XVI. Необходимое и должное в культурном творчестве

Природу часто противопоставляют социальному миру. В природе все необходимо, все совершающееся в ней происходит согласно со строгой закономерностью; поэтому для нее все безразлично: она одинаково порождает добро и зло, прекрасное и уродливое как равно необходимые явления. В противоположность этому в социальном мире благодаря человеческому сознанию и воле господствует принцип свободы; здесь создаются оценки и устанавливаются цели, а потому здесь идет неустанная борьба со злом и несправедливостью, здесь планомерно творится и осуществляется добро.

Для уяснения некоторых черт социально-научного познания нам тоже приходилось прибегать к этому противопоставлению. Но нельзя забывать, что оно имеет только относительное значение. Безусловно противопоставлять социальный мир природе невозможно. С одинаковым правом социальный мир можно и включать в природу, рассматривая его как часть ее. Ведь основание социального мира составляют стихийные явления, которые обусловлены причинными соотношениями и происходят в силу необходимости. Поскольку, следовательно, мы имеем дело со стихийными процессами в социальном мире, никакой разницы между природой и общественной жизнью нет.

Разница между социальным миром и природой начинается там, где обусловливающим элементом является сознание человека. Оно создает оценки, устанавливает согласно с ними подлинно непреложные цели. Социальный процесс и превращается в особый мир благодаря участию в нем сознательной деятельности человека, вносящей в социальные отношения разумность, гармонию, свободу и справедливость. Сознательная и разумная цель сперва робко пробивается через безосновательную стихию общественной жизни, затем становится рядом с нею и наконец получает преобладание над нею. Ничего соответствующего этому процессу в природе, конечно, нет; цели окончательно изгнаны трезвой научной мыс-

399

лью из области природы еще в XVII столетии, и основное положение современного естествознания гласит: «Природе чужды какие бы то ни было цели».

Но природа нам дана не только в непосредственном восприятии, рисующем нам ее неодухотворенной стихией, поприщем слепых и непреодолимых сил, а и в стройной системе понятий, выработанных естественными науками. Мы представляем себе теперь природу даже по преимуществу такою, какою ее изображает естествознание. Однако, в свою очередь, естествознание есть продукт сознательной деятельности человека, и на нем также отражается многогранность человеческого духа. Правда, основным двигателем естествознания является стремление к бескорыстному познанию научной истины, т.е. к уразумению природы как она есть. Но наряду с этим его задача – «борьба с природой» и «победа над нею», т.е. подчинение ее человеческим целям. Человек в различных направлениях стремится овладеть силами природы и использовать их в своих интересах. Эта деятельность человека возникает задолго до зарождения науки, уже на первых ступенях культуры, когда человек приучается пользоваться огнем, строить свои примитивные жилища, создавать первые орудия и приручать домашних животных. С появлением и развитием научного знания это примитивное приспособление к окружающему миру и использование его для своих нужд приобретает характер вполне планомерной и целесообразной деятельности. Самое развитие научного знания исторически совершается в обратном порядке тому, в каком оно располагается с точки зрения его логической последовательности. Исторически предшествует не бескорыстное стремление к знанию ради знания, а искание практических и полезных знаний. Достаточно указать на то, что астрология не только старше астрономии, но и играла громадную роль в развитии ее в течение двух тысячелетий, со времен египетских жрецов до конца Средних веков, что химия зародилась и разрабатывалась первоначально в виде алхимии, а ботаника развилась из учения о лечебных травах. Правда, подлинно научное естествознание могло создаться только благодаря провозглашению самоценности научного знания как такового и освобождению его от обязанности служить практическим и утилитарным целям. Но это освобождение естественных наук от посторонних им целей не означало упразднения этих целей, оно лишь приводило к выделению их в особую область, т.е. к созданию отдельной специальной отрасли знания – технологии. Таким образом, это был процесс дифференциации, обособившей технологию от науки. В настоящее время на основе знаний, добываемых естественными науками, возвышается целая система технических дисциплин, причем почти каждой развитой отрасли современного естествознания соответствует опирающаяся на нее не менее развитая область технологии.

Методологические принципы, составляющие основание технологии, обыкновенно мало привлекают к себе внимание⁴⁹⁹[1]. При изложении логических и методологических принципов научного знания на них иногда останавливаются сторонники философского позитивизма, но и они делают это лишь мимоходом и бегло. Основная точка зрения позитивистов, определяющая их оценку технологической

400

методологии, заключается в том, что в технологии мы имеем дело с чисто прикладным знанием. Этой характеристикой как бы признается окончательно и безусловно установленным фактом, что ничего нового и самостоятельного в идейном отношении технология не создает. Ее задача – только практически использовать и приложить то знание, которое вырабатывается естественными науками⁵⁰⁰[2].

В действительности, однако, руководящий принцип технологии прямо противоположен руководящему принципу естествознания. Было бы недостаточно, если бы мы захотели свести эту противоположность лишь к тому, что естествознание стоит под знаком причины, а технология под знаком цели. Ведь то, что кажется целью, не всегда является подлинно целью и не всегда отличается от причины: так, в душевных переживаниях цель представляет собою часто лишь психологическую транскрипцию причины. Наша повседневная деятельность, направленная к поддержанию нашего физического существования, рисуется нам обусловленной только целями, которые мы постоянно ставим и осуществляем, хотя в действительности она определяется физиологическими и другими причинами⁵⁰¹[3]. Так же точно и технология, которая оперирует лишь с истинами, добытыми естественными науками, и приспособляет их к тому, чтобы служить житейским и будничным целям человека, может все-таки быть по своему методологическому существу тем же естествознанием, только преломленным в призме человеческих интересов. Таков приблизительно смысл утверждения позитивистов, что технология есть чисто прикладная часть естествознания. Но если сами по себе цели еще не свидетельствуют о том, что технология представляет собою нечто своеобразное в методологическом отношении, то более вдумчивое и внимательное рассмотрение ее задач и методов приводит к заключению, что она коренным образом отличается от естествознания. Ее задача отнюдь не в том, чтобы, подобно естествознанию, разрабатывать то, что совершается необходимо и что, будто бы отличаясь от естествознания лишь служением нашим интересам и намерениям, только преломляется в нашей психике в виде целесообразного. Напротив, технология есть система знаний или теоретических построений, показывающих, как созидать нечто безусловно новое. Только в процессе своей работы она пользуется знаниями, добытыми естественными науками, но та точка зрения, с которой она подходит к ним, та переработка, которой она подвергает их, и, наконец, тот результат, который она создает, совершенно чужды естествознанию. Ведь техника, оперируя с тем, что необходимо совершается, создает долженствующее быть⁵⁰²[4]. Основной методологический принцип технологии и заключается в том, чтобы исследовать и открывать, как созидать долженствующее быть, пользуясь необходимо совершающимся.

401

Благодаря технике человек преодолевает стихии природы и овладевает ими. Недоступные для него раньше океаны и моря, необъятные пустыни и горные вершины превращаются в пути для торгового оборота и часто служат даже местом прогулки и отдыха. Пространственные расстояния, казавшиеся раньше каким-то пределом для человеческих сил и возможностей, или сокращаются при помощи современных средств сообщения во много тысяч раз, или перестают существовать благодаря телеграфу и телефону. Весь земной шар становится поприщем человеческой деятельности, не только его твердая и жидкая поверхность, но и его атмосфера. Различные технические сооружения изменяют самый лик земли, даже ее почва преображается. Суть тех превращений, которые человек вносит в природу, заключается в том, что окружающая его природа перестает быть царством слепой необходимости и начинает служить долженствованию. Этот результат достигается техникой. Подлинный смысл техники особенно ярко обнаруживается на наиболее совершенных ее произведениях – на машинах, создаваемых человеком для удовлетворения самых разнообразных своих потребностей. В машине все действует безусловно согласно с законами природы, устанавливаемыми механикой, физикой, химией и т.д., но эти действия так целесообразно комбинированы и сплетены между собою, что в результате получается не необходимый продукт природы, а нечто долженствующее быть. Техника и должна преобразить всю окружающую человека природу как бы в одну сплошную машину, направляя действие сил природы к тому, чтобы и в материальном мире осуществлялось только должное.

Но если техника преображает мир материальный в мир долженствования, то легко можно подумать, что нет никакой разницы между природой и обществом. Ведь самое существенное в социальном мире – это победа долженствования над слепою стихией общественной жизни, которая сама по себе подчиняется лишь необходимости. Долженствование в социальной жизни имеет своего наиболее мощного и яркого носителя в праве. Следовательно, правовой порядок с первого взгляда представляется такой же машиной для переработки в социальном мире необходимо совершающегося в долженствующее быть, какие для осуществления той же цели в материальном мире создает техника.

Однако существует целая пропасть между долженствованием, осуществляемым техникой в мире природы, и долженствованием, созидаемым этикой и правом в социальном мире⁵⁰³[5]. Произведения техники только при своем возникновении требуют духовного напряжения и творчества, только изобретатель и отчасти конструктор духовно активны и творят. Напротив, создаваемое ими есть машина, автомат и люди, приставленные к машине, должны подчиниться ей и сами действовать автоматически. Таким образом, хотя сама по себе техника – продукт человеческого духа, хотя двигающий ею принцип есть принцип духовный – долженствование, все-таки своими созданиями она не одухотворяет человеческой жизни, а еще больше ее механизирует; она усиливает тот механический элемент жизни, который уже изначально от природы в нее заложен.

Совсем в ином положении находится право. Действуя через сознание и психику человека, оно не может применяться и осуществляться автоматически. Все

402

силы души должны участвовать в созидании, применении и осуществлении права – творческий порыв, запросы разума, напряжение чувства и усилия воли. Притом для права недостаточно духовной активности со стороны только законодателя, судьи и администратора. Напротив, каждый гражданин должен быть духовно деятельным в области права и по-своему творить его. С другой стороны, так как право проникает в жизнь благодаря неустанной психической деятельности и духовному творчеству всех членов общества, оно не механизирует жизнь, хотя и упорядочивает ее.

Это громадное значение духовно-творческой деятельности для права способствовало в прошлом возникновению неправильных представлений о нем. Старая школа естественного права строила все свое учение о праве на этой одной стороне его, признавая ее единственной. Но сами по себе одни творческие порывы, запросы разума, напряжение правового чувства и усилия воли, созидая по частям много справедливого и доброго в социальных отношениях и содействуя реформе правового порядка, не в состоянии вполне побороть слепую стихию общественной жизни. Для этого нужно еще овладеть теми силами, которые действуют в обществе и в самом праве, причинно и телеологически обусловливая их. Каковы эти силы и как они действуют, – об этом учит общая теория права, как овладеть ими, – это составляет один из предметов политики права. Только при полном теоретическом и практическом господстве над всеми силами, действующими как в обществе, так и в индивидуальной психике и обусловливающими правовой порядок, творчество в праве будет вполне плодотворным.

Итак, правовой строй представляет сложный аппарат, в котором часть сил действует чисто механически. Однако для приведения в действие этого аппарата и правильной работы его требуется непрерывная духовная активность всех членов общества. Каждая личность должна постоянно внутренне и внешне работать над осуществлением и созиданием права. Напряженная духовная деятельность личности претворяет в социальной жизни необходимое в должное. Здесь совершается подлинное творчество.

1[1] Статья эта была первоначально напечатана в журнале «Вопросы философии и психологии» (кн. 112. М., 1912).

2[2] Джемс В. Прагматизм. СПб., 1910. С. 44.

3[3] Там же. С. 45.

4[4] Там же. С. 166.

5[5] Джемс В. Прагматизм. СПб., 1910. С. 182.

6[6] Бердяев Н. Философия свободы. М., 1911. С. 134.

7[7] Там же. С. 2.

8[8] Там же. С. 37.

9[9] Бердяев Н. Философия свободы. М., 1911. С. 54 и сл.; 119, 134, 140.

10[10] Там же. С. 56.

11[11] Там же. С. 55, 57.

12[12] Там же. С. 139; ср.: с. 119.

13[13] Там же. С. 37, 45.

14[14] Там же. С. 45-46.

15[15] Там же. С. 47.

16[16] Там же. С. 96.

17[17] Булгаков Сергей. Философия хозяйства. М., 1912.

18[1] Sombart Werner. Das Lebenswerk von Karl Marx. lena, 1909. S. 34. Ibid. S. 36.

19[2] Ср.: Яковенко В, Теоретическая философия Германа Когена. «Логос», 1910. Кн. 1. С. 223 и сл.

20[1] Эта статья была первоначально напечатана в сборнике «Проблемы идеализма» (М., 1902. С. 297-393). Здесь она перепечатывается с некоторыми сокращениями. Как показывает уже самое заглавие статьи, я не задавался целью представить полную литературную или научную характеристику «русской социологической школы». В мою задачу не входило также исследование генезиса идей этой школы, а потому я не касался предшественников Н.К. Михайловского. Я рассматриваю теории русской социологической школы в связи с вполне определенным вопросом о категории возможности в применении к социальным явлениям вообще и к решению социально-этических проблем в особенности. Ввиду, однако, того, что идея возможности занимает, как я это показываю на массе примеров, господствующее положение в строе идей русских социологов и оказывает громадное влияние на их решение этических вопросов, составляющих неотъемлемую часть их социологической системы, – изложение и анализ значения идеи возможности для теоретических построений русских социологов дает в результате вполне цельную картину их взглядов. В эту картину, правда, не входят некоторые стороны мировоззрения Н.К. Михайловского и других русских социологов, но эти стороны должны рассматриваться в связи с гносеологическими проблемами другого порядка, так как правильное суждение о них может быть основано только на анализе способов образования Н.К. Михайловским его социально-научных понятий. Такие его понятия-близнецы, как «простая и сложная кооперация», «органический и неорганический тип развития», «орган и неделимое», «физиологическое и экономическое разделение труда», «тип и степень развития», «идеальные и практические типы», «герои и толпа», «вольница и подвижники», «честь и совесть» и многие другие, при помощи которых Н.К. Михайловский оперировал всю свою жизнь, вполне заслуживают того кропотливого труда, который потребовался бы при анализе и критике их, потому что на их примере можно особенно ярко показать, как не следует конструировать социально-научные понятия. Уже анализ того обстоятельства, что определение каждого из этих понятий создается путем образования прямо противоположного ему и что все мышление Н.К. Михайловского вращается в каком-то дуализме понятий, мог бы уяснить очень многое. К сожалению, однако, мы не можем здесь заняться рассмотрением этих вопросов.

21[2] Во избежание недоразумений считаем нужным заметить, что предлагаемый здесь анализ журналистики относится к тому, что называется газетным обозрением в узком и точном смысле этого слова. На страницах газет могут находить себе место как высшие виды публицистики, так и научные социологические очерки, но не они составляют существенную принадлежность текущей прессы.

22[3] Ср.: Милль Дж. Ст. Система логики / Пер. Ивановского. М., 1900. С. 244 и сл. Не признавая категорий, Милль стремится обосновать индукцию, т.е., в конце концов, весь процесс эмпирического познания, на предположении основного единообразия в строе природы. Таким образом, вместо формальных элементов, вносимых нашим мышлением в процесс познания, он кладет в основание его предвзятое мнение о том, как устроена природа сама по себе. Но для того, чтобы такое предвзятое мнение обладало безусловной достоверностью, создающею вполне прочный базис для теории познания, оно должно быть метафизической истиной. Следовательно, вместо того, чтобы создать вполне эмпирическую теорию познания, свободную от трансцендентальных элементов, к чему стремится Милль, он воздвигает свою теорию познания на трансцендентном фундаменте, т.е. возвращает постановку и решение гносеологических проблем к тому состоянию, в каком они были до Канта. В самом деле, устанавливаемое Миллем предположение об основном единообразии порядка природы очень похоже на известную аксиому Лейбница о предустановленной гармонии. Но в то время как Лейбниц выдвигал свою аксиому с искренностью последовательного мыслителя без всякой маски, т.е. во всей полноте ее метафизического содержания, Милль настаивал на чисто эмпирическом характере предпосылки, легшей в основание его теории познания. Он доказывал, что всякое индуктивное заключение по самой своей сущности необходимо предполагает, что строй природы единообразен, но затем это предположение о единообразии строя природы он выводил из индуктивных заключений. Предположение это было основной предпосылкой всей его системы познания и в то же время заключительным звеном ее. Таким образом, эта система не только основана на ничем не замаскированном, заколдованном круге доказательств, но и исходная и заключительная точки ее настолько тождественны, что само познание должно быть упразднено как ненужный путь обхода для возвращения к месту отправления. Вообще о Милле можно сказать словами Фр. А. Ланге, что Милль кончает там, где Кант начинает, хотя можно было ожидать обратного отношения, так как Милль родился через два года после смерти Канта. Ср.: Ланге Фр.А. История материализма/ Пер. под ред. Вл. Соловьева. Т.П. С. 16.

23[4] Соч. IV, 952; курсив здесь и везде ниже наш.

24[5] Соч. I, 654.

25[6] Там же. I, 655.

26[7] Там же. III, 777; ср. также: IV, 461; IV, 572; VI, 350, 352.

27[8] Литературные воспоминания и современная смута, II, 184.

28[9] Михайловский Н.К. Лит<ература> и жизнь// «Русское богатство». 1901. №4. 4.2. С. 128.

29[10] Соч. V, 761.

30[11] В. В. Наши направления. С. 84.

31[12] Соч. V, 356.

32[1] Соч. I, 679. Ср.: Лавров П. Л. Исторические письма. СПб., 1905. С. 87-88, 91, 93, особ. 313.

33[2] Там же. III, 9; ср.: 42.

34[3] Ср.: Лавров П.Л. Исторические письма. С. 36.

35[4] Там же. III, 397; ср.: 394, 401.

36[5] Кареев Н. Основные вопросы философии истории. 3 изд. С. 167. Курсив везде наш.

37[6] Там же. С. 166.

38[7] Там же. С. 167-168.

39[8] Там же. С. 170.

40[9] Там же. С. 169-170.

41[10] Hartmann Ed. van. Kategorienlehre. Leipzig, 1896. S. 343 ff.

42[11] Подобно латинскому языку и в греческом эти два значения возможности и невозможности фиксированы в отдельных словах. Ср.: Hartmann Ed. van. Kategorienlehre. S. 357.

43[12] Соч. IV, 51. Курсив везде наш.

44[13] Там же. IV, 52; ср.: V, 534 и сл.

45[1] Соч. VI, 101. Курсив везде наш.

46[2] Ср. особенно: Там же. VI, 15-16; III, 13 и сл.; III, 434 и сл.; IV, 39-40, 59-61, 66; I, 69 и сл.

47[3] Там же. VI, 104.

48[4] В.В Судьбы капитализма в России. СПб., 1882. С. 4-5. Курсив наш.

49[5] Михайловский Н.К. Соч. V, 778.

50[6] Там же. IV, 62; ср.: I, 105. Только еще один раз Н.К.Михайловский делает некоторую уступку, заявляя, что правда, добываемая человеком, «есть правда относительная, но практически она, пожалуй, безусловна для человека, потому что выше ее подняться нельзя» (IV, 461).

51[1] Ср.: Sigwart. Logik. 2 Aufl. Bd. I. S. 244-245.

52[2] О различных понятиях субъекта, смысл которых выясняется при противопоставлении субъекта объекту, см.: Rickert H. Der Gegenstand der Erkenntmss. Emfuhrung in die Transcendentalphilosophie. 2 Aufl. Tubingen, 1904. S. 11 ff. К сожалению, субъективизм русских социологов настолько примитивен, что нам не приходится так широко брать вопрос о субъекте, как он поставлен у Г. Риккерта.

53[3] Sigwart. Logik. 2 Aufl. Bd. 1. S. 241. Глава, к которой принадлежит эта страница, вполне заслуживает того, чтобы ее неоднократно перечитывать. Она проникнута беспредельной любовью к интересам науки и, внушая читателю глубочайшее уважение к высоко ценному или безусловно достоверному в познании, приучает его не удовлетворяться менее ценным.

54[4] Высказанные мною в тексте опасения оказались более чем преувеличенными. В своей статье, посвященной сборнику «Проблемы идеализма» (Русское богатство. 1903) и перепечатанной в книге «К вопросу об интеллигенции», А. В. Пешехонов прямо признает, что отстаиваемое им мировоззрение русской социологической школы основано на категории возможности. В этой статье он, между прочим, говорит: «Употребляя философские термины, мы можем сказать, что, вместе с усложнением причин, категория должного осложняется категорией возможного. Чем выше ступень жизни, тем сложнее действующие в последней причины, тем разнообразнее доступные ей возможности. Там, где начинается область сознательной жизни, пределы возможности столь уже широки, что является новая, неизвестная бессознательной жизни, возможность выбора между ними, т.е. мысль и чувство, комбинируя, обобщая и пополняя комплекс причин, которыми определяется предстоящий акт, получает среди них решающее значение». В заключение этого своего рассуждения А. В. Пешехонов заявляет: «В понятии нравственного долга мыслятся все три категории, т.е. не только должное, но вместе с тем и возможное, и желательное. И ни одна из этих категорий не имеет сверхопытного происхождения» (Пешехонов А,В. К вопросу об интеллигенции. СПб., 1906. С. 95-96). Приведенные соображения А. В. Пешехонова о различных категориях и их взаимоотношении приобретают определенный вес, если принять во внимание то признание, которое он делает в начале своей статьи. Здесь он сообщает об отсутствии у него достаточной философской подготовки. «Для философии, – говорит он, – по крайней мере в специфическом значении этого слова, я чужой человек. Правда, обучаясь в семинарии и проходя положенный по программе "обзор философских учений", я умел довольно свободно обращаться со всякого рода "субстанциями", "абсолютами", "императивами" и другими подобными для непосвященного человека жупелами». И дальше он повествует: «За протекшие годы а растерял даже тот жалкий багаж, которым наделила меня семинария. Философские учения, образ которых мне был преподан, потускнели в моей памяти. Я позабыл философскую терминологию и потерял охоту рассуждать о сущности всего сущего» (Там же. С. 75-76). Сопоставляя вышеприведенные заявления А. В. Пешехонова, надо придти, очевидно, к заключению, что именно «Проблемы идеализма» заставили его снова заговорить философским языком. Но в одном отношении рассматриваемая нами статья производит крайне странное впечатление: она посвящена «Проблемам идеализма»; несомненно, под влиянием моей работы, напечатанной в этом сборнике и перепечатываемой здесь, А. В. Пешехонову пришлось убедиться, что в основании исповедуемого им мировоззрения лежит категория возможности; сам он, как видно из его собственного признания об отсутствии у него соответственной подготовки, не мог бы исполнить произведенную мною аналитическую работу; несмотря, однако, на это, он ни одним словом не упоминает о моем исследовании, на которое мне пришлось затратить массу труда. Оправданием для него, конечно, может служить его заявление, что он преследует лишь скромные задачи публициста (с. 102). Но естественно поставить вопрос: не обязательны ли и для публицистов известные требования научной совести? Далее я не могу не отметить, что в своем споре с идейным течением, представленным «Проблемами идеализма», он прибег к чисто эристическим приемам [Эристика (от греч. eristika) — искусство спорить, вести полемику, пользуясь при этом приемами, рассчитанными только на то, чтобы победить противника.]: он выбрал наиболее слабые положения, высказанные исключительно сторонниками метафизического идеализма, и обошел молчанием вполне доказательно обоснованную систему идей сторонников научно-философского идеализма. В частности, высказавшись по-старому за то, что категория возможности есть мерило даже для решения нравственных вопросов, он не счел нужным опровергнуть представленные мною доказательства негодности этой категории как нравственного принципа. Правда, он, по-видимому, почувствовал, что главные устои исповедуемого им мировоззрения подорваны, и даже сделал некоторую уступку в пользу идеи долга. Но, как видно из вышеприведенных его слов, он все-таки считает, что предоставленный человеку выбор из целого ряда наличных возможностей выше долженствования. В подтверждение своего взгляда на категорию возможности как на высший принцип человеческой деятельности он ссылается на процесс биологической эволюции. Согласно его построению, оказывается, что только сперматозоиды подчиняются «категорическому императиву» (с. 94), напротив, сознательный человек руководится различными возможностями (с. 95, 99). Оставляя даже в стороне невероятное смешение понятий в такой постановке вопроса, нельзя не отметить того, что А. В. Пешехонов крайне злоупотребляет идеей эволюции. Ведь с точки зрения такого эволюционизма придется признать разложение трупа покойника за дальнейшую стадию в развитии его личности.

