Рус.лит. 4 курс Колпаков / Мой бедный Мастер. Полное собрание изданий и переизданий Мастера и Маргариты

—Это уже становится интересно, — процедил сквозь зубы Варенуха, провожая взглядом поспешно уходящую женщину. Первый листком овладел Римский.

На темном фоне фотографической бумаги отчетливо выделялись черные писаные строки:

«Доказательство мой почерк моя подпись Молнируйте подтверж­ дение установите секретное наблюдение Воландом Лиходеев».

За двадцать лет своей деятельности в театрах Варенуха видал вся­ кие виды, но тут он почувствовал, что ум его застилается как бы пе­ леною, и он ничего не сумел произнести, кроме житейской и при­ том совершенно нелепой фразы:

—Этого не может быть!

Римский же поступил не так. Он поднялся, открыл дверь, рявкнул

внее курьерше, сидящей на табуретке:

—Никого, кроме почтальонов, не впускать! — и запер дверь на ключ.

Затем он достал из письменного стола кипу бумаг и начал тща­ тельно сличать жирные, с наклоном влево, буквы в фотограмме

сбуквами в Степиных резолюциях и в его же подписях, снабженных винтовой закорючкой. Варенуха, навалившись на стол, жарко ды­ шал в щеку Римского.

—Это его почерк, — наконец твердо сказал финдиректор, а Варе­ нуха отозвался, как эхо:

—Его.

Вглядевшись в лицо Римского, администратор подивился переме­ не, происшедшей в этом лице. И без того худой финдиректор как будто еще более похудел и даже постарел, а глаза его в роговой опра­ ве утратили свою обычную колючесть, и появилась в них не только тревога, но даже и печаль.

Варенуха проделал все, что полагается человеку в минуты велико­ го изумления. Он и по кабинету пробежался, и дважды вздымал ру­ ки, как распятый, и выпил целый стакан желтоватой воды из графи­ на, и восклицал:

— Не понимаю! Не понимаю! Не по-ни-маю!

Римский же смотрел в окно и напряженно о чем-то думал. Поло­ жение финдиректора было очень затруднительно. Требовалось тут же, не сходя с места, изобрести обыкновенные объяснения явлений необыкновенных.

Прищурившись, финдиректор представил себе Степу в ночной сорочке и без сапог влезающим сегодня около половины двенадца­ того в какой-то невиданный сверхбыстроходный самолет, а затем его же, Степу, и тоже в половине двенадцатого, стоящим в носках на аэродроме в Ялте... Черт знает что такое!

Может быть, не Степа сегодня говорил с ним по телефону из соб­ ственной своей квартиры? Нет, это говорил Степа! Ему ли не знать Степиного голоса! Да если бы сегодня и не Степа говорил, то ведь не далее чем вчера, под вечер, Степа из своего кабинета явился в этот самый кабинет с этим дурацким договором и раздражал финдирек­ тора своим легкомыслием. Как это он мог уехать или улететь, ниче-

го не сказав в театре? Да если бы и улетел вчера вечером, к полудню сегодняшнего дня не долетел бы. Или долетел бы?

—Сколько километров до Ялты? — спросил Римский. Варенуха прекратил свою беготню и заорал:

—Думал! Уже думал! До Севастополя по железной дороге около полутора тысяч километров. Да до Ялты еще накинь восемьдесят ки­ лометров. Ну, по воздуху, конечно, меньше.

Гм... Да... Ни о каких поездах не может быть и разговора. Но что же тогда? Истребитель? Кто и в какой истребитель пустит Степу без сапог? Зачем? Может быть, он снял сапоги, прилетев в Ялту? То же самое: зачем? Да и в сапогах в истребитель его не пустят! Да и истре­ битель тут ни при чем. Ведь писано же, что явился в угрозыск в поло­ вине двенадцатого дня, а разговаривал он по телефону в Москве...

позвольте-ка... тут перед глазами Римского возник циферблат его ча­ сов... Он припоминал, где были стрелки. Ужас! Это было в двадцать минут двенадцатого. Так что же это выходит? Если предположить, что мгновенно после разговора Степа кинулся на аэродром и достиг его через пять, скажем, минут, что, между прочим, тоже немыслимо, то выходит, что самолет, снявшись тут же, в пять минут покрыл бо­ лее тысячи километров? Следовательно, в час он покрывает более двенадцати тысяч километров!! Этого не может быть, а значит, его нет в Ялте.

