636

отличается от исходного, объективного мира, как и теоретический мир науки, – в нем оказываются более выявленными скрытые рычаги происходящих событий, взаимосвязи между ними, глубинные механизмы действительности. А.М. Левидов указывает, что в литературном произведении одним из самых универсальных способов построения является «принцип конденсации»1. Конденсация – это сгущение, уплотнение действия, когда в одном событии проявляются все черты, предыстории, сущность персонажей (так, приезд Хлестакова оказывается «кристаллизационным центром», высвечивающим с максимальной яркостью и фигуры, и весь жизненный уклад уездного города); либо это сгущение черт определенного человеческого типа, представленного в неком персонаже (автор, например, пишет о своем герое Печорине: «Это портрет, составленный из пороков всего нашего поколения, в полном их развитии»2). В реальности художественного произведения в большей степени, чем в обычной жизни, характеры – определенные, противоречия – явные, последствия принимаемых решений возникают обязательно, все ружья в конце концов стреляют. Как и научная, художественная реальность оказывается более определенной, «проявленной» с точки зрения внутренних закономерностей; поэтому А.М. Левидов и пишет, что в некотором отношении художественный образ «действительнее самой действительности»1. Это ощущают и сами творцы художественной реальности. Э. Хемингуэй говорит: «Создаешь силой вымысла не изображение, а нечто совсем новое, более ис-

тинное, чем все истинно существующее»2. Н.А. Кузьмина, рассматри-

вая информационную природу художественного образа, считает ключевым моментом то обстоятельство, что: «Автор художественного произведения имеет дело не с действительностью вообще, но с уже оцененной и оформленной действительностью»3; с такой же действительностью имеет дело и читатель.

1 Левидов А.М. Литература и действительность. М.: Советский писатель, 1987. С. 276.

2 Лермонтов М.Ю. Герой нашего времени. Новосибирск: Западно-Си- бирское книжное издательство, 1978. С. 4.

1 Левидов А.М. Литература и действительность. М.: Советский писатель, 1987. С. 267.

2 Хемингуэй Э. О литературном мастерстве // Иностранная литература. 1962. № 1. С. 218.

3 Кузьмина Н.А. Интертекст и его роль в процессах эволюции поэтического языка. Екатеринбург: Изд-во УрГУ; Омск: Изд-во ОмГУ, 1999. С. 11.

273

Исследователи мифа указывают в качестве одной из наиболее значимых особенностей мифологического мира «гипертрофию каузального инстинкта» (термин Э. Кассирера). Мифологическое мышление не признает возможностей случайного совпадения, спонтанного пересечения различных линий развития, недостаточно детерминированного выбора одного из вариантов и т.п. Любое событие в мифологической реальности представляет собой часть причинно-следственной цепочки, определено некоторыми предшествующими событиями и является отправной точкой для последующих. Это прозрачный, организованный мир, в котором предпосылки и следствия связаны однозначными и отчетливыми связями.

На наш взгляд, внимание именно к этой особенности конструируемых реальностей позволяет сформулировать критерий существования объектов в их рамках. Но перед этим необходимо сделать еще одну оговорку.

В логике онтологического признания различных реальностей критерий существования устанавливает не реальность объекта вообще, а существование его в пределах определенной системы. В результате он должен быть не только критерием существования объекта в контексте определенной реальности, но и критерием существования самой этой реальности в качестве относительно самостоятельной. Если мы рассматриваем различные реальности (например создаваемые когнитивным конструированием в рамках социальной реальности), то необходимо указание на то, в каких случаях можно говорить о том, что некоторая группа объектов образует какую-то особую, отделенную от остальных реальность. В частности, с какого момента можно говорить о физической реальности как об одной из форм научной реальности; следует ли ее связать уже с зарождением физики как науки? С появлением построений, в которые сознательно вводились концепты, не имеющие прямых аналогов в материальном мире? С возникновением целостной картины мира, включающей такие теоретические объекты? Когда определяется, отделяется от других новая реальность? Необходим критерий, позволяющий отвечать на подобные вопросы.

