Экзамен зачет учебный год 2023 / Гражданское право и гражданское законодательство_Ю.К. Толстой

Заслуживают быть отмеченными две попытки такого обоснования. одна из них опирается на довольно прочную традицию и исходит из того, что как имущественные, так и личные неимущественные отношения, регулируемые гражданским правом, основаны на равенстве их участников. Таким образом, равенство, согласно этой концепции, выступает в качестве предметного признака гражданского права, который как раз и позволяет объединить имущественно-стоимостные и личные неимущественные отношения в предмете одной отрасли права. Другая попытка предпринята сравнительно недавно и представлена в работах Н.Д. Егорова. Специфику отношений, регулируемых гражданским правом, он усматривает во взаимооценочном характере поведения их участников. Критерий равенства как предметный признак Н.Д. Егоров отвергает, главным образом, по двум основаниям: во-первых, потому что он нацелен не на раскрытие содержания самих регулируемых отношений, а на то, чтобы определить положение их участников; во-вторых, потому что равенство — это признак не предмета, а метода гражданско-правового регулирования. Если бы участники регулируемых гражданским правом отношений были бы равны еще до того, как они подверглись воздействию метода гражданского права, то роль метода была бы сведена к нулю и им можно было бы пренебречь. Именно метод, как полагает Н.Д. Егоров, является тем «приводным ремнем» (никак не могу отрешиться от терминологии, усвоенной в период культа личности!), который ставит участников регулируемых гражданским правом отношений в равное правовое положение по отношению к друг другу. По-видимому, этому аргументу ученый придает решающее значение.

В пределах настоящей работы нет возможности вновь воспроизводить аргументы, которые приводились против концепции Н.Д. Егорова в ее как позитивной, так и полемической части. Отметим лишь, что поддержки законодателя эта концепция не получила, да и не могла получить вследствие ее сугубо умозрительного характера. Зато законодатель при всех метаморфозах, которые претерпела его позиция в подходе к понятию гражданского права, воспользовался и в Основах 1991 г. и в ГК критерием равенства как предметным признаком, присущим отношениям, регулируемым гражданским правом, причем отнес его как к имущественным, так и к связанным с ними личным неимущественным отношениям.

Воспроизведем в извлечении абз. 1 п. 1 ст. 2 ГК 1994 г.: «Гражданское законодательство... регулирует имущественные и связанные с ними личные неимущественные отношения, основанные на равенстве, автономии воли и имущественной самостоятельности их участников». Поскольку речь идет о регулировании отношений, основанных на равенстве их участников, едва ли можно сомневаться в том, что признак равенства используется в качестве предметного признака, присущего самим отношениям, регулируемым гражданским правом. Не отказывается законодатель и от метода равноправия, действительно присущего гражданскому праву, что является юридическим выражением (отражением) того равенства, которое коренится в регулируемых гражданским правом отношениях. В качестве доказательства от противного метод равноправия может быть выведен из п. 3 ст. 2 ГК, поскольку гражданское право, по общему правилу, не применяется к имущественным отношениям, основанным на властном подчинении одной стороны другой.

Вернемся теперь вновь к личным неимущественным отношениям. Пусть читатель не сочтет неоднократное возвращение к одному и тому же сюжету за скачки мысли. Следует учитывать, что к познанию предмета гражданского права нужно подходить с разных сторон. Мы склонны достаточно широко очертить круг личных неимущественных отношений, регулируемых гражданским правом как в их нормальном, так и в нарушенном состоянии, будучи солидарны в этом вопросе с той позицией, которую общесоюзный законодатель занял в Основах 1991 г. и которая, к сожалению, не была воспринята российским законодателем в 1994 г. И все же круг этих отношений не может быть беспределен.

