11. «Войнаровский»

22 мая 1823 г. на заседании Воль­ного общества любителей российской словесности был прочитан отрывок нз поэмы Рылеева под названием «Ссыльный». А. Бесту­жев сообщает, что прочитанный отрывок был принят «душевным одобрением». Свое впечатление Бестужев формулирует в выраже­ниях, свидетельствующих о том, что новый опыт Рылеева был воспринят в его политическом содержании: «Рылеева Ссыльный полон благородных чувств и резких возвышенных мыслей». В 1825 г. новая поэма под заглавием «Войнаровский» вышла в свет от­дельной книжкой. Цензурные соображения, как можно предпола­гать, заставили автора устранить политический оттенок нз заглавия поэмы.

В соответствии с историческими интересами, общими для декабристов, предметом поэмы Рылеев избирает события нацио­нально-политической борьбы — выступление Мазепы, поддержан­ного его племянником и единомышленником Войнаровским, против Петра I. Трактовка исторических событий в поэме носит противо­речивый характер. В духе своих революционных идей Рылеев стремится осветить изображенные им события как политически- освободительную борьбу. Именно так толкует свои замыслы сам Мазепа в разговоре с Войнаровским:

Уж близок час, близка борьба, Борьба свободы с самовластьем!

Однако сквозь облик борца за свободу, в котором предстает перед Войнаровским украинский гетман, проступают иные черты, более близкие к историческому Мазепе. Весьма выразительна, хотя и мелодраматична, картина предсмертных видений Мазепы. Мятежный гетман кончает не как герой, погибающий за правое дело, а как преступник, терзаемый совестью. Не менее зна­чительна и сцена встречи Мазепы с пленным казаком, из раз­говора с которым гетман узнает, что народ не поддерживает его, а, наоборот, проклинает «как Иуду». Другие высказывания Рылеева о Мазепе, свидетельствующие о том, что фигура этого исторического деятеля живо занимала творческое воображение поэта-декабриста, позволяют восполнить недомолвки поэмы. В списке действующих лиц для задуманной Рылеевым еще до «Войнаровского» трагедии о Мазепе последний характеризуется так: «Человек властолюбивый и хитрый, великий лицемер, скрыва­ющий свои злые намерения под желанием блага к родине». Выступление Мазепы против Петра рассматривается как измена. В позднее обнаруженных рукописных фрагментах поэмы более определенно говорится о «мятеже», затеянном Мазепой из корыст­ных побуждений. В том же духе освещает фигуру украинского гетмана и приложенное к поэме Рылеева «Жизнеописание Мазепы», автором которого был декабрист Корнилович. Очевидно, героем свободы Мазепа выступает только в представлении Войнаровского, который своему вдохновителю «предался слепо». Но и он при­знается в том, что не мог проникнуть в глубину замыслов Мазепы:

Не знаю я, хотел ли он

Спасти от бед народ Украины,

Иль в ней себе воздвигнуть трон, —

Мне гетман не открыл сей тайны.

Больше того, через много лет, в уединении ссылки, размышляя над событиями прошлого, Войнаровский готов переоценить роль Мазепы и Петра и признать, что историческая и моральная правда была на стороне русского царя. Таким образом, некоторая доля романтической загадочности и даже поэтизации образа Мазепы не может скрыть иных, более реальных черт исторической фигуры честолюбивого гетмана.

Но зато Войнаровский, главный герой поэмы, как об этом свидетельствует и заглавие, был и остался пламенным патриотом и беззаветным борцом за свободу. Созданием образа Войнаров­ского Рылеев ввел в русскую романтическую поэму нового героя, основные черты которого отражают декабристское представление о «прямом гражданине» (слова Мазепы о Войнаровском). В от­личие от разочарованного, «хладного», индивидуалистически на­строенного героя южных поэм Пушкина, Войнаровский предстает перед читателем как герой-гражданин, в котором горит «пламеш. пылкий» любви к родине и свободе. Этими общественными моти­вами определяется вся деятельность Войнаровского. Некоторые традиционные черты романтического героя получают у Рылеева иное объяснение и значение. Войнаровский угрюм и мрачен не в результате разочарования и охлаждения, как это бывало обычно у романтического героя, а вследствие невозможности служить родине и свободе, вследствие того, что пламень патриота и свободолюбца в нем «горит напрасно». Войнаровский «всегда ди­чится и молчит». Но это не гордое одиночество романтического героя, а отсутствие родственной среды, единомышленников:

