§ 2. Идеи юридической герменевтики в трудах н.А. Гредескула и е.В. Васьковского

К концу XIX века в результате бурного развития отечественной правовой науки среди различных типов правопонимания определяющее значение приобретает правовой позитивизм. К началу XX века российский позитивизм включает в себя два основных направления: формально-догматическое и социологизированное. В рамках обоих указанных направлений позитивизма предпринимаются попытки разработки отдельных элементов юридической герменевтики. Представляется, что в рамках социологизированного направления такая попытка предпринимается Н.А. Гредескулом, а в рамках формально-догматического направления -Е.В. Васьковским. Н.А. Гредескулом до 1900 г. проводится разработка учения об осуществлении права. Е.В. Васьковский с 1901 по 1913 гг. создает руководство к толкованию и применению гражданских законов¹.

Подходы Н.А. Гредескула и Е.В. Васьковского к учению о юридической герменевтике весьма разнятся, в первую очередь в связи с различными подходами к правопониманию.

Формирование научных взглядов Н.А. Гредескула начинается тогда, когда он, окончив в 1883 году 3 Харьковскую гимназию с золотой медалью, поступил в августе 1883 г. на физико-математический факультет Императорского Харьковского университета. По окончании в октябре 1888 года физико-математического факультета в 1890 г. в качестве вольнослушателя Н.А. Гредескул посещал лекции по гражданскому, торговому праву, уголовному праву и судопроизводству. Изучение Н.А. Гредескулом французского и немецкого языков при прохождении гимназического курса и в дальнейшем по окончании гимназии, позволило Н.А. Гредескулу на наш взгляд, дальнейшем детально изучить труды Ф.К. Савиньи, посвященные проблемам юридической герменевтики. В том же 1890 году с разрешения Министерства народного просвещения был допущен к окончательному испытанию в юридической экзаменационной комиссии, где показал «отличные знания по предметам избираемой им кафедры и ближайшим родственным с ними»¹. С разрешения Министра народного просвещения в период с 1894 года по 1900 год Н.А. Гредескул неоднократно допускался к преподаванию в Императорском Харьковском университете.

В октябре 1900 года по прохождению испытаний на степень магистра и после публичной защиты диссертации под названием «К учению об осуществлении права. Интеллектуальный процесс, требующийся для осуществления права» Советом Казанского университета (куда была представлена диссертация) утвержден в степени магистра гражданского права². В 1901 году начальство Харьковского учебного округа ходатайствует в Министерстве народного просвещения о возведении приват-доцента Императорского Харьковского университета магистра Н.А. Гредескула в звание исправляющего обязанности экстраординарного профессора по кафедре гражданского права и судопроизводства³. По существу данного ходатайства 9 августа 1901 года управляющий Министерством народного просвещения подает доклад Императору. Принимая во внимание тот факт, что в соответствии со ст. 499 Свода Законов т.XI ч. I (изд. 1893г.) «никто не может быть профессором, не имея степени доктора по разряду наук, соответствующих его кафедре», и в связи с «отсутствием докторов юридических наук и трехлетним успешным преподаванием в университете» Император собственноручно подписывает согласие на назначение Н.А. Гредескула исправляющим обязанности экстраординарного профессора по кафедре гражданского права и судопроизводства ¹. В последующие годы он становится деканом юридического факультета Императорского Харьковского университета и членом 1-й Государственной Думы^2..

В ночь с 9 на 10 декабря 1905 года «не известно по чьему распоряжению и без сообщения о том ректору Императорского Харьковского университета декан юридического факультета проф. Н.А. Гредескул был арестован. Ректор Императорского Харьковского университета Рейнгард телеграммой просит Министра народного просвещения содействовать немедленному освобождению Гредескула³. Заслушав 13 декабря 1905 года сообщение ректора Рейнгарда об аресте Н.А. Гредескула Совет Императорского Харьковского университета постановил довести до сведения министра народного просвещения, что «Совет протестует против сопровождавшегося грубой формой обыска ареста профессора Гредескула, считает его оскорбительным для всей коллегии»⁴.

Приняв во внимание мнение Совета Императорского Харьковского университета, министр народного просвещения посылает запрос о причинах ареста Н.А. Гредескула управляющему Министерства внутренних дел. 22 декабря 1905 года в ответ на свое письмо получил уведомление о том, что арест Н.А. Гредескула последовал «ввиду имеющихся достоверных сведений, о том, что он является убежденным революционным деятелем, участвовавшим в подготовке революционного восстания… в связи с чем невозможно его освобождение из под стражи»⁵. 31 января 1906 года Департамент полиции Министерства внутренних дел, рассмотрев вопрос о необходимости увольнения проф. Гредескула с должности декана указывает, что «г. министр внутренних дел постановил: выслать названное лицо в один из отдаленных уездов Архангельской губернии под гласный надзор полиции на 4 года, считая с 29 января 1906 года»¹. Однако 9 февраля 1906 года Н.А. Гредескул в телеграмме Министру народного просвещения отмечает, что обвинения ему до сих пор не предъявлено, никаких оснований к аресту нет: «мое задержание под арестом – пишет Гредескул, - вынужден объяснять себе произволом над моей личностью»². Арест Н.А. Гредескула и появившаяся в прессе информация о том, что он будет выслан на 4 года породила волну возмущения как среди его университетских соратников, так и среди студентов³. 16 февраля Совет Харьковского университета единогласно просит ходатайствовать перед его величеством государем о возращении Н.А. Гредескула, «так как он ссылается без суда административным порядком в отдаленные уезды»⁴.

Необходимо также отдельно отметить участие Н.А. Гредескула в составлении Выборгского воззвания. 9-10 июля 1906 года от имени бывших членов Государственной Думы им также было подписано обращение к гражданам России, озаглавленное: «Народу от народных Представителей», призывавшее к борьбе за «попранные права народного представительства»⁵. В числе 169 обвиняемых были А. Бабич, М. Винавер, Князь П. Долгорукий, С. Котляревский, В. Лунин, С. Муромцев, П. Новгородцев, Л. Петражицкий, Граф Петр Толстой, Г. Шершеневич, Л. Яснопольский и другие члены первого парламента. Позднее газета «Час» назовет данный судебный процесс самым «красивым политическим процессом в России»¹.

