Книга третья

Материалы к преистории русов 423

Пословицы, относящиеся к преистории русов 424

Военная подготовка 426

Новые способы исторического анализа 429

Другие исторические источники 468

Расселение славянских племен 474

Киевское государство и источники о нем 475

О славянских Божествах ' 481

О славянской мифологии 485

О славяно-русской мифологии 490

Пословицы русского народа 500

Некоторые обычаи 501

Некоторые поговорки 502

Волос - ведийский Пушан 504

Индра-Ондра-Ведро-Яро-Солнце 507

Мать-Сыра-Земля - Великая Мать Сурья-Земля 507

Божества славяно-русов 509

Праздники славян 515

Биографические заметки

Надо понять и уверовать в то, что Русь — это мы, а древняя Русь - тоже мы, и если Бог поможет, то и будущая Русь тоже будем мы!

Не знать своего прошлого может только «объект», а не «субъект» цивилизации и культуры.

Ю. Миролюбов

Юрий Петрович Миролюбов родился 30 июля 1892 года в городе Бахмут Екатеринославской губернии в семье священника. В годы революции в застенках ЧК в Киеве был убит его отец. Мать его, урожденная Лядская, происходившая из известного запорожского казачьего рода, скончалась на Украине в 1933 году. Всего детей в семье было четверо: три брата и сестра. Средний брат, штабс-капитан, убит в гражданскую войну. Старший брат с сестрой остались после революции на родине.

Детство и юность Юрия Петровича прошли на Украине и Кубани, где любознательный мальчик жил на лоне природы в кругу любимой семьи и среди простых людей.Не закончив обучения в духовном училище, куда был определен по желанию отца, Юра перешел в гимназию, по окончанию которой поступил в Варшавский университет. Незадолго до начала Первой мировой войны, Юрий Петрович перевелся в Киевский университет, где обучался на медицинском факультете. После объявления войны он добровольцем в чине прапорщика идет на фронт.

В гражданскую войну он был в рядах вооруженных сил Центральной Рады в Киеве, а затем ушел на Дон, где служил в войсках генерала Деникина. В 1920 году Миролюбов был эвакуирован в Египет, где ему удалось устроиться в экспедицию, направлявшуюся в Центральную Африку. По пути он заболевает и попадает в госпиталь в Южной Африке. Отсюда, после выздоровления, он уехал в Индию, где пробыл очень недолго и вынужден был искать пристанище в Турции. При содействии русского консула в Стамбуле, Миролюбов в конце 1921 года добился разрешения на переезд в Прагу и обучение в Пражском университете, где, как и все русские студенты-эмигранты в Чехословакии, получил государственную стипендию. Прагу Миролюбов вынужден был покинуть по политической причине, получив право на жительство в Бельгии.

В Бельгии он работал в химической лаборатории Лувенского университе-

та, а также химиком на предприятиях металлургической промышленности. Вместе с женой - женился он в 1936 году - Миролюбов эмигрирует в 1954 году в США. В Сан-Франциско некоторое время он редактирует русский журнал «Жар-птица». Заболев в 1956 году тяжелой формой артрита, Миролюбов потерял трудоспособность, однако продолжал свою публицистическую и писательскую деятельность, которую начал, живя в Бельгии. В 1970 году Миролюбовы принимают решение переселиться в Германию на родину жены. По пути в Европу Юрий Петрович заболевает воспалением легких. В открытом море, на пароходе 13 ноября 1970 года он скончался. В последние минуты жизни, уже потеряв сознание, Юрий Петрович, будучи глубоко верующим православным христианином, перекрестился почти парализованной артритом рукою.

Ю.П.Миролюбов обладал поистине необъятным кругом интересов, в центре которого была горячая любовь к покинутой родине, ее природе, истории и народу. Еще в раннем детстве он познакомился с изустной историей своего народа. На его пылкое детское воображение неизгладимое впечатление произвели услышанные им народные поверья, сказы, сказки, фольклор. Он пишет об этом следующее.

«В нашей семье жила древняя старуха - Варвара, которую все называли «Прабой» или «Прабушкой». Ей было под девяносто лет, когда мне было пять. Она вынянчила еще отца и деда. Это была крестьянка, которую помещик «подарил» прадеду в возрасте 12 или 13 лет. Прадед с ней обращался ласково и даже дал ей волю, но она сама не захотела покидать семью и вжилась так, что стала повелительницей. Мой отец слушался ее беспрекословно до седых волос. Мать ее почитала, а служащие величали ее либо «Прабушкой», либо «барыней». Она и в самом деле была барыней, потому что всем правила, а главное, всех любила и обо всех заботилась. Дедовские обычаи она знала наизусть, знала народный фольклор, язычество и верила в дедовщину. Мать моя была такая же, а отец, если и не соглашался, то замолкал... Позже, когда умерла «Праба» Варвара, к нам переехала на жительство старуха Захариха с больным мужем. Захариха была южнорусской сказительницей...

Я полюбил стародавнее... Когда я поступил в духовное училище, мне пришлось тяжело сочетать знания, полученные от «Прабы», матери или отца (история) с тем, что говорилось в школе. Любовь же к родной дедовщине, поддержанная моим добрым учителем, инспектором Тихоном Петровичем Поповым, так и осталась на всю жизнь. Он внушил мне потребность записи разных преданий, песен, сказок и пословиц; Я стал записывать и многое он переписывал из моей книжки, чтобы использовать для своего большого труда по преистории славян-руссов. Труд этот, как и сам Т.П.Попов, погиб в революцию....

Я сохранил мою книгу записей по южнорусскому фольклору! Как? А Бог его знает!»

В 20-х годах с этим фольклором ознакомился и высоко его оценил профессор Д.П.Вергун, который настоятельно посоветовал Юрию Петровичу заняться изучением славянского прошлого. Живя в Бельгии, Юрий Петрович все свое свободное время от службы посвящал глубокому изучению древней русской истории и истории славянства. Он использует все труды на русском, других славянских и иностранных языках по интересующим его проблемам, задумывает написание ряда работ на основе сохранившихся у него записей, среди которых: «про древнюю русину», «про русину землю», «про хату русу», «про карпат гору», «про русу стеновую», «про князя Кия», «про Киева-града».

Однажды в Брюсселе Миролюбов познакомился с художником Али Изен-беком, бывшим в годы гражданской войны командиром артиллерийской батареи в Белой Армии. Как-то в разговоре с Изенбеком Юрий Петрович, рассказывая о своем увлечении древней историей славянства, посетовал на отсутствие оригинальных источников, препятствующее ему заглянуть достаточно глубоко в прошлое русского народа. Изенбек сказал, что в 1919 году, в разгромленной помещичьей усадьбе под Орлом, он нашел кучу небольших дощечек с выцарапанными на них письменами на непонятном, как ему кажется, славянском языке. Будучи участником многих археологических экспедиций в Средней Азии, он почувствовал, что дощечки могут иметь историческую ценность. Поэтому он дощечки собрал, и ему удалось не только вывезти их из России при эвакуации Крыма, но и сохранить. Изенбек привел Юрия Петровича к себе домой и показал ему два кожаных мешка, в которых хранились дощечки, часть которых была поломана. Миролюбов пишет: «Я , взял дощечки и поразился! Они были несомненно на славянском языке, но каком-то архаическом, что даже слов нельзя было разобрать. Сразу было видно, что это многостолетняя давность».

Изенбек позволил Миролюбову заняться изучением и перепиской написанного на дощечках с условием, что Юрий Петрович будет заниматься этим в его квартире. После «адских» трудов, длившихся с 1927 по 1936 год, Миролюбову удалось разобраться в дощечках, местами попорченных временем, частично поломанных с недостающими частями, переписать начертанный на них текст, расшифровать и перевести его на современный язык. По мере обработки дощечек, Миролюбов отсылал переписанный оригинальный текст и его перевод в Русский музей в Сан-Франциско, куда были посланы также и фотографии нескольких дощечек.

Сакралънос Руси

В 1941 году, во время оккупации Бельгии немцами, скоропостижно скончался Изенбек. Поскольку он не имел семьи и родственников, присмотр за квартирой умершего полиция поручила хозяину дома, в котором он жил. Лишь через несколько недель после смерти Изенбека было установлено, что все свое имущество, состоявшее главным образом из картин, он завещал Миролюбову. Прибыв на квартиру Изенбека, Миролюбов с ужасом обнаружил, что дощечки исчезли. Возникло подозрение, что хозяин дома, имевший ключи от квартиры, использовал дощечки для растопки плиты...

Лишь через 15 лет после смерти Изенбека, при посредничестве А.А.Кура (генерала Куренкова) и Сергея Лесного (Парамонова) была начата публикация дощечек в журнале «Жар-птица». Сергей Лесной назвал текст дощечек «Влесовой книгой», по имени Влеса (Белеса) - языческого божества. Хотя во «Влесовой книге» содержится немало летописных сообщений, но тем не менее по своей тематике и структуре она не является летописью. Текст дощечек рассказывает о генезисе древних славян, об их истории и мифологии, об их долгих скитаниях и войнах, там содержится много сведений географического, бытового и социального характера. По словам Миролюбова, вместо ожидаемых им «точной хронологии, описания точных событий, имен, совпа-. дающих со смежной эпохой других народов, династий князей... там оказалось описание событий, о которых мы ничего не знали, обращение к патриотизму руссов»..

«Влесова книга» написана на странном языке — это не древнерусский и не церковнославянский, а совершенно неизвестный язык. Текст «Книги» начертан буквами, представляющими смесь кириллицы, глаголицы и рунического письма. «Книга» полна отживших языковых форм, в ней встречаются слова и очень древние, и такие, о происхождении которых можно лишь догадываться.

Как содержание «Влесовой книги», так и ее язык произвели на Миролюбова огромнейшее впечатление. Самозабвенно работая над расшифровкой и переводом текста дощеч'ек, он думал об осуществлении давнишнего замысла, навеянного ему его братом Николаем, - написать фундаментальный эпический труд о жизни и ратных деяниях легендарного киевского князя Святослава. Ему казалось, что язык дощечек открывает ему путь к языку, на котором говорили в конце языческого периода Руси. В 1935 году он принимается за осуществление своего замысла, начиная писать книгу на языке хотя и незнакомом, но понятном современным русским людям. Свой капитальный труд, названный «Сказ о Святославе хоробре, князе Киевском», Юрий Петрович закончил в 1947 году.

Одновременно с работой над книгой «Сказ о Святославе хоробре, князе Киевском», Юрий Петрович писал рассказы, стихотворения и многочислен-

ные статьи для зарубежной русской прессы. По окончанию работы над «Сказом о Святославе...» он написал ряд книг, которые, как и «Сказ» остались до его кончины не опубликованными.

Самоотверженными усилиями, ограничивая себя во всем, вдова Юрия Петровича, у которой сохранилось более 5000 страниц литературного наследия Мнролюбова, начиная с 1974 года, издает одну за другой написанные им книги. К первой изданной ею книге - «Бабушкин сундук» - она предпослала трогательное письмо покойному супругу, Она пишет в нем: «То, в чем судьба тебе отказала в жизни, кажется, теперь осуществляется. Эта книга является небольшим сборником твоих рассказов. В тот момент, когда ты навсегда покидал меня, я обещала тебе сделать все, что в моих силах, для опубликования твоих произведений...»

И обещание свое «маленькая Галичка» неукоснительно выполняет, преодолевая настойчиво и храбро все трудности. За первой изданной книгой IO.П.Миролюбова последовали: «Родина-Мать» (1975), «Прабкино учение» (1977), ««Риг-Веда» и язычество» (1981), «Русский языческий фольклор. Очерки быта и нравов» (1982), «Русская мифология. Очерки и материалы» (1982), «Русский христианский фольклор. Православные легенды» (1983), «Славяно-русский фольклор» (1984).

И наконец у нас, в России, впервые выходит в свет двухтомное издание, включающее шесть произведений Ю.П.Миролюбова, в которых читатель найдет много нового и интересного для себя.

От издательства.

Юрий Миролюбив

«Риг-Веда» и язычество

ДРЕВНОСТЬ ЧЕЛОВЕКА ВООБЩЕ

Сейчас уже вполне ясно и без особых доказательств, что человек является современником мастодонтов и динотериумов середины третичного периода. В легендах и сказаниях мы находим образ исчезнувшего допотопного мира то в виде дракона, ползущего по земле и изрыгающего дым и пламя, то в виде дракона, крылатого и многозубого. Само собой разумеется, что дым и пламя происхождения геологического и в воспоминаниях людей ассоциировавшегося с драконом. Есть, однако, целая плеяда ученых это отрицающая. Относительно четвертичного периода споров нет, и большинство ученых признает этот период за начало человека. Но особенно настаивают на «интервале Миндель-Рисс». Основываются ученые при этом на отсутствии «каменных орудий». Однако нам известны племена гвахарибос, в бассейне Амазонки, употребляющие только дерево и зубы животных. Вероятно, первые люди тоже прошли сначала через деревянный век, а затем вступили в век каменный. Дерево, как известно, истлевает совершенно в сравнительно короткий срок. Ненахождение таких орудий до сих пор не доказывает, что такого века не существовало. В этот век люди были «собирателями», то есть искали ягоды, плоды, грибы, зерно, а при случае, как гвахарибос, («Ориноко и Амазонка», французская экспедиция 1951 и 1952 годов с участием короля Леопольда III), не брезговали и насекомыми, моллюсками, ракушками и т.д. Охота и рыбная ловля носили тоже случайный характер в их жизни и питании: они пользовались случайно раненой рыбой или добывали животных из их убежищ, раскапывая норы. В этот период жизни людей, конечно, они чаще голодали, чем питались. Пища была сырой, и огня или приготовления пищи на огне люди еще не знали. Потребовались века, а, может, и тысячелетия прежде, чем они ни пришли, случайно или в результате открытия, к варке пищи или к приготовлению жареного на огне мяса. Только с момента овладения огнем люди стали быстро продвигаться вперед по пути развития. В огне они стали обжигать наконечники своих копий, стрел и дубин. В огне же они стали расщеплять первые кремневые наконечники. Стоит раскалить такой наконечник и затем бросить его в воду, чтобы получился осколок с острыми краями. Вероятно, первым «ножом» им служили отточенные на камне раковины. При их помощи они стали снимать шкуры зверей без того, чтобы разорвать края. Этим, вероятно, занимались женщины, которым мужчины приносили убитых антилоп, кабанов и других животных.

Присутствие человека в четвертичный период во Франции и Англии доказано. Однако он не мог ниоткуда взяться без того, чтобы жил где-либо прежде. Нам кажется удобней предположить, что человек жил и раньше, но весьма редкими поселениями, а, может быть, и немногочисленными племенами.

Возможно, что он был и раньше, но не мог размножиться благодаря отсутствию средств защиты. Если огня он не знал, то всякие звери легко могли уничтожить его, если не днем, так ночью, в пещерах или в убежищах, на деревьях или в скалах гор. Необходимость заставила его искать сначала пещеры, а затем и оружие, огонь и т.д. Только после возможности разводить ночные огнища человек оказался в безопасности. Дикие звери боятся огня. Значит, человек должен был заключить, что раз звери боятся огня, то последний может служить ему защитой. Достать же огонь было не так трудно, например, вследствие грозы. И сейчас можно видеть, как молния попадает в дерево, и начинается лесной пожар.

Найденные скелеты типа неандертальских на горе Карме ль, в Палестине, доказывают, что люди там жили во времена около 60 тысяч лет до Р.Х. Между тем, они могли быть и более раннего периода, так как заключения о тысячелетиях всегда несколько произвольны. Неандертальский человек был и возле Дюссельдорфа. Если считать только Неандерталь и гору Кармель за границы расселения тогдашнего человека, то оказывается, что он уже занимал огромную территорию. Невозможно вообразить, что он начался с несколько более раннего периода. Первобытный человек неохотно покидал родные ему места и дойти до Палестины в такой короткий период он не мог. Для этого ему нужны были тысячелетия. Единственно, что можно предположить, это то, что он должен был уходить от льдов ледникового периода. Если же он жил одновременно в Палестине и возле Дюссельдорфа до ледникового периода, то такое его распространение могло произойти только в течение тысячелетий. Особенно нельзя забывать трудностей примитивного человека. Охоту он уже знал и огонь тоже, но охота давала лишь нерегулярный источник питания. Между тем, рыбная ловля в Палестине, например, была более чем проблематичной.

Изыскания югослава Малинковича, Кроле, Вегенера и Кеппена приводят к следующим цифрам: последняя глассиация Вюрма 120 000 лет до Р.Х., а интерглассиация Вюрм-Рисс - 190000 лет до Р.Х. Третья глассиация (Рисе) около 240000 лет. Второй между ледниковый период (Миндель-Рисс) от 240 до 440000 лет. Второй период гласиации (Миндель) от 440 до 480000 лет и эпоха, предшествовавшая интерглассиации (Гюнц-Миндель), от 480 до 550 000 лет. В это время человек уже есть повсюду в Старом Свете и, вероятно, он был свидетелем первого ледникового периода четвертичной эпохи, то есть около 600 000 лет тому назад (Арамбург, «Генезис человечества», Париж 1943 г.; А.Бланк, «Орижине...» Рим 1945 г.; Грей, «Преистория»; Эберт, Манаж, Манжен, Обермайер, Перико, Рюст и др.).

ВЕДИЗМ НА ЗАПАДЕ

Начиная говорить о ведизме, мы должны отметить, что европейские санскритологи еще не удосужились перевести по-настоящему даже «Риг-Веду» и что поэтому мы, пользуясь неверным периодом Ланглуа, который относится к 1848-1851 годам и, по свидетельству индусов, далек от оригинала и исполнен подчас совершенно ненужного лиризма, не можем дать слова, что все, нами написанное, точно и соответствует действительности. Такая точность возможна лишь при точном документе. Если же последний всего лишь приблизителен, то и мы можем из него вывести лишь некую главную линию, которую все же видим, несмотря на плохой перевод. Из «Атхарва-Веды» переведена лишь пятая часть Виктором Анри около 1891-1896 гг. «Упанишады» почти целиком переведены уже с английского, немецкого и т.д., но прямого перевода с санскрита на французский нет. Правда, есть еще версия Д'Анкетиля и труд Абель Бер-гень «Ведическая религия по гимнам «Риг-Веды» (1878-1883 гг.). Латинский перевод «Упанишад», сделанный Д'Анкетилем в 1801-1802 ГГ. с персидского языка, является первым ценным источником, но тем не менее, как мы сказали, прямого перевода с санскрита на французский нет. Шези уже занимался санскритологией, но первым настоящим ученым в этой области надо считать Эж.Бурнуф, который после англичанина Кольбрука (1805 г.) занялся ведической филологией (1825-1835 гг.), но и этот ученый оставил лишь разрозненные стихи и заметки в «Комментариях к Ясне». Германские ученые Макс Мюллер и Рот взялись по-настоящему за труд. К их чести нужно отметить, что самый старый перевод части «Риг-Веды» на латинский язык был сделан тоже немцем Розеном (и раньше Д'Анкетиля). До этого были лишь английские труды, и только начиная с Бергень, появились серьезные французские ученые. Среди них назовем вкратце Пави, Ланжуинэ, де-Потье, Экштайн и др. В Германии же немецкий романтизм братьев Шле-гель, Шеллинг, Гегель, Шопенгауэр и Гете, Гердер, Рюккерт (переводчик «Атхарва-Веды») создали нужный фундамент для изучения ведизма в Европе. Правда, не обошлось и без курьезов. Так, нетерпеливый, «как француз», Соломон Рейнак восстал против того, что он называл «ведической галиматьей»!

По-видимому, ведийцы должны были точно объяснить будущему французскому переводчику и комментатору, что они имели ввиду, говоря то ил№-иное... Все оттого, что ведическая поэзия темна для материалистически мыслящего европейца. Однако, не всегда и не везде она темна. Хотя, по мнению некоторых западных ученых, «ведическая поэзия представляет из себя темную и обрывистую массу», надо понять, что гимны Риг и песнопения Яджус если не всегда понятны, то тем не менее весьма содержательны. Многое в них сказано символами, другое - сопоставлениями, наконец, третье знали жрецы, но не записали в «Риг-Веду», чтобы «держать ключ в руках». Если они кажутся на первый взгляд «эхолалиями», то это, во-первых, зависит от темперамента, а во-вторых, от психологических данных. Мы далеки ведь от ведического мышления. Для того, чтобы к нему подойти, надо сразу же, с самого начала сказать себе, что оно абсолютно непохоже на библейское религиозное мышление, и что в нем надо искать символы другого порядка, чем в Библии. Веда если и является «ведической Библией, то ее составители искали не законодательства, не моральных установок, а божество, скрывающееся за явлениями материального мира. Рациональное мышление библейских составителей если и искало абстрактного Бога, то представляло его, как Иегову, наказывающего за грехи, с которым Израиль заключил союз. Ведийцы союза не заключали с Богом, «коему мудрые дают многие имена», а обращались к нему, как к своему другу, пращуру, с которым себя считали в родстве. Союз, таким образом, с Богом заключать не требовалось. Достаточно было поддерживать религиозные, родственные отношения с ним. Индра был с ведийцами в дружбе. Они к нему обращались не потому, что боялись наказания, а потому, что он был их избавителем, защитником в борьбе против Зла! Если встать на эту точку зрения, сразу станет понятным, почему ведийцы так много величали своего Бога и славили его. Они славили Того, Кто неизменно, всегда приходил им на-помощь. Ведийцы ничего у Него не просили, кроме защиты против Зла и Смерти, то есть того, что было за пределами человеческих возможностей:

Ланглуа в своем переводе песнопений чрезвычайно изменил их характер, сгладив то, что должно было оставаться оригинальным. Бергень в «Сорока гимнах» показал себя лучшим переводчиком. Однако, надо сказать, что <<Риг-Веда» и вообще Веды составляют памятник не только религиозный, но и литературный. Если западные ученые не понимают его ценности — это вопрос уровня, но спорить против этого нельзя. Некоторые места «Риг-Веды» совершенны, другие испорчены добавлениями, но ее древний текст, проглядывающий сквозь «обработку» позднейших составителей, гораздо чище и лучше.

Слова «ведать», «ведун», «поведать» и т.д. имеются в русском языке, причем «ведать» означает «знать».

Слово «веда» на чешском языке означает «знание». Приставка «ведение», прибавляемая в составных русских словах, как славяноведение, правоведение и т.п.. означает то же самое.

«Риг», «рог», «роуг» на славянских языках означает «рог животного». Мы знаем, что ведийцы были скотоводами. «Рог» по-немецки означает «рожь» и санскритское его значение, может быть, «пища». «Риг-Веда» таким образом может означать «пища духовная», так как рогатый скот служил пастухам пищей, а «рог» (рожь или рис) служили тем же, будучи растительного происхождения. При распространительном значении слова «Риг-Веда» его надо перевести на русский язык как «Пища духовного знания» .

Первые четыре книги Вед составляют «Самгиту», что может означать «самопомощь», так как корень «гита» в славянских языках значит «мо-г-ущество», «могит-нисть», «мо-гут-ность», «могущ-ность». В немецком языке: «Готт» — Бог, «гут» - добрый.

Первая книга четверокнижия ведийцев - «Риг-Веда». Она состоит из 1028 гимнов по десяти приблизительно строф каждый, разделенных на десять кругов или «Мандал», что может означать «человеческое деление» или «делание», потому что «мен-» в славянских языках является «мен-ж», «муж», «моуж» и «дала» может означать «дело» и «деление», как и «делание». Конечно, наше объяснение не является обязательным и может быть исправлено каждым, кто знает лучше. Однако, такой подход нужен, ибо он действительно освещает понимание интимной сущности ведийской религии. Тем более, что «Самгита» была составлена и исправлена жрецами и-служителями религии как основная с величайшим тщанием. Богослужение ведийцев состояло в чтении текстов «готарем» (готар) во время «предложения», то есть раньше жертвоприношения, когда человек принес дары Богу и ждет их посвящения. Хор поет песнопения, соответствующие словам готара точно также, как при христианском богослужении возгласы священника соответствуют ответному пению псаломщика и хора. Так, певец ведийцев называется в противоположность готару - «удготар», а священник, производящий жертвоприношения, — «адхвариу». Наконец, наблюдающий за всеми действиями, называется «брахман». Это высший священнический чин.

