1. Идеологический контекст: «развеществление» vs культ уюта в быту

В исследовании речь идет о позднесоветском периоде, или «брежневском» времени, периоде с конца 1960-х годов до конца 1970-х годов. Согласно мнению историков, в этот период государство заключило со средним классом так называемую «маленькую» сделку. «Маленькой» сделка была названа в противопоставление «большой сделке», под которой историк Вера Данэм понимала соглашение власти и среднего класса в 1930-е годы. В соответствии с большой сделкой, средний класс обеспечивал негласную поддержку режиму, а власть гарантировала материально обеспеченную жизнь⁸. В 1970-е годы суть соглашения состояла в том, чтобы сохранять стабильность и устойчивость режима за счет поддержки среднего класса и номенклатуры. Сделка заключалась в негласных соглашениях по поводу дифференциации заработной платы, легитимации элиты и слепоте по отношению к теневой экономике и неформальным экономическим практикам⁹.

В контексте данной сделки и стабилизации жизни существовали двойные стандарты по отношению к вещам. С одной стороны, в официальном дискурсе функционировала идея «развеществления», исток которой находился в теории критики товарного фетишизма Карла Маркса. Согласно этой идее, в социалистическом обществе человек должен освободиться от товарного фетишизма и привязанности к вещам. С другой стороны, в речи на XXV съезде партии Леонид Брежнев констатировал рост потребительских товаров и соответствующий рост идеологического, этического и культурного сознания людей¹⁰. Это заявление стало свидетельством легитимации вещей, поскольку снимало с них негативные коннотации и перекладывало их на сознательность человека. Внимание было перенесено на отношение человека к вещам: человек не должен был быть подвержен погоне за вещами, накопительству. По сути, речь шла о создании социалистического постматериалистического мира, в котором существовало бы большое количество вещей, но они не являлись бы значимыми для человека, не становились предметом обожания, а выполняли лишь свою непосредственную функциональную нагрузку. Выражаясь языком семиотики, предполагалось, что значимость вещи тождественна значимости означаемого – самого предмета, материальности. В «реальной» жизни идеологический проект преобразовывался. Вещи по-прежнему обладали символическим смыслом, привязанность к вещам не исчезла, они несли эмоциональную нагрузку, выступали индикатором отношений между людьми, создавали уют и т.п.

1. Археология советских вещей

Один из информантов привел в интервью следующий пример. В книге «Для вас, девочки» за 1974 год были помещены две картинки. Одна из картинок носила название «Комната советского ребенка», вторая – «Мещанский уют». Мещанскую комнату отличало присутствие ковров, мягких кресел, цветов в горшочках. Советская комната была безликой, неуютной и скучной, с крашеными до середины стенами, столом и табуретками из прессованной фанеры с железными ножками, тумбочкой и кроватью. Парадокс состоял в том, что «культовыми» или престижными вещами 1970-х годов стали именно критикуемые в книжке мещанские ковры, мягкая мебель, стенка, хрусталь – из бытовой утвари. В этот ряд также попадали меха, болоньевые плащи, джинсы и кримпленовые платья – из одежды. Этот факт свидетельствует о том, что идеологемы, касающиеся отношения к вещам, функционировали лишь на уровне официальных текстов, и не имели отношения к повседневной жизни людей.

Типичную обстановку советской квартиры 1970-х годов можно увидеть в кинофильме «Ирония судьбы, или с легким паром». В наших интервью также существуют описания типичного интерьера образца 1970-х годов: «из мебели - ну, там, полированный шкаф на ножках. У кого-то он до сих пор, зайдешь в гости – ой, и у меня был такой шкаф. Темная, полированная мебель – оттуда. Хрусталь такой кондовый. Ковры – обилие ковров. Недосягаемо было – старались завесить все, что могли. Сейчас я ковров на стенах уже не вижу. Такая стандартность была, вот, это было в каждом доме. Заходишь – вот оно стоит: стол, шкаф, диван» (ж, 1959). Итак, стенка, хрусталь, ковры – мещанские по сути предметы становились частью повседневной жизни простого советского человека в 1970-е годы.

