4 Делалось это, «чтоб кони здравы были». И в этом упоминании Солнца

и Горящей Души явное воспоминание ведического выражения, смысл кото

рого: «Звезды суть Души святых, ставшие Солнцами». Это то же обраще

ние к Марутам и Питрис-Анжирас, только их название забылось за тысяче

летней давностью.

Однажды старый дед на хуторе к северу от Екатеринослава нас уверял: «В старовину люди грамоте знали! Другой грамоте, чем теперь, а писали ее крючками, вели черту Богови, а под нее крючки лепили, и читать по ней знали!». Только теперь, вспоминая эти слова, приходится думать, что дед говорил правду. Санскритские надписи пишутся именно так, что ведется черта, а под ней ставятся разные крючки. Как могло сохраниться такое тысячелетней давности воспоминание — не наше дело отвечать, а что оно означало, мы понимаем. Вероятно, жила еще традиция, изустно передававшая многое, что христианство стерло из памяти большинства. Знали такую устную традицию немногие, но упорно ее передавали другим.

Думается, что после революции эта традиция окажется окончательно прерванной, а потому ее и записываем.

Нам также пришлось быть свидетелями смерти язычника во время гражданской войны на юге России. Он говорил: «Оборвалась Златая Цепь и больше этой Цепи не будет!» Этот дед плакал перед смертью не о том, что погибла Россия, а что «оборвалась Златая Цепь». По его мысли, от первых дней мира до настоящего была установлена Цепь языческой традиции, которую «умственные люди» передавали от одного к другому. Революция эту традицию нарушила. Есть и в «Записках Махаева», еще живущего в Брюсселе в настоящее время, запись о «язычниках», майские празднества которых он видел. Дело было в полночь и, как он уверяет, это празднество вокруг костра сопровождалось жертвоприношением. По всем данным, это были мордовские празднества. Их язычество неведического происхожде-

104

Юрий Миролюбов

«Рш-Всда» и язычество

105

ния, хотя и в него частично могли проникнуть идеи ведизма из-за соседства со славянами. В ведизме же человеческие жертвоприношения не имели места и были случайными, будучи привнесенными из других религий. В частности, жертвоприношения, бывшие в Киеве, все были привнесены варанга-ми, или варягами, и шли они из Скандинавии. То же можно сказать и о Рюгенских жертвоприношениях. Рюген, будучи под близким влиянием датчан и скандинавов вообще, готов, шведов или предков германских народов, несомненно, подвергся их влиянию. Но славяне в целом человеческих жертв, как и ведийцы, избегали.

Варанги в поисках легендарной Гардарики (Нова-Града!) шли все далее на юг, пока не попали в Киев, и дальше по Борисфену до греческих колоний. Там существовал культ Гороса. Этим объясняется наименование Солнца Хоросом. Солнечный день назывался «Хоросий День», оттуда вышло русское слово «хорошо». О человеческих жертвоприношениях в Волжском крае, от Нижнего до Москвы, где жили остатки волжских народов, мордва, черемисы и т.д., известно из полицейских донесений при царском правительстве. Но русские язычники, жившие в Вятской, например, губернии, таких жертвоприношений не делали.

«Вятская Грамота», написанная по-старорусски, отчасти народным языком, нами была доставлена в Русский Музей Культуры в Сан-Франциско. Она была переиздана в 30-х годах нашего столетия в Брюсселе неким К.Н.Платуновым, старым эмигрантом (дореволюционным).

Как известно, язычники Волжского края, народы финского.и волжско-болгарского происхождения, а потому их язычество отличается в корне от язычества славянского.

О Свароге славяне говорили, что «дед сидит на туче, сам себя за браду держит, и мир за него держится».

В этом труде мы, конечно, не настаиваем, что наша точка зрения единственно правильна. Мы высказываем наш взгляд, быть может, далекий от взгляда официального. Однако, раз есть и такая точка зрения, она имеет право быть высказанной.

Так как нам пришлось провести раннее детство в деревне, бегать с ребятишками, слушать, что говорили «старые люди», то мы многое сохранили из этой эпохи и этим делимся. С другой стороны, изучая «Риг-Веду», как и другие Веды, мы почувствовали прямую связь между тем, что написано в них, и тем, что говорится в деревнях «старыми людьми».

Сварожино было в основе храмового праздника в деревне. Так, в селе Юрьевке вырывался кругообразный ров на площади перед церковью, и в храмовой день в огромном общем котле варилась «страва». Из этого котла ее раздавали сидящим по краю рва, называвшегося «ямой», старикам та-

редки с «бряшной». Это была все та же «страва», только уже готовая. Выдавали ее избранные дед с бабой, говорившие: «На здравие, шоб долго жили!» и, кланявшись каждому, дед с бабой наполняли новые тарелки. Старики «сидели на земле» с ногами, а перед ними была скатерть в виде салфетки, посланная прямо на траве, и на ней кружка с «медом», сготовленным для этой цели (перебродивший мед с водой) и «бряшна», еда. Стояли и пустые тарелки и места возле них никто не занимал. Это были места умерших за год. По внешней обстановке это была тризна. По внутреннему содержанию - беседа с исчезнувшими братьями, сестрами. Дед-раздатчик возглашал: «Придить 6о до нас, Батьки, Матки, я ишьте с нами бряшна!» К этой трапезе ни младших, ни детей не допускали и гнали их прочь. «Бряшна» могли есть только старики и старухи/ Конечно, в слове «бряшна» легко узнать «брашна».

Подходившим запоздавшим старикам говорилось: «Садяйтеся до Зво-рожины!» А это, конечно, было альтерированное слово «Сварожина». Деды и бабки были, таким образом, как бы близки Исварогу или с ним смешивались. Мы знаем, что в ведизме Анжирас были вначале жрецами, затем Питрис были сначала предками, Маруты были сначала ветрами, затем они все стали если не Агни, то растворенными в нем. Так и здесь юрьевские праздники «Зворожины» были ничем иным, как таинственным общением и растворением в Исвароге.

А на этом обеде, на «Зворожинах», спрашивали: «А где Иван Гриць-ков?» - «А тый не прийде!» - отвечал кто-нибудь, - «вин до Петрив пий-шов!» Это означало, что Иван Грицьков умер. Крестьяне думали, что Петры были «Тем Светом». На самом деле благодаря внедрению в славянскую практику христианства, Питрис смешались с Петрами.

Юрьевские «Зворожины» приходились на осень. Вероятно, теперь уже точно не помню, это было в начале октября.

Для приготовления «бряшны» выбирали тучного бычка, утром на заре его резали, а внутренности бросали в огонь! Так Жертва уцелела под видом приготовлений к храмовому празднику. Крестьяне шли к утрени и к обедне, а «бряшна» ели после службы, когда уже уходили из церкви. Иногда день выпадал холодный, дождило или снежило, тогда деды и бабы приходили в кожухах и валенках, на земь садились, говоря: «Хоть бы Бог дал, шоб не вросли в землю (т.е. не померли)!»

Мед приготовляли, трижды запуская в него дрожжи. Хмель прибавляли, говоря: «Шоб добра була Зворожина!» Занималась этим специальная баба, которой давал наставления «Зворожный дед», тот, который заведы-вал празднеством в прошлом году. В самый праздник выбирали другого деда. Как правило, все ему оказывали большой почет в течение года. Также

106

Юрий Миролюбов

«Риг-Веда» и язычество

107

почитали и бабу, которая приходила на дом ругать мужика за плохое обращение с женой. Ей виновный не возражал, а покорно склонял голову и говорил: «Так, мамо, так!» и та его легонько таскала за чуб. Называлось это «научением».

К «Зворожной бабе» обращались весь год, если кто хотел погадать о будущем. Одна из них славилась своим знанием, что она действительно «знает». Достав от матери денег, якобы чтобы купить деревянные коньки на зиму, я направился к ней вечером. Жила она на окраине села. Я пришел, постучал в окошко, и она открыла двери, а увидев меня, долго не хотела брать денег и не хотела гадать. Наконец, я уже не помню как, я ее уговорил. Она повела меня за хату во внутренний двор, чтобы не видели с улицы, поставила ведро воды так, чтобы в ней отражалась луна, и сказала: «Ну, поглядим». Стала что-то шептать беззубым ртом, потом сказала: «Бачу я много чего ... (для удобства передам ее слова по-русски). Так, в городе, учишься, в школе, потом в другой, в третьей, четвертой и пятой. Кончишь, будешь думать, что уже выучился, а придется все равно всю жизнь учиться! В чужих краях будешь жить ... На чужой жене женишься, два раза ... Будет большая война, много народу погибнет, сохрани, Господи, перекрестилась она, а ты уцелеешь и еще вернешься старым ... За морем счастья мало. Мало его и дома. Умрешь спокойной смертью, а много раз тебя смерть будет звать, но всякий раз отпустит». Не помню уже всего, но главное она сказала правильно! Всю почти сознательную жизнь пишущему эти строки . пришлось прожить на чужбине. Много раз и смерть угрожала. Дважды был женат на иностранках. Все оказалось верным, и в той части, которая касалась ученья. Пришлось переменить пять школ.

В этом гаданье мы можем увидеть пережившую века языческую традицию.

Откуда получала «Зворожная баба» свое знание, осталось для меня тайной, но можно предположить, что ей ее передавали предыдущие бабы. Мужики в этом-никакого «колдовства» не видели и бабу «ведьмой» не считали.

Почему это именно сохранилось в Юрьевке? Думается, оттого, что ближайшая станция железной дороги была верстах в ста, а Днепр с его пароходами находился в пятидесяти верстах, если не больше. Городская «культура» с ее пьянством и развращением юрьевцев не коснулась. Они остались вне ее влияния, как бы застыв на целую тысячу лет в своих традициях. Можно судить о них, как угодно, но одного нельзя отрицать, того, что они сохранились в Юрьевке дольше, чем в других местах.

Итак, в храмовый день совершались празднества языческие. Среди них помню детские игры. Одна из них состояла в «горении». Мальчик или

девочка становились на «к-Раю», это место всегда выбиралось на восток, и на нем чертили палкой птицу. Когда спрашивал, зачем, мне отвечали: «То - Ирий!» Крестьяне говорили, что осенью «птица летит в Ирий». Причем эта птица не была собирательным выражением, под которым вообще понимались все птицы, а это была особая птица. Не напоминает ли это место выражение в Веде: «Когда видят тебя, Птицу, летящую в Яму ...» Только здесь видят птицу, летящую в Ирий, а не в Яму (нечто вроде Ада). Ирий -Рай. Да и само слово «Рай» есть изменившееся слово «Ирий». «Зворожная баба» рассказывала детям как сказку:

«А та Птица всем птицам Птица! А куда она летит, туда и все. А летит она в Ирий славный, а перо у нее не простое, а Золотое!»

И дети же пели, танцуя на одной ноге, перед тем как гореть:

«Ой Доло, Доло! на вышиванце

Золото Перо! серебряный,

А чей перстень медный

на ручке, . упал?»

После этих слов «горящий» отвечал:

«Ой, горю, горю! А як Ягн-ята,

Як Солнце. утекайте до хаты!»

И снова по второму и третьему разу дети пели первую песню, а затем после слов «горящего»: «утекайте до хаты!» бросались бежать. Тут явное отражение идеи Агни: гореть - это как бы пылать в жертвенном огне, само слово «огонь» — тот же Агни, ибо в славянском языке оно произносится «огнь». Если «а» перешло в «о», то смысл корня от этого не меняется.

Яг-ненок есть дар (даоуна) Агни. Это когда Агни поворачивается к Земле, дает тепло, являются Агни-ата, или яг-нята. Но что такое «Доло?» Доло есть тот же Ладо, только перевернутый наизнанку, чтобы не вызывать гонений православных священников, которые эти гонения по инициативе епископов весьма часто в прошлом применяли. Гаданье «перстнем» было в ходу у древних славян, когда хотели знать, кому первому что-то начинать. Завязывали платок узлом, а в середину, в один из его краев, завязывали перстень и еще дважды завязывали все вместе. Развязывавшие брались каждый за свой угол (если их было только четверо), и если в нем был перстень, значит, тому и было первому начинать.

Хата - образ укрытия, символ спасения. Тот же Ладо (Доло) был Златым Пером. Не был ли он той Птицей, что всем птицам Птица? Вероятно,

108

Юрий Миролюбив

«Риг-Всда» и язычество

109

был, раз в детской песне его упоминали как такового. Из других источников узнаем, что Бог Ладо был Богом Любви, а символом таковой были два голубя, целующихся на Пасхе, изображение которых есть у художников Стелецкого, Билибина и др.

Православие подвело почву под эту Птицу, сделав голубя символом Святого Духа, а народные сказки сделали из нее Жар-Птицу.

Вероятно, Ладо был одновременно и Птич-Богом, как Белее был Звездным Богом и покровителем муз, а также скота, животных, зверей. Символом его был ягненок, или овн, телец. Из этого легко заключить, что он был идентичен с Агни. Символом последнего был тоже яг-ненок. «Баба-Яг-а» в сказках - служительница этого Я гни-Агни, ибо корень «яг-» или «аг-» значит «огонь». Огнебог славян - все тот же Агни-Бог. У нас не сохранилось записей славянской религии, которые, несомненно, были в свое время, но были сожжены ретивыми христианами, как «черные книги».

Горение - символ жизни. Прыганье через Огонь практиковалось в Юрьевке летом, в Иванов день. Ночь под Ивана Купала!

Купала — Бог Омовения древних славян. Он же — Бог плодородия, плодов, изобилия. Купа-тись - мыться. Купала был Богом Чистоты душевной и телесной. Омовение было одновременно богослужением. Люди купались в мовнице, бане, водяной мельнице, служившей одновременно храмом.

Воды были одновременно тем же, чем были «волны» для ведийцев, т.е. эссенцией Индры, сотворившего «свет и волны». Купала, следовательно, был близок Индре, а так как последний был Солнце-богом, то и Купала, в расширенном смысле, все тот же Солнце-Бог.

Птица упоминается еще в русские века в виде «Голубиной книги». Нам не приходилось ее встречать и мы не знаем, уцелела ли она. На юге России до самой первой мировой войны аист, голубь и ласточка считались священными птицами и трогать их детям было строжайше запрещено.

Вероятно, их стали считать священными из-за их любви к купанью. Часто можно видеть и аистов в воде, стоящих на одной ноге, а затем бьющих крыльями по воде, и ласточек, купающихся вечерами, как и голубей. Раз эти птицы купались, значит, они молились. Так славяне, вероятно, объясняли это купанье. В реке купаться до Зеленых Святок не разрешалось. Последние совпадали с Троицей. В этот день все было украшено зеленью. К обеду подавали жареного ягненка, украшенного зелеными ветками, лежавшего на зеленой травке. Зеленый борщ был обычно в этот день любимым блюдом, к нему подавали пироги с мясом и укропом, зеленым луком и петрушкой, причем зелени полагалось класть втрое больше, чем мяса. В домах- все было украшено зеленым клечевом, т.е. ветками береста, березы

или тополя, а полы были покрыты толстым слоем свежей травы. В церковь шли с зеленой веткой в руке.

Разве эти три дня не были воспоминанием о пастушьей жизни Вед? И яг-ненок был образом Агни в этот день, а сама зелень — образом Индры, имя которого было забыто. Ибо это Индра - Солнце, Даждь-Бог, Хорос, Яро, Ладо-Купала дают явиться зелени, посылая на Землю тепло и свет.

Даждь-Бог, или Дажьбог, дает дождь. Последний дает урожай, прибыль скота. Трава, клечево, — символ Весны, Хоросия Года, хорошего времени.

Весь день слышны песни, пляс, музыка. Если нет Сомы для жертвенных возлияний, то есть мед, т.е. перебродившая смесь меда, воды и хмеля. В других местах делается брага из сладкого сусла, а последнее из проросшей ржи, которую держат в темноте, пока она не осахарится, и после, заварив горячей водой, заправляют дрожжами. Получается кисловатый крепкий напиток темного цвета, похожий на пиво, но с винным запахом и вкусом. Отчасти брага походит на квас, особенно хлебный, но она крепче и темнее на цвет.

Но раньше Зеленых Святок празднуется Красная Горка, Пасха, или же Радоница. Мы рассказали о Зеленых Святках из-за близости таковых к пробуждению зелени, трав, обновлению жизни, появлению первых яг-нят. Красная Горка - день Весны. Он празднуется на месяц раньше Зеленых Святок и уже в последнее время совпадал с Пасхой. В этот день славяне украшали какой-нибудь холм или гору, если же ее не было, то насыпали холм, украшали его цветами, главным образом тюльпанами, горицветом, белым проскурняком, петушками, синими звездчатыми пролесками, фиалками.

На этой горке встречали рано утром Солнце, которое плясало, радуясь дню пробуждения жизни.

К этому дню приурочивались свадьбы. «Свадга» - пальцы жреца или его руки, которыми он связывал врачующихся, точно так же, как сейчас связывает священник в православном чине бракосочетания руки брачую-щимся. Как только вспыхнет Заря (проскачет в небе Асвин), покажется Огненный Воз Солнца, запряженный Золотыми Копями, славяне встречали Солнце гимном, пели Дажьбогу, Яро и Хоросу. После этого начинались торжественные «бряшна» - еда и питье. После этого катание разноцветных яиц в зеленой траве. Качели, горелки, игра в мячи - все это было приурочено к этому дню. Красная Горка - день радости и весны. В этот день ходят на могилу к родным: отцу ли с матерью, брату ли с сестрой, сыну, дочери, кланяются и говорят : "А и долго вы спали, родичи наши! Проснитесь, бо

по

Юрий Миролюбов

«Риг-Веда» и язычество

111

зелено все Колом вам! А проснитесь, потянитесь, а идите до бряшен наших! Идите веселиться на Красну Горку, ясти с нами, пити брагу!»

Как и на Зеленые Святки, на Красную Горку приготовлялся ягненок, поросенок или гусь. Иногда все вместе. Яйца и молоко, творог и сметана непременно подается в большом количестве на Коло. Коло же, как в Юрьевке, круглый ров, по бортам которого садятся люди, сначала старшие, а потом и молодежь. Большой общий котел содержит «бряшна». Рядом стоит бочка с медом или брагой. Мертвые приглашаются на пиршество словами: Идите с нами ясти бряшна тучна, а нити меды крепкие!»

После обеда подается блюдо из сметаны и творога, смешанных вместе и приправленных медом. По вкушении такового пасхального блюда, начинается возлияние (Сома!) меда наземь. Старший в роде говорит: «То бо вам, отче, то бо вам, мати!» Он же кладет кусок ягненка в траву, говоря: «А коли стыдитесь нас, родичи наши, не пришли, так берите и ешьте!» Возливши мед на траву, старший отпивает корец, дает другому, третьему, по чести, кто больше уважаем, а затем и всем.

Поев хлеба, испеченного на сметане с медом, сладкого, с сухими ягодами в середине, попив браги, все остаются до вечера, спят в поле ночи и празднуют три дня. Это — в честь Хороса, Яро, Даждь-Бога.

