Избранные работы (Эдмунд Гуссерль)

ЛОГИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ

ствляет его интенцию значения. Если же мы принимаем в расчет этот важный случай, то мы должны обратить внимание на то, что и в реализованном отношении к предмету выраженным может быть названо двоякое: с одной стороны, с а м п р е д м е т, и причем предмет так-то и так-то понятый (gemeint). С другой стороны, и в собственном смысле, — его идеальный коррелят в конституирующем предмет акте осуществления значения, а именно о с у щ е с т в л я ю щ и й [и н т е н ц и ю з н а ч е н и я] с м ы с л. Там, где осуществляется значение интенции на основе соответствующего созерцания, другими словами, там, где выражение отнесено в действительном именовании к данному предмету, там предмет конституируется как «данный» в определенных актах, притом — в той мере, в какой выражение действительно соразмерно данному в созерцании — он д а н нам в этих актах тем же самым образом, каким его п о д р а з у м е в а - е т значение. В этом совпадающем единстве между значением и осуществлением значения — значению как сущности придания значения (Wesen des Bedeutens) соответствует коррелятивная сущность осуществления значения, и последняя есть о с у щ е с т в л я ю щ и й или, как можно также сказать, выраженный в выражении смысл. Так, например, относительно высказывания о восприятии говорят, что оно дает выражение восприятию и даже что оно дает выражение с о д е р ж а н и ю восприятия. В высказывании о восприятии мы различаем, как и во всяком высказывании,

со д е р ж а н и е и п р е д м е т, и причем таким образом, что под содержанием понимается тождественное значение, которое может верно понять тот, кто слышит [высказывание], хотя сам и не воспринимает [предмет]. Точно такое же различение мы должны сделать в отношении о с у щ е с т -

вл я ю щ и х а к т о в, т. е. в отношении восприятия и его категориальных формообразований. Благодаря этим актам подразумеваемая в значении (bedeutungsmässig) предметность выступает перед нами в созерцании такой, к а к о й она подразумевается. Мы должны, я утверждаю, опять-та- ки отличать в осуществляющих актах с о д е р ж а н и е, т. е. то, что, так сказать, составляет стихию значения (das Bedeutungsmässige) в (категориально оформленном) восприятии, от воспринятого п р е д м е т а. В единстве осуществления «совмещается» («deckt») осуществляющее «содержание»

синтендирующим, так что в переживании единства совмещения перед нами выступает одновременно интендированный и «данный» предмет не как двойной, но только как о д и н предмет.

Так же как идеальное схватывание интенциональной сущности акта, п р и д а ю щ е г о значение, обнаруживает для нас и н т е н д и р у ю щ е е з н а ч е н и е как идею, так и идеальное схватывание коррелятивной сущности акта, о с у щ е с т в л я ю щ е г о значение, обнаруживает как раз о с у - щ е с т в л я ю щ е е з н а ч е н и е, причем равным образом как идею. Это

121

ЭДМУНД ГУССЕРЛЬ

то т о ж д е с т в е н н о е в восприятии с о д е р ж а н и е, принадлежащее совокупности возможных актов восприятия, которые подразумевают тот же самый предмет, и причем действительно как тот же самый в модусе восприятия. Это содержание есть, таким образом, идеальный коррелят о д н о г о предмета, который, впрочем, может быть совершенно фиктивным.

Многочисленные эквивокации, когда мы говорим о том, ч т о выражает выражение, или о в ы р а ж е н н о м с о д е р ж а н и и, можно упорядочить таким образом, чтобы различить содержание в с у б ъ е к т и в н о м смысле37 и содержание в о б ъ е к т и в н о м смысле38. В отношении последнего нужно отделять:

содержание как интендирующий смысл или как смысл, з н а ч е н и е к а к т а к о в ы е (s c h l e c h t h i n );

содержание как осуществляющий смысл;

содержание как предмет.

