Малявин В. - Конфуций (ЖЗЛ) - 1992-1

разделил в ней правду и кривду, что, читая его, {<мятеж­

ные советники и ПОРО'lные сыновья непременно трепетали

от страха». И все же остается лишь догадываться, в чем

именно заключается назидательность « Чуньцю}): перед

нами очень сухая, бесстрастная и лапидарная хроника

событий без каких-либо комментариев. Мы можем лишь

предположить, что Учитель :Кун создал свою летопись для roro, чтобы напомнить о привилегиях законных го­

сударей и одернуть узурпаторов из могущеетвенных арис­

тократических семейств. Но сделано это в лучших тради­

циях конфуцианского ритуализма - посредством тонкого,

ПОчти неуловимого намека.

Как видим, не было в ту ;шоху такой области знаний, где Конфуций не являлся бы признаниым авторитетом и ие оставил после себя классические памнтнlU\И учености.

Уже одно это обстоятельство делало его бессмертным в

книжной традиции Китая.

СМЕРТЬ ЕДИНОРОГА

В скромных Юlижпых трудах, в вольных беседах с

учениками и в тихих раздумьях завершалась жизнь :Кон­ фуция. Мерно сочилось время сквозь песок дней. Две

весны и две осени минуло с тех пор, как он решил уда­

литься от двора и целиком посвятить остаток жизни уче­

никам и ученым изысканиям. ОН оставлял БУдУщему не царства и законы, а людей и книги. Но будУТ ли потомки помнить о нем? Поймут ли его? Этот вопрос он каждо­

дневно задавал себе, упорно искал на него ответ, но не

находил...		Все	чаще он	оглядывался	на свою	жизнь,
и мысли -		то светлые, то печальные -			теснились в его
ГО.10ве...	С	тех	пор как в	его сердце зазвучала		к.акая-то

восторженная нездешняя музыка и помыслы его {<обрати­ лись к учению», вся его жизнь была подчинена одному властному поръшу, одному чувству. Эта жизнь пролетела

как один день, прошла в трудах и в смиренном покое, как

торжественный обряд. И теперь, коrда Учитель :Кун был уже совсем непохож на смешного увальня :Кун Цю, когда оп познал и сладость побед, и горечь неудач и пере­

жил много такого, чего и представить не мог в те уже

далекие годы, он так и не умел объяснить себе сам,

1\акие же перемены случились с НИ~f, чем от.пичался он

от того молодого и наивноrо {<сьша человека из Цзоу»?

Его вера, его мечты, его волл - все это было по-преж­

нему с ним. Прошла жизнь, как один вздох, и дала ему

309

ПОкой, но его цель была по-прежнему впереди - все

такая же близкая и такая же недостюкимая. И Небо все

так же твердо хранило молчание. Но он был уверен в с{)­ бе. Почему? Он и сам не MOl' бы сказать... Какое-то неис­

поведимое чувство, невероятное усилие воли ПРИМИРЯЛ1)

его с собственной, такой неласковой к нему судьбой.

Ощущение какой-то неведомой тайной нити, связываю­ щей его с прошлым и с куда более ранними времена­

ми великих подвижников древности не покидало его и

становилось с годами все сильнее, все отчетливее. Он не

мог выбросить И3 своей жизни ни одного дня. Он знал,

что должен принимать ее всю целиком. Потому что его жизнь и была правдоЙ. ПравДой, которой он не мог поде­

литься даже с самыми близкими людьми. Правдой, пости­ гаемой в «сокровенном безмолвию>, подобном ПоКою ве­

ликого Шуня.

А между тем окружающие имели все основания счи­ тать его неудачником. Его карьере государственного мужа не суждено было состояться. В соседних царствах не утихала братоубийственная рознь - тягчайшее преступ­ ление перед великими предками! А на его родине властво­ вали узурпаторы. Школа? Но его ученики, если не счи­

тать Янь Юаня, все еще так далеки от совершенства! Книги? Но кто может поручиться, что люди поймут их?. Хватало и недоброжелателей при дворе. Вольте всех

усердствовал советник Шу Ушу, который, кажется, при­ людно называл Учителя Куна ВЫСКОЧIЮЙ и бездарностью.

