!!Экзамен зачет 2023 год / Дювернуа_Н.Л._Чтения по гражданскому праву. Т. 1 _Учение_о_лице-1
.pdflegis, определяет, что ни муж, ни жена, вследствие такого брака, не приобретают права выбора постоянного жительства вне черты оседлости. Таким образом, и на новокрещенного христианина, если его прежний брак с евреем не расторгнут, распространяется, ввиду ст. 103 Т. X, ч. I., закон о черте оседлости (ст. 81, там же in fine).
Для регулирования положения детей в браках, коих исповедная природа изменяется переходом родителей в христианство, закон установляет: а) на случай принятия обоими супругами Св. крещения, совершение сего таинства и над малолетними детьми их, не имеющими более семи лет от роду; b) если же принимает христианство один отец и одна мать, то в 1-м случае крещению подвергаются сыновья, в последнем дочери (IX. 777).
Любопытен вопрос об усыновлении. Если евреи имеют все права русских граждан, то, натурально, они могут и усыновлять, опять, однако, только для той цели, какая дается усыновлением; а посему усыновление евреем имеет место только в отношении к единоверцам, и при этом, по разъяснению Правительствующего Сената, усыновление евреями, пользующимися свободой местожительства, действительно только по отношению к тем единоверцам, которые сами имеют право проживать повсюду в империи (Т. IX. ст. 769, 772).
Закон 12 марта 1891 года о детях узаконенных и усыновленных рассчитан, что касается узаконений, только на христианских подданных империи и к евреям и иноверцам вообще не имеет применения (ср. разд. III); что касается усыновлений, то усыновление лиц христианского исповедания нехристианами и сих последних лицами христианского исповедания воспрещается (Разд. IV. П. 4), а также лицам раскольничьих и иных сект запрещено усыновлять православных (там же, прим.). Совершенно так, как по вопросу о действии перехода одного из супругов-евреев в христианство на права другого селиться вне черты оседлости возникли сомнения, которые разрешены были не в пользу освобождения от черты оседлости, также и по вопросу об усыновлении в практике возникали сомнения о сообщении усыновителем-евреем, имеющим свободу выбора места жительства, этого права усыновленному еврею, для которого обязательна черта оседлости. На этот вопрос мы находим ответ в Собрании узаконений за 1889 г. N 298, и этот ответ отрицательный.
В связи с довольно тесным прикосновением вопросов права и интересов исповедных в старом нашем законодательстве находилось воспрещение христианам вступать с евреями в договор найма для постоянных домашних услуг, очевидно, в целях предотвращения соблазна близкого общения с иноверцами. Женщины-христианки, нанимаемые евреями-хозяевами для приготовления пищи и белья служителям из христиан, также для фабричных работ, должны были иметь отдельные помещения. Существовали также некоторые ограничения для найма мастером подмастерьев из христиан (ст. 2209-2211 стар. изд. X т., ч. I; Уст. о пред. и прес. преступл. установляет подобные меры и для некоторых сектантов, а скопцам воспрещено принимать к себе в семью чужих детей под каким бы то ни было видом). Высочайшее повеление 28 апреля 1887 года отменило стеснительные для найма евреями христиан меры, свидетельствовавшие скорее о слабости органов юстиции, чем о действительных опасностях для интересов христианского исповедания, и
заменило их простым воспрещением нанимателю-еврею препятствовать нанятым христианам чествовать праздники и выполнять религиозные обязанности, под страхом денежного взыскания, по приговору мирового судьи, не свыше 50 рублей (Уст. о наказ., налаг. мир. суд. ст. 42, а также Т. XIV Уст. о пред. и прес. преступ. ст. 88; Уст. о промышл. ст. 364, 382 и друг.). Вопрос о силе договора поставлен врозь от вопроса о преступных действиях, право гражданское от полицейского и уголовного закона, и с этим вместе тотчас явилась возможность отменить стеснительную старую меру предупреждения - пресечения преступлений и расширить действие общей нормы договорного права на круг лиц, не связанных ни племенем, ни исповеданием.