55[1] Вопрос об индивидуальном, как предмете научного исследования, разработан в трудах Виндельбанда и Риккерта. Ср.: Windelband W. Geschichte und Naturwissenschaft. Strassburg, i. E. 1894; Praludien. 4 Aufl. Tubingen, 1911. Bd. II. S. 136 (русск. пер.: Виндельбанд В. Прелюдии. СПб., 1904. С. 313 и сл.); Rickert H. Die Grenzen der naturwissenschaftlichen Begriffsbildung. 2 Aufl. Tubingen, 1913; Kulturwissenschaft und Naturwissenschaft. 2 Aufl. Tubingen, 1910 (русск. пер.: Риккерт Г. Границы естественно-научного образования понятий. СПб., 1904; Риккерт, Г. Науки о природе и науки о культуре. СПб., 1911).

56[2] Ср.: Windelband W. Beitrage zur Lehre vom negativen Urtheil // Strassburger philos. Abhand-lungen. S. 185 u. ff.

57[3] Перепечатывая спустя двенадцать лет эту статью, я не имею основания отказываться от установленной мною тогда логической характеристики статистики как науки. Появившиеся с тех пор исследования разрабатывают этот вопрос в том же направлении. С небывалой полнотой и совершенством этот вопрос разработан в книге: ЧупровА.А. Очерки по теории статистики. СПб., 1909; 2-е изд. 1910. Ср. мой отзыв в журнале «Вопросы права» (1910. Кн. 1).

58[4] Так как мышление родовыми понятиями, будучи специально культивируемо естественными науками, не составляет их исключительной принадлежности, а напротив, является наиболее распространенным и обыденным типом мышления, то и объект статистических исследований обозначают часто в родовых понятиях. Так, например, обыкновенно говорят, что статистика исследует рождаемость, смертность, заболеваемость и т.д., а не случаи рождений, смертей и заболеваний. Ясно, однако, что в этих родовых понятиях обобщаются сами единичные случаи, их совокупности и отношения между ними, а не явления как таковые.

59[5] «Das Objectiv Wahrscheinliche 1st ein Unbegriff» [На языке оригинала дана заключительная часть приведенной цитаты: «Объективно вероятное есть бессмыслица».]. Windelband W. Ueber die Gewissheit der Erkenntniss. Leipzig, 1873. S. 24-25 u. ff. Vergl.; Windelband W. DieLehren vom Zufall. Berlin,1870. S. 26-52.

60[6] Мы пользовались следующими работами Криза: Kries I. von. DiePrincipien der Wahrschein-hchkeitsrechnug. Freiburg, 1886; Ueber den Begriff der objectiven Moglichkeit und einige Anwendung desselben. Leipzig,1888; Ueber den Begriff der Wahrscheinlichkeit und Moglichkeit und ihre Bedeutung im Strafrechte. Zeitschrift f. d. ges. Strafrechtsw., B. 9. Berlin, 1889.

61[7] В своем первом труде В. И. Борткевич, профессор статистики в Берлинском университете, очень хорошо отметил все те трудности, которые возникают при попытках свести результаты, полу чаемые при обработке статистических данных, к причинному объяснению явлений. К сожалению, в последующих своих сочинениях он не разрабатывал уже раз намеченных им отклонений этого типа исследований от естественно-научных и теперь, по-видимому, больше склоняется к точке зрения Криза. См.: Bortkiewitcz L. van. Kritische Betrachtungen zur theoretischen Statistik // Conrad's Jahrbucher. 3 Folge, Bd. VIII, X, XI (особенно Bd. X. S. 358-360). Ср.: Bortkiewitcz L. van. Die erkenntnisstheoretischen Grundlagen der Wahrscheinlichkeitsrechnung, ib., Bd. XVII, u. Eine Entgegnung, id., XVIII. Хотя я стою на совершенно другой точке зрения, чем Борткевич, тем не менее научные беседы с ним несомненно способствовали выработке моих собственных взглядов на эти вопросы. Поэтому считаю своим долгом выразить ему здесь свою искреннюю благодарность.

62[8] В русской литературе есть превосходная статья по истории и теории рассматриваемого здесь вопроса, принадлежащая А.А. Чупрову, который, в общем примыкая к Кризу, вполне самостоятельно развивает и дополняет намеченную Кризом точку зрения. См. «Энциклопедический словарь» Брокгауза и Ефрона. Т. XXI, I, «Нравственная статистика».

63[9] За время, протекшее после первого опубликования этой статьи, вопрос об исследовании индивидуальных явлений подвергся значительной разработке. Это и привело к тому, что была выдвинута новая научная задача исследования индивидуальных причинных зависимостей. Ср.: Чупров А.А. Очерки, особ, очерк II; Hessen S. Individuelle Kausalitat. Berlin, 1909.

64[10] Двадцатое столетие принесло с собой распространение статистического метода и на исследование явлений природы. Наиболее яркое выражение это движение получило в издаваемом с 1901 г. в Лондоне Гальтоном и Вельдоном журнале «Biometrica». Сторонники взгляда на статистический метод как на метод естественно-научного типа могут видеть в этом обстоятельстве новое доказательство правильности своего понимания значения этого метода. В действительности мы здесь имеем расширение задач самого естествознания. Статистический метод применяемся к исследованию тех явлений природы, которые не поддаются исследованию при помощи обычных естественно-научных методов. Ср. статью А. А. Чупрова в новогоднем номере «Русских ведомостей» за 1914 г.

65[11] Интересно, что среди криминалистов при решении того же вопроса о свободе и необходимости для выяснения специальных уголовно-правовых проблем возникло совершенно тождественное направление мышления. Так как поведение человека причинно обусловлено и потому необходимо, то казалось, что для ответственности за известные поступки вообще и уголовной в особенности нет места. Ввиду этого некоторые ученые предложили признать теоретическим основанием ответственности возможность поступить так или иначе. Подобно русским социологам они настаивают на эмпирическом характере этого понятия, не сознавая его метафизических основ.

66[12] Виндельбанд, несомненно, имеет здесь прежде всего в виду те примеры переносного и крайне отдаленного значения, в котором слово «возможно» употреблялось Кантом. Кант всю свою жизнь преподавал философию Лейбница в переработке Вольфа и других философов, и потому в своих сочинениях, в которых он излагал свою собственную философию, он никогда не мог вполне освободиться от лейбницевской терминологии. Но, в свою очередь, он часто так свободно обращался с отдельными терминами, что они совершенно утрачивали свой первоначальный смысл. Так, например, в своих «Prolegomena» он ставит целый ряд вопросов, в которых употребляется слово «moglich», вроде: «Wie 1st die Naturwissenschaft moglich?», причем «moglich» всегда обозначает «berechtigt» [В переводе В.С. Соловьева — «Как возможно <чистое> естествоведение?» (Кант И. Пролегомены ко всякой будущей метафизике, могущей возникнуть в смысле науки. М., 1993. С. 68). Moglich — возможно, berechtigt — имеет право, вправе (нем.).]. По-русски эти вопросы следует переводить словами: «Как оправдать естествознание?» «Как оправдать метафизику?» и т.д.

67[13] Wmdelband W. Die Geschichte dei neueren Philosophie. 2Aufl. Bd. 1. S. 464-466. Vergl.: Sigwait Chr. Logik. 2 Aufl. Bd. 1. S. 238-240, 271-272; Wundt W, Logik. 2 Aufl. Bd. 1. S. 501. Курсив везде наш.

68[14] Wlndelband W. Die Gesch<ichte> der neuer<en> Philosophie. 2 Aufl., Bd. I. S. 495-497. Курсив везде наш.

69[15] Ср.: Лавров П. Л. Исторические письма, особенно дополнительную главу «Теория и практика прогресса», в частности, с. 313.

70[1] Эта статья была первоначально напечатана в журнале «Жизнь» (СПб., 1900. Май—июнь).

71[2] Spinoza В. Ethica. Pars I, papos XXXVI, Append.

72[3] Отмечая эти особенности истории как науки, я не хочу сказать, что исторический материал сам по себе не допускает никаких обобщений. Напротив, цель моя заключается в анализе тех приемов и методов, которые приводят по отношению к социальным явлениям к тем же результатам, которых достигают естественные науки по отношению к явлениям природы. Поэтому существование книг, носящих заглавие «историй» и переполненных обобщениями, к каковым принадлежат все истории культур, не противоречит установленному мною характеру истории в точном смысле слова. Эти исследования применяют совсем другие методы исследования к историческим явлениям, но сохраняют имя истории благодаря исследуемому материалу.

73[4] См.: Mach E. Popular-wissenschaftliche Vorlesungen. S. 276. См.: Ibid. S. 221.

74[5] См.: Kistiakowski Th. Gesellschaft und Einzelwesen. Erne methodologische Studie. Berlin, 1899. 84

75[1] Spinoza В. Ethica. Pars I, prop. XVII, schol. [Ср. перевод Н. А. Иванцова: «Человек есть причина существования, но не сущности другого человека (последняя есть вечная истина)» (Спиноза Б. Избранные произведения. М., 1957. Т. 1. С. 380).]

76[1] Здесь я мог затронуть лишь мимоходом вопрос о том, как наиболее правильно конструировать чисто социологические понятия и оградить их от всяких посторонних примесей. Желающий познакомиться с этим вопросом подробнее может обратиться к моему немецкому исследованию, в котором я посвящаю ему целую главу под заглавием: «Применение категорий пространства, времени и числа к коллективным единицам».

77[2] Engels Fr. Die Entwicklung des Socialismus von der Utopie zur Wissenschaft. 6 Auf lage. Berlin, 1911. S. 33: «Die neuen Tatsachen zwagen dazu, die ganze bisherige Geschichte einer neuen Untersuchung zu unterwerfen, und da zeigte sich, dass alle bisheriche Geschichte, mil Ausnahme der Urzustande, die Geschichte von Klassenkampfeu war»... [Ф. Энгельс. Развитие капитализма от утопии к науке: «Новые факты заставили подвергнуть всю прежнюю историю новому исследованию, и тогда выяснилось, что вся прежняя история, за исключением первобытного состояния, была историей борьбы классов» (Цит. по: Энгельс Ф. Анти-Дюринг. М., 1988. С. 381).] Слово «alle» подчеркнуто автором, «mit Ausnahme» – мною.

78[3] Ibid. S. 48-49.

79[4] Теперь первое из вышеназванных сочинений Г. Зиммеля переведено на русский язык. См.: Зиммель Г. Социальная дифференциация. Социологические и психологические исследования/ Пер. Н. Н. Вокач и И.А.Ильина со вступительной статьей Б.А. Кистяковского. М., 1909. Остальные названные в тексте сочинения Г. Зиммель переработал и издал в одной книге. См.: Simmel G. Soziologie. Untersuchungen uber die Formen der Vergesellschaftung. Leipzig, 1908.

80[5] Непосредственным продолжателем этого научного направления явился Вундт. См.: Wundt W. Volkerpsychologie. SAufl. Leipzig, 1911—1914. 5 Bde.

81[6] Marx Karl. Der Achtzehnte Brumaire des Louis Bonaparte. 2 Aufl. Hamburg, 1869. S. 26. Характеризуя дальше третью, демократическую партию, К. Маркс утверждает: «Ни одна партия так сильно не преувеличивает своих средств, как демократическая, и никакая другая партия так легкомысленно не обманывает себя относительно своего положения» (Ibid. S. 31) [Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2 изд. Т. 8. С. 150.].

82[7] Эти социально-психологические наблюдения и суждения К. Маркса, на которые я указал в этом очерке, появившемся в печати четырнадцать лет тому назад, долго не обращали на себя внимания. Теперь, напротив, некоторые авторы, может быть, склонны придавать им преувеличенное значение. Так, В. Зомбарт, по-видимому, находился под впечатлением от них, когда пять лет тому назад провозгласил, что заслуга К. Маркса не в теоретических построениях, а в ясновидении человеческой души. Ср. выше, с. 16-19.

83[1] Чрезвычайно характерно, что именно те, к кому относится эта утрировка и сгущение красок при характеризовании современного угнетения и несправедливости, – рабочие (хотя бы, например, в Германии), крайне отрицательно смотрят на определение их отношений с работодателем как рабских. В частности, они терпеть не могут слезливых описаний несчастных и обиженных людей в художественных произведениях (так называемых «Armeleutepoesie») [Букв.: «нищенская поэзия» (нем.).], которые были очень распространены в известный период в нашей народнической литературе.

84[2] Высказанные здесь положения встретили живой отклик в русской философско-правовой литературе. По поводу них сочли нужным высказаться такие видные представители нашей научной мысли как П.И. Новгородцев и Г.Ф. Шершеневич. П.И. Новгородцев уже раньше пишущего эти строки отстаивал самостоятельность этических прнципов. Поэтому он приветствовал развиваемые в этом очерке методологические и научно-философские взгляды и, процитировав вышеприведенные положения, отметил, что в них, по его мнению, удачно формулированы родственные ему идеи (ср.: Новгородцев П. И. Нравственный идеализм в философии права// Проблемы идеализма. М., 1902. С. 267, 287). Напротив, Г.Ф. Шершеневич как сторонник чистого позитивизма счел нужным выступить с возражением против высказанных здесь идей. К сожалению, однако, он прежде всего недостаточно осведомил своих читателей об отстаиваемой здесь научно-философской точке зрения. Вышеприведенные положения он процитировал не со слов: «Определенное нравственное предписание может быть только в известный момент открыто» и т.д., как это сделал П. И. Новгородцев, а лишь со слов: «То, что какие-нибудь ашанти или зулусы, что дети или идиоты ничего не знают об этом принципе». К тому же, очевидно, вследствие недосмотра слово «принципе» им пропущено. Затем свои возражения против отстаиваемых здесь положений он формулировал в следующих словах: «Таким образом, нравственное сознание существовало, когда не было еще на земле человека. С интуитивной точки зрения это последовательно, хотя все-таки неясно, чье же это было сознание, где оно находилось и можно ли при таком предположении выводить нравственное сознание из природы человека» (ср.: Шершеневич Г.Ф. Общая теория права. М., 1910—1912. С. 178). Но всякий, кто сравнит это возражение Г.Ф. Шершеневича с отстаиваемой здесь точкой зрения, должен будет признать, что Г.Ф. Шершеневич не вник в истинный смысл защищаемых здесь идей и не понял их. Ведь здесь доказывается не существование нравственного сознания отдельно от человека, а, наоборот, самостоятельное значение нравственных принципов независимо от того, существуют ли нравственные сознания и их носитель, культурный человек, или нет. Нельзя также не отметить, что Г.Ф. Шершеневич неправильно отождествляет научно-философские принципы с интуитивными. Между ними очень мало общего, ибо научная философия, отстаивая общезначимость нравственных начал и всех основных норм, утверждает их полную независимость от каких бы то ни было психических процессов. Свидетельство нравственного чутья, вводимое научной философией в систему ее идей, имеет совсем другой смысл, чем интуитивное прозрение, отстаиваемое защитниками интуитивизма. Ввиду всего этого нельзя признать возражение Г.Ф. Шершеневича основательно продуманным и правильно аргументированным. Общая оценка научного значения «Общей теории права» Г.Ф. Шершеневича дана в моей критической заметке в «Юридическом вестнике» (М., 1913. Кн. IV. С. 281-289).

85[3] Интересная попытка выяснить соотношение между различными категориями и идеей права гделана в небольшом исследовании Г.В. Демченко «Идея права с точки зрения категорий возможности, необходимости и долженствования» (Киев, 1908. С. 1—15).

86[1] Первая и значительная часть второй главы этого очерка первоначально были напечатаны в журнале «Вопросы философии и психологии» (Кн. 86. 1907), конец второй и третья глава печатаются здесь впервые.

87[2] Здесь нельзя не отметить, что с 1910 г. в Москве начал выходить «международный сборник философии культуры» «Логос», в котором систематически отстаиваются принципы научной философии. В 1914 г. это издание перенесено в Петербург и превращено в журнал, выходящий четыре раза в год⁵¹*.

88[3] Ср.: Очерки реалистического мировоззрения. СПб., 1904. С. 131 и сл.

89[4] Ср.: Струве П. Предисловие к книге Н. Бердяева «Субъективизм и индивидуализм». С. XLVIII.

90[1] Так как единичные комбинации между отдельными содержаниями мышления, образующиеся с естественной необходимостью, вырабатываются в индивидуальном мышлении, то научное мышление часто определялось, в противоположность индивидуальному мышлению, как социальное мышление. Однако обозначение научного мышления социальным правильно лишь постольку, поскольку всякое мышление является социальной функцией, так как оно невозможно без языка, общения, коллективных усилий и т.д. Но само по себе научное мышление не может быть признано социальным в точном значении этого слова, ибо оно не есть коллективное мышление или мышление большинства. Оно – всеобщее мышление не в смысле простого обобществления или простого распространения на всех членов общества, а в смысле общеобязательности для каждого человека. Поэтому научное мышление должно быть признано индивидуальным, а не социальным мышлением. Разницу между этими понятиями я выяснил в шестой главе своего методологического исследования на немецком языке. Ср.: Kistiakowski Th. Gesellschaft und Einzelwesen. Кар. VI.

91[2] Насколько сложны проблемы теории познания, можно судить хотя бы по тому, что даже для основного понятия всякого познания – для истины – существует несколько различных определений, так что приходится признать, что есть несколько различных понятий истины. На эту многозначность понятия истины указывает Виндельбанд. Ср.: Виндельбанд В. Прелюдии. СПб., 1904. С. 112— 115; Он же. Принципы логики // Сборн. Энциклопедия философских наук. М., 1913. С. 54 и сл.

92[3] Милль Д.С. Система логики. М., 1900. С. 205: «положение, что строй природы единообразен (каково бы ни было наиболее подходящее выражение для этого принципа), есть основной закон, общая аксиома индукции. Тем не менее было бы большой ошибкой видеть в этом широком обобщении какое-либо объяснение индуктивного процесса. Я настаиваю, напротив, на том, что оно само есть пример индукции, и притом индукции далеко не самой очевидной».

93[4] Мне пришлось уже во втором из печатаемых здесь очерков указать на то, что Дж. Ст. Милль основывает свою теорию познания на метафизических предпосылках, совсем даже не замечая этого. Ср. выше. С. 29.

94[5] См.. Там же. С. 248.

95[6] Конечно, отдельные эмпириокритицисты могут отрицать свою преемственную связь с Кантом и ссылаться в этом вопросе, например, на Протагора, который первый утверждал, что «человек есть мера всех вещей» [Слова Протагора приведены в передаче Аристотеля (Метафизика, 1062 в 15). См.: Аристотель. Сочинения в 4-х тт. М., 1975. Т. 1. С. 281.]. Но это не меняет существа дела.

96[7] Windelband W. Vom System der Kategorien. Philosophische Abhandlungen Chr. Sigwart gewidmet. Tubingen, 1900. S. 51-52 (русск. пер.: Виндельбанд В. Прелюдии. СПб., 1904. С. 342-343). Ср.: Виндельбанд В. Принципы логики // Сб. Энциклопедия философских наук. М., 1913. С. 88 и сл.

97[8] Ср.: Kistiakowskl Th. Ibid. Кар. III.

98[1] В подтверждение того, что «истинное» обладает характером естественной принудительности, ссылаются на то, что раз «ты видишь, ты понимаешь», то ты не можешь не видеть и не понимать. Однако истину не видят и не понимают, а истину признают или не признают.

99[2] Краткая оценка значения научных трудов Г. Зиммеля для социологии дана во вступительной статье Б.А. Кистяковского к сочинению: Зиммель Г, Социальная дифференциация / Пер. с нем. И.А. Ильина и Н. Н. Вокач. М.: Изд. М. и С. Сабашниковых, 1910.

100[3] Значение методологических исканий Г. Еллинека для более рациональной постановки наук о праве и государстве подвергнуто оценке во вступительной статье Б.А. Кистяковского к сочинению: Еллинек Г. Конституции, их изменения и преобразования / Пер. с нем. СПб.: Право, 1907.

101[4] Ср.: Bernheim E. Lehrbuch der historischen Methode und der Geschichtsphilosophie. 5 и 6 Aufl. Leipzig, 1908. S. 252 ff.

102[5] Полные заглавия этих сочинений приведены в примечании на с. 64.

103[6] См. выше, с. 90-94, 111-114.

104[7] Ср. выше: С. 9-12, а также: Яковенко Б В. Обзор американской философии. Логос, 1913. Кн. 3-4. С. 269-343, особ.: С. 318 и сл.

105[8] Ср. выше: С. 112 и сл.

106[1] В последнее время была сделана попытка использовать безусловное противопоставление бытия и долженствования для построения якобы чисто юридической теории государственного права. Ср.: Kelsen Harts. Hauptprobleme der Staatsrechtslehre. Tubingen, 1911 u. Hans Kelsen. Grenzen zwischen juristischer und soziologischer Methode. Tubingen, 1911. Теоретическая несостоятельность этой попытки вскрыта ниже.

107[2] Cohen И. System der Phylosophie. Zweiter Teil. Ethik des reinen Willens. 2 Aufl. Berlin, 1907. См. особ.: с. 12-13, 21-25, 37, 47, 71, 82 f, 177, 261, 283, 331, 391 f, 417 f, 420, 422, 425, 434.