Цзы-Гуну приходилось употреблять все свое красноречие, отбивая выпады этого нахала. А Учителя не покидали

мрачные предчувствия:

Учитель с~азал: ((Ilе nо~азывается феuи~с, пе выхо­

дит из pe~и свящеuuця черепаха. Ничто пе предвещает

Я8леuие м,удрого государя. Увы м,пе! Ilе будет м,nе до­

стойnого дела в этом м,ире!»

Дорогой ценой безнадежщ)го одиночества Конфуцию

приходилось платить за свое положение великого Учите­

ля. Насмешки света были ему наградой за его правду.

И Небо, поведавшее ему свою СОRровеннейшую тайну, заставило е1'0 расплатиться за нее сполна. Напоследон

оно послало ему еще более тяжкие испытания.

Сначала умер его сын Воюй. Умер прежде отца, не

дожив и до пятидесяти, нарушив своей смертью первую

заповедь любящего сына: служить родителям до самой

их кончины, а потом приносить им жертвы. Служебных постов Воюй никогда не занимал, и отец похоронил сына,

310

как подобает быть погребенным скромному ученому:

в тонкостенном гробу, без погребальной колесницы.

Не успед он прийти в себя после смерти Боюя, как на него обрушилось новое несчастье: умер Янь Юань - его

преемник, его главная надежда. Горю старого учителя не было предела. Забыв об этикете и о собствеННОl\f до­

стоинстве, он безудержно рыдал, вновь и вновь повторяя:

«Небо хочет погубить меня!» О, даже он, умевший быть

невозмутимым и перед лицом смерти, в эти черные дни

не смог сдержаться и возроптал на само Небо.

-Учитель, вы убиваетесь о Янь Юане сверх всякой

меры, - осмелились напомнить ему ученики.

- Разве? -	ответил Учитель Кун. -	Но если мне
не оплакивать	Янь Юаня, то кого же мне	оплакивать?

Он был только человеком - этот мужественный и свободный в своих чувствах старик.

А потом Конфуцию пришлось объясняться с отцом

покойного, его давним ученИI,ОМ Янь Лу. Этот бедный,

обиженный судьбою человек, который, конечно же, душн

не чаял в сыне и связывал с ним большие надежды, ни­ I\ак не мог взять в ТОЛI\, почему Учитель Кун, любивший

Янь Юаня больше родного сына и притом никогда не

жалевший денег на похороны близких, порой хоронив­

ший за свой счет даже незнююмых людей, не захотел

устроить для своего признанного преемника пышные по­

хороны, которые соответствовали бы истинным достиже­

ниям усопшего. Безуспешно пытался КонфуциjJ объяс­ нить убитому горем отцу, что он не только Янь Юаня, но

и всех учеНИI\ОВ считает своими детьми и что даже соб­

ственного сына он похоронил n оБыl\овенномM тонкостен­

ном гробу. НtJсчастный отец ничего					не	хотел	слышать.
-	Но	уважаемый Учитель мог бы продать свою ко­
лесницу, чтобы купить двоiiной гроб, -						стоял	на своем
Янь Лу.
Услышав это беста:ктное предложение, Конфуций по­
морщился. «Я -			ученыii че.ловек и		советник, -		отрезал
он. - В моем положении мне нельзя без экипажа».
Тогда		за дело	взялись	учеНJlI\И	и	на собственные
средства		устроили	своему	товарищу	рос:кошные похоро­
ны, о :которых мечтаJI его отец. Конфуций не скрывал
своего	недовольства: «Янь			IОань считал		меня	своим ОТ­

цом, а я не смог отнестись к нему, как к собственному

сыну, - воскликнул он. - Я не виноват, мне поме­

шали!» Засим споры были окончены, и ученики проводили

311

останки ЯНЬ Юаня до их последнего пристанища, а по­

том носили по усопшему траур, как по	родному брату.
От всех этих переживаний Учитель	.кун занедужил

и слег в постель. Услыхав про его болезнь, Цзи .канцзы

прислал ему какое-то снадобье, изготовленное его личным

лекарем, но .конфуций отверг подарок: «Не зная, что это за лекарство, я не буду его принимать... » - пробормотал

он. Ему станов.илось все хуже. По городу поползли слу­ хи, что Учитель .кун при смерти. И вот однажды утром

в гости к больному пришел сам Ай-гун в сопровождении своих знатнейmих сановников. Конфуций не имел сил встать, но пренебречь этикетом, нонечно, не мог, и велел

положить на него сверху парадную одежду, а в руну вло­

жить скипетр советника. Теперь государь мог бы без

особого труда вообразить, что престарелый Учитель стоит перед ним в полном ритуальном облачении.