Если исходить из выделенной в качестве доминантной особенности реальностей, создающихся когнитивным конструированием, то представляется возможным сформулировать следующее основание для решения данной проблемы: критерием самостоятельного существо-

вания некоторой реальности в целом является достижение совокупностью объектов определенного типа такого уровня внутренней связанности, на котором становится возможной имманентная генерация некоторых процессов как форма саморазвития системы. Иными словами,

274

конструируемая реальность, чтобы быть самостоятельной, должна иметь собственные принципы организации происходящих в ней процессов, с одной стороны, обладающие некоторой специфичностью по отношению к принципам других реальностей, с другой – развитые в достаточной степени, для того чтобы по этим общим правилам могли происходить конкретные события в пределах возможного мира. Определенность реальности фиксируется, когда совокупность таких принципов становится сквозной; об этом и свидетельствует появление внутренне детерминированных и при этом специфических процессов.

В таком случае критерием существования для объекта в рамках конкретной реальности будет интегрированность в ее внутренние связи, достаточная для того, чтобы события с этим объектом в данной реальности можно было подразделить на возможные и невозможные. Другими словами, объект должен быть «вписан» во внутреннюю логику системы настолько, чтобы подчиняться ее правилам, и, кроме того, иметь некую собственную логическую определенность, с точки зрения которой по крайней мере некоторые процессы, разрешенные в данной системе, с ним должны были произойти, а другие, также разрешенные в системе в целом, не могли бы произойти.

Последняя мысль может быть представлена также в виде фальсифицирующей интерпретации предложенного принципа применительно к реальностям невещественного типа. Когнитивная система (как научная, так и художественная) не получает логического существования, если заложенные в ней принципы организации конструируемой реальности недостаточны для того, чтобы сделать какое-либо действие или событие в этой системе невозможным. Соответственно не приобретают логического существования и объекты такой системы: они могут обладать одновременно противоположными качествами и совершать противоположные действия, поскольку система не определяет их настолько, чтобы устанавливать соответствующие запреты. Следовательно, они могут оказаться внутренне противоречивыми, что исключает их существование.

Проиллюстрируем сказанное на материале художественной литературы. Первый критерий отражает важнейшее для художественного произведения требование наличия некоторой (необязательно рационалистической) логики имманентного развертывания повествования и детерминированности этой логикой всех происходящих событий, отводящей случайности незначительное место. Когда (и если) эта логика достаточно определена, развитие произведения, по крайней мере отчасти, приобретает характер саморазвертывания. С. Лем, указывая, что

275

важнейшим основанием создания литературного произведения и ключевой частью работы писателя является установление «параметров», основных свойств и правил описываемой реальности, утверждает: «Если писатели рассказывают, что в определенный момент их работы произведение как бы «оживает» под пером, это означает, что поддержание «параметров» приобрело некий автоматизм, стало самопроизвольным»1. С. Лем говорит здесь не только о фантастической литературе, он рассматривает также возникновение этого «автоматизма» как признак состоятельности всякого полноценного литературного произведения. Приведем для сравнения идею В.Г. Белинского: «Конечно, создания поэта не суть списки или копии с действительности, но они сами суть действительность, как возможность, получившая свое осуществление, и получившая это осуществление по непреложным законам самой строгой необходимости»2. В своей работе он несколько раз упоминает о «Ревизоре» как особом, замкнутом в себе мире.

Второй критерий применительно к художественной реальности отражает то, что называется логикой характера. Если (и когда) персонаж обретает достаточную личностную определенность, одной из составляющих саморазвертывания произведения будет логика поступков, которые он может и должен совершить в возникающих обстоятельствах; также появляется и обратная возможность – утверждать, что повести себя таким-то образом для данного персонажа немыслимо. Иными словами, критерий существования – поскольку это логическое, идеальное существование – связывается с уровнем содержательной развитости и целостности образа. При этом внутренняя логика художественной реальности, о которой идет речь, не обязана быть традиционной рационалистической логикой, она может быть иррациональной, «иной», но должна реализовываться последовательно в пределах произведения. С этой точки зрения, примечательно высказывание Ц. Тодорова о месте фантастики в литературном процессе. Он пишет: «С одной стороны, она представляет собой квинтэссенцию всякой литературы, ибо в ней свойственное всей литературе оспаривание границы между реальным и нереальным происходит совершенно эксплицитно и оказывается в центре внимания. С другой же стороны, она служит всего лишь пропедевтическим курсом, введением в литерату-

1 Лем С. Философия случая. М.: АСТ: Транзиткнига, 2005. С. 68.

2 Белинский В.Г. Горе от ума // Белинский В.Г. Сочинения. В 3 т. М.:

ОГИЗ, 1948. Т. 1. С. 468.