Н.А. Гредескул, являлся сторонником и продолжателем взглядов Ф.К. Савиньи, полагавшего, что «толкование представляет собой искусство», овладению которым «способствуют имеющиеся в изобилии прекрасные образцы древнего и нового времени»². Признавая слабость разработанной к тому времени теории толкования, Н.А. Гредескул отвергает эмпирические правила, используемые в современном ему узком понимании юридической герменевтики, и указывает, что «в прежнее время делались попытки создать для толкования такую теорию, которая охватывала бы его твердыми правилами, так сказать извнутри, - однако все они потерпели полное фиаско, и никто уже теперь не верит в юридическую герменевтику, как в особую науку; эта юридическая герменевтика одновозрастная, с так называемой теорией формальных доказательств на суде и сродни ей по своему внутреннему существу; за что она и потерпела с ней одну и ту же участь»³.

Отмечая необходимость существования рациональной теории, правил юридической техники, Н.А. Гредескул предпринимает попытку разработки таких рациональных правил для особого интеллектуального процесса, направленного на распознание содержания права, которые позволят реализовать, в конечном счете, правовые нормы. Имея в виду главной целью права его реализацию, Н.А. Гредескул уточняет: «…изучение права должно быть поставлено на социологическую почву – только тогда оно станет истинно научным и будет помогать нам в задаче гораздо более важной, чем применение уже существующего права, а именно в задаче его создания…»⁴. В своих письмах к Н.И. Карееву Н.А. Гредескул также отмечает, что «возрождению естественного права в юриспруденции надо, конечно, радоваться, но тò, что юристы хотят теперь разуметь под естественным правом, социология может формулировать и шире, точнее, и вразумительнее… право есть социологическое, а не психологическое явление. Тот, кто это игнорирует или пропускает сквозь пальцы, - тот упускает из рук всю сущность права»¹.

Отвергая герменевтику в узком смысле как совокупность технических, сугубо эмпирических приемов толкования, Н.А. Гредескул выделяет ряд постулатов об «интеллектуальном процессе», созвучных идеям современной юридической герменевтики. Утверждая, что конечной целью правовых норм является их реализация, он справедливо отмечает, что для осуществления права требуется особый интеллектуальный процесс (всегда ему предшествующий), направленный на распознание содержания права. Право как психологический продукт общественной среды, подобно языку, нравам, произведениям литературы, рассматривается им с двух главных точек зрения: как «живое общественное явление», возникающее в определенных исторических условиях, выполняющее определенную функцию, и как «логическая величина», символизирующая тот или иной смысл. Познание права в целях его применения лежит в пределах второй точки зрения. Для реализации права необходимо выявить, «чего именно желает право», т.е. установить внутренний логический смысл, его содержание, затем определить правоположение, относящееся к данной конкретной ситуации, и произвести «умственный переход» от этого правоположения к юридически значимому поступку.

Так, с точки зрения Н.А. Гредескула, норма является абстрактным выражением воли законодателя. По словам этого ученого, «она есть орудие, instrumentum этого выражения и, как таковое может быть более или менее совершенным, может более или менее соответствовать своей цели, лучше или хуже выполнять свое назначение… норма, играя роль изображения или символа… главным достоинством имеет ясность изображения. Средством выражения правовой воли является слово. Будучи предназначенным для выражения человеческой мысли вообще, оно отличается весьма чрезвычайной гибкостью… всюду следует за мыслью, повинуется ее малейшим изгибам. Прежде чем выразить в правовой норме мысль или волю, законодателю необходимо овладеть, апперцировать эту волю» ¹.

Исходным моментом герменевтического процесса в данном случае остаются объективные элементы содержания права, которые в результате субъективного преобразования из внешнего императива переходят во внутренний регулятор индивидуального поведения. В частности, Н.А. Гредескул указывает на то, что «здесь должна произойти некоторая метаморфоза, некоторое превращение, - и эта метаморфоза может произойти только при посредстве ума и умственной деятельности… переход от отвлечения к действительности от символа к символизируемому»². Таким образом, Н.А. Гредескулом в интеллектуальном процессе осуществления права фактически был выделен первый элемент современной юридической герменевтики, соответствующий пониманию.

Понимание неразрывно связано со вторым элементом юридической герменевтики – истолкованием (subtilitas explicandy). Интерпретация деятельность является основным звеном в процессе понимания текста. На основе внутреннего осознания, понимания правового предписания возможно, согласно Н.А. Гредескулу, применение внешних средств уяснения правовых норм: «В самом деле, таким внешним средством уяснения нормы может служить, прежде всего, ее текст с его грамматической структурой и с его логическим смыслом; затем таким средством могут служить другие нормы, так как мы уже знаем, что совершенно изолированных норм нет, и все они находятся в известной зависимости между собой, - зависимости которую можно назвать систематическою; наконец, таким средством могут служить всевозможные и весьма разнообразные факты, имеющие какое-либо отношение или к самой норме, или к ее законодателю, или к той эпохе, когда была издана норма, и т.п.; все эти факты объединяются в своем разнообразии только тем, что они – суть одинаково факты прошлого, что все они в то время, когда ими пользуются для уяснения нормы, суть уже факты исторические… Те умственные усилия или умственные операции, которыми мы пользуемся для уяснения себе норм, составляют то, что принято называть толкованием (interpretatio)»¹.

Толкование правовых норм является необходимой предпосылкой применения права, оно не совпадает с ним и, следовательно, не является его стадией. В контексте юридической герменевтики вопрос о соотношении толкования и применения правовых норм не стоит, поскольку они являются последовательными стадиями герменевтики. Не ставит такого вопроса и Н.А. Гредескул: «Однако даже когда удастся толкованием нормы довести ее до надлежащей объективной и субъективной ясности – этим все же не будет исчерпана та предварительная работа над нормой, которая может понадобиться раньше чем, станет возможным перейти к конкретизации, т.е. непосредственному применению к какому-либо конкретному случаю»².

Как позднее напишет Г.Г. Гадамер, «герменевтика должна произвести применение (аппликацию), поскольку, преодолевая временную дистанцию, отделяющую интерпретатора от текста, преодолевая то смысло-отчуждение, которому неизбежно подпадает текст, она также служит действенности и авторитету смысла»³.