108[3] Я имею в виду крайне неудачную попытку В. А. Савальского использовать «Систему философии» Г. Когена в полемических целях против того научно-философского направления, которое здесь отстаивается. В своем исследовании «Основы философии права в научном идеализме. Марбургская школа философии: Коген, Наторп, Штаммлер и др.» (М., 1908) В.А. Савальский делает мне честь, ставя мое имя рядом с такими именами как В. Виндельбанд, Г. Риккерт, В.С. Соловьев, П.И. Новгородцев и, объединяя нас под общим именем «неофихтеанцев», ведет с нами спор по всем основным вопросам теории познания и этики (Назв. соч., с. 8, 349; ср. также с. 257 прим., 267 прим.) Я оставляю здесь в стороне само обозначение «неофихтеанцы», мало обоснованное и употребляемое в значительной мере также в полемических целях. По существу, однако, самый спор представляется мне основанным на недоразумении. В.А. Савальский не замечает того, что научно-философское течение, к которому я примыкаю, обращает свое главное внимание на процесс познания; напротив, Г. Когена в его «Системе философии» интересует по преимуществу познанное или предмет познания. Ошибка В.А. Савальского объясняется тем, что он недостаточно вник в разницу между идеями, изложенными Г. Когеном в его сочинениях, посвященных истолкованию Канта, и теми идеями, которые составляют содержание его собственной «Системы философии». Он даже утверждает, что «вторая система Когена формально (но не по существу, как думает Коген) порывает с Кантом, излагает доктрину заново, в другом архитектоническом порядке и в новых терминах» (с. 30), но не доказывает, почему он считает, что между ними нет принципиального различия (с. 142), и что это «как бы одно и то же здание, возведенное в двух различных стилях» (с. 29). Усвоив эту точку зрения на соотношение между двумя системами идей, заключающимися в сочинениях Когена, В. А. Саваль-ский изложил вторую систему идей Когена в неправильном освещении первой из этих систем. Это выразилось и внешним образом в том, что он обратил очень мало внимания на основное сочинение собственной «Системы философии» Г, Когена, на «Логику чистого познания». Но между идеями, изложенными Г. Когеном в первой серии его сочинений, и идеями, заключающимися в его «Системе философии», в действительности есть большая разница. В первых сочинениях Г. Коген, следуя за Кантом, интересуется по преимуществу процессом познания в его гносеологическом истолковании; напротив, в «Системе философии» он сосредоточивает свой интерес на познанном в его онтологическом смысле. Разница между этими двумя точками зрения выяснена по существу и совершенно независимо от философских идей Г. Когена в сочинении: Rickert H. Zwei Wege der Erkenntsnisstheorie. Transcendentalpsychologie und Transcendentallogic. Halle a. d. S. 1909, особ. с. 24, 35, 47 и wii См. русск. пер.: Новые идеи в философии. СПб., 1913. Сборн. 7. С. 28, 43, 59 и сл. Обстоятельная критика исследования В. А. Савальского дана в статье П.И. Новгородцева «Русский последователь Г. Когена» (Вопросы философии и психологии. Кн. 99. Отд. II. С. 631-661).

109[1] Этот «критико-методологический этюд» был первоначально напечатан в Международном ежегоднике философии культуры «Логос» (М., 1910. Кн. II. С. 193—239). Высказанные в нем идеи встретили отчасти очень сочувственный отклик. Ср.: Новгородцев П.И. Психологическая теория права и философия естественного права// Юридический вестник. М., 1913. Кн. III. С. 8, 11, 13 примеч. Но с другой стороны, представленная здесь критика психологической теории права Л. И. Петра-жицкого подверглась ожесточенным нападкам со стороны учеников и последователей последнего. Может быть, это произошло оттого, что одному из возражавших критика эта показалась «наиболее серьезной». Ср.: Иванов Г А. Психологическая теория права в критической литературе. СПб., 1913. С. 2. По преимуществу полемический характер возражений против высказанных здесь методологических идей, к сожалению, лишил их подлинно научного интереса. Ср. мою статью: «Кризис юриспруденции и дилетантизм в философии» (Юридический вестник. М., 1914. Кн. V. С. 70-106). Однако за отдельные указания, особенно относительно некоторых неточностей, вкравшихся в мое изложение теорий Л. И. Петражицкого, я приношу здесь авторам, сделавшим их, искреннюю благодарность.

110[2] Впервые Бирлинг высказал эту теорию в критической заметке: «1st das Recht einer freien Vereinskirche Recht im juristischen Sinne?» (Zeitschr. fur Kirchenrecht. Bd. X. Tubing., 1871. S. 442 ff.). Затем он отстаивал ее в критической статье: «Das Wesen des positiven Rechts und das Kirchenrecht» (Ibid. Bd. XIII. S. 256 ff.). Систематически развивает свои взгляды Бирлинг в сочинениях: «Zur Kritik der juristichen Grundbegriffе» (Th. 1. Gotha, 1877; Th. II, Gotha, 1883) и «Juristische Prmzipienlehre» (Bd. I. 1893; Bd. II. 1898; Bd. III. 1905; Bd. IV. 1911). Ожидается выход пятого и последнего тома.

111[3] Ср.: Bierling Е. R. Zur Kritik der juristischen Grundbegriffe. Th. II. S. 356 и сл. Высказанные здесь положения затем дословно повторены Бирлингом в основном его теоретическом сочинении: Juristische Prmzipienlehre. Bd. I. S. 42-43.

112[4] Bierhng E.R. Juristische Prinzipienlehre. Leipzig, 1893. Bd. I. S. 145 (Курсив автора). Ср. также: С. 151.

113[5] Ibid. S. 146. Аналогичный взгляд на объективное право как на совокупность лишь представлений или понятий высказывает Р. Ленинг, по-видимому, независимо от Бирлинга. Ср.: Loentng R. Ueber Wurzel und Wesen des Rechts. Jena, 1907. S. 24 (русск. пер. – M., 1909. С. 17).

114[6] Ibid. S. 149. Курсив автора.

115[7] Здесь нельзя не отметить, что вскоре после того, как я указал на связь между идеями Л.И. Петражицкого и Бирлинга в этом пункте, Г.Ф. Шершеневич независимо от меня установил эту связь в другом пункте. Ср.: Шершеневич Г.Ф. Общая теория права. М., 1911. Вып. II. С. 333.

116[8] Петражицкий Л. И. Введение в изучение права и нравственности. Основы эмоциональной психологии. Изд. 2-е. СПб., 1907. С. 71.

117[9] Л.И. Петражицкий не только не питает никакого интереса к истории наук, но даже отрицает значение за историей философии. В свое время это отметил П. И. Новгородцев. См.: К вопросу о современных философских исканиях. (Ответ Л. И. Петражицкому)// Вопросы философии и психологии. 1903. Кн. 66. С. 121-145. «В истории философии Л.И. Петражицкий видит, – по словам П. И. Новгородцева, – не живое и прогрессивное раскрытие истины, ознакомление с которым есть необходимое условие для нашего собственного движения вперед, а просто архив старых учений, пригодный разве только для архивных справок. Философские системы прошлого представляются ему в виде отживших свой век заблуждений, и если иногда он готов признать в них "отдельные правильные и ценные идеи", то разве лишь в качестве немногих и случайных крупиц, из-за которых решительно не стоит рыться в старых архивах» (Там же. С. 122). К сожалению, Л.И. Петражицкий не внял этому указанию одного из наиболее выдающихся наших историков философии права. Поэтому ровно через десять лет после того, как были написаны вышеприведенные слова, П. И.Новгородцеву пришлось снова выдвинуть то же обвинение против Л.И. Петражицкого и притом еще в более энергичной форме. «В том сплошном отрицании всей предшествующей науки права, – говорит П. И. Новгородцев, – которое мы находим у Л. И. Петражицкого, есть нечто в высокой степени антипедагогическое, и я сказал бы даже антикультурное. Ибо что иное можно сказать об этом необузданном автодидактизме, который стремится все выводить из себя, отрицает многовековую работу научной культуры и рассматривает великое наследие прошлого как прах и тлен, как мертвый хлам типографской макулатуры» (Новгородцев П. И. Психологическая теория права и философия естественного права// Юридический вестник. М., 1913. Кн. III. С. 10).

118[10] См.: Rickert H. Zur Lehre von der Definition. 1888. S. 47.

119[11] Петражицкий Л. И. Там же. С. 58.

120[12] В научной юридической литературе постоянно выдвигается громадное значение для самого существа права его практической роли в общественной жизни. Ср., например: Bergbohm К. Jurisprudent und Rechtsphilosophie. Leipzig,1892. S. 438: «Alles Recht 1st bis in die letzte Faser praktiach'» [Все право, вплоть до последнего грана, имеет практический характер (нем.).].

121[13] Л.И. Петражицкий говорит об этом важном вопросе, который стоит в центре социально-научной методологии и которому посвящен целый ряд новейших исследований по теории познания и логике социальных наук, лишь в примечании. Ср.: Петражицкий Л. И. Введение. С. 96.

122[14] Там же. С. 78 и сл.

123[15] Lotze H. System der Philosophie. Bd. I: Logik. 2 Aufl. Leipzig, 1880. S. 201 ff; Duhring E. Logik. Leipzig, 1878. S. 11 ff.; Sigwart Chr. Logik. 2 Aufl. Freiburg i. В., 1889. Bd.I. S. 370 ff. (русск. пер. – СПб., 1908. Т. I. С. 326 и ел). Впрочем, Хр. Зигварт решает этот вопрос неправильно, так как отдает предпочтение словесному определению перед предметным. Взгляды Зигварта и особенно Милля и дают Л.И. Петражицкому повод предполагать, что смешение определения понятия со «словотолкованием» есть общераспространенное явление (ср.: Там же. С. 99, 105). Однако еще до выхода второго издания «Логики» Зигварта против его понимания задач логических определений восстал Г. Риккерт, который посвятил этому вопросу особое исследование. Ср.: Rickert H. Zur Lehre von der Definition. Freiburg i. В., 1888, bes. S. 61 ff. В юридической литературе на необходимости проводить различие между двумя видами определения понятий, из которых задача одного установить значение слова, другого— существо предмета, настаивал в прошлом А. Тренделенбург. Ср.: Trendelenburg A. Naturrecht. 2 Aufl. Leipzig, 1868. S. 166 ff. В наше время на этот вопрос обратил внимание Г. Канторович, который горячо ратует за то, что оба определения должны быть объединены и что словесное определение должно восполнять предметное. Ср.: Kantorowicz H. V. Zur Lehre vom richtigen Recht. Berlin, 1909. S. 16: «Keine Realdefinition hat irgend welchen wissenschaftlichen Wert, solange sie nicht durch eine Nominaldefinition des zu definitrenden Objektes erganzt wird» [Ни одна реальная <предметная> дефиниция не имеет никакого научного значения, пока она не дополнена словесной <номинальной> дефиницией определяемого объекта (нем.).].

124[16] Ср.: Петражицкий Л. И. Теория права и государства в связи с теорией нравственности. Т. I. §1-2.

125[17] Описательный характер и другие методологические особенности юридической догматики выяснил Г.Ф. Шершеневич. Нельзя не отметить этой несомненной его заслуги по отношению к мало разработанной области юридической методологии. См.: Шершеневич Г.Ф. 1) Задачи и методы гражданского правоведения. Казань, 1898. С. 9 и сл.; 2) Курс гражданского права. Казань, 1901. Вып. I. С. 84 и сл.; 3) Общая теория права. М., 1912. Вып. IV. С. 768 и сл.

126[18] Петражицкий Л.И. Введение. С. 115.

127[19] Юридический вестник. М., 1913. Кн. П. С. 5-59.

128[20] Муромцев С. А. Определение и основное разделение права. М., 1879. С. 14.

129[1] См.: Шершеневич Г. Ф. 1) Определение понятия о праве. Казань, 1896. С. 60 и сл.; 2) Общая теория права. М., 1910—1912. С. 280 и сл.

130[2] Zitelmann E. Irrtum und Rechtsgeschaft. Einepsychologisch-juristischeUntersuchung. Leipzig, 1879. S. 15. Anm. 21.

131[3] См.: Benedikt M. Zur Psychophysik der Moral und des Rechtes. Zwei Vortrage. Separat-Abdruck aus der «Wiener Medicinischen Presse». Wien, 1875; Stricher S. Physiologie des Rechts. Wien, 1884; Hoppe I. Der psychologische Ursprung des Rechts. Wurzburg, 1885.

132[4] Впрочем, когда он впервые выступил со своей психологической теорией права, он ссылался па то, что психологическая природа права общепризнана. См.: Петражицкий Л.И. Очерки философии права. СПб., 1900. С. 9. Из бесспорности положения, что право есть психическое явление, исходит и Еллинек в своем одновременно вышедшем «Общем учении о государстве». См. русск. пер., 2-е изд. С. 243. Ср. также: Wundt W. Logik. Bd. Ш. 3 Aufl. 1980. S. 608 и сл. В немецкой научной литературе за специальную разработку психологической теории права одновременно с Л.И. Петражицким принялся Август Штурм. Как юрист-практик он, однако, в противоположность Л. И. Петражицкому обратил свое главное внимание на значение изучения психологической природы права для решения практических вопросов юриспруденции Ср.: Sturm A. Revision der gemeinrechtlichen Lehre vom Gewohnheitsrecht. Leipzig, 1900; Sturm A. Die psychologische Grundlage des Rechts. Em Beitrag zur allgemeinen Rechtslehre und zum heutigen Friedensrecht. Hannover, 1910.

133[5] См.: Петражицкий Л. И. Введение. С. 136.

134[6] Там же. С. 280.

135[7] Там же. С. 215, 276. Ср.: Петражицкий Л.И. Теория права и государства в связи с теорией нравственности. Т. I. С. 3.

136[8] На значении волевых побуждений, или импульсов, при образовании решений и воли особенно остановился Г. Лотце еще в пятидесятых и шестидесятых годах прошлого столетия в своем знаменитом сочинении «Микрокосм». К сожалению, Л.И. Петражицкий не обратил внимания научение об импульсах в этом сочинении, хотя оно теперь усвоено и в общих руководствах и монографиях по психологии. Нельзя здесь не отметить невыработанность нашей терминологии. Так, в шестидесятых годах Е. Корш переводил немецкий термин «Trieb» русским словом «побуд» [«Немецко-русский словарь» (М., 1992) предлагает несколько вариантов перевода немецкого слова Trieb: 1) порыв, побуждение, импульс; 2) склонность, стремление; 3) инстинкт; 4) побег, росток. Примеры других переводческих извращений Е.Ф. Корша («затреба», «срочная затычка», «мань») приводит В.В. Набоков в романе «Дар». См.: Набоков В.В. Избранное. М., 1990. С. 302.]. Ср. перевод Е. Koрша книги: Лотце Г. Микрокосм. Мысли о естественной и бытовой истории человека. Опыт антртропологии. М., 1866. Т. 1.С. 370 и сл. Конечно, слово «позыв», употребляемое Л. И. Петражицким, гораздо лучше.

137[9] Еще раньше, чем была произведена мною эта критическая работа, критику теории эмоций Л.И. Петражицкого дал Р. М. Орженцкий, который исходил из аналогичной точки зрения и пришел к сходным результатам с изложенными здесь. Ср.: Вопросы философии и психологии. 1908. Кн. 91. Отд. II. С. 111-135, особ. с. 114 и сл.

138[10] Петражицкий Л. И. Теория права и государства. С. 46 (изд. 2-е, с. 50).

139[11] Там же. С. 56 (изд. 2-е, с. 58).

140[12] Там же. С. 147 (изд. 2-е, с. 153).

141[13] См. статьи кн. Е.Н. Трубецкого «Философия права проф. Л. И. Петражицкого» (Вопросы философии и психологии. Кн. 57. С. 9-33, особ. с. 18), и Н. И. Палиенко «Новая психологическая теория права и понятие права (Ярославль, 1900. С. 1-26, особ. с. 22; Временник Демидовского юридического лицея. Кн. 82. Ярославль, 1901). Ср. также: Новгородцев П. И. К вопросу о современных философских понятиях // Вопросы философии и психологии. Кн. 66. 1903. С. 121—145, особ, с. 131.

142[14] На индивидуалистический характер как на основной недостаток психологического понятия права Л.И. Петражицкого указал Н. И. Палиенко (Учение о существе права и правовой связанности государства. Харьков, 1908. С. 224 и ел). Одновременно В. М. Хвостов настаивал на необходимости дополнять индивидуально-психологическое исследование права социально-психологическим. Ср.- Хвостов В. М. Этюды по современной этике. М., 1908. С. 194 и сл.

143[15] Это уже отчасти отметил В. Я. Гинцберг (Учение Л.И. Петражицкого о праве и его предпосылки// Вопросы философии и психологии. 1909. Кн. 97. С. 212).

144[16] Чрезвычайно интересно, что ученики Л. И. Петражицкого, уступая целому ряду указаний со стороны критики, должны были признать, что Петражицкий отождествляет право и правовую психику. Так, Г. А. Иванов утверждает, что «по учению проф. Петражицкого, правовая психика и есть право» (Иванов Г. А. Психологическая теория права в критической литературе. СПб., 1913. С. 24). По словам П. Е. Михайлова, «право, обнимающее собою известный класс психических явлений, и правовая психика, объемлющая те же правовые явления, – тождественны» (Михайлов П.Е. О реальности права// Юридический вестник. М., 1914. Кн. V. С. 28). Было бы несомненным шагом вперед по пути к устранению всяких недоразумений, если бы Л.И. Петражицкий также определенно заявил, что он считает понятие права и понятие правовой психики тождественными понятиями. Тогда научный мир знал бы, что «теория права» Л.И. Петражицкого есть теория правовой психики с известными выводами относительно права.

145[17] Than A. Rechtsnorm und subjektives Recht. Weimar, 1878. S. VII. К. Бергбом также говорит о четырех различных значениях слова «источник права»; вместе с тем он неоднократно указывает на крайнюю ненадежность (Unsicherheit) существующего учения об источниках права. Ср.: Bergbohm К. Op. cit., 40, 24, 94,184, 348, 360, 504.

146[18] Шершеневич Г.Ф. Общая теория права. С. 368 и сл.

147[19] Там же. С. 513 (изд. 2-е, с. 517).

148[20] Vrgl. К. Cosack. Lehrbuch des Deutschen burger-lichen Rechts. 6 Aufl. Jena, 1913. Bd. 1. S. 21 ff.

149[1] И действительно, в своей книге «Университет и наука» (СПб., 1907. Т. I. С. 153 и сл.) Л. И. Пе-тражицкий не останавливается перед сведением науки к «психическому процессу». Но почему тогда не свести и весь мир к психическим переживаниям, т.е. признать его иллюзорность? В таком случае, однако, Л. И. П. должен признать себя открыто сторонником солипсизма.

150[2] Ср. дальше очерк «Сущность государственной власти».

151[3] Ср.: Спекторский Е. В. 1) Юриспруденция и философия // Юридический вестник. 1913. Кн. П. С. 60-92, особ. с. 83 и сл.; 2) К спору о реальности права// Там же. Кн. V. С. 53-70; Синайский В.И. Русское гражданское право. Киев, 1914. С. 9-11.

152[4] Так, по словам Иеринга, «право для того и существует, чтобы осуществляться» (Das Rechjt 1st dazu da, dass es sich verwirkhche): Ihering R. v. Geist des romischen Rechts. 3 Auff. Bd. I. S. 52. Присущее праву свойство воплощаться в учреждениях заставляет некоторых исследователей идти чересчур далеко и говорить о вещеподобном и даже о вещном характере права – «Dinghaftlgkeit des Rechts» и «Dingcharakter des Rechts». См.: Zitelmann. Irrthum und Rechtsgeschaft. Leipzlg,1879. S. 201; Schuppe W. Der Bergnff des Rechts // Grunhut's Zeitschnft. Bd. 10 (1883). S. 353.

153[5] Ср.: Новгородцев П. И. Кризис современного правосознания. М., 1909. Ввиду того, что учение Руссо об «общей воле» радикально устранило учение о двойнике положительного права, Руссо может быть назван в большей степени разрушителем идеи естественного права как особого вида права, чем даже представители исторической школы. Во всяком случае, Руссо является родоначальником столь характерного для первых трех четвертей XIX столетия стремления научной юридической мысли устранить двойственность в учении о праве и создать единое понятие права. К сожалению, смена этих чисто логических тенденций в учении о праве мало исследована.

154[6] Это весьма удачное определение сущности двух основных течений в новокантовской философии – одного, представленного В. Виндельбандом и Г. Риккертом, и другого, представленного Г. Когеном, – принадлежит С. И. Гессену. Ср.: Hessen S. Die individuelle Kausalitat. Berlin, 1909. S. 5 ff. Оно отчасти воспринято и Г. Риккертом.

155[7] Значение понятия культурного блага для философии культуры выяснено в исследовании Г.Риккерта «О понятии философии» (Логос. М., 1910. Кн. I. С. 19-61, особ. с. 39 и сл).

156[8] См. сборник статей «Проблемы идеализма» (М., 1902. С. 236-296). Ср.: Новгородцев П.И. Государство и право // Вопросы философии и психологии. 1904. Кн. 74. С. 397-450; Кн. 75. С. 508-538; Новгородцев П. И. Кризис современного правосознания. М., 1909. Выяснению вопросов, связанных с нормативным учением о праве, очень способствуют также труды Н. И. Палиенко, хотя сам он, склоняясь к психологизму и позитивизму, является противником включения естественно-правовой идеи в науку о праве. Ср.: Палиенко Н.И. 1) Нормативный характер права и его отличительные признаки. Ярославль, 1902; 2) Учение о существе права и правовой связанности государства. Харьков, 1908.

157[9] Ильин И. Понятия права и силы. Опыт методологического исследования. М., 1910. С. 4// Вопросы философии и психологии. Кн. 101.