Радость Красной Горки выражалась во всеобщем ликовании, славяне обнимали друг друга. Обменивались поцелуями, говоря: A то Красна Горка пришла! А то Родичам жизнь принесла! А здрав буди, друже!» В эти пасхальные дни ягненок был важным ритуальным блюдом. Он означал спасение людей от зимней стужи, от недруга Лютича, он был символом Весны и Возрождения, прощения друг другу, родовой любви. В эти дни всякий мог идти к общему котлу, если у него ничего не было. Братская трапеза была для всех. Но так как в эти же дни совершались свадьбы, то ликование было еще большим. Песни, танцы и возлияния хмельного меда (Сома) служили связывающим началом для родов. Роды встречались с родами и старшие в родах братались друг с другом.

Яро-Бог танцевал в полях, среди цветов, и голова его вместо волос зарастала желтыми, красными, синими, белыми цветами, вокруг которых летали пчелы. Пчела была священным насекомым. Она была участницей Вешнего Торжества. И мед, воск были священными веществами. Из воска лили свечи, зажигавшиеся в ночи (Агни), до прихода Зари (когда утренний Асвин скачет в Небе). Утренним сумеркам, Заре Вешней пелись гимны, и Солнцу, Даждь-Богу-Хоросу-Яро пели славянские роды хвалу. Солнце вело Весну, украшенную цветами. Кленовый сладкий сок, мед (Сома) выливались в его честь в травы, лицом стоя на восток, подбрасывая корцы в небо. Купала, Ладо с Лелем были теми божественными сущностями, которые

благоприятствовали людям. Гимны, хваления, славления божеств, сопровождаемые малыми прошениями, пелись: «Подай нам, Боже, скота прибаву! Подай, Боже, здравия, силы и дба всякого! Подай, Боже, защиту от врагов!» Большего не просили. Большего и не надо было: лишь бы божества хранили род. Остальное люди и сами сделают. Труд -долг человека. Славянин не возлагал на божества трудов своих и забот, зная, что божества могут дать благоволение, но не работу за человека! Землю пашет человек, а не божества. Трудиться в поле всяк должен и всяк должен смотреть за скотом, но хранить от болезней скот могут божества. От града, дождей сильных Перун хранит. От засухи (Сушна) Даждь-Бог хранит с Полевым, Цветичем, Зерничем. От потравы в Земле - Коренич, Стеблич, Лисгич. Но землю вспахать, стерню выборонить должен человек.

На Вешню Мовь (моление) приходили кудесники из лесов, гадали, предсказывали, читали молитвы кудесиые, исцеляли больных, лечили их, утешали скорбных. Они имели великое Знание (Веду) и помогали, не беря за то ни серебра, ни золота. Кусок хлеба или мяса - нужный дар (даруна), но деньги кудеснику не нужны. Он живет в лесу и ему ничего не нужно. Одежду он принимал с благодарением, но деньги на покупку одежды отдавал другим. Он ничего не продавал, не покупал. Среди кудесников были и волшебники, которые могли умерших вызывать, мертвого оживить. Эти никогда не показывались на людях, ибо молились они Черному Хоросу, были чернобожниками и их все опасались.

Старший в роде читал моления и мог давать благословение, но простое, тогда как кудесники давали благословение божественное. В нем была сила, какой не имел старший в роде. И его моления были вынужденными, ибо не всегда был под рукой кудесник. Если же он был, то он их совершал и он же совершал жертвы. Совершаемая им жертва «доходила до Бога». Жертва же старшего в Роде была минимальной обязанностью по отношению к божествам.

Празднования славян были связаны с Солнцем. Оно метало «Златые Перуны» на поля и возрождало в них жизнь. Сам Хорос был Перуном, Яро, Вышним. Не было строгой разницы между ними. Триглав Рюгена был символом Тримурти, но таковых было много, все божества разделялись на ряд Тримурти. Все они составляли три периода всякой активности: начало, середина, конец. И. потому Купала, Ладо и Лель были вместе. Потому же Борей, Сивый, Лютич были вкупе. Борей начинал студить землю, Сивый продолжал, а Лютич (приблизительно в нашем феврале) лютыми морозами прижигал все живое. Только Благий Яро приходил, и тогда все оживало. Его славяне любили и если бы обладали опытностью в изображениях, делали бы смеющимся Богом. Он же был Богом счастья и радости. Ладо был

112

Юрий Мщюлюбов

«Риг-Всда» и язычество

ИЗ

Богом мира и любви. Лель был Богом детей. Он качал их колыбели, когда младенцы спали. Он утешал их в детской скорби, плаче и боязни, которой они высказать не могли. Он был Богом света и ясности. Вечером он зажигал звезды в небе, чтобы дети не боялись и чтобы взрослым было видно. К Богу Лелю обращались, прося послать Лялю, ребенка. Он посылал бездетным сына или дочь. Ему посвящали таких детей и мальчики делались кудесниками, а девочки хоть и оставались жить в роде, но служили другим в болезнях, родах и ухаживали за старцами. Все это, конечно, на основе сказанного «старыми людьми». Нигде никаких документов мы об этом не встречали. Знаем, что у славян не было никаких монастырей. Однако, всегда были и будут люди, желающие уйти от мира. Эти люди находили, конечно, свое призвание в служении другим.

Конечно, если бы славяне могли развить свою собственную культуру и цивилизацию, они должны были бы иметь и монастыри и большие храмы. Так они их даже имели на Рюгене и Балтике. Однако, всеобщего распространения эти храмы не получили из-за чужеземного влияния и из-за перемены религии. Все, на что были способны славяне, они создали позже, приняв христианство, но уже пользуясь чужими образцами.

Живя жизнью естественной, следуя циклу природы, а не искусственному циклу современной цивилизации, славяне обладали религией, связанной с циклом природы. Даже и современное православие сохранило в глубине своей обрядности влияние религии славян. Все эти обычаи, как благословение скота, освящение плодов, освящение пшеницы, вина и елея, того же происхождения. Одни из религиозных обычаев православия пришли из иудейства, другие — из византийского христианства, но главная масса таковых пришла именно из язычества. Осенний праздник языческого Нового Года, начинавшегося около половины сентября, или же Великие Овсени, совпадают с Воздвиженьем. В этот день славяне украшали Жертвену Гору, ту же самую, которая им служила Красной Горкой, цветами и зеленью, и возносили гимны божествам Неба и Земли, благодаря их за урожай и плоды земные и прося не отказать в благости возвращения весны, тепла и солнца. В эти дни славяне носили по улицам Коло, увитое цветами. Если не было цветов, они его украшали цветными лентами и зеленью, колосьями, соломой. Все это символы цветущей и плодоносящей природы. Большие корзины, кошельки, жбаны яблок, груш и других плодов, бочонки зерна и меда, хлеба и мяса, масла, сала, молока и творога ставились на Овсенней Горе, посвящались Даждь-Богу-Перуну, Вышнему. Гимны и плясы, жертва и моление составляли содержание этой службы. Из первого зерна делали первую муку и первый хлеб, который и отдавали Даждь-Богу.

Для этого хранили первый сноп. Так как у каждого был первый сноп,

то оставшиеся снопы хранили до Колядина Дня, чтобы поставить в красном углу дома и совершать около него моления на Крышень-День. Третий день Великих Овсеней посвящался братской тризне. В этот день вырывался в поле, чаще всего у горы или холма, кругообразный ров, яма, замыкавшаяся вокруг холма, и в ней садились празднующие Тризну. Ее значение в посвящении Тримурти, богу в трех Лицах. Потому-то она и называлась три-зна. Корень «зна» означал, как и сейчас, знание или все ту же веду (Веда). Таким образом, Тризна, если вникнуть в значение этого слова, была как бы воплощением Трех-Вед. В этом слове несомненное ведическое значение. Праздник сопровождался пением гимнов, а затем приносилась жертва в воспоминание усопших и подавалось Сочиво и Коливо. Сочиво и Коливо были блюдами из вымоченных зерен жита, ячменя или пшеницы, сваренные в виде каши с медом из сот. Правильное название этого блюда «кутья». Корень «кут» обозначал место. Каждый должен был съесть ложку этой кутьи, воссылая хвалу богам, после чего садились за «жаризну», т.е. за вкушение жертвенного мяса.

Жаризна запивалась брагой, хмельным медом или квашеным фруктовым соком (Сома). Старший в роде или кудесник возливал этот напиток на землю, говоря: «Пиите с нами, братья, почившие в Исварозе! Ешьте с нами брашна, кутьи, жаризну. Придите к нам на тризну братску!» Среди мест, занятых живыми, были и места для мертвых, которым ставилось угощение (юрьевская Зворожина), жбан пива и жаризна с кутьей. Говоря между собой, вспоминая усопших, которые «ушли Навью зряти, окуду не приходят вена венити», хваля их достоинства и подвиги, славяне ели и пили, по временам обращаясь и к незанятым местам, как будто усопший невидимо присутствовал на том месте. Кутья стояла на этом месте, жаризна лежала на нем, а усопший был и не был. Был он, ибо так в это верили участники тризненной трапезы, но не было его, ибо нетей глаз его не видел. И тут, вероятно, кудесники проявляли свою силу, заставляя внушением видеть усопших среди живых. Помогало тому и питье (Сома), бывшее крепким, и та эмоция, которая несомненно рождалась под влиянием торжественности праздника. Достаточно было одному воскликнуть: «Слава Богам! Вижу моего отца!», как и другие, взволнованные этими словами, веря жаркой верой в отсутствие смерти и лишь в «тот свет», видели в свою очередь то же. Коллективный гипноз овладевал присутствующими. Они впадали в экстаз. Но раз «яко же лезти на дерево в высоту через ноги внави зрети, мысля, абы с высоты не урватися: аще ли кто урвется, то и живота гонзает; сего ради рех, яко иде через ноги внави зрети» (О Петре и Февронии Муромских). Ибо Навь здесь, везде, стоит лишь «живота гонзиться» или просто «с древа урватися». Усопшие приходили «из Нави, окуду никто вена не

114

Юрий Миролюбов

«Риг-Всдаз> и язычество

115

приходит венити». Такое общение с усопшими происходит в Яви через Навь. Рай, или божественное обиталище, где (Анжирас, Питрис с Марутами в Агни) Предки, Пращуры и Шуры («Чур, чур, чур меня!» - обращение к Щуру, Пращурам, Священным Предкам, то же, что и обращение к Анжи-рас-Питрис), общается с Явью через «Навь». Это как бы промежуточная ступень, ибо если мы живем в Яви, если сама Жизнь, истечение Живы сквозь время и пространство может идти лишь благодаря Прави - основе, существующей под ней и установленной богами (ипостасями Сварога), то в будущем человек «вдет внави», т.е. в загробное существование. Таким образом, смерти не было, а было лишь созерцание «внави зряти» тех, кто ушел. Мы говорили, что в степях скачущий всадник постепенно уменьшается, становится точкой и растворяется в лазурной дымке. Он есть, но его нет. Это и есть понятие о смерти языческого славянина. Он так и понимал уход «туда» как растворение «в Исварозе», но через Навь.

С другой стороны, вводя христианство, греки на Руси внушали всем, что все, что было прежде священным, есть «бесовское». (Л.Гомолицкий, Варшава, 1937 г., журнал «Содружество», Выборг). Смысл статьи Гомо-лицкого таков, что все языческое из обычаев нещадно гналось христианами. Так это и было, ибо и на нашем веку нам еще пришлось видеть преследования староверов и «волхвующих» (900-е годы на юге России). Сейчас такому гонению подвергается все христианское в СССР. ^ Об этом мы скажем дальше подробнее.

Таким образом, тризна, если она была сельская, а не военная, ибо такие тризны бывали в Киевской Земле и устраивались они князьями с дружинами в воспоминание павших боевых соратников, сельские тризны относились к умершим братьям, сестрам и родителям или родичам вообще (людям одного и того же рода). Тут была беседа с родными, ушедшими в Навь. Ведический ариец говорил «яма». Славяне же сидели ногами в яме (кольцеобразный ров) и, как бы касаясь Нави ногами, беседовали с усопшими. Здесь уже начало символического общения с покойниками. С другой стороны, так как тризна бывала осенью, считалось, что проснувшиеся весной родичи вновь засыпали на зиму, и такая тризна как бы была прощанием с ними до следующей весны. Совершая тризненную жертву-жаризну и вкушая хмельной мед, славяне как бы возвращались к ведической жизни и стремились к ней приобщить и мертвых. Каков жизненный круг (Коло) человека? Утро начинается едой и питьем, после молитвы - омовения. Такое же омовение предлагается и усопшим в виде возлияния на Гору Меда. Затем следует приглашение на пир. Вводя таким образом в свое жизненное Коло умершего родича, славянин вводил его в свою жизнь. Значит, смерть в этот день не существовала. Не существовала она и в другое время, так как

славяне верили, что в водах можно видеть мертвых. В ведре воды при свете луны можно видеть любимое лицо. Это то же, что и магический кристалл. Видение «Нави» в нем равносильно взгляду в потусторонний мир. «И там такой же свет», — говорили на деревне «старые люди». — «И там люди землю пашут, венят и снопы кладут. И там коней на воду водят». В чем же различие между «тем светом» и этим? А в том, уверяли они, что там «никто никогда не плачет и не болеет. Там нет ни зла, ни горя». Почти такого же края искали и варанги, разыскивая легендарную Гардарику. Нашли они Новгород! Нашли Киев. Гардарики не нашли. Тем не менее, ища последнюю, они шли к верховьям Днепра и дальше, к Царь-граду. Другие народы искали «Счастливого Острова». Сами славяне пришли в Европу, ища «Райской страны». Революция была вызвана поисками устроения «земного рая». Как всегда, перед взором людей мерещится что-то лучшее, чем их текущая, реальная жизнь. Все оттого, что они смутно чувствуют разницу между реальным и истинным.

Славяне знали эту разницу, у них был ключ для открытия этой тайны, ибо они знали Явь, Навь и Правь.

Славяне верили в загробную жизнь иначе, чем верят в это христиане. Они считают, что «там есть все, что и здесь». Таблица Гермеса тоже говорит: «Звезды вверху, звезды внизу, небо вверху, небо внизу». Это та же идея. Как и откуда подобная идея, высказанная Гермесом, могла быть известной славянам, другой вопрос. Однако, можно ответить, что все идеи вообще известны, исходя из одного и того же источника. Последний - предыдущие цивилизации.

Чистота живущих считалась религиозно необходимой. Идти на тризну в нечистой одежде было грехом. С другой стороны, молитва была соединена воедино с омовением, и одно не происходило без другого. /Обряд "Купания был посвящен Купале, но это было купание в реке, рзере, а омовение было в бане, называвшейся мовницей, т.е. молитвенным местом. Оно было посвящено Исварогу, хотя его имя и не упоминалось. Видно это из Творения Мира: «Бог Исварог в мовници мывся, а вехтем терся, а бросил его вниз, а отуду и земля пошла». Совершивший омовение таким образом повторял акт Бога-Отца. Тут мы вспомним ведическое понятие: «Жертва есть акт, подобный творению мира». Итак, по ведическому смыслу омовения оно было и актом творения, и жертвой. В XIII веке Митрополит Новгородский Кирилл писал в своей грамоте: «и се слышахом, в пределах новгородских невесты водят к воде. И ныне не велим тому таки быти; аще ли то проклинати повелеваем». 1274 год. (Гомолицкий, указанная выше статья). Очищение водой — один из древнейших обрядов славян. Так, омовение мертвеца производилось везде и обязательно. Этим омовени-

116

Юрий Миролюбив

«Рш-Всда» и язычество

117

ем его как бы очищали не только от скверны телесной, но и от грехов. В деревнях этим занимались специальные старухи и вкладывали в это дело религиозный смысл. В Юрьевке крестьянки читали Псалом Царя Давида: «Омыеши мя и паче снега убелюся», совершая омовение покойника. Они делали это в пустой комнате, куда никто не смел до конца обряда входить. В знак очищения на мертвеца надевали все чистое, по возможности, белое и черное. Цветных одяний не надевали.

Чувствовалась в этом древнейшая традиция. Так, возле дома, где кто-то умер, не позволялось кричать. Запрещалось строжайше, под угрозой тяжких мистических последствий, звать мертвеца на голос со двора! Считалось, что он еще был при теле.

У скандинавских крестьян если кто долго не умирал, бился в агонии, был обычай звать умирающего через слуховое окно на голос как бы со двора: «Игвар Нильсен! Игвар Нильсен! Игвар Нильсен!» Обычно звал старший сын или кто-нибудь из крестьян. Агонизировавший слышал, если

не сознательно, то нутром, что пора покидать тело.

Вероятно из-за того же самого у славян строжайше запрещалось звать покойника: он уже ушел, если же звать, то придет обратно! Той же идеи придерживалась секта так называемых «дырмоляев», существовавшая в прошлом веке в России, о которой писал Владимир Соловьев. Заключался немудрый обряд этих сектантов в том, что они выходили темной ночью на двор, к амбару и кричали в дыру, проделанную в его стене: «Эй, ты! Тама, слышишь?» Это как бы был вопль в Небытие. Конечно, Соловьев такую практику осуждал, но в ней была деревня, языческая мистика.

Сам Соловьев чувствовал некий ужас перед таким «служением Неведомому», но этот крик, вопль был направлен в Навь. «Дырмоляй» кричал в Тот неизвестный ему Свет, где он сам однажды будет.

Соловьев как бы спрашивает: «а что было бы ..., если бы оттуда пришел ответ: «Слышу!» Однако, «отуду веннть вена не приходят». Ответа не могло быть. Разве что галлюцинация. В таком случае «молящийся» мог бы потерять рассудок. И все-таки «дырмоляи» были, несмотря на то, что их всячески преследовали н стремились уничтожить.

Почему же в славянской религии было так много мистицизма? Ответа на это не найти. Однако, можно предположить, что мистика лежала в самом характере славян, особенно у русских. Даже православие — одна из самых чистых форм христианства, насквозь проникнуто мистикой.

Ей бы неоткуда было взяться, если бы русские, потомки славян, не обладали склонностью к ней.