Таким образом, не признавая юридическую герменевтику как науку в современном ему состоянии, Н.А. Гредескул, являясь представителем социологической школы права, в своей работе «Учение об осуществлении права» 1900 года опережает свое время, выдвигая ряд положений, созвучных основным идеям современной юридической герменевтики. В процессе осуществления права им фактически выделяются все структурные элементы современной юридической герменевтики: понимание, толкование и применение права, а также особо отмечается роль понимания как базового элемента юридической герменевтики.

Помимо Н.А. Гредескула, как было указано выше, особую роль в разработке герменевтической проблематики, методов и способов толкования юридических текстов в Российской империи сыграл Е.В. Васьковский. Е.В. Васьковский окончил в 1886 году юридический факультет Императорского Новороссийского университета со степенью кандидата прав, 27 мая 1897 года защитив магистерскую диссертацию на тему «Организация адвокатуры», назначается 23 октября того же года приват-доцентом кафедры гражданского права в Императорский Новороссийский университет¹ и разрабатывает новую для себя область правоведения – юридическую герменевтику. В период 1898 по 1901 гг. он проходит стажировку в Германии, в ходе которой был собран материал для разработки русского учения о понимании, толковании и применении права. 29 октября 1901 года после публичной защиты докторской диссертации «Цивилистическая методология: учение о толковании и применении гражданских законов» Е.В. Васьковский утвержден в степени доктора гражданского права. 1 июля 1902 года Е.В. Васьковским было подано прошение о назначении на должность экстраординарного профессора Императорского Новороссийского университета по кафедре гражданского права и гражданского судопроизводства², которым 31 декабря 1903 года Е.В. Васьковский и был назначен³. Переработав в 1913 году «Цивилистическую методологию», изъяв научные выводы и ссылки и наполнив практическими примерами, Е.В. Васьковский превращает свою докторскую диссертацию в «Руководство к толкованию и применению законов для начинающих юристов». Эта работа, по мнению В.А. Белова, является «лучшей работой в сфере теории и практики толкования законодательных норм»¹ и практически единственной русской работой, посвященной методологии познания сути закона, воли законодателя.

Докторская диссертация Е.В. Васьковского «Цивилистическая методология: учение о толковании и применении гражданских законов» появляется немного позднее работы Н.А. Гредескула. К этому времени в правовой науке ряд авторов, так же как и Н.А. Гредескул, пришли к выводу о том, что юридическая герменевтика, не сумевшая создать рациональной научной теории толкования, «потеряла всякий кредит». Так, например, Г.Ф. Пухта относительно юридической герменевтики пишет следующее: «Из правил критики и толкования, образовалась особая наука, юридическая герменевтика, обыкновенно весьма поверхностная, бесплодная, не проникающая в суть дела, сухая дисциплина. Но, помимо здравого смысла, вся юриспруденция должна быть герменевтикой… От крайностей должны охранять юриста здравый юридический такт и разум; внешние же правила полезны только слабым головам, избавляя их от самостоятельного мышления, но таким лицам лучше вовсе не браться за толкование»². По мнению Е.В. Васьковского, «с этим невозможно согласиться»³. Анализируя современное ему состояние юридической герменевтики, Е.В. Васьковский отмечает, что «правила толкования не могут заменить или упразднить ни здравого смысла, ни юридического образования. Юрист, благодаря долгому упражнению, приобретает навык обращаться с законами, известный такт, который позволяет ему быстро ориентироваться в законодательстве и извлекать из него данные для разрешения конкретных случаев, выдвигаемых жизнью… Такт имеет цену только тогда, когда ведет к правильному толкованию, а судить о правильности какого-либо процесса можно не иначе, как зная правила, которым он должен подчиняться»¹.

Вслед за Ф.К. Савиньи, Е.В Васьковский признает юридическую герменевтику как своего рода искусство и полагает, что «каждое искусство в своем развитии проходит две главные стадии: эмпирическую и рациональную, или научную»². Оценивая современное ему состояние юридической герменевтики, он приходит к выводу о том, что «искусство толкования законов до настоящего времени не имеет прочно установленной и сколько-нибудь рациональной теории, довольствуется немногими эмпирическими правилами, формулированными в большинстве случаев еще римскими юристами и имеющими весьма ограниченное и условное значение»³. Таким образом, отрицание роли и значения юридической герменевтики современниками Е.В. Васьковский относит на счет эмпирических правил, «не имеющих под собой никакого иного основания, кроме своей, обнаружившейся в частных случаях целесообразности»⁴. Прогресс искусства юридической герменевтики заключается в переходе от эмпирического уровня применения правил интерпретации к рациональному, к истинной юридической герменевтике. Разработке такой рациональной теории и посвящено его руководство к толкованию.

Опираясь на герменевтические разработки немецких философов и юристов XIX века и ссылаясь на Фридриха Бласса⁵, Е.В. Васьковский замечает, что при толковании законов должны быть соблюдаемы правила, необходимые для понимания всякого иного литературного произведения. Эти правила вырабатываются особой отраслью филологии, называемой герменевтикой. При этом в связи с существенными особенностями законов, отличающими их от прочих литературных произведений, он называет юридическую герменевтику «специальной ветвью» общей или филологической герменевтики и предлагает при построении общей рациональной теории интерпретации законов использовать общие герменевтические приемы с учетом правил толкования, установленных в действующем русском законодательстве. «Материал для построения правил толкования, - по мнению Е.В. Васьковского, - должен быть заимствуем: 1) из филологической герменевтики и наук, на которых она основана; 2) из анализа свойств законодательных норм; 3) из предписаний самого законодателя»¹. При этом правила первой и второй группы отличаются универсальным характером и применимы к законодательству в целом, а правила третьей группы являются специальными. В дальнейшем Е.В. Васьковский отмечает, что специальные правила, прямо установленные самим законодателем, имеют приоритет над правилами, вытекающими из свойств законодательства, а они в свою очередь – приоритет над общими правилами филологической герменевтики. Цель своей работы Е.В. Васьковский видит в подтверждении специальными правилами действующего русского законодательства разработанных рациональных правил юридической герменевтики.