158[10] Спустя год после того, как предлагаемый очерк был написан, появилось обширное исследование молодого немецкого ученого Ганса Кельзена «Основные проблемы государственно-правовой науки», в котором использована чисто нормативная точка зрения для решения всех важнейших вопросов государственного права. Ср.: Dr. Hans Kelsen. Hauptprobleme der Staatsrechtslehre. Tubingen, 1911. Главный интерес этого исследования заключается в той неустрашимой последовательности, с какой в нем извлечены все выводы из нормативно-логического изучения государственного права. Сам автор ошибочно называет свою точку зрения также и этико-юридической и объявляет ее по преимуществу юридической, что и служит ему лишним стимулом не останавливаться перед крайними выводами. Но именно благодаря своей последовательности автор пришел к таким заключениям, которые, будучи совершенно неприемлемыми для юриста, обнаруживают полную несостоятельность примененного им метода. Автор «имеет главным образом в виду очистить юридическое образование понятий от элементов, имеющих социологический или психологический характер, ошибочно вдвинутых в сферу юридических конструкций вследствие ложной постановки проблемы». Такую постановку задачи саму по себе следовало бы только приветствовать как вполне соответству ющую изучению нормативной природы права, ибо нормативное понятие права, несомненно, должно быть противопоставлено не только психологическому, но и социологическому его понятию. Но для разрешения этой задачи автор считает нужным исходить из признания основной противоположности между категориями бытия и долженствования (Ibid. Vorrede. S. 7 ff, 223 u. passim). Конечно, такое противоположение сообщает долженствованию безусловную независимость и самостоятельность. Однако выше (см. с. 151 ,i сл.) мы выяснили, что, несмотря на соблазнительную ясность некоторых решений, получаемых при помощи такого противоположения, решения эти обладают отрицательной познавательной ценностью, а само это противопоставление безусловно недопустимо ни в сфере решения научно-философских проблем, ни в сфере решения проблем онтологических. Последнее неопровержимо показал Г. Коген в своей «Этике чистой воли». Категория долженствования, как мы установили выше, может быть противопоставлена только категории необходимости. Напротив, бытие одинаково присуще как явлениям, объясняемым при помощи категории необходимости, так и явлениям, определяемым категорией долженствования. Так как правовые явления Г. Кельзен относит к долженствованию, понимаемому в установленном им специфическом смысле, то уже в силу этой исходной его точки зрения все его построение представляет из себя чисто формально-логическую конструкцию, не имеющую соприкосновения с бытием и реальностью права. Впрочем, в этом отвлечении от всякого бытия и реальности Г. Кельзен и видит существо юриспруденции и юридического метода. Несостоятельность его исходных положений сказывается, конечно, неодинаково на различных частях его исследования. Так, пока он анализирует понятие нормы, недостатки его точки зрения проявляются сравнительно мало, хотя и тут оказывается, что для права, с его точки зрения, важно формальное действие нормы, а не фактическое соблюдение ее (Ibid. S. 48 ff.) Но когда он переходит к обсуждению отдельных явлений и учреждений государственного права, односторонность его исходных положений проявляется во всей силе. Признавая, например, понятие государственной воли основным для всей юриспруденции и стремясь освободить его от психологических элементов, Г. Кельзен заявляет, что воля государства есть лишь конструкция и юридическое понятие (Ibid. S. 162 ff.) Ясно при этом, что он лишает государственную волю всякой фактичности. Такое понятие государственной воли не может, конечно, ничего объяснить или оправдать в государственных явлениях. К тому же преследуемая автором цель – конструировать чисто юридическую государственную волю, свободную от психологических элементов, достигается и без превращения этой воли в голое понятие. Для этого достаточно рассматривать волю государства как результат внешних волеизъявлений лиц, уполномоченных играть роль органов государства. Так же точно он объявляет, что процесс образования права обладает не государственной, а чисто социальной природой, хотя в действительности природа его смешанная (Ibid. S. 410 ff.) Соответственно этому он считает проблему возникновения и прекращения права метаюридической проблемой. В конце концов, чтобы быть последовательным, он принужден отрицать за законодательными органами характер государственных органов и признает их органами общества, так как они выполняют социальную функцию (Ibid. S. 465 ff.) Тою же оторванностью от реальной юридической действительности характеризуются и другие понятия, вырабатываемые Г. Кельзеном. Мы, конечно, не можем здесь останавливаться на них. Но сказанного достаточно для того, чтобы убедиться, что одностороннее нормативно-логическое построение Г. Кельзена, которое он считает по преимуществу юридическим, непригодно даже для узкой сферы юридической догматики. Государственно-правовые учреждения приобретают в этом построении приблизительно такой вид, как отражения человека в выпуклых, вогнутых и разнообразно искривленных зеркалах. Желающие познакомиться более обстоятельно с научным построением Г. Кельзена могут обратиться к исследованию Н. И. Палиенко; в последнем даны превосходные изложения, анализ и критика идей Г. Кельзена в связи с критической оценкой значения формально-юридического метода в государственном праве. Ср.: Палиенко Н.И. Задачи и пределы юридического изучения государства и новейшее формально-юридическое исследование проблем государственного права// Журнал Министерства юстиции. 1912. Февраль—март.

159[11] Там же. С. 5. Здесь и ниже курсив по большей части принадлежит автору.

160[1] См. весьма ценные аналогичные замечания у А.Н Фатеева (К вопросу о существе права Харьков, 1909. С. 22-23).

161[2] Правовую идею или мысль признает основным элементом своего понятия «правомерного права» и Штаммлер. По его определению, «правомерное право— это то право, которое в каждом особом положении согласуется с основной мыслью права вообще». Ср.: Stammler R. Die Lehre von dem richtigen Rechte. Berlin, 1902. S. 15.

162[3] См.: Нечаев В. М. «Вестник права» и юриспруденция XIX века // Журнал Министерства юстиции. 1899. Март. Отд. отт. С. 43.

163[4] Hessen S. Die individuelle Kausalitat. Berlin, 1909. S. 86 и сл.

164[5] Ср. ниже очерк «Право как социальное явление».

165[6] Какое значение имеют труды С.А. Муромцева для развития русской юридической науки, см.: Шершеневич Г. Ф. Наука гражданского права в России. Казань, 1893. С. 199 и сл.

166[7] См. сочинения С.А. Муромцева: «Очерки общей теории гражданского права» (М., 1877); «Определение и основное разделение права» (М., 1879); «Что такое догма права?» (М., 1885).

167[1] Ср. примечание 2 на с. 173.

168[2] См. примеч. на с. 170.

169[3] Участие материальных элементов в духовной культуре особенно выдвигает В. Вундт. Ср.: Wundt W. Logik. Bd. Ill: Logik der Geisteswissen-schatten. 3 Aufl. Stuttgart, 1908. S. 25 ff.

170[1] Именно так определяет задачи правоведения С.А. Муромцев. По его словам, «правоведению надлежит изучать законы развития той области социальных явлений, которая известна под именем права». См.: Муромцев С. Определение и основное разделение права. М., 1879. С. 14, 164. Ср.: Муромцев С. I) Очерки общей теории гражданского права. М., 1877. С. 196. 2) Что такое догма права? М., 1885. С. 7. К этому же мнению присоединяется и Ю.С. Гамбаров. Он утверждает, что «правоведение, как и социология, разыскивает законы развития общественной жизни». См.: Гамбаров Ю. С. Задачи современного правоведения// Журнал Министерства юстиции. СПб. 1907. Янв. С. 31 и 33. Ср. также: Гамбаров Ю. С. Курс гражданского права. СПб., 1911. С. 37-38. Здесь он формулирует то же в следующих выражениях: «Правоведение, как и социология, разыскивает – по крайней мере в своем теоретическом отделе— законы развития общественных учреждений».

171[2] Так, С.А. Муромцев утверждает, что «общее гражданское правоведение» «изучает законы развития гражданского права. Оно предполагает как подготовительную стадию описательное гражданское правоведение, которое описывает в правильной системе факты гражданского права» (Там же. С. 14).

172[3] Гамбаров Ю. С. 1) Задачи современного правоведения // Журнал Министерства юстиции. 1907. Янв. С. 21. 2) Курс гражданского права. СПб., 1911. С. 22.

173[4] Гамбаров Ю.С. Курс... С. 31. Исходя из вышеприведенного методологического принципа, Ю.С. Гамбаров приходит к заключению, что «нельзя изучать и правоведения без социологии, так как часть зависит от целого и не может быть понята изолированно от этого целого и других его частей» (Там же. С. 38; Гамбаров Ю.С. Задачи... С. 33).

174[5] Stammler R. Wirtschaft und Recht nach der materiahstischen Geschichtsauffassung. 3 verbess. Aufl. Leipzig, 1914. S. 108 ff. Vergl. S. 75 ff (русск. пер. – СПб., 1907. Т. I. С. 121 и сл. Ср. с. 83 и сл.).

175[6] Ibid. S. 155 ff. (Там же. Т. I С. 173 и сл ).

176[7] ³ Weber Max. R. Stammlers «Ueberwindung» der materiahstischen Geschichtsauff assung // Archiv fur Sozialwissenschaft und Sozialpohtik 1907. Bd. XXIV. S. 94 ff.

177[8] Гамбаров Ю С. Курс гражданского права. С. 365, 18.

178[9] Ibid. S. 566 ff. (Там же. Т. II. С. 265 и passim). Ср.: Риккерт Г. Науки о природе и науки о культуре / Пер. под ред. и со вступ. статьей С. О. Гессена. СПб , 1911. С. 19.

179[10] Соответственная литература приведена в книге: Kantorowicz H. V. La lotta per la scienza del diritto. Milano, 1908. P. 155-159. Ср. также: Штейнберг И.З. Движение в пользу свободного права// Юридические записки. 1913. Вып. XV-XVI. С. 250-253 (отд. изд.— М., 1914).

180[11] Ehrlich Е. Tatsachen des Gewohnheitsrechts. Leipzig,1907. S. 7. Vergl.; Ehrlich E. Grundlegung der Soziologie des Rechts. Leipzig, 1913. S. 67ff.,S. 352 ff.

181[12] Spiegel L. Jurisprudenz und Sozialwissenschaft // Grunhut's Zeitschrift. Bd. 36 (1909). S. 7.

182[13] Sinzheimer Hugo. Die soziologische Methode in der Privatrechts-wissenschaft. Munchen. 1909. S. 7.

183[14] Ср.: Geny Fr. Methode d'interpretation et sources en droit prive positif. Paris, 1899. P. 356 и сл.

184[15] Bulow О. Gesetz und Richteramt. Leipzig, 1885. S. 3.

185[16] Spiegel L. Jurisprudenz und Sozialwissenschaft// Ibid. S. 27.

186[17] Sinzheimer Hugo. Ibid. S. 14-15.

187[18] Kornfeld. Grundzuge einer allgemeiner Lehre von Positivem Rechte auf so/iologischer Grundlage. Wien, 1911.

188[19] Совершенно неверную оценку научного дела С.А. Муромцевв дает// М. Коркунов (История философии права. Изд. 5-е. СПб., 1908. С. 443-446).

189[20] Муромцев С. А. Определение и основное разделение права. М., 1879. С. 47.

190[1] Это исследование было первоначально напечатано в «Философском сборнике», посвященном Л. М. Лопатину (М., 1911).

191[2] Ср. выше очерк «В защиту научно-философского идеализма», особ. с. 147 и сл.

192[3] Lenz G. Das Recht des Besitzes und seine Grundlagen. Berlin, 1860. S. 20 и сл.

193[4] Муромцев С. Определение и основное разделение права. М., 1879. С. 159

194[5] Loening R. Ueber Wursel und Wesen des Rechts. Jena, 1907. S. 22 и сл.

195[6] Муромцев С. Право и справедливость // Сборник правоведения и общественных знаний. 1893. Т. II. С. 10.

196[7] Hegel G.W.Fr. Grundlinien der Philosophie des Rechts. 3 Aufl. Berlin, 1854. S. 271 (Werke. Bd. VIII. § 214); ср. также S. 270⁸*.

197[8] Sinzheimer Hugo. Die soziologische Methode in der Privatrechtswissenschaft. Mimchen, 1909. S. 9. Г. Зинцгеймер противопоставляет «правопорядок» «правовой действительности». Но термин правопорядок по своему смыслу гораздо шире того, что Г. Зинцгеймер обозначает им, и соответствует всей совокупности правовых явлений. Поэтому вместо него гораздо правильнее употреблять выражение «правовая система», что и сделано при переводе вышеприведенных мест.

198[9] Ibid. S. 13; ср.: Spiegel L. Jurisprudenz und Sozialwissenschaft // Griinhut's Zeitschrift. Bd. 36. Wien, 1909; Gmelin J. G. Quousque? Beitrage zur soziologischen Rechtsbildung. Hannover, 1910; Fuch» E. Die Gemeinschadlichkeit der Konstruktiven Jurisprudenz. Karlsruhe, 1909; Kantorowicz H. U. Rechts-wissenschaft und Soziologie. Tubingen, 1911. Напротив, Hans Kelsen (Grenzen zwischen juristischer und soziologischer Methode. Tubingen, 1911) стоит на старой точке зрения чисто нормативного понимания права.

199[10] Loening R. Ueber Wurzel und Wesen des Rects. Jena, 1907. S. 24.

200[11] Там же. С. 25. Ср. также: Lenz G. Das Recht des Besitzes und seme Grundlagen. Berlin, 1860. S. 20-21. Напротив, С.А. Муромцев считает юридические нормы «атрибутом правового порядка» и «фактором в процессе его исторического образования». Ср.: Муромцев С. Определение и основное разделение права. С. 159, 149.

201[12] Ср.: Rickert H. Die Grenzen der naturwissenschaftlichen Begriffsbildung. 2 Aufl. Tubingen, 1913. S. 75 и сл.

202[13] См.: Sterling E. R. 1) Zur Kritik der juristischen Grundbegriffe. Th. 11. (Gotha, 1883). S. 356 и сл.; 2) JuristischePrinzipienlehre. Bd. I. Leipzig,1893. S. 145 и сл..особенно с. 151.

203[14] Критика этих взглядов Л.И. Петражицкого дана в напечатанном выше очерке «Реальность объективного права».

204[15] Ср.: Петражицкий Л. И. Теория права и государства в связи с теорией нравственности. СПб., 1907. Т. I. С. 71 и сл. Изд. 2-е. С. 74 и сл.

205[16] Чрезвычайно ценные соображения по этому вопросу высказаны в исследовании А. Э. Вормса «Применение обычая к наследованию в личной собственности на надельные земли» (Юридические записки. Ярославль, 1912. Вып. XI-XII. С. 112 сл., особ. с. 134 и сл.).

206[1] Впрочем, справедливость требует отметить, что у нас есть книга, которая одухотворена идеей о невозможности отделить право от нравственности. Это книга Н.И. Хлебникова «Право и государство в их обоюдных отношениях» (Варшава, 1874). Автор ее говорит: «Бесполезно отыскивать различие права от нравственности, т.е. от идей добра и справедливости... полное отделение их немыслимо, ибо доброе, справедливое и правовое находятся в постоянной связи, составляя элементы единого духа». То, что мы сознаем первоначально как доброе, т.е. как должное, но добровольно исполняемое, мы затем смотрим на это как на справедливое, и кончаем тем, что делаем его правовым» (С. 52).

207[2] Такой взгляд на право отстаивает Г.Ф. Шершеневич. По его словам, «нельзя отрицать, что право, как динамит, – средство, при помощи которого можно сделать и добро, и зло» (Шершеневич Г.Ф. Курс гражданского права. Казань, 1901. Т. I. С. 48). В другом месте он говорит: «Право есть сильное орудие, опасное в одних руках, благодетельное в других. Топором можно срубить лес для постройки избы, но топором можно и человека убить. Все дело в том, чтобы право, как и топор, находилось в таких руках, в которых орудие оказалось бы полезным, а не опасным» (см.: Шершеневич Г. Ф. Общая теория права. М., 1910—1912. С. 367; ср.: Он же. Оправдание права// Вопросы философии и психологии. Кн. 107. С. 125).

208[3] Этот взгляд на отношение между правом и нравственностью впервые был формулирован Г. Еллинеком. См.: Jellinek G. Sozialethische Bedeutung von Recht, Unrecht und Strafe. Wien, 1878. S. 53 ff.; 2 Aufl. – 1908 (русск. пер. – Еллинек Г. Социально-этическое значение права, неправды и наказания. С пред. П. И. Новгородцева. М., 1910. С. 60 и сл.). Ср.: Соловьев В. С. Оправдание добра. Нравственная философия. Сочинения. Т. VII. С. 381.

209[4] На этой точке зрения стояли защитники старого естественного права. См.: Trendelenburg Ad. Naturrecht auf dem Grundeder Ethik. 2 Aufl. Leipzig,1868. S. 83. В самое последнее время в защиту этой точки зрения на право у нас выступил К.А.Кузнецов (Очерки по теории права. Одесса, 1915. С. 55).

210[5] Такой взгляд на отношение между правом и нравственностью отстаивают сторонники возрождения естественного права в его новой формулировке. См.: Новгородцев П.И. Нравственный идеализм в философии права// Проблемы идеализма. М., 1902. С. 236-294.

211[6] Stammler R. Die Lehre von dem richtigen Rechte. Berlin, 1902; Stammler R. Theorie der Rechts-wissenschaft. Halle, 1911.

212[7] Cohen H. Ethik des reinen Willens. 2 Aufl. Berlin, 1907.

213[8] Это мнение высказал В.А. Савальский как вывод из своего исследования «Основы философии права в научном идеализме. Марбургская школа философии: Коген, Наторп, Штаммлер и др.». Ср.: Вопросы философии и психологии. Кн. 105 (1910). С. 370.

214[9] Cohen H. System der Philosophie. Erster Tell: Logik der reinen Erkenntniss. Berlin, 1902. Задача онтологии выявить истинно сущее бытие, задача деонтологии показать истинно сущее долженствование. Долженствование рассматривается при этом как особый вид бытия, на чем особенно настаивает Г. Коген. Онтология и деонтология Г. Когена не трансцендентна и не догматична, а имманентна и строго гносеологична. Это и дает ему право противопоставлять свою философскую систему чисто метафизическим системам.

215[10] Для ознакомления с постановкой вопроса о научном познании права особенно см.: Lask E. Rechtsphilosophie // Die Philosophic im Beginn des zwanzigsten Jahrhunderts. Festschrift fur Kuno Fischer. Heidelberg, 1905 (2 Aufl. – 1907). Bd. II. S. 1-50; Windelband W. Einleitung in die Philosophie. Tubingen, 1914. S. 301-332.

216[1] Kant Im. Kritik der reinen Vernunft. Sammtliche Werke, herausg. v. G. Hartenstein. Bd. III. S. 488, Anm. (русск. пер. Н. Лосского, с. 408, прим.).

217[2] Ibid. S. 486 (Там же. С. 407) [Кант И. Критика чистого разума. М., 1994. С. 431.].

218[3] Kant Im. Metaphysik der Sitten. Erster Teil. Metaphysische Anfangsgrunde der Rechtslehre. Werke, herausg. v. Hartenstein. Bd. VII. S. 27¹³*.

219[4] Ibid. Bd. III. S. 487 (русск. пер. – с. 407) [Кант И. Критика чистого разума. М., 1994. С. 431.].

220[5] «Die Rechtswissenschaft 1st ein Teil der Philosophie»:Hegel G. W. F. Grundlinien der Philosophie des Rechts. Werke. Bd. VIII. 3 Aufl. S. 22) [Наука о праве есть часть философии. (Гегель Г. В. Ф. Философия права. М., 1990. С. 60. § 2).].

221[6] См.: Merkel Ad. Gesammelte Abhandlungen aus dem Gebiete der allgemeiien Rechtslehre und des Strafrechts. Strassburg, 1899. Bd. I. S. 291 ff.

222[7] Cohen Я. Ethik. S. 227.

223[8] Спекторский Е. В. Из области чистой этики// Вопросы философии и психологии. Кн. 78. С. 401.

224[9] Трубецкой Е.Н., кн. Панметодизм в этике. К характеристике учения Г. Когена// Вопросы философии и психологии. Кн. 97 (1909). С. 141, 143.

225[10] Новгородцев П.И. Русский последователь Германа Когена // Вопросы философии и психологии. Кн. 99 (1909). С. 657. Все вышеназванные авторы соединяют глагол «ориентировать» с предлогом «в». Конечно, такое сочетание слов более соответствует общеупотребительному смыслу слова «ориентировать». Но Г. Коген и немецкие авторы употребляют в данном случае предлог «auf», а не «in». К тому же слово «ориентировать» в применении к науке является синонимом слова «обосновать». Поэтому в данном случае правильнее говорить— ориентировать на чем-нибудь.

226[11] Всецело примкнул в этом вопросе к Г. Когену В.А. Савальский в вышеназванной книге.

227[12] Jodl Fr. Cohens «Ethik des reinen Willens» // Neue Fr. Presse. D. 10. Sept. 1905. № 14745. Literaturbeilage. S. 35.

228[13] У нас П. Гензель известен как автор книги о Карлейле, которая вышла в серии «Frommanns Klassiker der Philosophie» (Bd. XI; русск. пер. – Петр., 1903). Кроне этой книги, вышли две его работы по этике: Hensel P. Ethisches Wissen und Ethisches Handeln. Ein Beitrag zur Methodenlehre der Ethik. Freiburg, 1888; Hensel P. Hautproblemeder Ethik. Leipzig," 903. По своему общему философскому направлению П. Гензель всецело примыкает к В. Виндель(>анду и Г. Риккерту.

229[14] Weise Joh. Die Begnindung der Ethik bei Hermann Cohen. Erlangen, 1911. S. 11. Vergl. S. 16-17, 18, 19, 58-59. Особенно интересна заключительная оценка «Этики чистой воли», даваемая Йог. Вейзе. Резюмируя свой анализ в общем выводе, он говорит: «Wahrend uns also die Cohensche Ethik in der Fragestellung nach der Begrundung gegenuber der Kantischen Position keinen Fortschritt, sondern eher einen Ruckschritt bedeutet, mussen wir in dem Hinweis auf die Verbindung der Ethik mit Rechtswissenschaft einen sehr wertvollen Beitrag fur die Wissenschaft der Ethik anerkennen» [Итак, хотя, по нашему мнению, когеновская этика в постановке проблемы основания по сравнению с кантовской позицией означает скорее регресс, чем прогресс, в указании на связь этики с юриспруденцией мы должны признать большой вклад в науку (нем.).]. Отметив затем те пункты, в которых ориентирование этики на юриспруденции, по его мнению, выполнено Г. Когеном неправильно, он продолжает: «Doch hatte Cohens Ethik in den Teilen, wo die Forderung der Orientierung erfullt wurde wie z. B. in dem Kapitel uber das Selbstbewusstsein oder in dem uber die Selbstverantwortung, eine solche Fulle neuer Anregungen undiiberraschcnder Resultate ergeben, dass es uns zweifellos erscheint, dass hier eine Zukunftsaufgabe der wissenschaftlichen Ethik Height. Zum mindesten erwarten wir durch die Durchfuhrung dieser Forderung eine tiefgehende Umgestaltung der Freiheitsfrage, eine Befreiung der Ethik aus der Abhangigkeit von psychologischen Problemen» [Тем не менее, когеновская этика, особенно те ее разделы, где сделана попытка решить поставленные перед ней задачи, как например, глава о самосознании и глава о личной ответственности поднимает так много проблем и дает столь нетривиальные результаты, что, очевидно, именно здесь и лежит будущая задача этики. Меньшего результата ожидаем мы от замысла глубокого преобразования проблемы свободы, намерения освободить этику от психологии (нем.).] (Ibid. S. 58-59).

230[15] По поводу этого кн. Е.Н. Трубецкой говорит: «Замечательно, что Коген не выполнил той основной и элементарной обязанности, которую налагала на него его теория; он не сделал даже попытки определить право; поэтому остается неизвестным, в чем, собственно, он хочет ориентировать свою этику; в чем же заключается то явление, которое рассматривается в юриспруденции, и как широка область последней» (Там же. С. 142).

231[16] Cohen H. Ethik. 2 Aufl. S. 64-65.

