Крестьянское хозяйство и проблемы аграрного сектора в работах

А.В. Чаянова

Биография Биографы называют А. В. Чаянова одним из последних энцикло­педистов. Действительно, наряду со специальными экономическими ра­ботами, библиографический список которых насчитывает более 200 на­именований, его перу принадлежат несколько книг по истории Москвы и ее окрестностей, искусствоведческие исследования, пять повестей в стиле социальной утопии и фантастики, сборник стихов и, наконец, детективный сценарий, по которому в 1928 г. был поставлен фильм «Альбидум». А. В. Чаянов родился 17 (29) января 1888 г. в Москве. Его отец-крестьянин по происхождению — мальчиком пошел работать на ткац­кую фабрику, со временем став компаньоном хозяина, открыл собствен­ное дело. Мать А. В. Чаянова происходила из культурной образован­ной семьи, была в числе первых выпускниц Петровской земледельче­ской и лесной академии. Видимо, под влиянием матери А. В. Чаянов поступил (1906) в Московский сельскохозяйственный институт (так называлась тогда Петровская академия). Среди учителей Чаянова выделялись крупней­шие специалисты-аграрники, профессора Н. Н. Худяков, А. Ф. Форту­натов, Д. Н. Прянишников. С Петровской академией связана вся жизнь А. В. Чаянова. Здесь он прошел долгий, многотрудный путь от студента до ведущего профессора, ученого с мировым именем. Уже в дореволюционный период А. В. Чаянов совершил ряд ознакомительных поездок в страны Западной Европы, что значительно расширило его кругозор. В 1910 г. он был оставлен для подготовки к преподавательской работе при кафедре сельскохозяйственной эконо­мии. С этого времени регулярно выходят его научные труды по теории крестьянского хозяйства и кооперации. С кооперативным движением связана и общественно-политическая деятельность Чаянова, с 1915 г. он непременный участник высших органов российской кооперации, именно кооперативное движение выдвигает его осенью 1917 г. на пост товарища (заместителя) министра земледелия в последнем составе Временного правительства. А. В. Чаянов никогда не состоял в какой-либо политической пар­тии. В революционный период он и его единомышленники пытались превратить кооперативные организации в самостоятельную силу (не только экономическую, но и социально- политическую). Первые годы после Октябрьской революции сотрудничество с правительством большевиков давалось Чаянову не без проблем — он не мог принять проводившегося тогда курса на огосударствление коопера­ции. Тем не менее уже с 1919 г. Чаянов весьма активно работает в Народном комиссариате земледелия, готовит план восстановления сельского хозяйства, возглавляет научный семинарий по сельскохо­зяйственной экономии и политике. В 1922 г. на базе семинария орга­низуется крупный научно-исследовательский институт, руководство ко­торым поручается А. В. Чаянову. В 1922—1923 гг. Чаянов совершает полуторагодичную зарубежную командировку, посещает США, Германию, лично знакомится с ведущи­ми зарубежными учеными-аграрниками. По возвращении из команди­ровки продолжает работу в Наркомземе, много сил отдает преподава­тельской работе, руководит институтом сельскохозяйственной эконо­мии. Период 1923—1927 гг. — наиболее плодотворный в жизни учено­го, именно тогда вышли его основные обобщающие труды «Организа­ция крестьянского хозяйства» (1925), «Краткий курс кооперации» (1925), «Основные идеи и формы организации сельскохозяйственной кооперации» (1927). После дискуссии о дифференциации крестьянства (1927) и в связи с начавшейся политикой свертывания нэпа на Чаянова обрушиваются первые несправедливые гонения. Он обвиняется в стремлении увеко­вечить неэффективное мелкое крестьянское хозяйство, позднее его на­зовут «неонародником» и идеологом кулачества. В 1928 г. ученый был вынужден покинуть пост директора института сельскохозяйственной экономии. 1 июля 1930 г. А. В. Чаянов арестовывается по делу о вымышлен­ной «Трудовой крестьянской партии». В тюрьме он продолжает рабо­тать, создает рукопись «Внутрихозяйственный транспорт. Материалы к пятилетке 1933—1937 гг.», пишет монографию по истории западноев­ропейской гравюры. После четырех лет тюремного заключения Чая­нова отправляют в ссылку в Алма-Ату, где он несколько лет работал в республиканском комиссариате земледелия, преподавал в сельскохо­зяйственном институте. В марте 1937 г. А. В. Чаянов был вновь арес­тован. 3 октября приговорен к расстрелу и в тот же день расстрелян. Имеются свидетельства, что и в ссылке он продолжал работать над рукописью исторического романа «Юрий Суздальский», судьба которой до сих пор неизвестна. В методологическом отношении концепция А. В. Чаянова вобра­ла как отечественные, так и зарубежные источники. Сам Чаянов чис­лил среди своих предшественников автора «Домостроя» Сильвестра, первых российских агрономов-экономистов А Болотова, Д. Шелехова некоторые идеи о мелком крестьянском хозяйстве позаимствованы им у аграрников России начала XX в. В. Косинского, А. Фортунатова наконец, кооперативные теории Чаянова близки концепциям А. Чупрова, М. Туган-Барановского, С. Прокоповича. Зарубежными предшественниками Чаянова принято считать не­мецких экономистов Т. Гольца, Ф. Эребо, швейцарского аграрника Э Лаура. Их теории, в которых сформулированы принципы эффектив­ного хозяйствования на крупных капиталистических фермах, Чаянов творчески переработал для условий семейно-трудовых хозяйств в Рос­сии. Большое влияние на взгляды Чаянова оказали также работы не­мецких экономистов И. Тюнена, А. Вебера по рациональному разме­щению производительных сил в масштабе региона, народного хозяй­ства в целом. Всю совокупность теоретических воззрений А В. Чаянова можно условно разделить на три основные части: концепцию трудового хо­зяйства отдельной крестьянской семьи, теорию крестьянской коопера­ции, теорию организации аграрного сектора в целом.  