Говоря о специфике юридических текстов, Е.В. Васьковский указывает на то, что помимо «раскрытия действительной мысли автора» толкование закона имеет своей целью также и логическое развитие норм, т.е. извлечение новых, не установленных законодателем, «но implicite содержащиеся в его прямых велениях»². В отличие от процесса интерпретации литературных произведений, интерпретация правовых норм помимо буквального, непосредственного смысла должна обнаруживать и их скрытое содержание, разграничиваемое еще римскими юристами как «мысль» и «воля» «слова закона». В связи с этим, в процессе интерпретации возможно выделение толкования в «тесном смысле слова» (изъяснение - explication), именуемое Е.В. Васьковским – словесным (грамматическим), и логическое развитие (ratiocination) – реальное (логическое) толкование. Такая классификация толкования пришла в русскую юридическую литературу как часть исторического наследия римского права. Так, например, Вангеров в работе Lehrbuch der Pandekten 1863 года отмечает, что грамматическое толкование определяет смысл закона по его словам, а логическое – толкует слова согласно смыслу»¹. Понимание грамматического и логического толкования как последовательных стадий процесса интерпретации оспаривалось в конце XIX - начале XX века достаточно редко.

В связи с особым их влиянием на формирование учения об интерпретации Е.В. Васьковского представляется необходимым отдельно отметить взгляды Ф.К. Савиньи на грамматическое и логическое толкование: «…их считают не такими элементами всякого толкования, которые всегда должны действовать совместно, а такими, которые друг другу противоположны и взаимно себя исключают. Грамматическое толкование должно-де руководствоваться только значением слов, а логическое – только мыслью, или основанием закона; грамматическое должно иметь силу правила, а логическое – допускаться только в виде исключения»².

Однако, как уже отмечалось выше, Ф.К. Савиньи, систематизируя способы толкования, выделяет четыре их вида: грамматическое, логическое, историческое и систематическое толкование. Очевидно, что грамматическое толкование Ф.К. Савиньи совпадает со словесным толкованием Е.В. Васьковского, поскольку предметом такового «является слово, как посредник между мышлением законодателя и нашим»³. Логическое, историческое и систематическое толкование входят в состав реального или логического толкования. В античной и средневековой герменевтике грамматическое толкование тоже противопоставлялось логическому, причем оно, как, например, у Аврелия Августина, распадается на несколько составляющих. Позднее Ф. Шлейермахер также будет подразделять интерпретацию на грамматическую и психологическую. Как отмечается в этот период в немецкой юридической литературе, деление толкования на грамматическое и логическое «столь глубоко коренится в самой сущности толкования, что мы его встречаем повсюду в специальной герменевтике, хотя и под другими названиями, и поэтому оно представляет собой не нечто произвольное, подлежащее устранению, а, напротив, внутренне необходимое, вытекающее из самого принципа толкования… Мы толкуем законы грамматически, пока стараемся понять смысл, какой имеют слова закона сами по себе и в их связи, по правилам речи, согласно словоупотреблению. Если же мы принимаем в расчет, кроме словоупотребления еще внутреннюю связь самого закона, историю его возникновения, его отношение к праву, которое он изменяет, и связь со всею прочею системой права, какие-либо другие выражения воли законодателя, основания на которых построен закон, предшествовавшие ему совещания, источники, которыми пользовался законодатель, и другие данные, влиявшие на него, - то мы толкуем не только грамматически; называть ли этот процесс историческим толкованием или логическим, безразлично»¹.

Опираясь на работы немецких исследователей, Е.В. Васьковский делает вывод о необходимости выделения всего лишь двух видов толкования в зависимости от предмета. Данный подход не был поддержан его современниками, не поддерживался впоследствии советскими и российскими учеными. Так, Г.Ф. Шершеневич, подобно Ф.К. Савиньи, выделял четыре аналогичных метода толкования². Ф.В. Тарановский в «Учебнике энциклопедии права» выделял два основных способа толкования: филологическое и логическое толкование³. Н.К. Ренненкампф в «Юридической энциклопедии» истинным толкованием права называет доктринальное толкование, отмечая при этом, что оно «бывает грамматическое и логическое; оба эти вида толкования суть необходимыя и тесно связанные части одной и той же деятельности, употребляющей лишь различные средства: толкование логическое, прежде всего, имеет в виду толкование грамматическое, толкование грамматическое всегда должно окончиться логическим выводом»¹. Е.Н. Трубецкой в «Энциклопедии права» вовсе отвергает разделение толкования на виды по критерию предмета: «В самом деле, грамматическое толкование не может быть не логическим: оно должно также сообразовываться с законами логики; точно так же и логическое толкование возможно лишь при установлении грамматического смысла каждого законоположения. Поэтому не может быть речи о двух различных видах толкования, а может быть только речь о двух приемах, употребляемых при толковании…»².

Примечательно, что, подразделяя толкование на словесное и реальное, Е.В. Васьковский и И.В. Михайловский³ выделяют их как стадии процесса толкования, а В.Ф. Тарановский, Е.Н. Трубецкой, Г.Ф. Шершеневич - как виды или методы толкования. Под стадией традиционно понимается период, определенная ступень в развитии чего-либо, фаза развития⁴. Соответственно стадия толкования права - это определенный элемент процесса толкования права, во время которого совершаются конкретные действия. На каждой стадии толкования права решаются задачи этой стадии. Так, толкование норм, согласно Е.В. Васьковскому, поступательно осуществляется в трех стадиях: словесное толкование, реальное толкование и логическое развитие норм.

Задачей первой стадии является определение содержания нормы на основе смысла слов, из которых она состоит. При этом необходимо учитывать как значение отдельных слов, составляющих норму (лексический элемент), так и «способ сочетания слов» (синтаксический элемент). Как и Аврелий Августин, Е.В. Васьковский полагает, что спецификой текста правовых норм является их знаковость, способность помимо «звуковой красоты» скрывать какое-либо представление или понятие. Кроме того, «каждое предложение… является ничем иным, как воплощенной в словах мыслью, и во всяком предложении между составляющими его словами имеется не только синтаксическая, но и логическая связь… Это логический элемент речи…Способ выражения мысли в речи, проявляющийся в подборе слов и употреблении синтаксических конструкций, называется слогом или стилем и составляет четвертый элемент речи – стилистический»¹.

Далее рассмотрим каждый элемент толкования отдельно.