276

ру: борясь с метафизикой обыденного языка, она дает ей жизнь»1. В фантастике наиболее очевиден принцип, лежащий в основе всякой литературы: в рамках художественного произведения создается новая реальность, всегда несколько отличная от непосредственно данной реальности, в том числе и с точки зрения принципов организации.

Концепция логического существования реальности как системы, в которую может быть интегрирован конкретный объект, применима к мифотворчеству. При первом обращении культурологических исследований к мифу казалось очевидным, что в мифе может случиться все, что угодно: любой субъект может иметь какой угодно предикат, любой объект может оказаться связанным с любым другим. Но теоретический структурный анализ позволил выявить законы мифа, строго определенные способы возникновения связей между событиями и предметами, правила развертывания действия. Более того, выяснилось, что ключевые принципы этих взаимосвязей характеризуют мифологический способ мышления в целом и обнаруживаются в различных мифологиях. Именно поэтому развитая мифология также может рассматриваться как некая самостоятельная реальность, относительным к которой может быть существование идеального объекта.

Применительно к научной реальности предложенный критерий может быть рассмотрен в свете тенденции к возрастанию относительной самостоятельности теоретического уровня научного познания. В условиях, когда в фундаментальной науке непосредственное обращение к эмпирии утратило первоочередную критериальную функцию, существенно возросла роль логических критериев оценки теории и логической оправданности отдельных внутритеоретических когнитивных феноменов. Рассмотрим в качестве примера сформулированные А. Эйнштейном требования к научной теории: теория должна не противоречить данным опыта, фактам; быть проверяемой на имеющемся эмпирическом материале; отличаться естественностью и простотой исходных понятий и соотношений между ними; содержать настолько определенные утверждения, насколько это возможно; отличаться красотой, гармоничностью, изяществом построения; характеризоваться многообразием предметов, которые связываются системой абстракций и т.д.1 Лишь первые два требования обращены к контакту теории с эмпирически данной реальностью; остальные – касаются ее внутренней

1Тодоров Ц. Введение в фантастическую литературу. М.: Изд-во РФО, 1997. С. 126.

1Эйнштейн А. Физика и реальность. М.: Наука, 1965. С. 139–143.

277

логической организации. Иначе говоря, они и выступают как основания конституирования физической реальности в рамках соответствующей научной картины мира, а также как критерии существования отдельных теоретических объектов. Существенно при этом, что, как логика художественного текста может быть иррациональной с точки зрения здравого смысла, а логика мифа – с точки зрения модернистского мышления, принципы построения научной теории также могут отличаться (если не обязательно отличаются) от житейской логики обычных рассуждений (например от требования обязательного сопровождения понимания на уровне абстрактного мышления выработкой некоего наглядного образа, представления). Особенно это характерно для некоторых разделов современной науки: обыденные представления, сформированные нашим опытом в мире вещей, соразмерных нам, оказываются неадекватными для объектов мегаили микромасштабов.

Заявленные критерии существования могут быть соотнесены с тремя логическими критериями оценки теорий и их положений, применимыми в науке. Во-первых, это критерий когеренции, которая раскрывается как соответствие положений теории друг другу, соответствие теории другим теориям в данной предметной области, соответствие проверяемого тезиса всем уровням теоретического знания вплоть до парадигмы, «вписанность» теории в совокупность познавательных достижений своей эпохи. Если истинность научного знания как минимум предварительно оценивается с позиций самосогласованности теоретической системы, самосогласованность выступает в качестве необходимого основания логического существования теоретической системы. Показательно, что Ц. Тодоров наряду с другими исследователями проводит в этом отношении прямую аналогию между наукой и искусством и применяет традиционно сциентистское понятие когеренции к характеристике художественного произведения: «В литературе проверка на истинность невозможна: истина есть отношение между словами и изображаемыми ими вещами, а в литературе этих «вещей» нет, зато в литературе существует требование внутреннего соответствия, или когерентности»1. Во-вторых, это критерий опти-

мальной логической организации теории, который может допускать логическое существование отдельных объектов. В условиях, когда «развитие науки... привело к осознанию того, что объект теоретического знания не обязан быть аналогом пространственно-временным

1 Тодоров Ц. Введение в фантастическую литературу. М.: Изд-во РФО, 1997. С. 62.