Но ее сущность - это ощущение божества везде, всюду, вокруг. «О Индра, твое тело больше мира!», - восклицает ведийский поэт. Раз тело

Индры больше мира, значит сам мир находится в Индре! Таков источнк мистицизма славян. Они себя считали живущими внутри божества: «Агни в траве, в лошади, овцах ...», если бы он был только в одном окружающем, то в человеке он мог бы и не быть. Но Индра-Агни «больше Мира»! Значит, весь мир и,с ним человек и всякая вещь находятся в Индре-Агни-Варуне. По верованиям XIII века, «навем мовь творят (из «Слова Иоанна Зла-тоустого о том, како первое погании (язычники) веровали в идоли») и пепел посреде сыплют, и проповедающе мясо и молоко, и масла и яйца, и вся потребная бесом и на пещь, и льюще в бани, мытися им велят, чехол и суброус вешающ в молвицы. Беси же злоумию их смеющеся, поропращают-ся в пеплу томь и след свои показують на пролщение им. Онн же, видевшие то, отходять, поведающе друг другоу. И то все нроповеданье сами едят и пьют, их же недостоит ни псом ясти». Из этого ясно видно (Гомолицкий «Таинство в бане». «Содружество», 1937, Выборг), что Омовление, или Мовь, было обрядом древнейшим, и этот обряд подвергался преследованиям со стороны духовенства, как языческий. В чешском языке слово «язычник» определяется словом «поганец». Отсюда видно, как старались искоренить в славянстве священники пережитки прошлого. Они их объявляли «погаными», то есть скверными, своего рода «табу». Это «табу» было распространено и на места, именовавшиеся «погаными», т.е. языческими. Такими местами были объявлены те горы и холмы, где раньше предки приносили жертвы славянским божествам. Такой оказалась в Киеве Лысая Гора. В древности она именовалась Перуновой, а иногда Варяжской. Между тем славянину все было в мире священным и ничего в нем поганого не было. Священны для него были леса и горы, реки и озера, поля и нивы. В них происходили проявления божественного Добра (Дба) и все, что было в Коле природы, было также делом Бога в его множественных ипостасях. Язычник не был оторван от прошлого, оно жило с ним и в нем. Радуясь рождению сына, он приготовлял общую трапезу, как домашнюю жертву, на которую приглашал и усопших: «Се бо вам, отче, се бо вам, мати!» - говорил он, ставя тарелки для родителей. Последние, давно усопшие «в Сваро-зи» были «на Том Свете». Если они и присутствовали, то лишь символически. И если омовление в бане было почитаемо как религиозный долг, а смывание ребенка как очищение (проф. Нидерле), то и огнь почитался очистительным. Так, в годы перед первой великой войной на юге России молодые из-под венца ехали домой на свадебное пиршество и в воротах для них раскладывали костер из соломы, через который кони с шумом и криком, музыкой и песнями проскакивали во двор. Огнь (Агни) очищал бракосочетавшихся от всякой скверны и вводил их в супружескую жизнь как бы новыми, вышедшими из Огня. Пословица «прошел огни, и воды, и медные

118

Юрий Миролюбов

«Риг-Всда» и язычество

119

трубы» если подразумевала вино, то относилась к более раннему периоду, когда ведийцы бракосочетались под звуки медных труб, омовлялисъ Водами и очищались Огнем (Агни). Оттуда же старинное изречение: «сей шел из огня в полымя», в сокращенном виде: «из огня да в полымя». Означает это изречение, что прохождение через Огнь было не одним, а многократным и, вероятно, трикратным. И старые дубравы, молельные леса, березняки, Бел-Горюч Камень сказок — те же жертвенные алтари — места, где горел Огнь очищающий. Древние знали (Веда), что Огнь очищает от заразы, как и Вода. Последняя шла с Неба-Сварги и, как таковая, была эманацией божества. Огнь же (Агни) был от Солнца и все лунное этим огнем очищалось. Все от Луны — крови женщин, нечистота, зарождающаяся во тьме, очищалось Солнцем, сияющим во дне. И день был положительным, тогда как ночь отрицательной. Чет и нечет древности оттуда же. Все, идущее с Четом, поддерживалось богами, а все Нечетное - Сивым, Чернобогом. Древняя мораль славянства была в священном понимании мира. Надо было знать (Веда), что мир есть вместилище Бога («Индра больше Мира», «Риг-Веда»). Соответствующим божественной воле актом была жизнь в этом мире по законам Кола вместе с ритмом природы. Искусственная европейская цивилизация, механизировавшая жизнь, отошла от них и ввергла людей в механическое существование, лишенное Духа.

В сибирском заговоре «одна из самых страшных лихорадок названа Невея» (Гомолицкий), ибо она из Нави, из Того Света. Больной, горящий жаром, борется против Нави. Лихорадка его тянет из Яви в Навь. Творящий заговор врачует словом болезнь, обращаясь к сокровенному в человеке и увещевая его бороться с Навью. Он заклинает (останавливает) болезнь, налагая клятву на нее. Клятва (Коладва), прещение - то же религиозное «табу», что есть у разных народов, в том числе и у просвещенных, но уже под названием внушения. Навь, стерегущая человека на грани Яви, тянущая его из цикла жизни (Коло Живы) в Невь, Невею, Навь, стремится вырвать его из вращения в Коле, упокоить его, остановить в нем движение Живы. Но усопший не приходит назад. Он не приходит «вена венити», т.е. жать в поле, но ночью он приходит в мовницу, водяную мельницу,, баню, где и общается с живыми, оставляя след на пепле, рассыпанном на полу. Надо помнить, что мыла в те времена не было, и что люди в бане мылись золой. Итак, усопший приходил мыться в бане, т.е. совершать молитву как и живые, но, вышедши из Дневного Кола, он живет в Ночном, а потому его приход возможен лишь ночью. У Достоевского Свидригайлов говорит, что ему «весь тот свет представляется в виде угла в предбаннике, с тусклым оконцем, и по углам паутина».

В «Повествовании о Петре и Февронии Муромских» (Гомолицкий) есть

слова пряхи, довольно-таки таинственной женщины: «Брат мой пошел через ноги внави зрети», и дальше она же объясняет эту загадочную фразу: брат пряхи - бортник (пчеловод), «и вот яко же лезти на древо в высоту, через ноги внави зрети к земли, мысля абы с высоты не урватися: аще ш кто урвется, то и живота гонзает». По-чешски «нава» - могила. «Внави зрети» — смотреть по ту сторону, в мертвую свою будущую сущность; навь, навы — древнейшее слово, забытое, еще в средние века употреблявшееся в значении Ада, Загробия. И вот «из невья», с Того Света, не приходят ниву «венить» - выкупать, освящать. (Вено, выкуп, равный мере пахотной земли, отсюда ошибка объяснять слово «Вено» «освящением или выкупом». Вено — сноп, венить — собирать жито, вязать снопы!) У Гоголя есть повесть «Вий» со значением Нави в этом Вии. Это уже альтерировавшееся понятие. Вий, или Вей, были противоположным понятием Неви, или Нави. На самом деле. Гоголь должен был назвать Вия Невеем. Древнейшее представление о жизни, как о Bee, а о смерти, как о Неви, Нави, выступает во многих изречениях народных: «Навить буде хороший урожай». Навить значит служить Нави, колдовать, чтобы был хороший урожай. Колдовать, или Колядовать, — одно и то же понятие. Творили моления Коляде, как Богу Кола, т.е. Богу изменения, развития, свершения.

«Дали вена за дочь» значит дали выкуп, равный пахотной ниве. Отсюда и нива, бывшая вначале «венива, вениво, нива».

Окончив сбор урожая, язычник-огнищанин делал последний «венец», небольшой сноп, который уносил домой и ставил в красном углу до Зимних Святок. Отсюда же венец - корона. Отсюда и «венчик» умершему, налагаемый на чело. «Человение бо класти усопшему» - класть «венец» из колосков на чело, древний обычай, еще сохранившийся на юге России до первой войны в некоторых местах. В других набивали подушку соломой или колосьями. В третьих клали в нее зерно, жито и пшеницу. Вероятно, это был «запас» в дальний путь мертвому, чтоб было чем питаться «на Том Свете». Этот обычай сходен со скифским - класть утварь, оружие, коня и пищу в

могилу мертвеца.

Отсюда «вение» означает символ Жизни, а «не-вение» — символ Смерти, и Навь, Невь — Тот Свет. И хотя «омовение» исходит от корня «мол-», оно приобретает значение того же «вения», т.е. некое положительное значение совершения обряда Жизни, молитва есть часть таковой, а потому и она входит в «вение», противоположное «не-вению» или тому, что происходит

в Нави.

Нет спора, что наши предки, не будучи сильными в этимологии и знании корней слов, придавали концовке «вение» указанное нами значение.

Обычай Рожанича, т.е. второй трапезы Роду и Рожаницам и моления

120

Юрий Миролюбив

^__'иг-Веда» и язычество

Навем в банях особенно подвергались преследованиям православных епископов. Но они, «гобзяся о Бозе», истребляли наше древнее прошлое. К счастью, истребить всего им не удалось и таким образом мы можем восстановить прерванную Златую Цепь, связывающую нас с ведизмом. «Жертва от трапез Роду и Рожаницам происходила открыто за столом, в семье. Тут прошлое и будущее семьи приходило в дом, вкушало от стола домашнего, соучаствовало в Жизни. Навья молитва, может быть, была ответом круга (Коло) живой семьи, гощением в потустороннем. Для этого моленной — «мовницей» избиралась баня. Ее топили не для себя — для навъя. Посыпали в бане, чтобы невидимые оставили в ней следы. Там ставилась обильная трапеза из мяса, молока, масла и яиц, которую живые разделяли с тенями. Нам жутко от этого пиршества с мертвецами. Древние иначе относились к смерти. Глеб Святославович, подавляя восстание волхвов (кудесников с Волхова), когда спросил их, приготовленных к казни, что с ними будет, получил ответ: «Чудеса велика сотворю!»

«Смерть для волхвов была не ужасом, не Адом, не Царством Небесным, а чудом. Чудом чего? Перевоплощения? Преображения ? Не очищения ли?» - пишет Гомолицкий. Мы думаем, что волхвы считали, что тело их отягощает в их волхвоаании и что, уйдя из Яви в Навь, они оттуда могут проявить большие силы.

Однако дадим слово автору: «Не символ ли баня-молельня телесной и духовной чистот? До сих пор у евреев существует (как и у мусульман) обряд омовения перед молитвой, перед трапезой, описанной в Евангелии. Не было ли обрядом священным и для живых мытье в бане? В западной, католической церкви сохранился обычай: у входа в храм стоит сосуд с водой, входящий в храм макает в него пальцы, прежде чем в первый раз перекреститься. Преследуя волхвов, православие в то же время воспевает на Рождество: «Волсви же со Звездою путешествуют!» Таким образом, оно за ними все же признавало известную силу, раз волхвы, по Звезде, пришли искать Христа в Вифлееме.

Виной такой тактики, обнаруживающей две меры и два отношения, было не столько христианство, как его клерикализм, т.е. административно-религиозная сторона жизни. Епископы боролись против языческих обрядов, чтобы тем временем держать в руках паству.

В других случаях православие вынуждено было языческие обычаи и

обряды принять, установив их на христианской почве. Таковы праздники

Пасхи, Рождества (кутья и взвар), Благовещения (благословение скота),

Троицы (Зелены Святки), Спаса (благословения плодов), Всенощное Слу-

жение (благословение хлеба, вина, елея) и т.д. Обнаруживая под многими

коня на пастбище и велел там держать до самой смерти

во время когда

«бенцы поминают минувшие дни,

где вместе с врагами сражались они»,

он про него вспомнил и спросил, что сталось ,с конем. Ему ответили что

конь давно издох. Князь пошёл посмотреть на его кости и там был укушен

змеей. В этой легенде с предельной ясностью высказана идея кудесника- «А княжеский дар мне не нужен!» Зачем ему были дары? Он жил в лесу питался впроголодь и молился богам. Никаких иных потребностей у него не

было.

С другой стороны, ясно высказана идея предопределения идея Судьбы указанной богами. Раз «погибнешь от коня» то от коня! Хоть змея конём и не является, но все равно, она была в его черепе и как бы составляла его

часть.

Проповедники христианства истребляя остатки языческих обрядов на

Руси, не желали вникать в их значение, видя в них лишь внешнюю сторону тако-

вых, как говорит Гомолицкий, и проповедник же утверждает, что жертва в

120

Юрий Миролюбив

Риг-Всда> и язычество

123

Гомолицкий же говорит: «Две тысячи лет** перечеркнуло язычество». Он относит, таким образом**

рии к первому веку по Рождестве Христове. Мы сч** в Европе уже в VIII веке до Р. X., ибо этот век как раз ** конницы в ассирийской армии, где арийцы были инструмент** дела. Ассирийцы подчинили все тогдашние монархии Ближ** том числе и персидскую, а персы были хозяевами Северных Земель до Камы. Ничего нет удивительного, если предположить, что славяне были в авангарде ассирийцев, оторвались от главных сил и захватили земли, которые им нравились. Персидские же земли были и вавилонскими. Вообще, эти земли, особенно северные, переходили из рук в руки могущественных монархий Ближнего Востока.

Одни из них падали, другие возникали. Мы знаем лишь о тех из них, которые оставили память в истории. Однако, можно предположить и возникновение кратковременных образований, не доходивших до нужного расцвета, а погибавших раньше.

Однако, мы мало или почти ничего, как говорит Гомолицкий, не знаем о смысле языческих обрядов. В летописи, по его словам, есть указания на славянскую космогонию. Так, у преподобного Никона, «который знал много больше других летописцев о волхвах, знал от их гонителей, того же Глеба и его дружинника Янаэ, сохранился обрывок дохристианской космо-

гонии: «Бог мывся в мовници и вспотився, отерся вехтем и верже с небесе на землю ...» Начинает он и обрывает рассказ; заканчивает богумильской дуалистической легендой. Что восстало из божьего пота все живое, человек ли, душа ли, живая влага в мертвой природе — банный нар духа сущего. Но связь мифа с ночной мистерией Навьей трапезы ощущается. Бог мылся в молельне (бане) и отер проступившую из его божественных пор влагу испарины - влагу Жизни, отер ее и бросил в мир ... и там, где пали ее капли, проросло многовидное Дерево Жизни. Не отсюда ли омовение телесное -подражание, служение Богу, молитва, а место омовения - место молитвы, место таинства, продолжения общения Рода с Предками, родоначальниками, прародителями, мироначальниками, вглубь, до самого первого, самого начального прообраза всего Деда Вселенной». Здесь, не зная ведийской религии, автор статьи затронул ту же идею, что и мы: растворение во времени и пространстве, исчезновение в Питрис, Анжирас, Агни. Предки, став-. шие Питрис (умер - «ушел до Петрив*, юрьевское изречение «на Зворажи-не»). Тепло Жизни возвращается в Тепло Мира, Агни, Огнебога, Жизнь — горение, жертва - тоже горение. Творение жертвы, творение мира, подражание Единому Существу, «которому мудрые дают не одно Имя» («Риг-Веда»).

Доисторическое значение глагола «мыться» — молить. Б.Буслаев пишет: «Молить в значении — приносить в жертву, давать обет, употребляется в древнейших рукописях Ветхого Завета: так слово «мольба» в рукописи XIV века В.И.Григоровича употреблено там, где в исправленном тексте читаем «обет», а именно Книга Чисел, «в все дни мольбы его», VI, IV, «яко молба Богу немоу на нем на главе его», VI, VII, «глава бо молбы его», VI и IX. Без сомнения, читатель ясно видит, что о слове «молить» говорим в его доисторическом значении ... Мы говорим о том молении, против которого так громогласно вопиет слово христолюбца, который по рукописи XIV века, в Троицкой Лавре, под названием «Златая Цепь» именно говорит о неверующих, что «они не ошибнуться (т.е. не отстают от) проклятого моления» - жертвоприношения идолам. Потому-то к глаголу «молить» и приставляется возвратное местоимение «ся». которое теперь ничего здесь не значит, но первоначально имело смысл, т.е. «приносить себя в жертву», а не умолять или просить себя. Отсюда же явствует, почему «молиться» употребляется с дательным падежом, т.е. приносить себя в жертву кому». («Русская народная поэзия», II, «Русский быт и пословицы», стр. 82, СПБ, 1861 г.).

Еще в областном вятском наречии до сих пор (тот же источник, стр. 81) употреблялось «молить» ... в смысле колоть, резать, а потом есть, «и именно что-либо особенное даже благословенное». Итак, «Навем Мовь творят», значит, приносить жертвы Навью, жертвенную трапезу. А молельня значит

124

Юрий Миролюбов

«Риг-Веда» и язычество

125

жертвенное место, мистическое, священное место в переносном значении. Надо еще иметь в виду, разбирая фразу Никона, что здесь о существеннейшем «языческом» писал христианин-монах, для которого все это - бесовская прелесть. Уже из того, с каким презрением он ко всему этому прикасался, видно, что Никон свалил в одно с древним «поганством» манихейскую ересь. Но и этой крупице малой от древней мистической трапезы должны мы быть рады. Об остальном остается только догадываться, идти в темноте, на ощупь за маленькой щелочкой света». Несмотря на то, что в конце статьи стоит «продолжение следует», его не последовало благодаря вмешательству местных иерархов! Удивительно, что даже и теперь, когда для них самих стало ясно, что язычество ушло и больше не вернется, что и теперь иерархи почему-то боятся. Почему такая нетерпимость к нашему древнему прошлому?

По нашему мнению, возвращаясь к сказанному Гомолицким, мы заключаем, что «Навье» было «вес, что в Нави», а сама Навь-Невей, Тот Свет, Загробное мистическое существование, и оно однозначно с Ямой ведийцев. Герои же и Святые в Раю, где «горят их Солнца», т.е. Звезды. Таким образом, грешные люди шли не в Ад, где мучения, а в Навь, где особых мучений не было, но не было и настоящего существования. Итак, язычество не страшило людей наказанием. Вот откуда и боязнь представителей христианской церкви затрагивать языческие темы. Сравнение оказалось бы в этом вопросе загробия для христианского учения невыгодным.

Однако, жертву православный обряд тоже узаконил кроплением Святой Водой в дни Рождества (на дому) и Пасхи (в церкви), как и кропление скота или плодов земных на Спаса.

^ Но все это — вопрос обряда, экзотеризма язычества. Мы должны, поскольку это возможно и поскольку это еще проступало в верованиях крестьянских до революции, осветить и этот вопрос.

Итак, омовение было одним из важнейших обрядов язычества. Оно означало очищение от грехов и скверны телесной. Оно же означало и мистическое общение с Исварогом, Дедом Вселенной. Купание было общением с его другой ипостасью, Купалой, богом Плодородия и Летнего Очищения. И в язьиестве были также три постных периода, когда ни мясо, ни молоко, ни масло коровье не вкушалось. Они полностью совпадали с тремя православными постами Филипповским, Великим Постом и Петровским. Даже Успенский Пост существовал как приготовление к Овсенями.

В этом труде мы ищем не борьбы с православием, как могут подумать некоторые ограниченные люди, а восстановления нашего древнего прошлого, чтобы знать, откуда идет русское народное миропредставление. Это важно для нас и в смысле понимания нашего фольклора, как и родных обычаев.

Православие давно стало русским и впитало в себя все легенды прошлого, как и языческие обычаи, освященные новым светом, а потому смысл нашего возвращения к прошлому имеет значение историческое.