После этой важной нормы, идущей путем расширения правоспособности на всех граждан, надлежит отметить другую меру последнего времени, хотя и не прямо из области права частного, направленную, "впредь до издания особого по сему предмету закона", против допущения лиц нехристианских исповеданий в число частных поверенных при уездных съездах, иначе как с разрешения министров внутренних дел и юстиции по представлениям председателей съездов (Собр. узак. за 1890 г. N 398). Для принятия в число присяжных и частных поверенных вообще подлежащими судебными установлениями и советом присяжных поверенных - нехристиан требуется, тоже до издания особого закона по этому предмету, представление председателей судов и советов прис. повер. министру юстиции, от разрешения коего и зависит вступление нехристианина в состав поверенных (Собр. узак. 1890 г. N 127 и 1031, ныне Общ. учр. суд. уст. 1892 г. ст. 380, прим. и 407, прим.).
Мы этим заключаем наше обозрение условий, видоизменяющих гражданскую правоспособность отдельных лиц. Несомненно, многие детали остаются в стороне и подлежат изучению в ближайших практических целях по подлинным источникам.
§ 21. Имя и местожительство лица. - Неодинаковый юридический смысл принадлежности лицу имени. - Метода именного обозначения лиц в Риме и в новое время. - Наши легальные нормы. - Двоякое значение имени. - Преобладание полицейского или юридического момента. - Иск
Во всех перипетиях того движения, которое мы называем цивильным обменом, во всех актах этой драмы лицо, каким бы оно ни было, отдельным ли правоспособным человеком, или союзом лиц и установлением, фигурирует ныне нормально с особым, связанным так или иначе с его индивидуальностью именем, прозванием, фирмой. Господствующий тип конкретного гражданского правоотношения в современном быту есть именной. Не только в вопросах правоотношений семейных, кто отец, сын, супруг, наследственных, от кого идет, кому поступает наследственная масса, но и в обыденных сделках найма, купли, особенно недвижимостей, займа, залога, лица, вступающие в гражданскую сделку, должны быть поименно известными. Явления безыменного обмена, при помощи предъявительных бумаг, билетов, марок, если и исключают известность именную соучастников, то только до той минуты, пока операция совершается
бесспорно. При первой потребности в содействии суда необходимость именной известности сторон, их местожительства выступает в их безыменных операциях тотчас же на первый план, как и в именных сделках и правоотношениях.
Однако учение об имени лица как существенном элементе его известности и осуществимости правоотношений и притязаний гражданских до последнего времени недостаточно обращало на себя внимание цивилистов и остается еще, особенно у нас, крайне мало разработанным в деталях, важных особенно для лиц и правоотношений гражданского типа.
Какой юридический смысл имеет имя лица для его правосостояния, для его дееспособности в гражданском обмене? Составляет ли имя простой признак человека, как и всякая другая примета, отличающая его от других? Есть ли это только средство для цели отличия одного от другого, или имя, индивидуальное определение лица, физического и юридического, условным способом именного его обозначения составляет непременный элемент гражданской личности, без которого самое существование личности, ее особенность, ее цивильные функции или совершенно невозможны, или крайне затруднены? Наконец, не составляет ли этот непременный элемент известности лица и его цивильных функций его права! И если так, то какая природа и какое содержание этого права? Составляет ли притязание лица на имя, коим его обозначают в гражданском быту, его гражданское право, которое он может защищать такими же юридическими средствами, какими он защищает другие свои права, свою честь, личную неприкосновенность, имущество, или это право иной формации, иного юридического состава? Каким методом мы обособляем одно лицо от другого, присваивая ему имя? Одинаковы ли приемы такого обособления для отдельных людей и для союзов, для граждански правоспособных установлений?
Очевидно, весь этот ряд вопросов относится к любым категориям лиц, и нам придется не раз, в различной связи, касаться этого вопроса. Но так как и в составе союзов и независимо от этого правоспособный человек одинаково отличается от других в современном гражданском быту именным его обозначением, то мы рассмотрим вперед вопрос о гражданском имени, принадлежащем отдельным людям.