Что же остается? Гипноз? Никакого такого гипноза, чтобы швыр­ нуть человека за тысячу километров, на свете нет! Стало быть, ему мерещится, что он в Ялте? Ему-то, может быть, и мерещится, а ял­ тинскому угрозыску тоже мерещится?! Ну, нет, извините, этого не бывает!.. Но ведь телеграфируют они оттуда?

Лицо финдиректора было буквально страшно. Ручку двери снару­ жи в это время крутили и дергали, и слышно было, как курьерша за дверями отчаянно кричала:

— Нельзя! Не пущу! Хоть зарежьте! Заседание!

Римский, сколько мог, овладел собою, взял телефонную трубку

исказал в нее:

—Дайте сверхсрочный разговор с Ялтой. «Умно!» — мысленно воскликнул Варенуха.

Но разговор с Ялтой не состоялся. Римский положил трубку и сказал:

—Как назло, линия испортилась.

Видно было, что порча линии его почему-то особенно сильно рас­ строила и даже заставила задуматься. Подумав немного, он опять взялся за трубку одною рукой, а другой стал записывать то, что гово­ рил в трубку:

— Примите сверхмолнию. Варьете. Да. Ялта. Угрозыск. Да. «Сего­ дня около половины двенадцатого Лиходеев говорил мною телефо­ ну Москве, точка. После этого на службу не явился и разыскать его телефонам не можем, точка. Почерк подтверждаю, точка. Меры на­ блюдения указанным артистом принимаю Финдиректор Римский».

«Очень умно!» — подумал Варенуха, но не успел подумать как сле­ дует, как в голове у него пронеслись слова: «Глупо! Не может он быть в Ялте!»

Римский же тем временем сделал следующее: аккуратно сложил все полученные телеграммы и копию со своей в пачку, пачку вложил в конверт, заклеил его, надписал на нем несколько слов и вручил его Варенухе, говоря:

—Сейчас же, Иван Савельевич, лично отвези. Пусть там разби­

рают.

«А вот это действительно умно!» — подумал Варенуха и спрятал конверт в свой портфель. Затем он еще раз на всякий случай навер­ тел на телефоне номер Степиной квартиры, прислушался и радост­ но и таинственно замигал и загримасничал. Римский вытянул шею.

—Артиста Воланда можно попросить? — сладко спросил Варенуха.

—Они заняты, — ответила трубка дребезжащим голосом, — а кто спрашивает?

—Администратор Варьете Варенуха.

—Иван Савельевич? — радостно вскричала трубка. — Страшно рад слышать ваш голос! Как ваше здоровье?

—Мерси, — изумленно ответил Варенуха, — а с кем я говорю?

—Помощник, помощник его и переводчик Коровьев, — трещала трубка, — весь к вашим услугам, милейший Иван Савельевич! Распо­ ряжайтесь мною как вам будет угодно. Итак?

—Простите, что, Степана Богдановича Лиходеева сейчас нету дома?

—Увы, нету! Нету! — кричала трубка. — Уехал.

—А куда?

—За город кататься на машине.

—К... как? Ка... кататься?.. А когда же он вернется?

—А сказал, подышу свежим воздухом и вернусь!

—Так... — растерянно сказал Варенуха, — мерси. Будьте добры пе­ редать мосье Воланду, что выступление его сегодня в третьем отде­ лении.

—Слушаю. Как же. Непременно. Срочно. Всеобязательно. Пере­ дам, — отрывисто стукала трубка.

—Всего доброго, — удивляясь, сказал Варенуха.

—Прошу принять, — говорила трубка, — мои наилучшие, наиго­ рячейшие приветы и пожелания! Успехов! Удач! Полного счастья! Всего!

—Ну, конечно! Я же говорил! — возбужденно кричал администра­ тор. — Никакая не Ялта, а он уехал за город!

—Ну, если это так, — бледнея от злобы, заговорил финдиректор, — то уж это действительно свинство, которому нет названия!

Тут администратор подпрыгнул и закричал так, что Римский вздрогнул:

—Вспомнил! Вспомнил! В Пушкине открылась чебуречная «Ял­ та»! Все понятно! Поехал туда, напился и теперь оттуда телеграфи­ рует!

