Избранные работы (Эдмунд Гуссерль)

ЛОГИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ

исследования. Принимая во внимание обсуждение приведенных выше высказываний в такой значительной работе, как недавно появившийся 1-й том вторично переработанного Введения в психологию П. Наторпа, я их просто не вычеркнул.

ВТОРАЯ ГЛАВА

СОЗНАНИЕ КАК {ИНТЕНЦИОНАЛЬНОЕ ПЕРЕЖИВАНИЕ}77

Анализ третьего понятия сознания, которое по [своему] сущностному феноменологическому составу совпадает с понятием «психический акт», требует более подробного рассмотрения. В связи с ним речь об осознанных содержаниях, в частности о содержаниях наших представлений, суждений и т. д., приобретает многообразные значения, отделить которые друг от друга и самым точным образом их исследовать составляет весьма важную задачу.

§ 9. Значение брентановского выделения «психических феноменов»

Среди разграничений классов в деcкриптивной психологии нет ни одного более примечательного и в философском отношении более значительного, чем то, которое провел Брентано, обозначив этот класс «психическими феноменами», и которое он использовал для своего известного разделения феноменов на психические и физические. Не то чтобы я не мог согласиться с убеждением, которое при этом руководило великим мыслителем и которое было выражено уже выбором этих терминов — а именно, что он достиг исчерпывающей классификации «феноменов», посредством которой могли бы быть обособлены области исследования психологии и естественных наук, и что спорный вопрос о верном определении исследовательских областей этих дисциплин мог бы быть разрешен простым образом. Вполне возможно, что дефиниция психологии как науки о психических феноменах и соответствующая дефиниция естествознания как науки о физических феноменах имеет вполне оправданный смысл; однако серьезные основания

77 А: {психический акт}.

151

ЭДМУНД ГУССЕРЛЬ

дают возможность оспаривать то, что понятия, которые входят в брентановское разграничение [феноменов], суть те, которые под этими же именами входят в указанные дефиниции. Можно было бы показать, что отнюдь не все психические феномены в смысле возможной дефиниции психологии, точно так же в смысле Брентано, суть психические акты, и что, с другой стороны, добрая часть того, что у Брентано обозначено двусмысленным термином «физический феномен», поистине суть психические феномены78.

Тем не менее, ценность брентановского истолкования понятия (Konzeption des Begriffes) «психический феномен» совершено не зависит от целей, которые он при этом преследовал. Здесь выявляется для нас строго определенный в своих границах класс переживаний, который охватывает в себе все то, что характеризует в определенном и точном смысле психическое, осознанное существование (Dasein). {Реальная} сущность, которой недоставало бы таких переживаний, которая бы имела в себе просто содержания такого типа, каковы переживаемые ощущения (Empfindungserlebnisse)79, и была бы неспособна предметно их интерпретировать или каким-либо иным образом делать предметы представимыми посредством них — следовательно, и подавно была бы неспособна отнестись к предметам в дальнейших актах: судить о них, радоваться или огорчаться, любить их или ненавидеть, желать или испытывать отвращение, — такую сущность никто не захотел бы назвать сущностью, наделенной психикой. Если находят сомнительным, мыслима ли вообще такая сущность, которая была бы просто комплексом ощущений, то достаточно все же указать на феноменальные внешние вещи, которые даны в сознании (bewusstseinsmässig) благодаря комплексам ощущений, однако сами никоим образом не являются в качестве таковых, и которые мы потому называем неодушевленными сущностями, или телами (Körper), что они лишены всех психических

78Мое отклонение от [брентановской] трактовки движется не в направлении [уточнения] тех ограничений, которые Брентано, хорошо осознавший недостаточность простых определений, посчитал необходимым добавить (ср. Psychologie vom emp. Standp., I, S. 127 ff.); это видно из рассуждений в приложении в конце тома. (Имеется в виду конец VI Исследования. Прим. перев.)