От «Яджур-Веды» или Веды, содержащей жертвенные, «оперирующие формулы», вроде католического возгласа: «месса свершилась», когда по верованию христиан происходит превращение хлеба в Тело и вина в Кровь Христа, от этой древней «Самгиты» остались только две ветви: «Яджус Белый», разделенный на стихи или «мантры», и «Яджус Черный», содер-

жащий объяснительные прозаические тексты. Формулы «Яджуса Белого» произносит «адхвариу» - священник, совершающий действия богослужения.

«Сама-Веда», или Веда Песнопений, содержит около 1500 строф, взятых или из «Риг-Веды», или из ее архаического текста, до нас не дошедшего, распределенных для возглашения нх «удгатарем» (удгатар), или же чином, соответствующим псаломщику.

«Адхарва-Веда», или Веда Заклинаний, является, как и «Риг», собранием 731 гимна, разделенных на XX книг. По этим гимнам можно судить, что до того, как они были собраны и связаны с «Риг-Ведой», существовали другие виды богослужений, до нас недошедшие. Как мы уже сказгши, они находились в ведении наблюдающего за жертвой священника-брахмана.

Другой вид ведической записи - «брахмана» заключает в себе «Брахма-нические Пояснения» - прозаический текст, относящийся к разным «Сам-гитам». Текст этот объясняет значение обрядов или же значение стихов и формул. «Упанишады» и «Аранияка» («Лесное Знание») являются продолжением «брахманической» пояснительной записи, а «Упанишады» — «секретным посвящением (в тайны)». Таким образом, мы здесь уже видим таинства.

Ритуал ведического богослужения описан в «Кальпа-Сутре» (Книга Мыслей о Ритуале). Это ряд прозаических произведений, составленных для запоминания, вероятно, для заучивания наизусть. «Кальпа-Сутра» разделяется тоже на четыре части или книги, составляющие «Ведангу», или «Добавления к Ведам», и содержащие не только описание ритуала, но и начала грамматики, фонетики, этимологии, поэтики и астрономии. Из этого видно, что Веда означает действительно то же, что и Веда по-славянски, то есть знание. Догматические добавления к «Веданге» или «Парисиште» описывают канонические основы ведизма. Начиная с Макса Мюллера, многие исследователи стремились отделить древнее от позднейшего в этом собрании текстов. Однако, по нашему мнению, такие изыскания не могут дать ничего нового: ритуал мог усложниться со временем, но содержание такового или принцип, лежащий в его основе, остается тем же. Из всего собрания священных книг ведизма можно заключить лишь то, что «Риг-Веда» возникла раньше всех остальных. Во многих случаях мифологически и ритуально Риг, или священнодействие, отличается от книг по религии и ритуалу. «Яджур-Веда» и «Атхарва-Веда» иногда кажутся не только отделенными от остального Священного Писания ведийцев, но как бы находящимися вне его, так что культ ими пользовался для своих целей, а не создавал их. Здесь западные ученые говорят, что они не могут отнести дату создания ведического канона к периоду позже, чем IV или V век до Р.Х. Есть мнение, что многие из «Упанишад» являются последующими за буддизмом. Текст «Рит-Веды» во многих случаях сходен с архаическим текстом «Зенд-Авесты», что дает основания отнести возникновение «Риг-Веды» к XV веку до Р.Х. Боязнь признать эту древность «Риг-Веды», а, следовательно, и ведизма, вполне понятна. Они боятся, чтобы критика не сказала: «Это преувеличено!» Каждый ученый боится за свой авторитет, боится, чтобы о нем не сказали: «Он несерьезен!» По-нашему, раз такая архаичность текстов налицо, то о чем можно спорить? Пусть критика докажет, что это не так! Мы наоборот утверждаем, хотя и оговариваемся, что это лишь догадка, но такая догадка, за которой есть логические данные, что ведизм в его «риг-ведиче-ской форме» есть явление уже последующего чего-то, бывшего до него, прошедшего через декаданс и начавшего свое новое возрождение. Наши аргументы: несомненное существование доведической цивилизации, ибо в предыстории есть на это неопровержимые доказательства. Наконец, астрономические данные «Риг-Веды», которые, по мнению индийского ученого Тилака (письмо Юр.Терапиано), относятся к северным созвездиям. Значит ведийцы были где-то в другом месте, чем в Сапта-Синдху или Барабин-ских степях, не говоря уже о Фергане или Джунгарии. Тилак предполагает, что это были берега Балтийского моря. Из записей в Каппадокии, на Ближнем Востоке, известно, что ведические божества там указываются уже как существующие в 1400 году до Р.Х. Аргументом против такого признания даты, указанной в каппадокийских записях, ученые считают намеренную архаизацию текстов священниками и составителем. Ведизм, как и все религии, пережил сначала форму Священного Предания. Есть и сейчас в Индии люди, знающие наизусть Книгу Ведической Секты. Очень многие брамани-ческие школы разбились на секты, объясняющие ради сохранения автономности управления своими единоверцами по-разному одни и те же места канонических основ ведизма. Это не дает возможности восстановить «прототип» учения. Имена основателей этих школ, даваемые самими индусами, вызывают сомнения в их подлинности. Тут видно чисто европейское желание «разложить все по своим полочкам», не заботясь о главном. У индусов же, как и у ведийцев, главное считается важнейшим, а все остальное второстепенным, особенно кто и когда написал тот или иной религиозный гимн. Эти ученые забывают, что и в христианстве, в православии, например, есть множество церковных песнопений, авторы которых остались неизвестными. Ведь составлявший гимн заботился о духовном, а не о материальном! Зачем же ему нужно было оставлять свое имя? Разве авторство его давало ему какие-либо преимущества? Да и сейчас усердно молящийся Богу «своими словами» вряд ли думает о том, как красиво он сложил свою молитву!

В Индии, как и во всяком народном творчестве, ученый с таким подходом, нарываясь на общее творчество, не имеет путеводной нити. Для «Риг-Веды», например, весьма характерно фамильное творчество. Так, семья каких-либо священников из рода в род творила молитвы. Таким образом «Риг-Веда» и другие Священные Книги ведийцев были как бы преимуществом браминской касты. Лишь в «Упанишадах» и в «Атхарва-Веде» видно влияние благородных кшатриев. Во многих случаях имена авторов взяты прямо из текста. Кто они были, нам не известно.

«Рши» или «Ричши» были лишь поэтами, которые имели откровение и только. Об их жизни мы знаем лишь одно: они были Священными Поэтами ведизма.

Нигде и ни в чем они не проявляют персональности, по которой можно было бы судить, кто они и что они. Иногда проступает особенность языка того или другого ведического Поэта, но все равно, даже собрав воедино все его особенности, невозможно судить о нем лично.

Тем не менее, снова напомним, что священное в глазах людей именно то, где нет места личности верующего.

Как «подражание Христу» требует от истинного христианина отказа от своей личности и полного слияния с Христом, так и Веды требовали полного отречения от себя. Ничего в этом нет удивительного. Настоящий альтруизм и заключается в слиянии -со всеми, в потере себя, в приятии интересов всех как своих. Этого индивидуалистический Запад не понимает и поэтому-то его христианство, удобное в себе, всегда вызывало нарекания со стороны восточных исповеданий. Между тем в ведизме видна яркая черта отказа от личности. Ведизм как бы предвосхищает идею соборности, столь близкую православным философам. И вообще к этому предхристианству в ведизме мы еще вернемся в будущей книге.

Если взяться за Экзегезис «Брахмана», являющийся нецельным по себе и часто слишком уж напирающим на некоторые подробности, не совсем доказанные, то вместе с Нирукта, Этимологией, эта книга представляет из себя безусловно чисто ведическую часть священных книг Индии. «Бха-шия», или «Комментарии», от средних веков старого периода до наших дней частично сохранились и особенно та часть их, которая носит название «Саяна», может быть датирована XIV веком, если не позже, но значение их особенно там, где они стараются дать нечто «свое», очень низкопробно и лишено настоящей ценности.

Веды сохранились в неприкосновенности, они продолжают существовать благодаря особому вниманию, с которым их сохраняли в течение тысячелетий брамины, и теперь, когда Индия перестала их понимать, они остаются все теми же, как и прежде, как сфинкс или пирамиды, ревниво хранящие свою тайну. Хотя традиция атхарван и является искаженной, но «Риг-Веда» сохранилась благодаря ее чтению при разных богослужениях, фонетически правильно записанному, как ее записали Диассевасты-без того, чтобы хоть одна йота из текста была изменена. Грамматика Панини и «Риг-Веда» суть древнейшие книги Индии, уцелевшие в волнах времени.

Если кое-где и можно вернуться к более архаической форме текста, то все равно смысл его остается прежним.

Арийские кланы, идя с северо-запада, пришли в долину Инда и принесли с собой индо-иранскую религиозную традицию, а с ней индо-европей-скую организацию и мифологию.

Культ состоял в приношении жертвы всесожжения, как у семитов до-моисеева периода, причем для такой жертвы приносили пироги, молоко, масло, животных, а также приводили лошадей. Последние жертвоприношения были, вероятно, в торжественных случаях или в большие праздники. Религиозная организация жизни с утра до вечера занимала все время, подчиняя себе частную жизнь людей. Особенно важное значение имело жертвоприношение Сомы. Это был пьянящий напиток из особой травы, который ведийцы принимали, как христиане причастие. По некоторым данным, ве-дийцы приобщались ему до пяти раз в день. Причащение Сомой совершалось так: часть напитка изливалась на огонь, имевший значение Агни, и таким образом совершалось причастие божеств в Небе, другая же часть, приобщавшая людей к божеству через огонь жертвенника, разливалась по сосудам, и каждый из участников приобщался, передавая чашу друг другу.

Никаких храмов ведийцы вначале не имели. При каждой деревне находился отведенный для этого участок земли, который приготовлялся всякий раз к новому богослужению. На нем зажигали три костра, пространство между которыми соединялось при помощи насыпанной священной травы. Перед кострами делалась неглубокая яма, носившая название «Веди». Это место и было Престолом при богослужении. Священники помещались прямо перед ним. За ними — верующие. Вокруг были простые постройки с соломенными крышами, содержавшие религиозные предметы. Заказывающий такое богослужение становился с семьей возле священников. Верующие либо стояли позади, либо находились в постройках, где до того хранились предметы культа. Священники произносили священные возгласы, чтецы читали молитвы, пели гимны и в торжественный момент раздавалось громкое пение монотонной песни, относящейся к данному случаю.

Смысл жертвы был таков: она повторяла Сотворение Мира, и приносивший жертву совершал божественный акт, вызывавший мир к жизни. Вместе с тем жертва была вне времени и пространства, она была идентична

акту Творения: Таким образом приносивший жертву соединялся на мгновение с Творцом - Индрой-Варуной-Агни и как бы сливался с Ними.

Агни - божество огня, но ягненок по-древнеславянски «агнц», отсюда — ягненок как бы «дитя Агни», посвященное ему, и принесение его в жертву - акт слияния агнца с Агни. Таким образом, жертва - это не только физический акт Творения мира, но и общение с Творцом, Индрой-Агни-Вару-ной, с которыми общее у человека и жертвенного животного - их жизнь, тепло, огонь, коим они живут. Через Жизнь-Огонь-Агнца связь с Агни-Индрой-Варуной, Сомой-Пурушей-Присни (Присни - Присный, Верный). Связь вне времени и пространства с Предвечным.

Чтение и пение песнопений ведизма во время богослужения - «Риг-Веда», источник Веды - Знания не только духовного, но и материального, ибо через Творца-Индру, с которым устанавливается общение, источник знания, Веда, бьет Ключом Живой Воды. Божества - лица Единого Существа, «которому мудрые дают множество имен», выступают в гимнах, в их героической борьбе против Зла, и никогда Зло не побеждает окончательно. Всегда Индра-Варуна-Агни являются победителями многоликой гидры Зла. Гимны устанавливают связь с жертвой Небесной, с теми, кто установил ритуалы, кто создал культ и кто в этот момент совершает такую же жертву, как присутствующие верные ведийцы. Акт Творения таким образом есть акт слияния с Рши или Риши, с Питри или Питрис. Идея Бога в человеке и человека в Боге. Идея единства Бога и человека. Через Огонь-Агни, как на Корабле, плывущем в Небо, идут молитвы и славословия, Агни - Корабль, везущий жертву богам, и боги нисходят навстречу, чтобы принять жертву -акт Единения с Богом как Источник Жизни, Воды Живой, через Тепло-Агни, через горение, через агнца. Нет времени, нет пространства. Все бесконечно и все вечно в этот миг. И если культ повторяет акт Творения, то он же повторяет циклы дня и ночи, как символов жизни и смерти. Все в этих циклах представлено: Гром и Молния, Дождь и Ветер, Мир и Душа. Вся мысль ведизма в этом: он есть синтез всего, что вокруг, синтез человека в природе, Жизни, Тепла, Агнца-Агни, Питрис, Риши, единства Бога с людьми.

Позднейшие добавления «Риг-Веды» — это прошения к божеству о даровании мира, тишины, урожая, дождя, благ чисто материальных, сына или избавления от того или иного зла. Но главный смысл ведического богослужения - славословия божеству, предоставление себя в Его руки, как Дитя, которое идет на руки Отца. Позднейшие прошения звучат диссонансом, они чужды ведическому пониманию и пришли после того, как ведийцы осели на земле. Но раньше, когда они были пастухами, они ничего не просили. Они лишь славили Индру. И тогда, когда их религия была гимном, они были истинно велики перед лицом Предвечного.

Прошениями они себя умалили. Но жертва устанавливает связь между Богом и людьми и по этой тонкой ниточке дыма, идущего с жертвенника, течет благо Небес.

«Дакшина» или «дачина», «даяние», приносимое священникам за их участие в жертве как посредников, иной раз превышает норму и в гимнах воспевается как добродетель. Что делать! Мы знаем, что священнику, будь он ведиец или христианин все-таки надо жить. Однако, воспевание «платы за богослужение», с точки зрения нашей, является лишним.

Внешнее представление божества в его множественности форм в ведизме поражает воображение. Главный из богов, Индра, как бы обожаемый народный герой, воин, не имеющий страха, освободивший с молниями в руке Небесных Коров, освободивший Воды, которые были удержаны облаками, убивший дракона, принесший слабому человечеству огонь и помогающий ему во всех делах его, поскольку последние к добру. Все цари с незапамятных времен, умершие, стали его друзьями, все воины, герои. Тысячи демонов его враги. Он посылает близнецов-асвинов возвестить Зарю людям. Они скачут в Небе на быстрых скакунах. Лошадь, неся асвинов, несет свет или тьму. Маруты, Небесные Воины, - братья, скачущие в облаках, вооруженные блестящим оружием. Они устрашают и восхищают. Рудра, божество гор и лесов, владыка животных, их вождь. Он предводительствует ими. Рудра, благой и опасный, позже превращается, сливаясь с ним, в Шиву, божество местных жителей, завоеванных индо-арийцами. Среди других божеств Савитар, возбуждающий энергию людей, Тваштар - формовщик, Небесный Кузнец (Перун-Варуна славян несет в себе черты Тваштар) и Рибху, помощники, кузнецы Небесной Кузницы. Пушан хранит дороги и скот (Белее), Вишну, в Три Шага побеждавший Мир. В индийском браманизме он становится одним из главных божеств. Небо-Отец, совокупленный с Землей-Матерью («Мать - сыра-земля» русских песен), Адити и ее сыновья Адитиас или Адития, среди которых Варуна и Митра, хранители морали и отношений Долга и послушности Закону. Их власть - «асура», нечто подобное «хозяину», уже имеет демонические черты. Главнейшими, однако, являются Индра-Агни - Огонь, Сома. Агни - всенаполняющий Огонь Жизни и Сома - все зеленое, все растительное. Однако, все эти божества - одно божество в его множественной форме. Висва-Дева и Все-Боги является символом Всебожества. Семитическое представление о Боге: Бог создал мир и последний живет по один раз данному ему Закону. Индо-арийское: Бог вес время творит мир, заставляя его проходить через циклы дня и ночи. В таком случае все явления, изменения - моменты действия божества, и вот почему ведиец обращает на них внимание, восхищаясь ими.

Ведическая мифология сбивает с пути европейского ученого: будучи многотысячелетней, она то возглашает одно божество как главное, то другое, и каждый раз, проходя через максимум, обращается к другому. Разгадка этого явления заключается в том, что ни одно из них не является отдельным божеством, как того хотел бы аналитический ум европейца. Каждое из них — только новое имя все того же: «Единого Существа, которому мудрые . дают многие имена».

Праджапати и Брахман становятся, в свою очередь, важными божествами к концу ведических гимнов. «Атхарва Веда» ищет единства в этом океане божеств, так как в Ведах все время есть тенденция возвращаться к единству, и находит его в конце концов в «Упанишадах», когда возникают песнопения Вена (всевидящий), Скамбха (опора), Ушихта (ритуальная трапеза), Рохита (красный), Кала (время), Прана (дыхание, Дух). Отметим здесь Кала, который у славян становится Кола и позже Коляда, а также Вена, становящийся у славян Веничем, откуда вено и венец. Однако, кроме этих главных божеств (неправильное понятие, ибо божества эти — Висва-Дева, то есть Всебожество!) есть множество других, более или менее ясно выраженных божеств. Всякое действие, инструменты, ритуальный порядок — все это Рита или Рта. Так божественный принцип выше божеств, ибо последние — только формальное выражение той или иной активности, ибо принцип — это то, во имя чего является действие. В ведизме ясна борьба культа, связанного с фиксацией божеств как персон, и принципа эзотериз-ма, который видит за культом и ритуалом нечто высшее, чем материальное проявление. Свет или Теджас, Тепло или Тапас, Священная Добродетель, Брахман, Мощь категорий — Дхарман, Беседа, Заседание - Дхаман, Закон — Врата (надо пройти сквозь Врата Закона), Вера - Сраддха, понимаемая как Сила, и Ритуал - Крату, Пища — Вайя (славянское значение «вайя» -зеленая ветка), Жертва — Иш, Враждебная Сила, Сопротивление — Вртра.

Ясно, что со времен Макса Мюллера появились чисто материалистические объяснения этих понятий. Между тем священное ведизма именно тем и замечательно, что оно синтетично, а не аналитично. Маруты, например, объясняются европейцами как символ грозы. Нет слова, что, может быть, в прошлом, когда-то ведийцы и сливали это представление с марутами, ма-рутсами, но они их видели за грозой, как причину грозы, а не как саму грозу! Возникает таким образом совершенно иное представление, чем то, что с легкой руки Макса Мюллера и других проникло в ведизм, как он понимается на Западе. И как бы нам не хотелось успокоиться на удобном объяснении, оно неверно. Парджания, Бог Грозящий, проявляющийся тоже

в грозе, был бы в таком случае непонятен. Почему еще один, если его делами уже заведует божество? С этой, материальной точки зрения, общей для XIX века и настойчиво автократической в XX веке, богом грозы является частично даже Индра! Между тем если Индра и был восхваляем ведий-цами за то, что освобождал реки, скованные льдом, в этом надо видеть, что Индра именно лично разбивал льды! С его активностью связано освобождение рек ото льдов или таянье снега в горах, но это не он, а Солнце, которое он разжигает ярче и жарче к весне. Индра есть принцип Бога-Солнца, а не Бог-Солнце! Разница между этими понятиями такова же, как между Законом природы, написанным на бумаге, и Законом «in statu action», в действии! Между замыслом архитектора, планом и постройкой дома.

Конечно, всегда были и будут люди, верившие, что вот, «Бог им помог найти потерянный кошелек» или что-либо подобное, но это не вера, а суеверие. Настоящая вера не будет тянуть Бога в человеческие дела. Она их отделяет от Бога. Иначе легко впасть в упрощение и просить Бога, «чтоб он земельку вспахал, засеял, урожай собрал и хлебца бы сделал!»

Такая надежда на Бога, являющаяся неразумной, ведизму чужда, он видит в божестве небесного покровителя и помощника в том, что сверх сил человека. «Представления Солнца многочисленны и сквозь них чувствуется лунный и планетный культ», - говорит Съестэдт, - «но нигде явление природы не видно в сыром виде, его нет даже в песнопениях Ушас-Заре. У Агни и Сомы ритуальное значение превышает образ, в Савитар есть расхождение между явлением и божеством». Мы считаем это мнение подтверждающим наше.

Кроме того, надо понять также, что ища Бога, человек поневоле строил свое понимание о нем, исходя из своей жизни, из того, что его окружает. Эти элементы входят как строительный материал «Лестницы к Небу». За ними - Оно, и потому исследователь, занимающийся кирпичами, из кото-рых построена эта лестница, может упустить из вида идею, которая была положена в ее основание, или цель, для которой она была построена.

В Ведах можно найти не только славословия жертвы или божества, но и воспоминания о событиях, волновавших ведийцев, о войнах, как например, о Битве Десяти Царей и так далее. Перед этим фактом некоторые ученые Запада останавливаются в недоумении, как понять и куда отнести этот новый элемент Вед. Но ведь известно, что вся жизнь ведийцев была подчине-на религии. Значит и все, что происходило в ней, тоже введено в Веды, как связанное с религией через самое жизнь. Потому-то и в описании таких событий есть постоянное желание все свести к некоему мифическому эле-менту, дать ему опору чисто религиозную, хотя он в ней и не нуждался.

Многое в этих описаниях теряет исторический смысл, превращаясь в легендарность.

В Ведах появляются гимны свадебные, похоронные и т.д., то есть некий уже чисто семейный или церемониальный элемент.

Последнее тоже понятно, раз вся жизнь ведийцев подчинена религии, распределяющей день и ночь на часы для тех и других обрядов или молитв, и ясно, что события личной и семейной жизни тоже входят в религиозное ведическое существование.

Даже диалогические гимны относятся к какому-то «действу» древности, когда, видимо, события прошлого разыгрывались перед зрителями. Записанными оказались только диалоги без указания действия. Боги в них занимали главное место, как Индра, например, но потом появляются Яма и Ями, «Адам и Ева» ведийцев, Царь Пуруравас, Русалка Урваси, Обезьяна Вршакапи и т.д. В «Атхарва-Веде» есть попытка изложения науки того времени, касающаяся психологии и физиологии, а также космологии. В «Упанишадах» эти попытки переходят уже в систематическое изложение для браманических учеников. Там есть поучения об «Атмане», о «Кармане» и т.д. Наконец, Веда говорит о магии. Само богослужение приобретает смысл магической операции или многих операций, хотя и недостаточно ясно выраженных. «Атхарва-Веда» говорит о магии яснее. Здесь ясно видно действие чисто культовое, когда ритуал стремится свести все к экзотеризму, изгнав экзотеризм и заменив все обрядностью. Это обычное явление в жизни всякой религии. С этого момента начинаются прошения, богослужение сводится к суеверному магическому действу, и прежнее славословие перемежается с самыми различными вымаливаниями помощи богов в личных делах человека. Есть даже моления об успехе в азартных играх! Говорится о причаровании и экзорсизме, разочаровании, о защите против магических действий другого. И все же в этих молениях чувствуется доведическое начало. Говоря о вещах позднейших, они употребляют формы и слова древности.

Но ведийцы, пришедшие в Индию, окружены чужими людьми и чужими религиями, которые они связывают с демоническим началом. Иногда ведийцы в страхе и молят Индру о помощи против ужаса, их охватывающего.

Так Шива вышел из недр примитивного населения Индии и стал Богом Грозным. Он был чуждым ведийцам, и последние так же, как и византийские проповедники, которые, внедряя христианство, внушали населению, что их старые языческие боги «беси суть», утверждали, что Шива — бог демонический. Боги местного автохтонного населения были Богами чужими, значит враждебными. Богослужение местных жителей, неведийцев, казалось им враждебной магией, против которой они могли защититься лишь магией ведической. Но до прихода ведийцев в долину Инда у них не было понятия о демонах. Правда, Индра боролся против врагов своих и ведийских, но это были Тьма, Смерть, Ночь, Сушна (Засуха), Солнце, сжигающее травы, разливы рек и землетрясения, бури и ураганы, т.е. все явления природы, против которых человек не имел защиты и бороться с которыми мог только Индра. А здесь были силы неведомые, тайные, шедшие от Шивы. Против них можно было бороться лишь при помощи экзор-сизма.