—Ну, уж это чересчур, — дергаясь щекой, ответил Римский,

ив глазах его горела настоящая тяжелая злоба, — ну что ж, дорого ему эта прогулка обойдется!.. — Он вдруг споткнулся и нерешитель­ но добавил: — Но как же, ведь угрозыск...

—Это вздор! Его собственные шуточки, — перебил экспансивный администратор и спросил: — А пакет-то везти?

—Обязательно, — ответил Римский.

И опять открылась дверь, и вошла та самая... «Она!» — почему-то

стоской подумал Римский. И оба встали навстречу почтальонше. На этот раз в телеграмме были слова:

«Спасибо подтверждение срочно пятьсот угрозыск мне завтра

вылетаю Москву Лиходеев».

— Он с ума сошел... — слабо сказал Варенуха.

Римский же позвенел ключом, вынул из ящика несгораемой кас­ сы деньги, отсчитал пятьсот рублей, позвонил, вручил курьеру день­ ги и послал его на телеграф.

—Помилуй, Григорий Данилович, — не веря своим глазам, прого­ ворил Варенуха, — по-моему, ты зря деньги посылаешь.

—Они придут обратно, — отозвался Римский тихо, — а вот он сильно ответит за этот пикничок. — И добавил, указывая на порт­ фель Варенухи: — Поезжай, Иван Савельевич, не медли.

ИВаренуха с портфелем выбежал из кабинета. Он спустился

внижний этаж, увидел длиннейшую очередь возле кассы, узнал от кассирши, что та через час ждет аншлага, потому что публика прямо валом пошла, лишь только увидела дополнительную афишу, велел кассирше загнуть и не продавать тридцать лучших мест в ложах и в партере, выскочив из кассы, тут же на ходу отбился от назойли­ вых контрамарочников и нырнул в свой кабинетик, чтобы захватить кепку. В эту минуту затрещал телефон.

—Да! — крикнул Варенуха.

—Иван Савельевич? — осведомилась трубка препротивным гнуса­ вым голосом.

—Его нету в театре! — крикнул было Варенуха, но трубка тотчас его перебила:

—Не валяйте дурака, Иван Савельевич, а слушайте. Телеграммы эти никуда не носите и никому не показывайте.

—Кто это говорит? — взревел Варенуха. — Прекратите, гражда­ нин, эти штуки! Вас сейчас же обнаружат! Ваш номер?

—Варенуха, — отозвался все тот же гадкий голос, — ты русский язык понимаешь? Не носи никуда телеграммы.

—А, так вы не унимаетесь? — закричал администратор в ярости. — Ну смотрите же! Поплатитесь вы за это! — Он еще прокричал какуюто угрозу, но замолчал, потому что почувствовал, что в трубке его ни­ кто уже не слушает.

Тут в кабинетике как-то быстро стало темнеть. Варенуха выбежал, за­ хлопнул за собою дверь и через боковой ход устремился в летний сад.

Администратор был возбужден и полон энергии. После наглого звонка он не сомневался в том, что хулиганская шайка проделывает скверные шуточки и что эти шуточки связаны с исчезновением Лиходеева. Желание изобличить злодеев душило администратора, и, как это ни странно, в нем зародилось предвкушение чего-то прият­ ного. Так бывает, когда человек стремится стать центром внимания, принести куда-нибудь сенсационное сообщение.

В саду ветер дунул в лицо администратору и засыпал ему глаза пес­ ком, как бы преграждая путь, как бы предостерегая. Хлопнула во вто­ ром этаже рама так, что чуть не вылетели стекла, в вершинах кленов и лип тревожно прошумело. Потемнело и посвежело. Администра­ тор протер глаза и увидел, что над Москвой низко ползет желтобрю­ хая грозовая туча. Вдали густо заворчало.

Как ни торопился Варенуха, неодолимое желание потянуло его забежать на секунду в летнюю уборную, чтобы на ходу проверить, одел ли монтер в сетку лампу.

Пробежав мимо тира, Варенуха попал в густую заросль сирени, в которой стояло голубоватое здание уборной. Монтер оказался ак­ куратным человеком, лампа под крышей в мужском отделении была уже обтянута металлической сеткой, но огорчило администратора то, что даже в предгрозовом потемнении можно было разобрать, что стены уже исписаны углем и карандашом.