Лексический элемент. Ссылаясь на Бласса и Ланга, Е.В. Васьковский указывает, что установление смысла отдельных слов нормы определяется словоупотреблением, представляющим собой господствующий и общепринятый способ обозначения словами понятий и представлений. Важную роль здесь играет этимология слов, синонимов и т.п. При этом отмечается необходимость учета изменений словоупотребления во времени и пространстве. В пределах одного и того же периода и пространства необходимо различать основное (собственное) и переносное (несобственное) словоупотребление; обычное и исключительное; обширное, родовое, видовое; обыденное и специальное (техническое). Вступая в полемику с Р.Ф. Иерингом, считавшим, что «для грамматического толкования, рассматривающего слово как нечто самостоятельное, независящее от субъективности говорящего и сопутствующих обстоятельств, само себя определяющее, для него одно и то же слово, одно и то же предложение, кем бы и при каких обстоятельствах ни было употреблено, всегда имеет одно и то же значение»², Е.В. Васьковский отмечает, что автор текста может отступать от сложившегося словоупотребления и создавать свое собственное, индивидуальное. Помимо прочего в тексте могут также встречаться слова, употребление которых неизвестно. В таком случае необходимо применять к интерпретации законов приемы филологической герменевтики – т.н. параллелизм тем местам толкуемого текста, где встречается данное слово и подвергнуть их индуктивному исследованию, прежде всего в этом же тексте, а в случае недостаточности - и в других источниках того же автора или того же исторического периода. Особенное значение данные приемы имеют в случае интерпретации древних юридических памятников. При интерпретации современных действующих норм данный прием используется весьма редко.

Синтаксический элемент. Поскольку обычно слова употребляются в тексте не каждое в отдельности, а в виде предложений, синтаксическая форма обусловливает как значение отдельных слов, так и общий смысл предложений. Смысл слова изменяется в зависимости от того, в какой синтаксической связи оно находится с другими словами. Различают абсолютное значение, которое имеют слова сами по себе, и относительное, которое они приобретают вследствие связи с другими словами. «Подобно тому, как тождественные по начертанию слова означают разные понятия, - отмечает Е.В. Васьковский, - так одним и тем же сочетанием слов могут быть выражаемы разные мысли. Вот простейший пример синтаксической омонимии: «мать любит дочь» (двоякий смысл: «мать любима дочерью» и «дочь любима матерью»)¹.

Логический элемент. Каждое предложение, указывает Е.В. Васьковский, с логической точки зрения является суждением. При словесном толковании, целью которого является определение смысла нормы на основании употребленных в ней слов, «должна быть принимаема в расчет только ближайшая логическая связь, т.е. та, которая существует между словами этой нормы». Исследование более отдаленной связи предполагает сопоставление толкуемой нормы с другими нормами и со своей системой действующего законодательства, что является уже задачей реального толкования. Логическая связь между понятиями и представлениями в предложении определяет смысл отдельных слов и разъясняет синтаксическое строение этого предложения. Так синтаксическая омонимия: «мать любит дочь» теряет двусмысленность, если за этой фразой следует: «а отец сына». В таком случае логическая связь между обеими фразами указывает, что подлежащими в предложениях являются мать и отец, а не дочь и сын»¹.

Стилистический элемент. Для адекватного понимания любого текста необходимо ознакомиться с особенностями стиля и слога этого текста. Различный слог присущ разным авторам, видам произведений и народам. Поскольку законы, по общему правилу, формулируются не одним лицом и чаще всего подвергаются многократному обсуждению различными субъектами, индивидуальный стиль автора законопроекта постепенно сглаживается благодаря поправкам и изменениям. Однако национальный элемент юридических норм «сообщает национальную окраску специфическому стилю, свойственному юридическим нормам, как особому роду литературных произведений, и характеризуемому, с одной стороны, простотой речи, а, с другой стороны, техническим характером»².

Простота изложения правовых норм определяется стремлением выражать мысль прямо и ясно, а технический характер обусловливается наличием специальных терминов.

Исходя из вышеизложенного, Е.В. Васьковский выделяет первую стадию толкования – словесное толкование, состоящую из четырех элементов (лексического, синтаксического, логического и стилистического), которые в своей совокупности раскрывают словесный смысл текста. Важнейшими правилами словесного толкования, сформулированными Е.В. Васьковским, являются: 1) понимание слов в тексте закона в общеупотребительном смысле; 2) понимание отдельных семантических единиц «в совокупной связи, так как смысл слов зависит от способа их сочетания друг с другом»; 3) использование слов в обычном, а не исключительном значении, кроме прямо указанных законом случаев; 4) все сомнения понимаются в технико-юридическом смысле; 5) «ни одно слово закона не должно при толковании оказаться лишним»¹.

Процесс словесного толкования включает в себя использование этих элементов по отдельности с последующим синтезом полученных данных. Процесс словесного толкования норм должен осуществляться с учетом общих правил грамматики, стилистики, логик и филологической герменевтики. Первый этап толкования, по Е.В. Васьковскому, соответствует первому элементу юридической герменевтики – пониманию. В результате словесной интерпретации, продолжает мысль Е.В. Васьковский, может быть сделан вывод о том, что «согласно своему грамматическому строению и установившемуся словоупотреблению, допускается только один, безусловно точный и определенный способ понимания». В противном случае норма должна быть признана неясной.

По данному вопросу Е.В. Васьковский вступает в полемику с Ф.К. Савиньи и Кругом. По мнению Савиньи, закон представляется нормальным, «здравым», когда «выражает вполне законченную мысль, и когда нет никакого обстоятельства, которое препятствовало бы нам признать эту мысль истинным содержанием закона»². Круг отмечает, что «закон должен считаться ясным, если он, рассматриваемый во всей целости, выражает законченную мысль, если эта мысль не противоречит другим постановлениям законов, не указывает на действительный пробел в праве, и если, наконец, ничто не дает права думать, что закон основывается на какой-либо оправдываемой словоупотреблением небрежности в способе выражения»³.

Результатом понимания «словесного» содержания нормы может быть вывод о ясности или неясности ее смысла. В том случае если словесный смысл ясен, норма должна быть применяема буквально и дальнейшее толкование не требуется. Однако ясность словесного смысла не означает соответствия словесного смысла действительной воле законодателя. Возникает вопрос о соотношении буквы и духа закона.