§ 15. Эквивокации в высказываниях о значении и об отсутствии значения (Bedeutungslosigkeit), которые связаны

с этими различениями

Когда мы применяем термины «значение» и «смысл» не просто к содержанию интенции значения (которая неотделима от выражения как такового), но также и к содержанию осуществления значения, обнаруживается, конечно, весьма неприятная эквивокация. Ибо, как уже следует из предварительных замечаний, посвященных факту осуществления, два взаимосвязанных акта, в которых конституируется интендирующий и осуществляющий смысл, ни в коем случае не являются тождественными. То, что, однако, подталкивает к переносу тех же самых терминов с интенции на ее осуществление, так это своеобразие единства осуществления как единства отождествления или совпадения (Deckung); и, таким образом, вряд ли можно избежать эквивокации, которую мы стремились обезвредить путем модификации прилагательных. Само собой разумеется, что мы и далее будем понимать под «значением как таковым» то значение, которое, как тождественное в интенции, п р и - с у щ е выражению как таковому.

Значение выступает для нас, далее, как термин р а в н о з н а ч н ы й смыслу. С одной стороны, как раз относительно этого понятия удобно

37В А следует: {в феноменологическом, дескриптивно-психологическом, эмпи- рически-реальном смысле}.

38В А следует: (в логическом, интенциональном, идеальном).

122

ЛОГИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ

иметь параллельные, взаимозаменяемые термины, и особенно в такого рода исследованиях, где должен быть исследован именно смысл термина значение. Но скорее здесь учитывается другое, а именно глубоко укоренившаяся привычка употреблять оба слова как равные по значению. Это обстоятельство позволяет усомниться в попытке различить их значения и (как предложил, например, Г. Фреге39) одно понятие употреблять для значения в нашем смысле, а другое — для выраженного предмета. Прибавим к этому, что оба термина как в научном, так и в обыденном словоупотреблении обременены теми же самыми эквивокациями, которые мы различили выше, когда речь шла о выраженности (Ausgedrücktsein),

ик которым присоединяются еще и другие. Нанося ущерб логической ясности (и нередко в пределах одного и того же рассуждения), под смыслом, или значением, соответствующего выражения понимают то акты,

окоторых извещают, то идеальный смысл, то получившую выражение предметность. Так как недостает устойчивого терминологического разделения, сами понятия, утрачивая ясность, переходят друг в друга.

Всвязи с этим возникают фундаментальные смешения. Все снова

иснова смешиваются, например, универсальные и двусмысленные имена, когда, не обладая твердыми понятиями, не могут различить

м н о г о з н а ч н о с т ь (V i e l d e u t i g k e i t) последних и п о л и в а л е н т - н о с т ь (V i e l w e r t i g k e i t) первых, а именно их способность предикативно относиться ко многим предметам. И опять-таки с этим связана нередко обнаруживающаяся неясность относительно подлинной сущности различия между собирательными и универсальными именами. Ибо в тех случаях, когда осуществляются собирательные значения (kollektive Bedeutungen), в созерцании дана множественность, другими словами, осуществление расчленяется на множественность отдельных созерцаний, и тогда в самом деле может показаться, если здесь не разделены интенция и осуществление, что соответствующее собирательное выражение имеет много значений.

И все же для нас важнее точно различить эквивокации, наносящие своими последствиями большой ущерб, когда речь идет о з н а ч е н и и и с м ы с л е, а также, соответственно, о л и ш е н н ы х з н а ч е н и я, или б е с с м ы с л е н н ы х выражениях. Если мы отделим смешивающиеся понятия, то образуется следующий ряд.

1. Понятию выражения принадлежит то, что оно имеет значение. Именно это отличает его от прочих знаков, как это мы разъяснили выше. Выражение, не имеющее значения, вообще не есть, собственно

39Frege G. Über Sinn und Bedeutung, Zeitschrift f. Philos. u. philos. Kritik, 100. Band, S. 25.

123

ЭДМУНД ГУССЕРЛЬ

говоря, выражение; в лучшем случае оно есть нечто такое, что притязает быть выражением или кажется таковым, в то время как при ближайшем рассмотрении оно вовсе не является выражением. Сюда относятся артикулированные звуки, подобные словам, как абракадабра, с другой стороны, также комплексы действительных выражений, которым не соответствует цельное значение, в то время как они — по своему внешнему виду — все же, кажется, претендуют на таковое. Например, зеленый есть или.