—Ну что же это за!.. — начал было администратор и вдруг услы­ шал за собою голос, мурлыкнувший:

—Это вы, Иван Савельевич?

Варенуха вздрогнул, обернулся и увидел перед собою какого-то небольшого толстяка, как показалось, с кошачьей физиономией.

—Ну я, — неприязненно ответил Варенуха.

—Очень, очень приятно, — пискливым голосом отозвался котообразный толстяк и вдруг, развернувшись, ударил Варенуху по уху так, что кепка слетела с головы администратора и бесследно исчезла

вотверстии сиденья.

От удара толстяка вся уборная осветилась на мгновение тре­ петным светом, и в небе отозвался громовой удар. Потом еще раз сверкнуло, и перед администратором возник второй — малень­ кий, но с атлетическими плечами, рыжий, как огонь, один глаз с бельмом, рот с клыком. Этот второй, будучи, очевидно, лев­ шой, съездил администратора по другому уху. В ответ опять-таки грохнуло в небе, и на деревянную крышу уборной обрушился ли­ вень.

—Что вы, товари... — прошептал ополоумевший администратор, сообразил тут же, что слово «товарищи» никак не подходит к банди­ там, напавшим на человека в общественной уборной, прохрипел: — Гражда... — смекнул, что и этого названия они не заслуживают, и по­ лучил третий страшный удар неизвестно от кого из двух, так что кровь из носу хлынула на толстовку.

—Что у тебя в портфеле, паразит? — пронзительно прокричал по­ хожий на кота. — Телеграммы? А тебя предупредили по телефону, чтобы ты их никуда не носил? Предупреждали, я тебя спрашиваю?

—Предупрежди... дали... дили... — задыхаясь, ответил админист­ ратор.

—А ты все-таки побежал? Дай сюда портфель, гад! — тем самым гнусавым голосом, что был слышен в телефоне, крикнул второй

ивыдрал портфель из трясущихся рук Варенухи.

Иоба подхватили администратора под руки, выволокли его из са­ да и понеслись с ним по Садовой. Гроза бушевала с полной силой, во-

да с грохотом и воем низвергалась в канализационные отверстия, всюду пузырилось, вздувались волны, с крыш хлестало мимо труб, из подворотней бежали пенные потоки. Все живое смылось с Садо­ вой, и спасти Ивана Савельевича было некому. Прыгая в мутных ре­ ках и освещаясь молниями, бандиты в одну секунду доволокли полу­ живого администратора до дома № 302-бис, влетели с ним в подво­ ротню, где к стенке жались две босоногие женщины, свои туфли

ичулки державшие в руках. Затем кинулись в шестой подъезд,

иблизкий к безумию Варенуха был вознесен в пятый этаж и брошен на пол в хорошо знакомой ему полутемной передней квартиры Сте­ пы Лиходеева.

Тут оба разбойника сгинули, а вместо них появилась в передней совершенно нагая девица — рыжая, с горящими фосфорическими глазами.

Варенуха понял, что это-то и есть самое страшное из всего, что приключилось с ним, и, застонав, отпрянул к стене. А девица подо­ шла вплотную к администратору и положила ладони рук ему на плечи. Волосы Варенухи поднялись дыбом, потому что даже сквозь холодную, пропитанную водой ткань толстовки он почувст­ вовал, что ладони эти еще холоднее, что они холодны ледяным хо­ лодом.

—Дай-ка я тебя поцелую, — нежно сказала девица, и у самых его глаз оказались сияющие глаза. Тогда Варенуха лишился чувств и по­ целуя не ощутил.

Глава 11 РАЗДВОЕНИЕ ИВАНА

Бор на противоположном берегу реки, еще час назад освещенный майским солнцем, помутнел, размазался и растворился.

Вода сплошною пеленой валила за окном. В небе то и дело вспы­ хивали нити, небо лопалось, комнату больного заливало трепетным пугающим светом.

Иван тихо плакал, сидя на кровати и глядя на мутную, кипящую в пузырях реку. При каждом ударе грома он жалобно вскрикивал и за­ крывал лицо руками. Исписанные Иваном листки валялись на полу. Их сдуло ветром, влетевшим в комнату перед началом грозы.