Как уже отмечалось выше, еще римские юристы из словесного толкования и «нерушимой буквы закона» постепенно переходят к свободному толкованию, главной задачей которого является раскрытие внутреннего смысла нормы, имеющего приоритетное значение перед буквальным. Развитие этого принципа, применявшегося римскими юристами в западноевропейской юриспруденции до произвольного толкования и искажения текста и мысли закона, привело к концу XVIII века к законодательному запрету всякого толкования вообще. В Пруссии, Австрии, Франции законодатель высказывается против права толкования законов судами. Так, например, в проект кодекса Наполеона была внесена статья, прямо воспрещавшая отступать от ясного буквального смысла закона. Данная тенденция развития западноевропейских государств и юридической науки в XVIII веке нашла отражение в Наказе Екатерины II и различных узаконениях, из которых впоследствии была составлена ст.65 Основных законов, которая требует, чтобы законы были «исполняемы по точному и буквальному смыслу оных, без всякого изменения и распространения», и не допускает «обманчивого непостоянства самопроизвольных толкований»¹. Нерациональность такой системы проявилась довольно быстро и уже в начале XX века перевес получило противоположное воззрение.

Поскольку знаки языка являются лишь средствами выражения мысли и желания законодателя и выраженные в тексте нормы действуют не сами по себе, а в системе других, дополняющих или изменяющих их норм, не представляется возможным применять нормы строго по их буквальному смыслу. Для правильного определения смысла закона и ограничения возможности произвола со стороны судей «помочь этой беде можно посредством установления некоторых гарантий, которые предотвращали бы и устраняли вольные или невольные прегрешения судов»¹. К числу таких гарантий помимо высокого умственного и нравственного ценза судей, гласности производства, существования верховного кассационного суда относится также строгое применение судами одинаковых приемов толкования. Так, во вступительной статье «Вестника права» 1899 года утверждается, что «твердой почвой и незыблемым фундаментом являются установленные законы данного государства и другие действующие в нем нормы. Способы построения на этой твердой почве выработаны и освящены веками почтенной деятельности юриспруденции – в виде начал юридической герменевтики и конструкции, которые представляют в существе дела ничто иное как методическое руководство для осуществления принципа правомерности… Именно ссылка на букву вопреки смыслу закона есть один из приемов лжетолкования и беззаконного крючкотворства, действия интереса вопреки праву и правдивости»².

Таким образом, каков бы ни был результат словесного толкования, ясным или неясным оказался ее смысл, за словесным толкованием должно следовать реальное, поскольку за буквальным смыслом всегда должно следовать раскрытие внутреннего смысла нормы. Е.В. Васьковский выделяет четыре основных группы средств реального толкования норм: авторитетные разъяснения, логическое соотношение между нормами, систематическое положение и основание. При этом Е.В. Васьковский особо указывает на специфику юридической герменевтики, отличающую ее от общей филологической герменевтики: во-первых, толкуемые нормы, составляющие в своей совокупности действующее право, должны быть «всем известны и всеми исполняемы»; и, во-вторых, невозможность определить автора закона. В связи с этим, внешние источники, позволяющие определить замысел законодателя (объяснительные записки к законопроектам, архивные документы и т.д.), хотя и помогают в некоторых случаях правильно понимать смысл норм, знание их не может быть вменено обывателю. По этому поводу справедливо замечание Л.Е. Владимирова: «Для граждан и судов обязателен не тот смысл закона, который может быть получен с помощью ученых исследований, а тот, который обнаруживается из слов самого закона, толкуемого в связи с действующим правом и с посторонними источниками, доступными каждому гражданину наравне с обнародованным текстом законодательства… научное исследование может длиться столько времени, сколько это нужно для получения полных доказательств добытого результата... В судебных исследованиях обязательна известная скорость в решении дел…»¹.

Первым средством реального толкования, выделяемым Е.В. Васьковским, являются авторитетные разъяснения. Авторитетность разъяснений может быть выражена внешней (формальной) стороной и внутренней (материальной). К формальным авторитетным разъяснениям он относит случаи легального толкования, прежде всего в виде аутентического толкования, узуальное толкование и делегированные подзаконные нормативные акты.

При этом под аутентическим толкованием Е.В. Васьковский понимает не всякую норму, так или иначе разъясняющую смысл другой нормы, а лишь ту, которая издана именно с целью разъяснить другую норму. Причем аутентическое толкование применяется независимо от своей правильности или неправильности. Под узуальным толкование понимаются разъяснения норм, заключающиеся в обычном праве (юридическом обычае). Значение узуального толкования в различных государствах различно: в Австрии за узуальным толкованием не признается юридической силы, т.к. §10 Австрийского Гражданского уложения указывает, что обычаи принимаются во внимание только в случаях, когда на них ссылается закон. В русском праве узуальное XVIII-XIX века толкование возможно во всех случаях, в каких за обычаями признано значение самостоятельного источника права. В случае если по поручению органов законодательной власти иные органы разъясняют и развивают положения закона – такие разъяснения также могут быть отнесены к аутентическому толкованию.

К материально-авторитетным разъяснениям относятся иные разъяснения смысла нормы, если они содержатся не в нормах, а в каких-либо иных источниках, не имеющих юридической силы, и обязательных в силу их правильности и несомненности. В случае невозможности достоверно установить тот смысл, в котором понимал данную норму законодатель, логично предположить, что он понимал ее так как и фактические составители, и с помощью их разъяснений выявить истинный смысл нормы.

Логический и систематический элементы реального толкования. Логический элемент реального толкования имеет универсальное значение и должен быть применен при толковании любой нормы. При этом логическая связь между нормами может быть ближайшей или отдаленной. Под ближайшей Е.В. Васьковский понимает связь смежных норм одного и того же законодательного акта, отдаленная связь – связь между нормами разных законов или отраслей законодательства. При толковании «всякого законодательного акта… каждая статья должна быть приводима в связь со всеми прочими статьями того же акта, хотя бы помещенного в других отделах»¹. Отдаленная логическая связь существует между всеми нормами права вообще, изданными в разное время, разными законодателями и даже принадлежащими к обычному праву. Несмотря на то, что отдаленная логическая связь не может служить средством выяснения мысли законодателя, она не может быть игнорируема при толковании. При толковании любой нормы необходимо в первую очередь обращаться к нормам, «находящимся в ближайшей связи». Нормы, имеющие отдаленную логическую связь, принимаются в расчет в силу своей юридической обязательности с целью согласовать их между собой.

Систематический элемент является дополнительным к ближайшей логической связи и имеет одинаковое значение с нею. Отдаленная систематическая связь должна быть принимаема в расчет при толковании, т.к. косвенно отражается на смысле норм.