Концепция семейно-трудового крестьянского хозяйства Главным предметом теоретических исследований А. В. Чаянова является семейно-трудовое крестьянское хозяйство в его взаимоотно­шениях" с окружающей экономической средой. Такое хозяйство нацеле­но в первую очередь на удовлетворение потребностей самих членов семьи. Чаянов рассматривает его как главным образом натуральное хозяйство, втягивающееся в процесс рыночного обмена с целью прода­жи излишков и лучшего удовлетворения собственных нужд. В отличие, скажем, от работ русских марксистов, Чаянов в своих дореволюцион­ных исследованиях интересовался не процессом образования россий­ского рынка и капитализма в их влиянии на хозяйство крестьянина, а самим этим хозяйством во взаимодействии его натурально-потреби­тельских и (в меньшей степени) товарно-рыночных черт. Методология Чаянова отличалась в этом пункте известной статич­ностью, так как его внимание привлекало не столько развитие соци­альных отношений русской деревни (социальная дифференциация кре­стьянства, выделение в нем различных слоев, влияние капиталистичес­ких банков и промышленности на положение крестьян), сколько со­стояние семейного хозяйства на данный момент времени. Подобная методология изначально исходила из того, что факторы социальной и хозяйственной устойчивости семейного трудового хозяйства логически и практически преобладают над факторами его дифференциации А. В. Чаянов признавал, что подобный подход применим лишь при слабом проникновении капитализма в сельское хозяйство. Он не скрывал ограниченности предложенного им метода в условиях Запад­ной Европы, однако полагал, что этот метод имеет не только россий­ское, но и определенное интернациональное значение, так как может оказаться полезным при изучении аграрного строя в странах Востока (Китай, Индия) и вообще в странах со слабым развитием рыночных отношений. Определяя предмет своего исследования, А В Чаянов в главном труде «Организация крестьянского хозяйства» (1925) писал: «Мы стремимся понять, что собою представляет крестьянское хозяйство с организационной точки зрения, какова морфология того производствен­ного аппарата, который называется трудовым крестьянским хозяйст­вом... Нас интересует не система крестьянского хозяйства и формы ор­ганизации в их историческом развитии, а сама механика организации оного процесса»  Такой анализ, безусловно, имел право на существование, ибо ста­тика есть необходимый, хотя и частный момент динамики. Более того, в специфических условиях Советской России 1920-х гг. анализ Чаяно­ва приобретал повышенную актуальность: после Октябрьской револю­ции происходил процесс «осереднячивания» деревни — при заметном сокращении крайних социальных прослоек соответственно увеличива­лась доля середняцких хозяйств. Хозяйство же середняка (среднего крестьянина) в общем и целом попадало под предложенное Чаяновым определение трудового крестьянского хозяйства. Итак, первая стадия анализа А. В. Чаянова касается организа­ции хозяйства отдельной крестьянской семьи. В качестве основопола­гающих выступают здесь понятия организационного плана и трудопотребительского баланса крестьянского хозяйства, сформулированные еще в дореволюционных работах Чаянова. Организационный план, или субъективное отображение крестьянином системы целей и средств хо­зяйственной деятельности, включал в себя выбор направления хозяйст­ва, сочетания его различных отраслей, увязку трудовых ресурсов и ос­новных объемов работ, разделение продукции, потребляемой в собст­венном хозяйстве, и продукции, направляемой на рынок, баланс денеж­ных поступлений и расходов. В свою очередь концепция трудопотребительского баланса исходила из того, что крестьянин, используя в сво­ем хозяйстве собственный труд и труд членов своей семьи, стремится не к максимуму чистой прибыли, а к росту общего, валового дохода, равновесию производственных и природных факторов, соответствию производства и потребления, равномерному распределению труда и до­хода в течение всего года. Поскольку конечной целью трудового кре­стьянского хозяйства остается потребление, а не накопление денеж­ных средств, рыночные критерии здесь не всегда применимы. Так, ка­тегория заработной платы в некапиталистическом хозяйстве крестьяни­на превращается в его чистый доход, пополняющий личный бюджет семьи. Точно так же модифицируется земельная рента — в семейном крестьянском хозяйстве она теряет нетрудовой характер, принимает вид избыточного дохода, получаемого крестьянской семьей из-за выгод местоположения по отношению к рынку сбыта, повышенного плодоро­дия земли, других факторов. Концепция организационного плана и трудопотребительского ба­ланса Чаянова позволила ему объяснить ряд парадоксов в развитии крестьянского хозяйства дореволюционной России. Так, эмпирические материалы, собранные при анализе крестьянского льноводства и кар­тофелеводства, показывали, что эти трудоемкие культуры давали очень малую чистую прибыль, а потому почти никогда не получали большо­го распространения в хозяйствах предпринимательского типа. Напро­тив, малоземельные крестьяне разводили их весьма широко, так как, теряя в размере чистой прибыли, получали возможность расширить объем применяемого в собственном хозяйстве труда и сократить се­зонную безработицу. Неприменимостью предпринимательских, рыночных