С обладанием известным именем для лица может соединяться более или менее непосредственный интерес имущественный, иногда прямо денежный. Мы наблюдаем это свойство известного имени как ресурса обогащения, как экономического достояния в особенности в вопросах торговли и промышленности. Связанное с известным изобретением или с известной отраслью торговли, промышленности, имя может представлять собой настоящее богатство для его обладателя. Им условливается успех промышленного предприятия, оно обеспечивает своему обладателю обширную клиентеллу*(262). То же может давать одно имя литератору, композитору, исполнителю сценическому, музыкальному. Задача ограждения имущественного интереса, который связан с обладанием или пользованием именем в этом смысле промышленной, торговой, артистической ценности или экономического блага составляет в праве специально разработанную область институтов права авторского, торгового, промышленного. В этом специфическом применении имя автора, творца, предпринимателя, торговца, артиста не связано прямо с тем
учением, которое мы имеем здесь рассмотреть и где имя составляет принадлежность лица не только в связи, но и совершенно независимо от специфических интересов того или другого рода для его носителя.
Задачу изучения нашего составляет имя как средство индивидуального обозначения лица, когда лицо является в любой роли, активной или пассивной, в общем обмене гражданских правоотношений, начиная с его рождения, через все перипетии этого обмена, до прекращения его цивильной личности.
Вспособе обозначать индивидуума для этой цели мы видим разные методы. Известность лица может быть достигаема через присвоение ему чисто индивидуального имени, прозвища, на которое отзывается именно это лицо. Этот способ, однако, уже в латинской практике не удовлетворял потребностям обозначения лица именно в обмене цивильном. Уже в Риме для этой цели издавна служили более сложные методы именного обозначения лиц указанием прозвища всей группы лиц (семьи, рода), к которой принадлежит данный субъект, - это nomen gentilitium, вместе с этим особого обозначения именно этого, данного члена группы, рrаеnomen. К этим двум обозначениям, из коих нередко уже указание одного признака семейного имени или фамилии было достаточно, чтоб выделить и характеризовать в общем цивильном смысле данного человека, у мужчин, для избежания смешения одного с другим, присоединялось еще третье - cognomen лица. Этим способом выделялась ветвь известного рода или семьи, которую нередко надлежало обособить преимущественно в родах знатных людей, которые продолжительное время и в большой группе лиц пользовались общим родовым именем. В простом классе ограничивались двумя обозначениями, которые показаны выше.
Вновое время можно повсюду встретить признаки той же смены методов обозначения лица именем, то индивидуальным, особым для каждого прозвищем, то двойственным, из коих одно имя составляет принадлежность группы лиц, другое известного индивидуума этой группы.
Вместе с обособлением и развитием гражданских правоотношений и гражданского обмена, в интересах его постоянства и известности, право лица именовать себя так или иначе, свободно признавать своей принадлежностью то или другое имя, уступает соображениям объективным, требованиям порядка, необходимости. С этим вместе, сохраняя по отношению к имени, к выбору его известную свободу, лицо, раз сделав такой выбор, теряет право менять свое имя по усмотрению и не только пользуется этим именем, когда это отвечает его интересам, но не в праве ни присваивать себе чужого имени, ни скрывать свое имя, когда известность его необходима в интересах его противника, рискуя иначе поставить себя или в положение еще более тяжелое, чем при объявлении своего имени, или прямо подвергнуть себя ответственности с характером карательным.
Вот в этих пределах сочетания элемента свободы и порядка проходит в различных землях Запада исторический постоянный процесс юридической обработки именного обозначения лица.
Долгое время во Франции эти сочетания своего, личного имени (латинское praenomen, даваемое при крещении обыкновенно новорожденному, но иногда и взрослому, при его переходе из одного исповедания в другое) и наименования группы, к которой принадлежит лицо (это семейное достояние, nom de famille,
обыкновенно наследственное в известной группе лиц), определялись обычаями
иносили часто на себе все черты своего локального, профессионального происхождения. Для знати это имя осложнялось еще присоединением наименования его сеньории, его вотчины.
Вполовине 16-го века, очевидно, в пору обособившегося и расширившегося гражданского обмена, положительный закон, ordonnance Henri II (1555 г., дан в Amboise) обязательность употребления неизменного имени (fixite du nom) была санкционирована угрозой штрафа в 1000 ливров и наказания за подлог.