Мебельная «стенка». Стенка представляла собой набор из шкафов одинаковой высоты, размещаемых в ряд вдоль стены. Стенки выполнялись примерно одного цвета – «под дерево», с некоторыми вариациями «под орех» или «под дуб». Сделанными из дерева они были редко, чаще стенки отечественного (местного новосибирского) производства производились из прессованной фанеры, покрытой лаком. Культовая стенка 1970-х годов называлась «Новосибирск», была сделана из красноватой древоплиты с черными «шашечками» вдоль антресолей. Она состояла из 4 секций – плательного шкафа, шкафа для книг, шкафа с баром и шкафа с секцией для хрусталя и посуды. Шкафы стояли в ряд, вдоль одной стены, были громоздкими, но вместительными. Престижными считались импортные стенки – чешские, немецкие («гэдээровские»), румынские. Мебель зарубежных производителей была недоступна для «простого покупателя» в Новосибирске, ее, как правило, привозили в контейнерах из Москвы или других регионов, где снабжение было лучше. «Был гарнитур «Жилая комната» производства ГДР /…/ Мы в Москву ездили и там купили в магазине /…/ там особых проблем не было» (м, 1946). Стенки удобны, функциональны и вместительны, не имеют излишеств. Модернистские формы и стиль стенок отлично вписываются в представления о советском быте.

Хрусталь. Один из шкафов стенки был непременно отдан под изделия из хрусталя – вазы, фужеры, рюмки, салатники, блюда. Хрусталь был в моде. Ни одно застолье не обходилось без хрустальной посуды, под звон хрусталя произносились тосты. В непраздничные дни хрусталь занимал почетное место в шкафу и свидетельствовал о достатке. Хрусталь, как и прочие престижные предметы, было сложно купить, поэтому наличие хрусталя свидетельствовало о близости хозяев к «кормушке», каналам распределения товаров или их покупательской сноровке. «Это было предметом роскоши и шика, и считалось, что если в доме много хрустальной посуды, то это признак достатка в семье. И вот эта посуда искалась, покупалась по блату там, чего-то еще. Красивые сервизы» (м, 1952). Хрусталь был не только престижной вещью, но и вещью, украшающей дом, создающей уют: «хрусталь был – нравился всем, красивый – хотелось всем – ну, как бы, украсить свой дом, например, вазой красивой. Стоялись очереди, но все равно как-то покупалось. Вот, например, вот этой вазе (показывает на вазу, которая стоит на столе – О.Г.), наверное, 30 лет, я ее первую купила, у торгового центра, на отдельном месте, простояв час сорок» (ж, 1946). Хрустальная посуда могла разбиться, но даже в этом случае она не всегда выбрасывалась, и в шкафах можно было увидеть фужеры со сколотыми ножками, поставленными «вверх ногами». Хрустальная посуда была легитимированной частью быта советского человека, доступным ему предмету демократичной роскоши. Хрустальная посуда, с одной стороны, содержала в себе значения престижной роскошной вещи, с другой стороны, стоимость хрусталя не была высокой, и эти предметы являлись доступными.

Ковры. Ковры, сделанные из натуральной или синтетической шерсти, как правило, занимали пространство пола в каждой из комнат и нередко висели на стенах. Использование ковров имело как практическое значение – они обеспечивали защиту от холодных стен и пола (поэтому ковры практически всегда висели или лежали около спальных мест – кроватей, диванов), так и символическое значение предмета престижного потребления. «Ковры подчеркивали уют в доме. У кого было много ковров – это показывало состоятельность этого дома. Это значит, у людей были деньги на ковры» (ж, 1949). «Культовую вещь – ну, там, обязательно ковер на пол, причем, нужной расцветки, ковер на стену – причем, на каждой стене должно было висеть по ковру – это признак достатка» (м, 1952). Ковры, дорожки, паласы были тяжелыми, немобильными, собирали пыль. Их приводили в порядок с помощью пылесоса или веника. Ковры, как правило, служили десятилетиями, расцветка ковров подбиралась в тон обоев, но разнообразие оттенков было невелико – преобладали бежево-коричневые, буро-зеленые и кирпично-красные оттенки. Критическое отношение к коврам как к пылесборникам, характерное для сталинского времени, изменилось. Значение ковра было переопределено: этот предмет не ассоциировался со «старым бытом». Он стал полноправным членом социалистического дома и имел функцию украсить быт и сделать дом уютным.

