Избранные работы (Эдмунд Гуссерль)

ЛОГИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ

неудачно, если бы ввели наши собственные термины, противопоставив их терминам современной психологии. Так как наше первое понятие сознания {, которое, если его понимать эмпирико-психологически,

вравной степени называет осознанным как принадлежащий реальному (real) единству психического индивида поток переживаний, так и все его реально (reell) конституирующие моменты} обнаруживает тенденцию к широкому распространению в психологии, то мы уже в предыдущей главе решили отдать предпочтение этому понятию (только при отвлечении от собственно психологического (das Psychologische), следовательно,

вфеноменологической чистоте). При этом мы должны, если и не совсем избегать того, чтобы говорить о сознании в смысле внутреннего восприятия и в смысле интенционального отношения (что вряд ли осуществимо), то делать это с необходимой осторожностью.

§ 12. B) Акт и отношение сознания, или Я, к предмету

Подобным образом обстоит дело и с первым из упомянутых ложных толкований, как будто сознание, с одной стороны, а осознанная вещь, с другой стороны, в реальном смысле вступают друг с другом в отношение. Зачастую, вместо того чтобы сказать «сознание», говорят я91. В самом деле, в е с т е с т в е н н о й р е ф л е к с и и является не отдельный акт, но Я как одна точка рассматриваемого отношения, вторая точка которого заключена в предмете. Если затем обращают внимание на переживание как акт, то кажется, что Я с необходимостью относится к предмету п о с р е д с т в о м этого переживания или в нем. Придерживаясь последнего воззрения, хотели бы даже вложить Я в каждый акт в качестве сущностной и повсюду тождественной точки единства. При этом мы бы вернулись к уже ранее отклоненному допущению чистого Я как центра отношений.

Но если мы, так сказать, живем в соответствующем акте, если мы растворяемся, например, в восприятии как рассматривании являющегося процесса или в игре фантазии, в чтении сказки, в осуществлении математического доказательства и т. п., то нигде нельзя заметить Я в качестве точки соотнесения осуществленных актов. Представление о [нашем] Я (Ichvorstellung) может быть «наготове», для того чтобы с особой легкостью выдвинуть себя на передний план или, скорее, заново себя осуществить; но только если оно себя действительно осуществляет и полагает себя в единстве с соответствующим актом, то «мы» таким образом относим «себя» к предмету, что этому отношению [нашего] Я соответствует

91 Ср. выше, § 11.

161

ЭДМУНД ГУССЕРЛЬ

нечто дескриптивно выявляемое. То, что затем дескриптивно находится в действительном акте переживания, так это соответствующий составной акт, который содержит в себе в качестве одной части представление о [нашем] Я, а в качестве другой — акты представления, суждения, желания и т. д. соответствующей вещи. Если рассматривать о б ъ е к т и в н о (а также с точки зрения естественной рефлексии), это, конечно, верно, что в к а ж д о м акте Я интенционально относится к предмету. {Ведь это совершенно само собой разумеется, поскольку Я означает для нас не более как «единство сознания», «связку» переживаний, или, в эмпирически реальном понимании и более естественно, как непрерывное, вещное единство, которое интенционально конституируется в единстве сознания как личностный субъект переживаний — как Я, которое обретает в них свои «психические состояния», которые осуществляет соответствующая интенция, соответствующее восприятие, суждение и т. д. Если имеет место переживание такой-то и такой-то интенции, то eo ipso Я имеет эту интенцию.}92

Так что утверждение: «Я представляет предмет, оно относится представляющим способом к предмету, оно имеет его как интенциональный объект своего представления» означает то же самое, что и утверждение: «В феноменологическом Я, в этом комплексе переживаний, присутствует реально (reell) одно определенное переживание, названное, в соответствии со своей видовой особенностью, представлением (Vorstellen) соответствующего предмета». Точно так же утверждение «Я судит о предмете» означает следующее: в нем присутствует так-то и так-то определенное переживание суждения. В о п и с а н и и нельзя обойти отношение к переживающему Я, однако само соответствующее переживание не входит в состав некоторого комплекса, который содержал бы пред-

92А: {Это ведь совершенно само собой разумеется, поскольку Я означает для нас не более как «единство сознания», «связку», или, еще лучше, непрерывное,