2.В значении конституируется отношение к предметности. Таким образом, употреблять выражение со смыслом и, выражая [нечто], относиться к предмету (представлять предмет) есть одно и то же. При этом совершенно не играет роли, существует ли предмет, или же он фиктивен (если он вообще возможен). Если положение: «выражение вообще имеет значение вследствие того, что оно относится к предмету» интерпретируется в собственном смысле, а именно, что этот смысл включает в себя существование предмета, тогда выражение имеет з н а ч е н и е, если соответствующий предмет существует, и н е и м е е т з н а ч е н и я, если таковой предмет не существует. В самом деле, о значениях зачастую говорят так, что под этим подразумеваются п р е д м е т ы, которым придано значение (die bedeuteten G e g e n s t ä n d e) ; словоупотребление, которого едва ли можно последовательно придерживаться, так как оно возникло из-за смешения с подлинным понятием значения.

3.Если значение отождествляется с предметностью выражения, то такое имя, как золотая гора, не обладает значением. В общем-то здесь различают, однако, беспредметность и отсутствие значения. Напротив, охотно называют противоречивые и вообще отягощенные очевидной несовместимостью выражения, например круглый квадрат, бессмысленными и, используя подобные обороты речи, оспаривают у них значение. Так, например, согласно З и г в а р т у 40, такая противоречивая формула, как четырехугольный круг, не выражает никакого п о н я т и я, которое мы могли бы помыслить, но она устанавливает только с л о в а, которые содержат неразрешимую задачу. Экзистенциальное утверждение не существует четырехугольного круга препятствует, как он считает, возможности связать с этими словами понятие. При этом под понятием З и г в а р т явно хочет понимать «общее значение слова», т. е. (если мы правильно поняли) именно то, что мы понимаем под этим. Подобным образом высказывается

Эр д м а н н 41, ссылаясь на пример четырехугольный круг легкомыслен. Если проводить эту линию последовательно, то тогда мы должны были бы вместе с непосредственно абсурдными выражениями назвать бессмысленны-

40Sigwart Chr. Die Impersonalien, S. 62.

41Erdmann B. Logik, I, S. 233.

124

ЛОГИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ

ми также и опосредствованно абсурдные, т. е. бесчисленное число выражений, которые в ходе косвенного доказательства выявляются математиками как a priori беспредметные. Таким же образом мы могли бы отрицать, что такие понятия, как правильный декаэдр и т. п., суть вообще понятия.

М а р т и возражает упомянутым исследователям: «Если бы эти слова были бессмысленными, как же мы могли бы понимать вопрос, существует ли нечто такого рода, и отвечать на него отрицательно? Даже чтобы отвергнуть существование подобных предметов, мы должны все же каким-то образом представить такую противоречивую материю»42. «Если таковые абсурдности называют бессмысленными, то это может означать только то, что они, очевидно, не обладают никаким разумным смыслом»43. Эти возражения совершенно справедливы, поскольку аргументация этих исследователей вызывает предположение, что они смешивают подлинное отсутствие значения (см. выше пункт 1.) с совершенно другим, а именно с а п р и о р н о й н е в о з м о ж н о с т ь ю о с у щ е с т в л я ю щ е г о с м ы с л а. В этом смысле выражение имеет значение, если его интенции соответствует в о з м о ж н о е осуществление, другими словами, возможность достижения единообразной наглядности в созерцании. Эта возможность полагается как идеальная; она касается не случайных актов выражения и случайных актов осуществления, но их идеальных содержаний — значения как идеального единства (здесь следует обозначить [его] как интендированное значение) и в определенном отношении в точности ему соразмерного осуществляющего значения. Схватывается это идеальное отношение {посредством идеирующей абстракции на основе акта единства осуществления}44. В противоположном случае мы схватываем идеальную невозможность осуществления значения на основе переживания «несовместимости» частичных значений в интендированном единстве осуществления.

Феноменологическое прояснение этих отношений требует, как это покажет позднее соответствующее исследование, трудоемкого и обстоятельного анализа.

4. Задавая вопрос, что же означает (bedeutet) выражение, мы, естественно, возвращаемся к тем случаям, когда оно выполняет познавательную функцию или, что то же самое, когда его интенция значения осуществляется в созерцании. Этим способом «понятийное представление» (т. е. как раз интенция значения) достигает своей «ясности и отчет-

42Marty A. Über subjektlose Sätze und das Verhältnis der Grammatik zur Logik und Psychologie. VI Art. Vierteljahrschrift f. wiss. Psychologie, XIX, S. 80.