^Эзотеризм язычества заключался в основном отношении между Богом и людьми: вес пошло от Деда вселенной, в том числе и люди. Итак, общение с ним было той «Златой Чепыо», название которой взял монах Троицкой Лавры для осуждения язычников, «которые не ошибнуться жертвоприношения», как уже мы писали, цитируя статью Гомолицкого. Вторым положением языческого эзотеризма была жертва-омовление, как подражание акту Творения Мира. Божества, как и в ведизме, были друзьями людей, и к ним последние обращались с хвалой, славя их, откуда и получили свое имя славян. Но общение с божествами не было единственным. Было общение с усопшими через Навью жертву в бане, через омовленне. Таким образом, уход умерших «на Тот Свет», «откуда не приходят вена венить», не был уходом в Ад, а в Навь, и все, бывшее в Нави, именовалось Навье.

Явь, или жизнь, текла по законам Кола Коляды. В Нави такого течения не было. Там Жизнь стояла. Движением она становилась лишь в Ирии-Рае, где «души горят Солнцами» («Риг-Веда»). И омовление в те века имело огромное значение, служа гигиеническим очищением, избавляя от болезней, заразы, смерти.

Существовало и учение о Триглавс (Тримурти), по которому божества, как и в ведизме, разбивались на три начала, соответствующие зачалу, расцвету и упадку. Все божества разделялись, таким образом, на Троицы. С другой стороны, все они были, как и у ведийцев, Единым Существом, и в одну эпоху об этом забывалось, в другую вспоминалось, как и в «Риг-Веде». Письменность, может, и была, но она была исключительно в руках жрецов, кудесников и волхвов, начертавших письмена. О последних нет воспоминания, но раз славяне идут от ведизма, где был санскритский язык, то и письменность должна была быть, по крайней мере, хоть вначале. Затем она была потеряна, будучи вытесненной кириллицей. Может, и есть где еще надписи, но мы о них не знаем, однако, если бы они были найдены, в этом, не было бы ничего удивительного^.

Связь с ведизмом у славян явная, что видно даже из крох их космогонии, дошедших до нас.

Нехорошо лишь, что христианство, стараясь вытеснить отовсюду наше язычество, одновременно лишило нас и нашего седого прошлого.

Между тем, оно было. Язычество в полной мере отражает в себе ведические идеи, а понимание Исварога «великого як Свит» (юрьевские легенды) вполне совпадают с Индрой, «который больше Мира» («Риг-Веда»).

Яро-Хорос-Даждь-Бог, первая троица, соответствующая Индре-Агни-

126

Юрий Миролюбив

«Риг-Всда» и язычество

Варуне, является персонификацией (не до конца!) Солнца Утреннего, Дневного и Вечернего. Яро-Ладо-Купала — божества Весны и связаны они с пробуждением природы, травы, птиц и животных. Потому-то Яро — цвето-глав, Ладо в венке из черемухи, а Купала в венке из красных вишен. «А де-ж яро,

а що даре,

а яка-ж пчела летить?»

— слова весенней песенки, «веснянки», которую пели, приплясывая, дети. Бог-Яро пришел с дарами, цветами, и какая пчела летит на его цветущую голову? И —

«Доло, Доло, а деж впаду,

Золоте Перо, даю ладу!»

Это - «Ладо, Ладо, Золотое Перо, где упаду, дам Ладу» (Ладо - лад, мир). Разве это не однозначно с хвалой Индры, победившего зло? Он «был мертв и восстал», говорят Веды, «и принес Жизнь, Живу и Траву, дал Сому». Детей учили петь «старые люди». Они передавали «Златую Чепь» и смотрели, чтобы она не порвалась. Златая Цепь единства с Богом-Отцом. Славянам не надо было получать Завета, как подтверждения союза с Богом. Славяне были в родстве с Ним!

Давно Перун,-Бог грозы, бури, дождя, войн, стал Ильей-Пророком, и сам я в детстве плясал с деревенскими мальчишками под каплями весеннего дождя, припевая:

«Дождику, дождику, припусти!

Да на наши капусты!

Абы было поливо,

абы было коливо!»

И не знал я, как и другие, что значило «поливо» (злаки, овощи) и «коливо» (Коливо и Сочиво древних Предков - каша с медом)».

Таинственная сторона жизни, «та сторона», с которой мы соприкасаемся ночью и от которой хранит Агни-Огнебог, давно стала полной «бесовской нечисти», и в создании этого суеверия немалую роль сыграли именно люди, вводившие христианство на Руси. Человек стал бояться тьмы. Прежде он ее не боялся. И детски-доверчивое отношение к миру и Богу сменилось у многих недоверием. Это развращение религиозной сущности людей понемногу охватило народные массы. Не стало уважения «к старым людям», к «Зворожине», «Исварожбе», почитания предков, уважения к родителям, рухнул не только социальный, моральный, этический фундамент русского народа, но и все направление жизни, ставшей из богоискательской материалистической.

V

Златая Цепь, связывающая славян-русских с предками, оборвалась, оборвалось и богоискательство, и если есть оно еще в недрах народных, то в весьма малой степени, оно придушено и, вероятно, скоро совсем сойдет на нет.

Но тот солнечный фундамент, который был в основе русского народа, обнажился и, вероятно, переживает революцию и еще будет питать своими соками детей нашей страны. В нем есть идея: связь с Богом, происхождение от него. Эта идея, может, примет другие формы, но она не оборвется, потому что она выдержала тысячи лет испытания и всегда возродится вместе с родными обычаями.

О языческих религиозных службах ничего не сохранилось. Известно кое-что из немецких источников о религии славян, живших на Поморье, Одере и Эльбе. Однако, как мы уже говорили, их служба должна была отличаться от таковой же русской группы славян.

Не имея документов, объясняющих понимание богов в язычестве, обращаемся к ведизму. Там говорится: «Индра, Ты больше мира!» Но так как в одной и той же религиозной песне говорится об Агни, Савитри, Митре и других, ясно, что это лишь разные имена одного и того же божества. Если бы это было не так, то Индра «больше мира» вмещал бы в себя Мир. На самом деле, будучи больше мира, он вмещает в себя не только мир, но и всех богов.

Короче говоря, всякое имя Бога есть имя Индры. Вероятно, также дело обстояло и в славянском язычестве. Документов, хотя бы подобных «Риг-Веде», у нас нет, чтобы судить совершенно непререкаемо. Однако, есть указания на это в обычаях, легендах, сказах прошлого, в пословицах и поговорках. Если все это собрать, то и выйдет, как мы говорили предположительно. К Исварогу у славян было такое же отношение, как и к Индре у ведийцев: хваля его, они служили Агни и Соме. Славяне творили «исва-рожбу», «исварожение», откуда остались слова «ворожба» и «ворожение». Вероятно, эти службы, как юрьевская изворожина, и состояли главным образом в ритуале, в определенных действиях и жестах, как и во вкушении жертвы.

По словам греческого писателя Прокопия (IV век после Р.Х.), как и по словам германского хроникера Гельмольда (XII век), славяне верили только в одного Бога-Творца и Вседержителя. Одни из них считали его двуполым, плюс и минус, род и рожаница, другие такими глубокими розысками не занимались.

Носил он имя Бога, Старобога, Прабога, Сва-Бога, Сварога, Велик-Деда, Славы, Светозара и Святовида, Владимира, Одина, Трояна, Трояга,

128

Юрий Миролюбив

«Риг-Всда» и язычество

129

Триглава, Род-Рожаницы. «Сварга - значит Небо, а также Бог Солнца» (Шафарик).

Вместе с тем известны и женские божества, как проявление огрубения идеи о Боге, о его атрибутах. Так, известны были Яро и Ярь (Лемковшина, так там называют весну), Осень-Озим, Подзим, Зимн-Коструб (Кострома), Ляля и Люль, Лада-Велес, Туча-Перун (Д.Шепшшг «Опыт о значении Рода и Рожаницы». Москва, 1851 г.; а также И.Терех «Славяне и Карпаты». Нью-Йорк, 1941 г., вероятно, при участии проф. Вергуна). Слава, по-видимому, была богиней. Так, в Сербии до последнего времени праздновался День Славы и, кроме него, был День Славы в каждой семье (И.Терех), что, по-видимому, соответствовало Дню Сомы-Сломы-Сламы-Славы. По летописям и «Слову о полку Игоревен, славяне (русские) считали себя Даждь-Божьими внуками.

Однако, весь этот пантеон должен быть понимаем так: вначале славяне пришли с ясным знанием (Веда) своих божеств, а затем это знание стало альтерироваться, искажаться, и в него вошел женский элемент божеств. Это вхождение женского элемента заметно и в «Риг-Веде». В славянстве же оно вошло, больше не сдерживаемое жрецами «Единого Существа», «которому мудрые дают не одно имя» («Риг-Веда») и которые боролись против загрязнения религии.

Тем не менее, если был Прабог, Сварог, то другие были при нем Прибо-гами, т.е. как бы его помощниками, и они Творцами не были, Творцом всего был лишь Сварог.

Сварог, проявлявшийся в свете и тепле, был Даждь-Богом, Огнебогом (Агни), Хоросом, в огне и воде (Дождь-Молния) - Перуном-Тучей, в воздухе он был Стрибогом, живящий травы он именовался Ладо, проявление его в вешнем Солнце было Ярилой, Ярью, летнее Солнце — Купалой, Даждь-Богом (урожай) и т.д. Таким образом ясно, что Прибоги были лишь при Боге.

Но «цикл природы», которым так увлекаются ученые, все-таки не то, что грубое поклонение этому циклу. Так бы тогда и говорили, что поклоняются, мол, Колу, и больше ничего. На самом деле славяне, как и ведийцы, от которых они получили свою религию, покланялись божеству, творящему это Коло, и не Коло они поклонялись, а тому, что за Коло скрывается.

Если бы они поклонялись в свою очередь божествам, как отдельным Богам, они не могли бы установить достаточно гармонических отношений между ними. Между тем, как прибоги, они являются атрибутами, а от Пра-бога исходят. Само слово «Бог», Бга — санскритского происхождения. Так, «Бхагават-Гита», одно из религиозных произведений индо-ведийцев, или ведо-арийцев, несет этот корень «Бга» в самом своем названии.

Праздничные обряды славян были связаны солнечным циклом и состояли из молитв, жертв, гаданий и игр. Последнее особенно важно, ибо в детских играх юга России сохранились многие языческие мотивы до самой революции. Происходило это под открытым небом, которое считалось храмом, обычно в так называемых Боголесьях. Дуб, древо Перуна, обычно был центром такого моления. При нем был и Бел-Горюч-Камень, или алтарь. По-сербски дуб - грм, а дубовый лес, дубрава - грмик. Перун был богом грома и молнии. Таким образом, Грмгас был его местом. Перуна уважали киевские князья, писавшие договорные клятвы с Византией, например, в договоре Святослава (Лаврентьевская летопись) говорится: «Да имем клятву от Бога, в него же веруем, в Перуна и в Волоса, скотия бога». В договоре Игоря написано: «И же помыслит от страны русския разрушити ... да не имут помощи от Бога, ни от Перуна ... Аще ли же кто преступит се ... да будет клят от Бога и от Перуна ...»

Здесь ясно указана разница между Богом и Перуном, между Богом и Перуном и Волосом. Как мы сказали, Перун и Белее, несмотря на их могущество, были всего лишь при-боги, тогда как Прабог, Исварог, был Один, Един или Единопрад.

Как ведийцы, считавшие Небо, дневное или ночное, жилищем Бога, так и славяне считали его Сваргой, или Царством Сварога.

Учение Добра (Дба) Сварожия сделало то, что славяне были добры, гостеприимны и многие из них, как лабы, поморяне, зверяне или лужицкие сорбы сделались легкой добычей германских воинственных народов. Даже немецкие летописцы, современники балтийских славян вендов и борусков, писали о них, как о самом «добром и гостеприимном народе».

За исключением балтийских славян, особенно рюгенских и ретрин-ских, где были храмы, священники и службы, перенятые от соседних народов, восточные русские и южные славяне не имели пи жрецов, ни идолов (И.Терех). Как нам известно, идолы появились на Руси с появлением варягов, принесших с собой их Тора, Одина и другие божества, и славянские божества были копиями этих божеств и находились в Киеве. В селах же и хуторах, разбросанных по всей их земле, были лишь моленные места, Бел-Горюч-Камень и Боголесья.

А. Афанасьев утверждает, что «все верования (славян) и воззрения на природу были поэтическими».

Этой поэзии неоткуда было взяться, если бы она не шла из Вед.

Мы знаем из предыдущего краткого описания «Риг-Веды», что в ведизме Бога принимали как красоту и источник красоты, а не как сухого законодателя. Естественно, что славяне, идущие по прямой линии от ведизма, сохранили в своей религии поэтическое представление о Боге.

130

Юрий Миролюбив

«Риг-Всда» и язычество

131

Молитвы были овеяны тихой поэзией и музыкой, в которых выражалась любовь к Богу, Отцу и Пращуру, которого не боялись, а чтили, как своего Предка, потому что от «Сворожия всепойде». Семиты должны были входить в союз с Богом, а славяне об этом даже и не думали, так как он был их Отцом. Они себя всегда рассматривали как «Сварожьих Детей» или как «Внуков Дажьбожьих». Кстати, «дажь» по-санскритски «белый». Может, это относится к дождю, серебристому на вид, когда он брызжет весной? Или Даждь-Бог был Белобогом в отличие от Чернобога? К сожалению, этот вопрос остается весьма спорным. Однако, в Ипатьевской летописи сказано: «Солнце - царь, сын Сварогов, еже есть Дажьбог».

Прибоги, или Сварожичи, не были единственными, были Дажьбожичи, славяне Руси, были Перуничи-Воины Святослава, павшие на поле брани, есть купаличи-скудесники, ладичи-волсви, яричи-весняничи и т.д. Вероятно, это были вторичные ипостаси, идущие уже от разных божеств, в свою очередь идущих от Сварога.

В детстве нам пришлось быть на Веснянках в Новгородской губернии, где дети, танцуя в цветущем поле, пели:

«Ладичи, весняничи, на наше село,

яричи, кудрявичи, абы Бог-Дал

куничи-паруничи, пришел весело!

приходьте до нас! Аи, Люди, Ляли, Люди!

Абы все цвело, А как Ляли разговляли,

а как Нечвы расцветали ...»

Танцуя, они бросали к небу цветы, преимущественно -синие и красные, для чего собирали их накануне. Этот обычай сходен с индийским. По окончании муссона, когда цветут деревья и кустарники, с утра везде бегают дети, рассыпая тертую красную муку из корней «гаранс», и обсыпают ею всех, кого они встретят, провозглашая тем самым начало весны, цветения, возрождения жизни.

Таков же по близости к ведическому обычаю Перунов Огнь: «Ему же (Перуну) яко богу жертвы приношаху и огонь неугасающий с дубового деревня непрестанно паляху» (Густинская летопись). Это в полном смысле слова костер Агни, пришедший из ведических степей. На юге России в некоторых местах бабы и дети, вынося краску, оставшуюся от крашения яиц на Пасху, брызгают ее на дорожки, перед воротами двора, что, вероятно, связано с предыдущим обычаем (в Индии).

Можно с уверенностью сказать, что в основе у всех славян обряды и богослужения были одинаковы. Исключением служат лишь славяне Балтики, перенявшие, как мы уже говорили, внешние религиозные приемы из-за соседства с другими народами. У русских славян старший в Роде являлся

священником (Старшина Задруги). Это он вел богослужение, остальные участвовали в нем пением и плясом. Патриархальный ведизм и здесь проявляется, так как у индо-арийцев не было строго установленной касты жерт-воприносителей. Жрец был лишь советником подле старейшины Рода, возносившего жертву, и, вероятно, читал особые молитвы, которых никто, кроме него, читать не мог. Но старейшина был в праве начинать празднество, если не было жреца.

В дубравах Перуна совершались древние требы славян. Иногда в липовых рощах, так как липа — дерево Лады, иногда в березовых, где береза -дерево Семиково. Но если князья клялись в Византии Перуном, то это потому, что Перун был богом княжьим и дружинным, как и Бог войны и власти, тогда как договоры, имевшие целью торговлю, были посвящены еще и Велесу, Скотию Богу. Славяне Киева были в большой мере скотоводами и скотоводство для них было основной деятельностью. Русские купцы поэтому, торгуя скотом с Византией, чтили Велеса.

Сварога славяне считали богом добра и любви, и ни одного из его божеств не страшились. Зло они связывали с другими именами - Потьма, Тамолихо, Тама, Чернобог, Темновид. О них старались не говорить. Черно-божники были и среди них, но весьма редко, и это они-то как раз и приносили человеческие жертвы. Приносили их и те из славян, кто подвергался влиянию германской религии Водана в Прибалтике или в Киеве (через варенгов).

Славяне стремились в жизненном кругу своем «сварожить», т.е. жить по-Сварожьи, уподобляясь Богу-Отцу, милостивому и любимому.

Так, «Зворожина» юрьевских стариков вполне и полноценно отражала этот взгляд. Кстати, вспоминаю, что пили они из рогов, в которые им наливала брагу Зворожья Баба, тогда как Дед раздавал бряшна. В просторечье же эта «страва» называлась «общий обед». «Стравой» она именовалась, вероятно, потому, что в нее клали много зелени, т.е. травы, для чего эту траву (белая лебеда или дикий шпинат) сеяли на южной стороне под хатами. Если наступали резкие холода, то «белую лебеду» собирали и солили с укропом, петрушкой и диким чебрецом (богородка). Таким образом, как весенняя страва, в Зелены Святки, так и осенняя, в Зворожину, сопровождались прибавлением зелени к вареву.

В Юрьевке же Стожары назывались Зворогами. В других местах их называли Волосожарами. На Кубани один старый линейский казак сказал автору этого труда: «Церковь! ... У Господа Саваофа вызвездило! Вишь, какие паникадила зажглись».

Тайное знание (Веда), что Звездное Небо с его Млечным Путем — это та

132

Юрий Миролюбив

*Риг-Всда» и язычество

133

дорога, по которой скачет Небесный Всадник, Утренний и Вечерний Левин. Тот же образ вырвался и у поэта:

«Будто взбитый бешеной кобылой, проскакавшей в белых облаках, над старинною церковкой милой полыхает золотистый прах ...»

Веда говорит об этом: «Ты надеваешь Твою блестящую броню, и Ты идешь, ослепляя глаза, как Солнце (Индра)» («Р.В.», разд. IV, чт. VII, г. I, в. III, пер. Ланглуа, т. II, стр. 445).

В другом месте говорилось о Бхага-Савитри-Солнце (Счастливое) («Р.В.», разд. IV, чт. VIII, г. II, в. XIV, т. II, стр. 482, Ланглуа).

Перун-Индра был самым могущественным в глазах наших предков и ему они молились (молонья), а само его явление в туче, громе и буре было как бы таинством омовления (молонь, молынь). Дождь, ливший с неба, был как бы таинством омовления прибога Паруна-Индры (Божественный Пот, сброшенный с вехтем из Небесной мовницы Сварогом или его ирибо-гом Перуном-Индрой). Светами Разными вспыхивали его Небесные Огни (Агни). Перун-Паруна не Пуруша ли? Пуруша по свойствам ипостаси, ибо все тот же Бог-Солнце. Его молонья блещет как лучи Солнца из Туч.