Ученая обработка вопроса видна у французов тоже весьма рано уже во второй половине XVI в.*(263)
С этими элементами строения имени для гражданских целей Франция пришла к современному положению дела, которого мы здесь не будем рассматривать отдельно для этой страны, ибо те же основы этой практики, которые определились во Франции, видны и в нашей действующей системе, с незначительными уклонениями в подробностях.
Натурально, в тех кругах, где личность отдельного человека еще слабо выделилась из союзного быта, где личный гражданский обмен мало развит, там
иныне господствуют обычные нормы и применение легальных требований встречается главным образом в случаях преступных покушений к обманам или подлогам.
Вразных немецких территориях прямое вмешательство легального авторитета в эту область частного права с угрозой наказаний и денежных штрафов, особенно в Пруссии, мы находим лишь в истекшем столетии. Но и в теперешней практике общие легальные нормы далеко еще не вытеснили обычных локальных способов пользоваться теми или другими именами. Таким образом, в некоторых частях рейнских провинций замужние женщины продолжают именоваться девичьими фамилиями*(264); в Вестфалии к имени приобретателя имения присоединяют название приобретенного имения, независимо от норм легальных*(265).
Чрезвычайно, натурально, для юридической конструкции этого явления существенно, насколько лицо в своей гражданской жизни обязано держаться раз принятого им личного именования и насколько оно в этом отношении свободно.
Немецкая цивилистическая литература*(266) этого вопроса и практика немецких судов допускает, без вредных для силы акта последствий, собственноручное подписание не только частного документа, но и нотариального постоянно употребительным для этого лица именем, хотя бы это было свободно выбранное или вымышленное имя, совсем не подлинное для него, его псевдоним*(267). Немецкий новый кодекс допускает это, натурально, не в целях обмана, не только в частных, но и в нотариальных актах (код. 1896 г. ст. 126). Даже завещание собственноручно подписанное может носить не подлинное имя завещателя, а то, которое он обычно употребляет в деловых своих подписях*(268).
Только там, где юридическая сделка имеет публично-достоверный характер и совершается с соучастием публичного органа (напр. занесение в вотчинную книгу), требуется употребление обязательного для лица, а не
свободно им употребляемого в жизни имени. Нельзя, натурально, искать или отвечать на суде, прикрываясь псевдонимом.
Итак, тут, в сфере гражданского права, в употреблении имени легко различить два течения, одно свободное, отражающее как бы старое обычное право, и другое, стесняющее эту свободу, фиксированное силой закона. Но это стеснение для чисто частных операций ограничено довольно узкими пределами в общежитии.
Употребление псевдонима не мешает реквизиту постоянства и известности именного обозначения лица (fixite).
Но, натурально, не здесь центр тяжести рассматриваемого учения. В дальнейшем мы остановимся на юридических нормах, практикуемых современными законодательствами, особенно у нас, в применении именно к обязательному именному обозначению лица.
Для этой цели служит один раз навсегда избранное лицом, упражняющим отцовскую власть по отношению к новорожденному, имя, praenomen, с которым данное лицо, в отличие от других членов той же семьи, начинает и с которым оно оканчивает свое особое в гражданском быту личное существование. Не всегда именно родной отец дает это наименование, ибо есть случаи, где родной отец или уже не существует, или неизвестен. Для внебрачных детей это будет мать, крестный отец, officier de l'etat civil, духовное лицо, выполняющее требу. Этот в ближайший момент к рождению образующийся признак отдельного гражданского существования человека обыкновенно остается неизменным на всю жизнь. Если praenomen меняется, то разве при перемене исповедания, если в обряде наименования исповедный момент имел определяющее значение. Итак, записанное в метрике раввином при обрезании младенца мужского пола или при наречении младенца женского пола имя (Т. IX. ст. 913, 770, 771) будет при переходе этого лица в христианское исповедание заменено именем, которое ему дадут при крещении (772, 777, Уст. ин. исп., прил. к ст. 7, ст. 6).
Наиболее общий способ обозначения лица именем, для громадного большинства христианского населения империи, связан с таинством крещения, обязательно совершаемым над новорожденным в краткий после рождения срок, согласно правилам исповедания, с занесением крестного имени, со времени введения метрик, в узаконенную формуляром графу первой части метрических книг*(269).