Западные ученые занимаются стилем Вед, их метрикой, метафорами, всем внешним, что в них есть. «Атхарва-Веда», или «А.В.», служит им в этом отношении больше «Риг-Веды», где стиль еще примитивен. В «Атхар-ва-Веде» наоборот техника стиха уже употребляет аллитерации, диссонансы и консонансы. Мы не станем заниматься «падами» или отрывками в VIII или XII слогах, не будем говорить о ямбах потому, что если все это и представляет интерес, то лишь с точки зрения литературной, а не религиозной или философской.

В отношении образа нас интересует, как ведийцы представляли себе чисто зрительно свои божества. Конечно, это видно из метафор. Так ветер дует сквозь пространство, «как дикий зверь, ищущий добычи в вересках («Риг-Веда», VII, 87, 2). Реки, встречая потоки, «лижут друг друга, как две коровы их теленка» («Риг-Веда», III, 33, 3). «Бог Савитар поднял высоко свое сиянье, как горячий воин поднимает знамя» («Риг-Веда», IV, 13, 2). «Как под дуновеньем ветра озеро в лотосах дрожит и движется, да, движется и выйдет из тебя зародыш десяти месяцев!» (Молитва при мучительных родах, «Риг-Веда», V, 78, 7).-«Мы приходим под твое покровительство, как идут в тень от жгучей жары» («Риг-Веда», VI, 16, 38). «Враги не пройдут, как не пройдут глубокие воды люди, не имеющие корабля» («Атхарва-Веда», XIX, 50, 3). «Обойди нас, о проклятие, как пожар обегает водяные пространства, ударь клянущего, как небесная молния бьет дерево» («Атхарва-Веда», VI, 37, 2). «Я режу корень болезни, как корень тыквы» («Атхарва-Веда», VI, 14, 2). О Солнце Веда говорит как о «Золотой Качели». Гроза есть «океан» или «корова», реки — «юные женщины». Эти метафоры имеют значение. Празднества в честь Индры, например, сопровождаются сравнением последнего с быком. В «Брахмана» сказано: «собственная форма Индры - бык». Гимны варьируют основную тему: Индра -бык, Сома - бык, или теленок, Агни - лошадь. Соответствие образа с его содержанием вдет очень далеко. Так, при молитве об унятии кашля последний сравнивается со стрелой. Это сравнение употреблено потому, что при экзорсизме болезни (кашель) употребляется стрела в качестве духовного инструмента, которым уничтожается болезнь («Атхарва-Веда», VI, 105, 2). Слова заклинания только тогда достигают цели, если им придана конкретная форма в виде предмета, инструмента, изображения. Эта манера экзор-сизма идет из неолита, когда человек перед охотой заклинал зверей, чтобы они шли к нему (доисторические рисунки в пещерах Пиренеи в Испании и т.д.)

Эта конкретизация может перейти в гиперболизацию: молоко, например, становится Коровой, потому что оно происходит от Коровы; вода становится Океаном, Рекой, кусок дерева, бросаемый в жертвенный огонь, становится Деревом и даже Лесом. Символика идет дальше: так нитка может изображать Узы, Одежду, Привязанность, Соединение, особенно, если образ кого-то связывается при ее помощи с образом другого, этим они связываются вместе. Отсюда же идет обычай при браке в православном обряде связывать руки брачующимся, заставлять их пить из одного корца вино, надевать им брачные кольца на пальцы и ставить их со свечами в руках на один и тот же коврик. Все эти мелочи обряда подчеркивают основное действие, символизируют брак. Соединять Сому с Коровами - это значит подчеркивать единение Бога-Сомы с Небесными Коровами. Таким образом обеспечивается плодородие, Дождь и Зеленая Трава. Если Заря есть Корова, то Облака - Твердыни. Это проистекает из мифа Индры, освобождающего Украденных Коров пли развязывающего Удержанные Воды. Символика Вед тысячи лет говорит об одном и том же разными словами, такими образами, «как мудрые называют многими именами Единое Существо». Так Пуриша-Чернозем, служащий при постройке алтаря, становится Жи-воносным Источником, Солнечные Лучи - Бороздами или Бозжами, стебель Священной Травы Сомы - Лучом или Пальцы жреца - Лучами Солнца.

Западный ученый теряет голову, изучая Веды, ибо не знает, где прямое значение слова, а где Слово, изображающее Символ.

Однако, если молитва есть в определенном случае Корова, Стрела, Колесница, Корабль, то молящийся имитирует действие, относящееся к данному понятию, делает жесты «дойки», «метания», «вращения колес», «волно-вания» или издает мычание, делает жест «строгания» (Символ снятия с человека тяготеющего на нем обвинения) и так далее.

Все это — идеотворение, а Веды написаны языком идеословесным и изображения идеографичны. Так бык-Индра является идеографическим изображением божества, как дающего Пищу и Силу.

Таким образом у каждого слова образуется второй смысл и наконец третий, еще более распространенный. Отсутствие систематизма у ведийцев виной тому, что третий смысл слова не вошел повсюду в практику. Между

Юрий Миролюбов

тем, казалось бы, достаточно и первого распространительного толкования слова. Такое положение совершенно несомненно указывает на древнейшие документы ведизма, которые были неизбежно иероглифическими, как китайские, и только эволюция ведического языка заставила священников и жрецов ввиду того, что одни и те же слова в просторечье (все-таки еще санскритском!) произносились уже иначе и иной раз совершенно иначе, искать фонетическую запись. Этих документов мы либо вовсе не имеем, либо их еще не прочли и не перевели. Таких непереведенных книг в санскритских записях существуют тысячи! Потребовалась поездка индийских ученых в Европу в 1952 г. после открытия среди санскритских записей описания аэроплана, чтобы наконец привлечь внимание европейских университетов к санскритологии! Однако, до учреждения санскритских семинаров еще далеко!

Но вернемся к идеографическому изображению моления. Так Жертва есть Агаи или Телега. Молящиеся — быки и лошади, тянущие Телегу Молитвы, Жертвы, но если Слово есть Стрела, то Бык, несущий во рту Стрелы, будет значить: Жертва, Передающая Моление Богу. Этими двойными и тройными значениями слов поэты Вед передают тысячи тончайших понятий, многие из которых даже чужды европейскому мышлению. Загадочная фраза о враге, приносящем жертву, где говорится о «струне лука - молении, откуда летит неожиданно пронзающая стрела» , но на самом деле поэт произносит слова: «Коровы, целующие дерево и поющие, подбрасывая таковой, знающий тростник!» («Атхарва-Веда», I, 2, 3).

Бергень говорит, что ведийцы создали как бы «таблицу химических элементов, которые смешивают в разных отношениях». Действительно, если бы не было доведических идеограмм, иероглифов, такая складка религиозной мысли в Ведах была бы необъяснимой.

Первопричина, конечно, заключается в иероглифах, бывших до ВЕДИЗМА, а затем, когда была создана фонетическая запись, иероглифы были использованы священниками для своих, литургических и догматических целей. Не все можно было открыто сказать профанам. С другой стороны, Библия тоже говорит параболами. В ведизме парабола стала параболой понятия. Такое ее превращение было бы опять-таки невозможным, если бы не было предыдущих фонетическим записям иероглифов.

В «Риг-Веде» говорится (X, 79, 3) о действии земного огня на огонь Небесный, «ищущий спрятанное убежище своей матери»: «он нашел как спящий, блестящее варево, которое сосало от груди обмана» . Расшифровка этой фразы дает: «Сома одновременно является Теленком и Молоком Варе- ным, и Блестящим, «сырой» Коровы. Время, которое он проводит в спящем виде, ошибочно (обманно), потому что там злые силы удерживают сокровище Неба».

В «Атхарва-Веде» это основная почва, на которой развиваются длинные гимны, заканчивающиеся в «Упанишадах».

Многие места, касающиеся Сомы и Агни, полны таких темных метафор. Чтобы их понять, нужно время, изучение, а главное — знание.

Вот почему Веды значат прежде всего «Знание».

Чтобы их читать, надо предварительно знать, как их читать.

Такая предосторожность была не лишней, ибо к тому времени образовались уже если не касты, то некоторое подобие их, и была, конечно, священническая каста, или каста браминов, впоследствии. Головоломный стиль Вед был предметом изучения, посвящения, а также испытаний для обычных браминов, желавших идти выше по кастовой лестнице. Объяснение стало очень важным для верующих, а вместе с тем сама каста объяснителей стала необходимой для них. Таким образом, брамины укрепили свое положение, может быть, даже не ища подобного закрепления своих прав. Вся тенденция ведизма вела к этому тысячелетиями. В этих запутанных идеографических метафорах вкладывается содержание «Атхарва-Веды» и «Упа-нишад», как на орнаменте изображение. С точки зрения художественной этот метафорический стиль есть словесный и мистический орнамент религии, которая впоследствии стала называться браманизмом.

Переходя к текстам Вед, нужно отметить, что наибольшее количество образов и лирических обращений посвящено Заре. Величание Зари — один из самых ярких моментов ведизма. Это уже не просто Заря, а Торжественная Аврора, перед которой останавливается в экстазе человек!

«Завернуть» в метафоры эти места священники не успели, и это дает нам ключ, ибо мы видим, что созданию метафорических текстов предшествовало установление действительной таблицы, содержащей образы в вертикальном и горизонтальном порядке, прекращение которых создавало новый образ. Но Заря-Корова является ключом к этой таблице, и существует ли таковая или мы лишь думаем, что она есть, а на самом деле она отсутствует, все равно. По Заре-Корове, Индре-Быку, Соме-Телеге мы распутываем все нагромождение метафор и приходим к «прямому тексту».

Если же Сома - бык, то «давление» будет его «мычанием», и «сок», который вытекает из сжигаемой жертвы или из растения, из Сомы-Жертвы, сам Сома будет «Золотым Рогом Быка».

В предыстории арийцев есть идея быка-бога. В горах к югу от Памира или в Гималаях, точно не известно, существует еще народ, верующий в бога-быка. Об этом народе, сохранившемся от влияния нивелирующей цивилизации, говорит в одной из своих книг Блаватская. Что этот народ имеет отношение к праведницам, кажется неоспоримым. К югу от Самарканда есть горное племя, кажется, по имени «гальча», голубоглазое и светловолосое Возможно, что именно оно и является тем народом, религия которого обожествляет быка.

Бык был в Ассиро-Вавилонии символом божества. Иератическая поза его, сидящего наподобие сфинкса, с крыльями на спине, повторяется в самом сфинксе и православной иконописи: один из Апостолов изображается с быком. Зигмунд Фрейд относит эти священные изображения животных к тотемизму. Во всяком случае, они идут из палеорелигии, т.е. из глубочайшей древности.

Символика слова на Западе совершенно не изучалась, так как издавна .Египет, Греция и Рим знали фонетическую систему записей. Между тем в Китае, где идеографическая сущность письменности осталась до наших дней, изучение каждого знака в отдельности требует времени, и грамотный человек учится всю жизнь и зачастую умирает, так и не закончив своего учения! Между тем на Западе человеку нужна неделя, другая, чтобы уметь читать и кое-как писать. В китайской же письменности идет изучение не только знака, что он значит, но и философского содержания понятия, связанного с ним. Это налагает особую печать на китайское мышление. Грамотный кнта-ец — большой философ. Грамотный европеец может быть просто банальным человеком.

Возвращаясь к Заре в Ведах, мы можем отметить, что временами она, «помазана лучами», является «на своей Сверкающей Колеснице». В другой раз она «несет с собой взгляды божеств» («Риг-Веда», I, 123, 7 и VII, 77, 3), и тогда наступает мир, когда «вот видны пути, ведущие к божествам (VII, 76, 2), и «все, что движется, склоняется перед ее взглядом» («Риг-Веда», I, 48, 8). «Прекрасны и удобны Твои дороги в Горах, и без (малейшего) ветра Ты переходишь через Воды» («Риг-Веда», VI, 64, 4). В другом месте Заря названа «желанной Женщиной» («Риг-Веда», I, 123, 10, 11):

«Как девица, показывающая красоту своего тела, ты идешь, о Богиня, к Богу, который хочет Тебе служить: смеющаяся Юная Женщина, Ты откоы-ваешь перед Ним Твои груди, когда Ты сияешь.

Прекрасная для взгляда, как Юная Девушка, украшенная своей матерью, Ты позволяешь видеть Твое тело: сияй счастьем, Заря, сияй и дальше еще, чтобы другие Зори не могли Тебя достигнуть (с Тобой сравняться)».

В другом месте Поэт называет Зарю «Работницей-Ткачихой» («Риг-Веда», III, 61, 4 и V, 79, 9):

«Как Женщина, которая распарывает шитье (Тьмы), Заря является, благородная, хозяйка Пастбища. Творя Солнце, она легла, счастливая, славная, до краев Неба и Земли.

Сияй, о Дева Небес, не вытягивай Твоей работы в длину, дабы Солнце не обожгло Тебя своими лучами, как Оно жжет хитрого вора (Ночного Демона, укравшего Свет), о Благородная Заря, давшая (нам) в дар Лошадей! »

Но Заря все же, каждый раз являясь юной, заставляет людей стареть на один день («Риг-Веда», I, 92, 10 и 124, 2):

«Древняя и всякий раз возрождающаяся, украшенная прежними красками, как ловкий игрок, берущий ставку противника, Богиня старит человека, уменьшая долготу его жизни.

Она, которая не мешает Законам божьим, мешает возрасту человека, Заря, она блистала, последняя среди тех, которые ушли, первая среди тех, что придут».

Дальше можно видеть, сколько причин преклонения перед Зарей высказывает ведиец («Риг-Веда», Гимн I, 113). В этих словах много красивого, поэтического, рисующего все мировоззрение человека того времени:

«Вот явился свет, наилучший из всех светов: Знак, Огонь Утренний, лучистый, впереди, уже полный силы. Как Ночь пришла, потому что Сави-тар ей сказал быть, так сейчас она уступает свое ложе Заре.

Блестящая, пришла она, вся Белая, со своим Теленком, и Черная (Ночь) уступила ей свое место. Из одной расы одна и другая, бессмертно следуя друг за другом, две половины дня (суток) смывают друг после друга их краски.

Общая дорога двух Сестер (вспомним, что «сестреницами» у славян назывались русалки, среди которых была Сенява, русалка позднего вечера и предутренней синевы, летописец называет в «Слове о суеверии XVI века», неизвестный автор: «Вилы, их же числом тридевять Сестрениц... То все мнят боги и богинями...» ) бесконечна, они идут ею, наученные богами. Они не споткнутся, не остановятся, хорошо пригнанные, Ночь и Заря с одним сердцем, хотя их формы (тела) разны.

Прекрасный водчий вольностей, она появилась, сияющая, она открыла нам двери, разбудила живущий мир, показала нам богатства: «Заря разбудила все существа».

Она заставляет вставать лежащего на ее дороге, свободная, другого посылает искать пищу или деньги. Слабым зрением она показала дали: «Заря разбудила все существа».

Другого послала добиваться владычества, того - славы, и этого — почестей, и иного - идти в путь куда-либо. Дабы все понимали разные виды существования, Заря разбудила все существа.

Эта дочь Небес явилась в свете, Юная Женщина в яркой одежде. Ты, которая царишь надо всеми земными благами, Счастливая Заря, сияй на земле сегодня!

Она идет дорогой прошлых Зорь, первая из тех, кто будут и станут следовать друг другу. Сияя, она оживляет того, кто живет, но того, кто мертв, Заря не сможет оживить.

Заря, потому что ты зажгла Огонь, потому что его имела перед глазами Солнца, потому что ты внушила людям приносить жертвы, ты обрела великую заслугу посреди божеств.

Через сколько времени она будет на полдороге между теми, что отныне будут сиять? Полная сожаления, она тянется к первым, но, предусмотрительная, согласно следует за вторыми.

Они ушли, смертные, видавшие Зори прошлого. Это нам теперь позволяет она любоваться собой. И вот, приходят те, кто будут любоваться грядущими Зорями.

Отметая ненависть, Владычица Порядка и рожденная Порядком, богатая милостями, вдохновительница доброделания, счастливая в предведении и носящая приглашение божеств: сияй здесь теперь, Заря, ты прекраснейшая из всех!

До сих пор, всегда, Богиня Заря поднималась. Сегодня она появилась опять, Благородная. Она поднимется в грядущие дни. Ни старея, ни умирая, она идет по своим законам.

Она блистала своими красками в дверях Неба; Богиня отбросила от себя черные украшения (Ночи). Будя существа, Заря является в своем экипаже, (запряженном) розовыми лошадьми.

Принося пищу желаемую, она устанавливает свой световой сигнал, видимый издали, позади Зорь ушедших, первая из тех, что нас осветят всегда, она заблистала.

Вставайте, Дух Жизни вошел в нас. Тьма ушла, Свет приходит. Она (Заря) освободила дорогу, чтобы пришло Солнце: мы вступаем в пространства, где Жизнь продолжается.

Это Вожжами Возглашения, священник благодарящий, возбуждает, двигая ими, Ясные Зори. Свети же сегодня Поющему, о Свободная! Пролей на нас существование, богатое детьми!

Смертному, который их почитает, они собирают Коров, спасают Героев, эти Зори, что поднимаются. Дарительницы Лошадей, да затронет их точащий Сома, когда Гимн Свободы возникнет как ветер!

Мать божеств, Лицо Адити, символ Жертвы, Высокая Заря, будь прекрасной! Сделай честь нашей Молитве, поднимись, дай нам родиться между людьми, Ты, которая несешь все блага!

Счастливая, великая награда, что приносят Зори тем, кто приносит Жертвы и трудится, в вере, и да дадут нам ее Митра и Варуна, и Адити, и Река, и Земля, и Небо!»

Из этого Гимна видно, как обожали ведийцы Зарю, несущую свет, избавление от Зла, таящегося во Тьме. Заря для них была мигом, когда зажигался первый Костер, подле которого начиналось Моление. Женщины шли доить Коров. Заря, Дарительница Лошадей, была свидетельницей первой Жертвы Сомы. При ее лучах пели первые Гимны ведийцы. Когда всходило Солнце-Индра, Заря уже приготовила ему дорогу, освятила жизнь Пастухов Священными Возлияниями Сомы на Утренний Костер.

Каждый день человек, видя Зарю, как бы рождался заново. Она ему казалась Матерью Богов и его самого.

Гимны Солнцу, «рожденному из чрева Зари, вспыхивающему, поднимающемуся при воздыханиях Поющих» («Рнг-Веда», VII, 63, 3), «Его факелы видимы вдаль и в длину, людям, горящие как Огни» («Риг-Веда», I, 50, 3). «Ты пробегаешь Небо, огромное пространство, измеряя Дни при помощи Ночей» («Риг-Веда», I, 7). Это Царство людской деятельности, перед лицом Савитар, Возбудителя, владеющего ритмом дня и ночи («Риг-Веда», II, 38, 2).

«Бог с широкими руками, вытягивает длань, так что все ему покоряется; Воды подчиняются его закону, даже ветер сразу останавливается в его беге», Он прогоняет мраки (I, 50,2; IV, 13,4).

«Звезды как воришки убегают с ночами перед Солнцем, видящим все».

«Ты мчишься на твоих лучших Конях, изменяя ткань, снимая твою темную одежду, Боже. Лучи Солнца вытряхивают тени, как шкуру, и погрузили их в воды». Здесь виден дуализм. С одной стороны, Солнце - Бог, а с другой, Солнце служит Богу: «Лучи Солнца вытряхивают тени, как шкуру», пока Бог мчится «на лучших Конях». Видно, что Жрецы знали, что Бог не идентичен Солнцу, хотя Солнце с Ним связано. Однако, простым ведийцам Жрецы не говорили, считая, что их вера будет достаточной и в этой форме. Настоящее знание Веды было охраняемо ими и им было известно. Такой порядок встречается во всех религиях. Каждое посвящение в высший иерархический чин сопровождается объяснением новых мистерий религии.

Повторяем еще раз, что настоящий очерк ведической религии мы изучаем на основании западного понимания и если делаем замечания, то они относятся к нашей точке зрения на Веды, отличной от западного понимания.

В другом месте о Солнце говорится: «Он (Бог) свернул тени как шкуру» («Риг-Веда», VII, 63, 1). О Солнце, останавливающем привидения, говорится («Риг-Веда», VI, 71, 5): «Вот Савитар, как призывающий, поднял свои золотые руки прелестного вида; Он поднялся по откосам неба и земли; он остановил всякое привидение летящее».

Если теперь, скажем, встретится в текстах выражение: «Жар свернул шкуру, и зло остановилось», мы сразу поймем, что речь идет о Солнце, «изгоняющем мрак и останавливающем зло (привидение)». Таков действительно метафорический язык Вед. Поэтыг писавшие гимны, изучали до того уже написанное и знали образы ведических гимнов. Между тем для непосвященного человека такой текст лишен всякого смысла.

Вот почему в начале мы и привели мнение Соломона Рейнака, назвавшего ведический текст «ведической галиматьей».

Дальше в «Риг-Веде» сказано (IV, 13, 5): «Ни поддерживаемый, ни привязанный, как же он (Солнце) не падает, перевернувшись? На основании какого закона, ему принадлежащего, он движется? Кто его видел? Поставленный, как подпора неба, он охраняет небеса». («Риг-Веда», II, 38, 5, 6): «Люди разных возрастов, у которых есть дом, возвращаются в их жилища. Повсюду вспыхивает отражение Огня, который рождается. Мать предложила лучшую часть сыну, как только Савитар пробудил желание», «ушедший на заработки возвращается; желания всех путников возвращаются к их домам. Оставляя один за другим неоконченный труд, они возвращаются на основании закона божественного Савитара».

Здесь Савитар, регулирующий ритмы дня и ночи, распределяющий деятельность людей, зверей и вещей. Савитар, устанавливающий законы даже там, где, казалось бы, царит одно желание, и там законы Савитара проявляются: люди возвращаются, по их желанию, по домам. Желание кажущееся, на самом деле - это воля Савитара. Тут ведическое понимание подчеркивает, что человек - тоже явленпе природы и подвержен тем же законам, что и всякая вещь. Человек, одухотворенный и наделенный волей, все-таки подвержен законам Савитар. Рохита - Красное Солнце («Свет Божий», «Красное Солнышко» — славянские выражения, оставшиеся в языке со времен ведизма - воспето («Атхарва-Веда», XIII, 2, 1, 3): «Они поднимаются в небо, блестящие, пламенеющие знамена Солнца, видящего людей, благородного и обладающего могущественным законом. Его, сверкающего в высоких краях, Бога живого (и обладающего) прекрасными крылами, летящего в океане небес, да славим! Славим Солнце, пастуха мира, освещающего своими лучами все стороны неба». (Белее славянский тоже Пастух Небесный, гоняющий стада звезд).

«Если ты, быстрый, идешь с востока или к западу, если ты твоим могуществом делаешь ночь не похожей на день, в этом твое величие, о Солнце, ибо ты единый рождаешься вокруг вселенной».

И в Гимне («Атхарва-Веда», XIII, 3-1, 4, б, 14, 16), о котором мы уже говорили в этой книге, говорится:

«Тот, который обитает в шести огромных частях (восток, запад, север, юг, зенит и надир - прим. автора), в пяти частях неба, в четырех водах, в Трех Слогах Жертвы (А-У-М, священное слово - прим. автора), и, гневный, он взглянул своим глазом в щелку между мирами,

Его крыла разомкнуты для пути (полета) в тысячу дней, фламинго золотой, летящий к небу и держащий на своей груди все божества, Он движется, обозревая всякие сущности,

Борзые рыжие Кони тянут Бога, сияющего в небе во всей Красоте:

прямо к Небу (Богов) сияют его члены тела, и к нам, внизу, он посылает

свои лучи».

Таким образом, видно, какую роль играет в воображении ведийца лошадь. Она - помощница Бога-Солнца-Индры-Варуны, Агни-Сомы-Митры. Она с божествами связана, и понятно, почему ведиец поет о ней, говоря: . «она выскочила из ряда божеств и стала среди нас».

