2 Российско-китайские отношения (2008-2014 годы)

2.1 Политические отношения

В формирующемся многополярном мире Китай становится одним из серьезнейших центров силы. На его территории проживают 25% населения земного шара. За последние 30 лет экономика Поднебесной сделала мощный рывок вперед. Китай превратился в могучую державу, способную бросить вызов мировому американскому лидерству¹.

Для России Китай является наиважнейшим партнером. Во внешней политике Россия и Китай занимают одинаковые позиции по многим вопросам. Например, Москва и Пекин проявили солидарность в недопущении американо-ваххабитской агрессии против Сирии. Сходные позиции Россия и Китай занимают и по иранскому вопросу. Россия и КНР занимают лидирующие позиции в таких международных структурах, как Шанхайская организация сотрудничества (ШОС), Бразилия-Россия-Китай (БРИК) и т.д. Много точек соприкосновения у наших стран и в области взаимоотношений со странами Средней Азии и их соседями.

Так, например, в период между 2008 -2014 г. Россия и Китай повысили активность в рамках проекта развития трехстороннего сотрудничества «Россия-Индия-Китай» (РИК), вовлекая Индию и государства Центральной Азии в плотное взаимодействие в следующих областях: энергетика, транспортная инфраструктура, биотехнологии, фармацевтика, химия и др.

Россия сотрудничает с Китаем и в рамках других проектов. Речь идет о Таможенном и Евразийском союзах, о военном сотрудничестве под эгидой Организации Договора о Коллективной Безопасности (ОДКБ), о Союзном Государстве России и Белоруссии и т.д..

Таким образом, можно констатировать, что именно российско-китайский альянс является основной преградой гегемонии США в Евразии, да и в мире. А треугольник Москва-Пекин-Тегеран может претендовать и на нечто большее.

Вместе с тем, политологами постоянно формулируются следующие вопросы.

Не падет ли Китай в результате своей либеральной «перестройки»?

И если Китай пройдет через все испытания, способна ли нынешняя, Россия к сотрудничеству с могущественным соседом?

Что нужно сделать России, чтобы быть равноправным участником такого сотрудничества?

И хочет ли сам Пекин полноценного взаимодействия с Москвой, учитывая нынешнюю ситуацию с Россией?

Попытаемся ответить на эти и другие вопросы, касающиеся политических отношений России и Китая.

На протяжении последних 30 лет Китай стремительно развивается. В своей книге «Китаизация: последствия роста мощи Китая для мира в XXI веке» доктор философских наук, профессор А. Байчоров, долгое время проработавший на дипломатической службе в США, Западной Европе и Китае, следующим образом описывает рост экономики КНР: «...китайская экономика взяла хороший старт в одиннадцатой пятилетке. По данным национального бюро статистики КНР ВВП Китая вырос на 10.7 % по сравнению с предыдущим годом и достиг 20.94 трлн. юаней (2.68 трлн. долларов). Индекс потребительских цен вырос на 1.5 %, при этом цены на жилье в 70 крупных городах выросли на 5.5%. Такой впечатляющий рост стал возможным прежде всего благодаря притоку многомиллиардных зарубежных инвестиций¹.

Далее А. Байчоров указывает на проблемы развития китайской экономики. С одной стороны в связи с серьезной энергозатратностью и «мощным инвестиционным потоком» возможен перегрев экономики Китая. С другой стороны, неравномерное распределение зарубежных инвестиций по территории Поднебесной вызывает серьезную диспропорцию социально-экономического развития ее регионов.

Такое положение дел несет очень серьезные вызовы национальной безопасности КНР, так как повышает риски возникновения острых и масштабных социальных конфликтов и угроз, распространения сепаратизма в отдельных регионах (примером таких проблем является Сянгань-Уйгурский автономный район). А. Байчоров пишет: «...По данным Министерства коммерции КНР. в Восточный Китай были направлены 56.9 млрд. долл. прямых иностранных инвестиций — 90.3% общего объема, в Центральный Китай — 3.9 млрд. долларов (6.2%), в Западный Китай - 2.2 млрд. долларов (3.4%)¹.