278

образом локализованной вещи и данного нам в эмпирической деятельности мира»2, существование того или иного теоретического объекта может оправдываться внутренними потребностями логического оформления и функционирования теории. В-третьих, это критерий фальсифицируемости, одним из аспектов которого, по мысли К. Поппера, является утверждение: «Каждая «хорошая» научная теория является некоторым запрещением: она запрещает появление определенных событий. Чем больше теория запрещает, тем она лучше»3. Появление запретов на некоторые события характеризует достижение логической системой уровня определенности, достаточного для признания ее существования в качестве самостоятельной реальности.

Таким образом, во всех случаях, о которых шла речь, именно такие характеристики, как устойчивость, организованность, целостность когнитивной системы, выступают как черты, конституирующие логическое существование, что и определяет значение критерия внутренней связанности как результирующего указанные качества.

Не случайно наиболее очевидным образом рассмотренные критерии могут быть раскрыты применительно к научной и художественной реальностям. Критерий внутренней связанности перекликается с одной из важнейших эмоциональных потребностей, лежащих в основе научного и художественного творчества. А. Эйнштейн выразил ее так: «В науке и искусстве… наиболее сильным мотивом является желание оторваться от серости и монотонности будней и найти убежище в мире, заполненном нами же созданными образами. Этот мир может состоять из музыкальных нот так же, как и из математических формул. Мы пытаемся создать разумную картину мира, в котором мы могли бы чувствовать себя как дома, и обрести ту устойчивость, которая недостижима для нас в обыденной жизни»1. Иными словами, художественная и научная реальности имеют больше возможностей приблизиться к им- манентно-ориентированным критериям существования реальности и составляющих ее объектов. В результате становится понятным, почему научные теории и художественные образы могут представляться нам – и так часто характеризуются – как «более настоящие», чем объекты

2 Грязнов Б.С., Дынин Б.С., Никитин Е.П. Теория и ее объект. М.: Наука, 1973. С. 54.

3 Поппер К. Предположения и опровержения. Рост научного знания. М.:

АСТ, 2004. С. 68.

1 Эйнштейн А. О науке // Эйнштейн А. Собрание научных трудов. М.:

Наука, 1967. Т. 4. С.143.

279

нашей повседневной жизни, за счет того что первые обладают большей полнотой своего вида бытия.

§ 5. Локальное и глобальное конструирование

Обозначенные критерии, фиксирующие существование объектов в составе конструируемых реальностей, дают возможность более полно охарактеризовать уровни процесса конструирования реальности.

Поскольку конструирование представляет собой универсальный способ бытия культуры, все виды человеческой деятельности в той или иной степени конструируют реальность. Материально-производ- ственная деятельность трансформирует вещественную среду человеческого бытия, создавая, достраивая и модифицируя «вторую природу». Наиболее развитой конструируемой реальностью, обладающей специфичным существованием, является техническая реальность. Как полагает Б.И. Кудрин, «техническая реальность включает: все материальное, порожденное человеком (включая машинную продукцию, поделки быта и произведения искусства) – все изделия; действующую технику, включая кувалду и лом; применяющуюся технологию; используемые материалы; возникающие, получающиеся отходы»2. (Отметим, что техническая реальность в данной – по-видимому, магистральной – трактовке отличается от имеющегося в литературе представления о ней как о системе «теоретических, технических и физических понятий, законов и принципов»1; во втором случае речь идет о научной реальности, созданной в рамках технического знания). Хотя объекты технической реальности конструируются целенаправленно, это не исключает в ее развертывании некоторого разброса, связанного с несовпадением целей и результатов: и техническая деятельность человека, и функционирование технического устройства могут вести к не определенным заранее последствиям, в пределе – выходящим из-под контроля. Конструирование в технической сфере, таким образом, включает в себя как запланированную, так и незапланированную модификации реальности.

Социальная реальность возникает и развивается вместе с человеком в процессе коэволюции антропного и социального. Она формируется различными видами человеческой деятельности: материальнопроизводственной, социально-практической, духовной. И здесь также

2 Кудрин Б.И. Античность. Символизм. Технетика. М.: Электрика, 1995.

С. 47.

1 Котенко В.П. Техническая реальность: методология анализа // Техническая реальность в XXI в.: Ценологические исследования. М.: ЦСИ, 1999.

С. 115.