Третью категорию элементов реального толкования Е.В. Васьковский представляет в виде «основания норм в пяти его видах: юридическое, телеологическое, психологическое, историческое и внешнее». Логический и систематический элемент правовых норм вытекают из текста самого законодательства и имеют объективную достоверность, основания норм иногда совершенно неизвестны, а иногда сомнительны. Юридические основания норм могут быть использованы как средства толкования только в том случае, если их достоверность не вызывает сомнений. Такое основание нормы может быть выражено в ней самой путем отсылки к иной норме, а может быть выявлено из внешних источников, содержащих материалы по истории возникновения закона. Но ни одно из них не может быть принято к руководству без предварительной проверки. Толковать содержание правовых норм, исходя из их основания, возможно лишь постольку, поскольку основание отразилось на смысле и между ними имеется действительно непосредственная связь.

Телеологический элемент оснований выражается в практических целях, преследуемых юридическими нормами: это может быть цель конкретной нормы права или права вообще. Так, Е.В. Васьковский, анализируя смысл ст. 217-222 ч.1 X т. Свода Законов Российской империи, отмечает, что «несмотря на то, что «все сделки малолетних недействительны», законы ограничивающие дееспособность малолетних, установлены, исключительно в интересах этих лиц… мы должны признать, что истинный смысл их не таков, как словесный, и что недействительными следует считать только те сделки, которые невыгодны для малолетнего»¹. В действующем гражданском законодательстве такой вопрос решается иначе, чем интерпретировал Е.В. Васьковский: в соответствии со ст.28 ГК РФ сделки, совершенные несовершеннолетним, не достигшим 14 лет (малолетним), кроме тех, которые он вправе совершать самостоятельно, объявлены недействительными (ничтожными), однако такая сделка, совершенная к выгоде малолетнего, может быть признана судом действительной в интересах малолетнего (ст. 172 ГК РФ).

Психологические и исторические основания в значительной степени могут оказывать влияние на смысл правовой нормы. Историческое значение статей Уложения о краже и убийстве Е.В. Васьковский усматривает в библейских заповедях, исторически предшествующих законах, рецепции германского права и юридической науке.

Под внешними основаниями понимаются конкретные факты, поводы, на которые обратил внимание законодатель. Они не имеют самостоятельного значения и могут служить только направлением, позволяющим интерпретировать норму права.

Исходя из вышеизложенного, можно сделать вывод о том, что Е.В. Васьковский предпринял попытку систематизировать средства интерпретационной деятельности, соответствующие второй стадии герменевтического процесса, подразделяя их на: авторитетные разъяснения; логическую связь между нормами; систематическое положение нормы; основание (юридическое, телеологическое, психологическое, историческое и внешнее). При этом по характеру воздействия на содержание правовых норм эти средства могут быть прямыми (непосредственно раскрывающими смысл норм) и косвенными (раскрывают смысл норм благодаря логической работе с ними). Результатом первой стадии интерпретационного процесса (словесного толкования) может быть вывод о ясности или неясности смысла нормы. В представленном Е.В. Васьковским дальнейшем развитии интерпретационного процесса прослеживается идея герменевтической спирали, когда и в случае ясного, и в случае неясного смысла правовой нормы необходимо повторно провести процесс интерпретации на новом уровне (реального толкования) либо для подтверждения правильности словесного толкования, либо для разъяснения неясного смысла.

Поскольку объективное право главной своей целью имеет применение к конкретным правоотношениям, герменевтический процесс не может завершиться в том случае, когда результатом первых двух стадий является неясность смысла правового текста и невозможность его применения. Смысл может оказаться не ясным, поскольку может обнаружиться пробел в праве либо существует неразрешимое противоречие правовых норм. В таком случае наступает третья стадия процесса понимания и толкования смысла правовых норм: логическое развитие. Под логическим развитием Е.В. Васьковский понимает извлечение из существующих норм других норм, явно не выраженных, но implicite заключающихся в них: заключение тождества, заключение противоположности и заключение по аналогии.

Целью и конечной стадией герменевтического процесса должно стать применение права, «производимое легко и быстро»¹. До издания в 1864 году Судебных уставов правоприменительный процесс основывался на необходимости буквального применения правовых норм «из боязни ”обманчивого непостоянства самопроизвольных толкований” (осн. зак., ст.65), а в случае если для данного дела не оказывалось ясного закона, суды должны были представлять об этом начальству и приостанавливать производство до издания надлежащего закона (ст. 227 учр. сен., ст. 260 общ. учр. губ)»². Ст. 9, 10 Устава гражданского судопроизводства, ст. 12, 13 Устава уголовного судопроизводства закрепили следующие принципы: «Все судебные установления обязаны решать дела по точному разуму действующих законов, а в случае их неполноты, неясности, недостатка или противоречия, основывать решения на общем смысле законов»¹; «Воспрещается останавливать решение дела под предлогом неполноты, неясности или противоречия законов»². Согласно господствующему в XIX в. в русской юридической литературе мнению «точный разум закона» означал в противоположность «букве» его истинный внутренний смысл. По оценке Е.В. Васьковского, ни Устав гражданского судопроизводства, ни Устав уголовного судопроизводства не сформулировали никаких детальных правил толкования. Предложенные им правила толкования выведены из общих положений закона и Сенатской практики. С целью точного и разумного применения закона необходимо «употреблять все приемы и средства, способные привести к раскрытию этого «разума» или иначе, внутреннего смысла закона. С этой целью суды должны применять выработанные теорией правила толкования»³. Однако Сенат гораздо чаще высказывал другое мнение, указывая, что к логическому толкованию необходимо прибегать только в случае неясности буквального смысла закона. По мнению Е.В. Васьковского, «такое ограничение толкования не выдерживает критики с теоретической точки зрения, противоречит ст.9 Устава гражданского судопроизводства…. суд во всяком случае должен решать дела «по точному разуму законов», безразлично, является ли буквальный смысл последних ясным или неясным»⁴. Особенно им отмечается также, что применение научных методов понимания, толкования и применения правовых норм предшествует точной формулировке их. В течение длительного времени от античности до XVIII – XIX века производились построения и классификация юридических понятий, в то время как сущность, значение и методология используемых приемов только начинает осознаваться в русской юридической науке к концу XIX – началу XX века.