Попытки поэта сочинить заявление насчет страшного консуль­ танта не привели ни к чему. Лишь только он получил от толстой фельдшерицы, которую звали Прасковьей Федоровной, огрызок ка­ рандаша и бумагу, он деловито потер руки и торопливо пристроился к столику. Начало он вывел довольно бойко:

«В милицию. Члена Массолита Ивана Николаевича Бездомного. Заявление. Вчера вечером я пришел с покойным М.А.Берлиозом на Патриаршие пруды...»

Исразу поэт запутался, главным образом из-за слова «покойным».

Сместа выходила какая-то безлепица: как это так — пришел с покой­ ным? Не ходят покойники! Действительно, чего доброго, за сумас­ шедшего примут!

Подумав так, Иван Николаевич начал исправлять написанное. Вышло следующее: «...с М.А.Берлиозом, впоследствии покойным...» И это не удовлетворило автора. Пришлось применить третью редак­ цию, а та оказалась еще хуже первых двух: «...Берлиозом, который попал под трамвай...» — а здесь еще прицепился этот никому не изве­ стный композитор-однофамилец, и пришлось вписывать: «...не ком­ позитором...»

Намучившись с этими двумя Берлиозами, Иван все зачеркнул и решил начать сразу с чего-то очень сильного, чтобы немедлен­ но привлечь внимание читающего, и написал, что кот садился в трамвай, а потом вернулся к эпизоду с отрезанной головой. Го­ лова и предсказание консультанта привели его к мысли о Понтии Пилате, и для вящей убедительности Иван решил весь рассказ о прокураторе изложить полностью с того самого момента, как тот в белом плаще с кровавым подбоем вышел в колоннаду Иродо­ ва дворца.

Иван работал усердно, и перечеркивал написанное, и вставлял новые слова, и даже попытался нарисовать Понтия Пилата, а затем кота на задних лапах. Но и рисунки не помогли, и чем дальше — тем путанее и непонятнее становилось заявление поэта.

К тому времени, как появилась издалека пугающая туча с дымящи­ мися краями и накрыла бор и дунул ветер, Иван почувствовал, что обессилел, что с заявлением ему не совладать, не стал поднимать разлетевшихся листков и тихо и горько заплакал.

Добродушная фельдшерица Прасковья Федоровна навестила по­ эта во время грозы, встревожилась, видя, что он плачет, закрыла штору, чтобы молнии не пугали больного, листки подняла с полу и с ними побежала за врачом.

Тот явился, сделал укол в руку Ивана и уверил его, что он больше плакать не будет, что теперь все пройдет, все изменится и все забу­ дется.

Врач оказался прав. Вскоре заречный бор стал прежним. Он вы­ рисовался до последнего дерева под небом, расчистившимся до прежней полной голубизны, а река успокоилась. Тоска начала поки­ дать Ивана тотчас после укола, и теперь поэт лежал спокойно и гля­ дел на радугу, раскинувшуюся по небу.

Так продолжалось до вечера, и он даже не заметил, как радуга рас­ таяла и как загрустило и полиняло небо, как почернел бор.

Напившись горячего молока, Иван опять прилег и сам подивился тому, как изменились его мысли. Как-то смягчился в памяти прокля­ тый бесовский кот, не пугала более отрезанная голова, и, покинув мысль о ней, стал размышлять Иван о том, что, по сути дела, в кли­ нике очень неплохо, что Стравинский умница и знаменитость и что иметь с ним дело чрезвычайно приятно. Вечерний воздух к тому же и сладостен и свеж после грозы.

Дом скорби засыпал. В тихих коридорах потухли матовые белые лампы, и вместо них согласно распорядку зажглись слабые голубые ночники, и все реже за дверями слышались осторожные шажки фельдшериц на резиновых половиках коридора.

Теперь Иван лежал в сладкой истоме и поглядывал то на лампоч­ ку под абажуром, льющую с потолка смягченный свет, то на луну, вы­ ходящую из-за черного бора, и беседовал сам с собою.