Желая подбодрить больного, Ай-гун завел с ним раз­

говор на темы, кан он знал, приятные ему, - о церемо­

ниях и музыне, древних книгах и релинвиях. Он даже спросил, кто из учеНИI\ОВ уважаемого учителя более всего

преуспел в учении - глядишь, приблизят его но двору, дадут хорошую должность... Но все эти расспросы не вы­

звали в Учителе .куне воодушевления.

«Прежде у меня был ученин по имени Янь Юань -

вот он любил учиться, - сухо ответствовал Конфу­ ций. - А теперь он умер, и у меня больше никого нет...»

На том и закончилась беседа знаменитого учителя с государем. А потом в доме Конфуция собрались старшие

его ученин:и, пришедшие со словами признательности и

утешения. Многие из них уже высоно продвинулись по

служебной лестнице и предстали перед наставником n

парадных одеяниях, держа в руиах свои чиновничьи та­

блички-скипетры: посланники и сеЕретари, распорядите­

ли и писцы, начальники управ и командиры гарнизонов.

Ни дать ни взять - аудиенция в царском дворце! Кон­

фуций и тут не выказал нинакой радости, напротив, был не на шутку рассержен. «Кого хотите вы обма­ нуть? - вскричал он слабым голосом. - Неужто вы

думаете, что сможете обмануть Небо?» Лишний раз на­ поминают нам эти слова о том, что Конфуций вовсе не

считал учение только подепорьем в службе, что он видел

в своей школе интимный и доверительный круг храни­ телей сокровенной правды традиции, а не место, где учат­

ся будущие министры. Но его не оставляли мрачные предчувствия. Однажды он признался: «Мое дело, кажет-

312

ся, безнадежно. Уже давно я не вижу во сне Чжоу-гу...

на...&

Он оправился от болезни, снова засе,lI за кнпи. Оди­

нокий, как никогда ранее. Теперь вслед за Цзы-Гуном tJ другими его покинул ЦЗЬJ-ЛУ - старейший, преданней­

ший его ученик, уже давно и не ученик даже, а близкиii

и верный дрyr. Слава о талантах и необыкновенной чест­

ности Цзы-Лу давно уже облетела всю Срединную стра­

ву, и даже иноземные послы, приезжавшие в Цюйфу, больше верили слову Цзы-Лу, чем клятвам вождей «трех семейств)). И вот старый знакомый Конфуция, вэйский

вельможа Кун Юй, предложил Цзы-Лу стать советником

юного правителя царства ВаЙ. Цзы-Лу принял предло­

жение, наскоро собрался... Конфуций вышел проводить

своего воспитанника за городские ворота и долго смот­

рел вслед удаляющейся колеснице. «Какой честный че­

ловек! - неожиданно воскликнул он. - Боюсь, не суж­

дено ему умереть своей смертью». Старый учитель как в

воду глядел. Очень скоро Цзы-Лу погиб в сражении,

решив до конца защищать своего господина. ВражеСЮII!

меч ВОНЗился в него, когда он поправлял помятую 3

бою шапку. Такой был человек Цзы-Лу: он ве мог встре­

тить врага небрежно одетым.

А в царстве Лу весной того же года на большой цар­ ской охоте загонщики убили невиданного зверя. Добычу

взвалили на повозку и привезли в столицу, чтобы пока­ зать придворным ученым. Никто не мог опознать это

животное. Тогда позвали Конфуция, и тот сразу же оп­

ределил: охотники убили единорога - вестника держав­ ной власти. Последний раз это волшебное животное по­

являлось, по слухам, ровно семьдесят лет назад, в год

рождения самого Конфуция. И вот теперь его привезли

встолицу мертвым. Недоброе предзнаменование!

Рассказом о гибели единорога заканчивается Конфу­

циева летопись «Весны и осеню). Символический смыс.!!