232[17] Из названных выше философов права, отнесшихся отрицательно к попытке Г. Когена ориентировать этику на юриспруденции, один Е.В. Спекторский обратил внимание на то, что Г. Коген стремится ориентировать этику на догматической юриспруденции. Но при оценке этой попытки Е.В. Спекторский придал первостепенное значение проводимой Г. Когеном аналогии между юриспруденцией и математикой, которая несостоятельна во многих отношениях. Именно с этой точки зрения он критикует и опровергает попытку ориентировать этику на юриспруденции. Проследив для этого главнейшие фазисы в историческом развитии юриспруденции, он совершенно правильно доказывает, что «чистой этике нечего ожидать математической достоверности от современного факта догматического правоведения» (Там же. С. 408). К сожалению, он не обратил внимания на то, что не только современной, но и вообще всякой догматической юриспруденции по существу чужда математическая достоверность, так как она служит по преимуществу практическим целям. Но это служение практическим целям сообщает догматической юриспруденции указанные в тексте черты, благодаря которым идея об ориентировании этики на юриспруденции становится приемлемой.

233[18] Выполнение Г. Когеном поставленной им себе задачи – ориентировать этику на юриспруденции – не может быть признано удачным потому, что он, во-первых, не определил отношение этики к общей теории права и ее проблемам, а во-вторых, припутал к вопросу об ориентировании этики на юриспруденции аналогию между юриспруденцией и математикой. Наоборот, мы не можем признать справедливым упрек, который делает Г. Когену Йог. Вейзе за то, что он при основоположении чистой воли не опирался на юриспруденцию. Йог. Вейзе утверждает: «Man hat wohl em Recht sich zu wundern, dass derseble Mann, der die Forderung aufgestellt hat, dass aus der Rechtswessenschaft die Ethik entwickelt und in ihr begnindet werden muss, in seiner Grundlegung des reinen Willens auf diese Forderung selbst keine Rucksicht nimmt. Diese innere Inkonsequenz kommt darum mehrmals zum deutlichen Ausdruck» [Кажется невероятным, что автор, настаивающий на том, что этика основывается на юриспруденции и из нее вырастает, забывает об этом утверждении, когда речь заходит об основании чистой воли. Эта внутренняя непоследовательность неоднократно и явно проявляется (нем.).] (Ibid. S. 15-16). Если бы Г. Коген действительно поступил так, как предлагает Йог. Вейзе, то он отказался бы от принципа первенства этики. Однако чрезвычайно характерно, что такой упрек вообще может быть сделан Г. Когену. Он лишний раз показывает, что Г. Коген оставил невыясненными даже основные стороны отношений между юриспруденцией и этикой.

234[19] Если относиться к «Этике чистой воли» Г. Когена совсем некритически, то ее можно понять как призыв к полному подчинению науки о праве философии. Этому призыву и следует, с нашей точки зрения, В.А. Савальский, который в названной выше книге пытается из «Этики чистой воли» дедуцировать основные принципы науки о праве. Однако такая задача оказывается совершенно неосуществимой, и В. А. Савальскому приходится в конце концов выяснять когеновскую точку зрения на основные проблемы научного познания права под видом «воображаемого спора с Л.И. Петражицким» (Там же. С. 266 и сл.), который навязан Г. Когену без всякого основания.

235[20] Ср.: Radbruch G. Grundzuge der Rechtsphilosophie. Leipzig,1914. S. 186,206.

236[21] См.: Новгородцев П. И. 1) Современное положение проблемы естественного права // Юридический вестник. 1913. Кн. I. С. 18-15; 2) Психологическая теория права и философия естественного права // Там же. Кн. III. С. 5-35. Ср.: Radbruch G. Op. cit. S. 30 ff. и выше, с. 114 и сл., с. 149 и сл.

237[1] Часть этого очерка в другой обработке была напечатана в виде статьи в «Юридических записках». Ярославль, 1913, кн. III.

238[2] Ср.: Grasserie R. de la. Les principes sociologiques du droit civil. Pans, 1906. P. 140-143; Grasserie R. de la. Les principes sociologiques du droit public. Paris, 1911. P. 7.

239[3] Ср.: Таль Л. С. Проблема власти над человеком в гражданском праве // Юридический вестник. М., 1913. Кн. III. С. 103 и сл.

240[4] Положение этого вопроса в науке о государстве с исчерпывающей полнотой рассмотрено в исследовании Н. И. Палиенко «Суверенитет. Историческое развитие идеи суверенитета и ее правовое значение» (Ярославль, 1903). Это исследование не только заключает в себе попытку самостоятельно решить исследуемый вопрос, но и превосходно осведомляет о всех других решениях его. С нашей точки зрения, в этом исследовании особенно ценно то, что автор не ограничивается передачей заключительных результатов, к которым приходили те или иные исследователи, а останавливается и на том пути, которым они шли. Таким образом он вскрывает и методы их исследований. Сам автор приходит к заключению, что суверенитет есть неотъемлемое свойство государственной власти.

241[5] Sigwart Chr. Logik. 2 Aufl. Bd. II. S. 215, 231 ff. (русск. пер. – СПб., 1908. Т. И. С. 186, 200 и сл.).

242[6] Часто считают наиболее существенной составной частью юридико-догматического метода силлогизм и дедукцию. Но последние образуют дальнейшую стадию в развитии этого метода. Ведь и силлогизм, и дедукция предполагают уже наличность понятий. Конечно, при современном уровне разработки гражданского права цивилисты могут брать отдельные гражданско-правовые понятия и даже их систему как готовые. Тогда им, действительно, больше приходится применять силлогизм и дедукцию, чем индукцию, обобщение и классификацию.

243[7] Ср.: Коркунов Н.М. 1) Сборник статей. СПб., 1898. С. 11 и сл., 62. 2) Лекции по общей теории права. Изд. 7-е. СПб., 1907. С. 354; Шершеневич Г.Ф. 1) Задачи и методы гражданского правоведения. Казань, 1898. С. 17; 2) Курс гражданского права. Казань, 1901. С. 92; 3) Общая теория права. М., 1912. С. 775 и сл.; Васьковский Е.В. Цивилистическая методология. Часть I: Учение о толковании и применении гражданских законов. Одесса, 1901. С. 316 и сл.

244[8] См. выше, с. 231.

245[9] Schutze. Die Stellund der Rechtsphilosophie zur pozitiven Rechtswissenschaft // Zeitschr. fur priv. u. offentl. Recht der Gegenwart. Bd. VI (1879). В этой статье подвергнут критике взгляд А. Меркеля на философию права, развитый в вышеназванной его статье.

246[10] См. выше, с. 226 и сл., 232 и сл.

247[11] Теперь уже и позитивисты не отождествляют общую теорию права и философию права по их содержанию. Такой последовательный позитивист как Г.Ф. Шершеневич считает общую теорию права лишь одной частью философии права, наряду с которой он ставит две другие части – историю философии права и политику права. Ср.: Шершеневич Г.Ф. Общая теория права. С. 24. К сожалению, он не успел довести своего плана до конца и не дал цельной позитивистской философии права.

248[12] Шершеневич Г.Ф. Определение понятия о праве. Казань, 1896. С. 7 (подчеркнуто нами). Ср.: Шершеневич Г. Ф. Курс гражданского права. Казань, 1901. С. 4. Первая часть этого курса состоит из почти дословной перепечатки вышеназванного исследования.

249[13] Там же. С. 2, 9. Ср.: Шершеневич Г.Ф. Курс... С. 5 (подчеркнуто везде нами).

250[1] Там же. С. 24. Шершеневич Г.Ф. Курс... С. 17.

251[2] Там же. С. 73, примеч.

252[3] Ср. выше, с. 228 и сл.

253[4] Вопрос о соотношении между причинным объяснением явлений и образованием понятий превосходно выяснен в исследовании: Volkelt Joh. Erfahrung und Denken, Kritische Grundlegung der Erkenntnistheorie. Leipzig, 1886. S. 370—390. Фолькельт называет понятия, основанные на установлении причинных соотношений, понятиями высшего порядка (hbherer Ordnung).

254[5] По словам Г. Риккерта, «Der Begriff der Gravitation und das Gravitations-besets sind inhaltlich vbllig identisch, und eine Definition, die eine-Erscheinung diesem Begriff unterordnet, hat damit das Wesen derselben zum Ausdruck gebracht, sowiet dieses Wort in den empirischen Wissenschaften uberhaupt einen Sinn haben kann» [Понятие гравитации и закон гравитации по содержанию совершенно идентичны; и дефиниция <понятия>, и отдельные явления, охватываемые этим понятием, имеют ту же самую сущность, насколько это слово вообще имеет смысл в эмпирической науке (нем.).] (Rickert H. Zur Lehre von der Definition. 1888. S. 58).

255[6] Петражицкий Л. И. 1) Введение в изучение права и нравственности. Изд. 2-е. С. 39, 69 и сл.; 2) Теория права и государства. Т. I. С. 83 и сл.

256[7] Введение. С. 109; ср.: с. 3 и сл., 45 и сл. (Теория... Т. I. С. 130 и сл.).

257[8] Введение. С. 114.

258[9] Петражицкий Л. И. К вопросу о социальном идеале и возрождении естественного права // Юридический вестник. 1913. Кн. II. С. 10 и сл.

259[10] Петражицкий Л.И. Теория... T.I. С. 231 и сл.

260[11] Ср. выше, с. 230.

261[12] Там же. С. 74; Курс... С. 38.

262[13] Теория... С. 84, 133. В другом месте мы охарактеризовали эту черту в построениях наших современных теоретиков права как признание безусловной силы за силлогизмом, независимо от теоретико-познавательной значимости его предпосылок. См.: Юридический вестник. 1913. Кн. IV. С. 285.

263[14] Теория... Т. I. С. 134 (изд. 2-е – о. 139). Нам приходится оставить на ответственности автора крайне небрежное отношение к русскому языку в вышеприведенной цитате.

264[15] Ср.: Петражицкий Л. И. Введение в изучение права и нравственности. §§ 4-5; Приложение. С. 38-68, 97-109.

265[16] Настаивая на том, что существо права не может быть познано при помощи юридико-догматического метода, мы не утверждаем чего-либо невысказанного и нового. Можно было бы подобрать целую коллекцию аналогичных мнений различных юристов. Так, О. Гирке в своем исследовании, опубликованном более тридцати лет тому назад, говорит: «Das Wesentliche im Recht 1st nun im Grunde kein Objekt mehr der eigentlichen Rechtswissenschaft. Sie mag es getrost einer Soziallehre uberlassen, deren letztes Wort die Statistik spricht. Sie selbst handelt ganz korrekt, wenn sie sich auf die Analyse der Form beschrankt und in der Vervollkommnung der Begriffstechnik Ersatz fur das Verlorene sucht» [Главное в праве то, что в основе ни одного его понятия не лежит подлинная наука о праве. Последняя спокойно предоставляет это социальной науке, в которой последнее слово принадлежит статистике. Она <наука о праве> поступает вполне корректно, когда ограничивается анализом формы и замену утраченного ею находит в усовершенствовании выработки понятий (нем.).] (Gierke O. Labands Staatsrecht und die deutsche Rechtswissenschaft // Schmollers Jahrbucher. Bd. 7 (1883). S. 1192). Мы стремимся только более отчетливо выяснить методологические выводы из тезиса, что «существенное в праве не есть, собственно говоря, объект подлинного правоведения». Выводы эти приводят к строгому методологическому противоположению общей теории права и догматической юриспруденции.

266[17] Возникновение и постепенное развитие догматической разработки государственного права в предшествовавшие эпохи превосходно выяснены в трудах Ф. В. Тарановского. См.: Тарановский Ф. В. 1) Юридический метод в государственной науке. Очерк развития его в Германии. Историко-методологическое исследование. Варшава, 1904; 2) Догматика положительного государственного права во Франции при старом порядке. Юрьев, 1911.

267[18] Gierke О. Johannes Althusius und die Entwicklung der naturrechtlichen Staatstheorien. Zweite durch Zusatze vermehrte Ausgabe. Breslau, 1902. (Erste Aufl. 1880). S. 316 ff., 365 ff.

268[19] Так, относительно неразрывной связи юридического метода с историческим О. Гирке говорит: «Die "juristische Methode" muss zugleich durch und durch "historische Methode" sein, wenn sie den Anforderungen wirklicher Wissenchaft genugen soil. Hieruber herrscht ja auch seit den Siegen der historischen Rechtsschule kaum ein Streit» [«Юридический метод», чтобы удовлетворять требованиям строгой науки, должен быть и вполне «историческим методом». С тех пор, как победила историческая школа в праве, это требование представляется очевидным (нем.).]. С другой стороны, он требует, чтобы юридический метод восполнялся философским. По его словам: «Die "juristische Methode" bedarf aber, insofern sie den hochsten Aufgaben der Rechtswissenschaft gewachsen sein will, nicht bloss der historischen, sondern auch der philosophischen Betrachtungsweise. Bisher hat gerade die Staatsrechtslehre hieran am wenigsten gezweifelt. Sie hat sogar vielleicht des Guten zu viel getan, indem sie einerseits die Leistungsfahigkeit der Spekulationuberschatzte, andererseits die philosophischen Verallgemeinerungen mit Realitaten verwech-selte» [Тем не менее, юридический метод, поскольку он претендует на решение самых общих вопросов юриспруденции, необходимо дополнить не только историческим, но и философским методом. До сих пор этому требованию вполне удовлетворяло лишь общее учение о государстве. В этом смысле оно, может быть, даже переборщило, так как, с одной стороны, переоценивает возможности спекулятивного рассмотрения, а с другой, — путает философские обобщения с самой реальностью (нем.).]. Тут же он заявляет: «So wird doch fur immer ein wissenschaftliches Staatsrecht ohne philoso-phische Grundkegung undenkbar bleiben» [Становится очевидным, что наука о государственном праве не может обойтись без философского обоснования (нем.).] (Gierke O. Labands Staatsrecht und die deutsche Rechtswissenschaft// Schmollers Jahrbucher. Bd. 7. S. 1114, 1118). Ср.: Stoerk F. Methodik des offentlichen Rechts // Gninhuts Zeitschrift. Bd. XIII. S. 80 ff.

269[20] Поэтому О. Гирке иногда проявляет склонность признавать юридический метод универсально-познавательным методом, что он в других случаях отрицает. Он, например, заявляет: «Wir werden daher in der Tat als echte und voile "juristische Methode" heute nur ein Verfahren anerkennen durfen, welches die Mohlichkeit gewahrt auf wissenshaftlichem Wege neben der Form die innere Substanz der Rechtsgedanken zu begreifen» [Итак, мы видим, что на сегодня заслуживает уважения лишь подлинный и всеобъемлющий исторический метод, который дает возможность понять не только форму, но и внутреннюю субстанцию правовой мысли (нем.).] (Ibid. S. 1113. Vrgl. 1191). Ср. противоположное мнение Гирке в примеч. на с. 257.

270[21] Ср.: Jellinek G. Gesetz und Verordnung. Freiburg i. Br., 1887. S. 189ff.; Jellinek G. System der subjektiven offentlichen Rechte. Freiburg i. Br., 1892. S. 12 ff. (2 Aufl. – Tubingen, 1905. S. 12 ft); Jellinek G. Allgemeine Staatslehre. Berlin, 1900. S. 23 ff. (2 Aufl. – 1905. S. 24 ff.).

271[22] Ср. мою программу по общей теории государства в сборнике «Программы для самообразования. Науки общественно-юридические» (М., 1913. С. 107 и сл.).

272[23] По нашему глубокому убеждению, и окончательный вывод вышеназванного исследования Н. И. Палиенко о суверенитете имеет по преимуществу терминологическое значение. Ср.: Там же. С. 558—559, 563, 567. Впрочем, сам автор в своем более новом исследовании признал свой вывод лишенным теоретической бесспорности и счел нужным отказаться от него. См.: Палиенко Н.И. Учение о существе права и правовой связанности государства. Харьков, 1908. С. 312-313, 316-317. Наконец, идя далее по уже ранее намеченному пути, Н. И. Палиенко в еще более недавнем исследовании подверг критике единодержавие юридико-догматического метода в государственном праве и сделал попытку определить его границы. См.: Палиенко Н.И. Задачи и пределы юридического изучения государства и новейшее формально-юридическое исследование проблем государственного права// Журнал Министерства юстиции. 1912. Февраль—март. Ср. выше, с, 304 примеч.; Фатеев А.Н. К учению о существе права. Харьков, 1909. С. 24.

273[1] Gerber C.F. v. Grundzuge eines Systems des Deutschen Staatsrechts. 2 Aufl. Leipzig, 1869. S. 3.

274[2] MengerAnton. Neue Staatslehre. Jena, 1903. S. 240 ff., bes. S. 245. Vrgl. S. 290 ff. bes. S. 296 (русск. пер.: МенгерА. Новое учение о государстве. СПб., 1905. С. 253 и сл., особ. 259, ср. с. 304, особ. 310).

275[3] Engels Fr, Der Ursprung der Familie, des Privateigentums und des Staats. 14 Aufl. Stuttgart, 1913. S. 182: «Die Gesellschaft, die die Produktion auf Grundlage freier und gleicher Association der Produzenten neu organisirt, versetzt die ganze Staatsmaschine dahin, vohin sie dann gehoren wird: in's Museum der Altertumer, neben das Spinnrad und die bronzene Axt» [«Общество, которое по-новому организует производство на основе свободной и равной ассоциации производителей, отправит всю государственную машину туда, где ей будет тогда настоящее место: в музей древностей, рядом с прялкой и с бронзовым топором» (Энгельс Ф. Происхождение семьи, частной собственности и государства. М., 1985. С. 329).].

276[4] Engels Fr. Die Entwicklung des Sozialismus von der Utopie zur Wissenschaft. 6 Aufl. Berlin, 1911. S. 48-49: «Das Proletariat ergreift die Staatsgewalt und verwandelt die Produktionsmittel zuna'chst in Staatseigentum. Aber damit hebt es sich selbst als Proletariat, damit hebt es alle Klassenunterschiede und Klassengegensatze auf, und damit auch den Staat als Staat»... «Der erste Akt, worin der Staat wirklich als Reprasentant der ganzen Gesellschaft auftritt – die Besitzergreifung der Produktionsmittel im Namen der Gesellschaft – ist zugleich sein letzter selbstandiger Akt als Staat. Das Eingreifen einer Staatsgewalt in gesellschaftliche Verhaltnisse wird auf einem Gebiete nach dem anderen uberflussig und schlaft dann von selbst ein. An die Stelle der Regierung uber Personen tritt die Verwaltung von Sachen und die Leitung von Produktionsprozessen Der Staat wird nicht "abgeschafft", er stirbt ab» [«Пролетариат берет государственную власть и превращает средства производства прежде всего в государственную собственность. Но тем самым он уничтожает самого себя как пролетариат, тем самым он уничтожает все классовые различия и классовые противоположности, а вместе с тем и государство как государство... Первый акт, в котором государство выступает действительно как представитель всего общества — взятие во владение средств производства от имени общества, — является в то же время последним самостоятельным актом его как государства. Вмешательство государственной власти в общественные отношения становится тогда в одной области за другой излишним и само собой засыпает. На место управления лицами становится управление вещами и руководство производственными процессами. Государство не "отменяется", оно отмирает» (Энгельс Ф. Анти-Дюринг. М., 1988. С. 284—285).]. Vrgl.: Engels Fr. Ludwig Feuerbach und der Ausgang der klassischen deutschen Philosophie. 2 Aufl. Stuttgart, 1895. S. 48-52.

277[5] Ср.: Stammler R. Die Theorie des Anarchismus. 1894. S. 24 ff. (русск. пер.: Штаммлер Р. Теория анархизма. М., 1906. С. 33 и сл.).

278[6] Cp.:EltzbacherP. Der Anarchismus. Berlin, 1900 (Эльцбахер П. Анархизм. Пер. с нем. Н. Н.Вокач и И.А. Ильина. М., 1906. С. 300 и сл.)

279[7] Кропоткин П. А. Взаимопомощь среди животных и людей. СПб., 1904. Ср.: Жид Ш. История экономических учений. Пер. с фр. под ред. В. Ф. Тотомианца. М., 1915. С. 367 и сл.

280[8] Ср.: Merkel Ad. Juristische EncyklopSdie. 2 Aufl. Berlin, 1900. S. 308 (русск. пер. под ред. В. М. Грибовского. СПб., 1902. С. 251).

281[9] Esmein A. Elements de droit constitutionnel. 5-me Ed. Paris, 1909. P. 225 et suiv., 392 et suiv. (русск. пер. – 2-е изд. СПб., 1909. С. 174 и сл., 316 сл.).

282[10] Противоречия, заключающиеся в идее народного суверенитета, превосходно выяснены в книге П.И. Новгородцева «Кризис современного правосознания» (М., 1909. Гл. I). В современной французской научной литературе несостоятельность традиционного учения о народном суверенитете блестяще выяснена Дюги и Ориу. Ср.: Duguit L. L'Etat, le droit objectif et la loi positive. Paris, 1901. P. 320 et suiv.; Duguit L. Traite de droit constitutionnel. Paris, 1911. T. I. P. 117 et suiv.; Hauriou M. Principes dedroit public. Paris,1910. P. 10et suiv.,17,128,134,247,316 et suiv.,417 et suiv.; Hauriou M. La souverainite nationale. Paris, 1912. P. 86 et suiv., 124 et suiv., 147 et suiv.

283[11] Дюги Л. Конституционное право. Общая теория государства. М., 1908. С. 25, 48—49. Ср.: Duguit L. L'etat, le droit objectif et la loi positive. P. 19, 246 et suiv., 261 et suiv., 350.

284[12] Там же. С. 56 и сл., 672 и сл.

285[13] Алексеев А. С. К учению о юридической природе государства и государственной власти. М., 1894. С. 32 и сл. Ср.: Он же. К вопросу о юридической природе власти монарха в конституционном государстве. Ярославль, 1910. С. 39 и сл.

286[14] Безусловно отвергает безличный характер современной государственной власти Г. Ф. Шершеневич. По его словам, «представление о безличной власти не есть продукт высшей культуры, а просто плод мистицизма» (Шершеневич Г. Ф. Общая теория права. М., 1910. С. 302). Но здесь Г. Ф. Шершеневич употребляет термин «мистицизм», подобно тому, как выше термин «интуитивизм» (ср. с. 113 прим.), в обывательском значении, не соответствующем его истинному философскому смыслу. В действительности не надо быть мистиком для того, чтобы признать государственную власть безличной. Для этого достаточно не считать основой права принуждение. Ведь нет ничего мистического в том, что все действия носителей государственной власти являются лишь осуществлением предписаний правовых норм.

287[15] Кrаbbе Н. Die Lehre der Rechtssouverenitat. Beitrag zur Staatslehre. Groningen, 1906. S. 31, 47, 245.

288[16] Аффольтер А, Основные черты общего государственного права. Пер. с нем. В. Ивановского. Казань, 1895. С. 21.

289[17] Seydel M. Grundzuge einer allgemeinen Staatslehre. Wursburg, 1873. S. 13.

290[18] Ивановский В.В. Учебник государственного права. Казань, 1908. С. 85.

291[19] Шершеневич Г. Ф. Общая теория права. С. 224, 218.