Американцы видят проблемы Китая и формулируют их так, как им это выгодно в контексте психо-информационной войны. Так основатель и исполнительный директор частной разведовательно-аналитической компании STARTFOR Джордж Фридман в своей книге «Следующие 100 лет. Прогноз событий XXI века» пишет: «...Ден Сяопин, преемник Мао Цзэдуна, понимал, что Китай не может вечно оставаться в изоляции и при этом сохранять свою безопасность... Кто-то обязательно бы воспользовался экономической слабостью Китая. Поэтому Ден Сяопин решил рискнуть. Он был уверен, что на этот раз Китай сможет открыть свои границы, вступить в международную торговлю и при этом не пасть жертвой внутренних противоречий. Прибрежные районы вновь стали богаче и установили тесные контакты с внешними силами. Дешевые товары и торговля обогащали большие города на побережье (например, Шанхай), но во внутренних областях страны по прежнему царила нищета. Напряженность между прибрежными районами и остальной частью страны нарастала, но китайскому правительству удалось удержать бразды правления в своих руках»².

Итак, социально-экономическое неравенство, диспропорция в социально-экономическом развитии регионов Китая является «головной болью» для высшего политического руководства данной страны.

Пекин всячески стремится решить эту проблему, постепенно сокращая разрыв между прибрежными районами и «континентом».

Однако китайское руководство сталкивается с еще одной очень серьезной проблемой: попытками навязать китайскому обществу идею о том, что политическая система, в которой руководящую роль играет Коммунистическая партия, опирающаяся на марксизм-ленинизм и на фундаментальные основы китайской цивилизации, якобы не позволяет двигаться вперед, и, значит, необходима «китайская перестройка».

Вот как об этом пишет тот же Фридман: «...На первый взгляд, Китай — капиталистическая страна с частной собственностью, банками и остальными атрибутами капитализма. Но его нельзя назвать капиталистическим государством в полном смысле слова, так как рыночные условия в Китае не влияют на распределение капитала. Ваши связи значат гораздо больше, чем наличие у вас какого бы ни было бизнес-плана. В условиях азиатской системы семейных и социальных уз, взаимоотношений кредиты выдавались по самым разным причинам, которые практически не имеют отношения к достоинствам бизнеса. Поэтому неудивительно, что значительная часть кредитов не была погашена (на банковском жаргоне перешла в разряд «безнадежных кредитов». По приблизительном оценкам сумма таких кредитов составляет 600-900 млрд. долларов или от ¼ до 1/3 ВВР Китая) — это огромные деньги.

Справляться с такой суммой непогашенных кредитов помогает очень высокий темп роста производства, в основе которого лежит экспорт товаров с низкой стоимостью... Но чем ниже цена, которую Китай устанавливает за такие товары, тем меньше прибыли они приносят. А не приносящий выгоды экспорт лишь создает видимость бурной деятельности в экономике, в действительности никак не участвуя в ее развитии...»¹

Мы видим здесь те же рецепты и формулы, которые западные «партнеры» навязывали СССР во второй половине восьмидесятых, да предлагают и сейчас: приватизируйте всю вашу госсобственность; «красные директора» (гос. корпорации) - не эффективны; переведите все в рыночную сферу; хватит производить никому не нужные «утюги» и т.д. Только либеральная рыночная экономика спасет вас, - писали американские эксперты, напоминая о судьбе «азиатских тигров» - Японии, Южной Кореи - бурно развивавшихся в восьмидесятых.

Акторы западной «мягкой силы» делают вид, что не понимают: даже при варианте «Южной Кореи» рост Китая столь масштабен, что до падения КНР очень далеко, и Поднебесная успеет стать самой могущественной державой мира и навсегда похоронить гегемонию США. Однако Китай — не Южная Корея не только и не столько в силу своих масштабов, а прежде всего потому, что китайское общество (и китайская экономика) скреплено Компартией, неизменно руководствующейся диалектическим единством марксизма-ленинизма и цивилизационных основ Китая. КПК сохраняет государственную собственность на стратегические ресурсы державы и поддерживает в гражданах Китая высокий уровень национального патриотизма.