Иных здесь чувств и мнений люди: Они не поняли б меня, —

говорит Войнаровский историку Миллеру, с которым судьба столк­нула его в глуши сибирской ссылки. В беседах с неожиданным знакомцем глаза рылеевского героя загораются пламенем и «в из­бытке чувств», которые обличают в Войнаровском верного своим убеждениям гражданина, его слова «текут, как волны». Весь психологический облик Войнаровского отличен от того образа романтического героя, который получил популярность в русском романтизме под влиянием пушкинских Пленника и Алеко.

Своеобразен у Рылеева и образ героини, отвечающий граждан­скому характеру декабристского романтизма. Рылеев здесь не­зависим от южных поэм Пушкина с их романтическими женскими образами. Жена Войнаровского, разыскавшая его в Сибири и разделившая печальную участь мужа, выступает в поэме не только как верная, знающая свой долг подруга, но и как патриотка, пол­ная «высоких помыслов»:

Она могла, она умела Гражданкой и супругой быть.

Как и в поэмах других революционных романтиков, в «Вой­наровском» любовная интрига занимает побочное место. В центре сюжета стоят общественно-политические события. Это соответство­вало представлениям декабристов о поэме как одном из «вы­соких» жанров гражданской поэзии. Рылеев прокладывал здесь новую дорогу среди других образцов романтической поэмы, в кото­рых центральное место занимал любовный сюжет, а идейно- общественные мотивы оставались преимущественно средством психологического раскрытия характера.

Значительную самостоятельность проявляет Рылеев и в компози­ции своей поэмы. Внешние приемы построения «Войнаровского» еще несут следы романтической манеры. Поэма написана в форме исповеди героя, в которой рассеивается атмосфера таинственности, окружавшая героя при его первом появлении на сцене. Но эта внешняя форма изложения не мешает автору стать на путь поисков новой композиционной основы для своей, эпической по замыслу, поэмы. В «Войнаровском» отсутствуют те перестановки и разрывы в изложении сюжета, которые характерны для роман­тической композиции.

Отход от романтической условности в сторону жизненной правды заметно проявился у Рылеева в зарисовках быта и при­роды Сибири. Здесь автор «Войнаровского» использует уроки Пушкина, давшего в южных поэмах близкие к действительности пейзажные и этнографические картины. Работая над поэмой, Рылеев знакомится с географией и этнографией Сибири по тогдашним журналам и рассказам лиц, бывавших в Якутске. Уже первые строки поэмы в точных и конкретных деталях воспроизводят' колорит изображаемой местности: В той же манере ведется и описание бытовой обстановки:

Вот, вздув огонь, пришлец суровый, Проворно жпрннк засветил, Скамью придвинул, стол сосновый Простою скатертью накрыл И с лаской гостя посадил...

Поэма «Войнаровский» явилась значительным шагом вперед в художественном развитии Рылеева по сравнению с «думами». Пушкин, сурово отозвавшийся о «думах», писал брату в январе 1824 г.: «С Рылеевым мирюсь. «Войнаровский» полон жизни».