критериев А. В. Чаянов объяснил и низкий уровень распространения в крестьян­ских хозяйствах высокопроизводительных молотилок. В данном случае труд крестьян, вытесняемый машиной, в условиях зимнего времени не мог найти себе никакого применения. Введение усовершенствованной машины не только не увеличивало общей суммы доходов крестьян, но уменьшало ее на величину ежегодной амортизации машины. Кроме того, как отмечал Чаянов, крестьяне в годы неурожаев, что­бы добиться хотя бы некоторой стабильности потребительских дохо­дов, не снижали, а, наоборот, резко повышали предложение труда, благодаря чему зарплата в аграрном секторе России оказывалась об­ратно пропорциональной ценам на хлеб. В случае же улучшения ры­ночной конъюнктуры крестьянское хозяйство не увеличивало, а сокра­щало годовой фонд рабочего времени, чтобы облегчить условия труда и жизни. К числу парадоксальных ситуаций, объясненных Чаяновым, относились также уплата крестьянами очень высоких «голодных аренд» (с целью загрузить во что бы то ни стало свободные рабочие руки); регулярная практика отхожих промыслов (они ослабляли собственное земледельческое хозяйство, но давали крестьянам возможность более равномерно распределить трудовые ресурсы по временам года). Таким образом, именно семейно-трудовая теория Чаянова сумела раскрыть смысл целого ряда экономических фактов, которые до нее не находи­ли теоретического объяснения. Исходя из собственного понимания специфики крестьянских хо­зяйств, А. В. Чаянов внес существенный вклад в интерпретацию про­цессов их дифференциации. Здесь им активно применялось понятие де­мографических факторов дифференциации, суть которых такова: в не­давно образовавшейся молодой семье (муж, жена, малолетние дети) соотношение едоков (е) и работников (р) крайне неблагоприятно (ко­эффициент е/р весьма велик). Это критический момент в развитии кре­стьянского хозяйства: продуктивность его относительно невелика, по­требление на одного члена семьи и подушевая доходность крайне низ­кие. Проходит время, дети начинают подрастать, все большее их число становится сначала полуработниками, затем полноценными работника­ми, коэффициент е/р последовательно снижается и, наконец, достигает единицы. Это самый благоприятный в экономическом отношении пери­од в жизни крестьянской семьи — без всякого применения наемного труда резко возрастают объем посевов, подушевые объемы продукции, потребления и доходов. Максимальной является и экономия труда, де­нежных средств на бытовые нужды (жилье, отопление, приготовление пищи и т. д.). Но время идет, и у второго поколения начинают рож­даться дети, постепенно начинается распад «большой семьи» на ряд малочисленных молодых семейств, с одним из которых живут нетрудоспособные родители. Соотношение едоков и работников вновь резко изменяется (коэффициент е/р растет), соответственно падают подуш­ный посев, среднедушевое потребление и доход. Демографические факторы обусловливают тот факт, что динами­ка трудового потенциала крестьянской семьи, подчиняясь процессу ее роста и распада, носит волнообразный характер. Таким образом, суще­ственная часть имущественной дифференциации крестьянских хозяйств не носит социального характера. Это положение А. В. Чаянова, сформулированное им еще в дореволюционный период, активно использо­валось в 1920-е гг. в критике вульгарно-социологической, прямолиней­ной трактовки процессов дифференциации в деревне, которой придер­живались многие аграрники марксистского направления. А. В. Чаянов не отрицал и социально-экономической дифференциации российского крестьянства. Более того, с 1927 г. он рассматри­вал демографическую дифференциацию лишь как общий фон диффе­ренциации социальной. Однако ученый доказывал, что в послереволю­ционное время последний вид дифференциации приобрел новые специ­фические черты: исчезли хозяйства помещиков, крупных предпринима­телей-капиталистов, расслоение крестьянства происходило главным об­разом как отщепление от семейно-трудовых хозяйств новых самостоя­тельных типов предприятий: фермерских, кредитно-ростовщических, промысловых и вспомогательных. А. В. Чаянов обращал внимание, что группировки, рассчитанные на базе коэффициентов «пролетаристичности» и «капиталистичности» хозяйства (предложены Л. Н. Крицманом, В. С. Немчиновым и други­ми на основе учета найма рабочей силы, а также найма и сдачи зем­ли, рабочего скота и инвентаря), ставят в один ряд не только ферме­ра-предпринимателя или ростовщика, но и, скажем, владельца быка-производителя. Ученый подчеркивал также принципиальные различия между наймом рабочей силы с целью ее эксплуатации и наемной ра­ботой по договору в крестьянских хозяйствах, лишившихся кормильцев или испытывавших острый недостаток рабочих рук при проведении се­зонных работ. В целом А. В. Чаянов выступал против имевших место в марксистской литературе 1920-х гг. преувеличенных представлений о степени капиталистического расслоения российской деревни, которые, как известно, сыграли негативную роль при обосновании последующей кампании массового «раскулачивания». А. В. Чаянов полагал, что распространенная в советской эконо­мической литературе трехчленная схема «кулак—середняк—бедняк» чрезмерно упрощала и даже огрубляла действительность, ибо сводила в одну (кулацкую) группу как последовательно капиталистические, так и крепкие крестьянские хозяйства, использующие наемный труд в качестве дополнения к труду членов самой крестьянской семьи. Этой схеме он противопоставлял собственную, более дробную классифика­цию, включающую шесть типов хозяйств:

1. капиталистические; 

2. полу трудовые; 

3. зажиточные семейно-трудовые хозяйства; 

4. бедняцкие семейно-трудовые; 

5. полупролетарские; 

6. пролетарские. 

В работе «Основные идеи и формы организации сельскохозяйственной коопера­ции» (1927) Чаянов выдвинул оригинальный план разрешения соци­альных противоречий в деревне через кооперативную коллективизацию различных типов хозяйств (со второго по пятый) с последующим ограничением и экономическим вытеснением эксплуататорских отношений и привлечением сельских пролетариев к семейно-трудовому хозяйство­ванию посредством кооперативного кредита. Теория крестьянской кооперации Подчеркивая преимущества хозяйства семейно-трудового типа, обусловившие их устойчивость (использование привязанности кресть­янина к земле, точный учет почвенно-климатических, погодных усло­вий, детальное знание особенностей сельскохозяйственного труда и т. п.), А. В. Чаянов не считал возможным идеализировать мелкое кре­стьянское хозяйство. Уже отмечалось, что он отчетливо видел те пре­пятствия, которые ставит семейно-трудовая, ячейка на пути научно-технического прогресса (пример с внедрением молотилок). Кроме того, сама цель крестьянского хозяйства — обеспечить потребление относи­тельно небольшой по размерам семьи — несла в себе весьма заметные пределы для расширения товарности и общего подъема производства. Отрицательную роль в этом плане играла также резко выраженная сезонность сельскохозяйственных работ. Путь к кардинальному повышению эффективности аграрного сек­тора Чаянов усматривал в массовом распространении кооперации, при которой от семейно-трудового хозяйства постепенно отпочковывались бы и переходили в ведение крупных кооперативных товариществ опе­рации по переработке, хранению, сбыту крестьянской продукции, за­купке и обслуживанию техники, заготовке минеральных удобрений, семян, племенная, селекционная работа, кредитное дело, словом, все те операции, где крупное хозяйство имеет явный перевес над мелким. По мнению ученого, это помогло бы сочетать преимущества самостоя­тельного хозяйства отдельной семьи с теми плюсами, которые несет с собой обобществленное производство и обмен. Первые работы А. Чаянова по теории кооперации появились еще в дореволюционный период (статьи по истории и практике кооператив­ного движения в Италии, Бельгии, Франции; подготовка общего лек­ционного курса по истории и теории кооперации). В послереволюцион­ный период создание кооперативной теории Чаянова окончательно за­вершилось. Ученый подходил к кооперации с двух сторон — как к организа­ционной форме хозяйства и как к общественному движению. Ценность кооперации как движения заключалась, по Чаянову, в ее антикапита­листическом и антибюрократическом содержании. Вовлекая крестьян в самостоятельную деятельность по закупке товаров, переработке и сбыту продукции, осуществлению других хозяйственных функций, ко­оперативы освобождают их от эксплуатации со стороны перекупщика, ростовщика, купца, прасола. Кооперативы поддерживают и развивают тягу крестьян к формам хозяйственного самоуправления (собраниям, выборам правления и демократическому контролю за его работой и т. п.). Чаянов, как уже отмечалось, протестовал против тенденции к ого­сударствлению кооперативов, впервые отчетливо проявившейся в годы «военного коммунизма». Всячески отстаивая самостоятельность кооперативных организаций, он выступал с позиций «согласования интересов» кооперации и государства — через генеральный договор госорганов с кооперативными центрами (с указанием твердых цен, тарифов и маршрутов перевозок, но без непосредственного вмешательства из­вне в дела кооперативных товариществ). Согласно Чаянову, антикапиталистическое, антибюрократическое содержание кооперации во многом обусловливает экономический эф­фект ее деятельности — относительно низкие цены на продукцию и дополнительный доход для ее членов. В выгодности, хозяйственной це­лесообразности для крестьян усматривал Чаянов перспективность ко­операции и как хозяйственной формы. В основу чаяновской теории кооперации положены концепции организационного плана и дифференциальных оптимумов размеров предприятий. А. В. Чаянов полагал, что с точки зрения организации к кооперативам должны отойти лишь те виды деятельности, технический оптимум которых превосходит возможности отдельного крестьянского хозяйства. «Отщепление» операций происходит обычно «от рынка к полю»: сначала кооперативная форма распространяется на операции, связывающие хозяйство с рынком (кооперативы по закупкам, сбыту, кредиту), затем на процессы первичной обработки сырья (например, маслодельные, картофелетерочные, овощесушильные товарищества), наконец на производственные биотехнологические процессы (общества по разведению племенного скота, машинные, мелиоративные товарище­ства). Вплоть до конца 1920-х гг. Чаянов исходил из того, что инди­видуальные крестьянские хозяйства способны вести эффективную об­работку почвы и животноводство, остальные виды деятельности подле­жат постепенному и добровольному кооперированию. Следовательно, А. В. Чаянов выступал как сторонник вертикаль­ных форм кооперации. К горизонтальным формам, объединяющим «интегральные земледельческие артели» (колхозы), в том числе на ос­нове производственного кооперирования, он относился прохладно, ука­зывая на слабую приспособляемость таких кооперативов к конъюнкту­ре рынка, опасность произвола со стороны руководителей, недостаточ­ность стимулов к труду. В этой связи несколько слов необходимо сказать о соотношении взглядов Чаянова с «ленинским кооперативным планом», тем более, что спекуляции на эту тему сыграли впоследствии роковую роль в жизни ученого. Как известно, Ленин в статье «О кооперации» (1923) выдвинув общую идею о возможно более плавном и безболезненном продвижении крестьянского хозяйства к социализму через использова­ние выгод кооперации, не уточнил, какие именно виды кооперативов он имел в виду. Скорее всего, предполагалось использовать все фор­мы кооперации, включая производственную. В этом смысле чаяновская концепция вертикальной кооперации отличалась от ленинской. Тем не менее известно, что книги Чаянова имелись в библиотеке Ленина в Кремле. Ленин знакомился с ними при подготовке указанной выше статьи. В свою очередь А. В. Чаянов неоднократно подчеркивал свою солидарность с высказываниями Ленина о социализме как строе «цивилизованных кооператоров». Близость их позиций, конечно же, не следует преувеличивать. Но многие положения Чаянова — о само­стоятельности кооперативов, их связи с рынком, добровольности и по­степенности процессов кооперирования — вполне созвучны выводам Ленина (нэповского периода), а впоследствии Бухарина. Иными идеями в реализации кооперативного плана руководство­вались Сталин и его ближайшее окружение. Для них одной из целей при проведении сплошной коллективизации (начиная с 1929 г.) оказа­лась максимально возможная перекачка средств из аграрного сектора в индустриальный, выколачивание максимальной «дани» с крестьян­ства. Естественно, концепция А. В. Чаянова шла вразрез и с подобной целью, и со средствами ее обеспечения (административное объедине­ние крестьян в колхозах, жестокое подавление всякого сопротивления «сплошной коллективизации», массовая высылка не только кулаков, но и части зажиточных середняков, установление закупочных цен на кол­хозную продукцию на уровне, который был ниже действительной стои­мости в 10—12 раз). Не случайно в речи на конференции аграрников-марксистов 27 декабря 1929 г. Сталин говорил: «Непонятно только, по­чему антинаучные теории «советских» экономистов типа Чаяновых дол­жны иметь свободное хождение в нашей печати...». После этого Чая­нова стали незаслуженно числить идеологом кулачества, «ярым про­тивником» социализма и марксизма. Вопросы организации аграрного сектора Система теоретических взглядов А. В. Чаянова была бы раскры­та неполно без анализа его воззрений на организацию сельскохозяй­ственной отрасли в целом. Уже летом 1917 г. ученый выдвинул подробный план реконструк­ции аграрного сектора: передача земли в собственность трудового кре­стьянства, введение трудовой собственности на землю (без права куп­ли-продажи участков), передача государству помещичьих хозяйств и образцовых имений, введение единого сельхозналога для частичного изъятия дифференциальной ренты. Программа Чаянова была весьма радикальной и предвосхитила многие аграрные нововведения эпохи нэпа. Характерно, что уже в 1917 г. ученый отрицательно отнесся к эсеровскому требованию об уравнительном наделении крестьян землей, полагая, что подобный режим землепользования не соответствует гиб­кой природе семейно-трудового хозяйства и потребует непосильных за­трат при многократных межевых переделах. Намечая планы аграрного переустройства, Чаянов исходил из не­обходимости следовать двойственному критерию — повышение произ­водительности труда и демократизация распределения национального дохода. Позднее им было предложено разграничение двух типов рента­бельности аграрных мероприятий: экономическая рентабельность вы­ражалась в росте доходов отдельного хозяйства, социальная — в реа­лизации интересов всего народного хозяйства. Уже в ранних работах ученый выдвинул положение об «Организованном Общественном Ра­зуме» как едином субъекте аграрной политики, т. е. о подчинении аг­рарного сектора высшим долговременным интересам общества.