Поэтому STARTFOR и другие работающие на США разведовательно-аналитические компании всеми силами стараются добавить в реальность китайского мира психо-информационный яд. По мнению команды Фридмана в ближайшее время руководству Китая придется задуматься над формированием новой идеологии и модели управления страной. Главной опасностью для Западного мира Фридман видит отказ Китая свернуть в область либерализма (включая либеральную рыночную систему во всех сферах экономики) и дальнейшее, непротиворечивое движение Поднебесной к строительству социализма в системе координат традиционных национально-цивилизационных ценностей (наиболее полно выражаемых в китайском обществе времен династии Тан). При таком подходе рост влияния государства в экономике будет только возрастать и, при дружбе с Россией и Ираном Китай сможет сокрушить «американский Рим».

У политики либеральных реформ в Китае есть свои сторонники, проводящие соответствующий либеральный, разрушительный, на наш взгляд, курс.

Вот, например, мнение начальника канцелярии Института инвестиционных исследований Государственного комитета по делам развития и реформ КНР Луо Суншан: «Мы пришли к выводу, что правительство никогда не сможет заменить действия рыночных механизмов. Но его деятельность является фактором, дополняющим рынок. Отсюда следует, что правительству нужен рынок, а рынку — правительство. А чтобы это взаимодействие было результативным, главным действующим лицом в создании рыночной экономики должны стать частные, в том числе иностранные, капиталы. <...> Необходимо было как можно быстрее выйти из того положения, в котором оказалась китайская экономика после политики «великого скачка» и «культурной революции». Анализ показал, что заметной помехой для привлечения иностранных инвестиций выступала плановая экономика»¹.

При этом, сторонники либерализма к Китае подают такого рода позицию следующим образом: «Уже во второй день пребывания в Китае группы российских партийных журналистов хозяева разумно решили познакомить с природой и технологией создания экономического «китайского чуда». На роль волшебника, знающего секреты чудотворства, был ими определён Луо Суншан <...> последовало пояснение, что в Китае канцелярия — это не служба по перекладыванию бумажек, а отдел по организации работы правительства, министерства, компании и т.д.

Важно отметить, что руководство Китая, к счастью, не оправдывает надежд китайских либералов: «Члены китайской Компартии заслушивают на собраниях секретный доклад, поступивший из Политбюро ЦК КПК, который предупреждает их об опасностях подрывных идей, способных внести раскол в китайское общество, пишет New York Times: «Руководящей роли коммунистической партии угрожают несколько опасностей, <...> На первом месте стоит, в частности, «западная демократия», за которой следуют «универсальные ценности» прав человека, западные понятия независимости СМИ, неолиберализм или «нигилистическая» критика истории партии. «Западные силы враждебные Китаю и диссиденты постоянно подрывают идеологические основы», утверждается в документе. Оппозиционеры «провоцируют недовольство, раскрывая активы чиновников, используют Интернет для борьбы с коррупцией, выступают против контроля над СМИ и поднимают другие чувствительные темы с целью вызвать недовольство партией и правительством»¹. Жесткая линия нового главы КПК и председателя КНР Си Цзиньпина разочаровала китайских либералов, многие из которых приветствовали его избрание в надежде на политические изменения.

Для России и Китая 2014 год был чрезвычайно насыщенным событиями, переговорами и подписанными документами. Лидеры двух стран встречались пять раз на различных двусторонних и многосторонних (ШОС, БРИКС, АТЭС) саммитах. Какова была логика и характер этих встреч? Как складываются отношения РФ и КНР в Евразии с учетом развития российского проекта Евразийского экономического союза (ЕАЭС) и представленного Си Цзиньпином проекта «Экономический пояс Великого шелкового пути»

Кроме этого, 2014 год для России и Китая был определенно не простым. Российские сложности, связанные с украинским кризисом, валютными колебаниями и пр., хорошо известны. В КНР снизились темпы годового прироста ВВП (с 10% до 7%), что связано с переходом на новую, инновационную модель развития. По стране прокатились громкие антикоррупционные процессы, не улучшается обстановка в Южно-Китайском и Восточно-Китайском морях в условиях островных споров с Японией, Вьетнамом и другими странами региона.