Интересны суждения Пушкина и о языке поэмы Рылеева. Сравнивая ее с появившейся тогда же поэмой Козлова «Чернец», он находил у Рылеева «более замашки или размашки в слоге» (письмо Вяземскому 25 мая 1825 г.). Но особенно значительно, при всей своей краткости, следующее суждение Пушкина о Ры­лееве: «Слог его возмужал и становится истинно-повествователь­ным, чего у нас почти еще нет» (письмо Л. Бестужеву 12 января 1824 г.). Русская поэзпя предшествующего времени, от классицизма до романтизма включительно, не разрешила проблемы повество­вательного, эпического слога, хотя отдельные поэты немало сде­лали в этом направлении. Даже проза, которую Пушкин за ее любовь к стилистическим украшениям называл детской, не овла­дела еще искусством простого рассказа. Новые стилистические принципы, нашедшие выражение в «Войнаровском», позволили Пушкину говорить о возмужании рылеевского слога и об истинно-повествовательном характере его. Делая оговорку («чего у нас почти еще нет»), Пушкин имел право подразумевать прежде всего самого себя, так как над выработкой истинно- повествовательного слога он трудился до Рылеева и независимо от Рылеева. Больше того, именно в стихотворном языке он справедливо считал себя «учителем» Рылеева, с чем соглашался и поэт-декабрист (в письме 10 марта 1825 г.). Повествовательный слог «Войнаровского» — это, с одной стороны, точная лексика, да­лекая от метафорического и перифрастического стиля, усвоенного широкой романтической поэмой. Это, с другой стороны, сжатый, основанный на преобладании простых предложений синтаксис, чуждый синтаксической усложненности поэтического языка, со­хранившейся и после карамзинской реформы. В понятие повество­вательного слога в широком смысле слова нужно включить, наконец, и эпическую манеру быстрого, сжатого рассказа о собы­тиях, которая отличала поэму Рылеева от драматизированного изображения событий, свойственного романтической поэме.

Эпические тенденции «Войнаровского» толкали Рылеева к отказу от лирической манеры изложения, свойственной романтической поэме. Сравнительно немногочисленные вопросы и восклицания в «Войнаровском» не являются выражением авторского лиризма, а мотивированы сказовой формой изложения большей части поэмы.

В соответствии с новыми тенденциями рылеевского слога на­ходится и использование автором «Войнаровского» местных сибир­ских слов, например: жирник, варнак, юрта.

Поэма «Войнаровский».

Воплощая свои замыслы и опираясь на опыт романтических поэм Пушкина, учась у него стихотворному языку, Рылеев начал в 1823 году трудиться над поэмой «Войнаровский» (1825). Эта поэма, воскресившая эпизоды изменнической политики Мазепы, была подготовлена всей литературной практикой Рылеева, а ее сюжет намечен в думах «Волынский», «Наталия Долгорукова», «Меншиковв Березове», в особенности же в трагедии «Мазепа», замыслы которой поэт набрасывал в 1822 году. Образ Мазепы к этому времени уже приковал внимание двух гениев мирового значения. О нем упомянул Вольтер в «Истории Карла XII» (1731), а Байрон опубликовал в 1819 году поэму«Мазепа».

Поэма Рылеева создавалась на волне стремительного подъема освободительного движения, непрерывного роста революционного самосознания и художественного мужания самого Рылеева. Это придало ее содержанию дух мятежности и бунтарства, а форме — блистательность, очаровавшую Пушкина. Основная тема поэмы — борьба за национальную независимость Украины. Сюжетом поэмы послужила жизнь Войнаровского, племянника и сподвижника Мазепы, его борьба за свободу родины и ссылка. В сюжет включен и любовный мотив — женитьба Войнаровского на простой казачке, разлука, а потом неожиданная встреча с ней в Сибири. Но определяющий пафос произведения гражданский.

Поэма «Войнаровский» — высшее достижение поэтической эволюции Рылеева. Ведущие ее персонажи воплощаются им как в той или иной мере психологически сложные. Поэт рисовал Войнаровского героически отважным тираноненавистником, привыкшим с детства «чтить Брута», душою«истинно свободного» и благородного «защитника Рима». В яростном сопротивлении деспотизму он не пощадил бы и Мазепу, своего родного дядю, если бы знал о его коварстве. Это пламенный патриот, готовый ради родины на любые жертвы. На прямой вопрос Мазепы о его готовности при случае не пожалеть себя за Украину он без раздумья восклицает: «…стране родимой Отдам детей с женой любимой; Себе одну оставлю честь». Для современников поэмы эти слова звучали как клятва на верность — родине и как призыв к гражданской жертвенности.