43a. a. O., S. 81, примеч. ср. также V Artikel, a. a. O., Bd. XVIII, S. 464.

44А: {абстрактно в акте фактического единства осуществления}.

125

ЭДМУНД ГУССЕРЛЬ

ливости», оно подтверждает себя как «истинное», как «действительно» реализуемое. Как бы оплачивается вексель на имя созерцания. Так как теперь в единстве осуществления акт интенции совпадает с осуществляющим актом и весьма тесно с ним переплетен (если здесь вообще можно говорить о различии), то это обстоятельство легко предстает в таком свете, как будто выражение лишь здесь обретает значение, как будто оно черпает его из осуществляющего акта. Возникает, таким образом, склонность считать о с у щ е с т в л я ю щ и е с о з е р ц а н и я (обычно при этом проходят мимо категориально их формирующих актов) значениями. Однако не всегда — мы должны будем еще основательней изучить эти отношения — осуществление является полным. Выражения сопровождаются зачастую весьма удаленными и только частично иллюстрирующими созерцаниями. Так как в этих случаях феноменологические различия не принимаются в расчет, то приходят к тому, что значимость (Bedeutsamkeit) выражений вообще, а также тех, которые не могут притязать на соответствующее осуществление, находят в сопровождающих [выражение] образах созерцания. Следствием отсюда является, естественно, вообще отрицание значения абсурдных выражений.

Новое понятие значения вырастает, таким образом, из смешения значения и осуществляющего созерцания. В соответствии с этим понятием выражение тогда и только тогда имеет значение, если его интенция (в нашей терминологии — его интенция значения) осуществляется фактически, пусть даже частично или отдаленно и косвенным образом; короче, если его понимание оживлено какими-либо, как говорится, «наглядными представлениями» («Bedeutungsvorstellungen»), т. е. каки- ми-либо и л л ю с т р и р у ю щ и м и о б р а з а м и.

Окончательное опровержение весьма распространенных концепций, противостоящих нашей, имеет большую важность и требует поэтому более обширных исследований. В этой связи мы отсылаем к следующей главе, а здесь продолжаем перечисление различных понятий значения.

§16. Продолжение. Значение и соозначение (Mitbezeichnung)

5.Еще одну эквивокацию относительно отсутствия значения, и причем опять-таки на основе нового, пятого понятия значения, ввел Д ж. С т. М и л л ь. Он видит как раз сущность значимости (Bedeutsamkeit) имен

всоозначении (connotation) и поэтому считает не-соозначающие имена не имеющими значения. (Иногда он называет их осторожно, но как раз неясно: не имеющими значения в «собственном» или «строгом смысле».) Известно, что под соозначающими именами Милль понимает такие, которые обозначают субъект и включают в себя атрибут; под не-соозначающими

126

ЛОГИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ

(not-connotative) те, которые обозначают субъект, но не указывают на атрибут (здесь это выражено яснее) как присущий субъекту45. Не-соозначающими являются все имена собственные, так же как и имена для атрибутов (например, белизна). Собственные имена М и л л ь сравнивает46 с отличительными знаками, которые разбойник в известной сказке из Тысячи и одной ночи нарисовал мелом на доме. И вслед за этим он утверждает: «Когда мы даем собственное имя, мы совершаем действие до некоторой степени аналогичное тому, что намеревался сделать и разбойник с помощью штрихов мела: мы ставим метку, но только не на сам предмет, а, так сказать, на его представление47. Собственное имя есть лишь н е и м е ю щ е е з н а ч е н и я м е т к а, которую мы связываем в нашем сознании с идеей предмета, чтобы мы, как только эта метка попадет нам на глаза или возникает в наших мыслях, могли бы мыслить этот индивидуальный предмет».

«Когда мы (так говорится в следующем абзаце) произносим чье-либо собственное имя, когда мы говорим, указывая на человека, что это Мюллер или Майер, или, указывая на город, что это Кельн48, только лишь этим мы не сообщаем слушателю об этих предметах ничего, кроме того, что таковы их имена <…> Совсем иначе обстоит дело, когда предметам дают соозначающие имена. Если мы говорим, например, что «город построен из мрамора», мы сообщаем слушателю, быть может, совершенно новые сведения и сообщаем их ему именно посредством того, что содержится в значении составного соозначающего имени: построен из мрамора». Такие имена «не просто знаки, а нечто большее, т. е. значимые знаки, и соозначение есть то, что составляет их значение (was ihre Bedeutung ausmacht49)»50.