Присни «всегда, и не и присно», Индра-Паруна, Пуруша, Перун был заместителем Деда Вселенной на Земле и Небе. С Ним были Дажьбог и Мокошь, Мокша, Кострома-богиня, Сварожичи. Но и те кудесники, что жили в Бозе, тоже становились Сварожичами, Сваржичами, как и Питрис с Адитиас. Растворялись в Исвароге.

И.Терех говорит: «Некоторые мифологи, ссылаясь на письменные памятники, утверждают, что славяне поклонялись Огню (Сварожичу, молились ему под овином — не «дырмоляи» ли Соловьева?), рощам, деревьям, камням, воде, и потому избирали такие места (с такими предметами). Но эти мифологи не обратили внимания на то, что эти памятники писались извращенными фанатиками, и на то, что кормление Огня, вешанье на деревья платков или бросание яствий и цветов в воду, были только символическим обрядом почитания божества и благодарности ему, а не поклонением предметам. Нельзя, например, утверждать, что христиане, освящая воду трикратным погружением креста и зажженных свечей, поклоняются воде, или, молясь в храме, поклоняются храму; также нельзя утверждать, что славяне, вешая дары на ветках деревьев и бросая цветы в воду или молясь под деревом или у воды, молились дереву и воде». С нашей стороны, скажем, что до сих пор уцелел обычай в Семиречье и на Алтае, как в Монголии и Тибете, вешать дары на какой-нибудь куст или на ветку дерева в благодарность Богу, что удалось благополучно пройти через дикое место. Такой

же обычай был и у древних арийцев, обитавших в Сапта-Синдху (Семиречье).С_лавяне, одна из арийских ветвей, пришли в Европу из Сапта-Сиид-ху. Ведя свою религиозную традицию от ведизма, славяне, конечно, не могли быть грубыми идолопоклонниками или если и были ими, то там, где на них влияли иностранные религии (Рюген, и то не до конца, Киев, где «вера князей» была иной).

Может быть, славяне получили свое название не от мифической богини

Славы, а оттого, что, будучи среди ведийцев наиболее склонными славосло

вить и благодарить Бога, свели все богослужение к одним гимнам. При

каждом песнопении они славили божество в первую очередь. Так, нам оста

лись в годы перед первой великой войной пережитки язычества в виде

христославов и колядников, щедривииков, славогодов (На Нов-Год дети

сыпали горстями зерна в сторону икон). Всегда они славили праздник.

Правда, Пасхальные славления были уже чисто христианскими, но не без:

«Ярко народився, не стало сна,

На Траву спустывся, Свит сяе з Небес,

а и та зелена, Христос Воскрес!».

После чего «Христос Воскресе из Мертвых». Какого же «сна не стало?» А зимнего сна, которым спят родичи в могилках.

«Сонечко пригрило, знва стара Баба:

все зазеленило, сиять траву надо!»

Эта Баба да еще Стара Баба-Земля. Это ей пели гимн христославы на Пасхе. Переходя со двора на двор, они швыряли в угол с иконами пучок зеленой травы, символ воскресенья природы.

Далекое ведическое прошлое было в этих словах юрьевских христославов на Велик-День. Христос уже слился с Индрой-Яро-Перуном в их памяти. Они уже не различали, что в их пении языческого, а что христианского.

Победа Жизни над Смертью — одна и та же идея как христианства, так и язычества. Ей христославы и пели. Потому что раз трава, значит - Сома, а раз Сома, значит, спасение, приобщение, преображение.

С другой стороны, кидаясь в сечу (а славяне трусами не были: «Нас мало, но мы - славяне!» - сказал Святослав Хоробрый), они кричали: «Слава Перуну! ... Слава Дажьбогу! Слава Сварогу!» Нападавшие бывали оттеснены, и славяне пели, идя с поля битвы, потому что славяне должны были защищаться, они пели славу богам, вождям и героям, которых уважали, ставя их наравне с богами (те же Питрис). Они пели Славу князьям при киевских князьях, в Царской Руси было в обычае петь Славу царям на пиршествах.

Отсюда Слава стала синонимом храбрости, геройства, и славяне, счи-

134

Юрий Миролюбов

«Риг-Всда» и язычество

135

тавшиеся храбрыми даже у аваров, ибо гвардия аварского хана состояла из них, имели полное право считать себя славными.

Слава значит хвала. Слава — тоже реноме, слава добрая, когда говорили «муж благ»; слава худая, когда слышалось «к нему не ходи, он бесславен». На юге России делали сочиво из риса с медом к панихиде по усопшему, и это блюдо называлось «славой». В Галнчине говорят (И.Терех): «Куда хлеб — туда и Бог», а сербохорваты говорят: «Куда хлеб и слама — там и слава» (слама-солома). Но, конечно, не от соломы, не от блюда «славы» получили славяне свое имя, а от славословия, от постоянного славления Бога.

Когда имеется такое простое объяснение, незачем искать более сложных. Тем более, что и ведийцы всегда лишь славили богов или Бога и очень мало просили Индру или Агни, вернее, если просили, то о самом нужном.

То же делали и славяне. И в этом случае, должно сказать что, ведя свою традицию от ведизма, славяне должны были обладать, хотя бы в начале, своей письменностью. Не могло ведь быть, чтобы выйдя из арийских степей, зная и даже сохраняя ведизм, славяне не знали бы письменности, на-которой Веда была написана! Они могли ее забыть, оставить по причине, как мы говорили, языкового изменения, сделавшего невозможным записи славянские. С другой стороны, если такие языковые изменения произошли, то и они могли бы сопровождаться таковыми же в азбуке. Есть одно соображение в эту пользу: Великий Новгород записывал свои торговые операции с Ганзой, в то время еще зачаточной. На каком языке? Если по-древнегер-мански - это одно, а если по-древнеславянски — это другое, тогда нужен был непременно и алфавит. В то же время мы знаем, что в Новгороде большим почетом пользовался Числобог. Значит, цифры были до появления св. Кирилла и Мефодия? Какие цифры? Великий Новгород начал свои торговые дела раньше Кирилла и Мефодия. Документов этого времени мы не имеем, их, вероятно, сжег Иоанн Грозный, если они еще были в его время, в момент ликвидации новгородских вольностей. Жгли их и греческие попы, вводившие христианство, и князья, тоже старавшиеся «о Бозе».

После принятия христианства Владимиром, князем Киевским, все, что так или иначе относилось к язычеству, стало «бесовсшш», подлежавшим жестокому уничтожению. Так позже жестоко жгли и истребляли староверческие книги и иконы. Так делалось при Петре Первом, при большевиках, и вообще на протяжении всей нашей истории варвары истребляли все, что имело какую-либо ценность для иного объяснения, чем, официальное. Много рукописей погибло в Киеве при татарском нашествии. Много погибло их при польских войнах. Так, Радзивилл сжигал книги Киевской Академии. Многое было сожжено по приказу иерархов, не всегда умных. Каким же

образом можно теперь достать (откуда?) неопровержимые доказательства нашей идеи? И кто может тоже неопровержимо доказать противное, т.е. что у славян до св. Кирилла и Мефодия письменности не было! Мы знаем, например, что она была у иллирийцев, так называемая, «глаголица» (в Иллирии Балканской), знаем, что она была раньше славянской азбуки Кирилла и Мефодия. Почему же ничего подобного не было, да еще в Великом Новгороде, который был центром торговли с югом, севером, западом и востоком? Как же составлялись тогда грамоты на товары, своего рода «ко-нессаменты», которыми должны были обмениваться купцы, передавая корабли льна, сала, кож или сухой рыбы? На этом самом основании мы утверждаем, что грамота была и что она, может быть, будет даже однажды найдена! И значит, заранее говорим, что крики критиков окажутся совершенно лишними. Всяческая логика говорит за это. Если даже допустить, что славяне Новгорода писали «чарками», т.е. черточками, свои числа, то откуда же мог черпать такое обожание Числобог? Значит, это были не простые «чарки», а нечто более удобное, ибо оно заставляло удивляться и уважать тех, кто это дело знал. Но ведь одних цифр было мало? Значит, была и письменность. Какая - это другое дело, но она была! Странно, что все специалисты обошли этот вопрос молчанием, как будто бы Великий Новгород занимался всем, чем угодно, только не торговлей!

Между тем, где говорится «торговля», там же говорится и «письменность»!

В основе такого умолчания лежало нечто другое: надо было во что бы то ни стало доказать, что все хорошее пришло только с православием! Не спорим, что много хорошего действительно пришло, но думаем, что и не все языческое было окончательно плохим!

Заметим еще, что слово «Слава» некоторые ученые объясняют, как происходящее от «свал», что значит: «человек, происходящий из Солнца». В Карпатской Руси есть даже местечко под названием Свальява. Откуда идет это название, никто из жителей не знает, но знают, что оно древнее.

В прошлом было найдено изваяние Святовида, или Святовита, которое хранится в Краковском Университете; оно четверолико и четырехгранно, а на одной из сторон с женскими грудями (найдено на реке Збруч). Почему в ней принцип четверичности? Вероятно, прежде всего Тримурти, а затем Богиня Земля. Таким образом, она как бы показывает союз божеств, а не политеизм! Уже одно слияние божеств в трех ликах и четвертом женском показывает, что эти божества не разделены, а слиты, связаны. При политеизме еще можно допустить божества на барельефе или горельефе, стоящие рядом, а не слитые вместе.

Человеческие жертвоприношения, по летописцу Нестору (1056-1119 гг.)

136

Юрий Миролюбив

«Рш-Всда» и язычсстао

137

и польскому хроникеру Длугошу (1415-1480 гг.), «приносились князьями», бывшими, как известно, варяжского_о_происхождёния! Оба эти хрони-" кера говорят о жертвоприношениях пленников. ПослёТюбед над ятвягами Владимир говорит Нестору: «Иде к Киеву и творяше потребу кумиром». По совету боляр и старейшин, он приказал бросить жребий «на отрока и девицю», кого из них «зарезати богам». Длугош говорит, что поляки приносили пленных в жертву богам. Оба они говорят о князьях и дружинах, искажавших чистую славянскую веру обычаями, принимаемыми от чужих, от близких и дальних соседей - общая черта высших классов, которым «все заграничное пахнет кадилом, а все свое - дегтем», говорит И.Терех («Славяне и Карпаты», стр. 32). Мы приводим в данном труде, по возможности, все выписки, указывая источник. В том числе и указанная книга, хотя и небольшой ценности, все-таки хранит крупицы истины, которую мы ищем. Не все в этой книге правильно объяснено автором, как нам кажется, но это уже вопрос ученой критики

Немецкий хроникер Гельмольд («Хроника Склаворум», т. I, цитируем /по тому же источнику), живший в 1100 г. и путешествовавший в земли 'славян-вигиров и оботритов, пишет о человеческих жертвоприношениях 'Святовиду немецких священников, монахов и епископов. Но по описаниям мучений, которым подвергались (немцы) захваченные в плен до их убиения, можно предположительно утверждать, что они, мстя за неслыханные зверства - распятия, надевание на кол, сжигание заживо и т.п., которые немцы чинили над ними под предлогом насаждения христианства, а на деле для грабежа, не приносили их в жертву богам, а просто казнили их, как виновников этих зверств. Им было известно, что награбленное немцами добро и славянские земли, захваченные «во имя Христа», разделяли между немецким князьями и епископами, и что эти последние натравливали своих князей на славян «не ради Христа, а ради живота». То же проделывал знаменитый Ливонский Орден тевтонов с литовцами и русскими, пока не получил отпора от св. Александра Невского при Чудском озере. Однако, это случилось слишком поздно для Белоруссии, Мазурии и Мазовии, которые за это время- были поглощены немцами. Даже само имя белоруссов стало немецким, перейдя в Пруссию и сами они стали называться пруссаками. Ясно, что это была жестокая борьба германизма со славянами, а никак не «насаждение христианства». Поморяне стали Померн, Браннибор - Бран-денбург, а лабы исчезли совершенно, как и оботриты, от Мазуров осталось лишь одно имя и танец, а также пасхальное блюдо, а от Мазовии в польском языке осталось имя Мазовецкий. Наконец, этим же самым князьям и епископам надо было как-то оправдать свои зверства в глазах остального

христианского мира. Почему нельзя было доказывать «варварство» славян, хотя бы описывая «человеческие жертвоприношения»?

У летописца Нестора есть одно темное место: «Привожаху сыны и ды-цери и жряху бесом (т.е. прежним богам), оскверняху землю требами своими и осквернися кровьями земля русская». Можно догадаться, что это «ос-квернися кровьями земля» намекает на приношение людей в жертву богам, но оно не подтверждается другими памятниками. Вероятно, это было тоже плодом чрезмерного усердия православного монаха. Ведь ему надо было доказывать, что христианство выше. Но сколькими «кровями» осквернилась земля русская от буйного насаждения христианства болярином Путя-той, Владимиром и Глебом Святославличем? Известно, что народ загоняли голыми в стужу в воду н так «крестили». Многие на третий день уже были на том свете, особенно дети и старики. Народ сильно сопротивлялся введению христианства на Руси, плакал и дрался, кое-где даже не без успеха. Потребовалась тысяча лет, чтоб еще раз огненной революцией выжечь окончательно следы этой веры. Если дружина княжья, сопровождавшая греческих попов, была сильной, то сильными были и верующие язычники, стоявшие за Сварога. Не раз дружина попадала в засаду, из которой не выбиралась. По своему характеру это насаждение христианства было революцией и сопровождалось такими же зверствами, как и в славянских землях на Западе. Поднимались восстания. Бывали моменты, когда князь Владимир не знал, одолеет он язычество или нет. Если бы не постоянная греческая помощь и если бы не отсутствие священников в язычестве, то, пожалуй, и не одолел бы. Сопротивление огнищан было спорадическим, хотя и буйным, грозным, но мало организованным. Малочисленная дружина побеждала жестокостью и военными знаниями.

Огнищане не понимали главного в новой религии: зачем Богу спасать людей? Зачем ему было посылать своего Сына на землю, когда они, славяне, в родстве с Исварогом и он их друг, пращур, Прадо вселенной? Отчего Бог должен был спасать людей, если достаточно было пойти в мовницю, умыться, читая славословия Богу-Купале и Сварогу, и человек становился чист духом и телом? Почему греческие попы приказывали плевать в огонь, который славяне считали святым (Агни)? Почему нельзя было весной идти на Красной Горке-Радонице на могилки родных и говорить с ними, а надс было им петь, что греческий Бог воскрес? Раньше славяне были все детьми божьими, а пришли греки и говорят, что есть только один Сын Божий и TOI греческий? Не понимали они, почему нельзя «мовь Роду творить», почему нельзя справлять Рожанич и почему все их боги, которыми они гордились, стали вдруг «бесами»? Главное, что греческий поп наезжал время от времени, оставаться на весях боялся и говорил по-русски с пятого на десятое

138

Юрий Миролюбов

«Риг-Всда» и язычество

Многих из них, конечно, наши предки и сожгли, а кое-кого и Перуну, может, в жертву принесли со словами: «Вот ты поп, а мы тебя Перуну принесем!» Одним словом, жестокости было как с одной стороны, так и с другой, сколько угодно. И вовсе не так легко и просто «принял» христианство русский народ, как об этом говорится. Он понимал, что за ним, христианством, есть греческая мыслишка: «Станут христианами, мы ими будем командовать». Правда, этого не случилось, но могло вполне случиться, ибо византийское христианство в то время было политическим оружием в руках греков. Они также делали при помощи христианства свою политику, как германцы при той же помощи забирали славянские земли. Но народ был в отчаянье, видя, что князья его, варяги, перешли на сторону греков в этом деле и стали его бить за сопротивление. Народ на это смотрел как на предательство боляр и князей. Церковь, конечно, установила славу всех крестителей Руси, но народ затаил к ним враждебное чувство. В своих недрах он сохранил почти чистыми основы веры пращуров, хотя и спутал их с языческими обрядами и обычаями. Даже само духовенство понимало, что не вечно же воевать с народом, и старалось в эти обычаи и обряды ввести христианское содержание. Но народная традиция все же оказалась надорванной, и народ лишился своего корня, на котором он рос. Сокрушение язычества на Руси было и сокрушением народного быта. Он потерял доверие к своим князьям, и когда позже стали драться, народ их оставил и лишь нехотя участвовал в битвах. Никому из них не давал он предпочтения, и Киевская Русь ослабела, стала легкой добычей татар.

Князья же, ограничив конницу, сделав ее лишь княжеской, а не всенародной, как она была до них, например, при Святославе Хоробром, тем самым поставили себя и свои земли в тяжкое положение перед ордами татар.

Князья погибли. Много было перебито и народа, но, разбежавшись по лесам, оставшиеся восприняли несчастье, как «наказание Сварожье» и стали потихоньку «мовь творити». Язычество с трудом, но начало было возрождаться. Тем временем и христианство в Москве стало крепнуть. Полного возрождения язычество не пережило, но и христианство очень долго не могло окончательно овладеть всей обрядовой стороной религии. Так дожила «Зворожина» до самой революции 1917 года.

Кудесники стали «колдунами», «знахарями», а колядыни - «колдуньями», бабами-Ягами, но продолжали существовать в народе, несмотря на христианство. Кое-где, как в Вятской губернии, сохранилось и чистое язычество. В одних местах, где глуше, оно было более чистым, в других -смешанным с христианством.

Ибн-Фоцлан, арабский путешественник (X век) говорит о жертвопри-

ношениях в народе, но такие жертвы приносились только во времена катастроф: эпидемий*падежа скота. Тогда топили заподозренных в чарах и колдовстве колдунов и ведьм. Их топили и жгли на кострах, и не «в жертву богу», а просто «за колдовство». Те же «культурные немцы», говорит И.Терех, топили их тысячами. Тогда как приводится официально всего один случай на Руси. Раскопки в Боголесьях и Городищах, где славянским народом приносились жертвы, обнаружили исключительно звериные кости. Следовательно, народ, исповедовавший веру в чистом, а не княжеско-дружинном понимании, приносил в жертву благоухания, пахучие травы, венки цветов (Ивановы-Купаловы венки), всякие яства, вообще только растительные и звериные жертвы, причем, как уже было сказано выше, жир и кровь бросали в Огнь (Костер). Мясо же поедали присутствовавшие на служении, а головы овец и быков или птиц вывешивались на особых, вбитых с этой целью столбах или ветках деревьев. Живший в X веке после Р.Х. Константин Багрянородный упоминает в «Де Администрандо Импе-рио» о жертвоприношениях приехавших россов на острове св. Георгия хлеба и птиц, причем бросали жребий: колоть птиц или пустить их на волю? Прокопий Кессарийский в «Де Белло Готико», III, говорит, что славяне убивали в жертву божеству быков, а араб Ибн-Масуди (X век), что славяне приносили в жертву Богу просо (один из первых злаков, культивируемых славянами повсеместно). Араб Ибн-Диета говорит: «Славяне больше всего сеют просо. Зерна кладут в ковши, поднимают к небу и говорят: «Господи, Ты, который нас снабжал пищей, снабди нас ею и теперь в изобилии». Тот же Ибн-Фоцлан говорит, что славяне приносили опьяняющий напиток (ведийская Сома). Песня-молитва богине Ладе говорит только о розах, песнях и сердцах, приносимых в жертву этой богине. Поэтому можно положительно утверждать, что славянское простонародье не знало человеческих жертвоприношений. С введением христианства на Руси языческие жертвоприношения не уничтожились наравне с прочими обрядами и богами, а поощрялись и брались на содержание храмов и духовенства. Первый теленок от телки, петух от всякого двора в день Зимнего Николая (Перуна) отдавались до недавиа в Галичине, на Лемковщине, настоятелю прихода. В старину и теленок, и петухи приносились в жертву Велесу и Перуну у вечного, неугасимого костра в Боголесье, кровь выливалась в костер, а мясо поедалось приносившими. И другие, тоже языческие приношения: куры, яйца, которые тоже съедались у костра, меры проса, пшеницы, овса и других зерен, которыми угощали Сварожича (Перуновый Костер), повесьма льну, конопли, мотки пряжи, которые вешались в жертву богам на ветвях деревьев, в Боголесьях, горы хлебов - хлеб от всякого двора - которые в старину съедались на могилах, а теперь приносятся в родительские поминальные

140

Юрий Миролюбив

«Риг-Веда» и язычество

141

дни в церковь, три хлеба за панихиду, кутья и т.д., отдавались настоятелю ^ прихода. Из них съедается участниками лишь одна кутья.