280

отмечается двойственность: отчасти объекты социальной реальности целенаправленно создаются в деятельности, ориентированной на их возникновение как на цель; отчасти их становление в деятельности носит стихийный характер, подчиняясь той закономерности, которую заметил уже Г. Гегель: «Во всемирной истории благодаря действиям людей вообще получаются еще и несколько иные результаты, чем те, к которым они стремятся и которых они достигают, чем те результаты, о которых они непосредственно знают и которых они желают; ... осуществляется еще и нечто дальнейшее, нечто такое, что скрыто содержится в них, но не осознавалось ими и не входило в их намерения»2. При этом речь не идет о каких-то разных объектах социальной реальности, скорее, о сочетании в становлении большинства принадлежащих к ней объектов целенаправленного и стихийного (объективно, но не субъективно обусловленного) их формирования.

Похожей закономерности на уровне индивидуального бытия подчиняется психическая реальность: частично она усложняется, приобретает целостность, формируется как система взаимосвязей в процессе становления личности; частично становится предметом специального контроля и направленной трансформации через самосознание личности как ее центр. Значимость бессознательных механизмов функционирования психики демонстрирует сохранение этой двойственности на всех этапах индивидуального развития.

Когнитивные реальности, такие как научная и художественная, формируются в сфере духовной деятельности, специально направленной на их развертывание как развитых когнитивных систем. Ключевой деятельностью, лежащей в их основании, является не практическая, а познавательная деятельность в широком смысле слова, духовное освоение мира. Вместе с тем это не исключает спонтанности в их формировании, присутствия момента саморазвития этих систем, не входящего целиком в сферу активности субъекта. Научная интуиция, например, трактуется в синергетическом подходе как форма «самодостройки информационной системы»1, т.е. некоторые компоненты теоретической системы детерминируются, скорее, самой системой, чем человеком. Аналогичным образом автор художественного произведения может прийти к неожиданному решению, которое не планировалось им заранее, но становится необходимым в логике произведения.

2 Гегель Г.В.Ф. Лекции по философии истории. СПб.: Наука, 1993. С. 79. 1 Князева Е.Н. Синергетическая модель эволюции научного знания //

Эволюционная эпистемология: проблемы, перспективы. М.: Росспэн, 1996.

С. 102–128.

281

Когнитивное конструирование, как и остальные варианты, формирует реальность как в предустановленных параметрах, так и путем порождения побочных результатов. Тем не менее, поскольку оно протекает в сфере идеального, в нем наиболее отчетливо выражена запрограммированность конструируемых реальностей.

Основными тенденциями в развитии когнитивного конструирования реальности являются: увеличение количества и возрастание разнообразия конструируемых объектов; рост и усложнение систем, появление новых форм связи между объектами; глобализация конструируемых реальностей, возрастание их масштаба; возрастание относительной самостоятельности конструируемых реальностей по отношению к исходной объективной реальности.

На наш взгляд, и в развитии когнитивного конструирования в общей истории познания, и в развитии конкретных реальностей, порождаемых когнитивным конструированием, можно выделить определенные уровни становления новых реальностей. Представляется возможным обозначить два принципиальных момента, маркирующих начало обособления новой реальности и затем – ее рождение.

Первой знаковой точкой в развитии когнитивного конструирования является возникновение в познавательном отражении мира идеальных объектов специфического типа, которые в литературе и обозначаются как «конструкты» (в узком смысле, поскольку расширенно так иногда называют любой результат конструирования). Наиболее очевидна специфика таких объектов на примере научных понятий. В целом для научного мышления характерно многоуровневое абстрагирование от непосредственной реальности, приводящее к усложнению связей между научным описанием и наблюдаемым миром, вплоть до того, что «для большей части понятий и утверждений науки не удается указать непосредственного референта в материальной действительности»1. Первичный уровень абстрагирования дает понятия, которые могут быть определены как «абстрактные предметы», имеющие достаточно близкие соответствующие им реальные феномены (таковы, например, понятия «вода» и «водород»). Более сложное абстрагирование, вышедшее на уровень идеализации, дает понятия в статусе идеализированных объектов, которые имеют лишь отдаленный аналог в реальном мире, причем отсутствие непосредственного референта изначально подразумевается в определении смысла этих понятий (тако-

1 Грязнов Б.С., Дынин Б.С., Никитин Е.П. Теория и ее объект. М.: Наука, 1973. С. 16.

282