Доцент к.Г. Мальцев,

Аспирантка е.И. Скобелева

Государственный суверенитет России

И неолиберальные доктрины демократической трансформации

Транзитологическим/транзитонологическим исследованиям трансформационных процессов российского общества десять лет. Есть основание подводить некоторые итоги, что определенным образом и было проделано Б.Л. Прозоровым в работе «Политологический анализ американского опыта изучения СССР и посткоммунистической России»¹. Работу эту можно считать исчерпывающей с точки зрения использованного «фактического материала»: не только американских, но в целом западных транзитологических/транзитонологических исследований. Однако нам кажется, что один вопрос, едва ли не намеренно, был выведен Прозоровым за рамки его научного исследования. Мы же считаем его важнейшим и, что даже еще более существенно: та или иная его тематизация, обусловливающая тот или иной на него ответ, - впервые только и создает предпосылки для того, чтобы транзитология/транзитонология как таковая имела смысл. Этот вопрос – о цели трансформации и ценности такой цели. Намеренно акцентированная нами «неокантианская» постановка данного вопроса не должна служить препятствием для отчетливого осознания, что неокантианцы, как и их противники, их эпигоны, последователи и «усовершенствователи» согласны, что беспредпосылочного политического знания не существует и что предпосылки эти должны обретаться вне предметного поля политологического анализа. То есть вопрос о цели и ее ценности в политике и ее «теоретических концептуализациях» – есть прежде всего для «политической реальности» идеологический вопрос, для «теории политики» – может быть раскрыт только посредством социально-философского анализа².

Итак, что предполагается в качестве цели, которая «имплицитно» задает направление и итог транзитологического/транзитонологического анализа? Эта цель – либеральная демократия западного типа. Как определяется вопрос о ее ценности? Западная демократия, вернее, тот или иной «утвержденный» ее «концепт» берется как мера трансформационных процессов. Как образуется «шкала значений», по которой измеряется приближение к этому (безусловному, но никогда не достижимому) «идеалу»? Данный вопрос и является собственно социально-философским вопросом, на который может и должен быть дан ответ. Но в статье мы ограничимся рассмотрением лишь одного его (вопроса) аспекта: «теория модернизации» («демократической трансформации»), которая в видоизмененном виде, правда, существует сейчас в форме транзитологии/транзитонологии, есть теоретическое выражение практического империализма либеральной демократии западного типа. При этом мы должны подчеркнуть: будучи одним из средств (орудий) обеспечения господства, теория при этом нисколько не теряет своих научных (именно теоретических) достоинств – если они есть, конечно: учиться нужно у римлян, всегда спрашивавших: «Кому это выгодно?», – что не только не «притупляло», но значительно «обостряло» их «зрение», по крайней мере, в области «мировой политики».

Избранная нами форма изложения требует краткого и внятного перечисления аргументов в пользу нашего тезиса. Вот они.

Время. Мы склонны забывать о том, что социально-политические процессы «протекают во времени» или, лучше сказать: время имманентно социально-политическому процессу, входит в его структуру (это утверждение мы считаем справедливым вне зависимости от наших предпочтений относительно тех или иных теорий, определяющих, как это происходит: будем ли мы согласны с Уайтхедом, Гейзенбергом или предпочтем нечто более «философски ориентированное», например Бергсона). Самым простым выводом из обозначенного нами обстоятельства является то, что «преимущество» «продвинувшихся» в заданном направлении реализуется за счет догоняющего развития следующих за ними – при определенной модели догоняющего развития. В отношении Запада мы избрали именно эту модель: вечно догоняющих учеников, готовых платить своим учителям за науку. Не важно сейчас, когда, почему и как произошел этот выбор; не важно также и то, какие выгоды принесло нам это ученичество. Важно то, что «вечное ученичество» никаких выгод не несет. Основное преимущество догоняющего развития состоит в «сокращении пути», в «творческом использовании опыта» тех, кто уже проделал этот путь, но затем, чтобы скорее «встать на собственные ноги». Но едва ли выгодно «вечно догонять» – и именно это предлагается нам в виде неолиберальной доктрины демократической трансформации и «приверженности общечеловеческим (читай: западным неолиберальным) ценностям».