—Почему, собственно, я так взволновался из-за того, что Берли­ оз попал под трамвай? — рассуждал поэт. — В конечном счете, ну его

вболото! Кто я, в самом деле, кум ему или сват? Если как следует про­ вентилировать этот вопрос, то выходит, что я, в сущности, даже и не знал-то по-настоящему покойника. Действительно, что мне о нем бы­ ло известно? Да ничего, кроме того, что он был лыс и красноречив до ужаса. И далее, граждане, — продолжал свою речь Иван, обращаясь к кому-то, — разберемся вот в чем: чего это я, объясните, взбесился на этого загадочного консультанта, мага и профессора с пустым и чер­ ным глазом? К чему вся нелепая погоня за ним в подштанниках и со свечечкой в руках, а затем и дикая петрушка в ресторане?

—Но-но-но, — вдруг сурово сказал где-то, не то внутри, не то над ухом, прежний Иван Ивану новому, — про то, что голову Берлиозу-то отрежет, ведь он все-таки знал заранее? Как же не взволноваться?

—О чем, товарищи, разговор! — возражал новый Иван ветхому, прежнему Ивану. — Что здесь дело нечисто, это понятно даже ребен­ ку. Он личность незаурядная и таинственная на все сто. Но ведь

вэтом-то самое интересное и есть! Человек лично был знаком с Понтием Пилатом, чего же вам еще интереснее надобно? И вместо того, чтобы поднимать глупейшую бузу на Патриарших, не умнее ли было бы вежливо расспросить о том, что было далее с Пилатом и этим арестованным Га-Ноцри? А я черт знает чем занялся! Важное, в са­ мом деле, происшествие — редактора журнала задавило! Да что от этого, журнал, что ли, закроется? Ну, что ж поделаешь? Человек смертен, и, как справедливо сказано было, внезапно смертен. Ну, царство небесное ему! Ну, будет другой редактор, и даже, может быть, еще красноречивее прежнего.

Подремав немного, Иван новый ехидно спросил у старого Ивана:

—Так кто же я такой выхожу в этом случае?

—Дурак! — отчетливо сказал где-то бас, не принадлежащий ни од­ ному из Иванов и чрезвычайно похожий на бас консультанта.

Иван, почему-то не обидевшись на слово «дурак», но даже прият­ но изумившись ему, усмехнулся и в полусне затих. Сон крался к Ива­ ну, и уже померещилась ему и пальма на слоновой ноге, и кот прошел мимо — не страшный, а веселый, и, словом, вот-вот накроет сон Ива­ на, как вдруг решетка беззвучно поехала в сторону, и на балконе воз­ никла таинственная фигура, прячущаяся от лунного света, и погро­ зила Ивану пальцем.

Иван без всякого испуга приподнялся на кровати и увидел, что на балконе находится мужчина. И этот мужчина, прижимая палец к гу­ бам, прошептал:

— Тссс!

Глава 12 ЧЕРНАЯ МАГИЯ И ЕЕ РАЗОБЛАЧЕНИЕ

Маленький человек в дырявом желтом котелке и с грушевидным ма­ линовым носом, в клетчатых брюках и лакированных ботинках вы­ ехал на сцену Варьете на обыкновенном двухколесном велосипеде. Под звуки фокстрота он сделал круг, а затем испустил победный вопль, от чего велосипед поднялся на дыбы. Проехавшись на одном заднем колесе, человечек перевернулся вверх ногами, ухитрился на ходу отвинтить переднее колесо и пустить его за кулисы, а затем продолжал путь на одном колесе, вертя педали руками.

На высокой металлической мачте с седлом наверху и с одним колесом выехала полная блондинка в трико и юбочке, усеянной серебряными звездами, и стала ездить по кругу. Встречаясь с ней, человечек издавал приветственные крики и ногой снимал с голо­ вы котелок.

Наконец прикатил малютка лет восьми со старческим лицом и за­ шнырял между взрослыми на крошечной двухколеске, к которой был приделан громадный автомобильный гудок.

Сделав несколько петель, вся компания под тревожную дробь ба­ рабана из оркестра подкатилась к самому краю сцены, и зрители первых рядов ахнули и откинулись, потому что публике показалось, что вся тройка со своими машинами грохнется в оркестр.

Но велосипеды остановились как раз в тот момент, когда перед­ ние колеса уже грозили соскользнуть в бездну — на головы музыкан­ там. Велосипедисты с громким криком «Ап!» соскочили с машин и раскланялись, причем блондинка посылала публике воздушные по­ целуи, а малютка протрубил смешной сигнал на своем гудке.