Этот общий и весьма существенный момент обособления лица через присвоение ему имени представляет собой в теперешнем порядке нормально достаточную неподвижность (fixite), чтобы служить средством для поименной индивидуализации*(270) всего состава населения.
Но этот момент, взятый отдельно, совершенно недостаточен, для той цели, которой должно служить обозначение лица именем. Это обозначение лица его именем достигает только тогда цели, когда оно поставлено в связь с именем отца, от коего происходит данное лицо, и отличительным для этой семьи общим для всех ее членов семейным наименованием, фамилией или прозвищем.
Наши метрические записи для обозначения родившихся в браке младенцев предполагают известность имени отца (и матери) и его фамилии (см. формуляр в прилож. к ст. 861 Т. IX).
Если по отношению к личному имени младенца нельзя говорить о праве его быть названным тем или другим именем (по святцам, или как во Франции и в Германии, по усмотрению отца)*(271), ибо одним этим обозначением он ничего не приобретает и ничего не теряет в гражданском смысле*(272), то для обозначения связи лица с известным отцом и с известной семьей лицо может иметь действительно притязание, которого нельзя произвольно у него оспаривать*(273).
Однако обозначение лица не только его личным именем, но рядом с этим отчеством и фамилией не ограничивается теми случаями, где данное лицо может иметь притязание на связь с известным отцом и известной семьей. Эти три именных признака рассматриваются как необходимые и вне сферы цивильных интересов лица; и там, где их не дано силой вещей (рождение внебрачное или дитя есть подкидыш), закон требует их не в цивильных интересах их носителя, а в целях точного и удобного способа индивидуализировать данное лицо, отличить его от других (см., напр., Т. X. Ч. I. ст. 140 и примеч.).
Итак, сочетание трех указанных признаков может служить выражением определенного status, семейного, сословного и проч. положения лица и быть неразрывно связано с чисто цивильными притязаниями индивидуума; но оно может для отдельного человека служить исключительно средством его индивидуального, отличительного от других людей именования, совершенно так, как служит псевдоним, свободно избранный человеком для постоянного пользования, или как условное наименование союза, предприятия, анонимного товарищества.
Впервом случае в юридическом строении гражданского имени лица элементом практически преобладающим будет цивильный, могущий стать предметом спора, предъявленного носителю известного имени со стороны заинтересованного, который не допускает ни признаков принадлежности данного лица к такому-то союзу семейному, родственному, ни вытекающих из этой принадлежности консеквенций. Во втором, наоборот, преобладающий момент конструкции будет не этот субъективный интерес, не это личное притязание носить это, а не иное имя, а общая необходимость, социальная цель различения одного человека от другого.
Итак, одного общего принципа для определения юридической природы имени нельзя найти в различных случаях его применения. С присвоением лицу достаточно индивидуализирующих его именных признаков, имени, отчества, фамилии, будет, в известных условиях, нераздельно соединяться его личный цивильный интерес. Это цивильно-политический институт с преобладанием цивильного элемента. Здесь раз принадлежащий лицу его status, особенно status familiae, остается его достоянием навсегда.
Вдругом случае общая основа есть тоже цивильно-полицейская, но с несомненным преобладанием в именном обозначении лица последнего, не субъективного для носителя, а объективного, для общего правопорядка, момента.
Если в первом случае status лица, связанный с признаками, выраженными
вего имени, есть обыкновенно неизменный, то во втором, наоборот, он очень
легко может подлежать изменению. Семейный status внебрачнорожденного может, вместо его индивидуального обозначения в целях главным образом полицейских, подняться, улучшиться, исправиться и начать функционировать не для легчайшего только ведения и различения данного субъекта от других, как в союзах и установлениях, как в псевдонимах, прозвищах, даже в кличках, а в его гражданских интересах, в целях подъема его гражданского состояния.
Последнее может иметь место, когда внебрачнорожденный узаконяется или одиноко поставленный, сирый, бедный усыновляется, вводится в постоянное общение семьи, приобщается к кругу лиц, граждански более или менее солидарных друг с другом.