Любимым божеством, особенно покровительствующим матерям и детям, была Лада и ей приносили в жертву платки, вышивки, кольца и ожерелья, которые за неимением изображении, икон или изваяний вешали по тогдашнему обычаю на ветки деревьев в святых «гаях» (или лесах). Теперь такими же подарками обвешивают (увешивают) иконы Богоматери, на которую после принятия христианства невольно перелилась прежняя любовь к богине Ладе.

Таковы те обычаи, которыми жила Галицкая Русь, по словам И.Терех. Они, в общем, сходны с обычаями по всей Руси.

На Руси происходила «ильновка» в день после Пророка Ильи. Священник с псаломщиком шли с подводами по дворам, благословляя урожай и получая со двора мешок пшеницы, картошки, десяток яиц, сала, курицу или петуха или горшок меду.

Три дня на Рождество, а после тоже три дня на Новый Год, смотря по местному обычаю, они совершали второй объезд дворов, получая на сей раз сало, соленое мясо (свинину), гусей, кур, деревенскую колбасу. Этот объезд назывался «рождествованием», «риздвование» на Украине. Обычай этот-, несомненно, был древнейшим. Он шел от такого же обычая киевских князей, ездивших на Овсени на сбор налога. Так как налоги платились натурой, то княжеские обозы были иной раз большими. Позже эти налоги заменили платой, а сбор перешел в пользу священников.

Также в древности колядовали волхвы или вообще «божьи люди», собиравшие пропитание на год. Им всегда славяне охотно подавали, прося за них молиться.

У сербохорватов сохранилась славянская молитва-песня:

«Молимся, Ладо! •

Молимся Всевышнему Богу, ой, Ладо, ой!

Чтоб подул тихий ветерок,

ой. Ладо, ой! - .

Чтоб ударил теплый дождик, ой, Ладо, ой!»

А в Галичине сохранилось много дохристианских песен, особенно колядок, например, на Лемковщине:

«Подуй, Господи, подуй, Духом Святым по земле! Роди, боже, жито, пшеницу

и всякую пашницу! В поле ядро, В доме добро».

Это место вполне подходит по значению к следующему выражению «Риг-Веды»: «Это Индре мы должны днями, конями, растениями, коровами, водами и лесами. За ним с любовью идут месяц, деревья, растения, небесные горы, небо и земля и волны» («Р.В.», разд. VIII, чт. IV, г. IV, в. III, т. IV, стр. 339).

Если славяне утратили «Риг-Веду»-, то сохранили даже в немногом, дошедшим до нас, ее дух.

Религия их была не язычеством — мы его так называем, потому что все его так называют - а религией всемирной Жизни и Любви. Эта религия приготовила почву для христианства, и с тем большей яростью христиане ее выкорчевывали. Видимо, позже что-то с ними случилось, что они перестали так изуверски истреблять старые обычаи и стадиях приспосабливать к христианскому содержанию. Причины мы не знаем, но, вероятно, это был сполох всех и всяческий уход в леса, на север, от князей и их дружин, крестивших не столько водою, как «мечом».

Вероятно, уходы были значительными, а потери в рядах дружин тоже, так что до прихода татар на Руси уже обозначилась миграция к северу. Это • и вызвало ослабление преследований после Глеба Святославлича. Дальше наступило междоусобие князей, в котором народ остался в стороне, будучи обижен в своей вере князьями, а потом и: приход татар. После этого наступил резкий перелом в борьбе христианства с язычеством. Ни самим князьям, ни народу уже было не до того: всяк стремился уйти подальше, в глушь, на север, чтобы спасти жизнь. Другие кинулись на запад под защиту литовских князей и образовали с ними единое литовско-русское государство. Литовцы русских не преследовали, не заставляли менять веру или говорить исключительно по-литовски. Память о сожительстве с этим справедливым и братским народом навсегда останется благодарной заступничеству литовских князей, пока они были самостоятельны и не входили в унию с Польшей. После этого наступили иные времена. Поляки были к русским пристрастны и стремились их перевести в католичество принуждением. Так выработался украинский народ, говоривший на малорусском наречии.

Нравственность славян, по свидетельству Ибн-Масуди, арабского писателя X века, служила образцом для других (Али Абдул Гассан Масуди родился в конце IX века и умер в 956 году).

Славяне особенно любили плясать религиозные плясы, хороводы и петь песни. В Галичине имеются тысячи песен. Много их на Украине и в Вели-короссии. Все эти хороводы или карагоды идут из языческого прошлого,

142

Юрий Миролюбоп

«Риг-Всда» и язычество

143

так как в древние времена они составляли неотъемлемую часть богослужений. Были плясы не только радостные, но и траурные. Это послужило причиной неправильного взгляда англосаксонского ученого Дж.Принса (Колумб. Университета): «Они (славяне) испытывают болезненное наслаждение в горе («морбид джой ин сорроу») ... и предаются бешеной пляске». «В старину во время тризны славяне пировали на могиле только что погребенного и устраивали там же игры, состязания, борьбу и танцы», -замечает Терех.хМы думаем, что эта оценка в корне неправильна. Славяне пели и плясали в честь усопшего, так как и танцы, и песни были частью религиозного ритуала и никакой «морбид джой» в этом не было, а была настоящая служба. Усопший был еще здесь и невидимо присутствовал при играх и песнях] Смерти ведь с точки зрения славян не было, а был лишь уход к Исварогу. Усопший засыпал в Исварогс, уходил к нему, растворялся в нем. Богу пели живые. Мертвые присутствовали при этом.

Прокопий Кессарийский пишет, что захваченные в плен греками славяне протестовали, говоря: «Мы мирные люди, поем и танцуем, оружия не имеем, вместо мечей имеем гусли». И.И.Срезневский («О языческих верованиях древних славян». Москва, 1849 г.) пишет: «Отвергая с принятием христианства языческое суеверие, славяне не имели нужды отвергать некоторые из своих основных верований и только очищали их. Так и до принятия христианства они верили в Единого Бога, господина мира и его судеб, во всемогущее его предвидение, веровали, что божество спасет того, кто следует его законам и избегает зла; сознавали долг любви к ближнему, выражая его и призрением сирот, и нищих, и милосердием к пленным, и гостеприимством столь явным, 'Что оно поражало всех чужеродцев». Срезневский приводит доказательства, что славяне тоже верили в бессмертие души и в будущую жизнь, Рай или Пекло (Ад). Многие исторические труды чужеземных писателей подтверждают богоносность славян еще до христианства.

Языческое капище в Киеве было создано князьями и дружинами наподобие Рюгенского храма, и семь идолов Владимира, который, вероятно, был и дружинным жрецом, были идолами Перуна, Волоса, Дажьбога, Стри-бога, Хороса, Сьма-Регла (Огнебога) и Мокоши. «Степенная Книга» говорит: «И бысть в лето 6488 устраивайте Володимир многие кумиры и повеле соделати в древе кумир Перуна, ему же глава серебряна и ус злат и постави его в Киеве на холме вне двора теремного, индеже и прочие кумиры поставили: Хороса и Дажьба, и Волоса, и Стриба, и Сьма-Регла, и Моко-ша».

•^Между тем, если князья считали Перуна богом войны, то простой народ его почитал, как дающего дождь: «Илья гаркуе, а Даждю дождюе», - гово-

рили до самого предреволюционного времени крестьяне в Юрьевке на Днепре. Илья — подставная персонификация Перуна, производящего гром («гаркуе»), после чего Дажьбо, или Даждю, давал дождь. Итак, не одно и тоже значение имел Перун у князей киевских и их дружинников и у народа. Если первые считали его богом войны, значит, требующим человеческих жертв, ибо война означает смерть для многих, то земледельцы считали его Богом Гремячим, благодателем полей, таких жертв не требующим.

Земледельцы пели и плясали богам благим, а не кровожадным. Последние - создание темной скандинавско-германской души, для которой угроза имела значение аргумента. Для души славянской никакой угрозы не требовалось, ибо она была боголюбива по своему складу и богам служила не из страха, а из любви. Летописец Нестор пишет: «Кладезем и езерам жертву приношаху», а летопись Новгородская: «Наши погане (язычники) жряху идолом в колодезех», что, конечно, должно быть связано с предыдущим нашим утверждением, где мы указывали, что славяне, как и ведиицы, полагали, что вода и Бог связаны вместе какими-то отношениями («Индра, родящий волны»). Это же удержалось и в христианстве в чине Водосвятия, а «Крещение Водой» еще более подтвердило священное значение воды в жизни славян. Омовление в бане, как религиозный акт, показывает, что кладезь, или родник, как место, где течет Святая Вода, есть место молитвенное. В «Слове Кирилла» мы читаем: «Не нарицайте себе Бога ... ни в реках, ни в студенцах», а Лев Диакон говорит: «Воины Святослава погружали в струи Дуная младенцев и петухов по совершении погребения воинов, павших в битве». В переводе Григория Нанзианзина читаем: «Оне требоу створи на студенц, джьдя'имы от ниего» (сей жертву принес на колодце, чтобы иметь дождь от него). Константин Багрянородный пишет: «Приходя на остров св. Георгия, россы совершали жертвоприношение под большим дубом и, сделав круг из стрел, клали в него хлеб и птиц». В «Житии Князя Константина Муромского» говорится: «Поклоняхуся дуплищам древянным, ветви обрусищем обвешивающе ...» «Ипатьевская летопись» упоминает о служе1 нии у «куста» (корча). Духовный регламент запрещает «перед дубом молитвы петь».

Цуб, будучи Перуньим Древом, почитался славянами как некий символ божий, им была и липа, а на севере - береза (Семиково Древо). Липа была Древом Лады. Почему рощи и леса были священными! Потому что зелень была естественным украшением мира, дававшим кров и пищу еще пращурам славян, ведийцам, и присутствие зелени было знаком Милости Божьей. Значит, естественно, что там, где была роща или лес, было и молитвенное место. Там же, где сочетались и деревья и вода, это место было особенно удачным.

144

Юрий Миролюбов

зРиг-Веда» и язычество

145

Вот почему Благолесья были обычно там, где были реки и дубы или озера и дубы. Именно там совершались славянские Требы, т.е. Богослужения.

Галичина, Буковина и Карпатская Русь населены потомками древнерусских племен хорватов, тиверцев и уличей, населявших берега Попрада, дунайцев до реки Сана и вдоль земель возле рек Днестра, Серета и Прута, до Черного Моря, где древние германцы их называли антами, т.е. великанами, а древние греки звали тиверцев Великой Скуфью («сидяще по Днестру до моря»). Великая Скуфь означает великан.

Борьба с языческими обрядами была упорной и во многих случаях христианским Иерархам приходилось применять Тропарь и кондак Рождеству Богородицы к Роду и Рожанице (омониму), чествования которых никак нельзя было вытравить из народа.

О том, как крепко держалось язычество на Руси, свидетельствует «Поучение неизвестного автора XIII века, в котором говорится: «Даже попове и княжницы верують в Перуна и Хорса, покладывают им Требы и кур им режут». А какой-то монах в летописи XIV века называет, не обинуясь, русских Дажьбожьими внуками ...»

В «Слове Григория» XIV века говорится: «По святем крещении черевоу работай попове оуставише трепарь прикладати Рождества Богородицы к Рожаниче трапезе, оклады деюче». Он же дальше пишет: «И ти начаше требы класти Роду и Рожанице прежде Перуна бога их. А прежде того клали Требу Упырем и Берегиням. По святем крещении Перуна отринута, а по Христа Бога яшеся, но и ныне молятся ему проклятому Богу Перуну, и Хоросу, и Мокоши, и Вилу, и то творять отай. Сего не могутся лишити, проклятого ставления вторые трапезы, нареченные Роду и Рожаницам». В «Слове о Суеверии» неизвестного автора рукописи XVI века читаем: «Иже суть крестяне верующе в Перуна, и в Хорса, и в Мокошь, и в Сима, и в Рыла, и в Вилы, их же числом тридевять сестрениц, глаголють оканныи невеглас. То все мнят боги и богинями. И тако накладывают им требы, и короваи им ломят, и кур им режут, и огневи молятся, зовут его Сварожи-цем».

Из всего описанного видно, что славяне были крепки в их дедовской вере и христианство принимали постольку, поскольку оно очищало их древнюю веру от наслоившегося суеверия. Они, как ведийцы, взывали к Богу-Отцу, Пращуру, Деду Вселенной, Родичу Первому, а оттуда чтили и Род с Рожаничем, как Святое Нечто, связывающее их с Богом.

Великая Скуфь, как мы сказали, носила имя от слова «великан», но сама Скуфь сохранилась в священнической «скуфье», род шапки, которую надевают при богослужении во время зимы, чтобы избежать простуды.

Далекие предки Скифы носили такие же шапки, гоняя «скот», или же «скуфь», по степям России. Зимой они жили севернее, где были запасы сена, или значительно южнее, где сохранялась трава. До сих пор старообрядцы уходят в «скиты», т.е. некие становища, позже монастыри, чтобы молиться Богу. «Скитаться» — ходить без" оседлого жилья. Эти корни в русском языке ясно показывают нашу общность со скифами, если не со всеми скифами, то с той их частью, которая включала славян в свои ряды. Об этом сказано в «Происхождении Русов», нашей первой книге данной трилогии.

Свадебные обряды на Руси возникли в дохристианский период. Снача-ла они сопровождались простым «умыканием» невесты, а затем сговором, когда обе стороны приходили к соглашению, назначая цену «вено» за не- весту. Выкуп этот вовсе не был куплей или продажей дочери ее родителя-ми, а просто возмещением убытков, так как выкормить ребенка родителям всегда стоит дорого. С другой стороны, взрослая девица — незаменимая помощница в хозяйстве. Уход ее отражается на сборе урожая, на работе в доме, уходе за коровами и птицами. Мать, уже чувствующая свой возраст, не может так работать, а уходящая из дому дочь обозначает упадок, необходимость нанимать кого-то в помощь. Потому-то и повелось требовать в те времена «вена», т.е. ценности, равной жнице на ниве, которая тоже часто называлась «веном». В свадебных песнях, которые поют (или пели) крестьяне, говорится о Люле-Любмеле-Ладе. Это они, эти божества, освящали брак. В Юрьевке на молодых, приехавших из церкви, надевали шубу, символ Белеса, Бога скота и плодородия. В Галичине этот обряд превращается в целый ритуал, причем молодые величаются Князем с Княгиней. Терех говорит, что «это целая музыкально-хоровая пьеса, хорошо слаженная и наверное созданная при княжеских дворах баянами-песенниками». Мы думаем, что свадебный обряд более скромного происхождения: попросту, ве-ками люди старались его возможно больше украсить, чтобы сделать свадьбу пышнее, заманчивее, и всякий век налагал улучшения, усложнения формы и давал новое содержание таковым. Песни на Галичине изображали печаль всего домашнего добра, вещей и самих стен дома об уходе девушки в «чужой дом».

В Юрьевке свадьба праздновалась несколько иначе: молодые, хоть и не назывались, но как бы предполагались Царем и Царицей. Этому особенно служит торжественное возложение венцов в церкви на головы брачующих-ся. К ним назначались Господа-Бояре в цветных лентах через плечо, числом трое, и к ним Три Боярыни. Каждому из них пели отдельное величание. Полагались посаженные родители, отец с матерью, даже если родители жениха с невестой и были живы. Это посаженные благословляли молодых,

146

Юрий Миролюбив

«Риг-Всда» и язычество

147

когда те приезжали из церкви. Телега, на которой они ехали, должна была проскочить через горящий в воротах костер в знак очищения Огнебогом.

Лошадей разгоняли и гнали бешеным аллюром во двор. Проскакивая, те обычно обжигали себе хвосты п гривы. Этому придавалось благоприятное значение.

Вообще Огонь считался, как и у ведийцев, священным и для его поддержания употреблялся целый ритуал.

Так помимо Перуньего Костра, имевшегося в каждом Боголесьи, существовал еще Черговой Огонь, который поддерживали попеременно хозяйки - сегодня в одном доме, завтра в другом. На заре («как только проскачет Утренний Асвин» ведийцев или «пропоет петель» у славян) хозяйки выходили из своих домов с черепками для «взятия Огня». В горшок накладывали сначала пепел, а на него горящие уголья, на которые клали щепки или древесный уголь, раздували с молитвой и несли домой. С боков горшка имелись дыры для тяги. С молитвой же засыпали огонь в солому в печи и благоговейно смотрели, как языки пламени пожирали «пищу Огнебога» — дерево, солому или ветки. Первоначально для обозначения понятия «племя» и «пламя» было лишь одно слово. Как Огнебог рождает пламя, так Род рождает племя. Род же был тем вместилищем, из которого как Огнебог при помощи пламени росли и размножались люди. Потому Род был тем священным Началом, из которого все шло и в которое все возвращалось. Общность с Родом была столь крепкой, что преступника считали выродком и выбрасывали из Рода. Лишиться же Рода было столь ужасно для каждого, что только одна смерть могла избавить человека от мучений. Лишенный Рода «уходил восвояси», т.е. шел, куда глаза глядят.

Одно из тягчайших преступлений было «осквернение Огня». Так никто не смел ни плевать, ни мочиться в огонь. Последний (Агни) был тем, чем очищались люди, ибо огонь и вода являлись проявлением жизни.

Безымянный описатель жизни св. Отгона Анонимус пишет: «В Балтийской Славии каждый отец семейства имел отдельный дом, опрятный и чистый, посвященный только гостеприимству. Здесь стоит всегда наполненный яствами и напитками стол. Если что снято, становится немедленно другое. Когда кому угодно гоститься - милости просим! Спеши за стол, найдешь всего вдоволь».