подобной н:онцовки не нуждается в пояснениях. Еще

рассказывают, что, завершив свои ученые труды, семи­

десятилетний Конфуций призвал к себе Цзы-Гуна и ска­

вал ему: «Все "Кон.чен,о! Ниnто в целом мире тап U не

nон,ял м,еuя... »

-Учитель, почему вы говорите, что никто не понял

вас? - удивился Цзы-Гун.

-Я н,е вuuю Небо, я н,е вuн,ю людей! - ПРОДОЛЖИJJ,

словно не слыша этого вопроса, Конфуций. - Я лишь

весь отдаюсь учеuuю u пестую в себе возвышеuftые ус-

313

тремления. Наверное, толь,.о Небо аnает, ,.то я та,.оЙ/}) В последний раз Учитель Кун сказал о главной тайне

своей жизни - о ненарушаемом, но внушающем столь

же нерушимое доверие безмолвии Небес.

О чем говорил, прощаясь с миром, старый Учитель? О себе? Что ж, и о себе тоже. Что было, то было: не

признали, не оценили... Но все-таки в своем последнем

слове, по сути, в своем завещании людям этот великий

в своей скромности мудрец говорил не просто о своих

обидах, но о глубочайшей и вечной тайне всечеловеческо­

го Великого Пути. Ибо правду не дано знать даже само­

му сообразительному, самому ясному уму, но невозмож­ но усомниться в том, что она есть. И чем меньше знают

о ней, тем крепче можно ей доверять. Человек, чтобы

оставаться - но и стать! - человеком, не может без таинства. И все же ему, в сущности, нечего скрывать.

Жизнь сама обернется культурой - этим яр.ким фейер­

верком огней, освещающих СOIсровенное присутствие ро­

дового, неумирающего Человека. В этой бездонной не­

определенности внутренней жизни, требующей от нас ве­

ликой твердости духа, человеI, и осуществляет свое насто­

ящее - не придуманное, даже непонятнОе - призвание.

Истинный мудрец проходит через этот мир неузнанным...

Теперь земной путь Учителя подошел к концу: он сказал все. Одинокий, лишившийся любимых учеНИКОll

и друзей былых лет, доживал он свои дни в том самом

диме, где вырос, уже почти никого не принимая, часто

отказываясь беседовать даже с близкими людьми. ВОТ и с Цзы-Гуном, изредка навещавшим учителя, он не хотел говорить ни о велении Небес, ни о природе человека, ни

о тайнах мироздания. Он вычерпал свою истину до

дна - и она расплескалась вездесущей мозаикой жизни.

Имеющий глаза да увидит!

Так прошел еще год. И однажды к Цзы-Гуну явился

посыльный, передавший ему просьбу учителя навестить

его. Служебные дела не позволили Цзы-Гуну отправить­

ся тотчас, и он подъехал к знакомому дому, когда солнце

уже клопилось к закату. Учитель Кун неспешно про­

гуливался во .дворе, опираясь на посох. «Почему ты при­

шел так поздно?» - по-стариковски ворчливо встретил

он лучшего своего ученика и, не дожидаясь ответа, вдруг

затянул надтреснутым голосом странный куплет:

Колеблется-дрожит священная гора,

Вот-вот обрушатся стропила.

Пришла пора учителю уйти...

314

Учитель и ученик молча зашагали по ДОРOilше к

дверям дома. «ВО времена дома Ся, - внезапно прервал

молчание КонФуций, - гробы усопших предков ставили

у восточного входа в родовой храм. При правителях

Чжоу гробы ставят у западного входа. А при доме Инь

гробы ставили между колоннами, как раз посередине. На днях мне приснилось, что Я сижу между двух колонн

и вкушаю жертвенные яства. Видно, род мой и вправду идет от дома Инь!)

Цзы-Гун лишь почтительно склонился в ответ, не зная, что и сказать. Печальный сМысл рассказа учителя был слишком уж очевиден. Больше Учитель не сказал ничего, и Цзы-Гун с тяжелым чувством покинул его

дом.