Гимн («Риг-Веда», X, 37) говорит: «Честь и слава Взгляду Митры и Варуны! Воздайте почести Богу за этот Закон, Вещайте его Сыну Неба, исшедшему от Богов, штандарту, видному издалека, Солнцу!»

Таким образом, впервые встречаемся мы с идеей «Сына Неба, исшедшего от Богов» («Света от Света, Бога истинна от Бога истинна» — православное кредо). «Да защитит меня со всех сторон этот язык Правды, пока Небо и земля будут! Все, что движется, исключая Его, отдыхает: но всегда движутся воды и всегда - Солнце!»

«Ни один нечестивый никогда не сможет Тебя остановить, когда Ты едешь в Твоей Колеснице, запряженной Твоими крылатыми Лошадьми. Одно Твое лицо темное, когда Ты встаешь, о Солнце!

Твой свет, которым Ты отгоняешь Тьму, о Солнце, лучи, которыми Ты будишь весь мир, прогони им, подальше от нас, всякий недостаток, остановку служения, болезнь и плохие сны!

Поставленный зреть, бодрый, Ты наблюдаешь за порядком всякого, Ты идешь без злобы, по Твоему закону; то, что мы просим у Тебя сегодня, да ниспошлют нам Боги, о Солнце, возможность,

Чтобы Небо и Земля, чтобы Воды, Индра и Маруты слышали наш призыв, наш голос! Да зрят наши очи и да видит нас Солнце, и да достигнем живыми старости и радости!

Да будем мы счастливы всегда сердцем, счастливы взглядом, богаты детьми, свободны от зла, свободны от обмана, день за днем, живя еще долго, видеть Тебя восходящим, о могущественный Митра, о Солнце!

Ты, несущий великий свет и видящий вдаль, лучистое утешение для взглядов и взглядов, когда Ты поднимаешься в высоком свете (Зари), да узрим мы, живые, Тебя вновь, о Солнце!

Ты, по чьему знаку все существа встают и отдыхают в ночи, Златовла-сое Солнце, вставай нашей незлобивостью для дня, который всякий раз да будет нам благоприятнее!

Дай нам (счастье) и удачу взглядом, да будет удачен нам день, свет, холод, удачно тепло!

Да будет удачно нам путешествие, да найдем удачу в доме, о Солнце, дай нам твой драгоценный клад (сокровище)!

Дайте Ваше убежище нашим двум породам, двуногим и четвероногим, о Боги! Да едят они, пьют и размножаются досыта! Дайте нам удачу и спасение без всякого порока!

Если бы Вас затронули, о Боги, (ошибкой) нашего языка, или по неос-торожности мысли великий грех, не наказывайте нас, но передайте его, о Справедливые, безбожнику, который нам (является) несчастным».

Эти несколько гимнов Солнцу мы взяли наудачу. Их великое множест-во. Одни из них поэтичны, другие полны мистических терминов, третьи повторяют сказанное о Солнце за тысячелетия до того.

В некоторых из них чувствуется, что перевод сделан неудачно, другие, вероятно, в оригинале столь запутаны, что главная мысль скрыта под кучей слов. Гимны слагали разные люди. Одни из них слагали хорошо, другие посредственно. Так как главное для гимнов была не столько поэзия, как религиозное содержание, то они тоже вошли в Веды. Иной из них начат мастерски, а закончен столь беспомощно, что явно видно участие кого-то другого, которому показалось, что будет «еще лучше». Но везде видно желание последующих показать, что не естественные явления природы - Боги, а то, что за ними. Двойственность в таких случаях явно выступает. Чаще всего пересыщали гимны словами сами священнодействующие, которым все казалось, что сказано «мало». С другой стороны, владея ключом Вед, они знали, что темная масса верующих любит непонятное. Она в таких непонятных местах думает, что это особенно важные обращения к божествам, особые формулы заклинаний, мистические в себе и ведущие к мистериям. Наконец, и личное творчество или желание творчества священников находило себе почву в таких молениях. Иной из них был способен слагать гимны, а другой, как певец, лишенный слуха, пел как попало. Для неопыт-ного уха слушателей, которые, может, даже и не понимали больше старого санскрита, все это было «божественным словом».

Гимны Солнцу, по справедливости, не всегда на высоте, и гимны Ветру, например, во многих отношениях лучше. Вероятно, оттого, что к гимнам Ветру священники, имевшие духовную власть, но не имевшие таланта, при-

касались меньше. Божества Ветра были меньше, чем божество Солнца. И не касаясь столь настойчиво этих гимнов, священники не испортили их поэзии.

Гимны Ветру, Грозе и Ночи с точки зрения образов более человечны и даже антропоморфичны. Таков, например, гимн X («Риг-Веда», 10, 158), посвященный Богу Вата:

«Могущество Колесницы Ветра: она летит, воя ее грохот-гром. Касаясь неба, она летит, оставляя красные следы, летя по земле, она поднимает пыль.

Когорты Ветра летят за ней; она стремится ему навстречу, как молодые женщины спешат на свидание. С ним, в той же Колеснице, Бог. Он - Царь всей Вселенной. Летя дорогами пространства, он не отдыхает ни дня. Друг Вод, Первородный, обладатель порядка, где Он родился и откуда идет?

Дыхание Богов, семя Вселенной, этот Бог идет, куда хочет, свободно. Можно слышать его ропот, не видя Его тела (формы). Воздадим почести Богу Ветра нашей Жертвой!»

Из этого весьма сильного образом гимна видно, что он был сложен знающим Поэтом древности. Бесталанные последователи не тронули его произведения. Он — как индийский храм, к которому не пристроили курятников и кузниц. Гимны же Солнцу сплошь и рядом застроены такими второстепенными творениями так, что не видно главного.

Гимн Парджания («Риг-Веда», V, 83) описывает величественную тропическую грозу:

«Обратись с этой песней к могучему Парджания, славь его, умилостиви его твоими почестями! Ревущий Бык, (богатый) живительными истечениями, кладет свое семя в растения как зародыш.

Он валит деревья и уничтожает демонов: весь мир боится его смертельного оружия. Невинный даже убегает (в ужасе) перед Богом-самцом, когда Парджания гремучий бьет нечестивых». (Перун у славян тоже побивает нечестивых и называется Гремучим, Гремячим и Громовиком).

«Как кучер, возбуждающий своих коней кнутом, он посылает видимых гонцов дождя. Далеко вдаль разносится рычание льва, когда Парджания посылает дождь из тучи.

Ветры дуют, молнии летают, растения раскрываются, Солнце набухает. Соки родятся в природе, когда Парджания оплодотворяет землю своим семенем.

Перед его законом низко склоняется земля, перед ним встряхиваются животные, имеющие копыта, перед законом которого суть растения и виды, храни нас. Ты Твоей могучей защитой.

Пошлите нам в награду, о Маруты (Марутсы), дождя небесного, раз-

дуйте бока Жеребца! Приди сюда со своим громом, Ты, изливающий Воды! Ты - Асура, наш отец.

Завывай, греми, изливай свое семя, лети повсюду в Колеснице облачной! Опрокинь, развязав, мехи и опорожни их!

Да будут твои горы и долины переполнены (сравнены)!

Подними твою широкую бадью, опорожни ее! Да все раскрытые шлюзы раздадутся вдаль! Напой твоим топленым маслом небо и землю, дай коровам место для питья!

О, Парджания! Когда, рыча и гремя, бьешь ты неверных, Вселенная ликует и все, что есть на земле.

Ты пролил твой дождь, останови его теперь! Ты сделал пустыни проходимыми. Для пищи людей Ты сотворил растения: они тебя хвалят усердно».

Вечерняя молитва в главе X («Риг-Веда», X, 127) гласит следующее:

«Вот приближается Ночь, Богиня бросила взгляд повсюду. Она оделась в свои регалии.

Бессмертная, Богиня наполняет пространство, горы и пропасти. Она отметает своим сиянием Тьму.

Приходя, Богиня сменила свою Сестру Зарю («тридевять Сестрениц» славянской веры -прим. автора). Тени в их черед должны бежать.

Будь нашей сегодня! Это чтобы видеть Тебя, мы вернулись в дома, как птицы на дерево.

Кланы вернулись домой и все, что имеет ноги и крылья, до ненасытных ястребов.

Отгони волчицу, отгони волка, отгони вора, волнующаяся! Будь для нас хорошим переходом!

Вот подходят ко мне тени, завернутые в черное: дай придти Заре, нашей должнице!

Дочь Неба, я вел к Тебе стадо моих хвалений, как стадо коров: прими их, о Ночь, как Гимн победителю!»

«Атхарва-Веда» говорит о ночи: «Все движущееся* почивает в ней, противоположный берег скрыт в ней, границ не видно» («Атх.-Веда», XIX, 47, 2; 48, 2).

«О, Ночь, о, Мать, передай нас Заре, чтобы Заря нас передала Дню, а День - Тебе, сияющей!»

«Где были днем звезды, сияющие вверху, что видны ночью?» («Риг-Веда», I, 24, 10). «Как жемчугом (украшают) черного коня, Отцы (Питри) украсили небо звездами; в Ночь они положили Тьму, в День - Свет» («Риг-Веда», X, 68, 11).

Напомним, что ведийцы веровали в посмертное преображение святых в

героев, души которых «светятся звездами в ночном Небе». Когда гимн говорит об украшенном звездами ночном небе, он подразумевает именно это: святые и герои, светя звездами в небе, способствовали его украшению. И ведиец видит в этом обещание, что «вера поддерживает мир», что видно из дальнейшего («Атхарва-Веда», XII; I):

«Высокая истинность, точный Закон, Таинство, усердие, молитва, Жертва поддерживают землю! Хозяйка всего бывшего, всего, что будет, блюди, земля, дать нам место вдали!

Да не будет утеснения для нас между людьми! Земля имеет свои склоны и свои бока, ее широкая грудь несет травы с многочисленными свойствами: да пожелает она для нас вытянуться и благоденствовать для нас!

Она имеет воды: океан и реку. Боги получили на ней бессмертие (надо понимать это место, как «вечное поклонение людей»), на ней оживает все, что дышит и трепещет: будь, земля, к нам доброй, давая утолить нам жажду!

Земле принадлежат четыре стороны света, пища и вспашка рождены на ней; все, что дышит и трепещет, она носит по-разному: будь, земля, к нам милостивой и дай нам быков и изобилие!

Первые люди и первые века разделились на ней, Боги на ней подчинили демонов: прибежище Быков, Лошадей, Птиц, воздай нам, Земля, удачу и честь!

Носительница всех вещей, сокровищница добра, (благ) подпора, златая грудь, она та, которая останавливает идущее, и кто поддерживает Огонь Вселенной, Индра - ее Бык; благоволи, земля, нам располагать богатствами!»

Этот гимн довольно длинен, но его содержание, в общем, то же, что и приведенное нами до сих пор. Первое, что необходимо отметить, следующее: земля — арейа Битвы Богов и демонов; второе: прошение о том, чтобы земля сохранила свою поверхность (дали), пространство. Первое, то есть Битва Богов и демонов, - сокращенное повторение дел Индры. Второе — воспоминания о временах, когда земля уходила, сокращалась, покрывалась водами и льдами. Мы думаем, что ведийцы в период создания «Риг-Веды» переживали возрождение после упадка, последовавшего за предыдущей цветущей цивилизацией, может, даже весьма высокой. Воспоминание об этом периоде жизни ведийского человечества находит отражение в гимнах.

Второе замечание: не следует видеть в словах «Индра твой Бык» божество в виде действительного быка. Это условный язык, символическое название функции. Если земля, как корова, рождает растения, и детей-животных, и людей, то Индра, «как Бык», ее оплодотворяет. Здесь Индра оплодотворяет символически, а не действительно!

Дальше Гимн говорит: «Боги хранят землю день и ночь неусыпно, огромную землю без устали. Да позволит она нам доить ее драгоценный сок, да прольется на нас ее величие».

Под словами «драгоценный сок» нужно понимать мистический сок Сома, являющийся одновременно и молитвой, и жертвой, и даже божеством. Все это мистически, как мистически в христианстве Христос является агнцем, будучи в то же время в действительности Богом в человеческом образе.

Мистическое понимание вещей, земли и неба дает необычайную сложность ведической религии, ее выражениям, а образы, выражения, начинающиеся словом «как», спустя века, теряют это слово, и метафора становится утверждением; и уже не «как Индра ты пришел», а «Индра, Ты пришел!» Получается идентификация, слияние с предметом метафоры. Отсюда, на первый взгляд, невозможные утверждения: Земля — корова, Иидра - бык и т.д. Мы знаем, что народы неолита верили в божественных животных, но ведиицы были уже народом в высшей степени цивилизованным, особенно в отношении религиозном. С другой стороны, «Атхарва-Веда» была последующей за «Риг-Ведой» и в этом отношении ее нужно рассматривать как дополнение к первой, но не всегда удачное!

Индра-Агни-Сома — главные божества в ведический период, и Гимны, относящиеся к ним в «Риг-Веде», достаточно мистичны, чтобы думать, что они представляют из себя обожествление сил природы. За силами природы ведиец видел волю божества в действии. Он это действие и описывает. В этом случае божество есть причина, а явление - следствие. Не исключено, что кто-то из неразвитых священников мог принять одно за другое. С другой стороны, к этому толкала вера простых людей. Наконец, даже это было в интересах священников — это смешение причины со следствием. Так как простые люди не знали по-настоящему религии, то священник мог объяснить, следовательно, был нужным при отправлении культа. Впоследствии, в браманизме эта спутанность дала свои отрицательные результаты, разбив религию на тысячи сект, объясняющих каждая по-своему все, что религия говорит. Но в тот период, о котором мы говорим, этого деления еще не было. Наконец, в жизни всякой религии есть две тенденции, борющиеся между собой: первая — эзотеризм и вторая - обрядовая сторона, или экзоте-ризм. В жизни религии постоянно побеждает то одна, то другая. Буддийские молитвенные мельницы — одно из таких вырождений экзотеризма: произносить молитву даже не надо, достаточно повертеть мельницу! Того, что принято называть догмами в христианстве, в ведийской религии нет и потому каждый по своему разумению вносит в нее все, что ему кажется подходящим.

Среди гимнов Вед особо стоят посвященные Агни, который «свищет там

(на водах), отдыхая как лебедь» («Риг-Веда», I, 65, 9), или «песнопения Тебя наполняют, как большие реки наполняют море» («Риг-Веда», V, II, 5), и «Ты себя держишь в Твоем великолепии, Солнце, которое гонит людей вдоль их обиталищ» («Риг-Веда», III, 14, 8).

«О Агни, хорошо кормленный, Ты (обладаешь) — наибольшая сила. В Твоем отблеске драгоценном сосредоточена видимая слава. Ты наибольшая награда победы, могущественное богатство, распространяющееся во все стороны. Тот, который опирается на бурые дрова, как желающий вскочить; он их хватает, рыча, как Бык самок. Показывая свою силу, он украшает свое тело, он мотает рогами, как дикий зверь, которого невозможно схватить. Он схватывает одним ударом леса и деревья. Он знает и дружески ложится с тем, кто знает (травы и пламя). Они растут и рассеиваются в божественном пространстве (пламени). Они принимают иную форму, чем та, которую имели у своих родителей». (Здесь надо понять сложную символику ведий-цев. Они противопоставляют искру пламени, растения и пламя, лес и деревья и пламя, землю и пламя, пальцы священника, приносящего Жертву, языки пламени, которые уподобляются пальцам священника, пламя, угасающее и возрождающееся, и т.д.).

«Он обнимает девственниц с распущенными волосами (пальцы жертво-приносителя), они были мертвы и (они) воскресли благодаря ему, живущему. Освобождая их от старости, он идет, воя, с высокой душой, зарождая непобедимую жизнь.

Охватывая покрывало матери (земли), он бросается вперед со своими воинами. Охватывая безостановочно (все), он дает храбрость животным (для бегства). Самка ястреба следует за ним» («Риг-Веда», II, I, 12, 14, 15). (В некоторых местах мы вставляем в скобках слова, которые отсутствуют в тексте и без которых непонятно содержание. Одни из слов относятся просто к пояснению, другие к символике, благодаря которой текст становится непонятным.)

Гимны Соме являются подкрепляющими к гимнам Агни. В гимнах Соме рассказывается об извлечении сока из стеблей священного растения, о приготовлении сока, его просветлении, обработке и т.д. со множеством отступлений и примеров из других областей. Вся IX книга посвящена заклинаниям и молениям, относящимся к приготовлению Сомы и его освящению. Призывается душа божества, долженствующая войти в Сому. В некоторых случаях эти моления переходят в мистические обращения («Риг-Веда», VIII, 48, 3, II): «Мы вкусили Сому и стали бессмертными, получили свет, нашли божества. Что может сделать с нами теперь бесчестный невер или его хитрость, о Бессмертный?

Вкушаемый нами напиток, будь спасительным для нашей души. Всепрощающий Сома, как Отец по отношению к своему Сыну, как Друг для своего Друга, Мудрый Сома, о котором знают вдали, продли нашу (время) жизнь.

Эти причащения славные суть мои спасители. Они связывают мои члены, как ремни повозку. Да удержат они меня от преткновения, и пусть (всякая) капля (Сомы) изженет из меня боль, которая парализует».

Против всех болезней и как бы Святыми Дарами, как у христиан. Его называют «Хозяином Рыжих Коней», из чего видно, что Сома - символ Солнца, значит Бога. Само Солнце не всегда является обожествляемым светилом, а ликом Индры. Мы уже говорили об этой двойственности представления божества у ведийцев. Одно стремилось к единобожию, а другое к < многобожию. Первое было, видимо, более древним и шло от священников и толкователей Вед, а другое - от народа. Но так как определенных догматов в ведизме не было, то, надо думать, основой этой религии было свободное искание божества, но в рамках Вед и их символики. Иначе непонятно, как не установились твердые догматы за столько веков и, может, тысячелетий исповедания Индры-Солнца. Все творчество в священном писании ведизма устремлено на образы, символы, метафоры и поэзию. Между тем, Библия устанавливала строгие представления об Иегове, догматизировала единобожие и Декалог. Ведизм исповедывал многоипостасность божества и не препятствовал еще большей его усложненности с каждым гимном. Чем больше было это усложнение, тем лучше становилось положение священников, которые должны были объяснять. С одной стороны, «Риг-Веда» и «Атхарва-" Веда» были ведь «ведами», то есть науками, и изучение таковых давало жреческой касте или сословию, которое еще в строгом смысле слова кастой не было, большие преимущества, а самим ведийцам - народное единство. С другой стороны, ведийская религия охватывала всю жизнь пастухов, от первого блеска утра, когда «скачет асвин» и появляется Заря, до вечера, когда «скачет Вечерний асвин». Этот скакун асвина и был «лошадью, при-' скакавшей к нам от сонма Богов». Отсюда идет обожествление лошади. Она служит асвинам, она служит Индре, Варуне, всем божествам и сама божественного происхождения.

ОПЫТ СЛАВЯНСКОГО ПАНТЕОНА (ВЕДЫ: «РИГ-ВЕДА» И ДРУГИЕ)

Чтобы понять, что представляло из себя язычество, которое исповедовали наши предки, необходимо заглянуть в давнее прошлое, в самую глубь его, когда индо-арийские мужи жили примитивной религией

Арии. Сквозь туман промежуточного периода блужданий в азиатских степях по воле кочевой жизни, стад и пастбищ сияет перед нами отдаленное прошлое, воспетое Ведами. Священные гимны арийцев, родственные греческим, показывают нам ясную красоту примитивных верований пращуров. Вместе с тем мы видим сквозь эти гимны другое прошлое, еще более раннее, где высота культуры была, несомненно, значительно большей. Разница между ведийским периодом и этим предыдущим периодом такая же, как между древнеславянским и русским. Это был, вне всяких сомнений, особый мир, может, находившийся в культурной связи с цивилизацией Ма. Оттуда идет идея Единого Существа, Бога. Арийцы периода Вед часто от нее отклонялись, но в самих Ведах есть всегда указание на Единство божества.

Но развившиеся позже формы ведизма выражены образами пронзительного значения, высокой поэзии, из которой течет и наша Река Духовной Жизни, какими бы покровами мы ее не покрывали сейчас.

Нужно понять, что пережившие катастрофу арийцы Вед не могли вернуться к прежней чистоте религии. Образовался надлом, обрыв, пропасть между доведическим прошлым и ведическим периодом.

Перешагнуть через нее они не могли, но должны были с трудом восходить к новым формам религиозного мышления, уже отличным от прежних. Даже браманизм и митраизм с религией маздеизма, вышедшие из ведизма, отклонились, каждый в свою сторону.

Понятно, что и ведизм, не будучи сразу в полной мощи и силе, не мог вылиться в нужную форму, и потому в «Риг-Веде» видны колебания от многобожия к единобожию.

Однако, здесь играет роль и само мышление арийцев ведического периода. Оно было метафорическим, аллегорическим, символическим. Западные ученые думают, что эти метафоры и аллегории ясны. Мы не думаем этого. Если ариец думал, как и мы, то это вовсе не значит, что он думал так же, как и мы. Его вид мышления отличается от нашего. Конечно, главную роль в религиозном мышлении ведийцев играет природа, однако, они ее видят иначе, чем мы - дети западной культуры и цивилизации, отошедшие от природы И живущие в искусственном, механико-экономическим мире! Простое понимание сил природы, персонификация которых ведет к многобожию, чтобы закончиться единобожием, из которого арийцы вышли в древности, для нас уже недоступно. Мы под персонификацией понимаем идентификацию, тогда как арийцы понимали ее иначе. Пастухи Семиречья, а затем Ферганы, Дзунг-Арийских степей и Пенджаба - эти арийцы были, прямо лицом к лицу с творящими силами природы, чужды абстрактному представлению семитов и видели воочию божественное Творчество, признавали его наяву, будучи наедине с Богом в степях, где волнуются, бегут синие дали и где весь мир - храм, в котором сама природа зажигает свечи-звезды и украшает цветами горы-алтари. Перед ними многие божественные атрибуты, творящие, каждый по-своему, мир. Сначала их так много, что нет возможности удержать их всех в памяти, но затем, понемногу, возникает прежнее единство, и уже Индра становится Агнн, Варуной, Савитри. Все это тот же Бог, только надевающий иные одежды. Перед арийскими пастухами боги в кустах, здесь, на земле, в родниках, деревьях, камнях. Они видели божественное не сухим, измеряющим, отвлеченным взором, а живыми глазами и детски-чистым разумом. Бог или боги не одинаковы для семитов и арийцев. Если для первых это сухой, абстрактный Законодатель, для арийцев это Друг, Друзья, Дива Дивные, не беспощадно наказующие, а дружески поддерживающие человека в его религиозном младенчестве. Боги арийцев полны братской, сестринской, отцовской и материнской Любви, Защиты, Помощи и Всепрощения. Их боги - божественные герои, борющиеся со злом. Они - Сила, Вечное в вещах преходящих, то, что не убывает, когда сами вещи убудут. Этот творческий, Живой источник Пра-ны, Живы бьет всюду и во всем. Он - Сила, Здоровье, Красота, Радость, Мудрость, Поэзия и Жертва, Богослужение и Песня, Танец и Дружба, Обожание и Возлияние, Сома и Огонь Вечности.

Лучшее познание Его — либо активность, деятельность, героика, либо созерцательность, углубление в Покров Майи, искание в нем, контакт не только с Иллюзией, кроющейся в ней, скрывающейся, покоящейся в ее интимной Сущности. Первой ступенью такого постижения является причастность к тайнам природы, отыскание в ней и в них прежде всего человеческого содержания. Там бьет Ключ, Живая и Мертвая Вода. Там же и Облако Сварога, Исварога, Исвары, «с которого Он глядит на мир». Мертвая Вода арийцев творит Материальные формы, держит их вместе, исцеляет раны Сущего, порождает Силы Сцепления, фиксирует Время, Место, Вещи преходящие, дает статику вещей.

Живая Вода (Амброзия) наполняет их Эманацией Живы, дает Амриту, Бессмертие, Прану, дает Разумное Движение, самозащиту, растит их, холит, пестует, исполняет Красотой, превращает из одних в других, дает динамику вещей, обращая их в Существа.