вещное единство, которое конституируется в принадлежащих некоторому «Я» переживаниях, так как это единство закономерно затребовано посредством видовых и каузальных особенностей этих переживаний. В качестве такой конститутивной части этому единству принадлежит соответствующее интенциональное переживание, соответствующее восприятие, суждение и т. д. Если имеет место переживание такой-то и такой-то интенции, то eo ipso Я, или охватывающее целое, имеет эту интенцию, т. е. так, как определенная психическая вещь имеет свойства, которые ее конституируют как частичные содержания. Если часть относится к единому целому, то получается отношение владения (das Haben): целое «имеет» часть; так и Я имеет интенциональное отношение, оно есть представляющее, судящее Я и т. д.}.

162

ЛОГИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ

ставление о Я как частичное переживание. Описание осуществляется на основе объективирующей рефлексии, в ней рефлексия на Я объединяется с рефлексией на переживание акта в один акт отношения, в котором само Я является в качестве относящегося посредством своего акта к предмету акта. Очевидно, что при этом было произведено существенное дескриптивное изменение. Тем более что первичный акт уже не просто здесь, в нем мы не живем более, но на него мы направляем внимание и о нем мы судим.

То, что отношение к Я есть нечто принадлежащее сущностному составу самого интенционального переживания, — от этого недоразумения следует отстраниться и исключить его, принимая в расчет эти соображения93.

§13. Фиксация нашей терминологии

Всоответствии с этой критической подготовительной работой мы фиксируем нашу собственную терминологию, которую, в соответствии

сэтой работой, выбираем таким образом, чтобы по возможности устранить все спорные предпосылки и любую многозначность, выступающую как препятствие. Мы будем избегать, следовательно, выражения «психический феномен» и там, где потребуется точность, говорить об интенциональном переживании. «Переживание» следует при этом понимать

взафиксированном выше феноменологическом смысле. Определяющее прилагательное интенциональный обозначает общий сущностный характер подлежащего выделению класса переживаний, [оно обозначает] своеобразие интенции, отношение к предметному способом представления или каким-либо другим аналогичным способом. В качестве более краткого выражения, чтобы пойти навстречу тому, что привычно как в иностранном, так и в собственном языке, мы будем употреблять слово акт.

Конечно, эти выражения также не без изъяна. Зачастую мы говорим об интенции в смысле внимания, специально направленного на что-ли-

бо, н а ц е л е н н о г о в з г л я д а. В с е ж е н е в с е г д а и н т е н ц и о - н а л ь н ы й п р е д м е т е с т ь п р е д м е т, к о т о р ы й с п е ц и а л ь - н о в ы д е л я ю т, н а к о т о р ы й н а п р а в л я ю т в н и м а н и е. Порой одновременно присутствуют и переплетены между собой многие акты, однако внимание особым образом «проявляет свое действие» в одном из них. Мы переживаем все акты одновременно, однако в этом акте мы

93{Ср. Добавление к I главе, выше, § 8, а также мои Ideen zu einer reinen Phänomenologie usw., l. c.}.

163

ЭДМУНД ГУССЕРЛЬ

как бы растворяемся. Все-таки, учитывая исторически унаследованную и, начиная с Брентано, снова широко употребляемую терминологию — «интенциональные предметы», неуместно, может быть, говорить об интенции в указанном смысле, тем более что для интенции в смысле направленности внимания (das Aufmerken) (мы будем иметь основание не считать эту направленность особым актом) мы как раз имеем этот термин направлять внимание (aufmerken). Но здесь появляется еще и другая эквивокация. Выражение интенция представляет своеобразие актов в образе целевой устремленности (Abzielen) и поэтому очень хорошо подходит для тех многих актов, которые в естественном и самом общем смысле можно назвать теоретической или практической целевой устремленностью. Этот образ, однако, не ко всем актам подходит одинаково хорошо, и если мы обратим более пристальное внимание на подобранные в § 10 примеры, то от нас не может ускользнуть, что нужно различать более у з к о е и б о л е е ш и р о к о е п о н я т и е и н т е н ц и и. Если воспользоваться образом, то действию, устремленному к цели, соответствует в качестве коррелята действие, достигающее цели (выстрел и попадание). Точно так же определенным актам как «интенциям» (например, интенциям суждения, желания) соответствуют другие акты в качестве «достижений цели», или «осуществлений». И поэтому для первых актов этот образ подходит так хорошо; однако осуществления тоже ведь акты и, следовательно, «интенции», хотя они (как правило, по крайней мере) не являются опять-таки интенциями в этом б о л е е у з к о м с м ы с л е, к о т о р ы й у к а з ы в а е т н а с о о т в е т - с т в у ю щ е е о с у щ е с т в л е н и е. Эквивокация, когда она распознана, не опасна. Само собой разумеется, что там, где имеет место более узкое понятие, это должно быть оговорено. Впрочем, нам оказывает помощь параллельное выражение типологическое свойство акта (Aktcharakter), чтобы удалить возможные недоразумения.