292[20] Jellinek G. Gesetz und Verordnung. Freiburg, i. Br., 1887. S. 190. Ср.: Еллинек Г. Общее учение о государстве. Изд. 2-е. СПб., 1908. С. 313.

293[21] Seydel M. Op. cit. S. 7.

294[22] LmggE. Empirische Untersuchungen zur allgemeinen Staatslehre. Wien, 1890. S. 19 ff.; Bornhak C. Allgemeine Staatslehre. 2 Aufl. Berlin, 1909. S. 31 ff.

295[23] Lasson Ad. System der Rechtsphilosophie. Leipzig,1882. S. 283.

296[24] Gerber С. F. v. Op. cit. S. 19 ff.

297[25] Jellinek G. Die Lehre von den Staatenverbindungen. Wien, 1882. S. 34; Jellinek G. Gesetz und Verordnung. S. 190.

298[26] Еллинек Г. Общее учение о государстве. С. 311. Ср.: Кокошкин Ф.Ф. Лекции по общему государственному праву. М., 1912. С. 192.

299[1] Коркунов Н.М. Русское государственное право. Изд. 6-е. СПб., 1908. Т. I. С. 22. Ср.: Он же. Указ и закон. СПб., 1894. С. 178-182.

300[2] Интересно отметить, что некоторые немецкие теоретики прямо настаивают на том, что «отношение зависимости не есть отношение власти». См.: Herzfelder F. Gewalt und Recht. Munchen, 1890. S. 9.

301[3] В шестое издание «Русского государственного права» Н.М. Коркунова, которое вышло под редакцией 3. Д. Авалова, М. Б. Горенберга и К. Н. Соколова, введен новый параграф (4 bis) – «Новейшие учения о существе государства и государственной власти» (с. 48-52). В нем дан также обзор русской критической литературы о теории государственной власти Н.М. Коркунова.

302[4] «Теория государственной власти» Л.И. Петражицкого (ср.: Теория права и государства в связи с теорией нравственности. СПб., 1907. С. 190 и сл.) целиком заимствована у Н.М. Коркунова и только изложена в своеобразных терминах психологической теории Л. И. Петражицкого. Последнее обстоятельство, однако, не делает ее оригинальной.

303[5] Piloty R. Autoritat und Staatsgewalt. Tubingen, 1905. S. 6.

304[6] Zoepfi H, Grundsatzedes gemeinen Deutschen Staatsrechts,5 Aufl. Leipzig,1863. Bd. I. S. 83 ff.

305[7] Гольцендорф Ф. Общественное мнение. Пер. с нем. П. О. Бери. Изд. 3-е. СПб., 1899.

306[8] Dicey А. V. Le{ons sur les rapports entre le droit et 1'opinion publique en Angleterre au cours du dix-neuvieme siecle. Paris, 1906.

307[9] Tessen-Wesiersbi Fr. v. Der Autoritatsbegriff in den Hauptphasen seiner historischen Entwicklung. Padeborn, 1907. См. особ. с. 130 и сл.

308[10] Еллинек Г. Общее учение о государстве. Изд. 2-е. С. 263-266.

309[11] Ср.: Vaccaro M.A. Les Bases sociologiques du Droit et de 1'Etat. Paris, 1899. P. 234.

310[12] Simmel G. Soziologie der Ueber- und Unterordmmg. Archiv fur Sozialwissenschaft und Sozialpolitik. Bd. VI. S. 477-547; Simmel G. Soziologie. Untersuchungen uber die Formen der Vergesellschaftung. Leipzig, 1908. S. 134—246. У нас С. Л. Франк, следуя в общем за Г. Зиммелем, сделал попытку самостоятельно разработать вопрос о государственной власти с социально-психической точки зрения в своей статье «Проблема власти». Ср.: Франк С. Проблема власти// Вопросы жизни. 1905. Март. С. 205. Эта статья напечатана также в сборнике статей С. Л. Франка «Философия и жизнь» (СПб., 1910. С. 72-125). Ср.: Tarde G. Les transformations du pouvoir. Paris, 1899. 2 edit. 1903. О нем см.: MatagrmA. La psychologic sociale de Gabriel Tarde. Paris, 1910. P. 262 et. suiv.

311[13] Ф. Ф. Кокошкин посвящает в своем курсе общего государственного права особый параграф «общественно-психологическим основам власти» (Там же. С. 66-79).

312[14] Gumplowicz L. Allgemeines Staatsrecht. 2 Aufl. Innsbruck, 1897. S. 45 (русск. пер. – Гумплович Л. Общее учение о государстве. СПб., 1910. § 14. С. 47). Ср.: Gumplowicz L. Der Kassenkampf. Soziologische Untersuchungen. Innsbruck, 1883. S. 218 ff.

313[15] Engels Fr. Eugen Duhring's Umwalzung der Wissenschaft. 2 Aufl. Stuttgart, 1885. S. 149 ff., 165, 172, 180, 188, 191-192 (русск. пер. – Энгельс Фр. Философия, политическая экономия и социализм. Перевод 3-го нем. изд. СПб., 1904. Изд. Яковенко. С. 222-264). Ср.: Engels Fr. Der Ursprung der Familie, des Privateigentums und des Staats. 14 Aufl. Stuttgart, 1913. S. 104, 119 ff., 163, 177.

314[16] Ср.: Grasserie R. de la. Les principes sociologique du droit public. Paris, 1911. P. 91 et suiv.

315[17] Ср.: Vaccaro M.A. Op. cit.. P. 234, 249-250.

316[18] См. по этому вопросу: Zacharia K.S. Viersig Bucher vom Staate. Heidelberg, 1839. Bd. III. S. 76-96. «Ueber Reformen und Revolutionen»; Чичерин Б.Н. Курс государственной науки. Т. III. Кн. 4. Гл. 2 «Реформы и революция». С. 302-341; Назимов Н. Реакция в Пруссии. Ярославль, 1886. С. 39-90.

317[19] Начало общественного служения как принцип современной государственной власти особенно выдвинули: Duguit L. Traite. P. 98-107; Наипоп M. Principes dedroit public. P. 473 et suiv.

318[1] Содержание этого очерка не совпадает с содержанием статьи автора под тем же заглавием, напечатанной в журнале «Вопросы жизни» (1905. Кн. 1), но в нем более полно и обстоятельно развиты те же идеи.

319[2] Ср.: Michel H. L'ldee de 1'Etat. Essai critique sur 1'histoire des theories sociales et politiques en France depuis la Revolution. 3 edit. Paris. 1898. P. 42 (русск. пер. – M., 1909. С. 51); Новгородцев П. И. Кризис современного правосознания. М., 1909. С. 250 и сл.

320[3] Ср.: Фатеев А.Н. Очерк развития индивидуалистического направления в истории философии государства. Идея политического индивида. Ч. I. Харьков, 1904. С. 110.

321[4] Jelllnek G. Die Erklarung der Menschen – und Burgerrechte. Bin Beitrag zur modernen Verfas-sungsgeschichte. Leipzig,1895. S. 7 ff. (русск. пер. под ред. А. Э. Бориса. 3-е изд. М.,1907. С. 9 и сл.). Ср.: Ковалевский М. От прямого народоправства к представительному и от патриархальной монархии к парламентаризму. М., 1906. Т. III. С. 3-73.

322[5] Иногда эти границы называют фактическими. Но особенность правового государства в том и заключается, что существовавшее в этой области раньше фактическое ограничение превращается в нормативное. Вместе с тем оно в дальнейшем уже и регулируется, и расширяется в правовых формах. Ср.: Фатеев А.Н. 1) Развитие индивидуализма в истории политических учений. Харьков, 1904. С. 10, 20; 2) Очерк развития индивидуалистического направления в истории философии государства. С. 21, 47.

323[6] Ср.: Ковалевский М. Происхождение современной демократии. М., 1895. С. 56 и сл.

324[7] Ср.: Aulard A. Histoire politique de la Revolution frangaise. Paris, 1901. P. 45 et suiv.

325[8] Ср.: Спекторский Е.В. 1) Очерки по философии общественных наук. Варшава, 1907. С. 141 и сл.; 2) Проблема социальной физики в XVII столетии. Варшава, 1910. С. 338 и сл.

326[9] См.: Guntzberg В. Die Gesellschafts und Staatslehre der Physiokraten. Leipzig,1907. S. 32 ff.

327[10] С другой стороны, даже в эпоху господства самого крайнего индивидуализма не могли быть вполне заглушены идеи античной философии, законченно выраженные Платоном и Аристотелем, о том, что приоритет в жизни человека принадлежит социальному целому, а не отдельному индивидууму¹³*.

328[11] См. выше очерк «Категории необходимости и справедливости при исследовании социальных явлений», особ. с. 84-116.

329[12] См.: ComteAug. Systeme de Politique positive. Paris, 1851 (Discours preliminaire). T. I. P. 361. Conf.: Comte Aug. Cours de philosophie positive. 3 edit. Paris, 1870. T. IV. P. 108 et suiv.

330[13] Как на типичный образец половинчатого индивидуализма можно сослаться на русский индивидуализм шестидесятых и семидесятых годов прошлого столетия. Русское общественное развитие может служить в этом случае особенно ярким примером потому, что с конца пятидесятых годов прошлого столетия в русском образованном обществе началось то пробуждение самосознания личности, которое соответствовало такому же настроению умов во второй половине XVIII столетия у опередивших нас западно-европейских народов. Несмотря на это, только в русской художественной литературе и критике индивидуалистические тенденции были заявлены с некоторой решительностью и определенностью. Напротив, так как наша теоретическая мысль находилась в значительной мере под влиянием социальных теорий, господствовавших в то время в Западной Европе, у нас не было создано ни сколько-нибудь определенного теоретического обоснования индивидуализма, ни широкого идейного течения в пользу него. В теоретической области наш индивидуализм заявил о себе очень скромным и по существу противоречивым учением о субъективном методе русской социологической школы. Ср. выше очерк «Русская социологическая школа и категория возможности при решении социально-этических проблем», с. 25-76. В наиболее полном и систематическом виде индивидуалистические идеи русской социологической школы выступают в трудах Н.И. Кареева. Посвятив специальное исследование «Сущности исторического процесса и роли личности в истории», он думает, что возвысился до «синтеза между противоположными теориями безличной эволюции и личного действия в истории». В действительности, однако, в его научном построении обнаруживается полное теоретическое бессилие обосновать личное начало в истории, a поэтому и отсутствуют предпосылки для такого синтеза. См.: Кареев Н. Сущность исторического процеса и роль личности в истории. 2-е изд. СПб., 1914 (1-е изд. – 1889). С. 552. Ср. с. 335 и сл., 629 и сл.

331[1] Gerber С. F. Ueber offentliche Rechte. Tubingen, 1852. S. 76. Vergl.: Gerber C.F. Grundzuge des deutschen Staatsrechts. 3 Aufl. Leipzig, 1880. S.47 ff.

332[2] Ibid. S. 77.

333[3] Ibid. S. 78-79.

334[4] Cp.-.Zachariii H.A. Deutsches Staats- und Bundesrecht. 3 Aufl. Gottingen, 1865. Bd. I. S. 430 ff. bes. S. 443. Anm.; Ronne L. v. Das Staatsrecht der Preussischen Monarchie. 5 Aufl. Leipzig, 1899. S. 597 ff.

335[5] Laband. Das Staatsrehct des Deutschen Reiches. 4 Aufl. Tubingen. 1901. Bd. I. S. 138. Vergl. S. 306.

336[6] P. Иеринг дает следующее, далеко не исчерпывающее, определение рефлекса права. «Die Ref lexwirkung ist eine durch besondere Verhaltnisse bedingte und ausschliesslich durch sie herbeigef uhrte okonomisch vorteilhafte oder nachteilige Folge einer in der Person des Einen eingetretenen Tatsache fur eine dritte Person» [Рефлекс <права> обусловлен особой связью, благодаря которой экономически выгодная или убыточная сделка одного лица с другим становится значимой для некого третьего лица (нем.).] (Jhering ft. Die Reflexwirkungen oder die Ruckwirkung rechtlicher Tatsachen auf dritte Personen// Jhering's Jahrbucher. Bd. X. S. 284).

337[7] Jhering R. v. Geist des rb'mischen Rechts. 4 Aufl. Leipzig,1888. Bd. III. S. 351. Первое издание этого тома «Духа римского права» вышло в 1865 г. Затем Иеринг специально разработал проблему рефлексов права в особой статье. См.: Jhering R. Die Reflexwirkungen oder die Ruckwirkung rechtlicher Tatsachen auf dritte Personen // Jhering's Jahrbucher. Bd. X (1871). S. 245 ff.

338[8] Jhering R. v. Geist des romischen Rechts. Bd. III. S. 353; Jhering R. Die Reflexwirkungen etc // Jhering's Jahrbucher. Bd. X. S. 284 ff.

339[9] Jellinek G. System der subjektivenoffentlichen Rechte. 2 Aufl. Tubingen, 1905. S. 106, 119, 120.

340[10] Так, по словам Г. Еллинека, «ein wesentliches Kriterium des subjektiven Rechtes bildet... Individualisierung des Rechtes, Verknupfung des Rechtes mit einer bestimmten Person» [Существенным критерием субъективного права является... индивидуализация права, связь права с определенным лицом (нем.).] (Ibid. S. 44).

341[11] Ср.: Новгородцев П.И. Кризис современного правосознания. С. 309 и сл.

342[12] Отрицательное отношение к индивидуализму, свойственное старому социально настроенному позитивизму, сказывается до известной степени у Ю.С. Гамбарова. Ср.: Гамбаров Ю. С. Свобода и ее гарантии. Популярные социально-юридические очерки. СПб., 1910. С. 62 и сл.

343[13] Противоречие между крайним индивидуализмом Г. Спенсера и его органической теорией общества вскрыто у A. Fouille (La science sociale contemporaine. 3-е edit. P. 162).

344[14] К этому чрезвычайно интересному и важному заключению пришел А. Н. Фатеев в своем исследовании, в котором он уделяет одно из главных мест вопросу: нуждается ли индивидуализм непременно в идеалистическом обосновании? По его словам, «как ни называть эти условия существования – прирожденным ли правом, составляющим свойство личности, или формой индивидуально-фунционального ее развития – результат один: социальная и политическая среда не может посягнуть на отрицание их без ущерба для законов развития человеческой природы и человечества» (Фатеев А.Н. Очерк развития индивидуалистического направления в истории философии государства. Ч. II. С. 434, ср. с. 432).

345[15] Это определение общества, установленное Р. Штаммлером, можно принять только в его ограниченном и относительном значении, а не в том универсальном и безотносительном значении, которое придает ему сам Р. Штаммлер. Ср.: Stammler R. Wirtschaft und Recht. SAufl. Leipzig, 1914. S. 75 ff. (русск. пер. – СПб., 1907. С. 83 и сл.).

346[16] Ср.: Новгородцев П. И. Кризис современного правосознания. С. 58 и ст., 291-295, 304 и сл.

347[17] Ср.: Мишель А. Идея государства. С. 209 и сл., 337 и сл., 344-345, 769 и сл., 781.

348[18] Несколько иное решение этого вопроса предлагает Н.М. Коркунов. По его словам, «объективно личность не есть ни цель, ни средство; субъективно же она является сама по себе целью в том смысле, что всякая составляемая ею цель есть продукт ее сознания, ее психической жизни» (Коркунов Н.М. Лекции по общей теории права. Изд. 7-е. СПб., 1907. С. 223). С этой точки зрения цели вообще представляют из себя чисто субъективные психические явления. Но тогда, будучи последовательным, надо признать всякую цель иллюзией и самообманом; тогда цели представляют для социолога не больший интерес, чем для физика или физиолога, например, оптические обманы. Н.М. Коркунов выдает свое решение за строго экспериментальное и позитивное в научном отношении; в действительности, однако, оно основано на методологических предпосылках, установленных русской социологической школой, и в частности на ее субъективном методе, ошибочность которого, как мы видели выше, не подлежит сомнению.

349[1] Теrпеr Fr. System der subjektiven offentlichen Rechte von Georg Jellinek // Grunhut's Zeitschrift. Bd. XXI (1893). S. 252, 253.

350[2] Jellinek G. System der subjektiven offentlichen Rechte. 1 Aufl. (1892). S. 15-16. 2 Aufl. (1905). S. 15-17.

351[3] Ibid. 2 Aufl. S. 44.

352[4] Ср.:Stein L. v. Die Verwaltungslehre. 2 Aufl. Stuttgart, 1869. Bd. I. S. 367 ff., 403 ff.; Gneist R.v. Der Rechtsstaat und die Verwaltungsgerichte in Deutschland. 2 Aufl. Berlin, 1879. S. 69 ff., 108 ff. (русск. пер. под ред. М. И.Свешникова – СПб., 1896. С. 69 и сл., 109 и сл.). Мауег О. Deutsches Verwaltungsrecht. Leipzig, 1895. Bd. I. S. 148 ff.

353[5] Тегпег Fr. System der subjektiven offentlichen Rechte von G. Jellinek // Grunhut's Zeitschrift. Bd. XXI. S. 109 ff.

354[6] Ср.: Layer M. Prinzipien des Enteignungsrechtes. Leipzig,1902. S. 342; MeyerG. Lehrbuch des deutschen Staatsrechtes. 6 Aufl. Leipzig,1905. S. 34.

355[7] Hold v. Ferneck A. Die Rechtswidrigkeit. Eine Untersuchung zu den allgemeinen Lehren des Strafrechts. Jena, 1903. Bd. I. S. 124.

356[8] Ввиду особого методологического значения того, что одно и то же правовое явление можно так сходно и вместе с тем так различно определять, мы приводим оба эти определения в подлиннике. «Das subjektive Recht 1st daher das durch Anerkennung menschlicher Willensmacht geschiitzte Gut oder Interesse» (Ibid. 1 Aufl. S. 42); «Das subjektive Recht 1st daher die von der Rechtsordnung anerkannte und geschutzte auf em Gut oder Interesse gerichtete menschliche Willensmacht» (Ibid. 2 Aufl. S. 44) [Субъективное право есть благо или интерес, охраняемые путем признания волевой мощи человека (1 изд. С. 42). Субъективное право есть признанная и охраняемая правовым порядком волевая мощь человека, направленная на какое-либо благо или интерес (2 изд. С. 44) (нем.).].

357[9] Binder J. Das Problem der juristischen Personlichkeit. Leipzig,1907. S. 38,63; HolderE. Naturliche und juristische Personen. Leipzig,1905. S. 133.

358[1] Мысль о том, что все юридико-догматические определения имеют условный, чисто практический и технический характер, высказал и развил в своей статье «Государство и право» П. И. Новгородцев. См.: Вопросы философии и психологии. Кн. 74 (1904). С. 400 и сл.

359[2] Ср. выше, с. 139 и сл.

360[3] Ср.: Савальский В.А. Основы философии права. С. 292. Мне приходится сдавать этот лист в печать, когда пришло известие о смерти В. А. Савальского. Считаю своим долгом отметить, что предыдущие листы были отпечатаны еще при его жизни, когда никто не мог предвидеть, что его постигнет столь безвременная смерть. Высказывая критические замечания по поводу его книги, напечатанные выше, я предполагал, что беседую с живым, и что он мне ответит на них. Если бы я мог предвидеть, что ко времени выхода моей книги В.А. Савальский будет уже покойником, и я не получу от него ответа на вопросы, которые вызывает во мне его книга, то я иначе формулировал бы свои критические замечания.

361[4] Ср. выше, с. 227 и сл., особ. с. 231-232.

362[5] Рождественский А.А. Теория субъективных публичных прав. Критико-систематическое исследование. I. Основные вопросы теории субъективных публичных прав. М., 1913. С. 34, 39, 40, 218, 239.

363[6] Там же. С. 23, 228.

364[7] Елистратов А. И. I. Понятие о публичном субъективном праве. II. «Теория субъективных публичных прав» А. А. Рождественского. М., 1913. II. С. 7. Эта брошюра представляет из себя отдельный оттиск из «Ученых Записок Императорского Лицея в память Цесаревича Николая». Вып. VIII, 1913. Относясь в общем очень благосклонно и доброжелательно к исследованию А. А. Рождественского, А.И. Елистратов не может не отметить в нем ряд органических недостатков. По его словам, «А. А. Рождественский, хотя и именует свое исследование "критико-систематическим", однако совсем не заботится о том, чтобы внести в архитектонику своей работы необходимую стройность и логическую последовательность. Может быть, начав печатать свою диссертацию несколько лет тому назад, автор имел какой-либо определенный план, но впоследствии, по мере углубления в избранную область юридических проблем, круг научных интересов А. А. Рождественского постепенно расширился, и намеченный ранее план, видимо, оказался негодным: в результате получился ряд пунктов и глав, связанных между собой не логическим развитием темы, а постепенным нарастанием научного материала у автора» (Там же. П. С. 3). Характеризуя это отсутствие плана в исследовании А.А. Рождественского, А.И. Елистратов раньше этого говорит: «То, что должно было бы составить исходный пункт исследования, А.А. Рождественский относит к концу книги, а выводы из положения, еще не обоснованного – к введению» (П. С. 2). По поводу конструированного А.А. Рождественским понятия субъекта права, о котором он сам затем как бы забывает, А.И. Елистратов ставит вопрос: «Спрашивается, для кого же и для чего строит автор свое сложное и своеобразное понятие субъекта права, если он сам в той же работе решительно игнорирует свою конструкцию?..» (П. С. 9). А.И. Елистратова не удовлетворяет и установленное А. А. Рождественским разграничение публичного и частного субъективного права. По поводу ссылки А. А. Рождественского на свой дальнейший анализ, якобы выясняющий принцип этого разграничения, А.И. Елистратов замечает: «Где произведен "дальнейший анализ", подтверждающий заключение автора, нам раскрыть не удалось: во всяком случае в рецензируемой книге его не оказалось» (П. 15). О намечаемой А. А. Рождественским самостоятельной классификации субъективных публичных прав А.И. Елистратов говорит: «Аргументация А. А. Рождественского, ведущая к отрицанию одних публичных прав и к признанию других, отличается крайней скудостью» (II. 15). Далее тот же рецензент указывает на то, что «в своих абстрактных построениях автор совершенно чужд действительности» (II. 18). Наконец, останавливаясь на отношении А. А. Рождественского к литературе вопроса, А.И. Елистратов считает нужным отметить, что «изложение разных теорий и их критика образуют значительную часть диссертации А. А. Рождественского». Но по его словам, «к авторитетным ученым, труды которых пользуются заслуженной известностью, автор относится с болезненным чувством своего умственного превосходства» (II. 19). К этому надо присоединить, что исследование А. А. Рождественского носит заглавие, не вполне соответствующее его содержанию. Из 290 страниц его субъективным публичным правам посвящено менее пятидесяти страниц, т.е. около одной шестой части. Остальные части его исследования заняты различными вопросами общей теории права и общего учения о государстве, имеющими только более или менее близкое отношение к субъективным публичным правам. Может быть, ввиду этого А. А. Рождественский и счел нужным в предисловии к своей книге, которое, как известно, пишется уже после составления самой книги, несколько иначе определить свое отношение к исследованию Г. Еллинека. Здесь он говорит, что из того, что его книга написана на ту же тему, как и исследование Г. Еллинека, «не следует, разумеется, чтобы его (наша) работа стремилась заменить собой классическое исследование немецкого ученого».