Покров Майи над теми и другими; за ним, этим Покровом, все иное, непохожее на обычное, за Ним - Голубой К-Рай, куда все идет, источая влагу Живы, дыша Праной. Атман - Воздух и Атман же Душа! Дыша, человек вдыхает Атман, Высшую Душу, Праматман. Это К-Рай, у К-Рая которого живет Ария, Ирия, Ирий, Иронэ (может, Иран), Предвечный Рай, или «Тот Свет» и Навь.

Мы нарочно здесь смешиваем воедино славянские идеи с арийско-веди-ческими, потому что они одного и того же корня.

И если Рай-Ирий-Иронэ, Ария - место блаженства, где течет Сома, Амброзия, Напиток Богов, Амрита, то Голубые Степи, где пасутся Синие Небесные Коровы, поедающие Голубые Травы Жизни Вечной, хранят в себе и Путь и Навь. Последнее - то, через что надо перейти, умирая и идя в Рай после смерти.

Исвара-Исварог, Сварог-Савитри, «Сидящий на Облаке» над Миром. Он глядит Мир, как Брама думает Мир (в браманизме). Но Навь, или Невь, «откуда не приходят вено венити» - это то Неведомое, что находится За Порогом Жизни и чего смертными очами нельзя видеть, «неможашети Нави зряти!»

Оно грозит Живущему Ямой, Могилой, и арийцы тоже знают Яму, Бога Смерти. Яма грозит Живому, чтобы взять его Живу и выпить из него Прану, в которой он нуждается.

Навь грозит Живущему, она страшит его, дабы сделать ему Существование драгоценным. Но над Навью - Златой Мост-Индра-Солнце и оно ведет усопшего Героя в Рай-Ирий-Иронэ, туда, на Запад, где Оно само спит Ночью в Златой Телеге, над которой Златой Шатер. Так Хорос, ведя под уздцы Рыжих Коней, совершает День. Так Даждь-Бог направляет Златой Щит на Землю.

Рядом с Шатром Индры-Хороса-Даждь-Бога пасутся в Голубой Траве его Рыжие, Огненные Кони (в которых - Агни). Утром, проснувшись под грохот копыт Небесного Всадника, Левина, видя Зарю, божественную Корову, Дающую Млеко Жизни людям, Индра выкатывает Телегу, запрягает Огненных Коней и ведет их под уздцы кругом Земли, по К-Раю Райскому, мимо Нави, куда тоже падают Его Лучи, пробуждая Мертвых, и въезжает во всей Славе Своей с Востока, ведя за Собой на Златой Привязи Ясный День. Он распахивает Лазурные Врата Сварги, Неба, и заставляет петь Птиц и мычать Коров. Плачущая Росой уходит Ночь, сестра Дня, ложится спать на Западе, за Синим К-Раем, в постель, нагретую Днем. С Ней уходит Луна, уплывают и гаснут Звезды, Солнца Героев.

День, как Жертва, встает и протекает. Жрецы и Старейшины Кланов творят Утреннюю Благодарную Жертву, творят Возлияния Сомы на Огонь-Агни, дают пить Амброзию своим верным арийцам, членам их племени.

Когда Заря раздает Млеко Живущим, идут женщины доить Коров. Молоко Небесное, смешанное с молоком Земным, течет в сосуды. Арийцы пьют Молоко Коров, смешанное с Молоком Зари, чтобы получить Живу и Прану.

Когда первый луч солнца, восходящего во всей своей Славе, освещает края кувшина Молока, его благословляет Агни, Индра, Варуна, Савитри. Оно становится священным.

Где Небо, а где Земля? Ариец не видит границы между ними. Он видит, что Небо любяще прильнуло к Земле и что Солнце-Индра-Агни-Варуна-Савитри ласкает ее. Он чувствует себя в Раю. Горло его сжимается благодарственной спазмой и он поет Гимн Солнцу-Варуне-Апш-Индре, Победившему Яму, Тьму, Таму. Гимн его также чист, как слово ребенка, еле умеющего сказать, чего он хочет. Чиста его Жизнь-Жертва-Творение. В юном мире идет он со своими стадами к Синему К-Раю Неба, на водопой. После он гонит коров и лошадей на травы. Там он их стережет, пока Индра-Солнце стережет его со стадами и самим им. Едят траву животные, сам ариец ищет в травах священную траву, из которой делается Сома. Найденное он передает старейшему, или жрецу, которые из этого делают напиток Богов, Амброзию, Сому.

В полдень возвращается он со стадами к стану,-где принимает участие в жертве и получает свою ложицу Сомы. Он пьет напиток Богов и ест пищу, которая была освящена жертвой.

Весь его день - религиозный акт: день, полдень, вечер. Трижды в день приносят арийцы жертву. И когда Вечерний Всадник Небес, Асвин, проскачет, загорается краткая Заря Вечерняя, приходит Ночь и вспыхивает Агни-Огонь ночного Костра.

Ночью ариец спит, но стражи, вооруженные Огнем-Агни, горящим тут же, стерегут Стада от нападений зверей, злых помощников Ямы. Они не спят, сидя на конях, как образ самого Индры-Агни, Варуны-Савитри.

Медленно протекает ночь в звездном небе, где сияют Солнца Питрис, Анжирас и усопших героев, пивших Небесную Сому, Напиток Богов.

Но всходит и заходит Луна, Покровительница Женщины. Вот Утренний Асвин, Небесный Всадник, Вестник Борьбы Агни-Индры-Варуны, скачет в Небе. Заря раздает Млеко Живым и приходит в славе день с Индрой, победившим Смерть или Ночь.

Разве такая жизнь не означает сопричастность с тайнами природы и Бога? Если природа — дело рук Творца, то ее закономерность явлений — тоже дело рук Творца, и ариец, славящий Творца, живет в нем и в природе.

Если бы его жизнь была лишена божественного влияния, она была лишенной и красоты, как и поэзии, потому что красота и поэзия были наравне с религией духовным содержанием ведической жизни.

И отсюда двойственность ведической жизни; с одной стороны - Бог, а с другой — Земля. Небо является источником Живой Воды, идущей от Инд-

ры, Земля показывает многообразие творчества Бога, и отсюда идет многобожие.

Но Солнце одно, и Индра один, хотя Солнце бывает и разным. Так утром оно живит, днем греет и летом в полдень оно жжет, уничтожает, сушит, приводя с собой Сушну (Засуху, или Сушь).

В славянских языках осталось много ведийских корней, и многое из санскритских (пракритских) названий ясно само собой, как например, понятие Ясна (название Иены). «Благословляйте и хвалите имя Бога, вы, которые являетесь Его слугами, благословляйте Его», - говорит Псалом царя Давида (Пс. XXXXVI). Готама говорит так: «О Индра, никто не был, никто не будет подобным Тебе. Это Ты поддерживаешь Вселенную. Индра велик; мы ему возглашаем нашу хвалу и наши молитвы, чтобы увеличить его силу. Ни Небо, ни Земля, ни Воздух не могут убить (поразить) этого Бога».

«Свет (Мир) не должен свой блеск никому другому, как Ему (Его Силе)». Так говорит Панватаратха («Риг-Веда», разд. VI, г. I, в. XXIII и XXIV, т. III, пер. Ланглуа, стр. 250). В этих двух Гимнах, одном - еврейском, библейском и другом - ведическом, одна и та же идея: хвала Бога.

Такие параллелизмы возникают все время при чтении Вед. Ясен общий источник веры. Откуда идет он?

Есть один ответ: из недр цивилизации Ма, некогда сиявшей в мире несравненным блеском до катастрофы (поставить параллель с катастрофами Many).

«Ничто не ново под луной», - говорит старая поговорка, ничто не ново, как откровение в религии, можно сказать, читая Веды и сравнивая их с Библией и христианским Священным Писанием.

Ведийцы — дети Бога, Друзья Сил Небесных. Они их ищут на Небе и на Земле. В отличие от сухого, умозрительного богоискательства семитов, арийцы ищут божественное в окружающей их природе. Они ищут в ней человеческое, то есть временное, и вечное, то есть божественное. Извлекая из видимого человеческое, они видят материальное и божественное, а извлекая материальное, становятся лицом к лицу с божественным. Вот почему Веды так пронзительно религиозны. Они передают нам простую, детскую уверенность в том, что мир управляется божественным началом, а не одним материальным, что одного материального мало и что если перед ними Явь, то она основана на ПРАВИ, и что НАВЬ, лежащая за ней - это лишь пропасть, отделяющая человека от Сварги, где Бог, Отец Живы и всего Живущего.

Ища Живой Воды, арийцы шли за своими стадами сквозь степи, заросшие травами, все дальше, вперед, к Вечной Синеве, где Сварга сходится с Землей. Там и ступени в Рай, откуда сходят на Землю божества-атрибуты Единого Отца божеств и людей. Они живут с людьми, и в этом отношении религия арийцев и древних греков исходит из одного и того же источника Живой Воды, пьющий которую не умирает.

Все, что происходит в природе, ее Круговорот, Коло Времян, достойно песни Древней Арии, и Веды (знание) посвящают в тайны Кола. Индра первый, на Огненном Коне, дал начало коневодству арийцев. Он же научил их и тайне Кола-Круговорота. Но создав образ Круговорота, сделав Коло, арийцы нашли в нем средство передвижения; создав Коло-колесо, они создали телегу, в которую впрягли вначале тельцов, волов, а затем и коней. Индра, разящий зло, на коне, изо рта которого сыплются искры и идет дым, Бог Грома и Молнии, был тем первым всадником, с которого арийцы взяли пример, приручив коня и научившись ездить в седле.

Молния в руке Индры была образом меча, который они выковали. Борясь за стада и пастбища, они создали новую силу - вооруженных всадников, Сынов Индры, и враги больше не смели на них нападать.

В степи человек один-на-один с Богом. Голова его поднята в Небо, и одни ноги ходят по Земле. Но всадник, севший на коня, еще больше отделился от Земли, еще больше приблизился к Индре, не только внешне, но и внутренне. Он ему уподобился. Вот почему всадник и конь имеют такое значение в жизни арийца. Вот почему ариец видит в них приближение к Сварге. Нет лучшей жертвы, которую он может дать божествам, чем Конь. Жертвоприношение коня — одна из самых величественных по своему значению мистерий Арии.

Ведическая религия, таким образом, была откровением, но в отличие от ветхозаветного откровения последнее было причастием к жизни окружающего мира, участием в тайнах природы, олицетворением последних в виде гениев, Див Дивных, добрых духов, которые соответствуют решительно всему, всякому факту в мире и жизни.

Проистекание времени, льющегося из сосуда скудельного Индры-Бра-мы (Времябога), и повторяющийся цикл природы, смена времен, все то же Коло, которое величает любящий сын природы, ариец, приводит его от события к событию, до дней младенчества, юношества, взрослости, зрелости и старости; от рождения до смерти. Он в нем участвует и это Коло - его. личная судьба, неразрывно связанная со временем. Каждый из отдельных частей Кола, каждая его спица - проявление божественного. Коль скоро она мелькает, значит Индра Могучий летит на Огненном Коне, бьет Мечом Молнии врагов Сварги, льется дождь - Даждь Божий, из хлябей Вышняго и знак любви Вышняго, вспыхивает Молненное Древо в Сварге, откуда Мост спускается на Землю, Рай-дуга, идет дождь Пуруши и вертится Коло

Колядино, вечной смены вещей. Порошит снег Пуруши, из мрака полуночи идет Мраз, Хлад, Стужа. Все это - атрибуты божества, олицетворение творящей природы. Отнюдь не материально понимает ариец эту природу, он ее обожествляет, но не так, как темный язычник. Он видит в этом проявление милости Божьей. Каждое явление в Яви - милость Бранибога-Брани-бора, Конь Индры, всякий шаг его вперед и никогда назад. От рождения к смерти. От любви к Неви, от Жизни, дыхания Праны к Нави, к Раю, где все как здесь. Там воины-герои пасут коней в злачной траве, там нет ни печали, ни вздохов, там - одна радость Божия созерцания. Там Свет Вечный, немеркнущий, Лето Божье, Цветень, благость воздуха, изобилие плодов земных, пение Сиринов Райских, Танец Див Дивных, и там никто никогда не болеет, не старится. Там нет ни голода, ни жажды, ибо всяк утолен Водой Живой навеки и «всяк насыщен Хлебом Небесным во все дни».

Боги ходят по земле, живут среди людей, братаются с ними. Скачет в степях всадник, доскакивает до кочевья, прыгает на земь, кланяется, шлет благословение сидящим у огня. Приглашает его старейший присесть и разделить вечерю. Садится гость, хвалит богов, ест, ложится на ночь спать возле своего коня. Сварга сияет звездами, Молоко Майи, что та несла Свар-гой в кувшине, чтобы дитя напоить, Кришну, да разлила. Блестит молоко в вышине. Спит спутник. Сторожат стада конные юноши, не спят в седлах, переговариваются. Ночь течет в травах, благостная, росная. На заре смена сторожам пришла, другие садятся на коней. Нет путника! Был здесь и нет. Пропал. Никто не слышал, как ускакал. Кто он был? Сам Индра! Приезжал сам Индра.

Вдали, в полдень, когда земля дрожит у края неба, когда волнуются барашки, текут синей толпой за К-Рай земли, возникает синий поясок и поверх него, на синем поле идет пахарь, ведет борозду. Смотрят старейшие: что такое? Кругом степи без конца, нет пахарей нигде! Посылают всадников. Скачут всадники, вихрем летят, и видят, как пахарь поднимается в небо, продолжая пахать, тает, исчезает. Кто пахал землю? Кому же, если не Индре заниматься Сварожьей Землей? Синяя она, и травы на ней тоже Голубые, и по ночам там пасутся Золотые Овцы, мелькающие огненными искрами. Ходят бесчисленные Стада в Сварге, пасет их Велес-Бог, предстоящий всякому движению, всякому числу, всякой гармонии, достатку, добру, зверям и злакам.

Вдали возникают тени людей, идут они за стадами, высокие, длинные, с большими, крючковатыми палками в руках, шагают за овцами. Идут до самого Сварожья Пояса, синей каймой отделяющего Небо от Земли, идут и вступают на него, и уже в Небе гонят стада, над Землей. Кто эти пастухи?

Это Велесичи, Сварожьи Гусляры, Певцы, Баяны, гоняющие неисчислимые Стада Златорунных Овец Сварги. Идут они, исчезают, расплываются в Небе. Как понять эту тайну? Видели ее арийцы своими очами и давали' одно объяснение: Индра, Велес-Бог, Агни, Яро ходят синими степями, голубой Сваргой, простым смертным недоступной.

Встали облака громадой на полуночи, стали облекать Небо, гром вдали прогремел, а Солнце, лик Агни-Бога потускнело, померкло, и на минуту нашла на Землю тень, в которой блистали одни молнии и гремел гром, лил дождь из хлябей небесных. Могучий Индра-Бог-Герой сражался с Черно-богом, боровшим Агни-Бога. И вдруг снова стало светлеть, и ночь, спустившаяся было на Землю, ушла. Индра победил! Индра могучий, славный герой, не щадя себя, кинулся на Чернобога и отогнал его! Слава Индре! Слава! Слава людям Индры! Эти люди - славяне. Они поют славу Индре, Богам Неба и Земли, ничего не прося себе. Они — люд Славы. Славяне. Их имя создалось из обычая петь Славу Индре.

Не со стороны наблюдали они циклы природы, а изнутри, живя в циклах, руководясь ими. Вся их жизнь была основана на циклах природы и все, что было в природе, было в их жизни.

Вот кончилась студеная зима, когда скоту надо добывать корм из-под снега, на полуночи, и когда в Пенджабе .холодно. Потекли ручьи, зазеленели травы. Первые овцы принесли ягнят. Первый агнец - дар Богу-Агни. Праздник у пастухов. Первого агнца предают закланию, сжигают внутренности на костре их прошлогодних трав, жарят жаризну, Агнца Весны, посвященного Агни-Богу. Едят его со степным луком, чесноком, дикой горчицей, уже выросшей среди сухой травы прошлого лета. Едят, вкушают, запивают броженным молоком степных кобылиц, веселятся, славят Агни-Бога. Если у семитов Пасха - праздник избавления от рабства египетского, у арийцев - это праздник Весны, возрождения природы, восстания степей от зимнего сна. Радуются арийцы, рвут зеленую траву, бросают ее вверх, к Сварге, показывают Богу-Отцу всех, что зелена трава пришла. Осыпают друг друга с утра до вечера прахом красящих корней - индиго, гаранс, чтобы показать, что время цветения пришло. И если кто найдет в этот день первый цветок в степи, он несет его с радостью и торжеством к стану, дает старейшему и тот, славя Индру, Агни, Варуну, показывает его всем как первое Чудо Див Дивных. Боги ходили по степи, и по следам ног их вырастают цветы. Связь ариев с Богами нерушима, одни славят других и те помогают первым:

«Поверх всего, поверх Дней и Ночей, Поверх воздухов и морей Индра,

Уходящий дальше ветра, дальше земли дальше рек и дальше Мира!»

Индра Великий, которого славит Рену, сын Висвамитра: «Пой Индру, этого Великого Героя, который вытягивается в сиянии миров, дальше краев Земли, который живит и поддерживает людей, который наполняет все, который величественно вздымается над темным покровом волн! Славь Индру новыми славословиями, столь же благородными, как Он сам, и Величие которого равно Земле и Небу!»

Этот Индра пришел на пиршество весны в степях, сел у костра-дыма, взял кусок священного Агнца и ел с людьми. Он был Индра, потому что утром рано не нашли следов его. Он был Индра, потому что ускакал на рыжем скакуне без того, чтобы стражи слышали гром его копыт. Он был, Индра, потому что ушел раньше дня, который должен привести на Землю. Он был, Индра, потому что Лик Его был благостен и слова Его были проникновенны. Он был, Индра, потому что пришел и ушел на огненном скакуне.

«О, Индра! Да поразит твое оружие, враждебное грешникам, злых Рак-шасов!

Чтоб наши злые противники повалились на Землю, как жертвенные быки.

О, Индра! Враги, которые на нас нападают, многочисленны и полны ненависти. Пусть они собираются под покровом Ночи, чтоб Утром при помощи Света наступающий День стал их могилой.

Призовем на помощь нам, среди этой Жертвы, Великого и Прекрасного Индру, благороднейшего из Героев среди сражения, милостивого как и ужасного, победителя врагов на поле брани, покрытого их трофеями». («Риг-Веда», VIII, IV, I, III, XIV, XV, XVIII, перевод Ланглуа, т. IV, стр. 337 и др.)

Индра в степях, к полуночи от Пенджаба, к полуночи от Кабула и реки Кофеи, или Кабула, в высоких долинах Яксарты и Оксуса, он был среди Арии, пасшей стада. Он указывал ей перстом на юг, где Пенджаб. Он показал, где лучше пастбища и где меньше врагов.

Славившие Индру славяне были на Комонях, они двигались к полудню, но старейшие сказали, что Индра встал на горе и показал на Запад, где спит ночью день, где стоит в ночи Златая Телега Солнца-Агни-Бога: «Туда, туда, ибо Агни тоже идет туда, ибо Индра тоже идет туда, ибо День спит там, и Ночь приходит оттуда». Там К-Рай Земли, туда... Одни пошли на Юг, другие на Запад.

Кочевые кланы проходят, в поисках пастбищ, тысячи верст и всегда у них направление играло большую роль. По солнцу и звездам водили они стада свои. Индра-Солнце был вождем их. Индра-Герой, Индра-Лучший Воин, Сильнейший среди Храбрых и Храбрейший среди Сильных.

Скифы и сарматы, среди которых были позже наши пращуры, обладали богом войны. Простейший культ, который они ему воздавали, и изображение Бога войны были пика, воткнутая в землю, или меч. Этим пращуры символизировали Молнию Индры, его Огненный Меч. Греки видели в этом варварскую бедность обряда (Геродот, IV, гл. ХХХХП; Варрон, «Фрагменты», изд. Бип., стр. 375; Клем.Алекс., «Протреплик», стр. 375). Гимн Сан-ва, адресованный Марутам, заканчивается словами: «Бросьте врагов как стрелу против сих, кто осмеливается ненавидеть Ришис» (Альфред Мори, «Религия арийцев», Париж, 1863).

Маруты или священники в конце концов были слиты в Ведах с Девами («Риг-Веда», перевод Ланглуа, т. I, стр. 559).

Законы пустыни или степей просты. В них все подчинено удобству стад, овец, коров и лошадей. Жизнь пастухов сурова. Она вся в передвижениях, в поисках травы и воды.

Сыны Анжирас, воспетые в песнях семьи Готамидов, прославляются не только как служители Индры, но и как его помощники в поисках Небесных Коров («Религия арийцев», Альфред Мори; Нэв, «Опыт», стр. 228). Их личность в конце концов исчезает и сменяется тем божеством, которому они служили. Анжирас (Ангирас) стали Агни-Богом.

Земные коровы смертны, они нуждаются в траве и воде, Небесные Коровы бессмертны, они пьют Живую Воду и едят лазурную траву Сварги. Те, кто, помогая Индре, искали этих Коров, стали сами божествами, сливаясь с Индрой и растворяясь в нем. Скачущий степями всадник потихоньку уменьшается, становится маленькой точкой в синеве далей, растворяется в них, становится единым с ними. Эту тайну растворения личности в недрах пространства арийцы, дети Индры, воплотили в гимнах и легендах, как тайну слияния с божеством, растворения в нем. Коровы, жующие траву, образ смертного, питающегося бессмертным. Но бессмертное только временно их поддерживает в жизни, в борьбе со смертным. Сварожьи Коровы сами бессмертны, а потому пища их - голубые травы Сварги. Индра ищет их, он, занятый подвигами, битвами с врагами людей, потерял стада. Ангирас ищут его Коров, они становятся его слугами, сливаются с ним, становят-

ся им. Здесь люди сначала становятся атрибутами божества, затем самим божеством, теряя свою личность. Как скачущий всадник, удаляющийся от стана, становится идентичным с пространством, они становятся идентичными с Индрой.

И чем дальше уходят во времени Предки, тем больше сливаются они с божеством. Смерть - уход во время, сливающееся с пространством. За гранью того и другого - Сварга, Синий Рай, начинающийся по Концу-К-Раю Земли. Там - синие Степи Сварги, там - голубая Вода Вечной Жизни, там — облака — Овны и Тельцы, и Звезды — Овцы Сварога, Индры, Белеса. Ю Джатаведас, пусть они вовдут в тело! О Агни, спусти их затем среди Питрис, чтобы они пришли среди призывов (наших) и.жертв. Одетые Жизнью, пусть примут они останки (смертные)...» Так молили арийцы, сжигая умерших: «О Агни, остерегайся сжечь (окончательно этого покойника). Не разрывай ни его кожи, ни его тела. О Джатаведас, если тебе угодны наши жертвы, помоги ему твоей помощью, окружи его с твоими Питрис. Он пришел, чтобы получить (тело), которое носит его душу» («Риг-Веда», разд. VII, чт. V, г. VII, т. IV, стр. 233; «Риг-Веда», разд. VII, чт. VI, г. II, т. IV, стр. 150-157).