Если мы сопоставим с этими высказываниями М и л л я наш собственный анализ, то бесспорно, что М и л л ь смешивает различия, которые в принципе должны быть проведены. Прежде всего, различие между признаком и выражением. Штрих мела разбойника есть простой признак (пометка), собственное имя есть выражение.

Как и любое вообще выражение, имя собственное проявляет себя, и именно в своей извещающей функции, как признак. Здесь в самом деле существует аналогия со штрихом мела разбойника. Если разбой-

45J. St. Mill. Logik, Buch I, Kap. 2, § 5. Gomperz’ Übersetzung, I, S. 14, 16. [30].

46а. a. O., S. 19 f.

47В англ. тексте: idea. (Прим. перев.)

48В англ. тексте соответственно: Браун, Смит, Йорк. (Прим. перев.)

49В англ. тексте: what constitutes their significance. (Прим. перев.)

50Ср. a. a. O., S. 18: Если вообще имена, которые дают предметам, что-либо сообщают, т. е. если они в собственном смысле имеют значение, то значение заключено не в том, что они означают, но в том, что они соозначают.

127

ЭДМУНД ГУССЕРЛЬ

ник видит штрих мела, то он знает: это дом, который нужно ограбить. Если же мы слышим выражение имени собственного, то в нас пробуждается соответствующее представление, и мы знаем: это представление осуществляет в себе говорящий, и он хочет одновременно пробудить его

внас. Однако имя кроме этого обладает и функцией выражения. Извещающая функция — это только вспомогательное средство для функции значения. Дело ведь, в сущности, не в представлении; не о том идет речь, чтобы направить интерес на него и на то, что могло бы к нему относиться, но направить интерес на представленный п р е д м е т, как предмет подразумеваемый и, следовательно, н а з в а н н ы й, представить его как таковой для нас. Так, лишь в высказывании он появляется как предмет, о котором нечто высказывается, в высказанном желании — как тот, относительно которого нечто желают, и т. д. И только ради этого собственное имя, как и любое другое, может стать составной частью единых комплексных выражений, составной частью высказанных утверждений, высказанных пожеланий и т. п. По отношению к п р е д м е т у собственное имя не есть, однако, признак. Это сразу же становится ясным, если мы обдумаем, что к сущности признака относится то, что он оповещает о факте, о существовании, в то время как названный предмет не нуждается в том, чтобы считаться существующим. Когда М и л л ь, проводя свою аналогию, допускает, что связь между именем собственным и представлением названной этим именем личности по существу такая же, как между штрихом мела и домом, и одновременно, однако, прибавляет: эта связь существует, чтобы мы, как только знак попадает в наше поле зрения или возникает в мышлении, могли бы м ы с л и т ь индивидуальный предмет, то эта аналогия — и как раз посредством этого прибавления, полностью разрушается.

Ми л л ь справедливо подчеркивает различие между теми именами, которые сообщают нам «знание» относительно предмета, и теми, которые этого не делают; однако ни это, ни равнозначное различие между соозначающими и не-соозначающими именами не имеет дела с различием значимого (des Bedeutsamen) и лишенного значения (Bedeutungslosen). В основе своей, впрочем, первые два из названных различий не просто

влогическом смысле равноценны, но именно тождественны. Речь идет просто о различии атрибутивных и неатрибутивных имен. Сообщить

«знание» о некоторой вещи и сообщить ее атрибут означает здесь одно и то же. Конечно, это важное различие, называет ли имя свой предмет непосредственно или же оно называет его, сообщая присущие ему атрибуты. Однако это различие существует внутри рода «выражение», точно так же как параллельное и в высшей степени важное различие между значениями имен, или логическими «представлениями», которое отде-

128

ЛОГИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ

ляет атрибутивные и неатрибутивные значения, есть различие внутри единого рода «значение».