С того дня Конфуций ОШl'rь занедужил, слег в постель

и уже не поднимался. Дни напролет тихо лежал Он

в своей комнате, почти не отвечая на вопросы, все чаще

впадая в забытье. В болезненном сне ему виделась зали­

тая светом равнина и полноводная рю{а, искрящаяся

солнечными блинами. Легкий ветерок доносит запах све­ жей травы... Он подходит к реке, прозрачные струи пле­

щутся под его ногами, он скользит по реке все дальше,

все быстрее, быстрее... И уже неудержимо летит в осле­

пительно белую пустоту необъятного неба...

Ученики похоронили своего учителя там, где он сам

незадолго до смерти выбрал место для своей могилы: на

берегу небольшой речни, под сенью благородных кипари­ сов. Кто знает, быть может, в ту минуту, думая о своей

судьбе, он вспомнил слова, которые произнес, глядя на

эту самую рену:

Жи81-lЬ течет, пап эти воды, nаждый депь и паждую

ночь...

Ведь только тот, кто видит жизнь вечным ПОТОIЮМ,

понимает, нан сходится незапамятное прошлое и неведо­

мое будущее, вечное и вечно новое. И только для такого

человека внезапно наступившее молчание Учителя 06-

н~жит тайну немолкнущего голоса жизни.

Эпилоr

УЧИТЕЛЬ КУНа ТЫСЯЧИ НОВЫХ ЖИЗНЕЙ

Поистине велик Учитель Кунl Он не совершал подви­

гов, не поразил мир гениальными открытиями, а стал

самым знаменитым человеком в Китае. Необычный, не­ вероятный удел Конфуция: устраниться из зтого бурля­

щего мира, чтобы вернуться к людям внеумирающих

начествах жизни, в ее неисчерпаемой творчесIЮЙ мощи.

Сжаться до семени, до первона'lального зерна истории, чтобы прорасти потом древом народной судьбы и пре­

ломиться в бесчисленных зеркалах всех частных жизней.

Бессмертие Конфуция заключается не в ~великих идеях.

и даже не в тех или иных чертах общественного уклада

китайцев. Хотя Конфуций ПОСВЯТИЛ себя поиску вечно

живого в жизни и мечтал говорить с людьми словами,

достойными того, чтобы их <<повторяли и впреды>, он и сам не знал, какими слова зти должны быть. У Hel'o не

было готовых формул истины, он учил лишь {<следовать обстоятельствам времени». Его правда - это все не­ преходящее, доподлинно переживаемое, судьбпйное в па­

токе (<жизни осознанной и сознательно прожитой».

Конфуций не отделял свое учение от собственной

личности и своей единственной и неповторимой жизни,

прожитой день за днем и год за годом. Потому и умер он с чувством глубокой, неистребимой неопределенности. Ибо как повториться единственному и неповторимому? Как открыться тому, что лишь внутри хранится и пере­

живается? Но спасение приходит там, где опасность. Нет ничего постояннее непостоянства, и неповторимое - п только оно! - не может не повторяться. А внутреннее,

будучи недоступным обладанию, не может не предста­ вать внешним. Прозрачное, сияющее, всему и вся раз­

верстое Небо - вот величайшая тайна мироздания...

Мы знаем Тtшерь: правда Конфуцпя, его глубочайшая интуиция, альфа и омега его мудрости - это творческое

316

поновление жшши, самое Событие, высвеченное светом

кристально ясного сознания и потому переживаемое как

безусловно подлинное. Конфуция интересует лишь то,

что навеки запечатлевается в памяти, западает <<прямо

в сердце». Сознательное же событие есть не что иное, как со-бытие, событийнос1'Ь всего живого, момент само­ превозмогания, даже самопотери. Такое событие - реаль­

ность символическая, и оно является не идеей и сущ­

ностью, а телом, которое не имеет внешнего образа, а просто бытиЙствует. Как нам уже известно, телесность занимает центральное место в Конфуциевом учении сра­ зу по несколы\Им причинаи. Во-первых, тело обладает внутренней глубиной, и ему свойственно скрывать себн.

Во-вторых, тело есть среда нашей сообщительности, со­ бытийности с миром. В-третьих, тело, будучи прообраЗО~1

символической реальности, является подлинным вместп­

лищем смысла и воплощением бесконечной осмысленнос­

ти жизни. Традиция и стала этим необозримо пустотным

телом событийности вещей, средой всякого существова­

ния. ИМЯ «Конфуций» стало наименованием этого все­

ленского тела.