79Мы не могли бы больше говорить: пережитые [содержания]. Исток понятия переживания лежит ведь в области психических «актов», и если его расширение привело нас к понятию переживания, которое охватывает и не-акты, то все же связь, которая встраивает их в акты и присоединяет их к актам, короче, единство сознания, остается столь существенной, что мы не могли бы говорить о переживании (Erleben) там, где бы недоставало этой связи.

152

ЛОГИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ

переживаний в смысле приведенных выше примеров. Если мы отвлечемся от психологии и войдем в более узкий круг философских дисциплин, то фундаментальная важность этого класса переживаний удостоверяет себя в том, что только присущие этому классу переживания принимаются во внимание в высших нормативных науках, ибо только эти переживания, в той мере, в какой мы схватываем их в феноменологической чистоте, образуют конкретные основания для абстрагирования фундаментальных понятий, которые играют систематизирующую роль в логике, этике, эстетике, а именно понятия, которые выстраивают идеальные законы этих дисциплин. Если мы при этом назвали и логику, то мы одновременно напомнили о том особом интересе, который побудил нас

кболее точному рассмотрению этих переживаний.

§10. Дескриптивная характеристика актов как интенциональных переживаний

Теперь все же пора определить сущность брентановского разграничения классов, т. е. сущность понятия сознания в смысле психического акта. Ведомый интересом к вышеупомянутой классификации, сам Брентано проводит соответствующее исследование в форме взаимного разграничения двух им выделенных основных классов феноменов — психических и физических. Он получает шесть определений, из которых только два с самого начала могут быть приняты нами во внимание, ибо во всех остальных деструктивную роль играют определенные, вводящие в заблуждение эквивокации, которые делают несостоятельными брентановские понятия феномена, и особенно, физического феномена, а затем — внутреннего и внешнего восприятия80.

Из двух выделенных определений одно непосредственно выявляет сущность психических феноменов, или актов. Оно безошибочно обнаруживает себя на любых примерах. В восприятии нечто воспринимается, в образном представлении нечто образно представляется, в высказывании нечто высказывается, в любви нечто любится, в ненависти нечто ненавидится, в желании нечто желается и т. д. Б р е н т а н о имеет в виду уясняемое на подобных примерах общее, когда он говорит: «Каждый психический феномен характеризуется тем, что схоласты средневековья называли интенциональным (а также, пожалуй, ментальным) существованием в нем некоторого предмета (Inexistenz eines Gegenstandes) и что мы, хотя и не вполне избегая двусмысленных выражений, назвали бы отношением к содержанию, направленностью на объект (под которым

80 Более подробно в упомянутом выше приложении.

153

ЭДМУНД ГУССЕРЛЬ

не следует понимать какую-либо реальность) или имманентной предметностью. Каждый содержит в себе нечто как объект, хотя и не каждый одинаковым образом»81. Этот «способ отношения сознания к содержанию», как зачастую выражаетcя Брентано в других местах, в представлении есть именно представляющий способ, в суждении — судящий

ит. д. Как известно, в брентановской классификации попытка разделить психические феномены на представления, суждения и душевную жизнь (Gemütsbewegung) («феномены любви и ненависти») основывается на этом способе отношения, исходя из которого Брентано различает как раз три в корне различных вида (которые иногда многообразно специфицируются).

Оценивать ли брентановскую классификацию «психических феноменов» как соответствующую действительности или даже признавать за ней основополагающее значение для методов психологии в целом — значение, которое придавал этой классификации ее гениальный автор, — мы этого не касаемся. Только одно мы принимаем в расчет как важное для нас — что существуют сущностные видовые различия интенционального отношения, или, коротко говоря, интенции (которая составляет дескриптивный родовой характер «акта»). Способ, каким «простое представление» некоторого положения дел имеет в виду свой «предмет», иной, чем способ суждения, которое считает положение дел истинным или ложным. И опять-таки иными являются способы предположения и сомнения, способы надежды или боязни, способы удовольствия