Войнаровский ясен умом, благороден душой, детски доверчив к людям, прям, непосредствен в своих поступках. Полюбив простую, бедную казачку, он пронес это чувство через всю свою жизнь. С какой сердечностью Войнаровский вспоминает о ней, погибшей в снегах Сибири, сумевшей «…И жар к добру души прекрасной, В укор судьбине самовластной, В самом страданье сохранить».

Обладая огромной внутренней культурой, герой выделялся и внешней образованностью. Историк Миллер, встретившийся с ним в Сибири, увидел в нем «стран европейских просвещенье».

Судьба Войнаровского трагична. Предназначенный по своим задаткам к великим деяниям, он стал жертвой коварных происков Мазепы и превратился в несчастного пособника его карьеристских интриг. Войнаровский не знал истинных намерений Мазепы и, слепо веря в его«патриотизм», чтил в нем «главу народа». Глубокую веру Войнаровского в Мазепу сильно поколебали, но окончательно не рассеяли даже длительные годы ссылки. И это явилось причиной его противоречий в отношениях к Петру и Мазепе, в осмыслении своей деятельности. Ему и перед самой смертью было неясно, кого порицать и кого благословлять. Обуреваемый сомнениями, он признается Миллеру: «Ах, может, был я в заблужденье, Кипящей ревностью горя; Но я в слепом ожесточенье, Тираном почитал царя…»

Если субъективные намерения Войнаровского рисуются последовательно положительными, то Мазепа изображается иначе. Поэт не скрывает отрицательных свойств гетмана, его честолюбия и коварства. Даже преданный ему Войнаровский отмечает его хитрый и скрытный нрав. Пытавшийся «себе воздвигнуть трон» на Украине, Мазепа рисуется к тому же и обольстителем. Теряя в предсмертной болезни сознание, трепеща и цепенея, «Он часто зрел в глухую ночь Жену страдальца Кочубея и обольщенную их дочь». Войнаровский колебался в оценке замыслов Мазепы. Народ же Украины не сомневался в их бесчестности. Один из пленных украинцев, взятых казаками Мазепы, так отвечал бывшему гетману на вопрос о событиях в Батурине: «Народ Петра благословлял… Тебя ж, Мазепа, как Иуду, Клянут украинцы повсюду».

Но в поэме наряду с осуждением еще более отчетливо проступает и оправдание Мазепы. Мазепа наделяется необычайным умом ( «Дивилсяя его уму») и добрым сердцем ( «Как дед дарил малюток милых»). Он умел покорять окружающих его людей: «мы обожали в нем отца». Предатель и палач украинского народа, связанный с иезуитами, жестоко подавлявший крестьянские восстания, рисуется даже как вольнолюбивый патриот: им произносятся слова, проникнутые ненавистью к самовластью и любовью к родине.

По верному суждению Пушкина, Войнаровский и Мазепа как исторические лица в поэме «своевольно искажены», идеализированы. Полемизируя с Рылеевым, поэт в предисловии к «Полтаве» писал: «Некоторые писатели хотели сделать из него (Мазепы) героя свободы, нового Богдана Хмельницкого. История представляет его честолюбцем, закоренелым в коварстве и злодеяниях».

Рылеев располагал обстоятельными объективными сведениями о том и о другом. В задуманной им до «Войнаровского» трагедии о Мазепе он совершенно недвусмысленно характеризовал гетмана «властолюбивым и хитрым», «великим лицемером», коварным предателем, честолюбцем, для которого не было ничего священного, кроме цели своих стремлений. В этой трагедии Войнаровский рисовался «пылким, благородным». Но в«Жизнеописании Войнаровского», составленном А. А. Бестужевым и предпосланном поэме, он предстает сознательным участником тайных замыслов Мазепы, обладателем огромного состояния, унаследованного от Мазепы и давшего ему возможность вести рассеянную жизнь за границей, где он был выдан царскому правительству и сослан со всем семейством в Якутск.