Д а М и л л ь и сам чувствует это различие, он сам иногда вынужден говорить о значении собственных имен и, наоборот, — о значении в «собственном» или «строгом» смысле имен соозначающих; при этом ему было бы, конечно, лучше говорить о значении совершенно в новом смысле (который никоим образом не следовало бы принимать). Во всяком случае, тот способ, каким выдающийся логик вводит это важное различие между коннотативными и неконнотативными именами, во многом способствует тому, что смешиваются только что затронутые различия совершенно разного рода.

Нужно, впрочем, обратить внимание, что миллевское различие между тем, что о з н а ч а е т (b e z e i c h n e t) выражение, и тем, что оно с о о з н а - ч а е т (m i t b e z e i c h n e t), нельзя смешивать с просто сходным различием между тем, что и м е н у е т имя, и тем, что оно з н а ч и т (b e d e u t e t) . Изложение М и л л я особенно способствует этому смешению.

Насколько важны все эти различия и как мало это относится к сути дела — рассматривать их поверхностно как «просто грамматические», умаляя их ценность, покажут дальнейшие исследования; можно надеяться, что они прояснят то, что без четкого отделения простых различий, предложенных нами, нельзя и думать о разработке достоверных понятий представления и суждения в логическом смысле.

V

ОБ ИНТЕНЦИОНАЛЬНЫХ ПЕРЕЖИВАНИЯХ И ИХ «СОДЕРЖАНИЯХ»

ВВЕДЕНИЕ

Во II Исследовании мы прояснили смысл идеальности вида (Spezies) вообще и при этом тот смысл идеальности значений, который принимает в расчет чистая логика. Как всем идеальным единствам, так и значениям соответствует реальная возможность и иногда действительность, значениям in specie соответствуют акты придания значения (Akte des Bedeutens),

129

ЭДМУНД ГУССЕРЛЬ

ипервые суть не что иное, как {идеально схваченные моменты вторых}51. Однако теперь возникают новые вопросы относительно рода психических переживаний, в которых берет свой исток высший род «значение»,

иравным образом относительно низших видов этих переживаний, в которых развертываются существенно различные виды значений. Речь идет, таким образом, об ответе на вопрос относительно истока понятия значения и его существенных видоизменений, соответственно, об ответе более глубоком и продвигающем нас далее, чем это было предложено в предыдущих Исследованиях. В тесной связи с этим стоят следующие вопросы: значения должны заключаться в интенциях значений, которые могут вступать в определенное отношение с созерцанием. Мы неоднократно говорили об осуществлении интенции значения посредством соответствующего созерцания и о том, что высшая форма этого осуществления есть то, что дано с очевидностью. Возникает, следовательно, задача описать это примечательное феноменологическое отношение и определить его роль, т. е. прояснить коренящиеся в нем понятия, [относящиеся к сфере] познания. Эти и предыдущие задачи, относящиеся к сущности значения (в особенности, логического представления и логического суждения), не следует, конечно, разделять в аналитическом исследовании.

Настоящее исследование еще не будет заниматься этими задачами; ибо прежде чем мы приступим к самим этим задачам, потребуется феноменологическое исследование значительно более общего характера. «Акты» должны быть переживаниями придания значения (das Bedeuten), и то, что сопряжено со значением (das Bedeutungsmässige) в каждом отдельном акте, должно как раз заключаться в {переживании как акте (Akterlebnis)}52, а не в предмете; оно должно заключаться в том, чту делает его «и н т е н ц и о н а л ь н ы м », «направленным» на предмет переживанием. Точно так же сущность осуществляющего созерцания заключается в определенных актах: мышление

исозерцание — как акты — должны различаться. И, естественно, само осуществление должно быть особым отношением, которое принадлежит типологическим свойствам актов. В дескриптивной психологии нет теперь вопроса более спорного, чем вопрос об «актах»; и сомнение, если даже не совершенно поспешное отклонение [этого термина], может возникнуть [для читателя] во всех тех местах предыдущих Исследований, где понятие акта служило для характеристики и экспликации нашей концепции. Таким образом, важным предварительным условием решения обозначенных задач является то, что понятие акта будет прояснено прежде всех других. [Тогда] обнаружится, что понятие акта в смысле интенциональных переживаний выделяет

51А: {идеально схваченные типологические свойства актов последних}.

52А: {типологическом свойстве акта}.

130