Идеология. Здесь речь никогда не идет о том, что «правильно» или «неправильно», «хорошо» или «плохо» само по себе: здесь вообще нет ничего «самого по себе», но лишь – «с чьей точки зрения?». Принцип «готтентотской морали» или, лучше, «принцип относительности» также «внутренен» и «имманентен» идеологии, как время имманентно процессу. Несколько видоизменяя сказанное: здесь, в идеологии, важно «не что такое хорошо и что такое плохо», но кто и по каким критериям это решает. Критерий нами зафиксирован: «ценности западной либеральной демократии». Кто конкретно определяет содержание этих ценностей и трансформирует ценности в критерии оценки (сам по себе этот процесс очень интересен и достаточно мало изучен: как трансцендентное становится имманентным в области политической идеологии)? Нам ответят: ценность свободы и в том, что определяет это, вне зависимости от расы, пола, возраста, национальной принадлежности и т.п., тот, у кого это лучше всего получится – на основе «принципа конкуренции»? (См., например, рассуждения К.Р. Поппера о процедуре определения содержания научной истины. Он сам применил свой «принцип фальсификации» к анализу исторических и социально-политических процессов; вернее даже, он «получил» этот принцип из своего анализа социально-политических процессов в книге «Открытое общество и его враги» и применил его к области естествознания, обработав средствами логики). Но, во-первых, «адекватно» сформулировать современную «либеральную доктрину» может только тот, кто уже разделяет ее ценности; во-вторых, решение «мирового сообщества» фактически сводится к решению тех, кто «удовлетворяет критериям развитости с точки зрения либеральных ценностей» (государств, если речь идет о вопросах мировой политики: «расширение компетенции НАТО за пределы границ стран-участников» предполагает, что в Вашингтоне или Лондоне лучше знают не только, что нужно им, но и что нужно всем остальным – «в конечном счете», с «точки зрения либеральных ценностей»; «академического сообщества», о диктатуре которого прекрасно писал П. Фейерабенд, например³, - если речь идет о вопросах «либеральной теории» и т.п.).

Идеология есть самосознание власти: власть же – тотальна и инклюзивна «на всем своем протяжении»: неоднократно обруганные последовательными либералами «средневековые доктрины суверенитета» блестяще практически подтвердились. Ж. Боден утверждал, что суверен тот, кто принимает решение о чрезвычайном положении. Кто принимает такое решение относительно «всего мира» или любой отдельной его части? Но есть ли точки зрения, трансцендентные современной либеральной идеологии, ее ценностям, и если они есть, то где обретаются? В «национальной культуре», наверное? ⁴

Культура. Извечный спор западников со славянофилами интересует нас здесь исключительно с точки зрения его структурно-логической формы. Структура же эта возникла в современном своем виде вместе с окончательным оформлением того, что может быть условно обозначено как «римско-католический империализм». До разделения церквей, а с точки зрения последовательного католицизма, то и после него – есть один император и один первосвященник, как бы не соотносились эти «знаковые фигуры» между собой, «по Дамиани» или по «Фридриху Гогенштауфену». Идеология «национального мессианизма» – против «римского католицизма» (или может явиться странная «политическая химера» – за католицизм в форме «польского национального католического мессианизма», вызванного не только борьбой с Россией). «Противостояние» это анализировалось в разных направлениях мысли и в различных аспектах бесчисленное количество раз. Для нас же важно именно то, что политическая трансформация в ХVII веке католического империализма в европейский империализм (не «по вине» католической церкви), а затем в ХХ веке – в американский империализм (имеющий вполне «проследимое» происхождение, которое еще предстоит, правда, эксплицировать в том числе и в форме «научного анализа») привела, - если, конечно, признавать справедливость нашего утверждения о власти и идеологии, - к «адекватной» именно для нашего времени форме обеспечения «продвижения» и «господства» – в том числе и в теории «политической модернизации», к 90-м годам ХХ века реализовавшейся в транзитологии/транзитонологии.

Мы условно взяли в качестве одной из «позиций» нашего теоретико-методологического анализа культуру прежде всего затем, чтобы показать тотальность обозначенного нами «противоположения». (Исходили здесь из современных, свойственных отечественной науке, представлений о «тотальности культуры», которые мы, кстати, совсем не разделяем; но нам нужна была иллюстрация – и мы ее имеем).

Что все сказанное (и больше – не сказанное, но предполагающееся нами) значит для современной России? Нам кажется, что (пока?) практически ничего: мы не видим ни государственной воли, ни политической силы, способной провести эту волю, чтобы изменить если не «направление трансформации» (действительно, чем «плоха для народа» либеральная демократия западного типа, если она, конечно, осуществляется у нас, а не является, как до сих пор, неким идолом, которому приносят в том числе и человеческие жертвы), то именно ее, - точно по Гегелю! – «дурную бесконечность». Впрочем, еще раз сказать об обусловленности (во многих, если не во всех отношениях), не-абсолютности «либеральных ценностей» и, следовательно, не «единственности» («единоспасительности») либеральной идеологии для России, - сказать об этом было не лишним.

Получено 06.12.02.

ISBN 5-89368-369-2

Проблемы России: история и современность. Владимир, 2003