В последние годы к определению круга личных неимущественных отношений, регулируемых гражданским правом, пожалуй, наиболее глубоко подошла Л.О. Красавчикова. Результаты ее исследования отражены в монографии, а затем и в докторской диссертации. Л.О. Красавчикова указывает на то, что в основе создания духовных ценностей лежит общественно-полезный труд, который производит не просто вещи и идеи, но и общественные отношения в форме вещей и идей. Именно в силу этого право в целом, в том числе и гражданское право, способно оказывать регулирующее воздействие на сферу духовного производства как одну из составляющих общественного производства. Удачно проведено различие между личными неимущественными отношениями, связанными и не связанными с имущественными. Первые характеризуются тем, что труд конкретной личности воплощается в творческом результате, позволяющем распорядиться им как товаром. Что же касается личных неимущественных отношений, не связанных с имущественными, то их объектом являются такие блага — жизнь, здоровье, честь, достоинство, имя, которые ни при каких условиях нормального существования и развития человеческого общества не становятся товаром.3  Эти положения приближают к определению круга личных неимущественных отношений, регулируемых гражданским правом.

С ними перекликается и вычленение в системе личных неимущественных прав, не связанных с имущественными, двух структурных уровней этих прав. В структурное подразделение первого уровня Л.О. Красавчикова включает право на жизнь, право на здоровье, право на свободу и личную неприкосновенность, право на благоприятную окружающую среду; второго уровня — право на имя, право на честь, достоинство, право на частную жизнь, право на свободу передвижения. Она не без оснований отмечает, что применительно к личным неимущественным правам, обеспечивающим их целостность, в качестве интегрирующего фактора выступает их объект. Это, однако, не исключает выделение в указанной целостности личных неимущественных прав различного структурного уровня, что Л.О. Красавчикова не без успеха и делает.

Вернемся теперь к имущественным отношениям. Не слишком ли поспешно присоединились мы к мнению, согласно которому гражданское право регулирует имущественные отношения в их стоимостной форме? Ведь эта позиция была обоснована в тот период, когда земля, ее недра, леса и воды были изъяты из товарного оборота и, как правило, не подвергались стоимостной оценке; рабочая сила не признавалась товаром; при характеристике имущественных отношений в семье указывалось на то, что лично-доверительные элементы в них явно превалируют над стоимостными, а в структуре предмета семейного права на первом месте находятся личные неимущественные и лишь на втором — имущественные отношения, т. е., по сравнению с предметом гражданского права, они как бы поменялись местами.

Правда, в юридической науке предлагалось и в гражданском праве на первое место поставить личные неимущественные, а на второе — имущественные отношения. Предложение это в свое время выдвинул Н.С. Малеин. Поддержки ни законодателя, ни ученых оно не получило. При его оценке надлежит также учитывать, что оно было тесно увязано с другим предложением того же исследователя — ограничить предмет гражданского права, безотносительно к тому, о каких отношениях идет речь, лишь отношениями с участием граждан. Похоже, что в настоящее время этой точки зрения никто не разделяет. Но как бы там ни было, если в стоимостной форме выступают все имущественные отношения, а регулируются они не только гражданским правом, то указание на стоимостную форму само по себе вроде бы и недостаточно для ответа на вопрос, какие имущественные отношения становятся предметом гражданско-правового регулирования.

Чтобы подойти к ответу на этот достаточно трудный вопрос, покинем на время лоно гражданского права и обратимся к общей теории права. В последние годы все более популярным становится в свое время забытое положение, согласно которому фундаментальным является лишь деление права на публичное и частное, а все остальное — от лукавого и несет изрядную примесь субъективизма. С этим тезисом перекликается другой — о многомерности или полимерности системы права, о том, что в системе права существуют не только первичные, но также вторичные, третичные и прочие правовые образования.

Что касается первого положения, то в последнее время оно, пожалуй, наиболее отчетливо прозвучало в труде Ю.А. Тихомирова «Публичное право».4  Второе, но отнюдь не по времени, положение, в отечественной литературе 50 лет назад выдвинуто в монографии В.К. Райхера «Общественно-исторические типы страхования». В дополнение к этим двум положениям выдвигается еще одно, а именно, что всем отраслям права, кроме разве суперотраслей — публичного и частного, присущ элемент комплексности и дело лишь в мере этой комплексности. В меньшей степени она присуща, скажем, административному и гражданскому праву, в большей степени таким правовым образованиям, как коммерческое, транспортное, банковское, страховое и многим другим, несть им числа. Это положение отстаивают, в частности, В.Ф. Попондопуло и Д.В. Нефедов.

Что можно извлечь из этой дискуссии непосредственно для нашей темы?