«Кому нечем было угостить гостя, (он) мог взять у соседа без просьб и тайком. Что пошло на гостей, то не украдено - был закон у славян», -говорит Гельмольд, - «угощать приказывала славянская религия. Отказавшему в гостеприимстве мстило все население разорением двора, так как нерадение в гостеприимстве одного лишало милости Богов всю страну». Анонимус пишет, что «между жителями Померании (Поморья) такая чест-

ность и общинность, что они, незнакомые с воровством и обманом, не знают ни сундуков, ни ключей. Свою одежду, деньги и драгоценности хранят в ящиках и кадках под простою крышкою, не боясь злых людей».

Когда же являлся путник в гостиный дом, там зажигали священный Огонь, прося Божья благословения на него.

Прибывшему изготовляли баню в Мовнице, после которой ставили угощение.

Летописец епископ Дитмар Мерзебурский (умер в 1018 г.) говорит, как и Гельмольд, что главным божеством славян был Зуаражиц (Исварог).

Немецкий историк Гердер (по А.С.Фамицыну) пишет о славянах: «Славяне с любовью возделывали землю, занимались и разными домашними искусствами и ремеслами и повсеместно открывали полезную торговлю произведениями своей старины, плодами своего трудолюбия. Они построили на берегах Балтийского моря, начиная с Любека, города, между ними Вине-та на острове Руян (Рюген) была славянским Амстердамом. На Днепре они воздвигли Киев, на Волхове — Новгород, вскоре сделавшиеся цветущими торговыми городами. Они соединили Черное море с Балтийским и снабжали всю Западную Европу произведениями Востока. В нынешней Германии (бывшей Славии) они разрабатывали рудники, умели плавить и лить металлы, приготовляли соль, ткали полотно, варили мед, разводили плодовые деревья и вели по своему вкусу веселую музыкальную жизнь. Они были щедры, гостеприимны до расточительности, любили сельскую свободу, но вместе с тем были покорны и послушны, враги разбоя и грабежа. Все это не избавило их от притеснений со стороны соседей, напротив способствовало тому. Так как они не стремились к владычеству над миром, не имели жаждущих войн наследственных государей и охотно делались данниками, если только тем можно было купить спокойствие своей страны, то народы, в особенности принадлежащие к германскому племени, сильно погрешили против них.

Уже при Карле Великом начались жестокие войны, которые, очевидно, имели целью приобретение торговых выгод и велись под предлогом распространения христианства. Храбрые франки, конечно, находили более удобным, обратив в рабство прилежный земледельческий и торговый народ, пользоваться его трудами, чем самим изучать земледелие и торговлю, самим трудиться. То, что начали франки, довершили саксы. В целых областях славяне были истребляемы или обращаемы в крепостных, а земли их разделялись между немецкими христианскими епископами и дворянами. Их торговлю на Балтийском море уничтожили северные германцы. Город Винета был разрушен датчанами, а остатки славян в Германии походят на то, что испанцы сделали из природных жителей Перу». Упомянув затем о

148

Юрий Миролюбив

«Рш-Всда» и язычество

149

тяжелых ударах, нанесенных славянам монголами, Гердер, писавший эти строки 150 лет тому назад, как бы в пророческом видении обращается к славянам: «Настанет время, когда н вы, некогда прилежные и счастливые народы, освобожденные от цепей рабства, пробудитесь наконец от вашего долгого, глубокого сна и опять вступите по владения прекрасными странами, расстилающимися от Адриатики до Карпат, от Дона до Мульды, и будет вновь торжествовать в них ваш древний праздник мирного труда» (Гердер, «Гешихте», IV, 37-42).

Среди славян, населявших нынешнюю Германию, надо упомянуть ваг-ров, лютичей, радаров, бранеборов (оботритов), мильчан, стодорян, гипре-вян, поморян, руян (рюгенцев), лабов, сербов Лужицы, кашубов, борусов, Мазуров, морян н др. По-видимому, последние и поморяне составляли одно и то же племя. «Пошедший от Огнебога Пламяны», племена славян часто меняли свое название, получая его от вождя или в результате войны. У некоторых из них были свои князья, которые собирали войско для защиты от германского вторжения. История об этом упорно молчит. Немецким историкам приходится замалчивать «христианизацию», проводившуюся жестокими мерами вплоть до усаживания язычников на кол! Может быть, руя-не и поморяне, как и моряне, были одним и тем же племенем. Они особенно жестоко пострадали от германизации. Нужно отметить упорное проповедничество христианских монахов среди славян, ставивших даже простую улыбку на лице жизнерадостного славянина в «бесовское наваждение», а уж танец или песня были поставлены под прямой запрет. Невинные танцы с пением: «а мы просо сеяли, ой, Дед Ладо, сеяли», были объявлены тяжким грехом. Человеку оставалось лишь пригнуть шею к земле и работать на ней, а любой смех или шутка уже считались «непристойностью» . Прошлое славян было объявлено «бесовским», как «бесовскими» же были объявлены не только языческие божества, но и все; что имело отношение к обычаям и фольклору. О своей Родовой связи с Исварогом славяне не смели вспоминать. Бог, насаждаемый проповедью греков, стал грозным, наказывающим за веселье и радость. «Дощьки», па которых были древние записи славянских верований, были сожжены. Все прошлое искоренялось. Славяне «почались» с крещения в Днепре», а прежнего существования у них больше не было! Все, где говорилось о прежнем, уничтожалось. Но раз у народа отняли его прошлое, хотя бы и под предлогом христианизации, он это прошлое частично потерял и уже не был привязан к своим формам жизни. Современную революцию надо понимать как окончательный отрыв от древнего прошлого. Оторвавшись от него однажды, народ уже не смог прирасти к своему корню. Все, что вводилось сверху/ вызывало его подозрения, высшим классам он не доверял, а «барщина»,

воцарившаяся на Руси с приходом к власти иностранных принцесс и Государей, еще больше внушила народу недоверие к принцессам и Государям, еще больше в!гушила народу недоверие к высшим. Они его все время приучали к чужому, а не к своему. Татары били народ, так то были татары, иностранцы, а когда принуждал свой народ Владимир пли. Глеб Святославович, а затем Петр Великий - это были свои Государи. Им народ покорялся, но любить их дела не мог.

Этими словами мы только признаем факт, а не стараемся доказать что-то. С другой стороны, православие с падением Византин стало своим, русским, и греки из него ушли, а потому и все обычаи народные понемногу возвратились на свое место, слились с новой религией н стали православными. Тем не менее еще долго православные иерархи продолжали громить «бесовские игрища, плясовашш, игры сатанинские с бубны и сопели и гудением струнным, с плесканием н плясанием, женам же и девам и головы киванием и устнами все скверные песни, и хребтом их вихляние, и ногам их скакание и топание, туже и женское и девичье шептание, Блудное им воззрение, и женам мужатым осквернение, и девам растление» (Игумен Пам-филий, 1505 г.). Христолюбец возмущался: «Не подобает крестьянином (христианам) игорь бесовских играти, иже есть плясьба, песни бесовскыя и жертвы идольская». Но позволительно спросить, откуда взял он эти запрещения? Христианство вовсе не запрещает веселья! Христианский Бог - Бог Любви и Радости. Откуда же взялся этот мрачный Бог, которого они проповедовали? Конечно, это Иегова Библии, а не Бог Христос и не сам Христос, никого не осуждавший. Это извращенная аскетическая идея, шедшая от греков, а не от Христа. Нестор тоже пишет: «се бо не поганьски живем: дьявол льстит превабляя ны от Бога трубами и скоморохи, гуслам и руса-льи: видим 6о игрища утолочена и людей много множество, яко упихати начнут друг друга, позоры деюще, а церкви стоят, егда же час молитвы, мало их обретается в церкви». Митрополит Кирилл писал: «Паки же уви-дехом бесовская еще держаще обычая треклятых Еллнн (т.е. древних греков) в божественные праздники позоры никаки бесовскыя твориши, с сви-станием и кличем и воплем созывающе некы скаредныя пьяница и бьющеся драколием до самыя смерти и возимающи от убиваемых порты» (!) Стоглав говорит: «На купальских сборищах бывает осквернение и девам растление ... егда начнут звонить, тогда отходят в домы своя и падают яко мертвы от великого клокотания»(!) Что в этом правильно, трудно судить, но вероятно, что русские люди и тогда еще любили выпить и подраться. С безобразиями, конечно, надо было бороться, но не вали в од!гу кучу и пристойное плясание с непристойным, называя все «бесовским игрищем»! Этак можно было лишить русский народ всякого музыкального и хореографического.

150

Юрий Миролюбив

«Риг-Всда» и язычество

151

творчества. Саванаролла был еще радикальнее и требовал аскетизма до тех пор, пока его самого не сожгли! Фанатики вообще никогда не были настоящими христианами. Если бы славяне их слушались до конца, то, наверное, больше бы славян и на земле не было, потому что перестали бы рождаться люди («грех жить с женщиной»), а упор, сделанный ими на половое чувство, только доказывал, что их мораль, основанная на половых вопросах, была далека от морали христианской, ибо делала из радостного общения мужчины с женщиной нечто запрещенное и срамное.

Хотя о Киеве и говорилось, что в нем был «разврат женский и блуд», но он там был, как и сейчас, во всех городах, и исключения Киев, конечно, не составлял. Жили там разные купцы, иностранцы, и, где деньги, там и пьянство, а, следовательно, н разврат. Это болезнь всякого большого города. Она не была исключительно присущей русскому народу. В этом отношении православная Византия была куда развратней, между тем о ней этого не говорилось.

Язычество .разврата не поощряло, что видно хотя бы из того, что кудесники, волхвы и Сварожьи молелышки уходили в леса в одиночку и там спасались молитвой и постом, следовательно, были тоже аскетами, хотя и Не отрицали ни музыки, ни пляса, ни пения. Следовательно, можно быть аскетом и любить искусство, если только за аскетизмом нет полового извращения. Последнее же часто встречается именно у фанатиков, и особенно на религиозной почве.

Что касается, например, добродетели у славян Балтики, то Гельмольд в этом отношении категоричен:

Как и ведийцы, славяне погребали своих покойников двумя способами: или хоронили их в земле, кладя в ладью для переплытия «Великого Потока» (Мертвой Воды «того света»), снабжая горшками с провизией, теплой одеждой, ибо там «студяно есть, а Зима в Лете почие», (т.е. «где живет Летом Зима» и где холодно), или сжигали их на костре, т.е. поручали Огнебогу. Погребая же, пели песни Земле, увещевая ее «беречь покойника» и дать ему возможность отдохнуть от тягот жизни, «до Зелен-Свят». Покойнику же давались и орудия охоты, рыбной ловли, земледелия, потому что на «том свете люди якоже мы живоут», т.е. их жизнь в Нави есть такая же, как наша. Они также землю пашут и просо вент", но «еже есть зима, тамо есть лето», т.е. когда здесь, на земле, зима, там, на том свете, лето. Если же покойника сжигали, верили, что дух его «летяй на кридлех Сима и Рыла», т.е. на крыльях Огнебога, и тогда просили последнего, «абы тела не повреждяше», отнес его в к-Рай Сварожич. Так же просили, как мы помним, и ведийцы, чтобы «Агни не рвал тела и не повреждал кожи» усоп-шегоУОдно время славяне хоронили мертвых под своими избами, потом в

поле, где вбивали столбы и ставили горшки с их пеплом, а позже стали их предавать земле на Могилищах, или Могильницах, т.е. на кладбищах. Последнее слово произошло от слова «колода», «колоднща», ибо покойников одно время хоронили в долбленых колодах. Отсюда «колодбища», «кол-дбыца» и кладбище.

В момент смерти человека возле него зажигали свечку или каганец, чтобы его дух ушел к Огнебогу, а также, чтобы душа могла видеть близких, выйдя из тела.

Когда Морена-Мара, или Богиня Смерти, вытянув душу «через ;рубец Жизни» на пятке, погружала ее в Чашку Воды, стоявшую тут же, возле умирающего, душа, по верованию наших Предков, оживала и видела близких. Все в этом обряде-веровании говорит за то, что славяне верили в Смерть, как в Возрождение, второе Рождение для иной, вечной Жизни. За гранью Жизни душу встречали два божества — Водищ и Перевозпце. Пото>гу-то в руки мертвеца клали «ногату», древнюю монету для оплаты Водящему и Перевозящему через Мертвую Воду в Навь. Тело выносили через пробитую в стене дыру, чтобы душа не возвращалась к дому и дойдя до стен, наткнулась на заколоченную дыру. Так между прочим был похоронен и князь Владимир, тело которого было «пронесено сквозь дыру» (Н.М.Никольский). Когда везли покойника по улицам, будили всех .спящих, чтобы душа их не ушла вместе с ним. В могилу или на костер клали и ножи с топорами, чтобы покойнику легче было найти дорогу, прорубиться через дебри Нави на Тот Свет. Старшина Рода пли семьи держал речь у костра или могилы, в которой вел рассуждения как бы от лица покойного, прощавшегося с живыми. После этого «печатали» заклятьями с четырех углов могилу, чтобы туда не могли проникнуть злые духи. На могиле насыпали холмик, после чего тут же совершали Тризну. Православное погребение не заключало в себе чина «печатания могилы», но его пришлось ввести, так как во многих местах люди считали покойников «непечатанных могил» непогребенными и во многих местах происходили волнения на этой почве, а в некоторых даже восстания.

Совершение тризны сопровождалось угощением всех, а затем игрищами, чтобы в последний раз и покойник мог на них посмотреть. Для этого затевали борьбу, состязания конные и пешие. Пока в избе сидели гости и ели тризненные угощения, в нее въезжал на коне Вестник, сообщавший о начале игр. Здесь конь играет религиозную роль. Если вспомним, ведийцы считали, что «конь вырвался из Кола божеств к людям». И во время тризны тоже конь врывается в общество людей, возвещая одним своим появлением, что время начать игры, т.е. заключительную часть торжества.

152

Юрий Миролюбив

«Рш-Всда» и ЯЗЫЧСС7ПОО

153

На Галичине этот обычай держался до самого последнего времени в Сокальском уезде (Терек).

Знатных людей, Родичей, Князей, погребали с большой пышностью, кладя в большие лоди, на телега и везли со скорбным пением, музыкой и звоном к яме. Вместе с тем в яму клали и любимые предметы Князя, а иногда туда или в костер бросалась его жена или любимый раб. Они это делали сами, и их не заставляли умирать против их воли.

Ибн-Масуди, ездивший по русской земле, пишет, что «жены охотно кидались в пылающие костры, на которых сжигали их мужей, надеясь с ними попасть в Рай». Славяне верили, что на «Том Свете» - чудные сады в небесах, жилище Богов и чистых душ. Ибн-Фоцлан пишет о девушке, обрекшей себя на смерть, чтобы следовать за своим господином: «Вон я вижу отца моего и мать мою, вон сидят все мои умершие родные, вон и господин. Он сидит в Раю и Рай так прекрасен, так зелен! Он зовет меня, ведите меня к нему!»

Наши Предки верили, что рабы и военнопленные, умершие в плену, идут навеки служить своему умершему господину, а потому они никогда не сдавались в плен. Лев Диакон Калойский передает, что воины Святослава кидались на мечи, чтобы умереть свободными и со славой.

В момент, смерти Мара брала душу человека, как новорожденного ребенка, и баюкала ее, потом купала в воде, стоявшей возле умершего и передавала Водищу и Перевозице. Водищ был слугой Царя того света, Морил. Эти два проводника вели душу к Великому Потоку Мертвой Воды, чтобы перейти Навь.

Многое из последних записей мы цитировали по Тереху; остальное по Нидерле, Касторскому, Шейпингу, Срезневскому и другим славяноведам. Список источников приводим в тексте труда.

Однако, мы еще не сказали ни слова о славянских Богослужениях, к которым и возвращаемся.

В Киеве эти Богослужения происходили в березовом Боголесьи (березовый лес), на вольном воздухе, на поляне, где был Бел-Камень, т.е. алтарь, на котором приносили жертву киевляне и кудесники, жившие в лесу. Там у них были небольшие домишки, где они спали, проводя остальное время в молитве снаружи или на пасеке, ухаживая за пчелами. Обычно в лесах бывало много молитвенников, которые уходили от мира, потеряв семью или ее не имея. Они считались Боголюбами и их никто не трогал, наоборот, все уважали. К ним же обращались за помощью в горе или несчастье. По преданию, они исцеляли больных и даже воскрешали мертвых. Многие из них были ясновидцами и называли приходившего по имени, никогда до того его не видев, и рассказывали минувшие дела его жизни, а также и

будущее. Их уважали не только простые люди, но. и Князья, как это изображено А.С.Пушкиным в «Песне о вещем Олеге». Вместе с тем их вера была бескорыстной и если они что-то делали, то по велению Богов, а не за мзду. В них мы узнаем позднейший вид, проистекающий из ведизма, йоги^ ческого служения Богу. Одни из них были священниками, приносили жертвы и совершали требы, а другие предавались созерцанию и молитве. Эти были недоступны простым людям. Многие из них даже не отвечали на вопросы. Некоторые из них были чернобожниками, но преследуемые Князь-ямн, они предпочитали скрываться в дремучих черниговских лесах. Их называли «Чернигами». Встреча с таким человеком не предвещала ничего доброго, потому что они часто приносили человеческие жертвы и на них смотрели как на изуверов.

Однако. Белых кудесников было большинство. Они носили длинные белые рубахи, подпоясанные красным поясом, носили длинные волосы и бороды. Чернит были в черном. Поверх этого одеяния они надевали еще белые свитки, как носили их на Украине до самой первой мировой войны.

В руках у них всегда был вишневый посох и у некоторых, особенно сильных, он заканчивался серебряной или медной булавой (шариком). Это было единственное их добро, потому что кроме этого и кроме маленькой серебряной фигурки, изображавшей Малого Крышнего, которого они праздновали на Колядин день (на Рождество), у них ничего не было. В келье у такого кудесника висели пучки трав от разных болезней и сухие цветы к Колядпну Дню, в которые они клали фигурку Крышнего, символизировавшего собой Рождающийся Свет. Зимой они сидели в келье, жарко топя бани, где, в Мовницах, молились, а если к ним приходили простые Огнищане (крестьяне), то совершали требы, а после мовления, жарко напарившись, выходили голыми, катались по снегу и снова вскакивали в баню, продолжая париться. После этого пили травяные отвары, укреплявшие тело, ели весьма мало житного хлеба, пили жертвенное молоко или вкушали мед. Мяса или рыбу не ели. Ели они еще Сочиво или Коливо, отварную пшеницу, жито, ячмень с медом, а масла не вкушали. Жизнь их была суровой, полной лишений и терпения, ничего не дававшей, кроме победы над собой и отречения, от всяких сладостей жизни. Время от времени они собирались вместе, пели общую требу, а затем каждый посвящал себя своим испытаниям. Искали они ухода от сует жизни, но жизни не сторонились. Так если приходила к ним женщина, желавшая иметь ребенка, то почиталось оскорблением Богов ей в этом отказать. Однако, сами они жен не имели и их не искали.