Во имя пропаганды идей патриотизма и свободы Рылеев пренебрег историческими фактами и представил Войнаровского последовательным борцом против самодержавной тирании, каким он не был, а Мазепу показывал в двойственном свете, окутывал таинственностью неразгаданности. Ложному освещению Мазепы способствует в поэме и то, что он выступает в восприятии Войнаровского, которому автор передоверил все права повествователя.

«Войнаровский»- романтическая поэма героико-патриотического жанра. Ее ведущие образы — герои, борющиеся за независимость своей родины. Это не беспочвенные одиночки, отщепенцы, ушедшие в себя, в свой духовный мир, а вожди, возглавляющие движение народа. Их одиночество, явившееся результатом поражения, вынужденное, приносящее им страдание.

Поэма «Войнаровский» — классический образец романтической архитектоники. Ее центром служит фигура главного героя. Кроме вступления, являющегося своеобразным прологом ко всей поэме, короткой описательной ремарки, связывающей первую и вторую части поэмы, и эпилога, поэма представляет собой исповедь Войнаровского. Она покоряет мастерством повествования. Великолепна здесь беседа Войнаровского с Мазепой. Психологически весьма тонко воспроизведен бред больного Мазепы. Однако исповедь Войнаровского не превратилась в подробную историю событий, раскрытых во всей их сложности. Войнаровский логически связно, причинно-обусловленно рассказывает о своей жизни, начиная с младенческих лет. Но, освобождая исповедь от прерывности, фрагментарности и загадочности, так свойственных композиции элегико-гуманистических поэм, например «Людмиле» Жуковского, Рылеев отбирает для нее лишь самые значительные, вершинные эпизоды, передавая их предельно сжато. Основные эпизоды этой исповеди — повесть ранних лет, полных военных отваг, любовная новелла, драматическая история борьбы за независимость родины, ссылка. Чередование быстро сменяющих друг друга красочных эпизодов, объединенных лишь образом героя, придало поэме динамичность.

Романтический характер структуры поэмы подкрепляют резко антитетичные характеры (благородный Войнаровский и коварный Мазепа) и необычные ситуации: стремление Войнаровского к подвигам и его участие в коварном замысле Мазепы, идиллия любви Войнаровского с казачкой, разлука с ней и встреча через много лет в снегах Якутии и т. п.

Необычен и внешний облик основных героев поэмы. Войнаровский появляется с «беспокойным» взором, с «суровым, тоскующим» выражением лица, с тревожными думами, отпечатавшимися на его челе, с сверкающим «пламенем» в глазах. Исповедь Войнаровского, горячая, взволнованная, сердечная, стремительная, обусловила эмоциональную приподнятость ее речевого строя. Как и в думах, в ней громко звучит декабристская фразеология ( «борьба свободы с самовластьем», «прямого гражданина», «друг отчизны», «тиран»), но «убывают» славянизмы и повышается роль общеупотребительных слов. Это придает возвышенному языку поэмы непосредственность и естественность.

Эмоциональная патетика исповеди ярко отразилась в вопросительно-восклицательной, часто драматической интонации, в многочисленных повторениях, анафорах и многозначительных недоговоренностях. Эмоционально напрягая речь рассказчика, поэт нередко повторяет начальное слово строки три раза: «Уж хутора вдали мелькали, Уж в куренях я зрел огонь, Уже я думал — вот примчался!»

Многоточие как форма выражения недоговоренности, обрыва фразы, зачастую усиливая переживание, является и паузой, отмечающей длительность изображаемой ситуации: «Но скоро пылкая любовь и в милой деве запылала… Настала счастия пора!»