Во-первых, «чистых» отраслей права не существует или почти не существует. Все они, как, впрочем, и те, кто относят себя к демократам, и те, кто остались коммунистами, и «чистые» и «нечистые». Поэтому лозунг о том, чтобы предать анафеме «нечистые» отрасли права, столь же неуместен, как и попытка изгнать с политической арены тех, кто не разделяет взгляды лиц, объявляющих себя «стерильно чистыми». Таковых просто нет. Идя таким путем, мы останемся ни с чем и ни с кем.

Во-вторых, из тезиса о многомерности или полимерности системы права непреложно следует вывод, что одни и те же отношения могут входить в предмет не одной, а нескольких отраслей права — первичных, вторичных, третичных и т. д. В то же время неизбежное взаимодействие указанных отношений с другими отношениями, входящими в предмет одной и той же отрасли права, не изменяя их существа, придает им специфическую окраску, которую, разумеется, надлежит учитывать.

Нечто подобное и происходит с имущественно-стоимостными отношениями, регулируемыми и гражданским, и семейным, и трудовым, и экологическим правом. В гражданском праве стоимостная природа указанных отношений обнаруживает себя наиболее рельефно, особенно когда они складываются на эквивалентно-возмездных началах. В других отраслях права, вышепоименованных, она менее заметна, что не в последнюю очередь объясняется выполняемыми ими общесоциальными и социализаторскими функциями. Отнюдь не случайно, что один из сторонников размежевания публичного и частного права Ю.А. Тихомиров, следуя принципу строгой научной объективности, отмечает взаимопроникновение публично-правовых и частноправовых начал в отношения, тяготеющие к предмету соответственно частного или публичного права, и склонен пойти еще дальше — расположить между публичным и частным правом подразделения социального права, к каковым он как раз и относит трудовое, экологическое, земельное, предпринимательское, банковское и другие отрасли социального права.5 

Надлежит учитывать, что трудовое право имеет дело с таким специфическим товаром, как рабочая сила, стоимость которого воплощается в затратах на производство продукта, тогда как экологическое право — главным образом, не с продуктами человеческого труда, а с предметами, данными самой природой. Причем в обеих этих отраслях права отношения, ими регулируемые, во многих случаях складываются не на началах равенства, а на началах власти и подчинения. Во многом это как раз и объясняется спецификой объекта указанных отношений — живого труда или продукта природы, что предопределяет объективную необходимость в широких масштабах регулировать отношения по охране и использованию их объекта на началах власти и подчинения, отступая в целях выполнения общесоциальных и социализаторских функций от начала равенства сторон, применение которого к слабейшей стороне отношения — наемному работнику или беззащитной перед человеком природе — может быть чревато самыми непредсказуемыми последствиями — социальным взрывом или экологической катастрофой.

Итак, имущественно-стоимостные отношения регулируются не только гражданским правом, но и иными отраслями права, причем во всех этих отраслях указанные отношения входят в предмет регулирования соответствующих отраслей в «пакете» с другими отношениями: в гражданском и семейном — с личными неимущественными, а в трудовом и экологическом, главным образом, — с организационно-управленческими. Тем более не составляют в этом отношении исключения административное право и примыкающие к нему финансовое и налоговое право. При этом в административном и налоговом праве едва ли не все отношения, составляющие их предмет, строятся на началах власти и подчинения, в то время как в финансовом праве одни отношения покоятся на властном подчинении одной стороны другой, а иные — на равенстве их участников.

Обратим внимание еще на одно положение, которое содержится в ныне действующем законодательстве, но перекочевало в него из предшествующего. К сожалению, это положение в цивилистической доктрине прошло почти незамеченным, хотя из него можно сделать далеко идущие выводы.

Речь о том, что в случаях, предусмотренных законодательством, применение гражданского законодательства допускается также и к имущественным отношениям, основанным на властном подчинении одной стороны — другой. Это положение подтверждает проникновение частноправовых начал в публично-правовые отношения. Его не следует забывать чрезмерным радетелям первозданной чистоты гражданского права, которой на самом деле нет. В то же время, хотя трубадуры рыночной экономики и выжгли каленым железом упоминание о плановых актах как основаниях возникновения, изменения и прекращения гражданских правоотношений, остались все же административные акты, от которых никуда нельзя деться. Влияние административных актов ощутимо сказывается во второй части ГК, в том числе при конструировании обязательств по поставке товаров для государственных нужд, да и публичных договоров, число которых превышает десяток. А это свидетельствует и об обратном процессе — проникновении публично-правовых начал в частноправовые отношения. Об этом также не следует забывать тем, кто ратует за чистоту гражданского права.