Свеча пчелиного воска, зажженная в углу, была знаком молитв, и перед ее огнем кудесник читал славу Богам перед сном, перед ней же до зари он

154

Юрий Миролюбив

«Рш-Всда* и язычество

155

читал славу тем же Богам. Прошений никогда от себя не возносил. Религия его была простой и заключалась в славословиях.

Если их можно было назвать аскегами, то не в том понимании, как у греков и на христианском Востоке. Они отрекались от жизни не потому, что презирали ее блага и не потому, что считали нечистым общение с женщиной, а потому что хотели быть ближе к Небу и Богу. Будучи формально аскетами, они в то же время, если их звали в гости Огнищане, не отказывались от их пищи и ели с ними мясо и туки, но сами в своей жизни мяса не ели. Пост у них был не для умерщвления плоти, а для здоровья.

От жизненных благ они отказывались не потому, что считали их греховными, а потому что хотели ценой этого углубиться в себя и найти свои слабости, истребить их. Это была школа воли, а не умерщвления плоти. Живя в одиночестве, они сосредотачивались на Боге, Свароге или Перуне, Дажьбоге или Яриле, чтобы быть к ним ближе. Вместе с тем, думая о добре, они приносили добро всякому, кто у них этого просил.

Коляде они колядовали, Перуну перуновали, Яриле яровали, т.е. служили. Все, что касалось этих Богов, они знали, не отрицая и других. Однако, посвятивший себя Коляде, жил уже Колядуном до самой смерти. Иной был Перуничем или Яровином. Это они хранили в чистоте эзотерическое язычество, хранили во всех его деталях. Школ тогда не было и у каждого кудесника был вскоре ученик, которому он передавал свое знание (Веду).

Люди эти искали истину, справедливо полагая, что в тиши лесов, вдали от шума и обязанностей жизни, ее легче найти. Молитвой, омовлением и суровой пищей они опрощали свои требования, сводя их к самому малому, а работой на Бога освящали душу. Ища в жизни своей божественное Коло Времян, они молились, созерцая его красоту, и заря для них была такой же красавицей, расточавшей блага на всех живущих, как и для ведийцев: они ей слагали такие же песнопения, славили Бога, посылающего Солнце, и жили, глядя на травы, вкушая чару хмельного меда, как их Пращуры вкушали Сому. Жизнь лесная шла вокруг них, и если Лесобог выходил посмотреть на молившегося кудесника у старого пня, то кудесник его не боялся и с ним говорил. И всякий Огнищанин мог слышать из его уст, что сказал сегодня Лесобог, будет ли хороший урожай в этом году, будет ли ячмень, просо, мед. Или слышал, что будет грозное что-то, набеги кочевников, мор или голод на земле русской. И тогда он приносил жертвы Богу, прося, чтобы его и его близких Мара обошла.

Кудеснику незачем было лгать. Годами молчал он прежде, чем ни обретал Сварожье Слово. Только тогда начинал он вещать. Только тогда и сам верил словам своим. Он же мог подать простой и мудрый совет в простых делах людей, не будучи ни в чем заинтересован. Потому-то к кудеснику

шли в трудную минуту жизни за советом друга, за тем, как поступить по-божьему, а не по-человечески. И они никогда в таком совете не отказывали.

Стремившимся заглянуть в Навь, тем, кто потерял любимых, они советовали забыть об этом, начать жить для Жизни, а не для Смерти. Тем же, кто хотел, чтобы ему жизнь дала невозможного, кудесники грозили гневом. Таким образом они наставляли верующих на путь правый, освобождали их душу от напрасных мучений. Больных же прямо лечили и вылечивали, так как делали это с верой и любовью.

Славянские требы (Богослужения) совершались так: в Боголесье, где был Перуний Костер, хранимый сторожами от села, собирались все верующие около дуба, лип, березы или Бел-Горюча-Камня. У самого камня или дуба стоял Старейший в Роде, он же Жрец. Вокруг него, по четырем сторонам, по возрасту, становились мужчины, женщины, дети и старики. Впереди были старики, мужчины, напротив них стояли старухи, направо — молодые люди, парни, а налево - девицы и девчонки. Смешиваться всем вместе не дозволялось.

Старший в Роде возносил благословение Богам. Остальные повторяли за ним. После этого Старший в Роде пел молитву, ее подхватывали все. Запевали специальные певцы, наподобие греческих канонархов. Им вторили остальные.

Очень возможно, что свечи уже были в употреблении, так как пчеловодство было одним из древнейших занятий славян, а воска в таком случае некуда было девать, и им пользовались для освещения в доме и особенно для молитвы. Богослужение было простым, ибо славяне, как и ведийцы, больше любили Бога, называя Его дружескими именами, чем просили Его о чем-нибудь.

Вообще просительные Богослужения принесли на Русь греки. До них Русь Бога славила, не прося ничего взамен, как и ведийцы.

Жертву приносил Старший в Роде и гадал по внутренностям вола или коровы, каков будет урожай, будет ли тихо, не будет ли войны, нападения врагов. Старики, окружавшие его в это время, не допускали к жертве младших, чтобы не пугать детей.

После этого начинались празднества, танцы, хороводы и песни. Общая трапеза дополняла картину. После этого зажигали костры, rio числу праздника; три костра, когда праздновался Триглав, один, когда Исварга и т.д.

Сквозь костры бегали, прыгали сквозь огонь с младенцами в руках, чтобы очистить их от всякого зла. Затем пили мед или брагу. Веселились до поздней ночи и только к полуночи расходились по домам.

На Велик-День (Пасха) ели священных ягнят, делали крашенки: крас-

156

Юрий Миролюбов

«Риг-Всда» и язычество

157

ные, синие яйца, сладкие хлебы с молоком, творог с медом. День этот был днем весенней радости. В этот день все обнимались друг с другом и больше не помнили обиды или какого-нибудь зла. Троекратно целуясь, люди поздравляли друг друга с весной и счастьем, что «зелена трава вышла, Родичи в ямках потягиваются».

В Фомин день была Радоница, шли на могилки, накрывали их как столы, чтобы вкушать с мертвыми пшцу совместно, говорили с ними, вещая Весну и тепло. Вечером, расходясь по домам, оставляли яства на могилках и были рады на другой день, если что-нибудь было тронуто: «а наши Родичи мяс отведали! >> В Купалин день зажигали костры и прыгали через них, бросали венки из цветов в воду. В Спожины праздновали урожай. На Овсени ели первый каравай нового хлеба. На Коляду возвещали Рождение Крышнего, он же Свет Прибывающий, Возрождение Дня, Поворот к Лету, Обещание Весны.,

«Дажьбог свой Щит к Весне направил

и - дня на волосок прибавил!»

— сказал автор этого труда в одном стихотворении. Рождение Крышнего, маленькой серебряной фигурки в сене, которую старший в Роде искал и, найдя, с торжеством показывал в полночь приблизительно 22 декабря (нового стиля). Все радовались, плясали на снегу вокруг Болярыны-Зимы, ели и пили всю ночь, называя ее Щедрой, посвященной Богине Ладе. В эту ночь зажигали костры и катали коло о семи спицах, как мы уже писали в начале этой книги. В эту ночь выводили скотину из хлевов, чтобы показать звезду Белеса, ведущую времяна к лету.

Как видно из предыдущего, весь религиозный уклад славян был глубоко поэтическим, основанным на понимании Бога как Отца и Друга, источник красоты, всяческого Совершенства. Как древние ведийцы, славяне были внуками Дажьбога (ведийцы были детьми Индры), и потому Бог для них был не доктринально-схоластической фигурой, не догматизированным законодателем, а своим, близким Дедом Вселенной. Они его любили и поклонялись ему, любя, но не страшась.

В праздник Коляды хозяин на Украине говорил: «Помогай Бог на счастье, на здоровье! Дай, Боже, нам да дай и вам!»

Дети бегали «щедровать» и пели под окнами: «На счастье, на здоровье! Уроди, Боже, жито, пшеницу, всяку пашницу!» Это то же самое, как и молить Бога «об изобилии плодов земных и благорастворении возду-хов». Таким образом, можно видеть, что в языческих молениях прошений не было, и если они были, то высказывались детьми и женщинами, причем даже дети пели не столько прошения, как пожелания: «Да будет! На счастье, на здоровье!» Объясняется это тем, что, идя от ведизма, язычест-

во не просило Бога о чем-то, а лишь славило его, зная, что Богу известно, что нам необходимо, и что Он сам дает все нужное. Если же случалось несчастье, то такова была воля Божья, против которой бороться невозможно.

Подобная традиция указывает на общность с ведизмом, ибо в последнем была тоже традиция славлсния божества, но не прошения его вмешательства в жизнь людей. Грех сам наказывает, производя из себя кару, тогда как добро дает добро же. Это понимание добра и зла язычниками сходно с индийским, т.е. ведическим. Там тоже учение кармы играет главную роль.

Но у славян учение о грехе и добродетели отделено от учения о Боге. Язычники стремились установить личную ответственность всех и каждого за свои поступки. Бог в таком случае не является наказывающим за грехи. Наказание идет от самого греха, как вознаграждение идет от содеянного добра. Бо? лишь установил Закон добрых и злых последствий за поступки людей.

Зло предопределяет иавье бытие, а добро - райское блаженство. В обоих случаях человек сам является причиной направления своей будущей потусторонней жизни.

Освободить от греха могло истинное покаяние в нем, мовление, — жертва И помощь кудесника, который, как и христианский священник, мог прощать от имени Бога и разрешать от клятв и прещений.

Поскольку всякий живет в мире, поставленном на Правы Божьей, т.е. на истине, творящей суиузс, но самой в нем не участвующей, обращение к этой Прави, сути Божьей, освобождало от цепкости греха. Явь же, творящаяся на Прави, как на канве, подобно вышивке меняющаяся под влиянием всех,обстоятельств, подобной сути Божьей в себе не имела. Суть была в Прави, но не в Яви. Навь же была той^же Явью, только вне творящей Прави. Следовательно, пока Явь была связана с Правью, она была живой, или Живой (Жива ведийцев) с ударением на «и», а как только Правь ее покидала или она сама покидала Правь, она становилась Навью. Следовательно, Навь была вне Живы, ибо была лишена самого главного для этого - Творящей Божественной Прави. Учение об этом нам-самим пришлось слышать в Юрьевке на Днепре от древнего деда, исполнявшего роль Зворожного Деда на Зворожинах. Оно, правда, было выражено несколько туманнее, но деду не хватало слов для объяснения многих непонятных положений. Однако, автор настоящего труда ничего в него не прибавил и не убавил.

В дальнейшем он наткнулся на подобное же учение древних китайцев и индусов.

158

Юрий Миролюбов

«Риг-Веда» и язычество

159

Божества разбивались на Триглавы (Тримурти): Яро, Хорос, Купала составляли первый Триглав, Весенний; Ладо, Купала и Дажьбо составляли второй Триглав; Перун, Вышний и Сьма-Регл - третий; Коляда, Сивый и Крышиий — четвертый. Таким образом, Триглав не был отдельным божеством, а лишь Божественной Триадой. Кроме них были Боги и не входившие в Триглавы, как Радогощ, Числобог, Стрибог, Борей, Лель и Ляль. Они относились к человеческому циклу, а не к солнечному, как предыдущие. За ними 27 Сестрешщ-Русалок и Мавы, или Мавки, число которых было неопределенно. Они соответствовали женскому началу всякой божественной активности.

Кроме них были и второстепенные божества, как Лесовик, или Лесо-бог, Водяник, или Водобог, Езерищ, Речищ, Ключищ, Стеблич, Коренич, Кветшц, Травищ и Древщ с Листичем.

Белее как покровитель стад и Звездного неба, искусств и музыки, стоял особо. Он был правой рукой Сварога. С ним был и Белобог, или Свя-товид, который был вторым помощником Исварога, и вместе с Дедом Вселенной они составляли Первицу или Верхний Триглав. Каждый из них правил третью года. Сварожья третина была осенне-зимняя. Белее начинал свой цикл с весны до середины лета, Святовид с середины лета до середины осени, или Овсени.

Сварог потому правил осенне-зимней третиной, что если бы Он не спасал в это время Землю, она могла погибнуть от Сивого и Мары. Это период умирания Живы в мире, и если бы не Бог-Пращур, всякая Жива ушла бы и ничто не возродилось бы в Весну.

Ощущение святости мира и Жизни в нем было краеугольным в миропредставлении язычников. Они понимали Бога, как Существо предвечно и вечно творящее. Присный Бог был всегда не только Вышним, но и Сущим. Он был во всем, как верили ведийцы, «в Траве и Лошадях, в агнцах и людях. Везде и во всем - Агни». Так же верили и язычники: Бог был везде и всюду, всюду дул Стрибог - в ветре, дожде и громе, в траве и зелени. Агнец, непорочный ягненок, был Его образом и в христианском мистическом агнце заключен издревле языческий Агнец, дитя Агни. * Причащение Сомой ведийцев, замененное Любомелем, или медом, сброженным с хлебом, было тоже раньше христианского Причастия и говорило верующим Пращурам то же, что и христианское, ибо вкушение Сомы, Любомеля или меда было равносильно вкушению Бога.

Также у славян сохранилась традиция омовления, как очищение духовное и телесное. Там был Индра, «рождавший волну», а здесь был Исварог, «мывшийся в мовнице». Как тот, так и другой, оба эти божества были связаны с водой, и у славян она была Живой и Мертвой. В сказках

она сохранилась как мечта о невозможном и вместе с тем как воплощение желаемого. Между тем «вера есть обличие вещей невидимых как бы видимых и желаемы» как бы настоящих», - говорит Апостол Павел, если только мы правильно привели, по памяти, эти слова из Катехизиса. Живая и Мертвая Вода - источник Жизни. Она же — связь с прошлым и будущим. Коло Времян, вертевшееся по воле Исварога, было тем.^что связывало все в одно целое. Это была «Златая Чепь» древности. Разрыв такой означал потерю связи с прошлым, а значит и с Предками.

'Множество обычаев было на Руси и все они шли из язычества, но среди них выделяются некоторые, как Зеленые Святки, Красная Горка, Радоница, Спожницы, Овсени, Колядин День и Крышень День, Велик-День, Масляна и Перу HI ш День, Ярилины Святки, Благословение скота (Велесов День), Семик, Русалии.

~ ^Это тень древнеславянских праздников, проводимых в песнях, музыке и плясках, дни братской трапезы, хороводов и гаданий. Теперь нам даже трудно приблизительно указать их даты. Нет под рукой всех источников. Нет древних записей или рукописей. Можно только догадываться, что одни из них осенние, зимние, а другие весенние и летние. Славянство по воле князей и Византии сменило свою религию на христианскую и с ней приобщилось к культуре тогдашнего времени. Много хорошего пришло на Русь с православием, но не все было плохим и в язычестве. К принятию многого, особенно в моральном отношении, язычество русских приготовило. Так любовь к ближнему была в чести и при язычестве. Любовь к Богу была одновременно и любовью к добру. Омовление вполне совпадало с крещением по своему значению очищения и приобщения к Богу.

Среди славистов, давших нам многое в объяснении древних обычаев, мы должны упомянуть Аничкова Е.В. («Народная поэзия и древние верования славян», «История русской литературы», Москва, 1908 г., т. I, стр. 40-90), а также Арсеньева Н. («Плач по умирающем боге», «Этногра-фич. Обозрение», Москва, 1912 г., стр. 1—34).

Однако, омовление было и обрядом-таинством, подобным по своему значению причащению, ибо оно приобщало человека к Богу (Срезневский И.И., «О языческом веровании древних славян о бессмертии души», Мо-' сква, 1§49 г.), а связь его с Родом и Рожаницей (Рожаничем) были тем необходимым условием единения с Богом, без которого такого единения не могло быть (Шеппинг Д.О., «Мифы славянского язычества», Москва, 1849 г. и «О значении Рода и Рожаницы», Об-во Ист. и древн. Рос. Временник, Москва, 1851 г., VIII, кн. IX, Исследования, стр. 25-36).

Конечно, всякий судит на основании своих идей и потому, может, наши идеи не всегда будут совпадать с идеями других на этот счет. Одна-

160

Юрий Миролюбов

«Рш-Всда» и язычество

161

ко, можем сказать, что отнюдь не желания как-то оправдать язычество нами руководили, а искание истины. Человеческие взгляды могут расходиться с последней, особенно в наше время, когда приняты утилитарные взгляды. За истину необходимо особенно крепко бороться сейчас, ибо утилитарные взгляды с ней не всегда совпадают. Во многих же случаях истина намеренно искажается. Защищать ее надо всеми силами, ибо в ней ключ прошлого и будущего.

Так слова И.И.Срезневского об обожании Солнца у древних славян могут быть приняты как грубое идолопоклонничество или как символизация божества в Солнце, что, очевидно, не одно и то же («Об обожании Солнца у древних славян», Москва, 1849 г.). Это все равно, что принимать икону, скажем, Спаса за самого Спаса. Ясно, что настоящий просвещенный верующий христианин икону Спаса за Спаса не примет. Простолюдин же, может быть, и примет. Между тем, христианские проповедники того времени везде напирали главным образом на тот аспект язычества, который исповедывали князья, дружина и городское население Руси; проповедники смешивали это исповедание воедино с язычеством народным, кумиров не имевшим. Никольский,'например, в своем мифологическом очерке в «Истории Руси Покровского» договорился до слов: «Дикий над-непрянский славянин (не будучи в силах вознестись до понимания Единого Бога) видел за всяким древом богов». Этот русский историк не знал, что «за каждым деревом» были не боги, а низшие духи, и Славянин им нисколько не молился, а лишь старался их не раздражать напрасно. Эти духи были олицетворением природы и ее сил. Но славянин имел Единого Бога — Исварога, как и ведийцы имели Единое Существо «с разными именами, даваемыми Ему мудрыми людьми». Оттого, что Бога называют тысячами имен, он не становится тысячью богов. За «каждым деревом», как и «в каждой вещи есть Агни», есть какая-то частица божественного. К ней славянин и обращался, оказывая ей свое уважение. Славянская религия была, как говорит один из авторов, «чистейшей поэзией и составляла грандиозную поэму, созданную безвестным славянским Гомером» (Терех). Ясно, что «видя за каждым древом богов», славянин (народ) был ближе всего к ведизму, тогда как городское население, дружина и князья, исповедывали альтерированную религию, где ясно видно влияние скандинавских верований. Так и в годы перед первой великой войной сельское население России было ближе к древнему богопочнтанию, нежели население городов. Доказательством служит народный фольклор, которого в городах не было совсем (Вартолд Н., «Мифология Померании», Гамбург, 1839 г.; Бодянский О., «Об одном прологе и тождестве божеств Хорса и Дажьбога», Об-во Ист. и Древн. Рос., Москва, чт. II, Москва,