Что касается выражения «а к т », то, с другой стороны, здесь нельзя, конечно, подразумевать первичное значение слова actus, м ы с л ь о д е я т е л ь н о с т и д о л ж н а б ы т ь с о в е р ш е н н о и с к л ю ч е н а 94. У большой части психологов выражение «акт» настолько укоренилось

94Когда Наторп (Einleitung in die Psychologie, S. 21) возражает против того, чтобы всерьез говорить о психических актах как деятельности сознания, или Я,

«только потому, что сознание часто или всегда сопровождается стремлением, оно проявляется как действие (Tun) и его субъект как деятель», то мы полностью с ним согласны. Мы отвергаем «мифологию деятельности»; мы определяем акты не как психическую деятельность, но как интенциональные переживания.

164

ЛОГИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ

в языке, а с другой стороны, настолько затаскано и, очевидно, потеряло свой первоначальный смысл, что мы можем, хотя и с высказанными оговорками, сохранить его без особых забот. Если мы не хотим вводить совершенно новые, искусственные слова, чуждые живому чувству языка и исторической традиции, то мы едва ли сможем избежать такого рода несоответствий.

§ 14. Сомнения в отношении допущения, что акты — это дескриптивно фундированный класс переживаний

Во время всего этого терминологического рассмотрения мы уже довольно глубоко вошли в дескриптивный анализ такого вида, который затребован нашими логическими и теоретико-познавательными интересами. Прежде чем мы продолжим этот анализ, необходимо учесть определенные возражения, которые касаются основ наших дескрипций.

Во-первых, группой исследователей вообще оспаривается [возможность] отделения класса переживаний, который мы описали, именуя его «акт», или «интенциональное переживание». В этом отношении первоначальный способ введения этого разграничения у Брентано, цели, которые он при этом преследовал, и, пожалуй, также некоторые ложные трактовки, которые у него при этом имели место, способствовали неверному пониманию; они не позволили выявить значимость в высшей степени ценного дескриптивного содержания этого разграничения. Оно решительно оспаривается, например, Наторпом. Однако, когда этот выдающийся мыслитель возражает95 [следующим образом]: «Хотя

ямогу, пожалуй, рассматривать звук в себе или в отношении к другим содержаниям сознания, не принимая далее во внимание его существование (Dasein) для Я, однако я не могу рассматривать себя и свое слышание, не думая о звуке», то мы не находим здесь ничего, что могло бы нас смутить. То, что от слышания звука нельзя оторвать слышание, как будто оно было бы чем-то и без звука, — это, конечно, так. Однако при этом не сказано, что нельзя различать двойственное: услышанный звук, объект восприятия, и слышание звука, акт восприятия. Конечно, это верно, когда Наторп говорит об услышанном звуке: «Его существование для меня — это мое сознание его. Тот, кто способен как-либо еще иначе уловить свое сознание, чем в существовании содержания для него, тому

яне могу <…> последовать». Однако мне представляется, что «существование содержания для меня» есть вещь, которая допускает дальнейший феноменологический анализ и требует его. Прежде всего, [существуют]

95 Р. Natorp. Einleitung in die Psychologie. S. 18.