Только такой подход к разграничению отраслей права и регулируемых ими отношений диалектичен.

Заметим, кстати, что не кто иной, как О.С. Иоффе, влияние которого продолжает сказываться и в ходе кодификационных работ, и в научных построениях «чистых» цивилистов, в свое время предлагал делить общественные отношения, подверженные правовому регулированию, на две группы. К первой он относил отношения, которые допускают применение к ним только одного метода правового регулирования в качестве единственно возможного. Примером таких отношений служат налоговые, которые, как полагал О.С. Иоффе, могут регулироваться лишь на началах власти и подчинения. Ко второй группе он относил отношения, которые по своей природе допускают применение к ним не одного, а различных методов правового регулирования. В этом случае выбор метода, по мнению О.С. Иоффе, зависит от объективных факторов, лежащих вне предмета регулирования. В качестве примера таковых он приводил отношения по материально-техническому снабжению, которые в период «военного коммунизма» регулировались методом власти и подчинения, а с переходом к нэпу стали регулироваться на договорных началах.

Этой точки зрения О.С. Иоффе придерживался в кандидатской диссертации, защищенной в 1947 г., и в монографии о правоотношении, опубликованной в 1949 г. Правда, в последующих своих работах он эту точку зрения не воспроизводил, но и не заявил об отказе от нее.

Как уже отмечалось, к имущественным отношениям, основанным на административном или ином властном подчинении одной стороны — другой, в том числе к налоговым и другим финансовым и административным отношениям, гражданское законодательство не применяется, если иное не предусмотрено законодательством. Вопрос этот приобретает все большую практическую значимость. Пленум Верховного Суда РФ и Пленум Высшего Арбитражного Суда РФ в постановлении от 1 июля 1996 г. разъяснили, что нормы, регулирующие ответственность за неисполнение денежного обязательства (ст. 395 ГК), не подлежат применению при удовлетворении требований юридических и физических лиц о возврате из бюджета сумм, неосновательно взысканных с них в виде экономических (финансовых) санкций налоговыми, таможенными органами, органами ценообразования и другими государственными органами. В обоснование этой позиции руководящие судебные органы сослались на то, что ни гражданское, ни налоговое, ни иное административное законодательство не предусматривают начисление процентов за пользование чужими денежными средствами на суммы, необоснованно взысканные указанными органами в виде экономических (финансовых) санкций с юридических и физических лиц. В то же время в названных случаях граждане и юридические лица на основании ст. 15 и 16 ГК могут требовать возмещения убытков, причиненных в том числе необоснованным взиманием экономических (финансовых) санкций. Чтобы разобраться, о чем, собственно говоря, идет речь, обратимся к правилам ст. 395 ГК, предусматривающим ответственность за неисполнение денежного обязательства.

Статья 395 ГК предусматривает начисление процентов за неправомерное пользование чужими денежными средствами. Проценты начисляются в пользу того лица, чьи денежные средства неправомерно использовало другое лицо. В ст. 395 ГК установлены правила определения размера процентов, а также предусмотрено, за какой срок проценты подлежат уплате. Установлено, что если убытки, причиненные кредитору неправомерным пользованием его денежными средствами, превышают сумму подлежащих начислению процентов, кредитор вправе требовать от должника возмещения убытков в части, превышающей эту сумму.