Счастливое сочетание условий, где незаконнорожденный, подкидыш, не помнящий родства достигает этой цели его наименования крестным именем, не вымышленным, а подлинным отчеством, не произвольной фамилией, встречаются, несомненно, после закона 12 марта 1891 года много чаще, чем это было ранее. Но там, где этого сочетания не наступит и где закон все же требует такого полного обозначения лица не только именем, но отчеством и фамилией и приписки к сословию до совершеннолетия без всякой при этом личной цели, для одного лишь счета*(274), в таком исключительно полицейском смысле процедуры есть некоторое внутреннее противоречие, которое не может не давать себя чувствовать.
Наша действующая система отличается в этом отношении крайне невыгодно от западных, от французской и особенно от современной немецкой. Мы выше видели в учении об ограничении правоспособности незаконнорожденных, что закон французский допускает связь незаконнорожденного с матерью и известное притязание к ее наследству. Немецкий кодекс идет еще далее, расширяя эту связь и на родню со стороны матери. Таким образом, людей, носящих до совершеннолетия все признаки личности, человеческое имя и проч. "для одного лишь счета", несомненно, окажется в этих землях меньше, чем у нас.
При свойственном современной эпохе развитом сознании личности нельзя, без внутреннего противоречия, предъявлять человеку требования носить внешние признаки личного существования исключительно ради порядка. Западные кодексы, насколько возможно, мало разрывают связь этих требований с интересом самого субъекта носить определенное гражданское имя. Наш закон несравненно исключительнее и строже преследует одну идею порядка и в этом отношении, как и в некоторых других. Это объясняется тем, что источники западных кодексов несравненно обильнее наших. Там наряду с правосознанием легальным шло свободное развитие обычного и естественного правосознания. Дети не знают отца, ибо родились вне брака, а отчество легко и удобно распознается лишь в строении семьи легальной. Материнство ясно без всяких легальных презумпций, по признакам естественной связи. Его признание все шире развивается там, где правосознание не исчерпывается одним легальным источником. Так дело стоит в указанных западных кодексах. Иначе у нас, где все еще с отсутствием закона связано и отсутствие права, без всякой поправки или восполнения из других источников правосознания. Отсюда для связи законной все законные консеквенции; для незаконных не просто консеквенции только
внезаконные, но черпаемые из других источников права, а прямое бесправие. Таково было, таковым и поднесь остается положение незаконнорожденных, не узаконенных, не усыновленных. За ними не числится, пока они станут на свои ноги, собственно никакого status, они sine caput, их положение разве на волос отлично от рабского, ибо все же, хотя только для счета, но и они лица, тоже с именем, с отчеством (казенный крестный отец) и даже не без фамилии или прозвания по назначению их воспитателей (см. особенно ст. 140, а также 160 Т. X. Ч. 1). Злая ирония закона, в котором трудно не угадать все еще не замолкшего отзвука негодующей статьи 280 гл. X Уложения 1649 г. (см. выше.
с. 332)*(275)!
Натурально, там, где имя, отчество и фамилия выполняют их подлинную функцию служить одновременно целям порядка и интересам их носителей, в сфере отношений легальных, наш закон не отстает от западных образцов в развитии деталей.
В этих пределах имя лица есть не только его право, но нечто большее всякого отдельно взятого гражданского притязания, всякого отдельного права в субъективно цивильном смысле. Это не только знамение права, но в то же время знамение личности, с коим связано не отдельное притязание лица, а вся его личная позиция. С вопросом об имени, в этих пределах, связан вопрос о правах состояния, controversia de statu. Чем глубже идет в данной системе различения правоспособности по различию состояния своего и чужого в смысле политическом, исповедном, сословном, семейном, тем шире влияние вопроса de statu на всю сумму частных прав, могущих принадлежать отдельному лицу.
Связанный с именем крестным или данным при обрезании, с отчеством и фамилией лица вопрос de statu этого лица есть преюдициальный не только для всякого отдельного частного права, но и для целого ряда иных прав, каково, напр., ограниченное чертой оседлости или свободное право человека выбирать себе место жительства.
Всякий раз, где речь идет об основной линии, определяющей тот или другой status лица, знамением его служит изменение или в имени лица, или в той или другой составной части сложного способа индивидуализации людей.