В послеоктябрьский период в центре внимания Чаянова находит­ся программа общественной агрономии. Возглавляемый им институт сельскохозяйственной экономии становится, в сущности, теоретическим и методическим центром по разработке рациональных методов ведения сельского хозяйства. Сам Чаянов создает специальные работы по интенсификации аграрной экономики Нечерноземья, русского Севера. Его труды по экономике крупных аграрных регионов, намеченные здесь мероприятия (специализация региона на экономически выгодных куль­турах, рациональное сочетание отраслей при их подчиненности отрас­ли, производящей наиболее рентабельные продукты, правильное землеустройство, использование достижений аграрной науки) не потеря­ли значения и по сию пору. В связи с разработкой проблем орошаемого земледелия в Турке­стане и в Голодной степи Чаянов выдвигает идею активной государст­венной политики по использованию водных ресурсов. Конечная цель такой политики видится ему в достижении наивысших урожаев с еди­ницы орошаемой площади. Опираясь на собственную концепцию вод­ной ренты, ученый предлагает ввести плату за воду и регулировать ее с учетом изменений цен на продукты и средства производства, а так­же капитальных затрат. Крупным достижением Чаянова является выдвинутая им теория дифференциальных оптимумов сельскохозяйственных предприятий. По Чаянову, оптимум имеет место там, где при «прочих равных условиях себестоимость получаемых продуктов будет наименьшая». Согласно Чаянову, в аграрном секторе экономики оптимальные размеры хо­зяйств весьма сильно зависят от природно-климатических, географических условий, биологического характера процессов, других особен­ностей, поэтому учет регионального фактора здесь особенно необходим. Чаянов выдвинул и весьма простую методику определения опти­мальных размеров предприятия. Так, в земледелии все элементы се­бестоимости подразделялись им на три группы: 

1. уменьшающиеся при укрупнении хозяйств (административные расходы, издержки по использованию машин, оборудования, построек); 

2. увеличивающиеся при укрупнении хозяйств (транспортные издержки, потери, связанные с ухудшением надзора за качеством труда); 

3. не зависящие от разме­ра хозяйства (стоимость семян, удобрений, погрузочно-разгрузочные работы и т. д.). 