165

ЭДМУНД ГУССЕРЛЬ

различия в способе выделять [содержание]. Содержание присутствует для меня каждый раз иным образом, в зависимости от того, имею ли я его только имплицитно, без особого выделения из целого, или выделяя, и, опять-таки, замечаю ли я его мимоходом или же преимущественно на нем останавливаю взгляд, особым образом устремляясь к нему. Более важными являются для нас различия между существованием содержания в смысле осознанного о щ у щ е н и я, которое само, однако, не стало о б ъ е к т о м в о с п р и я т и я, и [существования] содержания как раз в смысле о б ъ е к т а в о с п р и я т и я. Выбор звука в качестве примера несколько скрадывает различие, но все же не уничтожает его. Я слышу — в психологии это может означать: я о щ у щ а ю, обычно это означает — я в о с п р и н и м а ю: я слышу с к р и п и ч н о е а д а ж и о, щ е б е т а н и е п т и ц и т. п. Различные {акты}96 могут {воспринимать}97 то же самое и все же {ощущать совершенно различное. Тот же самый звук мы слышим один раз вблизи, другой раз издалека. Точно так же и наоборот: равные содержания ощущений «мы схватываем»}98 один раз так, другой раз иначе. Обычно в учении об «апперцепции» особенно подчеркивают то обстоятельство, что при предположении равного раздражения ощущаемое содержание не будет повсюду тождественным, так как из-за остающихся после переживаний диспозиций действительно обусловленное посредством раздражения перекрывается моментами, которые вырастают из актуализации этих диспозиций (все равно, всех или некоторых). Однако этим ничего не достигается, и прежде всего феноменологически никак себя не проявляет. Каким бы образом ни возникали в сознании присутствовавшие (пережитые) содержания, допустимо мыслить, что в нем наличествовали равные содержания ощущений и все же схваченные различным образом, другими словами, что на основе одних и тех же содержаний воспринимались бы различные предметы. Само же схватывание {(Auffassung)}99 никогда и нигде не позволяет сводить себя к притоку новых ощущений, схватывание есть типологическое свойство акта, «модус сознания», «настроенности»: мы называем переживание (das Erleben) ощущений в этом модусе сознания восприятием соответствующего предмета. {То, что было зафиксировано здесь при помощи того способа рассмотрения, какой принят в психологии как естественнонаучной дисциплине, т. е. в рамках естествен-

96А: {люди}.

97А: {ощущать}.

98А: {воспринимать совершенно различное. Мы сами «т о л к у е м» (deuten) равные содержания ощущений}.

99А: {толкование (Deutung)}.

166

ЛОГИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ

ного существования, выявляет для нас — при исключении всего эмпи- рически-реального — свой чисто феноменологический состав. Если мы всмотримся в чистые переживания и их собственное сущностное содержание, то мы схватываем идеативно чистые виды и видовое положение дел, в данном случае — чистые виды: ощущение, схватывание, восприятие в отношении к своему воспринятому, так же как и принадлежащие им сущностные отношения. Мы усматриваем тогда в качестве сущностного положения дел, что бытие (Sein) ощущаемого содержания совершенно иное, чем бытие}100 воспринятого предмета, который представлен посредством содержания, но реально (reell) не осознан [как внутренний состав ощущаемого содержания].

Все это станет еще яснее, если подобрать подходящий пример в сфере зрительного восприятия. Мы представим здесь сомневающемуся следующие соображения. Я вижу вещь, например, эту коробку, но я не вижу моих ощущений. Я вижу постоянно о д н у и т у ж е к о р о б к у, как бы ее ни вращать или поворачивать. У меня при этом постоянно т о ж е с а м о е «содержание сознания» — если мне нравится называть воспринятый п р е д м е т содержанием сознания. При каждом повороте у меня н о в о е содержание сознания, если я называю так — намного более подходящим образом — пережитые содержания. Следовательно, переживаются весьма различные содержания, и все же воспринимается один и тот же предмет. Следовательно, далее, пережитое содержание, вообще говоря, — это не сам воспринимаемый предмет. {При этом нужно обратить внимание, что действительное существование или несуществование предмета не имеет значения в отношении собственной сущности переживания восприятия, а также в отношении того, что это есть восприятие так-то и так-то являющегося предмета, который имеется в виду как такой-то и такой-то.} То, что мы предполагаем (vermeinen) {, далее,} схватывать в восприятии один и тот же предмет при изменении пережитых содержаний, само опять-таки есть нечто, принадлежащее сфере переживаний. Ведь мы переживаем «сознание тождества» (Identitätsbewusstsein), т. е. это намерение (dieses Vermeinen) схватывать тождество. Я спрашиваю теперь, что же лежит в основе этого сознания? Не будет ли здесь верным ответить, что, хотя с той и другой стороны даны различные содержания ощущений, они, однако, {схвачены, апперцепированы}101 в «том же самом смысле», и что {с х в а т ы в а н и е}102

100A: {Существование (Dasein) ощущаемого содержания есть, таким образом, нечто совершенно иное, чем существование}.