Муж сообщает жене своей права и преимущества, соединенные с его состоянием и проч. (Т. X. Ч. 1. ст. 100). Жена именуется по званию мужа (101). Передача фамилии (дворянской) лицу, не связанному с передающим нисходящим родством, не допускается иначе, как с Высочайшего соизволения (Т. IX. Прил. к ст. 79. П. 13). Переданная таким образом фамилия сообщается жене и старшему в роде (там же. П. 10). Получивший на свое имя купеческое свидетельство принимает наименование купца вместе с членами семейства, внесенными в свидетельство (там же. ст. 534, 537). Дети, кроме незаконнорожденных (Т. X. Ч. 1. ст. 136, 140), приобретают или в силу рождения, или через последующее узаконение и усыновление не только фамилию, но и права состояния отца. Узаконенным присваиваются все права законных детей, от брака рожденных (там же. ст. 1441. П. 3). При этом когда при узаконении меняется отчество или фамилия узаконяемого, то в определении суда об узаконении должно быть означено, под каким именем, отчеством и фамилией значился узаконяемый в метрической книге о рождениях (Уст. гр. суд. ст. 14604
примеч.). Несколько иначе для усыновляемых. Усыновитель передает свою фамилию усыновляемому, если усыновляемый не пользуется большими правами состояния. Фамилии потомственных дворян передаются лишь с Высочайшего соизволения. Но здесь и незамужние женщины могут, с согласия родителей, передать свою фамилию усыновленному (ст. 152). Усыновлением определяется status familiae усыновленного, особенно если он не имел такового до усыновления, но не указывается одновременно и уравнение его сословной правоспособности с привилегированным усыновителем (153 и след.).
Спор против законности рождения введен не только для родственников отца, но и для него самого в самые тесные рамки (Уст. гр. суд. ст. 1348 и след.).
Наоборот, для защиты своего status familiae, своего имени и связанного с ним гражданского состояния вообще закон ставит во всех отношениях, в смысле круга лиц, способов доказывания, сроков, самые льготные условия.
Что это за иск? составляет ли защита на суде имени лица, законности рождения, прав состояния такое же исковое притязание, каким является защита всякого другого частного права, принадлежащего лицу?
Нет. Хотя это есть иск, который частное лицо предъявляет от своего имени гражданскому суду для восстановления его прав, но этим путем имеет быть восстановлено не только отдельное, обособленное притязание этого лица с чисто приватным характером. Это иск, направленный на защиту интереса высшего порядка, с коим связана целая совокупность прав, все положение лица, весь status его, и не только его лично, но и его семьи, его потомства, всего его рода. Решение поставленного в нем вопроса может иметь характер и силу преюдициального, предваряющего, открывающего путь для целого ряда других частных исковых притязаний.
Посему совершенно понятно, что наш закон ставит этот иск о восстановлении имени, утраченного, быть может, по простой ошибке, прав законности рождения и прав состояния вообще не в одну категорию с другими частными гражданскими притязаниями за уряд, а совершенно особо. Этот иск и поставлен, и квалифицирован отлично от других гражданских исков. Вопрос о моем праве здесь, несомненно, есть, но он неразрывно связан с общей задачей ограждения незыблемости главной основы цивильного обмена, известности и постоянства его личных центров. Наш законодатель правильно трактует этот вопрос на одной линии с обособлением вещей, недвижимостей, поземельных участков, разграниченных, однако, один от другого не специальной или полюбовной межой, а межой генерального межевания. Совершенно так, как межи генерального межевания и права, связанные с ними, не могут быть уничтожены давностью владения (Т. X. Ч. I. ст. 563), также не подлежит действию давности и иск о праве состояния, когда оно утрачено не преступлением, а последствием каких-либо обстоятельств, напр., ошибочным показанием по ревизии в другом звании, и тому подобными случаями (Т. IX изд. 1899 г. ст. 13).
Этого мало, права эти личные, но в то же время связанные с интересами поколений, должны быть отнесены к категории прав, неразрывно связанных с лицом, неотчуждаемых, в известном смысле заповедных, как заповедны дворянские недвижимости, на кои тоже налагается этот характер внеоборотности специальным актом законодательной власти и которого снять с них тоже не в