Похоже, что чем сложнее у РФ и КНР проблемы, тем более активно их лидеры общаются. В течение года президент РФ В.Путин и председатель КНР Си Цзиньпин пять раз встречались в различных форматах, начиная с церемонии открытия сочинской Зимней Олимпиады в конце января и заканчивая саммитом АТЭС в Пекине в ноябре. Ключевым событием 2014 года был майский двусторонний саммит в Шанхае, где стороны подписали 47 соглашений, включая договоренности по финансам, энергетике, гражданскому авиастроению, строительству крупных инфраструктурных объектов, инвестициям, информационным технологиям.

Саммит проходил на фоне обострения украинского кризиса и развернутых Западом экономических санкций, что, несомненно, внесло корректировки в повестку. Москва заручилась негласной поддержкой Пекина в противостоянии Западу (США), что было и остается для нее чрезвычайно важно. С другой стороны, кризис невольно стимулировал процесса «поворота России на Восток», прежде всего к Китаю. И шанхайские договоренности частично материализовали этот поворот.

Ряд западных наблюдателей заговорил даже о формировании (за спиной Запада) некоего российско-китайского военно-политического союза/альянса, который проглядели в Вашингтоне и Брюсселе. Однако последующие встречи лидеров России и Китая прояснили ситуацию — создание новой «Большой российско-китайской двойки» пока не планируется. В Москве и Пекине решили, что действующий формат существующего стратегического партнерства и политически, и функционально соответствует интересам сторон.

Но китайские эксперты, близкие к руководству, постоянно говорят о том, что данный формат при определенных условиях можно быстро и безболезненно трансформировать в союзнические отношения. Российские эксперты, в свою очередь, подчеркивают необходимость обновления базового договора 2001 года, включая ст. 9 о режиме консультаций сторон в случае возникновения угрозы агрессии со стороны третьей державы.

Новой реальностью нынешнего партнерства в 2014 году стала евразийская политика Си Цзиньпина, которую требуется адаптировать к российским интересам в Центральной Азии. Фактически, объявленный еще в 2013 году китайским лидером проект «Экономический пояс Великого шелкового пути», в настоящее время становится новым российско-китайским форматом взаимодействия в Евразии. Речь идет о желании Пекина и Москвы как-то приспособить и сопоставить китайский «Шелковый путь» и российско-казахстанский Евразийский экономический союз, который в 2015 году (де-юре) заменит Таможенный союз.

Проблема «сопоставления», однако, состоит в том, что между двумя относительно новыми проектами (ЕАЭС и «Шелковый путь») находится еще и «старый» совместный проект — ШОС, к которому отношение Китая явно ухудшилось. Пекин страшно недоволен неповоротливостью и бюрократизмом ШОС, тем, что еще в 2003 году была принята трехступенчатая «Программа многостороннего экономического сотрудничества ШОС», предполагавшая к 2010 году снизить барьеры для торговли и инвестиций, а к 2020 году выйти на свободное движение товаров, капиталов и услуг. Однако программа так и осталась на бумаге. Не создан Банк развития ШОС. Не разрешил накопившиеся проблемы и Душанбинский саммит 2014 года. Некоторым утешением для Москвы и Пекина стало решение стран-членов ШОС о расширении организации (видимо, на саммите в Уфе в 2015 году, под председательством России) за счет вхождения Индии и Пакистана.

Российско-китайские отношения в Евразии получают новый, более широкий контекст и мотивацию. Совмещение трех проектов в перспективе, с одной стороны, дает объективные возможности использования больших китайских (инвестиционных, транспортных, технологических) ресурсов для развития ЕАЭС и ШОС. С другой, неизбежно возрастают конкурентные риски для РФ и других участников, особенно с учетом возможности реализации КНР зон свободной торговли в Евразии.

В этих условиях не до конца понятен режим взаимной адаптации/со-развития трех проектов. Очевидным является лишь различный уровень институализации каждого, при котором явным лидером здесь выступает ШОС — давно ставшая (де-юре) международной организацией. Китайский же проект «Шелковый путь», несмотря на внешнюю амбициозность и размах (21 государство от Тихого Океана до Восточной Европы), пока представлен только общей концепцией. При этом очевидно, что основное русло развития и сближения проектов лежит в российско-китайском формате.