Кримпленовые платья. Кримплен – синтетический материал, появившийся в 1970-е годы, отличался кричащей яркостью и насыщенностью тонов. «Кримплен – «появилась мода на какой-то материал, например, там, кримплен – синтетический материал, он был очень популярен в конце 60-х – начале 70-х, по-моему. Кримпленовый костюм – это был писк» (м, 1952). «Кримплен – /…/ такой был материал, что с ним, что ни делай – ничего ему не сделается. Но ходить в нем было совершенно невозможно, это 100%-ная синтетика, его надеть можно было только в прохладную погоду и вечером, тогда можно было куда-то пойти /…/ и все это было на полной синтетике – она яркая, красивая, все начали покупать, тоже такой ажиотаж был» (ж, 1946). Кримпленовые платья были, без сомнения, модной вещью. Они отличались от вещей из натуральных тканей, которыми славилась советская промышленность, яркостью расцветок, а также практичными свойствами – кримплен не мялся, не терял вида после стирки. Его отрицательной стороной была негигроскопичность и, следовательно, негигиченичность. Однако мода на кримплен сделала эти качества материала незначимыми, и кримпленовые платья уходили из магазинов, не успев в них появиться.

Меховые изделия. Изделия из натурального меха являлись визитной карточкой советского человека. «Меха. У всех было одинаково. Все женщины – по большому счету, каждая – должны были иметь воротник из чернобурки. Это считалось обязательным атрибутом. Потом появилась норка – это было супер-модно» (м, 1952). Мех в холодном климате Новосибирска имел и практическое значение. Однако символическое значение меха как престижной вещи также было актуальным. Мех должен был быть обязательно натуральным, искусственный мех не представлял собой ценности. Воротники из натурального меха украшали женские и мужские пальто. Стоит вспомнить членов партии, которые в зимний период представали в непременных серых прямых пальто с каракулевыми воротниками. Мех черно-бурой лисы, песца считался «женским», мех норки – универсальным, ондатровые и каракулевые воротники чаще пришивали на мужские пальто. Шапки в форме колокола (как у Нади из фильма «Ирония судьбы») шили из пушистого меха «чернобурки», песца или рыжей лисы, «таблетки» делали из гладких мехов. Встретить мужчину в пальто с воротником из «женского» пушистого меха было практически не возможно. Мужчины также редко носили натуральные шубы. Популярность имели дубленки. Производством меховых изделий, прежде всего шапок, часто занимались на дому. Продавались меховые вещи только на барахолках. Недоступность и дороговизна меха делала его желанной составляющей гардероба каждого советского человека. Мех также содержал в себе противоположные ценности: с одной стороны, мех считался роскошным мещанским излишеством. С другой стороны, он свидетельствовал о «растущем благосостоянии советских людей», и поэтому ношение меха не осуждалось в официальных текстах.

Названные вещи, прежде всего, предметы быта и посуда, вписывались в концепцию уюта советского человека и противоречили аскетичной картинке из книги. Этот факт свидетельствует о том, что ценность вещей заключалась не столько в их непосредственной функции удовлетворять ту или иную потребность, сколько в символическом значении служить созданию уюта в городской квартире, выступать свидетельством достатка дома. Тем не менее, ограниченное количество вещей накладывало свои отпечатки на значения материальных объектов.