видим дальнейших перспектив совместной работы. Я сожалею, но мы приняли непростое решение расстаться с тобой.

Такого поворота событий Прохоров не ожидал. Удивленно взглянув на начальника, он часто заморгал и хотел было что-то ответить, но не нашел подходящих слов. Растерянность аналитика не ускользнула от внимания Конькова.

— Я тебя прекрасно понимаю, — попытался он утешить Прохорова. — Но войди и ты в наше положение. Мы впервые нанимали такого специалиста, как ты, и, конечно, был определенный риск. Это естественно. Но ты не расстраивайся. Мы решили тебя отблагодарить и выплатить выходное пособие в размере пяти месячных окладов.

После этих слов Прохоров наконец пришел в себя. Лицо его побелело, но уже через секунду покрылось крупными красными пятнами.

— Я же специально спрашивал тебя, Иван, — дрогнувшим голосом напомнил он, — о какой работе идет речь: временной или постоянной. И ты сам уверял меня, что работы хоть отбавляй. А теперь вы меня выгоняете! И что будет записано у меня в трудовой: что я проработал всего три месяца?

— Ну зачем так нервничать? — Коньков снял очки и по привычке протер стекла пальцами. — Я же говорю: у нас такое впервые… И потом, ты молодой, талантливый парень. Профессионал. Тебе надо развиваться, расти. А что тут у нас? Работы для тебя нет — ну охота тебе штаны в офисе просиживать? Ты же сам через месяц сбежишь. Ты ведь простоев не выносишь. Так что подумай: это твой шанс. Сейчас мы предлагаем тебе пять окладов — этого вполне хватит, чтобы спокойно искать новую достойную работу. А если ты уйдешь потом сам — а я уверен, так оно и будет, — то уйдешь ты в никуда и без пособия.

Красноречие Конькова только подлило масло в огонь. Поняв, что решение руководства окончательное, Прохоров успокоился и решил бороться за свои права.

— А меня здесь все устраивает, — с расстановкой произнес он. — И работу менять я не собираюсь. У меня двое маленьких детей, жена в декрете, не работает пока. Да и родители — пенсионеры. Я, как говорится, единственный в семье кормилец. Так что никуда я не уйду, буду делать карьеру здесь, у вас.

— Ладно, Слава, — сдался Коньков. — Ты подумай хорошенько над нашим предложением, посоветуйся, может, с кем-нибудь. А завтра мы с тобой еще разок все обсудим, идет? А сейчас извини, у меня совещание на носу.

Торг здесь уместен

На следующий день к переговорам подключился Бобров. Но и вдвоем убедить аналитика им не удалось. Прохоров хорошо подготовился к разговору и упорно гнул свою линию.

— Для моего увольнения должно быть какое-то основание. Если вы признаете, что работу я выполнил отлично, то за неисполнительность вы меня выгнать не можете. Дисциплину я тоже не нарушаю. Кроме того, вы сами признаетесь, что совершили ошибку. А раз так, то пять окладов — это неадекватная компенсация за мой уход по собственному.

Не дождавшись ответа, Прохоров продолжил:

— Поскольку формальных причин увольнять меня нет, я могу спокойно обратиться в суд, и уж поверьте, дело я выиграю. Тогда вы потеряете куда больше, чем пять моих окладов. И речь будет идти уже не только о деньгах. Насколько я понимаю, вы не заинтересованы в том, чтобы информация о кадровой политике компании просочилась, скажем, в прессу. И едва ли вы хотите, чтобы об этом инциденте узнали ваши сотрудники.

— Давай свои предложения, — выпалил побагровевший Бобров.

— Я так полагаю, написав «по собственному», я испорчу свою трудовую и еще долго буду искать новое место…

— Ближе к делу, — оборвал его президент.

— Вы предлагаете мне пять окладов. Я готов согласиться на десять, — уверенно произнес Прохоров и выжидающе посмотрел на президента.

— Но, Слава, — подал голос ошарашенный Коньков, — у тебя огромная зарплата. Это же чистый шантаж!

— Спокойно,— осадил его Бобров и, прищурившись, пристально взглянул на аналитика. — Я понял тебя, Слава. Мы обдумаем твое предложение.

Когда за Прохоровым закрылась дверь, Коньков вскочил с кресла и судорожно заметался по кабинету.

— Валентин Викторович, да мы таких компенсаций отродясь не платили! Не жирно ему будет?

— Не кипятись, Иван, с таким настроением проблему не решить. Нам надо все по-тихому устроить, без лишнего шума. Я, кстати, давно понял, что твой аналитик — парень принципиальный. Такой, и правда, в суд пойдет, и в интернет всю историю вывалит. Тогда огласки не избежать. Все решат, что у нас так заведено: возьмем специалиста, попользуем и выкинем. А нам своей репутацией рисковать никак нельзя. У нас куча новых проектов. Гглавное, первый раз так ошиблись и тут же — на тебе, получили по голове. Что будем делать, а, Иван? Может, в компании его оставим, пусть сидит под нашим присмотром? Или заплатим? Вот ведь черт! — выпалил Бобров и с силой ударил кулаком по столу.