По Чаянову, задача нахождения оптимума сводится к нахождению точки, в которой сумма всех трех видов издержек на еди­ницу продукции будет минимальной. Вплоть до середины 1920-х гг. концепция дифференциальных оптимумов использовалась Чаяновым в целях обоснования «вертикаль­ной кооперации» (для самостоятельных и относительно небольших крестьянских хозяйств). В 1928—1930 гг. положение резко измени­лось. В указанные годы в центре внимания А. В Чаянова находятся уже вопросы организации крупных и крупнейших сельскохозяйствен­ных предприятий — совхозов. Такой поворот в научных занятиях, ознаменовавший фактически разрыв с прежней концепцией индивиду­ального семейно-трудового хозяйства (как основы аграрного сектора) не является итогом естественной идейной эволюции ученого. Скорее речь шла о вынужденном компромиссе с системой, которую сам он именовал «государственным коллективизмом». Чаянов, видимо, понимал, что при новых политических реалиях индивидуальное крестьянское хозяйство сохраниться более не может. Вместе с тем он органически не мог оправдывать и обосновывать ме­роприятия по административному насаждению колхозов. Совхозная форма представлялась ему более приемлемой, так как ее легче было использовать для внедрения механизации, передовых методов аграр­ной науки. Сообразуясь с выдвинутой ранее идеей о различении соци­альной и экономической рентабельности, Чаянов предложил тройствен­ный критерий оценки деятельности крупных совхозов: по степени вы­полнения ими государственного плана с точки зрения учета интересов региона и, наконец, по уровню прибыльности самого предприятия. В разработанные им организационные планы совхозов ученый вклю­чил новые способы использования техники: тракторные колонны, при­менение системы машин (трактор, комбайн, грузовик), таборное вы­полнение работ, при котором сельскохозяйственная техника, иногда с работниками, остается на ночь в поле и т. д. Характерно, однако, что проблема индивидуальной мотивации труда, занимавшая ранее од­но из центральных мест в творчестве Чаянова, в работах 1928—1930гг. практически не исследовалась. Новая программа Чаянова предусматривала первоочередное соз­дание гигантских (размером в 40—100 тыс. га) централизованно уп­равляемых хозяйств по производству зерна. После простейших с точки зрения организации зерновых совхозов данная форма должна была распространяться в овощеводстве, льноводстве, хлопководстве. Для предприятий каждой отрасли ученым были разработаны дифференцированные технические и организационные нормативы. По Чаянову, всеохватывающая система механизированного земледелия должна бы­ла сформироваться довольно быстро — за 10—15 лет. Внешне, несомненно, конформистская последняя программа Чая­нова продиктована не только естественным чувством самосохранения. Чаянов желал быть полезным Отечеству даже в труднейших условиях «великого перелома». С этим связаны его попытки внедрить научные разработки при организации Дигорского агроиндустриального комби­ната в Северной Осетии, Еланского и Воловского комбинатов в Туль­ской области, зернового совхоза «Гигант» под Ростовом, хлопкового совхоза «Пахта—Арал» в Голодной степи. Некоторые исследователи считают эти разработки прообразом современных агроиндустриальных комбинатов. Таким образом, воззрения А. В. Чаянова претерпели значительную эволюцию. На разных этапах он высказывал различные, порой противоположные взгляды. Но в историю экономической мысли А В. Ча­янов вошел прежде всего как теоретик трудового крестьянского хозяй­ства и сельскохозяйственной кооперации. Именно в учении о верти­кальной крестьянской кооперации, способной сочетать высокую моти­вацию к труду отдельной крестьянской семьи и преимущества добро­вольно создаваемых кооперативов, проявились основные теоретические достижения этого экономиста.

С точки зрения соответствия стандартным моделям, обычно рассматриваемым экономической наукой в качестве примеров, сущность аграрного сектора во многом парадоксальна. С одной стороны, немалая часть продукции данной отрасли предполагает постоянный и высокий устойчивый спрос, с другой стороны, возможности аграрного сектора по самоорганизации не только в уже упомянутой ранее области транспортировки продукции, но и в сфере распределения вообще крайне малы. Данная проблема усугубляется также и тем, что основные функциональные единицы сельскохозяйственной отрасли начала XX столетия - трудовые крестьянские хозяйства - вследствие большого объема выполняемой работы, невысокого уровня образованности, особенностей распределения получаемых доходов, а также плачевного состояния общей инфраструктуры оказываются неспособными самостоятельно выполнять комплекс работ по организации распределения.