Очевидно, начисление процентов, хотя бы эти проценты и покрывали полностью или в части причиненные кредитору убытки, нельзя рассматривать как применение к должнику меры гражданско-правовой ответственности. Речь идет об изъятии тех доходов, которые должник получил или во всяком случае мог получить вследствие нарушения права кредитора, которое выразилось в неосновательном получении его, кредитора, денежных средств, что прямо предусмотрено абз. 2 п. 2 ст. 15 ГК. Далее, изъятие суммы налога или таможенного сбора или неосновательного завышения цен, если такое изъятие обоснованно, нельзя квалифицировать как применение к должнику меры ответственности, поскольку речь идет об исполнении обязательства, к исполнению которого должник обязан и без применения к нему принудительных мер. Более того, мы не склонны считать, что здесь вообще применяются санкции, если исполнение обязательства не сопровождается какими-либо дополнительными обременениями для должника. Меры ответственности могут выражаться в наложении на должника штрафа за несвоевременную уплату налога, укрытие доходов от налогообложения, попытку сокрытия товара от таможенного досмотра и т. д.

Очевидно, граждане и юридические лица могут требовать возмещения убытков, причиненных им не только неосновательным взиманием налога, но и наложением штрафа за то, что налог не был уплачен своевременно, хотя только последняя мера может быть отнесена к санкциям. Не считая возможным в указанных случаях начисление процентов, Верховный суд РФ и Высший Арбитражный суд РФ не исключают применение такой меры, как возмещение убытков, причиненных неправомерным пользованием чужими денежными средствами. Почему же нельзя начислять проценты? Потому, дескать, что это якобы не предусмотрено законодательством. Но разве этот случай не охватывается гипотезой ст. 395 ГК, где говорится о пользовании чужими денежными средствами вследствие их неосновательного получения от другого лица? Непонятно, почему в указанном случае можно руководствоваться правилом ст. 16 ГК, на которую с полным основанием сделана ссылка в цитируемом постановлении судебных органов, и нельзя руководствоваться ст. 395 ГК.

С еще более сложным случаем мы сталкиваемся при определении очередности списания денежных средств с банковского счета клиента. Ныне эта очередность определена в ст. 855 ГК, действующей в редакции Законов от 12 августа 1996 г. и от 24 октября 1997 г. Статьей 855 ГК установлено, что списание по платежным документам, предусматривающим платежи в бюджет и внебюджетные фонды, отчисления в которые не предусмотрены в третьей очереди, производятся в четвертую очередь.

Совместным циркулярным письмом Центробанка, Федеральной налоговой службы и Министерства финансов РФ от 28 августа 1996 г. было разъяснено, что ст. 855 ГК подлежит применению с учетом ст. 15 Закона РФ «Об основах налоговой системы в РФ», согласно которой предприятия обязаны до наступления срока платежа сдать платежные поручения соответствующим учреждениям банка на перечисление налогов в бюджет и во внебюджетные фонды. При этом указанные платежные поручения банками и кредитными учреждениями исполняются в первоочередном порядке. Тем самым Центробанк, Федеральная налоговая служба и Минфин не согласились с той очередностью списания денежных средств в бюджет и во внебюджетные фонды, которая прямо предусмотрена ст. 855 ГК. В обоснование столь жесткой позиции опять же сослались на п. 3 ст. 2 ГК, который мы уже выше цитировали. Эта позиция вызвала резкую отповедь со стороны Государственной Думы Федерального Собрания РФ, которая в один и тот же день — 11 октября 1996 г. приняла два постановления: «О факте грубого неисполнения ст. 855 ГК РФ» и «О порядке применения п. 2 ст. 855 ГК РФ», выразив свое несогласие с указанным письмом Центробанка, Федеральной налоговой службы и Минфина и отказом отозвать его и потребовав привлечь к ответственности руководителей ведомств, издавших указанное письмо. Государственная Дума указала, что ст. 855 ГК регулирует финансовые отношения в части установления очередности списания денежных средств со счетов клиентов, в том числе и по платежным документам, предусматривающим платежи в бюджет и во внебюджетные фонды. В случае противоречия норм налогового, финансового законодательства статье 855 ГК применяется ст. 855 ГК. При недостаточности денежных средств на счете клиента для удовлетворения всех предъявленных к нему требований банки обязаны производить списание денежных средств в порядке очередности, установленной п. 2 ст. 855 ГК.