инеудовольствия, устремления и отстранения, разрешения теоретического сомнения (решение относительно суждения) или практического сомнения (волевое решение в смысле взвешенного выбора), подтверждения теоретического суждения (Meinung) (осуществление интенции суждения) или полагания воли (осуществление интенции воли) и т. д. Конечно, если не все, то большинство актов суть комплексные переживания; весьма часто сами интенции при этом комплексные. Интенции душевной жизни выстраиваются на интенциях представления или суждения

ит. п. Однако нет сомнения, что при разложении этих комплексов мы всегда достигаем первичных интенциональных характерных свойств, которые, по своей дескриптивной сущности, не позволяют редуцировать себя к каким-либо иным психическим переживаниям; и опять-та- ки нет сомнения в том, что единство дескриптивного рода «интенция» («типологическое свойство акта») («Aktcharakter») обнаруживает видовые различия, которые основываются в чистой сущности этого рода

81Psychologie, I, S. 115. (Ср. Ф. Брентано. Избранные работы. М.: ДИК, 1996. С. 33. Перев. В. В. Анашвили. — Прим. перев.)

154

ЛОГИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ

ипредшествуют как некоторое Apriori всей эмпирически психологической фактичности. Имеют место сущностно различные виды и подвиды интенции. К тому же невозможно свести все различия актов к различиям вплетенных в них представлений и суждений просто добавлением элементов, которые не принадлежат роду интенции. Так, например, эстетическое одобрение или неодобрение есть способ интенционального отношения, которое с очевидностью {и сущностно} выявляет свое своеобразие по сравнению с простым представлением или теоретическим обсуждением эстетического объекта. Эстетическое одобрение

иэстетический предикат могут быть, правда, высказаны, а высказывание есть суждение и как таковое включает в себя представления. Однако тогда эстетическая интенция, точно так же как ее объект, есть предмет представлений и суждений; сама она остается сущностно отличной от этих теоретических актов. Оценить суждение как верное, а душевное переживание — как возвышенное, это предполагает, конечно, аналогичные и родственные, но не тождественные в видовом отношении интенции. Точно так же при сравнении судебных и волевых решений и т. д.

Интенциональное отношение, понятое чисто дескриптивно как внутреннее своеобразие определенных переживаний, мы схватываем как сущностную определенность «психических феноменов», или «актов», так что в брентановской дефиниции: они суть «такие феномены, которые содержат в себе интенционально предмет»82 мы усматриваем сущностную дефиницию, «реальность» (в старом смысле) которой, естественно, гарантирована посредством примеров83. {Другими словами

иодновременно чисто феноменологически: идеация, осуществленная на показательных отдельных случаях таких переживаний — и осуществленная таким образом, что любое эмпирико-психологическое понимание и полагание бытия остаются вне игры, и принимается во внимание только реально (reell) феноменологическое содержание этих переживаний — дает нам чисто феноменологическую родовую идею интенционального переживания, или акта, а затем и ее чистые подвиды84.} То, что

82Ibid., S. 116.

83Для нас поэтому не существует проблемы в том, действительно ли все психические феномены, например феномены чувства (Gefühlsphänomene), имеют указанное своеобразие. Вместо этого следовало бы спросить, являются ли соответствующие феномены «психическими феноменами». Этот странный вопрос возникает из-за несоответствия терминов. О последнем подробнее ниже.

84{Если мы придерживаемся рамок психологической апперцепции, то феноменологически чистое понятие переживания включает в себя понятие некоторой психической реальности; говоря точнее, оно модифицируется в понятие

155

ЭДМУНД ГУССЕРЛЬ

не все переживания интенциональны, показывают ощущения и комплексы ощущений. Какая-либо часть ощущаемого поля зрения, какими бы она ни была заполнена визуальными содержаниями, есть переживание, которое может охватывать многообразные частичные содержания, однако эти содержания не являются интендированными [исходя] из целого, интенциональными предметами в этом поле.