Мрачная, драматическая история Войнаровского подкрепляется эпитетами преобладающе сурово-мрачного ( «угрюмый приют», «вид унылый п суровый», «гробовой холм») и эмоционально повышенного свойства ( «сверкающие глаза», «нестерпимые муки», «пылкая душа»). В полном соответствии с драматическими перипетиями ведущего героя поэмы находятся и сравнения: необычные, с явным тяготением к гиперболичности («и мы, как туча громовая», «казалась трупом вся земля»), эмоционально подчеркнутые ( «Увяла в цвете юных лет, Безвременно, в Сибири хладной, Как на иссохшем стебле цвет В теплице душной, безотрадной»).

В поэме широко показана природа. Служа фоном, оттеняя душевное состояние Войнаровского, она проникнута, как и словесно-изобразительные средства, сумрачностью. В степи «дикой и пустой», в постоянных сражениях провел Войнаровский годы молодости. В местах «унылых» промелькнули его три года счастья с любимой. В «степи глухой» открылся ему Мазепа в своей ненависти к Петру. В стране «пустынной», среди безбрежных снегов и угрюмых лесов, текли его годы изгнанья, и он, «как климат сибирский, стал В своей душе жесток и хладен». Картиной природы, словно увертюрой, начинается поэма: «В стране метелей и снегов…». Зарисовкой одинокой могилы и сидящего на ней «в оцепененье роковом» Войнаровского она завершается.

Лирическую непосредственность и живость исповеди Войнаровского сообщают разговорный четырехстопный ямб и вольный размерее строф, то кратких, то длинных, в зависимости от характера воссоздаваемого эпизода.

В этой героико-романтнческой лиро-эпической поэме, весьма динамической по своей интонации и развитию, еще более, нежели в предшествующих произведениях, ощутимы признаки реализма: строгая локальность происходящих событий, точная реально-бытовая речь, допускающая диалектизмы ( «заимка», «варнак», «юрта», «ясак», «чебан», «жирник»), отказ от причастной рифмы, ясная, сжатая, краткая фраза, этнографическая верность изображения природы.

Пушкину очень понравилась обрисовка палача из кошмарного сна Мазепы: «Вот засучил он рукава, Вот взял уже секиру в руки… Вот покатилась голова, И вот другая!.. Все трепещут!» На нолях Пушкин написал: «Продай мне этот стих!» Его восхитили строки: «Мазепа горько улыбнулся; Прилег, безмолвный, на траву И в плащ широкий завернулся».

«Войнаровский»-центральное произведение Рылеева, вошедшее в ряд самых лучших поэм гражданско-героического романтизма. Прочтя отрывки поэмы, опубликованные в 1824 году в «Полярной звезде», Пушкин написал 12 января 1824 года А. А. Бестужеву: «Рылеева „Войнаровский“ несравненно лучше всех его „Дум“». Ознакомившись в 1825 году со всей поэмой, Пушкин не изменил своего одобрительного к ней отношения, правда, сделав ряд критических замечаний, в особенности об «истуканности» Миллера.

Поэма «Войнаровский» оказала сильное воздействие на декабристскую поэзию, в частности на творчество А. А. Бестужева-Марлинского (баллада«Саатырь» и поэма «Андрей, князь Переяславский») и В. Ф. Раевского ( «Дума»). Ее влияние сказалось на произведениях А. Яковлева («Чигиринский казак»), А. Подолинского ( «Гайдамаки») и многих иных. Ее отзвуки несомненны в поэмах Огарева ( «Дон») и Некрасова ( «Русскиеженщины»).

Эта поэма с интересом читалась и последующими поколениями. Запрещенная царским правительством, она распространялась в списках, из которых в настоящее время в центральных и областных архивах, по подсчету исследователей, сохранилось более ста. Герцен находил в«Войнаровском» «большие красоты». Н. П. Огарев в 1861 году в предисловии к сборнику «Русская потаенная литература XIX столетия» писал:«Перечитывая „Войнаровского“ …мы пришли к убеждению, что он и теперь так же увлекателен, как был тогда».