Так скачущий вдали всадник, исчезающий в степях - пространстве, становится символом исчезновения, и смерть теряет свою страшную сущность, ибо исчезновение просто, и Агни обнимает тело усопшего, уносит его с собой. Усопший ушел в поисках Небесных Коров Агни-Индры. Постоянное смешение имен божества показывает, что все они — разные атрибуты, и одного Бога, коего лишь называют разными именами. Ошибка очень многих ученых-санскритологов заключается именно в том, что они принимают разные имена божества за разных Богов. Между тем в славянской службе говорится: «Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный...» Разве здесь именуются три Бога? В «Риг-Веде» же если говорится Пуруша, Агни или Индра -это три божества. Почему? Потому что в недрах христианской цивилизации принято считать язычников идолопоклонниками, верящими в многобожие. Для ясности, после тщательного изучения «Риг-Веды» и документов о язычестве мы должны настаивать на том, что разные, так называемые, божества на самом деле у арийцев являлись именами одного и того же Бога. Каждое такое имя — просто отдельный атрибут божества. Не отрицаем, что среди них могли быть и веровавшие в персональность каждого из этих имен. Они могли даже записать гимны разным божествам, но от того, что два-три скриба записали ошибочно Исус вместо Иисус, ничто в христианской религии не изменяется. В арийской религии тоже ничего от этого не менялось. Позже произошла действительная персонификация божественных атрибутов, но это позже, уже ближе к нашим временам. Кочевников же само Небо, сама Сварга учила единству божества. Исвара один! Это название у готов из Един, славянского корня, перешло в Один, чтобы в этом виде удержаться в исчислении русской ветви славянства как название единицы. В этом исчислении один - Един было именем Бога, два - Дева, три - Тримурти, четыре — Чатвара, Шатвара, Сатвара, пять - Пенто, вероятно, от греческого пента, так же, как шесть - гекса, семь - седемь, седьм, Сапта — элемент влажности, восемь, чтобы снова девять стало названием Дева и Десять Дассиа. Арийский религиозный характер исчисления исходит из того же кочевного периода пастушества, когда, исчисляя стада, сын Индры посвящал свой скот Богу. Заодно он его благословлял. Благословение скота удержалось в русском православии: 25 марта, в День Благовещенья, к церкви пригоняли коров. Возможно, что в древности, перед весенним праздником, равносильным Пасхе, происходило посвящение скота, когда каждое отдельное животное посвящалось божественному атрибуту, откуда произошло и само исчисление. Во всяком случае, оно было необходимо кочевникам, ибо они не могли знать без этого количества животных в своем стаде.

Праздник Пасхи - праздник пастуший, означающий/что овцы начинают приносить ягнят. Естественно, что этот день связан с радостью, ибо с него начинается весна, и в этот день все пастушеские народы —. арийцы и семиты - приносили своим божествам жертву - первого непорочного ягненка. День этот был посвящен песням, играм, рассказам о, прошлом, пиршеству и, так как жизнь пастушеского народа зависела от стад, в этот день считали скот, посвящая его Единому Богу, Девам, Тримурти, Чатваре, Пен-ту, Сапта - всем атрибутам божьим. Исчисление на этом было основано. По исчислении начинался новый цикл времени, до следующего праздника Весны.

Однако, чтение атрибутов для нас тяжело, ибо мы не все знаем, что понимали наши пращуры под тем или иным именем. Так ведический поэт Вашитха, или Вашиштха, был одно время принят за богиню Зари, ибо его имя значит «чрезвычайно сверкающий». Между тем богиня Зари тоже часто называется «чрезвычайно сверкающая» (Макс Мюллер «Сравнительная мифология», фр. перевод, стр. 77). Заря носила имя Ушас, и единственная Звезда, имевшая имя, была Венера, (ее звали Узанас, или Сукра. Так как эта звезда оставалась последней и загоралась первой, арийцы считали, что она — единственное из божеств, пытавшееся сопротивляться Индре-Солнцу.

(Переводы де Бартелеми-Сэн-Илер, «Журнал ученых», 1853, стр. 486) - «Да будут даны нам блага Митрой, Варуной, Адити, Матерью, Землей и Небом». «Различные блага, даваемые Зорями, суть счастливые дары тем, кто их почитает жертвоприношениями и песнями» (там же, перев. де Барте-

леми-С.Илер). Храм природы, в котором жили арийцы, давал им духовную пищу своими явлениями, и в ней они отыскивали себя и свое значение на Земле.

Как Весна, предвещающая свет и тепло года, так и Заря, образ Весны и Дня, обещает тепло и свет. Это обещание Боги всегда держали, и оно всегда исполнялось. Отсюда - радость Арии. Индра, тот, «которого воспевали наши отцы» («Риг-Веды») - постоянное упоминание. Индра — одно из крупнейших имен бога Солнца. В истоках арийский политеизм был монотеизмом, ибо Солнце одно, и культ, проистекший из обожествления Солнца, говорил вначале о нем одном, а не о многих. В долинах Джунгарии, или Джунг-Арии, религия была простой, она состояла в обожании Солнца. Позже пришли другие атрибуты, а затем их персонификация.

Что культура Арии и в древнейшие века была на очень большой высоте, не подлежит сомнению. 22 августа 1953 г. по радио было передано в Бельгии, что найден манускрипт на санскритском языке, заключающий в себе описание летательного аппарата, несгораемого и, тяжелее воздуха. Если это так, то пастуший период Арии был периодом упадка, возникшим после расцвета культуры и цивилизации. В результате каких событий произошло последнее, нам неизвестно. Могли быть причины революционного характера, геолопгческого, наконец, военного, эпидемического (вспомним великую чуму в XIII веке в мире). Случилось что-то, разрушившее организацию Арии. От этого разрушения могли уцелеть пастухи или в пастухов Арии могли обратиться уцелевшие граждане Арии. Возможно, что указанные события имели место приблизительно в тот же период, как и события цивилизации Ма, погибшей в Тихом океане.

Периоды упадка и расцвета чередуются в жизни народов. По-видимому, в основе таковых лежит циклический закон, тогда как то, что мы называем «причинами» падения цивилизации, может быть лишь внешней причиной, могущей принимать всякие формы. Для такого сложного явления, как упадок, должен быть ряд причин, внешних и внутренних. Но внутренняя причина и действительная причина - это разрушение сцепления отдельных лиц народа. Сравнивая жизнь народа с организмом, можно сказать по аналогии, что упадок вызывается разрушением внутренней координации народа, иди, иначе говоря, возникновением внутреннего хаоса. Так как вся жизнь и расцвет сопровождаются наведением порядка в хаотическом нгггроможде-нии вещей, то значит, в первую очередь, упадок начинается в тот момент, когда наступает расстройство функции цивилизации, и наведение порядка падает. Хаос, увеличиваясь, становится быстро более сильным, чем силы порядка. После этого цивилизация падает окончательно.

Основа ведической поэзии, поэзии религиозной в себе – прославление божества. И прошения к нему весьма малочисленны и примитивны. Чтобы дорасти до такого понимания религии, нужны были тысячелетия, ибо, если внешняя форма ведической религии как бы энтропоморфична, эта форма могла возникнуть в результате упадка. Но основа ведизма - это славословие и в очень малой форме прошение. Между тем всякая языческая религия упирается в прошения: Бог должен вмешиваться в частные дела человека. Славословие есть лишь прославление божества, к которому просьбы обращаются лишь в самом необходимом случае. Там, где преобладает славословие, Бог живет божественной жизнью, а не антропоморфической. Высокая в этом случае религия указывает на высшую форму жизни, вызвавшая подобную форму религии. Она как бы говорит, что законы природы и законы человеческие регулируют в достаточной мере жизнь людей, и Бога надо лишь благодарить и славить.

Поэтому мы настаиваем, что жизнь Арии в Джунг-Арии, Фергане и Сапта-Синдху была как бы отростком предыдущей высоко культурной жизни, от срубленного корня которой она поднялась снова.

Каковы были причины падения древа цивилизации, мы не знаем. Однако, высота этого древа для нас несомненна.

Тот исторический период, который нам известен, не может считаться окончательно установленным. Мы знаем лишь небольшой отрезок истории Человечества, считая его в 10 тысяч лет до Р.Х., самое большое. Между тем, возможно, он простирается во времени в длину в десятки раз больше. Об этом воспоминания мы не сохранили.

Однако, опираясь на документы о цивилизации Ма, мы можем сказать, что если срок в 250 тысяч лет нам кажется большим, то доказательств противного у нас тоже не имеется!

Найденные в Эфиопии майолики, изображающие поле сражения, где над войсками, расставленными в тактическом и стратегическом порядке, в воздухе взрываются снаряды и над войсками же парит аэроплан (летом 1952 г. было об этой находке объявлено), доказывает, что человечество уже было на нашей технической высоте не только в Атлантиде и в Азии, но и в Африке.

Индру арийцы звали Сакра, то есть могущественный. Об Агни говорится в гимнах, что его семь пламеней (семь цветов?) говорят о том, что Агни - Дитя Силы («Религия арийцев», Альфред Мори, стр. 45). Спутники Индры, Вайю, представляющиеся как Бог или собрание Богов, Маруты, слуги и компаньоны Индры, рожденные на Земле, Присни («Риг-Веда», т. I, стр. 268). Присный по-древнеславянски - всегдашний, вечный.

«Я призываю на помощь (слова Пратикшатры) Индру и Агни, Митру и Варуну, Адити, Свет, Землю, Небо, Маруты, Облака, Воды, Вишну, Пу-

шан, Брахманаспати, Бхага, Славного Савитри. Да Облака, славимые в наших песнопениях, да добродетельные Реки дадут нам спасение!» («Риг-Веда», раздел V, чт. IV, в. XXV, т. III, стр. 113).

Здесь ведийский поэт призывает Синдху (элемент влажности, реки, дождь, вода и т.д.), первый принцип жизни, обращаясь к всему, так или иначе имеющему персональность в природе, как эманация божества.

К сожалению, у нас нет дат этих гимнов, иначе можно было бы видеть постепенное развитие теогонии арийцев хоть и простой в себе, но различной в выражениях. Пока поэтическое воображение делит божества на все большее количество отдельных персонификаций, метафизическое развитие тяготеет к единству. Возвращение к единству — естественный путь после упадка. Тем не менее, отсутствие твердо установленных догматов позволяет дальнейшее деление атрибутов на новые. Современная религия индусов, потомков Арии, доходит до неограниченного количества божества. Но что в основе это были только атрибуты, ясно говорит следующий абзац «Риг-Веды»: «Божественный Дух, циркулирующий в Небе, Его называют Инд-ра, Митра, Варуна, Агни; мудрецы дают Единому Существу многие имена, это - Агни, Яма, Матарисван» (раздел I, чт. VIII, г. IV, в. V, т. II, стр. 203). Неважно, следовательно, каким путем пошел браманизм затем. Важно, что в основе это было единобожие.

Трехнебесные и триземные божества-атрибуты - Индра, Агни, Савитри, Вишну, Варуна - едины в себе («Риг-Веда», разд. II, чт. III, г. VII, в. XLVI, стр. 389).

Таким образом, исходный пункт арийской ведической религии был, несомненно, монотеизм, и современное состояние браманизма надо считать деформированным, когда рит переходит в содержание религии, вначале эзотерической в себе. История развития религий показывает, что вначале они эзотеричны и бедны культом, или ритом, а затем, усложняясь, эзоте-ризм захватывает все больше и больше, пока не поглощает всего эзотериз-ма. В этот момент, даже без политеизма религия становится формальной, теряет моральное значение, перестает влиять на массы и становится мертвой. Неправильная теория, что язычество исходит из единобожия по бедности мысли, переходя в политеизм при развитии, и лишь после возникает монотеистическое течение в религии, заканчивая таким образом ее развитие. Процесс может быть и обратным, как сталось с браманизмом, исшедшим из единобожия. Разделение этого единобожия на политеизм персонификаций атрибутов божества показывает лишь, как неограниченная догматами религия может не только перейти в экзотеризм, но и разбиться на ряд совершенно самостоятельных религий. Браманизм до этого еще не дошел, но он уже на пути к делению на ряд религий.

И хотя Альфред Мори не думает, что арийская религия единобожия приемлема, но это его частное мнение, ибо у нас есть выше цитированный текст: «Мудрецы дают Единому Существу многие имена, это - Агни, Яма, Матарисван». Из этого совершенно ясно следует, что Бог в сознании ведийских арийцев был Единое Существо.

Конечно, у арийцев не было сухой схематичности понятия о Боге, и вся их религия была основана на религиозной фантазии, а не на догматически' твердо установленных положениях. Моисей, например, за отступление от законов наказывал евреев смертью, тогда как арийцы подобных строгостей не применяли. Иегова был законодателем, тогда как божество арийцев было другом и покровителем, а арийцы - его детьми. Дети в Боге ищут чудесного, а не абстракции. С другой стороны, существует весьма абстрактная метафизика эзотерического браманизма, представляющая из себя другой аспект религии. И хотя арийцы просят Индру защитить их от врагов, но их религия не отделяет самих арийцев от, других народов, как у семитов. Жертвоприношения у последних - уступка языческому прошлому семитов, а у арийцев она - богоугодное дело, поощряемое религией. Моисей, наоборот, жертвоприношения даже запрещал. Геродот говорит о славянах в Европе фантастические вещи, но он уже упоминает языков и костобоков, как и сербов с хорватами. Надо думать, что они там были века за два, если не за три до него. Так как это приблизительно VII век до Р.Х., то надо думать, что приход первых славян на территорию Европейской России был около этого времени. У них приносились в жертву священные лошади. Это было то, что помогло арийцам-славянам занять и укрепиться на их землях. Возможно, что славяне первой волны переселения пришли в Россию с ассирийской конницей. Отсюда страх греков перед кентаврами, а с другой стороны, обожествление лошади у первых славян, как и вообще у древних арийцев, лошади, благодаря которой они завладели землями и пастбищами.

Сварга арийцев — Пальцы жреца, дали название свадьбе, совершаемой при помощи рук жреца. Сома - божественный напиток вроде вина, был первым жертвенным продуктом, и только после шли волы и священные лошади, но последние вскоре стали частью Индры, Варуны, Агни, скачущего на Золотом Коне. Они слились с божеством. На острове Рюгене Священные Кони были важнейшей частью культа, а он сам стал более строгим и утонченным, вероятно, под влиянием религии варангов-готов.

Но в те времена на первом месте был напиток Сома, сделанный из сока священной травы, и он служил первой жертвой.

Пуруша обладает тысячью голов, тысячью ног, и Он смесил Землю в ком с помощью шестипалых рук, и Он царит над Землей («Риг-Веда», разд. VIII, чт. IV, в. I, т. IV, стр. 340).

Арийцы считали, что Творение мира подобно жертвоприношению; они считали, что молитва и жертва, будучи плодами любви, поддерживают и творят мир (Альф.Мори, «Религия арийцев», стр. 120).

«Полотно жертвы расстилается, сотканное из ста и одной нити, данных Девами (Дивами), отцы (жрецы) помогают тканию, натягиванию Полотна и его снятию, тогда как Пуруша разматывает, режет Полотно в Небе и натягивает его, и возле него стоят Святозарные Риши» («Риг-Веда», разд. VIII, чт. VII, г. II, в. I, т. IV, стр. 422).

Эта идея постоянного Творения близка христианской", ибо в ней тоже говорится, что молитва и христианская любовь творят_жизнь. «Вера без дел мертва есть»,— говорит Апостол Павел.

Но в «Риг-Веде» время от времени появляется упоминание о единстве божества: «Есть три божества: Земля, Воздух и Небо (Свит) являются их царством. Они — Агни, Вайю, Сурия. Множество их дел вызвало многочисленные их имена» (Макс Мюллер, о.с., стр. 215). Западные санскритологи думают, что это лишь «слабые попытки» учителей религии восстановить небывшее единство. Мы придерживаемся мнения, что в «Риг-Веде», как и во всякой религии, было две теологических дисциплины; одна — жреческая, знавшая об атрибутах, а другая - народная, принимавшая атрибуты за отдельные божества.

Религия в «Риг-Веде» еще не находится в стадиях теологической, она даже не достигла эпического возраста, говорит Лассен (Лассен, «Индиш. Альтертумск», т. I, стр. 18 и 772), то есть где воображение, овладевая религиозным чувством, связывает с идеей божества последовательность событий, высоких подвигов, приключений, историю которых она излагает. Мы с таким определением не вполне согласны. Не везде и не у всякого народа религия развивается по одному и тому же типу. Не всякий народ создает и эпос. Автор, нам кажется, совершает эту ошибку, исходя из идеи, что арийская религия - политеизм. Мы уже высказывали нашу личную точку зрения на этот вопрос. Альфред Мори думает также, что «между божествами арийцев нет достаточно определенных отношений». Их нет, потому Что ведийская религия шла от единобожия к политеизму Индии. Как мы уже говорили и как указывает сама «Риг-Веда», это атрибуты одного и того же Верховного Существа, и забвение этого принципа привело к политеизму в браманизме, хотя таковой все же не является чистым политеизмом, ибо он раздробился на секты, каждая из которых принимает отношения между божествами по-своему. Наконец, сохранился и чистый эзотерический браманизм, понимающий под отдельными божествами отдельные атрибуты Бога Брамы. В одном верно мнение Альфреда Мори, что «ведический культ рождает в Индии браманизм, в Персии - маздеизм, и его воспоминания, принесенные в Европу, являются исходными для развития религий эллинической и италийской, как германской и славянской» (стр. 115, «Религия арийцев», Альф.Мори).

Не согласны мы с мнением Лассен, цитированным выше, по которому религия, воспевающая божества и славящая их, но не надоедающая Богу просьбами, «еще как-то не доросла». С нашей точки зрения, религия, в которой прошению отводится скромное место, показывает ее благородную, альтруистическую сущность. Славя Бога, она не просит его вмешиваться в человеческие дела, далеко не всегда правые и чистые. Систематизация божеств, сделанная Нирукта, проявляется в Гимне Висваведас, приписанная Диргхатамас («Риг-Веда», разд. II, чт. III, г. IV, в. XLVI, т. I, стр. 369). Ниррукта, написанная раньше эпохи буддизма, является старейшим источником систематизации в эпоху «Риг-Вед». Однако, этот труд уже является индийским, а не арийским.

Третья часть Нирукта как раз распределяет божества Земли, Воздуха и Небес, и эта часть называется Даивата (Макс Мюллер, о.с., стр. 155).

Многие ведические поэты приписывают сотворение мира Индре: «Ты, о Индра, сам сделал все, что существует» («Риг-Веда», разд. I, чт. IV, в. IV, т. I, стр. 102); «Это Индра, кто расположил и поддерживает Землю» («Риг-Веда», р. I, чт. IV, г. IX, в. II, т. I, стр. 198); «Это Ему мы должны дни, лошадей, травы, воды и леса» («Р.В.», разд. I, чт. VI, г. IX, в. V, т. II, стр: 49; разд. III, чт. И, г. V, в. X).

Митра и Варуна были его помощниками, Вишну часто называется Творцом Неба и Земли, иногда Агни. «Так ему приписываются эпитеты Творца и Созидателя и отца всех существ», — говорит Альфред Мори, не замечая, что именно это смешение персон и служит доказательством, что не о персонах речь, а об атрибутах. «Агни украсил свод Небесный звездами», - говорит он дальше. Его называют Дхатри, то есть посланник Индры. Савитри тоже называется Творцом. Ему приписывается сотворение двуногих и четвероногих, и не только акт Творения, как создание жизни на Земле. В последних главах Вед речь идет о нематериальном существе, Пуруше, который является истинным Творцом. Пуруша, божественный муж, соединился с Прадханой, матерью, и из этого соединения вышли все существа. Душа Мира, Пуруша, вышел из Паратма, Высшей Души, образуя таким образом Тримурти (Троица), состоящую из Агни (Огонь), Вайю (Воздух) и Сурия (Солнце) (Ланглуа, «Мемуары об индийской триаде»).

Всюду, таким образом, оказывается, что вопрос идет о триедином божестве, а не о множестве богов.

«Агни находится на Земле, травах; воды содержат Агни; Агни находится в камне, в человеке; есть Агни в скоте и лошадях» (Шарль Ерюсе,

Журнал Королевск. Азиатск. Об-ва Вел. Брит., т. XIX, парт. III, стр. 321 и след.).

Ангирас, или Анжирас, были, видимо, жрецами, или чем-то вроде жреческой касты, как левиты у евреев. Они составляли часто гимны и утверждали после, что гимны Агни составил сам Агни. Не то же ли самое говорит Моисей, когда дает свои Законы морали, или Декалог? Это слияние с божеством ~ обычный прием для того, чтобы слово стало священным. Ричи, или составитель гимнов, персонифицируется с Агни, или Индрой, и таким образом сам Индра себя восхваляет. Так и Нирукта ставит Марутов рядом с Питрис, или Предками, и жертва, посвященная Предкам, помогает им идти на Небо, стать священными. Каждый индус посвящает жертвы Предкам и считает себя отцеубийцей, если он этого не сделал. Питрис называются Огнями Жертвы Агни. Таким образом, изошедший из Бога человек возвращается к Богу.

Ошибочный подход к атрибутам божества арийцев создал невероятную путаницу в трудах санскритологов. Они ищут персонификации иногда вопреки самим текстам Вед. Будет правильным сказать, что настоящего знания религии даже у современных верующих не всегда возможно найти, а в те примитивные времена и подавно. Арийцы были людьми, учившимися в школе природы, среди травы и зверей. Не все им было понятно в религии. Одни жрецы, певцы Вед, имели настоящее знание. Религия, вероятно, имела несколько посвящений, и обычный народ пребывал в самой примитивной стадии верования, когда Риши уже знал нечто большее, а жрец при каком-либо царе знал еще больше.

Если существуют гимны облакам, то надо знать, что для пастухов летом, когда выгорает трава, облака становятся жизненно необходимыми. И если они страдали от засухи пастбищ, то пели гимны Вена, то есть облакам, призывая их пролиться над степями и возродить высохшие травы. «Когда те, кто желает тебя, видит тебя летящим в Небе на твоем Златом Крыле, они узнают в тебе посланника Варуны, Птицу, несущую дождь в пределы Яма (царь Питрис, ведающий Землей и смертью)» («Риг-Веда», разд. VIII, чт. VII, г. III, в. VI, стр. 413). Семь Лучей или Семь Восхвалений Агни, Семь Пламеней Разных, имя которых значит «луч», становятся для арийских певцов семью жрецами жертвоприношения, значит, Спутниками Агни. Пушан, или Победное Солнце, царящее над Тьмой, или Бхага (Бог), смешиваемый с Савитри, происходит от другого эпитета, даваемого Солнцу — Счастливый. Как Савитри, Солнце именуется еще «Мудрый, Богатый, Мощный». Но если все эти эпитеты - не больше как эпитеты, истинное знание религии заключается в их понимании как эпитетов, а не отдельных персон божества. Митра, например, тоже Солнце, но враг злых прежде всего и потому он — Друг, ибо Митра значит Друг. Варуна как бы брат Митры, а на самом деле это другая ипостась Солнца.

Обращаясь к Солнцу, арийцы просят Варуну, Митру, Агни, Индру. Все это - ипостаси все одного и того же Бога.

Если же мы начнем считать эпитеты, принимая их наподобие темных арийцев, пастухов, а не как понимали жрецы, то мы никогда не доберемся до истины, и религия Арии будет для нас герметически закрытой.

Детски беспомощные попытки объяснения функций божеств, о которых даже, может быть, арийские пастухи знали больше, чем мы, не дадут нам проникновения в этот праисточник религии, а лишь окончательно запутают нас и ввергнут в полное невежество!

Митра был Богом митраизма, но Авеста ему дал десять тысяч очей, чтобы оплодотворять Землю. Маруты маздеизма составляют семь отделов по семи лиц в каждом. Это типичное представление хора ангелов этой религии. Митра имеет другого Бога, кроме Варуны, это Ариаман, иногда упоминаемый в Ведах, как Добродетель. У древних славян он имеет свою копию в Дажьбоге. Его также называют Неутомимым, Владыкой Набожности, Почитаемым Победителем. Все это — персонификация Солнца, поддерживающего и живящего. Иногда Он упоминается как Бга (Бог), Бхага, Ади-тия Благословляющий и Добродетель («Зенд-Авеста», перев. Анкетиль де Перрон, т. II, 205; Е.Бурнуф «Комментарий к Ясна», стр. 209; «Риг-Веда», пер. Ланглуа, т. I. стр. 585; «Р.В.», т. I, 345, разд. II, чг. II, г. V, в. IX и

Т.Д.)

Во всех этих персонификациях снова, как и перед тем, возникает идея единства и множественности. Единство лежит в основе, а множественность возникает всякий раз, когда неподготовленный к особенностям индийской и арийской религиозной поэзии западный ученый подходит со своими схемами. Всякий раз он видит персонификацию там, где ее нет, и не видит там, где она есть. Если становиться на такую точку зрения, то тогда можно решить при словах: «Здесь покоится герой, заслуживший посмертную славу, лучший гражданин», что речь идет по крайней мере о трех людях: герое, заслужившем и о лучшем гражданине! Атрибуты божества столь же многообразны, как велико и многообразно само оно. Что в этом удивительного и непонятного? Если у христиан Бог имеет три ипостаси, то в «Риг-Веде» ему даны тысячи ипостасей.