Рассматривая состояние сельского хозяйства России, в начале 1917 года Н.Д. Кондратьев отмечает: «...Продовольственные затруднения приняли, хотя и в различной степени, почти мировой характер... Иначе говоря, замечаются начатки всеобщего, мирового оскудения. Соответственно и задача принудительно-государственного регулирования экономической жизни носит широкий, всесторонний характер». Применительно к регулированию аграрного сектора России, переживавшего продовольственный кризис, ученый отмечал необходимость следующих аспектов государственного регулирования:

• Регулирование ценообразования, нарушенного вследствие затруднений для свободной конкуренции, а также на почве падения ценности бумажного рубля;

• Организация государственных заготовок продовольствия;

• Доставка продукта в необходимом количестве в соответствующие местности путем организации плановых перевозок;

• Распределение продукта (карточная система и др.)

Помимо указанных мер прямого регулирования сельского хозяйства, ученые-аграрники предлагали также различные вспомогательные мероприятия, призванные прежде всего систематизировать и упорядочить экономическую деятельность в аграрной сфере. Одним из таких мероприятий является организация общественной агрономии, основные аспекты деятельности которой с научной точки зрения были сформулированы лишь в 1901 году, на первом московском съезде агрономической помощи сельскому хозяйству. Агрономия (в своей участковой форме) в первую очередь была призвана познакомить традиционно консервативное крестьянское хозяйство с новейшими способами производства, привнести в сельскохозяйственную отрасль применение передовых технологий непосредственно на местах и, в перспективе, служить базой для дальнейшей реформы всей отрасли. Цели и задачи агрономической помощи населению были сформулированы следующим образом:

1.  Ввести в народное хозяйство страны усовершенствованные методы техники земледелия и скотоводства;

2.  Изменить организационный план хозяйств в сторону большего соответствия текущим условиям экономической действительности страны;

3.  Организовать местное население в союзы и группы, которые, с одной стороны, путем кооперативного обобщения отдельных сторон производства увеличили бы силу хозяйств, а с другой стороны, взяли бы на себя закрепление и дальнейшее углубление реформы народного хозяйства.

Задачи агрономии в определенной степени были прежде всего не экономическими, а социальными. Характерные особенности данного института описаны А.В. Чаяновым следующим образом: «Общественная агрономия сама хозяйства не ведет, сама своею волею и желанием никаких программ реализовать не может, и ее метод сводится к тому, чтобы путем воздействия на ум и волю хозяйствующих людей пробудить в их среде самодеятельность и направить эту самодеятельность наиболее рационально». Таким образом, агрономы на местах должны обладать немалым аналитическим даром и энтузиазмом для того, чтобы после глубокого анализа местного хозяйства определить те его стороны, изменение которых может дать наиболее скорый и ярко выраженный эффект, и даром убеждения, дабы убедить население в преимуществе нового приема над старым, доказать его большую выгодность, или, как пишет сам А.В. Чаянов, « заменить в головах местного населения старые представления новыми ». Ставится вопрос о необходимости введения участковой агрономии с указанием на ответственность и сложность роли такого специалиста

Математические концепции экономического равновесия (а.Курно, г.Госсен, у.С.Джевонс)

Огромное влияние на становление современной экономической науки оказало широкое применение математических методов исследования.  Работы крупных экономистов-математиков первой половины XIX в. А. Курно, Г. Госсена заложили основы математической концепции общего экономического равновесия, получившей развитие во второй половине XIX в. в трудах У. Джевонса и др.  Экономисты-математики считали, что рыночная экономика, хозяйственный механизм которой построен на базе свободного предпринимательства, способна к достижению равновесного состояния.

Антуан Огюстен Курно (1801-1877). В «Исследовании математических принципов теории богатства» А. Курно впервые определил и изобразил графически функцию спроса и сформулировал закон спроса.  Кривая спроса показывает обратную зависимость между продажами и ценами, а закон спроса гласит: «спрос увеличивается при падении цены» (D = f (P), где D – спрос, а P – цена). Но цена определяется, по Курно, как полезностью товара, так и покупательной способностью.  Рассматривая закономерности ценообразования в различных рыночных режимах, ученый поставил проблему максимизации прибыли. В условиях чистой монополии цена определяется максимумом прибыли монополиста.  Для определения максимального дохода Курно предлагает сопоставлять функцию дохода и функцию издержек. Монополист получает максимальную прибыль, если производит такой объем продукции, при котором предельные издержки равны предельному доходу.  В целом математические доказательства А. Курно подкрепляли доктрину laissez faire и сняли проблему анализа социальных отношений в сфере производства.

