Кто из двух мыслителей добр, а кто зол - Сократ или Протагор?

Диалог Платона «Протагор». Билаонова считает, что Сократ. Пояснение далее через текст произведения.

Кто такие софисты?

Этот вопрос разрешается только в общих чертах, т. е., Сократ наводит Иппократа на мысль, что софисты, должно быть, – купцы, торгующие съестными припасами для души; а при покупке этой пищи, гораздо более должно бояться обмана, чем при покупке пищи для тела; потому что последняя перекладывается в другие хранилища, а первая принимается прямо в души. Это – пролог диалога.

Удовлетворяя сильному желанию Иппократа, Сократ приводит его в собрание софистов и представляет Протагору, их корифею. Высокое мнение Протагора о своей науке располагает Сократа теснее ограничить прежнее значение софиста и подает повод к вопросу: чему он учит? Протагор отвечает, что его предмет – политика, а предмет его политики – добродетель. Но Сократ недоумевает, можно ли преподавать политику, разумея ее в таком смысле, и предлагает новый вопрос, составляющий главную задачу беседы: можно ли учить добродетели?

В чём заключается добродетель?

Желая доказать, что добродетели учить нельзя, Сократ указывает сперва на афинян, которые, когда дело касается художеств, советуются только с художниками, а когда надобно рассуждать о политике, принимают мнения от всех граждан, предполагая, что политическая добродетель, и без особенных наставлений, должна быть всем известна; потом подтверждает свое мнение примерами частных лиц, которые, будучи сами добродетельны, не передают и не могут передать своих добродетелей даже собственным детям.

Но Протагор доказательствам Сократа противополагает сперва побочные, потом прямые основания, что добродетель бывает и должна быть предметом науки. Посредством притчи об Эпиметее и Прометее, он старается доказать, что небо дало добродетель всем людям, и для того афиняне допускают всех граждан к совещаниям о политике. А так как отсюда можно было заключить, что излишне было бы учить добродетели, если она есть дар неба; то Протагор, как будто забыв о своей притче и, противореча самому себе, доказывает, что добродетель не врождена, а приобретается наукою. Что же касается до того, что у добродетельных родителей часто бывают худые дети, то объясняет это большими или меньшими способностями к добродетели.

Говоря о добродетели, Протагор разумел ее, как один общий союз граждан, а между тем упоминал о святости, о рассудительности, о правде и проч. Это подало повод Сократу спросить Протагора: различны ли добродетели, или не различны? Софист, утверждавший, что добродетель приобретается наукою, и понимавший ее, как внешнее стяжание, натурально должен был допустить многоразличие ее видов, или частей, непохожих одна на другую.

Но Сократ, разумея добродетель, как одно безразличное и нераздельное существо, нечувствительно приводит Протагора к заключению – сперва, что правда свята и святость праведна, потом, что мудрость и рассудительность – одно и тоже, наконец, что правда и рассудительность – не различны. Таким образом Сократ заставляет софиста перейти от многоразличия добродетелей юридических, которых преподавателем он почитал себя, к единству добродетели нравственной или метафизической, которая, по учению Платона, не может быть предметом науки.

Но чтобы показать, сколь слабо чувствует софист величие добродетели нравственной, без которой невозможно знание и юридической, Платон предоставляет Протагору изъяснить песнь поэта Симонида о том: возможно ли быть добрым? Протагор изъясняет ее, но не понимает, что делаться и пребывать – не одно и то же, а потому обвиняет Симонида в противоречии самому себе.

Утверждая, что трудно делаться добрым, Симонид, говорит он, за то же самое мнение порицает Питтака, который сказал, что трудно быть добрым. Притом, вызвавшись изъяснить Симонидову песнь, софист сам не замечает, как сильно противоречит она собственному его положению, что можно учить добродетели; потому что в ней доказывается, что даже делаться добрым поистине трудно, а быть добрым вовсе невозможно, и свойственно одному Богу. Как же тут преподавать добродетель?

Этим, казалось бы, надлежало и окончить разговор; но Сократ, подведши все прочие добродетели под понятие одной в смысле метафизическом, и посредством Симонидовой песни, сблизивши Протагора с мыслью о том, что она не может быть предметом науки, еще не исследовал: должно ли и мужество почитать добродетелью нравственною?

Спросят: для чего такой существенный момент задачи оторван от своего целого и отброшен к концу разговора? Отвечаем, что он вовсе не оторван, но соединяется с главными частями беседы эпизодом, или экзегетическим рассуждением о Симонидовой песни. Протагор уже соглашается, что мудрость, рассудительность, справедливость и святость имеют значительное между собою сходство, но мужество отличает от них.