Последующие размышления прояснят более точно фундаментальное различие между первым и вторым способом рассуждать о «содержаниях». {И повсюду можно будет убедиться, что то, что постигается при анализе показательных случаев и при сравнении тех и других содержаний, может быть усмотрено в идеации как чистое сущностное различие. Все феноменологические определения, которых мы здесь добиваемся, следует понимать (даже без особого подчеркивания) как сущностные определения.}

Второе ценное для нас определение психических феноменов Брентано видит в том, «что они суть или представления, или основываются на представлениях как на своей основе»85. «Нельзя что-либо обсуждать, нельзя чего-либо желать, нельзя на что-либо надеяться или чего-либо страшиться, если оно не представлено»86. Под представлением в этом определении понимается, естественно, не представленное содержание (предмет), но [само] представление (das Vorstellen), акт.

То, что это определение не может составить для наших исследований подходящего исходного пункта, заключается в том обстоятельстве, что оно предполагает определенное понятие представления, которое, учитывая многообразные трудно различимые эквивокации этого термина, еще должно быть выработано. При этом, однако, естественным началом является рассмотрение понятия акта. И все-таки в этом определении высказано важное и одновременно по своему содержанию побуждающее к дальнейшим исследованиям положение, к которому мы должны будем вернуться.

психического состояния некоторой одушевленной (animalisch) сущности (будь это состояние фактической природы, будь оно идеально возможной природы с идеально возможным «одушевленным» существом — в последнем случае, следовательно, при исключении всех полаганий бытия). В дальнейшем и ч и с т о ф е н о м е н о л о г и ч е с к а я родовая идея интенционального переживания модифицируется в параллельную и близкородственную п с и х о л о г и ч е с к у ю родовую идею. В зависимости от выключения или включения психологической апперцепции эти виды анализа получают то чисто феноменологическое, то психологическое значение.}.

85a. a. O., S. 111 (конец § 3).

86a. a. O., S. 104.

156

ЛОГИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ

§ 11. Предотвращение терминологически напрашивающихся неверных толкований: A) «ментальный», или «имманентный», объект

Теперь, когда мы зафиксировали брентановское сущностное определение, намеченные расхождения с его позицией вынуждают нас отклонить его терминологию. Мы поступим правильно, если не будем говорить ни о психических феноменах, ни вообще о феноменах, когда речь идет о переживаниях обсуждаемого класса. Первое оправданно только с точки зрения Брентано, согласно которой с помощью этого класса (в основном) должна быть отграничена исследовательская сфера психологии, в то время как, с нашей точки зрения, все переживания вообще равноправны в этом отношении. Что касается термина «феномен», то он не только отягощен многозначностью, наносящей ощутимый вред, но и свидетельствует о весьма сомнительном теоретическом убеждении, которое мы находим явно присутствующим у Брентано, а именно, что каждое интенциональное переживание есть как раз феномен. Так как феномен означает по преимуществу, а также и у Брентано, являющийся предмет как таковой, то в этом заключено следующее: каждое интенциональное переживание не только имеет отношение к предметам, но само есть предмет определенных интенциональных переживаний. Тем более что при этом думают о тех переживаниях, которые являют нам нечто в весьма особом смысле, а именно о восприятиях: «Каждый психический феномен есть предмет внутреннего сознания». Мы, однако, уже говорили, что у нас есть серьезные сомнения относительно этого утверждения.

Дальнейшие возражения касаются тех выражений, которые использует Брентано параллельно с термином «психический феномен» или которые он употребляет описательным способом и которые также обычно употребляются. Во всяком случае, весьма сомнительно (что зачастую сбивает с толку) говорить о том, что воспринятые, воображаемые, обсуждаемые, желаемые предметы и т. д. (соответственно, в воспринимающем, представляющем модусе и т. д.) «в х о д я т в с о з н а н и е », или, наоборот, что «с о з н а н и е» ( и л и я ) « в с т у п а е т» т е м и л и и н ы м о б р а з о м « в о т н о ш е н и е» к н и м, ч т о о н и т е м и л и и н ы м о б р а з о м « в о в л е к а ю т с я в [с ф е р у] с о з н а н и я» и т. д., точно так же сомнительно говорить о том, что интенциональные переживания «с о д е р ж а т в с е б е н е ч т о к а к о б ъ е к т» и т. п. Такого рода выражения подталкивают к д в у м л о ж н ы м т о л к о в а н и я м; во-пер- вых, что {речь как будто идет о реальном процессе или реальном отношении, которое разыгрывается между сознанием, или Я, и «осознанной»