В этом вся трудность чтения «Риг-Веды». Совершенно не логично предположить, что все эти ипостаси были дифференцированы до бесконечности! В чем же могла бы тогда состоять вера арийцев? В хаосе божеств? И даже такое многобожие, как египетское, вовсе не было многобожием для всех! О «Едином и Всем» знали высшие иерофанты и фараоны, а масса египтян

исповедовала разные культы, в то же время поклоняясь единому Ра-Аммон-Пта.

КлюЧ к пониманию многообразия божества у арийцев находится в действии этого божества. Каково действие, такова и ипостась. Иное действие, иная ипостась и иное его имя, а сам в себе он остается все тем же неизменным. У славян, например, была Праба (Прабаба) Земля, Прадедо - Исва-рог и Прада - Сварга, Исварга - Небо. Употребляя метод западных персонификаций, мы можем решить, что речь идет о восьми богах, а на самом деле их два, а Исварга лишь вместилище Прадедо-Сварога.

Когда арийцы восклицают в радостном возбуждении: «Заря, богато одетая, как возлюбленная жена, которая показывает, смеясь, перед мужем богатства своей красоты...» или «Как танцовщица, Заря показывает свои формы, она открывает свою грудь, как корова свое вымя, полное плодотворности, и, как она дает молоко, Заря раздает всему миру свой свет и прогоняет тьму» («Риг-Веда», т. I, стр. 175, в. IV), в этой радости нет ничего особенного, нет еще никакого рига, или обожествления. Разве нельзя по-детски радоваться приходящему дню? Культ Зари? Мы не думаем, что это надо понимать как культ. Если к этому прибавить славословия двух асвинов, Небесных Близнецов, Скачущих Всадников, в которых можно увидеть сумерки Утра и Вечера, они убегают Вечером, они прибегают Утром, но опять-таки культа в этом еще нет. Есть, наоборот, посвящение Богу всякого момента жизни, благословение Зари, Сумерек, Дня. Но простое благословение, религиозное созерцание еще не является культом, а именуемые разными именами отдельные моменты Дня еще не являются божествами. Служа панихиду по усопшему, христианин еще не обожествляет покойника! Наконец, в православной службе есть Утреня, Вечерня и Часы, но никому не придет на ум сказать, что она создала «культ» утра, вечера и часов дня! И если ариец их называет Дасрас (Помощники), или Насатиас (Праведные), Заря не обманывает. Она приходит вечером, предвещая ночь, и утром, предвещая все богатства дня. Диоскуры греков, Кастор и Поллукс ближе к политеизму, ибо у греков не было такой моральной глубины учения, как в «Риг-Веде», не было созерцательной религии, углубленной метафизики Единого Бога, многого в лицах.

Пантеон арийцев лишь кажется таковым не вникающим в его суть западным ученым. На самом деле это не пантеон, а ипостасион, то есть собрание бесчисленных ипостасей Бога, Единого в Себе.

Политеизма у арийцев не могло быть уже потому, что степь земля и небо учили их единству божества. В степи человек наедине с Богом и самим собой. Ноги его на земле, в траве, а голова в воздухе, в небе. В степи события - лишь дождь, ветер, солнце, тучи, день, заря, сумерки, ночь, огонь костра, Агни-Бог, Индра, скачущий на Златом Коне, и перед ним -ариец, голова которого в небе, а ноги в траве.

Это в траве открыл он Сому, божественный напиток, и первое, что сделал, предложил его Богу.

Вишну ли, Вышний ли, Бхага или Бог, Исварга или Сварог - все это добрая сила, поддерживающая его в жизни, и если однажды эта сила называется Вишну, а в другой раз Индра, суть остается одной и той же: действенное благо живит человека в степи, перед ликом природы.

Культ Вишну и Шивы в Индии является последующей стадией религиозного развития ведизма, но о Вишну надо сказать, что некоторые ученые считают его принадлежащим к циклу воздуха, но в конце концов если он и сочетает в себе таковой, то все же не является ничем другим, как особой персонификацией Солнца. Шива - божество демонического характера, разрушительного, и многие санскритологи склонны видеть в нем божество предшественников арийцев в Индии. Возможно, что это и так, и Макс Мюллер, как и другие, прав, но дело не в этом, а в особом понимании разрушения и смерти у арийцев. Они видели в этом далеко не всегда зло, а иной раз и добро. Так старое дерево, разбитое молнией, погибает окончательно, но на его месте вырастают новые побеги от корня. Зло ли в таком случае гибель этого дерева? Даже нечаянная смерть юноши перед нашествием жестоких врагов является скорее добром, чем злом. Для него, юноши, нет нашествия, и он избавлен от страха попасть в руки врагов. Женщина, укушенная коброй, умирает, а через час приходит приказ взять ее под стражу и доставить на суд, где ей грозит осуждение на смерть. Шива ее избавил от позорной смерти. Однако, Шива же посылает скверные мысли, толкает на проступки. В этом случае он поступает как злое божество.

Вишну, трижды ступивший ногой по пыли, оставил в ней след. Трижды бросается Он, творя своими тремя шагами мир, и Веды поют ему благость, силу, крепость. Вишну (Вышний) является Утром, в Полдень и Вечером, как божество, поддерживающее День в его детстве (Утро), зрелости (Полдень) и старости (Вечер). «О Вишну, твое тело безгранично велико и никто не может измерить его величины» («Риг-Веда», разд. II, чт. II, г. XVIII, в. I, т. I, стр. 863; разд. V, чт. VI, г. XX, т. III, стр. 175; разд. V, чт. V, г. XIX, в. I, т. III, 173). Позже Вишну занимает важнейшее место в индийском пантеоне. В Законах Ману (Законы Ману, чт. XII, разд. CXXI) он упомянут всего один раз. В них Вишну видят в зените, где солнце находится в полдень. «Мудрый созерцает всегда высшую точку, где Вишну», «когда его глаз плавает в небе» («Риг-Веда», разд. I, чт. II, г. XXII; в. XX, т. I, стр. 54, перев. Вилсон).

Это тот же Бог Солнца, что и Индра, Агни и другие атрибуты. Вишну

играет главную роль в «Махабхарате». Это второе лицо Тримурти. Он -посредник между таинственным Брамой, Богом бесконечным, и конечным человеком. Вишну сходит с Неба, принимает человеческое тело, чтобы спа-сти'людей. Полный Любви к людям, Он чист, как Воздух, наполняющий грудь человека. Отсюда санскритологи заключили, что Он персонифицирует собой воздух... С таким же успехом можно сказать, что Христос, дающий Жизнь Вечную, значит, вообще жизнь, тепло, является... персонификацией тепла!

«Вишну, Спаситель Непобедимый, Страж Священных Обязанностей, в Трех Остановках показал свое будущее (карьера)», - говорит Медхатитхи в Книге Гимнов («Риг-Веда», разд. I, чт. II, г. III, в. XVIII, перев. Ланглуа, т. I, стр. 36). «Вишну, нас Спасающего, изрыгающий хулу на Него, не может Его затронуть; Он ступил Три Шага, поддерживая так добродетельные действия», — говорит тот же Ричи (Риши) («Риг-Веда», разд. I, чт. II, г. V, в. XVIII, т. I, стр. 54).

Таким образом, если Вишну есть дальнейшая персонификация Солнца, то это все тот же Бог, только в другой деятельности, ипостась, действующая в иной плоскости. Естественно, что человек в его богоискательстве прежде всего искал вокруг себя и раньше всего в природе. Тем не менее, если он это и делал, то природа вовсе не служила ему целью, она была вместилищем, где манифестировалась божественная акция. Поэтому и персонификация, если мы ее так называем, была не абсолютной, а относительной. В ней нужно видеть лишь часть того, что есть божество, а отнюдь не все целое, и потому ведическая религия искала дальнейших выражений в новых образах, метафорах и аллегориях, иногда в гиперболах. Если бы это было не так, было бы твердо установлено, что Вишну - Солнце, а Агни - Огонь и Брама — Бог-Хранитель или наоборот, но не было бы постоянного скольжения значения атрибутов. Короче, был бы простой политеизм, которого мы не находим. Вместо пантеона мы видим пантеон ипостасей Бога. Это не все равно, что греческий пантеон, где есть Зевс, а остальные боги ему подчинены. И даже выражение «ты сотворил богов» надо понимать в ведизме, как «ты создал новые ипостаси», творя новые функции твоего всемогущества. Только в этом случае схема религии ведизма становится ясной и понятной нам. У греков кроме всегоярко подчеркнута атропоморфичность богов пантеона, тогда как у ригведистов боги принимают форму, постоянно меняющуюся. Если «истина всегда одна и та же, а реальность всегда меняется», как говорит Св. Фома Аквинский, то ведийцы искали в реальном истинное и потому облекли его в разные формы. Смутно чувствуя закономерность явлений, они не могли схватить ее в ясно выраженную схему и потому впадали в излишнее умножение форм и лиц.

Таким образом, идя к упорядочению метафизических идей, ведийцы приходили все более и более к унификации божеств. Если религиозное воображение создавало все новые формы, то разум вел к упрощению и сведению таковых к единству. Вот почему мы читаем: «Дух Божий, витающий в Небе и называемый Индра, Митра, Варуна, Агни; мудрые дают Единому Существу многие имена; это - Агни, Яма, Матарисван («Риг-Веда», разд. I, чт. VIII, г. IV, в. V, т. И, стр. 203).

И хотя идея «древнего единобожия» ведийцев не пользуется вниманием санскритологов и специалистов по мифологии, мы утверждаем, что подобно геологическим переворотам были в древности и религиозные перевороты, вызванные расцветом и падением культуры, и что подъем культуры совпадает с расцветом единобожия, а падение с политеизмом, с утратой ключей к пониманию религиозных образов.

С другой стороны, если возвращение к монотеизму в «Риг-Веде» только спорадично, но еще не доказывает, что такого монотеизма в прошлом, дове-дическом, никогда не было. Наоборот, именно это спорадическое возвращение и доказывает, что единобожие было известно доведическому периоду. В дальнейшем оно забылось, и истинные хранители его старались возвратить ведизм на древний путь, упоминая об этом. Однако, они сами не были т~верды, ибо называют религиозных фантастов «мудрыми». Если они довели количество персонификаций до наиболее многочисленного выражения, это вовсе еще не значит, что и прежде такое же количество было в основе ведизма. Как раз наоборот, оно должно быть все меньшим по мере восхождения к древности, и где-то оно кончается единобожием. Возможно, что истоки последнего были как раз в недрах цивилизации Ма. Может быть, несколько позже. А многоликий политеизм, чисто внешний, ведизм был несомненно упадком, несмотря на могущество религиозной фантазии. Этот вид падения религии наблюдается и в других религиях, где возникают отдельные «культы», которые затем вытесняют религию, из которой культы вышли. В ведизме возникла множественность богопонимания, перешедшая затем в хаос. Так культ святых в христианстве, если бы иерархи не приняли вовремя своих мер, заменил бы само христианство, которое бы стало антропоморфическим многобожием. Этого не случилось, потому что были Соборы, постоянно сводившие множественность к единству и создавшие символ веры. У ведийцев такого символа создано не было, и ведизм перешел сначала во внешнее многобожие,, а затем и во внутреннее. Но в этот период, который мы изучаем, еще не один из видов религии в ведизме не был крепко установлен. Это не было единобожие в строгом смысле слова, но оно же не было и многобожием, ибо упоминается Единое Существо. Короче говоря, в Ведах многобожие и единобожие еще вели борьбу. Побеждало то

одно, то другое. Тем не менее, основная тенденция этой религии - единобожие, несмотря на ярко выраженную множественность и некий натурализм. Это мы утверждаем, ибо приводили тексты самих Вед, где говорится о Едином Существе.

С другой стороны, книга Альфреда Мори (стр. 86) говорит: «только контраст один может нам показать, что дело идет не о реальных личностях (божеств)». Значит ведийцы им придавали значение символическое!

Религиозно-поэтическая многообразность является виной тому, что возникает деление божества на отдельные ипостаси, друг от друга уже не зависящие, особенно у людей верующих, но и темных, не понимающих связи между ними. Так даже молитва приобретает имя Сарасватп, становясь божественным словом Вадгевата, сопровождаемым двумя дивинизациями, Ила, или поэтическое слово, и Бхарати, поэтическая акция (декламация). Так молитва становится колесницей божества. В то же время возлияния топленого 'масла (тибетское влияние?) и Сомы, божественного напитка, становятся подобными коням, хорошо выезженным, вырывающимся из священной вазы, их содержащей, и запрягающихся в воз божества, как добредающие коровы, струящие, мыча, молоко из своего вымени («Риг-Веда», разд. I, чт. IV, в. IV, г. XV, т. I, стр. 117, а также разд. II, чт. I, г. IX, в. VI, т. I, стр. 322; также разд. I, чт. III, г. XIV, в. I, т. I, стр. 179; также разд. VII, чт. II, г. IV, в. I—II, т. IV, стр. 38 и «Риг-Веда», т. I, стр. 571, перев. Ланглуа).

Жертвоприношение арийцев, главный из культов, известный в ведической религии, вокруг которого шла вся религиозная служба, состоял в возлиянии топленого масла, кислого молока и напитка Сома. «Приди, , Индра, и вкуси от нашего приношения! - обращается отец семейства, руководимый священником. - Ты любишь возношения. Пей то, что мы тебе приносим!»

Жертвоприносящий, сидя на газоне (зеленая трава), так называемой варгис, куза, дарбга, он накладывает в выемку жертвенного камня топленое масло — грита, кислое молоко — дадхи и льет сок Сомы. Он обращается к Агни: «Агни, пей со всеми богами нашу сладкую Сому!» Дальше он обращается: «Индра и Варуна, это для вас эта дсертва, идите вкусить от блюд, вам приготовленных. Это напиток, вас ждущий». Позже жертва становится сложнее, и Сома вливается через фильтр в вазу Самудра. Это как бы подобие того, что в христианстве мы называем Евхаристией. Это сравнение, конечно, лишь отдаленнейшее, но из него видно, к чему тяготела ведийская религия. Она шла к формам, близким внешне с христианскими формами богослужения.

Тем не менее Самудра, или сосуд, содержащий жертвенную Сому, уже был неким прообразом христианской чаши. Причащение тоже надо видеть в том, что всем присутствующим давалась ложка Сомы, перебродившего сока травы, топленого масла, ячменя и весьма крепкого, напоминающего, вероятно, нечто среднее между пивом, брагой и вином. Заменить зерна ячменя хлебом, а Сому вином арийцы смогли позже. И уже в митраизме мы встречаем нечто подобное внешне Евхаристии, более подобное, чем это примитивное жертвоприношение в начале, в ведизме, как оно было у арийцев до исхода в Европу.

«Иди, да иди до нашей Жаризны, Отче, Лицо коего сяет яко Солнце, а донь взирающ сплеп бяшет, тому зерцамо поду, а очи невздвигоша, зряме скуду есьмы а окуд идемо, а такожде одыдехом» - слова страннейшей записи на дощечках, относятся к славянскому жертвоприношению и весьма близки по духу к ведизму. Сома в этом случае была заменена «млеком и медом», а иногда и «брагой», то есть перебродившим медом. Позже брагу делали уже из проросшего ячменя. Однако, если санскритологи, не понимая, утверждают, что «апри», или зеленая трава «куза», двери и столбы священного места, толкач — «ванаспати», или ступа - «утоокхала», служащая для приготовления Сомы, лжица «джугу», при помощи которой возливается напиток на Жаризнен Камень, дрова, коими возжигалось пламя, три рода возлияния, масло — «аджия», травы - «охрадр», пальцы жреца - «ангули» и сама жертва — «свадха», или «свадга», были персонификацией, то почему -тогда не назвать персонификацией «прокимна» или «кондака» в православной службе? Есть в ней и «ирмосы», и «тропари», и «антифоны». Все это, конечно, священно в глазах верующего, но не идентично с Богом! Наконец, есть символика «ангули» приводит к образованию десяти помощников жреца или десяти помощниц-жриц, то если в этом и есть намек на дактили ' греков, в этом еще нет никакой персонификации божества. Конечно, с веками теряется смысл многого, и отдельные моменты службы могут действительно получить название божеств благодаря альтерации и усложнению обряда.

Сома в конце концов становится святейшей жертвой, слитой с самим Агни. Однако, в этом слиянии нет идентификации. Сома подобен Агни, но не Агни. Веда (знание) говорит, что Сома становится Агни - причащение, и занимает место Индры в пантеоне ведийцев. Последний культ возник во время «Сама-Веды». Этот священный источник, вторая книга Вед, состоит из сокращенного выбора гимнов первой книги, пли «Риг-Веда», и прибавленных к ним гимнов Сомы и Агни, или Сам-Агни, которые дальше упоминаются вместе. (Немецкий перевод «Сама-Веда», Т.Бенфей, Лейпциг, 1848). По своему смыслу жертва Сомы и Агни может быть уподоблена бескровной жертве Проскомидии в христианстве. В митраизме она взята из ведизма, а в христианстве, может, была взята из митраизма. Так или иначе, связь с

пастушьим культом в христианстве существует через Ветхий Завет домой сеева периода, а с непорочным агнцем (Агни) арийцев через митраизм.

В гимнах Сома называется «бессмертным принципом жертвоприношения, учителем людей, Вождем Святых, Другом Богов и Истребителем Нечестивых» («Риг-Веда», разд. VII, чт. I, г. II, в. II, т. IV, стр. 2; раздел VII посвящен особенно Соме). В православной литургии поют во время Причащения: «Источника бессмертного вкусите!» Санскритологи говорят: «Этому новому божеству присваиваются атрибуты Индры, таким образом, Оно поднимается выше Индры и оказывается рядом с Агни». Это утверждение, конечно, ошибочно, ибо в этих атрибутах, свойственных Индре, надо видеть лишь выражение святости причащения Сомой. Позже этот акт вытесняет культ Агни и получает название Павамана, то есть всемогущий. Мы можем на это возразить, что в христианской Евхаристии Тело и Кровь Христа под видом вина и хлеба называется еще Святыми Дарами. Соматический культ соответствует периоду «Сама-Веды». В это время прославляются качества Сомы, родившего Свет, поддерживающего Небо и Землю, сияющего и видящего все. Арийцы этого периода обращаются к божественному Соме с молениями, с которыми их предки обращались к Индре и Агни. Раз Сома стал символом Единого Существа, то такое обращение к нему было вполне логичным, ибо в Соме сливались все ипостаси Бога, который вбирал в себя все настоящее, прошедшее и будущее, как Отец Разума, поднимающий Солнце, держащий Небо, Воздух и Звезды («Риг-Веда», разд. VII, чт. I, г. XVIII, в. XIX, т. IV, стр. 18; разд. I, чт. III, г. II, т. I, стр. 171; разд. VII, чт. I, г. XVIII, в. XXVII, т. IV, стр. 18; разд. VII, чт. И, г. II, в. XXIV, т. IV, стр. 34; разд. VII, чт. II, г. И, в. XXIV, т. IV, стр. 34; разд. VII, чт. I, г. XVII, в. I и след., т. IV, стр. 16; разд. VII, чт. I, т. IV, стр. 23; см. Стевенсон, «Добраманическая религия Индии», стр. 333 и след., а также «Перевод Сангита Сама-Веды», того же автора, стр. 11 и «Гимны Сама-Веды», перев. Т.Бенфей).

Альфред Мори говорит: «Замещение напитком богов самого Бога в арийской религии явление особое, не имеющее аналогии в других религиях и оставившее следы в маздеизме». Это неверно, ибо во всех христианских религиях, признающих таинство Причащения, вкушение Святых Даров равносильно вкушению самого Бога: «Приймите, ядите, Источника Бессмертного вкусите!» Затем автор говорит, что Индра был замещен Агни, Сыном Первого, взявшего от него все моления и славословия, обращенные к Отцу; в Агни арийцы видели Бога Огня, так как последний сошел с Неба на Землю. Но Агни воплотился в Соме и стал как бы им. Эта трансфигурация принимается христианством, но... непонятна санскритологам!

Сома, будучи напитком из травы «сакростема винималис», приобретает

значение существа, подобного человеку. Он дает жизнь, здоровье и покровительство, ведет к бессмертию («Источника Бессмертного вкусите!»), как нектар или амброзия греков. Иногда ведический поэт представляет Сому как напиток богов (Фр.Виндишманн, «Вокруг культа Сомы арийцев», Мемуары Баварской Академии, т. IV, стр. 16). Уподобление Сомы Агни, по-вторяем, не есть идентификация, хотя и является отождествлением. То есть если для того, чтобы войти в общение с Агни, надо принять Сому, Агни есть Агни, а не Сома. Эта подробность ускользнула от внимания санскритологов. Причина такого понимания чисто психологическая: для многих людей достаточно переменить название явлений, чтобы они перестали в них разбираться! Эта особенность человеческой психологии была широко использована пропагандой всех стран и народов, как во времена Гитлера, так и при Советах. Так пока Сома не посвящена и не обратилась в часть Агни (часть, а не целое!), она называется Инду («Риг-Веда», разд. VII, чт. II, г. III и г. VI, перев. Ланглуа, т. IV, стр. 37 и 43). Вся легенда Сомы (или таинство) представляет из себя воспроизведение страданий растения, которому раздробили члены, раздавили, чтобы оно стало частью Агни (частичкой агнца). Сома - как бы человек, дающий свою жизнь для спасения всех людей] И арийцы принимали Сому до трех раз в день. Устремляясь в Самудра, Сосуд Претворения, Сома одевается в белую одежду, устремляется через воздух с шумом и громом, становится Женихом Священного Огня и устремляется на грудь Адити, но «Священный Огонь не становится его могилой», - говорит Ланглуа в «Мемуаре о Соме», г «Это колыбель, где он возрождается (Феникс!), чтобы устремиться, окруженный Светом, на крыльях Матарисван (Ветер). Он уже не является земным Сомой, но Сомой небесным, это Агни-Тваштри, это Агни-Сурия. Прежде трансфигурации, он излил на Землю свою божественную амброзию. Он становится телом жертвы, и на его священную трапезу приглашены люди и Боги. В этом причащении всех таинственной пищей они находят силу и радость. Индра возбуждает и оживляет их разум для сопротивления врагам Света. Солнце погнало" его колесницу. Небо и Земля молодеют. Волны получают свою свободу. Всякий Дева на своем посту получает большую силу для исполнения долга, и люди, получая от царской силы и благородства Сомы, обладают сокровищами, золотом, лошадьми, коровами и ячменем».

Как только ариец замечает новую ипостась, он ее присоединяет к Соме, Агни, Индре. Так религиозный экстаз принимает форму Бригаспати и Брах-манаспати. Все трансфигурации и символизации жертвы, три сезона года, или Ритавас, как сами ритуалы, оказываются священными. Религиозный поэт Арии зовет их присоединяться и разделять возлияния и вкушения Сомы с Индрой, Агни и Марутами.

Сома очищает душу и тело от дурных чувств, убеляет их, служит им во спасение. Невольно вспоминаются слова православной молитвы Причаще ния: «Не во очищение души и тела, и во оставление грехов». Нет сомнения, что несмотря на красочность, цветистость форм, ведизм уже нес в себе прообраз христианской Евхаристии, как идеи спасения души и тела путем приобщения их к Телу и Крови Христа - приобщением к Агни.

Но пока божественные атрибуты служат во спасение арийцев, Асурас, или Силы Тьмы, несущие в их чревах гром и молнию, ураган и бурю, противостоят им. Асурас злодеятельны, они стремятся угасить Свет Агни, они осуждают на смерть и уничтожение все живущее, Небо и Землю, и Индра должен все время бороться против них. Тьма всегда была для всех примитивных народов образом смерти. Асурас живут во Тьме, несут в себе Тьму, и в последней надо видеть Небытие, тогда как Свет есть Жизнь и Любовь. Из Асур вышли Дэвы маздеизма.