Чтобы преодолеть это последнее упорство, Сократ требует определения мужества; и так как Протагор за существенную черту его принял смелость, даже отважность, он спрашивает: смелые знают ли, на что отваживаются? – Знают, отвечал недальновидный софист. А мужественные смелы? – Конечно. – Следовательно, мужественные знают, на что отваживаются? – Протагор, заметив наконец, что мужество приводится к тожеству с знанием или мудростью, ограничивает первую свою посылку, говоря, что хотя все мужественные смелы, но не все смелые мужественны, то есть, не все знают, на что отваживаются.

Тогда Сократ, как будто оставив предмет исследования, неприметно заходит к нему с другой стороны и спрашивает Протагора: все приятное добро ли? и само ли по себе добро? Софист недоумевает, и заманиваемый вопросами Сократа, допускает, что люди, ошибающиеся в выборе удовольствий и страданий, ошибаются по недостатку знания, что никто добровольно не стремится к злому, или к тому, что почитает злым; если же стремится к чему-нибудь, то это нечто разумеет, как добро. Таким образом стремление к добру происходит от знания; но мужественные стремятся к добру, зная, что оно добро и потому мужество основывается на знании. Следовательно, мужество есть мудрость.

Видя себя снова опровергнутым, Протагор так смешался, что не хотел более отвечать и замолчал. Но Сократ сказал: Я спрашивал тебя для того только, чтобы исследовать все, относящееся к добродетели, и в чем состоит самая добродетель. Знаю, что по раскрытии этого совершенно объяснилось бы и то, о чем мы оба так долго рассуждали: – я, что учить добродетели невозможно, ты – что она изучима. А теперь результат нашего разговора представляется мне в виде челобитчика и насмешника, который, если бы мог говорить, сказал бы: как вы странны, Сократ и Протагор! Ты, Сократ, прежде утверждал, что добродетели учить нельзя, а теперь хочешь противного тому, стараясь доказать, что все виды добродетели суть знание. А ты, Протагор, прежде полагал, что добродетелью изучима, теперь же соглашаешься называть ее чем угодно, лишь бы только не знанием.

Протагор, далее, ставит самосозидаемое начало бытия человеческих индивидов в связь со всей системой их социальных отношений и испытываемых ими воспитательных воздействий. Это было поистине величайшим научным открытием. Обучение добродетели, говорит Протагор, отвечая на острый вопрос Сократа о том, почему, если добродетели можно научить, не существует учителей добродетели, наподобие того, как есть учителя математики, гимнастики, музыки, - главная задача воспитания. Первоначально этим занимаются родители. Затем они отправляют детей к учителям и при этом просят более заботиться о благонравии детей, чем о грамоте или игре на кифаре. Но и кифаристы вносят свой вклад, научая детей понимать ритм и гармонию. После учителей заботы о воспитании берет на себя государство, заставляя людей изучать законы и жить сообразно последним. Добродетельность человека, следовательно, возникает там, где один индивид сталкивается с другими, обменивается с ними знаниями, навыками, кооперируется и т.п., она зависит от воспитательных усилий семьи, учителей, государства. Да, особых учителей добродетели нет, так как все, кто чему-нибудь обучает человека, обучает его также и добродетели. Добродетель есть то, что соединяет людей и делает возможными все прочие культивируемые ими в процессе совместной жизни занятия. Обо всем этом - миф Протагора из одноименного диалога Платона.

В общем, за Протагором последнее слово, он постулирует, что добродетель затрагивает жизненные основы человека, ей надо так же учить, она так же познаётся, так как определяет совместную жизнь, Сократ сасатб

Приговор Сократа – признание его заслуг: ему изначально предлагали штраф и не намеревались изначально казнить его перед своей речью, но после этого они убедились в смертной казни, так как его речи производили влияние на народ и обличали существовавшую систему устоев, особенно нечестность должностных лиц и суда, а также нравов – Сократ учил самостоятельно мыслить, критически подходить к общепризнанным мнениям и авторитетам. Он мог бы покаяться, но не стал это делать. Для него было принципиально быть верным самому себе и закону до конца.

Большее зло совершает тот, кто делает его намеренно или неумышленно?

Фактор – наличие злой воли, тут намеренно, и согласно здравому смыслу тоже намеренно. Но, мб, раз Билаонова задала этот вопрос, тут предполагается подвох. Если принять, что неумышленно, то Сократ, поучая поколение, сеял непризнание господствующих нравов в их головах с помощью учения, не призывая явно к отречению от этих нравов, но закладывая в них мысли, противоречащие этому. Такая бомба замедленного действия скажется на всём государстве впоследствии, когда ученики Сократа вырастут и станут движущей силой общества, тогда все стали бы друг в друге находить невежество, не признавать авторитетов, легко относиться к смерти и не признавали бы религию. Так что неумышленно.