101А: {истолкованы (схвачены, апперцепированы)}.

102А: {толкование}.

167

ЭДМУНД ГУССЕРЛЬ

в с о о т в е т с т в и и с э т и м « с м ы с л о м» — э т о т и п о л о г и ч е с к о е с в о й с т в о п е р е ж и в а н и я, к о т о р о е в п е р в у ю о ч е р е д ь о б у - с л о в л и в а е т « с у щ е с т в о в а н и е п р е д м е т а д л я м е н я»? И далее, что сознание тождественности осуществляется на основе этих обоих переживаний с их характерными свойствами как непосредственное сознание того, что оба они п о д р а з у м е в а ю т и м е н н о т о ж е с а м о е ? И не является ли это сознание снова актом в смысле нашей дефиниции, актом, предметный коррелят которого заключен в названной тождественности? Я бы полагал, что все эти вопросы с очевидностью требуют положительного ответа. Ничто не может быть более очевидным, чем выявляющееся при этом различие между содержаниями и актами, и особенно между содержаниями восприятия в смысле представляющих {(darstellenden)}103 ощущений и актами восприятия в смысле схватывающей интенции, которая обладает еще различными, наслаивающимися друг на друга свойствами; эта интенция в единстве со схваченным ощущением составляет полный конкретный акт восприятия.

Естественно, содержания сознания, в самом широком дескриптивном смысле — переживания, суть интенциональные свойства и, таким образом, полные акты, поскольку все различия, которые мы вообще можем констатировать, суть eo ipso различия содержания. Но внутри этой широчайшей сферы переживаемого мы обнаруживаем очевидное различие между интенциональными переживаниями, в которых конституируются п р е д м е т н ы е и н т е н ц и и, причем посредством и м м а -

не н т н ы х с в о й с т в соответствующих переживаний, и такими, у которых это не имеет места, следовательно, содержаниями, которые хотя и могут функционировать как структурные элементы актов, но с а м и —

не а к т ы.

Благоприятные примеры для дальнейшего уточнения этих размышлений и одновременно для взаимного выделения различных типологических свойств актов доставляет сравнение восприятия с воспоминанием и их обоих — с представлением посредством различных физических изображений (Bilder) (картин, статуй и т. п.) или посредством знаков. Самые благоприятные примеры доставляют, однако, выражения. Представим104, например, что определенные фигуры или арабески действовали бы на нас сначала чисто эстетически, а затем вдруг появилось бы понимание того, что речь идет о символах или словах? В чем заключается здесь различие? Или возьмем случай, когда некто внимательно вслушивается в совершенно незнакомое ему слово как звуковой

103А: {präsentierenden}.

104Ср. мои «Psychol. Studien usw.», Philos. Monatsh., XXX (1894), S. 182.

168

ЛОГИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ

комплекс, даже не догадываясь, что это слово; и сравним с этим случай, когда он позднее, узнав значение этого слова, слышит и понимает его во время беседы, однако совершенно без сопровождающей наглядности. В чем заключается вообще прибавление к понятому, но просто символически функционирующему выражению, по сравнению с лишенным мысли звучанием слова? Что составляет это различие, созерцаем ли мы просто некоторое конкретное А или же мы схватываем его в качестве «репрезентанта» «некоторого произвольного А»? В этих и в бесчисленных подобных случаях модификация заключена в актах как сущностных видах. Все логические различия и тем более все различия категориальных форм конституируются в логических актах в смысле интенций.