365[8] Там же. I. С. 15. Ср.: Елистратов А. И. Основные начала административного права. М., 1914. С. 87 и сл., 140 и сл.

366[9] В своем систематическом труде «Основные начала административного права» А.И. Елистратов также не дал догматического анализа и конструкции субъективно-публичного права, а ограничился лишь беглым указанием на то, что он считает в нем существенным элементом. Ср.: Там же. С. 94, 144.

367[10] Не находя прямых аргументов в подтверждение того, что построение Г. Еллинека имеет цивилистический характер, и пользуясь лишь косвенными доказательствами, А.И. Елистратов к числу их относит и опровергаемую им теорию Г. Еллинека о субъективных правах государства как юридического лица и о компетенциях государственных органов, которые не являются их субъектиь-ным правом, а лишь выражением объективного права (Там же. С. 8—12). В этой полемике против государства как юридического лица А.И. Елистратов прав только постольку, поскольку он возражает против ошибочных суждений Г. Еллинека, что «если мысленно отбросить органы, то исчезнет представление о самом государстве», и что «позади органов не стоит другого лица» (Jellinek О. System... I Aufl. S. 213; 2 Aufl. S. 225). Но эти суждения Г. Еллинека стоят особняком, и они находятся в противоречии с основной его идеей: государство есть юридическое лицо потому, что оно является корпорацией или постоянным союзом народа. Ведь всякое юридическое лицо корпоративного характера состоит не только из своих органов, но и из своих членов, которыми по отношению к государству являются все индивидуумы, составляющие народ. Ср.: Jellinek G. Allgemeine Staatslehro. S. 160-161 (русск. пер. – 2-е изд. С. 132-133). Между тем А.И. Елистратов оставляет без внимания эту основную идею о государстве как юридическом лице. Однако надо наконец признать, что юридико-догматическая конструкция государства как юридического лица может быть опровергнута только тогда, когда будет доказано, что государство не есть корпорация, т.е. постоянный союз народа, и что оно или совсем не является союзом, или же принадлежит к разряду союзов низшего в юридическом отношении типа, т.е. что оно – союз, не обладающий характером юридического лица. В противоположность этому все политические аргументы совершенно неуместны при решении этого, да и вообще всех юридико-догматических вопросов, так как они страдают крайним субъективизмом. Так, А.И. Елистратов, желая изгнать понятие юридического лица из учения о государстве, утверждает, что «учение об идеальной личности государства проникнуто реминисценциями абсолютизма» (Елистратов А. И. Основные начала... С. 22; ср. С. 26, 106-107). Со своей стороны В. Чернов стремится изгнать понятие юридического лица из области права вообще, так как, по его мнению, «теория юридического лица тем-то и вредна, что представляет собою орудие буржуазного затушевивания смертельного антагонизма между коллективизмом и индивидуализмом» (Чернов В. К вопросу о социализации земли. М., 1908. С. 43).

368[11] Определенно публицистическая тенденция всего научного построения Г. Еллинека особенно ярко выступит в том случае, если мы противопоставим ему взгляды на отношение между частным и публичным правом И.А. Покровского, который, несомненно, склонен признавать за частным правом не только историческое, но и логическое первенство. По словам И.А. Покровского, «известной зависимости между правом публичным и частным отрицать нельзя, но, с одной стороны, эта зависимость не столь непосредственна, а с другой стороны, преобладание в этой зависимости принадлежит скорее праву гражданскому, чем публичному» (Покровский И. А. Основные проблемы гражданского права. Оттиск из изд. «Итоги науки». М., 1915. С. 20).

369[12] А.И. Елистратов, избрав своей задачей пересмотреть вопрос о субъективных публичных правах, не счел своей обязанностью основательно познакомиться с исследованием Г. Еллинека. Он цитирует только первое издание его и ссылается на определение субъективного права, данное только в нем. Но во втором издании своего исследования Г. Еллинек, как мы отметили выше, изменил свое определение субъективного права, что он говорил даже в предисловии. Следовательно, достаточно было бы поверхностного знакомства со вторым изданием, чтобы обратить на это внимание. Тогда А.И. Елистратов, может быть, заметил бы, что понятие субъективного права как «способности к совершению юридических актов» не так чуждо Г. Еллинеку, как он думает (ср.: Там же. I. С. 5; Его же. Основные начала административного права. С. 87).

370[13] Ср. выше, с. 243-260.

371[14] Laband P. Das Staatsrecht des Deutschen Reiches. 4 Aufl. (1901). Bd. I. S. IX (Vorwort zur zweiten Auflage). Желая дальше еще больше оттенить отстаиваемый им взгляд, он говорит: «Я не могу признать правильным, если кто-нибудь ставит догматике другие цели, кроме добросовестного и исчерпывающего установления позитивного правового материала и логической обработки его посредством понятий».

372[15] Ср. выше, с. 232, 249.

373[16] Jellinek G. System... I Aufl. S. 83. 2 Aufl. S. 88.

374[17] Г. Еллинек сам это признает. По его словам, «правовое состояние означает постоянное, гипостазированное, в силу юридического способа представления, отношение, т.е. бытие в юридическом смысле». И дальше он говорит об отношении между индивидуумом и государством, которое «уплотнилось до бытия» (Ibid. I Aufl. S. 112; 2 Aufl. S. 118). Ганс Кельзен в «Основных проблемах государственно-правовой науки» (ср. выше примеч. на с. 180—181) обвиняет Г. Еллинека в непоследовательности именно за то, что теоретически он считает задачей юриспруденции познание долженствования и вообще абстракций, а фактически включает в свои исследования и познание бытия. Однако благодаря своей непоследовательности Г. Еллинек прокладывает путь к подлинному познанию реальных правовых явлений, а зато очень последовательно разработанные схемы самого Ганса Кельзена не имеют прямого познавательного значения.

375[18] Ср. выше, с. 201 и сл.

376[19] На это в несколько иной формулировке уже более десяти лет тому назад указал П. И. Новгородцев. По его словам, «для того, чтобы найти научное понятие права, надо выйти за пределы формальной юриспруденции и поставить право в связь не с формальными, а с реальными его источниками. Тогда-то и откроется возможность многообразной научной характеристики его: исторической, социологической, психологической, философской» (Новгородцев П. И. Государство и право // Вопросы философии и психологии. Кн. 74. С. 419).

377[20] Это превосходно выясняет П.И. Новгородцев в цитированной выше статье «Государство и право», подходя к вопросу с точки зрения развития юридико-политических учений. См.: Вопросы философии и психологии. Кн. 74 (1904). С. 408 и сл.

378[1] В этом очерке теоретически развиты те идеи, которые были высказаны автором в статье «Государство правовое и социалистическое», напечатанной в «Вопросах философии и психологии», кн. 85.

379[2] С.А. Котляревский стремится выделить тип правового государства и противопоставить его остальным государственным типам, присвоив ему по преимуществу эволюционный характер. Он считает, что «правовое государство не есть такой строго очерченный тип, как, например, государство монархическое или республиканское, государство с конституцией гибкой или малоподвижной». По его мнению, «в конце концов правовое государство выражает только известный уклон, устремление, запечатлевшееся в государственном строении и деятельности» (Котляревский С.А. 1) Правовое государство и внешняя политика. М., 1909. С. 32; 2) Власть и право. Проблема правового государства. М., 1915. С. 350). Но такое определение типа правового государства мы не можем признать методологически правильным. Ведь методологическое задание типа в том и заключается, чтобы мыслить изменчивое явление в его неизменных наиболее типичных чертах. Напротив, как уклон или устремление можно охарактеризовать всякое конкретное государственное образование, к какому-бы типу оно ни принадлежало, так как оно непрерывано развивается. С другой стороны, С. А. Котляревский хочет видеть во всех типах государства различные исторические воплощения правового государства (Власть и право. С. 120 и сл). С его точки зрения, например, «естественно подымается вопрос, не должны ли мы здесь (в феодальном государстве) искать чрезвычайно яркого воплощения принципов правового государства», и дальше он считает возможным говорить о «феодальном понимании правового государства» (Там же. С. 188, 207). Нам кажется, что, стоя на правильной методологической точке зрения, можно ставить вопрос только о различном проникновении права или правовых принципов в различные типы государства, а отнюдь не самого правового государства или его принципов. Само собой понятно, что тип государства надо отличать и от государственного устройства. В таком случае всякий тип государства есть понятие метаюридическое, а не только тип правового государства. Ср.: Там же. С. 234.

380[3] Изучение типов в качестве задачи научного познания одинаково выдвигают и историки, и социологи, и политэкономисты, и государственники. Историческое изучение типов выясняется в труде Д. М. Петрушевского «Очерки по истории средневекового общества и государства» (3-е изд. М., 1913. С. 36 и сл.) и в курсах Н.И. Кареева «Типологические курсы по истории государственного быта» (5 томов. СПб., 1903—1908). Методическое значение понятия типа вообще и идеального типа в частности выяснили Г. Еллинек и М. Вебер. См.: Jellinek G. Allgemeine Staatslehre. S. 31—39 (русск. пер. 2-е изд. С. 22-31); Weber M. Die «Objektivitat» sozialwissenschaftlicher und sozialpolitischer Erkenntniss// Archiv fur Sozialwissenschaft und Sozialpolitik. Bd. XIX. S. 22 if., bes. 64 ff. [Об «идеальном типе» см.: Вебер М. Избранные произведения. М., 1990. С. 389— 390; Гайденко П. П., Давыдов Ю. Н. История и рациональность. Социология Макса Вебера и веберовский ренессанс. М., 1991. С. 44—50.]. Г. Еллинек считает, что изучение идеальных типов не приводит к научному познанию. Но под идеальными типами он подразумевает типы идеализированные. При этом он упускает из вида, что в само понятие типа входит представление о чем-то образцовом, совершенном и законченном. Это понятие выяснил еще в половине прошлого столетия английский философ Юэль. По его словам, «тип есть образец того или другого класса (например, того или другого рода или вида), рассматриваемый как преимущественно обладающий отличительными признаками данного класса. Все виды, имеющие больше родства с этим типичным видом, чем с каким бы то ни было другим, образуют род и группируются вокруг этого вида, то более, то менее уклоняясь от него в различных направлениях. Таким образом, род может состоять прежде всего из нескольких видов, очень близко подходящих к типу и обладающих очевидным правом стоять рядом с ним, а затем также и из других видов, стоящих дальше от этого центрального узла, но все же связанных с ним, очевидно, более, чем со всяким другим». Цитир. у Дж. Ст. Милля (Система логики. С. 576). Везде подчеркнуто мною. Если бы это определение понятия типа пользовалось большей известностью, то были бы устранены многие недоразумения. В частности, тогда были бы невозможны возражения Рихарда Шмидта против теории типов Г. Еллинека. Ср.: Schmidt R. Allgemeine Staatslehre. Bd. II. Т. 2. Leipzig, 1903. S.838-839. Правильнее рассуждает J. Hatschek (Konventionalregeln oder uber die Grenzen der naturwissen-schafthchen Begriffsbildung im offentlichen Recht// Jahrb. d. off. Rechts. Bd. Ill (1909). S. 41 ff.

381[4] В. М. Гессен утверждает, что «правовое и конституционное государство – синонимы; отождествление понятий правового и конституционного государства является общим местом современной германской доктрины государственного права» (Гессен В.М. Теория правового государства // Политический строй современных государств. СПб., 1905. Т. I. С. 135). Г.Ф. Шершеневич (Общая теория права. С. 247) и С.А. Котляревский (Власть и право. С. 91, 113-114) возражают против этого отождествления. С нашей точки зрения, правовое государство есть вполне и последовательно развитое конституционное государство. Так как мы здесь выясняем принципы, а они наиболее полно проявляются в законченно развитых государственных формах, то мы и можем приравнять конституционное государство к правовому.

382[5] Ср.: Bahr О. Der Rechtsstaat. Eine publizistiche Skizze. Gottingen, 1864. S. 52 ff., 192 ff.

383[6] Schmidt R. Allgemeine Staatslehre. Leipzig,1901. Bd. I. S. 238 ff.

384[1] Немецкие государствоведы последней трети XIX столетия, придерживавшиеся того же мировоззрения, которое в политической экономии получило характерное название катедр-социализма, противопоставили правовому государству (Rechtsstaat) государство, осуществляющее культурные цели (Kulturstaat), как высший и непосредственно следующий за правовым государством тип государства. Ср.: Berolzheimer. System der Rechts- und Wirtschaftsphilosophie. Bd. II (1905). S. 492. Ho осуществление культурных целей свойственно всякому государству, так как культура в силу своего всеобъемлющего характера охватывает всю совокупность общественно-государственной жизни. В действительности все культурные задания, намечаемые для «культурно-созидательного государства», сводятся к социально-политическим заданиям. Поэтому правовому государству можно противопоставлять в известном смысле, как высший тип, только социально справедливое государство. Г.Ф. Шершеневич также отмечает, что самые важные культурные задачи современного государства осуществляются путем социального законодательства, и в заключение указывает на то, что «на горизонте обрисовываются, хотя еще неясно, черты социального государства» (Шершеневич Г.Ф. Общая теория права. С. 250).

385[2] Чичерин Б. Философия права. М., 1900. С. 99. Эти идеи Б.Н. Чичерин развил главным образом в сочинении «Собственность и государство» (М., 1882—1883. Ч. I. С. 31, 251 и сл., 404 и сл.; Ч. И. С. 169, 209, 370 и сл.).

386[3] Мишель А. Идея государства. С. 781. Ср. с. 311—312.

387[4] Menger A. Neue Staatslehre, Jena, 1903. S. 97 (русск. пер. под ред. Б. Кистяковского. СПб., 1905. С. 99).

388[5] Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права. Оттиск из изд. «Итоги науки». М., 1916. С. 76.

389[6] Ср. выше. С. 305.

390[7] Jellinek G. System... I Aufl. S. 109-129; 2 Aufl. S. 114-135.

391[8] См.: Schmidt R. 1) Prozessrecht und Staatsrecht// Freiburger Abhandlungen. Heft. 2, 1904. 2) Die deutsche Zivilprozessreform als politisches Problem // Zeitschr. fur Politik. Bd. I. S. 245 ff. 1908. 3) Staatsverfassung und Gerichtsverfassung // Laband-Festschrift. Bd. II. S. 339 ff. 1908. 4) Die Luge im Prozess // Deutsche Juristenzeitung. 1909. S. 39 ff. 5) Der Prozess und die staatsburgerlichen Rechte. Leipzig, 1910.

392[9] MengerA. Das Recht auf den vollen Arbettsertrag in geschichtlicher Darstellung. 2 Aufl. Stuttgart, 1891. S. 11-28 (русск. пер. О. Е. Бужанского. СПб., 1906. С. 10-22).

393[10] Ibid. S. 170 ff. Там же. С. 130 и сл.

394[11] MengerA. Neue Staatslehre. S. 121-137 (русск. пер. – с. 124-141).

395[12] Ср.: Новгородцев П.И. Два этюда// Полярная звезда. СПб., 1905. № 3; Покровский И.А. Право на существование// Свобода и культура. СПб., 1906. № 4. Эти этюды перепечатаны без изменений в серии «Свободное знание» (изд. М.О.Вольфа: П И. Новгородцев и И.А. Покровский. О праве на существование. Социально-философские этюды). В дальнейшем мы цитируем последнее издание.

396[13] Ср.: Покровский И. А. Основные проблемы гражданского права. С. 48-59.

397[14] Вопросы философии и психологии. Кн. 85. С. 503.

398[15] Правда, подходя к вопросу о праве на существование, он указывает, что возникающая здесь проблема «является, очевидно, не специальной проблемой гражданского права, а некоторой общей задачей всего нашего правового строя, и потому должна быть разрешена не такими или иными гражданско-правовыми паллиативами, а известными общими и принципиальными средствами» (Там же. С. 278). Но в начале этой главы он говорит, что «пределы гражданского права раздвигаются» и что «индивидуалистическая тенденция перебрасывается на смежные области публичного права: здесь также начинают говорить о субъективных публичных правах» (с. 270), а в конце ее он утверждает, что «будущее покажет, осуществимо ли право на существование при сохранении частноправовой организации народного хозяйства или нет» (с. 281). Подчеркнутое нами слово «начинают» показывает, как низко И. А, Покровский оценивает современные публично-правовые идеи. Оно не соответствует историческим датам развития публичного права. Ведь исследование Гербера о публичных правах появилось более шестидесяти лет тому назад, а с тех пор, как Г. Еллинек выработал свою систему субъективных публичных прав, скоро исполнится четверть столетия.

399[16] Соловьев Вл.С. Собрание сочинений. Т. VII (Оправдание добра). С. 358 [Соловьев В. С. Сочинения в 2-х тт. М., 1988. Т. 1. С. 426.].

400[17] Bourgeois L. Solidarite. 6-me edit. Paris, 1907. P. 101 et suiv. Conf.: Brunot G. Etude sur la solidarite sociale comme principe des lois// Seances et travaux de 1'Academie des sciences morales et politiques. 1903. T. LX. P. 304-364; Bougie C. Le Solidarisme. Paris, 1907. P. 65-103; La Solidarite sociale, ses formes,son principe, ses limites// Annales de 1'institut international de sociologie. T. XII-XIII. Paris, 1910/11; T. XIII. P. 199 et suiv. Ср. также: Жид Ш. История экономических учений. М., 1915. С. 347 и сл.; Спекторский Е. В. Теория солидарности // Юридический вестник. 1916. Кн. XIII. С. 12 и сл.

401[18] Duguit L. Droit constitutionnel. Paris, 1907. P. 645 et suiv. (русск. пер. – М., 1908. С. 906 и сл.); Duguit L. Traite de droit constitutionel. Paris, 1911. T. II. P. 158 et suiv.

402[19] Duguit L. L'Etat, le droit objectif et la loi positive. Paris, 1901. P. 160-183; Duguit L. Traite. T. I. P. 2, 19 et suiv., 261, 268 et suiv.

403[20] Чернов В. К вопросу о социализации земли. М., 1908. С. 17 и 64. Ср.: Чернов В. К аграрному вопросу (Что такое социализация земли) // Народный вестник. 1906. № 1-2, а также – Социализация земли. Сборник статей. М., 1907.

404[21] Ср.: Марков В. Личность в праве. СПб., 1907. С. 59.

405[22] Ср. выше. С. 306-308.

406[1] Jellinek G. Allgememe Staatslehre, S. 312 (русск. дер. – 2-е изд. С. 251).

407[2] Ср.:Палиенко Н. И. Учение о существе права и правовой связанности государства. С. 310 и сл.

408[3] Частичное отражение этого взгляда еще можно встретить у Г. Еллинека. Он утверждает, что «трудно представить себе государство, вся деятельность которого была бы связана правовыми нормами». «Государство, правительство которого действовало бы исключительно по указаниям закона, было бы политической химерой» (Ibid. S. 565; Там же. С. 455).

409[4] А.М. Кулишер в своем интересном исследовании «Защита субъективных публичных прав посредством иска» (Юридический вестник. 1913. Кн. IV. С. 78 и сл., особ. 95 и сл.) выдвинул и подчеркнул значение искового принципа как двигателя административной юстиции. Но вместе с тем он крайне односторонне истолковал роль административной юстиции, признав ее исключительной задачей восстановление субъективного права. При этом он упустил из виду, что своеобразие административной юстиции в том и заключается, что при посредстве ее в первую очередь должна производиться проверка, соответствует ли обжалованный административный акт нормам действующего объективного права. Следовательно, утверждение и поддержание авторитета норм объективного права является задачей административной юстиции не в меньшей степени, чем восстановление субъективных прав.

410[5] Hauriou M. Precis de droit administratif et de droit public. Paris, 1913. P. 931-990; Berthele-my H. Traite elementaire de droit administratif. Paris, 1913. P. 916-989; Moreau F. Droit administratif (Manuel de droit public fransais. II). Paris, 1909; 4-me partie. P. 1079-1226; Duguit L. Les transformations du droit public. Paris, 1913. Ch. VI; Покровский С, П. Государственный Совет во Франции, как орган административной юстиции. Ярославль, 1913, особ. с. 201 и сл.

411[6] Lassale's F. Reden und Schriften. Bd. I. Ueber Verfassungswesen. S. 64 ff.; Macht und Recht. S. 123 ff. (русск. пер. – Т. И. С. 5 и сл., 52 и сл.).

412[7] Котляревский С. А. Власть и право. Проблема правового государства. М., 1915. С. 27, 32.

413[8] Там же. С. 15-16.

414[9] Чистый психологизм при решении проблемы власти в конце концов приводит даже к отрицанию подлинной реальности власти. Это особенно ясно видно на теории власти Л. И. Петражицко-го, который сводит власть к психическим проекциям и фантазмам. Ср.: Петражицкий Л,И. Теория права и государства. Т. I. С. 188 и сл. Само собой понятно, что, стоя на этой точке зрения, можно свести к проекциям и фантазмам не только чувство зависимости, но и волю к власти.

415[10] Плюралистическое понимание сущности государственной власти было развито мною в статье «Сущность государственной власти», напечатанной в «Юридических записках» за 1913 г., кн. III. В переработанном виде она вошла и в эту книгу в очерк под тем же заглавием. С.А. Котляревский, по-видимому, незнаком с методологическим обоснованием плюралистической теории власти, так как не упоминает о нем. Но тем более ценным подтверждением правильности этой теории является то обстоятельство, что он в своем научном построении фактически следует этой теории. Со своей стороны, в напечатанном выше очерке «Сущность государственной власти» я не мог принять во внимание книгу С.А. Котляревского, так как ко времени ее выхода он был уже целиком отпечатан.

416[11] Эту мысль С.А. Котляревский выражает в следующих словах: «Когда мы говорим о невозможности для правового государства стать правовым до конца, то здесь приходится считаться не только со слабостью и неотчетливостью правовых запросов, предъявляемых в данном обществе к государственной власти; ... здесь действует и простой инстинкт политического самосохранения, присущий всякому жизнеспособному государству при самых различных формах правления. Правовой запрос сталкивается с dura necessitas» (Там же. С. 354; ср. с. 378, 380).

417[12] Там же. С. 355 и сл., 361-364, 371, 381-386.

418[13] Наряду с этим мы находим в его книге горячую защиту принципов правового государства с теми ограничениями, которые он отстаивает.

419[14] В пользу своего понимания сущности правового государства С.А. Котляревский приводит и методологические соображения. Он указывает на то, что «юридическое истолкование вообще по существу неспособно охватить все бытие государства» (Там же. С. 354; ср. с. 383). Однако под юридическим истолкованием, как это с очевидностью вытекает из контекста, С.А. Котляревский понимает юрдико-догматическое истолкование, а оно, как мы показываем это и выше, и ниже, неспособно охватить и все бытие права. Так же точно все протесты С.А. Котляревского против «юридического фетишизма» (с. 383), «юридического фанатизма» (с. 386), «юридического утопизма» (с. 387, 389) справедливы, когда они направлены против чрезмерного увлечения юридической догматикой. Но к научно-правовому пониманию государства они не могут быть отнесены.