Арийцы зовут ежедневно на помощь Индру, окруженного Марутами, вступающих в борьбу с Асурами.

«Благородный Индра, говорит Мадхучкандас, понял его замыслы и является с Силами Марутов (Марутсов)» («Риг-Веда», разд. I, чт. I, г. X, в. II, т. I, стр. 16).

«Мы молим здесь Небесной помощи Индры, сказал Бхарадваджа, Бог добродетельный, окруженный Марутами» («Риг-Веда», разд. IV, чт. IV, г. III, в. XI, т. II, стр. 426).

«Да придет Индра, окруженный Марутами (Его помощниками, которые не перестают боготворить его силу) нам на помощь с Неба и Земли, Воздуха И'Волн», - говорит Вамадева («Риг-Веда», разд. III, чт. VI, г. VI, в. XV, т. II, стр. 147).

«Индра, начальник Марутов (Марутсов), которые являются Его помощниками и не перестают восхищаться Его силой» («Риг-Веда», разд. I, чт. II, г. IV, в. VIII, т. I, стр. 37).

«В борьбе против Вритры следом за Индрой становятся его помощники Маруты, - говорит Савия, - и видя Тебя в битве поражающим Вритру в лицо и повергающим его, Маруты воссылают тебе славословия». Маруты являются божествами, сильно вооруженными, в руках их копья и мечи, богато украшенные. Они составляют небесные легионы. Этим они сходны с Амшаспандами и Изедами, Феруерами, «сильными и опасными», как и Митра, их начальник, является Большим Воином на Коне (Е.Бурнуф, «Комментарии к Ясна», стр. 571; «Зенд-Авеста», т. II, стр. 206).

Ангелы у евреев похожи на Марутов, они являются вечно молодыми воинами, с оружием и крыльями за спиной. Псалом 3: «Вы, которые обладаете ангелами, летящими со скоростью ветра, и ваши служители являются пламенными, как огонь». Эти понятия указывают на одинаковое пастушье происхождение религии как у семитов, так и у арийцев. Огонь, Солнце, Трава, Агнцы (Пасхальный Ягненок) - все это общее. Тепло, Солнце, Свет являются основным требованием пастушьей жизни, и трава не растет в холоде. Только с весной и первым ягненком, с праздником Пасхи, или возрождения природы, наступает благоприятный период. Потому и ангелы евреев и Маруты арийцев одинаковы.

Тьма и Ночь-время, когда действует Асуры, несущие не только зло, но облака, в которых они живут, являются крепостями. С ними же Сушна (засуха), Дайтияс, Дасиус, Санакас, Вритра, укрытый облаками, тьмой, сверху него летят Ракшасы и Бхуты, злые гении. Здесь возникает разница между семитским представлением и арийским. В странах, где жили семиты, дожди крайне редки, и облака — символ блага, плодородия. Арийцы же жили в странах, где дожди превращаются в ливни, муссоны, наводнения, разрушение. Для них облако - не одно и то же, что для семитов. Агни-Сома-Индра борются против Дасов и Асуров: «Заря, как добрая мать, приходит, чтобы поддержать и защитить мир, она приходит, останавливая полет ночных, злых сил» («Риг-Веда», разд. I, чт. IV, г. I, в. V, перев. Ланглуа, т. I, стр. 91). «На востоке встает Солнце на глазах всех, оно убивает тьму, пожирая все черные пары, рожденные злыми силами» («Риг-Веда», разд. II, чт. V, г. VII, в. VIII, т. I, стр. 439).

Золоторукий Савитри «приходит из отдаленных краев, чтобы уничтожить все злое». Савитри «убивает боли», Савитри - «ясновидящий Бог» («Риг-Веда», далее «Р.В.», разд. I, чт. III, г. III, в. III, т. I, стр. 66 и в. IX, т. I, стр. 67).

Так, борясь против многоликого Зла, многоликое Добро постоянно меняет свои формы, будучи то Сакрой, точащим свое оружие для поражения злых сил, то Индрой, а то Марутами.

Об этом говорит раздел I «Риг-Веды» и раздел II. Все легенды об этой борьбе сводятся к борьбе Индры с Вритрой, Ахи, или Змеем. Индра поражает Змея при помощи Тваштри, кующего для него оружие.

Сражение Индры с Вритрой подобно бою с ангелами возмутившегося Сатаны, который был низвержен в Ад. Демоны - все силы Вритры, а Индра окружен всеми верными Богу ангелами.

Гимн Индры, относящийся к этому событию:

«Я воспеваю древние подвиги, которыми отличился молниеносный Индра. Он ударил Ахи и распространил волны по Земле, и Он развязал (отвязал) хляби с Небесных Гор.

Он ударил Ахи, прятавшегося в глубине Небесных Гор; Он его ударил

этим громовым оружием, сделанным для Него Тваштри, и воды, как коровы, бегущие к их стойлам, устремились к морю.

Индра, неудержимый, как бык, утолял жажду нашим Сомой во время Трикадрус; ХЭн пил от наших возлияний. В то время, как Мадгаван поднял молнию, которую Он бросает как стрелу; Он ударяет первенца Ахи.

Индра, когда Твоя рука ударила Первенца Ахи, сразу же исчезают наваждения магов; и сейчас же Ты даешь Солнцу родиться, Небу и Заре. Враг исчез перед Тобой. Индра ударил Вритру, одного из самых мрачных своих врагов. Своей могучей и убийственной молнией Он разбил его члены, тогда как Ахи, точно дерево, срубленное секирой, лежит на Земле. Так как у него не было соперников, Вритра решился, будучи упоен сумасшедшей гордостью, вызвать на поединок Бога Сильного и Победоносного, который так часто давал смерть. Он не мог уклониться от мертвой схватки, и враг — Индра наполнил реки мокрой пылью. Лишенный рук, лишенный ног, он еще боролся с Индрой, но сей (Бог) ударяет его в голову, и Вритра, этот евнух, любивший постороннее мужественности, падает, разодранный в куски. Как прорванная гать, он лежит на Земле, укрытый своими водами, вид которых веселит наше сердце. Эти волны, что Вритра держал в себе своей величиной, бьют и давят теперь убитого Ахи. Мать Вритры наклоняется. Индра наносит ей смертельный удар и мать падает на своего сына. Дану (мать Вритры) лежит, как корова возле своего теленка. Тело Вритры, плывущее посредине возмущенных воздухов, не больше, как вещь без имени, плывущая по волнам. Тем временем враг Индры погружен в вечный сон» («Р.В.» разд. I, г. XIII, т. I, стр. 56-57).

Этот миф связан аналогией с мифом Падения Ангелов и Битвы Амшас-панд и Деве. Глава Асайи (XIV, 12 и след.), говорящая о Падении Сатаны и его легионов, передает ведическую идею. Ушанас, планета Венера, является начальником и предводителем Асуров, как и Люцифер, именуемый Исайей; он изображен, как вечно борющийся против Бога, и был низвержен с Неба («Р.В.» разд. I, чт. IV, г. VI, в. X, стр. 98).

Смерть Вритры позже, в «Махабхарате», описывается со множеством деталей. В ней естественная борьба Дня и Ночи, говорит Альфред Мори, передана так, что видно, как индусы забыли первоисточник этого божества. Но, с другой стороны, всякая борьба двух идей проходит через те же стадии, и потому утверждать, что арийцы не вкладывали в эту легенду другого, более глубокого содержания, будет ошибкой.

Объяснять решительно все материалистической причиной невозможно. Наше мышление так работает, что можно под любой миф или легенду подвести материалистическую почву. Однако, возводя идейное содержание этой легенды в более высокий план, мы увидим, что в ней символически изображена вся борьба, и тем более борьба Добра и Зла. Ведь такая борьба есть? Это значит для нас тогда, если она может быть похожей на борьбу Света с Тьмой? Так протекает борьба и реального с истинным. Перипетии такой борьбы можно найти и в действии кислоты на щелочь. Борьба Жизни и Смерти протекает по тому же руслу. Так же борются Любовь с Ненавистью. Наше мнение таково: мы ищем не материального побуждения в составителях легенды, а смысла таковой. Для нас важно не то, что так борется Свет с Тьмой, а что борьба Света (Индры) с Тьмой (Вритра) служит символом всякой борьбы.

Европейское аналитическое понимание встречает непреодолимые препятствия в понимании синтетического мышления арийцев, и в этом кроется разгадка всех неудач санскритологов!

При изучении «Риг-Веды» надо искать именно символов и синтеза, а не причин, побуждений или материальной подкладки. Если мы пойдем по такому пути, то дойдем до атомов такового, до его электронов, за которыми окажется... пустота! Есть еще и такое объяснение последних, что электрон есть эфирный вихрь, направление вращения которого определяет его полюс. Между тем, по мнению многих современных ученых, никакого эфира нет... Другие говорят, что вихрь это есть «чистое движение», без всяких материальных основ. Кто может разобраться в этих идеях? Все они упираются в метафизику, а последнюю официальная наука отрицает как науку. Здесь и находится стена всякого материализма! Ибо дальше идти некуда. Нашелся и такой ученый физик-философ, который утверждает, что само раздробленное во времени пространство составляет движение электрона. Кто из них прав? Мы привели эти соображения для того, чтобы показать, что материалистическим объяснениям есть предел. Значит, надо идти как-то иначе, чтобы придти к Истине.

Между тем все ученые, как давшие клятву, стремятся все объяснить материально. Но всего объяснить так нельзя.

Точно так же мы не можем объяснить всей глубины религии Арии, и мы ее описали лишь в общих чертах. Это была религия, ведущая к высокой, почти христианской морали, и Брахма, или Брама, вначале бывший лишь молитвой, стал позже главным божеством этой развившейся арийской религии.

Упорное богоискательство наших пращуров привело к нему, и брамани-стское богопонимание отличается от ведизма так же, как Новый Завет отличается от Ветхого. Тем не менее, надо помнить, что не всякая форма браманизма близка к идеальной, а лишь одна из них, а именно эзотерический браманизм. Другие формы погрязли в культах, в обрядности или клерикализме.

Коснулись мы ригведизма в связи с религией древних славян. К ней мы и возвращаемся, а эта часть нашей рукописи, таким образом, является лишь введением к изучению религии древних славян.

О последней скажем лишь, что это — испорченный временем, обстоятельствами, событиями и переменой местожительства ведизм.

Неизбежное при перемене местожительства огрубение взглядов и форм религиозного мышления привело к тому, что язычество во многом с ведизмом разошлось, а с другой стороны, образ жизни, примитивный в себе, упростил многое в ведизме. Жречество огрубело, забыло ведический язык и впало в духовную бедность, граничащую с нищетой.

Сама природа, если не косвенно, так прямо или наоборот влиявшая на мышление наших предков, природа северная, а не тропическая, уже была не той, была далекой от феерических празднеств Весны и Лета. Язык, оторвавшийся от ведического санскрита, стал быстро меняться и уже потерял свою звучность, отходя все больше от первообраза, языка ведийского.

Скоро уже было невозможно записать по-санскритски сказанное по-славянски. Изменились грамматика и синтаксис. Изменились глагольные формы, род, падежи. Остались лишь общими корни слов и то не все.

Грамота наших пращуров была утеряна. Славянско-арийский мир погрузился во тьму нового примитивного существования.

Еще знали кое-где жрецы, но и они стали быстро забывать Веду, переданную предками. Славяне и среди них боруски, предки русов, зажили иной жизнью, порвав связь с жизнью прежней. Только легенды про Ирий, Зеленый и Цветущий Рай, да про Живую и Мертвую Воду еще хранили в себе остатки прошлого. Хазарское иго вытравило в них и это, и когда варяги пришли на Русь, они увидели язычество, впавшее в варварство, а греки воспользовались этим, введя христианство на Руси, и с ним грамоту, идущую от греческого источника.

Наша задача установить, что в этом язычестве еще являлось отголоском ведизма, а что является наносным. К счастью, к моменту первой мировой войны народный русский фольклор еще многое сохранил в себе от язычества, и нам еще возможно через фольклор вернуться к нему, несмотря на тысячелетие христианства на Руси и несмотря на большевизм, фольклор истребивший.

Уже то, что арийцы давали имя Коровы земле, облакам, возлияниям, жертве, молитве и т.д., показывает, что, будучи скотоводами, они в скоте видели символ благоденствия, а сравнение с Коровой в их глазах было наилучшим выражением, наиболее передающим ощущение благоденствия. Вместе с тем, эта символика показательна тем, что она сводит все к одному значению благоденствия. Так они называли именем Коровы красноватые лучи заходящего Солнца, Заря Утренняя для них тоже была образом Коровы, дающей Молоко Благоденствия, а молитва, благая в себе, славящая Солнце, тоже приводила к Корове. Это указывает на особенность ведийского мышления, а именно на его символичность. Потому-то и имена разных божеств должны быть понимаемы, как символическое выражение одного и того же, но высказанного по-разному, религиозного чувства, стремившегося к одному Верховному Существу. Последнему, наделенному многими именами арийцы «Риг-Веды» придавали значение, превосходившее простое антропоморфическое понимание, ибо Бога они славили больше, чем просили. Отсюда вывод, что исчезновение лучей заходящего Солнца в их мышлении символически превращалось в потерю лучшего блага. Последнее были Коровы. Значит, исчезновение лучей Солнца было равносильно похищению Небесных Коров Асурами. Пастырем этих Небесных Коров был Индра, Пастух и Хозяин, Гопати. Арийцы, моля о возвращении Небесных Коров, зажигали Священный Огонь Жертвы, Агни. Божественная Сука, Собака, является на помощь Индре; это Сарама, или Голос Жреца Вадеви, которая находит пещеру с заключенными в ней Небесными Коровами, и Индра является, окруженный Марутами и Анжирасами, разбивает пещеру и освобождает Коров («Р.В.» перев. Ланглуа, т. I, стр. 249). Таким образом Зари — предвестница появления Индры во всей славе.

Однако, если внимательное изучение эфемерид, как проявления божества, лежало в основе ведизма, его никак нельзя смешивать с сабеизмом сирийцев, ибо последние в звездах видели действительные божества, а арийцы видели в них только аллегорические изображения. Эвгемеристы XIX века видели в этих именах имена древних царей и героев, обожествленных арийцами. Тем не менее, очень многое говорит за то, что есть и доля антропоморфизма в ведизме, как она существует и в христианстве. И если есть в древности тенденция обожествления царей и героев (герой - священный для народа человек), то есть и обратное явление - очеловечивание божеств. Тут две тенденции: одна, идущая от жрецов, значит сверху, и другая от верующих, значит снизу. Обе они борются друг с другом. И как всегда, есть две религии, эзотерическая и экзотерическая, сводящаяся к обрядности, ритуалу и материализации божеств.

Изучая же легенды и сказания ведизма, все больше приходится делать выводы, что если были отдельные обожествления, то их крайне мало. Несмотря на то, что были попытки такого рода, как например, книга Нев «Опыт объяснения мифа Рибхавас, первый памятник апофеоза в Ведах» (Париж, 1847 г.), где он доказывает, что Рибхус и Рибхавас были действительно жившими, которых обожествили арийцы, в Никрута, значительно более поздней книге, нечто вроде этимологии Вед, написанной Васка, книга, указывающая на существование предыдущих этимологии ( Макс Мюллер «История старосанскритской литературы", 2 изд., стр. 152 и след.), действительно эти персонажи оживают и становятся как бы живыми людьми. Из этого, однако, не следует, что они ими были. Ланглуа видит в них материализованный ритуал, обожествленные церемонии. Мы же видим символику!

Рибхавас описываются, как три священника первых времен «Риг-Вед», которым Бог даровал за их святость Вечное Существование (аналогия с многолетием Авраама и Мелхиседека у евреев), и таким образом они стали сами Девами. Им приписывается такое же благородное вмешательство, как и святым в христианстве. Они являются заступниками людей на Небе. Это они сковали для асвинов великолепные колесницы, колеса которых быстры. Это они создали могучих коней для Индры. Как и Циклопы, связанные с Гефестом, Рибхавас связаны с Тваштри, Небесным Ремесленником, с Вис-вакарман («Ургешихте дер индо-германишен фелкер», «Цайтшрифт фюр» и т.д., стр. 3).

Санскритологи отмечают, что религиозный возраст «Риг-Веды» был примитивным и еще не дорос до классификации и метода, необходимых более развитому богопониманию. Здесь они опять совершают ту же самую ошибку, что и все западные ученые. Арийцы времен «Риг-Веды» не имели надобности в классификациях, так как были пастухами, в период упадка арийского народа, последовавшего за периодом расцвета. Они хотели сохранить главное из верований, и одни, священники, стремились к синтезу религии, а другие, народ, стремились к дифференциации божеств. Процесс всегдашний.

Тут же санскритологи говорят, что ведийцы только воспевали божества. Тут как бы ученые Запада хотят сказать, что религия становится просительной, она становится настоящей! Это глубоко неверно, ибо наивысшей формой религии как раз является незаинтересованность, хвала Богу, без просьб, без желания «вымолить себе Царство Небесное». Настоящий верующий какой угодно религии поступает, как велит религия, и этим заслуживает свое спасение, а не просьбами без дел. «Вера без дел мертва есть», - говорит Апостол Павел. И это есть истинная форма религии.

Неверно утверждение Альфреда Мори, что «ведийский политеизм отличается от сурового европейского монотеизма». Дело вовсе не в политеизме, а во многих ипостасях божеств у арийцев.

Есть и еще один аргумент в пользу нашей точки зрения. Нет особой связи между божествами Вед, потому многое в них не записано. Об этом многом знали верующие, не считая нужным записывать все, что и без того всем известно. Между тем, восхваление божества, красивое по форме, было трудно держать в памяти. Эти восхваления и были записаны. Время от времени жрец, долгом которого было записывать песнопения, прибавлял фразу: «Мудрые называют многими именами Единое Существо», чтобы последующие поколения знали, что речь идет о Едином божестве, а не об отдельных Богах.

Вероятно, незаписанная часть ведийской религии составляла то, что у христиан называется Катехизисом и который должны были знать юноши, получавшие при особом богослужении право называться взрослыми. Так у австралийских диких народов такое посвящение сопряжено с большими физическими страданиями для юношей. То же у диких индейских племен Амазонки, где испытаниям подвергается всякий подросток и некоторые из них в высшей степени, например, «испытание муравьями». Не может быть, чтобы у арийцев периода «Риг-Веды» не было никаких испытаний. У католиков такие испытания связаны с Первым Причастием, а условием для такового является экзамен по Катехизису. У православных Первое Причастие дается в семь лет, и ему предшествует Первая Исповедь, на которой священник расспрашивает ребенка, что он знает о Законе Божьем. Было, конечно, нечто похожее и у ведийских пастухов. У всех народов и во всех религиях есть нечто подобное, и было бы странно, что ведизм, из которого вышел митраизм, маздеизм, браманизм, эллинизм, латинское язычество, германская древняя религия и славянское язычество, такого испытания веры не было бы. У славян оно приурочено к семилетнему возрасту, когда ребенку впервые стригли волосы. В друидизме непременным условием такого испытания были спортивные упражнения, прыжки через спины лошадей, стрельба из лука, борьба и т.д. У арийцев, вероятно, они были тоже, так как арийцы были великолепными всадниками. В жизни пастухов это было самым важным. Они должны были водить свои стада, знать все, что надо для подачи первой помощи скоту и лошадям, уметь отличать хорошую траву от дурной, знать, какую из них можно употреблять в пищу, а также уметь защищаться от хищников и разбойников. Первым условием в этом случае было знание верховой езды. Вторым - определение погоды, розыски водопоя, выбор становища, и наконец, третьим - примитивная метеорология. Естественно, что раз образования у арийцев в нашем смысле не было, они должны были знать сказания, легенды прошлого и основы религии. Если существовали жрецы, умевшие читать Веды, то должны были существовать и сказатели. В России они сохранились до самой первой войны. Обычно это певцы, гусляры или просто «сказители». Такие же барды или повествователи должны были существовать и у арийцев. В Ведах записывалось лишь то, что могло впоследствии быть испорчено передачей, а на словах говорилось все самое главное, что каждый должен был знать, будучи

ведийцем. Среди старших были, конечно, знавшие многое, что другим было неизвестно. Это были певцы во время празднеств, передававшие на словах длинные повести. С другой стороны, у арийцев отец семьи сам был священником и сам совершал жертвы в присутствии жреца, а арийские мужи были при них. Но истинными хранителями ведийской религии были, конечно, не все арийцы, способные веровать и неправильно, стремясь к политеизму, а жрецы-монотеисты, постоянно о том напоминавшие даже в текстах «Риг-Веды»! Если жрецы вносят всегда организующее начало в религию, то мас-са темных людей, верующих, но не достаточно сильных в знании веры, постоянно стремится к альтерированию таковой, потому что каждый человек понимает свою теорию на собственный лад. В этом и заключается генезис ересей. Поэтому жрецы ведизма всегда должны были бороться с возникновением ересей, и митраизмпли маздеизм возникли в ведизме именно как некий уклон от истинной линии верования, чтобы затем вылиться в самостоятельные религии. Что монотеизм был в основе «Риг-Веды», нет сомнения, ибо есть тексты об этом, но что была также и тенденция персонификаций божества, тоже несомненно. Агни, Вайю и Сурия всё же были основой Тримурти ведизма. Их место находилось на Земле, в Воздухе и в Небе. Множественность их деятельности породила разные имена Бога. Анукра-мани «Риг-Веды», автором которой считается Катиаяна (Макс Мюллер, о.с., стр. 215), делает первое усилие свести многообразие к единству. В этой книге все божества сводятся к одному, которое можно отчасти идентифицировать с Солнцем. Мы говорим «отчасти», потому что Солнце в этом случае лишь тот физический пункт, где проявляется Сила и Милость Бога (Ласеен, о.с., стр. 10 и 768). Нирукта дает систему единобожия в гимне, посвященном Висвадевам, и который приписывается Диргхатамас («Р.В.», разд. II, чт. III, г. V, в. 46, перев. Ланглуа, т. I, стр. 389). Третья часть Нирукта, так называемая Диавата, распределяет божества по трем категориям (Макс Мюллер, стр. 155). «Божественный Дух, витающий в Небе, Его называют Индра, Митра, Варуна, Агни. Мудрые дают Единому Существу много имен; это Агни, Яма, Матарисван».

О каком «многобожии» может быть речь после этого? Если в ведизме нет строгой схематичности семитов, то не надо забывать и того, что над составлением Библии трудился не один Моисей с Етэра, но и в продолжении тысячи лет все левиты, пророки (Амос, например) и все священники, до тождества Моисеева монотеизма (Фогельсон С., «Религия Моисея», в рукописи, Брюссель, 1952 г.). Перевод семидесяти толковников был сделан уже с Библии, как мы ее знаем, но раньше ее были другие Священные Книги. «Законам Моисея», его Декалогу соответствует у арийцев книга «Законов Ману». Правда, Нирукта не является чисто арийской книгой до Великого Переселения, а книгой индийской. Но индусы - те же потомки арийцев. В бессмертие души и сотворение мира арийцы верят уже почти догматически. Эта часть их религии запечатлена в последних Гимнах «Риг-Веды». Творец Мира Ивдра: «О Индра, Ты сделал все, что существует» (уже цит. выше). «Живя в глубине Великолепного Эфира, из Твоей Сущности Сильной и Высшей Ты для нашего блага создал Землю по Образу и Подобию Твоего Величия; Ты пробегаешь Небо, счастливо окруженное N Водами» («Р.В.», разд. I, чт. IV, г. VII, в. III, т. I, стр. 12).

Индра «создал Свет» («Р.В.», разд. II, чт. VI, г. V, в. VI, стр. 465). «Царь всех Богов, без сравнения, Бог Индра (говорит Парутшхена), проявляющийся в Молнии, дает всем существам движение и жизнь» («Р.В.», разд. II, чт. I, г. VI, в. II, т. I, стр. 325 и разд. И, чт. VI, г. IV, в. IX, т. I, стр. 463).

Митра и Варуна являются помощниками Индры, они - Хранители Мира; иногда говорится о Вишну, в другой раз об Агни, который называется Творцом Мира и Отцом Всех Живых Существ («Р.В.», разд. III, чт. V, г. II, в.