Анализ такого рода примеров обнаруживает недостатки современного учения об апперцепции, а именно: оно упускает из виду решающие пункты логического и теоретико-познавательного интереса. Это учение не удовлетворяет ф е н о м е н о л о г и ч е с к о м у положению дел и совершенно отстранено от анализа и описания. Различия схватываний, однако, суть прежде всего д е с к р и п т и в н ы е различия; и только таковые интересуют того, кто занимается критикой познания, а не какие-либо скрытые и гипотетически предполагаемые процессы в бессознательной глубине души или в сфере психологических событий. {Только таковые открывают возможность чисто феноменологического схватывания, исключающего все трансцендентные полагания, как его предполагает критика познания.} Апперцепция есть избыток, который существует в самом переживании, в его дескриптивном содержании в противоположность существованию ощущения, которое еще не подверглось обработке. Благодаря акту как сущностному виду, который как бы оживляет ощущения и совершает это в соответствии со своей сущностью, мы воспринимаем тот или иной предмет, например, видим это дерево, слышим этот звон, ощущаем аромат цветов и т. д. Ощущения и такого рода «схватывающие», или «апперцепирующие» их акты при этом переживаются, однако они н е я в л я ю т с я п р е д м е т н о; их нельзя видеть, слышать,

во с п р и н и м а т ь в соответствии с каким-либо «смыслом». С другой стороны, предметы являются, воспринимаются, но н е п е р е ж и в а ю т -

ся. Само собой разумеется, мы исключаем при этом случай адекватного восприятия.

Подобное, очевидно, имеет силу и в других случаях; это верно, например, в отношении ощущений (или как бы мы ни называли содержания, функционирующие в качестве фундамента схватывания), которые принадлежат актам простого и воспроизводящего воображения. Схватывание [в модусе] образного представления делает то, что вместо явления

ввосприятии мы имеем скорее явление образа, в котором на основе

169

ЭДМУНД ГУССЕРЛЬ

пережитых ощущений является образно представленный предмет (кентавр на картине)105. Сразу же понятно, что то же самое, что в отношении интенционального предмета называется представлением (воспринимающей, вспоминающей, воображающей, воспроизводящей, обозначающей интенцией), в отношении реально (reell) принадлежащих акту ощущений называется с х в а т ы в а н и е м, т о л к о в а н и е м, а п п е р -

це п ц и е й.

Вотношении рассмотренных примеров я апеллирую к очевидно-

сти, что на самом деле имеют место различные «м о д у с ы с о з н а - н и я », а именно, модусы интенционального отношения к предметному; характер интенции типологически различен в случае восприятия, простого «репродуктивного воспроизведения», образного представления в обычном смысле восприятия статуй, картин и т. д., и опять-та- ки в смысле символического представления и представления в смысле чистой логики. Каждому логически различенному модусу мысленного представления объекта соответствует различие в интенции. Я считаю неоспоримым, что обо всех этих различиях мы знаем только потому, что мы их созерцаем в отдельных случаях (т. е. непосредственно адекватно схватываем), сравнивая их, приводим к понятиям и, таким образом, снова делаем их в различного рода актах объектами созерцания и мышления. Мы можем каждый раз посредством идеирующего абстрагирования адекватно схватывать на их основе, как созерцаемых, выделяющиеся в них чистые виды (Spezies) и соответствующие видовые сущностные связи. Когда Наторп говорит: «Все богатство, все многообразие сознания заключено, возможно, исключительно в содержании. Сознание п р о с т о г о о щ у щ е н и я совершенно не отличается в видовом отношении, как сознание, от сознания м и р а; момент осознанности (Bewusstheit) в обоих случаях совершенно тот же самый, различие лежит исключительно в содержании»106, — то мне представляется, что он не отделяет различные понятия сознания и содержания, он

105Широко известный спор об отношении между представлениями в восприятии и в фантазии не мог привести к какому-либо верному результату при отсутствии соответствующим образом подготовленной феноменологической основы и, как следствие, при отсутствии ясных понятий и ясной постановки вопроса. И точно так же вопрос об отношении простого восприятия, воспроизводящего и символического сознания (Zeichenbewusstsein). То, что при этом типологические свойства актов различны, так что, например, при [формировании] образа будет переживаться существенно новый способ интенции, можно обнаружить, как я полагаю, вне всякого сомнения.

106Ibid., 19.

170