Необходимо также отметить, что в период полутора лет между подачей Е.В. Васьковским прошения о назначении на должность экстраординарного профессора Императорского Новороссийского университета по кафедре гражданского права и гражданского судопроизводства и назначением его на данную должность в русской юридической литературе разгорелась полемика по поводу трудов этого ученого¹. Современники Е.В. Васьковского неоднозначно восприняли его работы, в том числе и учение о толковании и применении гражданских законов. Резко отрицательно в отношении докторской диссертации Е.В. Васьковского высказался профессор А.И. Загоровский: «что касается значения этой книги г. Васьковского специально для толкования русских гражданских законов, то с этой стороны она не только бесполезна, но даже вредна: она стремится извратить ясный смысл законов, и внести туда такие приемы толкования, как вычеркивание толкующим одних законов и дополнение других»². Совершенно иные отзывы на данную работу дали профессор В.В. Сокольский, писавший, что «…некоторые вопросы, особенно учение об аналогии и вообще о логическом развитии норм, автор впервые поставил на прочную научную почву…», а также профессор Г.Ф. Шершеневич, который полагал, что «диссертацию Васьковского следует поставить выше всяких подобных попыток в западной литературе»³ и др.

Таким образом, исходя из вышеизложенного, можно сделать следующие выводы. Представляется, что к началу XX века в отечественной юридической науке под влиянием эволюции общественно-экономических отношений сложилось два основных подхода к необходимости дальнейшей разработки учения о юридической герменевтике.

Согласно первому из них, виднейшим представителем которого можно назвать Н.А. Гредескула, в связи с ограниченностью применения, низким уровнем развития методологии, отрицается необходимость использования эмпирических правил юридической герменевтики и разработка данного учения в отечественной правовой науке. Согласно второму, представителем которого выступает Е.В. Васьковский, юридическая герменевтика является специальной разработкой рационального, научного уровня методологии и является одним из приоритетных направлений юридической мысли.

Исследовав идеи юридической герменевтики в трудах Н.А. Гредескула, Е.В. Васьковского как наиболее значимых представителей основных ее направлений, необходимо отметить следующее: значительное расхождение подходов Н.А. Гредескула и Е.В. Васьковского к учению о юридической герменевтике, на наш взгляд, объясняется различными подходами авторов к правопониманию.

Разработка вопросов понимания, толкования, применения правовых текстов ведется Н.А. Гредескулом до 1900 года в рамках социологизированного направления юриспруденции, а Е.В. Васьковским - с 1901 по 1913 гг. в рамках формально-догматического направления правоведения. И тот, и другой, являясь учениками и последователями Ф.К. Савиньи, имеют при этом существенные различия в подходах к проблемам понимания, толкования и применения права. Н.А. Гредескул в своем труде «К учению об осуществлении права», признавая слабость разработанной к этому времени теории толкования, в связи с ограниченностью ее применения, низким уровнем развития методологии, отрицает необходимость использования эмпирических правил юридической герменевтики и дальнейшей разработки данного учения в отечественной правовой науке.

Однако, несмотря на формальное отрицание необходимости существования юридической герменевтики в современном автору понимании, он, тем не менее, выделяет ряд постулатов об «интеллектуальном процессе, направленном на распознание содержания права», созвучных в целом идеям современной юридической герменевтики.

Исследуя вопросы понимания, толкования и применения права, Н.А. Гредескул, относящий себя к социологическому направлению правоведения, конечной целью «интеллектуального процесса распознания содержания права» видит его реализацию. При этом особо следует отметить, что Н.А. Гредескул рассматривает право как психологический продукт общественной среды и конструирует процесс его познания сообразно современным представлениям о структуре юридической герменевтики как комплекса понимания, интерпретации и применения правовых норм.

Тем не менее, исходя из анализа его работ, необходимо отметить, что, несмотря на тот факт, что Н.А. Гредескулом фактически выделяются все элементы юридической герменевтики, «интеллектуальный процесс» представляется им все же в линейном виде: понимание – толкование – применение, без учета принципа герменевтического круга (спирали).

Анализируя другой подход к проблеме, можно отметить, что труд Е.В. Васьковского является специальной разработкой рационального, научного уровня методологии, в рамках которого юридическая герменевтика выступает как приоритетное направление юридической мысли. Е.В. Васьковский так же как и Н.А. Гредескул, оценивая современное ему состояние юридической герменевтики, признает недостаточный уровень ее разработанности. Однако в отличие от него, Е.В. Васьковский отмечает необходимость дальнейшего развития герменевтической методологии с последующим переходом интерпретационной техники на новый уровень развития: от эмпирического уровня к рациональному (научному) уровню применения правил интерпретации.

Дальнейшая ее разработка, теоретическое осмысление, построение и классификация научных методов понимания, толкования и применения правовых норм, основанных на общих принципах философской герменевтики, признается им важнейшим направлением русской юридической науки.

Опираясь на работы немецких исследователей, Е.В. Васьковский предпринимает попытку провести классификацию видов толкования и делает вывод о необходимости выделения всего двух видов толкования в зависимости от предмета (словесное и реальное толкование). Следует заметить, однако, что данный подход не был поддержан современниками Е.В. Васьковского, а также не поддерживался впоследствии ни советскими, ни российскими учеными.

В структуре учения о толковании и применении гражданских законов Е.В. Васьковского можно также отметить выделение всех элементов, соответствующих структуре современной юридической герменевтики. При этом необходимо обратить особое внимание на то, что сам интерпретационный процесс Е.В. Васьковского представляется им, в отличие от подхода Н.А. Гредескула, уже не линейно, а с учетом принципа герменевтического круга (спирали): понимание через словесное толкование – реальное толкование – понимание – логическое развитие норм – понимание – применение – понимание.

Таким образом, обобщая имеющиеся в юридической литературе подходы к пониманию юридической герменевтической проблематики русской юридической науки конца XIX – начала XX, можно констатировать, что они могли бы быть и в какой-то мере являлись теоретической и методологической базой к разработке теории юридической герменевтики в целом и отдельных вопросов герменевтической проблематики в России в советский и постсоветский период, а достижения в данной сфере Н.А. Гредескула и Е.В. Васьковского являются значительным итогом в совершенствовании герменевтического учения. Причем взгляды этих авторов, имеющие существенные различия, тем не менее являются в известной мере взаимодополняющими, отражая и детально разрабатывая различные стороны одного и того же явления, используя при этом различную методологическую базу.