157

ЭДМУНД ГУССЕРЛЬ

вещью}87; во-вторых, что речь как будто идет об отношении между двумя вещами, которые равным образом можно реально (reell) обнаружить в сознании, между актом и интенциональным объектом; о чем-то вроде некоторого вложения одного психического содержания в другое. Если здесь нельзя избежать термина «отношение», то все же следует избегать выражений, которые прямо-таки предлагают ложные истолкования этого отношения как психологически-реального (real) или принадлежащего реальному (reell) содержанию переживаний.

Рассмотрим более подробно прежде всего второе из двух указанных ложных толкований. Весьма характерным образом это толкование предлагает для обозначения сущностного своеобразия интенциональных переживаний выражение и м м а н е н т н а я п р е д м е т н о с т ь и точно так же равнозначные термины схоластики и н т е н ц и о н а л ь - н о е, или м е н т а л ь н о е с у щ е с т в о в а н и е (Inexistenz) предмета. Интенциональные переживания имеют то своеобразие, что они различным образом относятся к представленным предметам. Это они делают именно в смысле и н т е н ц и и. Предмет «имеется в виду»88 («gemeint») в этих переживаниях, [интенция] нацелена на него, и притом в модусе представления и одновременно суждения и т. д. В этом, однако, заключено не что иное, как то, что присутствуют как раз те определенные переживания, которые имеют характер интенции, и в частности — представляющей, судящей, желающей интенции и т. д. Не две вещи присутствуют как переживания (мы отвлекаемся от известных исключений), не предмет переживается и наряду с ним интенциональное переживание, которое на него направлено; это не две вещи в смысле части и охватывающего целого, но только одно наличествует — интенциональное переживание, сущностный дескриптивный характер которого составляет как раз соответствующую интенцию. В соответствии со своей видовой особенностью она составляет целиком и полностью акт представления этого предмета или акт суждения о нем и т. д. Если это переживание налицо, то eo ipso (и это заключено, как я хочу подчеркнуть, в его собственной сущности) осуществлено «интенциональное отношение к предмету», eo ipso предмет «интенционально присутствует», ибо одно и другое означает точно то же самое. И такое переживание, естественно, может наличествовать в сознании без того, чтобы предмет существовал и мог бы

87А: {речь идет о реальном воздействии (reelle Aktion) сознания, или Я, на «осознанную» вещь, по меньшей мере о дескриптивно обнаруживаемом в каждом акте отношении между обоими}.

88Выделяющий акт внимания, подмечания понимается здесь не в смысле «подразумевающего акта» «интенции».

158

ЛОГИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ

вообще существовать; предмет подразумевается, т. е. акт его подразумевающий (Meinen) есть переживание, однако он просто подразумевается (vermeint), а в действительности — ничто.

Если я представляю бога Юпитера, то этот бог есть представленный предмет, он «имманентно присутствует в моем акте», имеет в нем «ментальное существование» (Inexistenz) (при этом могут использоваться и другие выражения, искаженные в ходе их собственной интерпретации). Я представляю бога Юпитера, это означает, я имею определенное переживание представления, в моем сознании осуществляется акт- представления-бога-Юпитера. Как бы ни разлагали это интенциональное переживание в дескриптивном анализе, чего-либо такого, как бог Юпитер, естественно, обнаружить в нем нельзя; «имманентный», «ментальный» предмет не принадлежит, таким образом, дескриптивному (реальному (reell)) составу переживания, он, следовательно, совершенно не имманентный и не ментальный. Он, конечно, и не extra mentem, он вообще не существует. Однако это не препятствует тому, что этот акт-представления-бога-Юпитера действительно существует как такого рода переживание, как такой определенный модус настроенности (Zumutesein), что тот, кто его в себе испытывает, может по праву сказать, что он представляет мифического царя богов, о котором повествуют то-то и то-то. С другой стороны, если интендированный предмет существует, то в феноменологическом отношении ничего не меняется. Для сознания данное в существе своем равнозначно, существует ли представленный предмет или он вымышлен и, возможно, вообще бессмыслен. Юпитера я представляю не иначе, чем Бисмарка, Вавилонскую башню —