420[15] Ср. выше, с. 279-282.

421[16] Ср. также: Покровский И. А. Сила или право? // Юридический вестник. 1914. Кн. VII-VIII. С. 5 и сл.

422[17] Ж. Сорель говорит: «Термины сила и насилие иногда употребляются для обозначения действия властей, а иногда для обозначения действий бунтовщиков. Ясно, что в обоих этих случаях мы будем иметь дело с совершенно различными последствиями. Я лично держусь того мнения, что следовало бы пользоваться менее двусмысленной терминологией и сохранить термин насилие для второго случая. Мы думаем, что сила имеет целью внести такую социальную организацию, в которой правит меньшинство, в то время как насилие стремится к разрушению этого строя; буржуазия применяла силу с самого начала новой истории, между тем как пролетариат действует теперь против нее и против государства насилием» (Сорель Ж. Размышления о насилии. Пер. под ред. В. М. Фриче. М., 1907. С. 92).

423[18] Там же. С. 27; ср. с. 32.

424[19] Там же. С. 163. Ср. также: Плеханов Г. К вопросу о революционной тактике. Сила и насилие. СПб., 1906.

425[20] Ср.: Там же. С. 14, 20, 24, 49, 52, 87, 159, 161.

426[21] Там же. С. 49.

427[22] Ср.: Алексеев А. С. Начало верховенства права в современном государстве // Вопросы права. 1910. Кн. П. С. 5 и сл.

428[23] Кrаbbе Н. Die Lehre der Rechtssouveranitat. Beitrag zur Staatslehre. Groningen, 1906. S. 17, 47, 195, 245.

429[24] Kelsen H. Hauptprobleme der Staatswissenschaftslehre. S. 406.

430[25] Radbruch G. Grundzuge der Rechtphilosophie. S. 83.

431[1] См.: Вехи. М., 1909. Изд. 1-5 [О сборнике «Вехи» см.: К истории создания «Вех». Публикация В. Проскуриной и В. Аллоя // Минувшее. Исторический альманах. 11. М.; СПб., 1992. С. 249—291; Колеров М.А. Не мир, но меч. Русская религиозно-философская печать от «Проблем идеализма» до «Вех». 1902—1909. СПб., 1996; Креацца Дж. К. «Вехи» и проблема русской интеллигенции. М., 1993. Об общественной реакции на «Вехи» см.: Сапов В.В. Вокруг «Вех». (Полемика 1909—1910 годов) // Вопросы литературы. 1994. Вып. IV—VI.].

432[2] Ср.: Герцен А. И. Сочинения. СПб., 1905. Т. III. С. 457; Т. V. С. 272; Т. VI. С. 127, 272"*.

433[3] Ср.: Кавелин К. Д. Сочинения. М., 1859. Т. I. С. 305-380.

434[4] См.: Михайловский Н.К. Сочинения. Т. IV. С. 949.

435[5] Там же. С. 952. Статья, из которой заимствованы вышеприведенные отрывки, написана в сентябре 1880 г. В это время народническое мировоззрение утратило свой некогда цельный характер, так как более чем за два года перед тем из недр этого движения возникла партия «Народной воли» для борьбы за политическую свободу. Н.К. Михайловский сочувствовал этой борьбе, а в своей статье он уже полемизировал со славянофилами, по-прежнему доказывавшими ненужность гарантий; об отрицании необходимости политической свободы он говорит как о факте прошлого всей народнической интеллигенции [Это примечание было сделано во 2-м издании «Вех».].

436[6] См.: Потресов А. П. (Старовер). Этюды о русской интеллигенции. Сборник статей. 2-е изд. О. Н. Поповой. СПб., 1908. С. 253 и сл.

437[7] См.: Полный текст протоколов Второго очередного съезда Р. С.-Д. Р. П. Женева, 1903. С. 169— 170 [Выступления делегатов II съезда РСДРП Егорова и Гольдблата — на том же заседании съезда (см.: Там же. С. 182).].

438[8] Справедливость требует отметить, что под влиянием создания в России народного представительства Г. В. Плеханов изменил свое отношение к принципам права. Его выступления в 1906 г. и особенно по поводу настоящей войны, несомненно, свидетельствуют о его глубоком уважении к праву.

439[9] Государственная Дума. Стенографический отчет. Сессия первая. 1906. Т. II. С. 1452-1468, 1523-1540.

440[10] Новгородцев П. Законодательная деятельность Государственной Думы. См. сборник статей «Первая Государственная Дума». СПб., 1907. Вып. II. С. 22.

441[1] Полный текст протоколов Второго очередного съезда Р. С.-Д. Р. П. Женева, 1903. С. 331.

442[2] Там же. С. 333 и сл. [Цитируются выступления Л. Мартова и В. И. Ленина на 31 заседании II съезда РСДРП 7 августа 1903 г. по поводу выбора редакции газеты «Искра» (Второй съезд РСДРП. Протоколы. М., 1959. С. 371, 374).]

443[3] 28 июня 1912 г. издан закон «о вознаграждении пострадавших вследствие несчастных случаев служащих, мастеровых и рабочих на железных дорогах, открытых для общего пользования, а равно членов семейств сих лиц». Он внес, однако, только некоторую определенность и устойчивость при решении лишь части этих дел.

444[1] См.: Юридический вестник. 1913. Кн. I.

445[2] Ср.: Radbruch G. Einfuhrung in dieRechtswissenschaft. 2 Aufl. Leipzig, 1913. S. 128 (русск. пер. – M.,1915. С. 130); Radbruch. Grundzugeder Rechtsphilosophie. Leipzig,1914. S. 183.

446[3] Ср.: Покровский И.А. Гражданский суд и закон// Вестник права. 1905. Кн. 1, а также в отдельном издании – Киев, 1906. С. 45 и сл.

447[1] Zitelman E. Irrtum und Rechtsgeschaft. Eine psychologisch-juristische Untersuchung. Leipzig, 1879. S. 200-225.

448[2] H. M. Коркунов, отвергнув идею «юридической каузальности» Э. Цительмана, недостаточно оттенил ее ошибочность. По его словам, «Э. Цительман идет уже слишком далеко, утверждая, что юридические нормы и по содержанию своему не суть веления, а только суждения о причинной связи юридических фактов» (Коркунов Н.М. Лекции по общей теории права. С. 120). Сам Э. Цительман впоследствии признал неправильность своих взглядов, хотя и назвал их только утрированными. Много лет спустя он писал: «Die Darstellung dort 1st ubertrieben und darum missverstandlich, durch weitere Uebertreibung der Uebertreibung hat man sie dann noch mehr missverstanden als zu erwarten war» [Изложенное там является преувеличением и поэтому допускает ложное толкование; благодаря дальнейшему преувеличению и без того преувеличенное вызвало, как того и следовало ожидать, еще более ложное толкование (нем.).] (Zitelmann E. Internationales Privatrecht. Leipzig, 1897. Bd. I. S. 42,Anm.). Ср.: Brodmann E. Vom Stoffedes Rechts und seiner Struktur. Leipzig, 1897. S. 40.

449[3] Аналогичные взгляды высказал за сорок лет до Э. Цительмана Г. Ф. Шютценбергер. Ср.: Schutzenberger G. F. Etude de droit public. Premiere partie: De la Natur du Droit. Paris – Strassbourg, 1837. P. 40.

450[4] Zitelmann E. Irrtum und Rechtsgeschaft. S. 225.

451[5] Хотя это различие намечается уже в логиках Лотце и Зигварта, Э. Цительман, который обстоятельно изучал эти логики, как это видно из текста его книги, не уловил его. Вполне ясно и обстоятельно оно было установлено и развито В. Виндельбандом только в 1882 г., т.е. спустя несколько лет после появления книги Э. Цительмана. Ср.: Winbelband. Praludien. 4 Aufl. Tubingen, 1911. Bd. II. S. 69-99 (русск. пер. – СПб., 1904. С. 195-225).

452[6] С. 14 и сл. Ср. выше, с. 202.

453[7] Муромцев С. 1) Определение и основное разделение права. М., 1879. С. 38 и сл.; 2) Что такое догма права? М., 1885. С. 11 и сл.

454[8] Пахман С. В. О современном движении в науке права. СПб., 1882. С. 24-25, 39, 52, 63-64, 67; Dankwart H. Nationalbkonomisch-civilistischeStudien. Mit einem Vorwort v. W. Roscher. Leipzig,1862. Bd. I. S. 125-161 (русск. пер. П. П. Цитовича – СПб., 1866. С. 147-190). Ср.: Ehrlich E. Grund-legung der Soziologie des Rechts. Leipzig,1913. S. 261-268.

455[9] Гольмстен A. X. Юридические исследования и статьи. СПб., 1894. С. 10 и сл., 19 и сл.

456[10] Муромцев С. 1) Определение... С. 15 и сл.; 2) Что такое догма права?.. С. 23 и сл.

457[11] Ковалевский М. 1) Историко-сравнительный метод в юриспруденции и приемы изучения истории права. М., 1880. С. 69 и сл.; 2) Социология. Т. II. С. 1 и сл.

458[12] Ср. выше, с. 203 и сл. Ср. также: Сергеевич В. Задача и метода государственных наук. М., 1871. С. 212 и сл.

459[13] Ср. выше, с. 163-165, 253-256.

460[14] Jhering R. v. Der Zweck im Recht. 3 Aufl. Leipzig, 1893. Bd. I. S. X.

461[15] Ibid. S. 320.

462[16] Так как Р. ф. Иеринг смешал общетеоретическое исследование права с юридико-догматиче-ским, то этот вопрос обыкновенно рассматривался в связи с вопросом о значении цели для юридико-догматических конструкций. По этому поводу Г. Еллинек говорит: «1st auch der Zweck des Rechtes als dessen Schopfer ausserhalb des Rechtes liegend, so 1st er doch der notwendige Regulator aller juristischen Konstruktion, welche sonst unfruchtbarer Scholastik anheimfallt» [На самом деле цель права как его творец лежит вне права, однако, она есть необходимый регулятор всех юридических конструкций, которые в противном случае предоставляются бесплодной схоластике (нем.).] (Jellinek G. System... 2 AufJ. S. 80).

Со своей стороны Г. Радбрух утверждает: «Цель составляет основание создания, а не существования права; последнее становится, подобно гомункулу Вагнера [Гомункул вообще — человекоподобное существо, искусственно созданное в лаборатории алхимика. «Гомункул Вагнера» — персонаж второй части «Фауста» Гете (сцена «Лаборатория в средневековом духе»). См.: Гете И. В. Фауст. М., 1969. С. 288—296, 494.], самостоятельным вместе с своим рождением, идет своим собственным путем и само делается целью, самоцелью» (Радбрух Г. Введение в науку права. М., 1915. С. 130). Вообще он заменяет вопрос о цели в праве вопросом о цели права. Ср.: Radbruch G. Grundzuge der Rechtsphilosophie. S. 82 ff. На том, что право есть самоцель (Das Recht 1st Selbstzweck), считает нужным настаивать и Дильтей. Ср.: Dilthey W. Einleitung in die Geisteswissenschaften. Leipzig, 1883. S. 99.

463[17] Ср.: Sigwart Chr. Kleine Schriften. 2 Aufl. Freiburg i. В., 1889. Bd. II. S. 155. Влияние «Цели в праве» Р. ф. Иеринга ясно заметно и на сочинении Г. Зиммеля «Einleitung in die Moralwissenschaft» (Bd. I-II. Berlin, 1892—1893).

464[18] Stammler R. Wirtschaft und Recht. 1 Aufl. Leipzig, 1896. S. 354 ff; 3 Aufl.,S. 336 ff. (русск. пер. – Т.П. С. 9 и сл.); Breuerl. Der Rechtsbegriff auf Grundlage der Stammlerschen Sozialphilosophie. Berlin, 1912. S. 60. ff., 96; Radbruch G. Grundzuge der Rechtshpilosophie... S. 19. Г. Радбрух называет такую причинность целевой (Zweckursache, causa finalis), В. Виндельбанд называет ее причинностью намерения (Kausalitat der Absicht). Ср.: Windelband W. Einleitung in die Philosophie. S. 166.

465[19] Stammler R. 1) Wirtschaft und Recht. 1 Aufl. S. 12 ff.; 2 и 3 Aufl. S. 8 ff. (русск. пер. – Т. I. С. 9 и сл.); 2) Die Lehre von dem richtigen Recht. Berlin, 1902, S. Ill; 3) Wesen des Rechts und der Rechtswissenschaft. Die Kultur, der Gegenwart. T. II. Abt. VIII. Berlin, 1906. S. 1, 16, 23, 25 (русск. пер. – С. 2, 43, 48); 4) Theorie der Rechtswissenschaft. Halle a. S., 1911. S. 46.

466[20] Stammler R. 1) Wirtschaft und Recht... S. 495 ff. (русск. пер.— Т. И. С. 180 и сл.); 2) Theorie der Rechtswissenschaft... S. 508.

467[21] Ibid. 1 Aufl. I. 514; 2 Aufl. 504 (русск. пер. – Т.П. С. 185).

468[22] Radbruch G. Op. cit. S. 43, Anm. Раньше Г. Радбруха на это указал О. Мюллер. По его словам, «Recht und Willkur sind nicht Arten einer und derselben Gattung, es 1st daher vergeblich, nach ihrem trennenden Kriterium zu suchen. Wilkur 1st erne Eigenschaft, Recht eine Art menschlicher Handlungen... Nicht dem Rechte, sondern nur der Anwendung des Rechts kann die Willkur gegenubergestellt werden» [Право и произвол не являются видами одного и того же рода, поэтому их противопоставление нельзя использовать в качестве критерия. Произвол — это некоторое качество <свойство>, право — характер человеческого поведения... Не право, а только применение права может быть противопоставлено произволу (нем.).] (MuellerO. Stammlers Sozialphilosophie// Zeitschrift fur die gesamte Strafrechtswissenschaft. Bd. 17. 1896. S. 262). Ср.: Breuer I. Der Rechtsbegriff auf Grundlage der Stammlerschen Rechtsphilosophie. Berlin, 1912. S. 90.

469[23] Stammler R. Op. cit. S. 538 ff. (русск. пер. – Т.П. С. 233 и сл.).

470[24] Ibid. S. 538, 550 (Там же. С. 338, 246).

471[25] Ср. выше, с. 236-238, 248-256, 318-320.

472[26] Ср.: Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права... С. 20—31.

473[27] Ср.: Стоянов А. Методы разработки положительного права и общественное значение юристов ог глоссаторов до конца XVIII столетия. Харьков, 1862. С. 269 и сл.

474[1] Ср. выше, с. 164, 256, 321-322.

475[2] Ср. выше очерк «Реальность объективного права».

476[3] Ср. выше, с. 164, 255-256.

477[4] Та же тенденция, несомненно, лежит и в основании когеновской философии, но она только намечена. См.: Савальский В.А. Основы философии права. С. 298 и сл. Ср.: Вышеславцев Б.П. В.А. Савальский // Юридический вестник. 1915. Кн. XI. С. 163 и сл.

478[5] Stammler R. Op. cit. 1 Aufl. 600; 2 Aufl. S. 589 (русск. пер. – Т. И. С. 279). В 3-м изд. эта формула несколько изменена. Vergl. 3 Aufl. S. 579.

479[6] Ibid. 1 Aufl. S. 366; 2 Aufl. S. 355; 3 Aufl. S. 348 (русск. пер. – Т.П. С. 22).

480[7] Ibid. 3 Aufl. S. 551 ff.; Stammler R. Theorie der Rechtswissenschaft. S. 484 ff.

481[8] В третьем издании своего трактата Р. Штаммлер в особой вставке и примечании счел нужным подчеркнуть, что он имеет в виду именно внутреннюю свободу. Ср.: Ibid. 3 Aufl. S. 326, 350 (Там же. С. 37, 24).

482[9] Ibid. 3 Aufl. S. 326, 350 (Там же. С. 37, 24).

483[10] Ibid. S. 554 (Там же. С. 251).

484[11] Петражицкий Л. И. Юридический вестник. 1913. Кн. II. С. 35.

485[12] Ср. выше, с. 149-150, 343-344.

486[13] Ibid. I Aufl. S. 576; 2 Aufl. S. 565; 3 Aufl. S. 556 (Там же. Т. II. С. 253).

487[14] Справедливость требует отметить, что Р. Штаммлер, как это видно из приведенной цитаты, уже при первоначальной формулировке своей системы приписывал конечной пели характер цели регулятивной, хотя эти понятия не тождественны. Затем во второе и третье издание своего труда он внес ряд изменений и поправок, которые превратили его конечную цель в регулятивную. Слова первого издания – «Das muss also ein Zielpunkt sein, der nichts von dem Besonderen und zufallig Bedingten eines konkreten Zweckes an sich tragt; mit anderen Worten: ein absolut geltender unbedingter Endzweck» (1 Aufl. S. 366) – он заменил словами: «Wir nennen eine solche Methode des Bestimmens und Richtens konkreter Zweckinhalte mit einem alten nicht zweifelsfreien Schulausdruck: den "Endzweck"» (Ibid. 2 Aufl. S. 354; 3 Aufl. S. 348). Далее, слова первого и второго издания – «Die Gemeinschaft frei wollender Menschen, – das ist das unbedingte Endziel des sozialen Lebens» (1 Aufl. S. 575; 2 Aufl. S. 563) – он заменил словами: «Indem wir also nach einer Formel suchen, in der sich der Grundgedanke des sozialen Lebens der Menschen im Sinne eines unbedingt leitenden Richtpunktes tassen lasst, so erhalten wir; die Gemeinschaft frei wollender Menschen» (Ibid. 3 Aufl. S. 554) [Это должна быть такая цель, которая не носит на себе черты особенной, случайно обусловленной цели, другими словами — цель, имеющая абсолютное безусловное значение (1 изд. С. 366). Мы называем такой метод определения и уточнения конкретного содержания цели старым и довольно сомнительным термином «конечная цель» (2 изд. С. 354; 3 изд. С. 348).].

488[15] Ср. выше, с. 337 и сл.

489[16] Свой критический разбор сочинения Р. ф. Иеринга «Цель в праве» Ф. Дан опубликовал под заглавием «Разум в праве». Ср.: Dahn F. Die Vernunt im Recht. Berlin, 1879. Критика Ф. Дана, несомненно, повлияла на Р. ф. Иеринга при обработке им второго издания своего сочинения и при составлении его второго тома; она заставила его внести больше рационалистических элементов в понимание права. С другой стороны, О. Гирке указывает на то, что основание права составляет убеждение в правильности известного поведения, и называет нормы права «предписаниями разума» (Vernunftaussagen). Ср.: Gierke О. Deutsches Privatrecht. Leipzig,1895. S. 116.

490[17] Ср. выше очерк «Рациональное и иррациональное в праве», а также статью И.А. Покровского «Иррациональное в области права» (Юридический вестник. 1915. Кн. XI, особ. с. 9 и сл.).

491[18] Чичерин Б. Философия права. С. 89 и сл.; Трубецкой Е.Н., кн. Лекции по энциклопедии права. 5-е изд. М., 1915. С. 11.

492[19] Ср. выше, с. 191-193.

493[20] На том, что научное понятие права должно быть основано на каузальном познании его, особенно настаивает В. Шуппе. См.: Schuppe W. Die Methode der Rechtsphilosophie// Zeitschrift fiir vergleichende Rechtswissenschaft. Bd. V (1883). S. 215.

494[21] Ср. выше, с. 140.

495[22] Ср. выше, с. 239—240. Вопрос о том, что может быть признано трансцендентально-первичным в праве, я исследую подробно в уже печатающейся книге «Наука о праве. Методологическое введение в философию права».

496[23] Ср. выше, с. 193—194. У нас из различных отраслей политики права разрабатывается только политика уголовного права. Ср. особ.: Чубинский М. П. 1) Очерки уголовной политики. Харьков, 1905; 2) Курс уголовной политики. 2-е изд. СПб., 1913.

497[24] Ср. выше, с. 194-195.

498[25] Ср. выше, с. 226.

499[1] Чрезвычайно характерно, что В. Вундт в своей трехтомной «Логике», которая в третьем издании разрослась почти до двух тысяч страниц и два последние тома которой посвящены методологии отдельных научных дисциплин, даже не упоминает о технических дисциплинах. Технике он посвящает только несколько замечаний в третьем томе в связи с вопросами об исторических законах и о соотношении между теоретической и практической политической экономией. Ср.: Wundt W. Logik. 2 Aufl. Bd. II. Abt. II. S. 388, 533; 3 Aufl. Bd. III. S. 405, 567. Интересные, но не совсем правильные замечания относительно техники можно найти у П. Наторпа. Ср.: Natorp P. Sozialpadagogik. Theorie der Willenserziehung auf der Grundlage der Gemeinschaft. 3 Aufl. Stuttgart, 1909. S. 38-39, 80 ff.

500[2] В этом отношении чрезвычайно характерной является последняя глава «Логики» Дж. Ст. Милля, посвященная вопросу «о логике практики или искусства (с включением морали и политики)». Сущность взгляда Дж. Ст. Милля на искусство или технику резюмирована в словах: «всякое искусство состоит из истин науки, расположенных в порядке, требуемом тою или другою практическою целью». Ср.: МилльДж. Ст. Логика... С. 764 и сл. Итак, с этой точки зрения, технология не является самостоятельным знанием, а лишь иной группировкой естественно-научного знания; все будто бы зависит от того, как расположить одни и те же знания.

501[3] Ввиду этого В. Виндельбанд считает нужным проводить различие между «истинной и ложной телеологией» (echte und falsche Teleologie). Ср.: Windelband W. Einleitung in die Philosophie. Tubingen, 1914. S. 166.

502[4] П. Наторп идет слишком далеко, утверждая, что ходячее понятие долженствования, а также хорошего и дурного происходит из царства техники. По его словам, «Aus dem Gebiete der Technik stammt selbst der gemeine Begriff des Sollens, des Rechten und Verkehrten, Guten und Schlechten; und doch waltet in dem alien nur schlichte Kausalitat» [Из области техники происходят даже обыденные понятия долженствования, правильного и неправильного, хорошего и плохого; и управляет всем простая причинность (нем.).] (Ibid. S. 39).

503[5] Стоя на монистической точке зрения, П. Наторп утверждает, что «понятие техники необходимо входит в конкретную этику» (in eine konkrete Ethik unerlasslich hineingehdrt) (Ibid. S. 80). Конечно, если говорить подряд о технике – агрономической, железнодорожной, машиностроительной, воспитательной, правовой и душевно-нравственной, то можно в конце концов включить технику и в этику. Но в таком случае техника перестает быть вполне определенным понятием. Напротив, для того, чтобы сохранить за понятием техники присущий ему смысл, надо противопоставлять технику в области материальной культуры технике в области культуры духовной.