Позиция, занятая в этом вопросе Государственной Думой, является правильной, полностью соответствующей закону. Государственные органы, издавшие упомянутое письмо, не учли, что ст. 855 ГК как раз и предусматривает тот случай, когда гражданское законодательство применяется к финансовым отношениям, а потому в соответствии с п. 3 ст. 2 ГК в этом вопросе надлежит руководствоваться гражданским законодательством. Поэтому ссылка в упомянутом письме на п. 3 ст. 2 ГК говорит как раз в пользу применения к указанным отношениям в части очередности списания средств со счета клиента норм гражданского законодательства, т. е. п. 2 ст. 855 ГК. Странно, что это письмо было зарегистрировано в Минюсте РФ, т. е. не вызвало возражений со стороны органа, призванного осуществлять экспертизу подлежащих регистрации правовых актов на предмет их юридической чистоты.

В связи с тем спором, который возник между законодательной и исполнительной ветвями власти по поводу дополнений и изменений, внесенных в ст. 855 ГК, обратимся к постановлению Конституционного Суда РФ от 23 декабря 1997 г. по делу о проверке конституционности п. 2 ст. 855 ГК РФ и части шестой ст. 15 Закона РФ «Об основах налоговой системы в Российской Федерации».6  Постановление вынесено по запросу Президиума Верховного Суда РФ. Суть запроса сводится к следующему.

Президиум Верховного Суда РФ считает, что дополнение п. 2 ст. 855 ГК РФ, предусмотренное федеральным законом от 12 августа 1996 г., противоречит ст. 57 Конституции РФ, закрепляющей обязанность платить законно установленные налоги и сборы. Закон от 12 августа 1996 г. придает приоритетное значение перед списанием со счета клиента банка денежных средств в погашение недоимок по налоговым платежам перечислению или выдаче по платежным документам самого владельца счета денежных средств для оплаты труда лиц, работающих по трудовому договору (контракту). А это противоречит конституционной обязанности уплаты налогов. Кроме того, у клиента банка существует возможность выбора между выплатой заработной платы и перечислением в соответствующие фонды обязательных платежей, а также возможность искусственного поддержания задолженности по зарплате в целях уклонения от платежей в бюджет.

С другой стороны, Президиум Верховного Суда РФ считает, что порядок списания денежных средств, предусмотренный частью шестой ст. 15 Закона РФ об основах налоговой системы, создает преимущества для требований по формированию государственного бюджета в ущерб интересам работников, что не соответствует конституционной обязанности выплачивать гарантированное вознаграждение за труд (ч. 3 ст. 37 Конституции РФ).

Конституционный Суд РФ в постановлении по настоящему делу признал, что в первоначальной редакции п. 2 ст. 855 ГК была выдержана определенная логика, в соответствии с которой прежде всего необходимо производить списание по требованиям кредитора клиента, носящим бесспорный характер, а вслед за этим производить списание по другим платежным документам в порядке календарной очередности. Ныне эта логика оказалась нарушенной, поскольку приоритетное значение придается не только требованиям клиента, носящим бесспорный характер, но и требованиям, которые бесспорного характера не носят. Кроме того, клиент может производить выбор между требованиями по выплате заработной платы и иными требованиями, отнесенными законодателем к той же очередности платежей, что и требования по заработной плате. С другой стороны, к требованиям, носящим бесспорный характер, ныне могут быть отнесены не только требования по уплате недоимок по налогам, но и требования самого налогоплательщика по перечислению в бюджет и во внебюджетные фонды денежных средств по обязательствам, срок исполнения которых еще не наступил.

Все это, по мнению Конституционного Суда, открывает широкие возможности для злоупотребления правом. В частности, клиент может, дабы уклониться от платежей в бюджет, искусственно поддерживать задолженность по выплате заработной платы.

Возникшая, по мнению Конституционного Суда, конкуренция норм гражданского и налогового законов может быть преодолена лишь в процессе применения соответствующих норм судами общей юрисдикции.

На этом основании Конституционный Суд РФ признал не соответствующими Конституции РФ положения абз. 4 п. 2 ст. 855 ГК (в редакции Закона от 12 августа 1996 г.). Что же касается конституционности оспариваемого положения части шестой ст. 15 Закона об основах налоговой системы, то в этом отношении дело не может быть рассмотрено в Конституционном Суде, а потому подлежит прекращению производством.

Постановление Конституционного Суда как по его конечным выводам, так и по мотивам, положенным в их обоснование, вызывает серьезные сомнения.