не иначе, чем Кёльнский собор, правильный тысячеугольник — не иначе, чем правильный тысячегранник89. Если так называемые имманентные содержания скорее просто интенциональные (интендированные), то,

89От имеющих место в том или ином случае характерных полаганий, которые влекут за собой убеждение в бытии представленного, мы можем здесь отвлечься. Пусть снова убедятся, что любая предпосылка природной действительности вместе с человеком и прочими переживающими одушевленными существами может быть исключена в осуществляемом рассмотрении, так что это рассмотрение следует понимать как размышление об идеальной возможности.

Вконечном итоге можно увидеть, что оно принимает характер методического размышления и исключения, которое отделяет то, что является делом трансцендентной апперцепции и трансцендентного полагания, чтобы выявить то, что принадлежит самому переживанию в его реальном (reell) сущностном составе. Переживание есть тогда чисто феноменологическое переживание, поскольку его психологическая апперцепция исключена.

159

ЭДМУНД ГУССЕРЛЬ

с другой стороны, д е й с т в и т е л ь н о и м м а н е н т н ы е с о д е р ж а н и я, которые принадлежат реальному (reell) составу переживаний, н е и н - т е н ц и о н а л ь н ы: они выстраивают акт, как необходимые отправные пункты они делают возможным интенцию, но сами они не интендированы, они не предметы, которые представлены в акте. Я вижу не ощущения цвета, но вещи, обладающие цветом, я слышу не ощущения звука, но песню певицы и т. д.90

И то, что верно в отношении представлений, верно также и в отношении прочих выстраивающихся на них интенциональных переживаниях. Представлять определенный объект, например, Берлинский замок, это, мы бы сказали, [иметь] дескриптивно так-то и так-то определенный вид настроенности (Zumutesein). Судить об этом замке, любоваться красотой его архитектуры или желать, чтобы это стало возможным и т. д., — это новые переживания, которые характеризуются феноменологически новым образом. Все они имеют то общее, что они суть модусы предметной интенции, которые в обычной речи мы не можем выразить иначе, как «замок воспринят», «дан в воображении», «образно представлен», «о нем высказано суждение», «он предмет любования, желания» и т. д.

Потребуется еще более тщательное исследование, чтобы установить, что же стоит за метафорическими выражениями о предмете, представленном в представлении, о предмете, обсуждаемом в суждении, и как вообще нужно понимать предметное отношение актов. Однако в той степени, в которой мы продвинулись вперед, мы во всяком случае поступим правильно, если вообще будем избегать этого оборота речи — «имманентные предметы». Мы можем без него легко обойтись, так как у нас есть выражение интенциональный предмет, которое не подлежит подобным сомнениям.

Если принять во внимание переносный смысл «содержимости» предмета в акте, то становится очевидным, что параллельные и равнозначные обороты речи, такие, как «предмет осознан, в сознании, имманентен сознанию» и т. п. страдают весьма вредными эквивокациями; ибо под сознанием понимается здесь нечто совершено иное, чем то, что можно понимать под сознанием, исходя из двух рассмотренных ранее значений. Вся новейшая психология и теория познания оказалась вовлеченной в эти и родственные им эквивокации. При господствующем влиянии психологического образа мышления и терминологии мы поступили бы

90Относительно того кажущегося само собой разумеющимся различения между имманентными и трансцендентными предметами, которое ориентировано на старую традиционную схему: внутренне осознанный образ — в-себе-бытие вне сознания, ср. Приложение в конце этой главы.

160