165575
.pdfУДК 101.1:316.422.4 ББК 87.3 (2)
Г.В. Шалашников
«Государственный элемент» и «критически мыслящая личность»: П.Л.Лавров о справедливости и нравственности в государстве.
Этико-смысловое содержание понятия «договор» в философии антропологизма П.Л.Лаврова.
Нравственно-критическое осмысление государственного начала в философии П.Л.Лаврова.
Государство глазами «критически мыслящей личности»: этический антропоцентризм П.Л.Лаврова о нравственном начале в
государстве.
В статье рассматриваются проблемы теории и практики, теории и практики общественного прогресса в русской философско-социологической традиции конца XIX века. Даётся характеристика нравственного начала как интегративного показателя социального прогресса.
The article concerns the problems of the theory and public progress in the Russian philosophic-sociological tradition of the end of the XIX century. It also gives a characteristic to a moral beginning as it is the main showing of the social progress.
Хотя ни об одном из великих общественных принципов нельзя сказать, что им не злоупотребляли, идеализируя его, но едва ли в последний период который-либо принцип подвергался в такой мере подобной операции, как принцип государства.
другие ставили выше всего механическую связь его частей путем искусной администрации, единообразных законов, единообразных форм жизни на всей его территории; третьи доказывали, что лишь органическая связь живых и достаточно самостоятельных центров, соединенных общностью ясно сознанных интересов, составляет государство. Оказалось необходимым вести полемику не за государство или против него, а уяснить себе, в чем именно состоит настоящее идеальное государство.
именно государство есть главный общественный принцип, казалось, и спорить было нечего.
доказав, что государство есть, собственно, не продукт разума и обдуманности, а естественное' культурное явление в общественной жизни. Этим думали, конечно, придать ему добавочную прочность, но в сущности подрывали его идеалистическое значение: все необходимое и чисто естественное человек стремится осмыслить и переработать. Следовательно, является вопрос: не должно ли переработать и естественное явление государства в высший продукт так, чтобы доля человеческого разума превзошла в нем долю
естественного материала?
Пока люди живут вместе, преследуя экономические, нравственные и умственные цели, которые каждый может изменять свободно или даже отступаться от них, не опасаясь никакого принуждения, до тех пор люди состоят в общественной связи, чуждой всего юридического и политического. Как только они вступают в договор, обязательный для договаривающихся, то их общество вступает в новый фазис жизни. Оно связано только юридически, если принудительная сила, наблюдающая за исполнением договора, принадлежит лицам,
==192
в договоре не участвующим. Оно становится политическим, когда в среде самого общества образуется власть, обязывающая членов общества к исполнению договора. Политическое общество становится государством, когда договор, обязательный для членов, в него вступивших, оно обращает в обязательный и для лиц, никогда не спрошенных об их согласии или соглашающихся на него лишь из опасения личного вреда в случае сопротивления ему.
то государство столь же древне, как насильственное подчинение личностей условиям, ими не выбранным. Так как всегда было в обществе огромное число личностей, которые по недостатку умственного развития, звания, энергии нуждались в том, чтобы другие личности, более умные, знающие и энергические, выбирали для них условия жизни, то государственный строй коренился в первых дородовых и родовых человеческих группах, в первых бродячих племенах и до сих пор вовсе не ограничивается тем, что называется политическими органами общества.
Государственный элемент является в семье, когда есть взрослые члены, которые могли бы не повиноваться главе, но помогают ему повелевать другими; в религиозной секте — когда пророка окружают не только исполнители, но и помощники. И вообще государство возникает тогда, когда группа личностей во имя своих хорошо или дурно понятых интересов поддерживает добровольно обязательность некоторых постановлений, исходящих от лица, от учреждения, от выборного совета, обязательность, распространяющуюся на другие лица, не приступившие добровольно к этому союзу.
Выйди из государства или исполняй государственный договор — такова дилемма, которая стоит перед каждым подданным государства.
Если число недовольных этим договором незначительно, эта дилемма чувствительна лишь для них: им приходится страдать под ярмом ненавистных им законов или испытывать удовольствие жертвы самыми элементарными удобствами жизни, удовольствие тюремного заключения, ссылки, казни за неисполнение этих законов или за борьбу против них. Недовольные могут, наконец, эмигрировать. Пока партия этих недовольных состоит из разрозненных личностей, они всегда будут подавлены. Чем продолжительнее эпоха этого подавления и чем безобразнее при этом законный порядок, тем более деморализующим образом действует подобная среда на личности, в ней живущие, атрофируя в них ясное понимание, энергию характера, способность иметь убеждения и бороться за них, наконец, сознание общественной солидарности.
Но, по мере того как недовольные собираются в растущую общественную силу и организуются, ими пренебрегать уже нельзя и самому государственному строю грозят опасности. Эти опасности двоякого рода. Если недовольные рассеяны по всей территории государства или скучены в его главных центрах, то государству грозит изменение основных законов путем реформы или путем революции. Если же недовольные скучены в одной части государства, ему грозит распадение. В обоих случаях государственная связь непрочна, и непрочна потому, что его законы представляют договор фиктивный, а не действительный: в нем находится значительное число личностей, которые обязаны подчиняться государственному договору, но никогда не были спрошены относительно его, никогда на него не соглашались и подчиняются ему лишь по бессилию, по недостатку энергии или по неумению сознать свои права и свои силы.
Государство тем и отличается от других общественных форм, что в нем договор принят меньшим числом лиц и ими поддерживается как обязательный для большего числа. Два источника государственной связи — естественное начало принудительности и обдуманное начало договора — вступают в столкновение, потому что последнее во имя справедливости стремится уменьшить принудительность. Отсюда неизбежное следствие, что политический прогресс должен был заключаться в уменьшении государственного принципа в общественной жизни. Оно так в действительности и есть.
Политическая эволюция выражается в двух стремлениях. Во-первых, государственный элемент выделяется из всех общественных форм, вызванных наличными общественными потребностями, чтобы создать себе специальные органы. Во-вторых, насильственное подчинение большинства личностей государственному договору ограничивается все меньшим числом личностей, причем фиктивный договор государства получает более действительности, государственная связь скрепляется, но в то же время сближается со связью просто об-
==196
тцественпою. Оба эти стремления можно назвать прогрессивными, потому что первое имеет в виду теоретическую истину государства, второе — внесение справедливости в государственные формы. Тем не менее оба стремления, в процессе своего осуществления, должны привести государственный элемент в
жизни человечества к его минимуму.