Рукоплескания потрясли здание, голубой занавес пошел с двух сторон и закрыл велосипедистов, зеленые огни с надписью «Вы­ ход» у дверей погасли, и в паутине трапеций под куполом, как солн­ це, зажглись белые шары. Наступил антракт перед последним отде­ лением.

Единственным человеком, которого ни в коей мере не интересо­ вали чудеса велосипедной техники семьи Джулли, был Григорий Да­ нилович Римский. В полном одиночестве он сидел в своем кабинете, кусая тонкие губы, и по лицу его то и дело проходила судорога. К не­ обыкновенному исчезновению Лиходеева присоединилось совер­ шенно непредвиденное исчезновение администратора Варенухи.

Римскому было известно, куда он ушел, но он ушел и... не пришел обратно! Римский пожимал плечами и шептал сам себе:

— Но за что?!

И, странное дело: такому деловому человеку, как финдиректор, проще всего, конечно, было позвонить туда, куда отправился Варенуха, и узнать, что с тем стряслось, а между тем он до десяти часов ве­ чера не мог принудить себя сделать это.

В десять же, совершив над собою форменное насилие, Римский снял трубку с аппарата и тут убедится в том, что телефон его мертв.

Курьер доложил, что и остальные аппараты в здании испортились. Это, конечно, неприятное, но не сверхъестественное событие поче­ му-то окончательно потрясло финдиректора, но в то же время и об­ радовало: отвалилась необходимость звонить.

Вто время как над головой финдиректора вспыхнула и замигала красная лампочка, возвещавшая начало антракта, вошел курьер и со­ общил, что приехал иностранный артист. Финдиректора почему-то передернуло, и, став уж совсем мрачнее тучи, он отправился за кули­ сы, чтобы принимать гастролера, так как более принимать было не­ кому.

Вбольшую уборную из коридора, где уже трещали сигнальные звонки, под разными предлогами заглядывали любопытные. Тут бы­ ли фокусники в ярких халатах и в чалмах, конькобежец в белой вяза­ ной куртке, бледный от пудры рассказчик и гример.

Прибывшая знаменитость поразила всех своим невиданным по длине фраком дивного покроя и тем, что явилась в черной полумас­ ке. Но удивительнее всего были двое спутников черного мага: длин­ ный клетчатый в треснувшем пенсне и черный жирный кот, кото­ рый, войдя в уборную на задних лапах, совершенно непринужденно сел на диван, щурясь на оголенные гримировальные лампионы.

Римский постарался изобразить на лице улыбку, от чего оно сде­ лалось кислым и злым, и раскланялся с безмолвным магом, сидящим рядом с котом на диване. Рукопожатия не было. Зато развязный клетчатый сам отрекомендовался финдиректору, назвав себя «их­ ний помощник». Это обстоятельство удивило финдиректора, и опять-таки неприятно: в контракте решительно ничего не упоми­ налось ни о каком помощнике.

Весьма принужденно и сухо Григорий Данилович осведомился

усвалившегося ему на голову клетчатого о том, где аппаратура ар­ тиста.

—Алмаз вы наш небесный, драгоценнейший господин дирек­ тор, — дребезжащим голосом ответил помощник мага, — наша аппа­ ратура всегда при нас. Вот она! Эйн, цвей, дрей! — И, повертев перед глазами Римского узловатыми пальцами, внезапно вытащил из-за уха

укота собственные Римского золотые часы с цепочкой, которые до этого были у финдиректора в жилетном кармане под застегнутым пиджаком и с продетой в петлю цепочкой.

Римский невольно ухватился за живот, присутствующие ахнули,

агример, заглядывающий в дверь, одобрительно крякнул.

—Ваши часики? Прошу получить, — развязно улыбаясь, сказал клетчатый и на грязной ладони подал растерянному Римскому его собственность.

—С таким в трамвай не садись, — тихо и весело шепнул рассказ­ чик гримеру.

Но кот отмочил штуку почище номера с чужими часами. Неожи­ данно поднявшись с дивана, он на задних лапах подошел к подзеркаль­ ному столику, передней лапой вытащил пробку из графина, налил во­ ды в стакан, выпил ее, водрузил пробку на место и гримировальной тряпкой вытер усы.