Конфуций потому и прослыл «Учителем Десяти тысяч

поколений», что он перпым стад учить соприсутствию муд­

рого с каждым ЧeJIовеком в каждый момент его самосо­

знания. Жизнь Учителя Куна - это бесконечная череда

моментов существования, отмеченных печатью <<подлин­

ности», а потому одновременно необычайных, исключи­ тедьных и извечно возобновляемых. Образ Учителя -

это только деяние, а точнее сказать, «праздное существо­

вание», непреходящее Недействование, которое предвос­ хищает все действия и потому обладает неисчерпаемой

эффективностью. Но в силу той же логики символичес­

КО1'0 бытия, устанавливающей совпадение сокровенного

и очевидного, изнаqадьного и завершающего, тело Учи­ теJIЛ пребывает в его собственной тени. Недаром именно словом «тены) обозначалась в Китае живая, дичностная

прееыственность поколений: потомки живут в «тени» сво­

их предков, ибо и сама тень есть образ неразрушимого

кристаJIла бытия. Учитель есть таков, каков он в людс­

Кой памяти. Он есть, другими словами, свое собственное предание, миф своей жизни и в речах своих доносит до нас безмолвие . вечного покоя. Вопрос в том, чего мы lПЦем в его заветах: безмолвия в речах или речь в МОд­

чапии?

На первых порах предание о Конфуции, а в извест-

317

ном смысле, RaR мы видели, сама жизнь "Учителя Куна,

цеЛИRОМ сводилось R живой памяти его учеНИRОВ. Лич­

ное обаяние учителя все еще заслоняло от них его «уче­

ние» ка:к не:кую отвлеченную ДОRТРИНУ. цзы-ю, Цзы-Ся

и не:которые другие учени:ки даже захотели объявить своего товарища по ш:коле Ю Шо преемни:ком учителя

за то, что он «говорил, KaR "Учитель». Возможно, манера

говорить Ю Шо напоминала его товарищам речь их незаб­ венного "Учителя. Правда, Цзэн-цзы воспротивился этой

затее, и она TaR и не была осуществлена, но можно не

сомневаться в том, что близ:кие учени:ки Конфуция еще

не отделяли своего наставни:ка от его личности и стре­

мились передать не просто слова и тем более «идеи» Ha~

ставни:ка, но и весь его, та:к с:казать, духовный образ,

всю ту (<Пласти:ку духа», которая так отчетливо выявля­

лась в поведении и манерах Конфуция. Одним словом,

они все еще жили «в тени "Учителя», и прито:м не толь:ко

в переносно:м с:мысле. Многие из них сочли своим дол­ гом обосноваться рядом с :могилой "Учителя и там обу­

чать своих учеников. На том :месте вс:коре выросла целая

слобода. А по мере разрастания ш:колы усиливалось ее общественное и политическое влияние. Немало учени­ ков Конфуция уже находились на постах при дворах разных царств. Предание гласит, что после смерти Учи­ телп Куна семьдесят лучших его учеников «рассеялись по свету и сблизились с правителями многих уделов. Са­

мые выдающиеся среди них стали наставнпяами или со­

веТНИliа:ми государей. Менее способные стали друзьями

или учителями служилых людей. Были и такие, :которые

ста.lIИ жить в уединении и более не по:казывались в све­ те». Особенно большие заслуги в распространении заве­ тов "Учителя Куна принадлежат Цзы-Ся, :который был

наставни:ком правителя царства Вэй и, :кроме того, вос­ питывал еще четырех цаРСI{ИХ наставни:ков. Цзы-Ся та:к­

же занимался образованием вну:ка Конфуцип Цзы-Сы,

ROTOPOMY приписывается тра:ктат «Середина и постоянст­

во» (Чжун юн) - первое связное изложение основ :кон­ фуцианс:кого учения. Есть сведения, что учению'l Конфу­

ция разделились на восе:мь ш:кол, и каждая из них

«считала истинной только себю).

С угасанием живой памяти об "Учителе ВОЗНИIша и

потребность сберечь ее для потомков. Та:к появились «Бе­

седы и суждения». Создание этой юiиги""озна:меновало

поворотный пун:кт в исторической судьбе Конфуциева

наследия. Теперь память об "Учителе была за:креплена

318