А. Курно заложил не только основы теории чистой монополии, но и теории дуополии. Данная конкуренция основана на том, что покупатели назначают цены, а продавцы приспосабливают объем выпускаемой ими продукции к назначенным ценам.  Причем один из дуополистов самостоятельно оценивает функцию спроса на продукцию и устанавливает ее объем, предназначенный к продаже, при допущении, что объем продукции, выпускаемой конкурентом, остается неизменным.  С применением математического анализа он доказывал, что дуополисты в конечном счете приходят к равновесной цене, которая в свою очередь будет ниже, чем цена, устанавливаемая при монопольном режиме, но выше, нежели цена при режиме совершенной конкуренции, а объем продукции на монопольном рынке самый низкий, тогда как самый большой объем — при режиме совершенной конкуренции, а промежуточный — на рынке дуополии. Уильям Стэнли Джевонс (1835-1882 гг). В «Теории политической экономии» (он не был знаком с теорией Г. Госсена) изложил свой вариант теории предельной полезности.  Джевонс определяет объект и предмет экономической науки. Объектом его исследований является экономика отдельной страны, представленная суммой индивидуальных хозяйств.  Предметом – исследование условий получения максимальных потребностей при минимальных затратах, т.е. в центре его исследований потребности индивида. По Джевонсу экономика – это наука, изучающая поведение индивидуумов. Джевонс придает приоритетное значение проблеме полезности, т.е. потребления и спроса.  Он обосновал закон убывающей предельной полезности, вывел закон пропорциональности между полезностями и ценами, согласно которому потребитель товаров в нормальном состоянии может покупать такое количество товаров, чтобы отношение между «последними равными полезностями» было равно отношению их цен. Допустим, 1 литр молока стоит 9 рублей, а 1 килограмм зерна — 1 рубль.  Количество молока и зерна, которое купит индивид, должно быть таким, чтобы соотношение предельных полезностей этих товаров было равно 9, т.е. предельная полезность молока должна быть в 9 раза больше, предельной полезности зерна.  Закон пропорциональности между предельными полезностями и ценами Джевонса записал следующим образом: Предельная полезность А / Предельная полезность В = Цена А / Цена В,  или Предельная полезность А / Цена А = Предельная полезность В / Цена В Отсюда следует, что наилучшее соотношение обмена одного товара на другой достигается тогда, когда оно обратно пропорционально соотношению их предельных полезностей, а полезности соотносятся между собой точно также, как и цены этих товаров. Таким образом, цена товаров у Джевонса (как и у всех маржиналистов) определяется только предельными полезностями, издержки же при этом не учитываются, они лишь косвенно влияют на объемы предложения благ (величины а и b на рис. I), от которых зависит их предельная полезность. Джевонс формулирует эту цепочку зависимостей так: издержки производства определяют предложение —> предложение определяет последнюю степень полезности —> последняя степень полезности определяет ценность. Эта цепочка «растянута» во времени: когда приходит пора определять ценность, предложение уже определено на предыдущем этапе и зафиксировано.  Таким образом, спрос и предложение не определяют ценность одновременно (Джевонс был знаком с кривыми спроса, но предпочел не использовать их в своем анализе, так как переход от кривой полезности к кривой спроса требует важных допущений, которые он считал нереалистичными). Джевонс в теории предложения труда показал, что человеческие усилия обладают положительной ценностью, труд будет предлагаться до тех пор, пока индивидуум ощущает превышение удовлетворенности над неудовлетворенностью.  Тяготы труда с увеличением продолжительности напряжения сначала снижаются, затем растут, в то время как предельная полезность продукта, производимого трудом, монотонно убывает. Данная модель несовершенна, поскольку не учитывает действительные условия производства, реальное положение на рынке труда, но она является исходным пунктом для более поздних выводов о том, что если тягота труда непосредственно и не влияет на объем его предложения, то совершено очевидно воздействие тяжести труда на выбор рода деятельности и на размер заработной платы и, следовательно, на относительные цены.  Объединяя уравнения тяготы и полезности с уравнением обмена, Джевонс пришел к выводу относительно условий равновесия распределения труда и соотношений обмена: предельные полезности обмениваемых продуктов относятся так же, как предельная производительность труда, затраченного на их производство, или их предельные издержки. Джевонсом была предложена концепция индексов цен, показывающую зависимость между циклами солнечных пятен и экономической конъюнктурой. Он разработал оригинальную теорию капитала, в которой он одним из первых сформулировал тезис о том, что использование капитала приносит прибыль, попытался объяснить получения дохода от капитала. 

Математические концепции вульгарной буржуазной политэкономии опирались (за немногими исключениями) на теории субъективной полезности и автономной производительности факторов производства (согласно которой труд, капитал и земля «производят» каждый свою особую долю продукта). Они являлись математическим оформлением этих теорий. Однако если бы речь шла только о математической форме изложения уже существующих теорий, то математические концепции не заслуживали бы отдельного рассмотрения. Самостоятельное значение этих концепций определяется тем специфическим воздействием, которое оказало на теории вульгарной буржуазной политэкономии применение математических методов исследования.

Возникновение математической концепции экономического равновесия обусловлено рядом причин. С одной стороны, превращение капитализма в развитую хозяйственную систему с высокой степенью взаимосвязанности и однородности всех ее частей и элементов, а также развитие математики создали объективные предпосылки математических методов исследования экономических процессов. С другой стороны, вульгарная буржуазная политэко- ~ номия стремилась использовать эти предпосылки для того, чтобы в условиях обостряющихся противоречий капиталистического воспроизводства подкрепить тезис о внутренней гармоничности строя, основанного на частной собственности на средства производства. Самостоятельность математического метода состоит в том, что это не только метод описания, но и метод исследования, причем не только количественного, но и качественного. Например, теоретическое выявление воздействия большого числа разнородных и разнонаправленных факторов на движение нормы прибыли возможно лишь математическими методами; направленность этого движения позволяет понять характер социально-экономического развития, раскрывает его качественное содержание. Математические модели позволяют учитывать и обратные связи (например, воздействие динамики прибыли на ее исходные факторы). Без применения экономико-математических методов и ЭВМ невозможна глубокая плановая оптимизация народного хозяйства в условиях социализма.

Очевидно, что математический анализ должен опираться на разработанную теорию причинных экономических зависимостей. Чем меньше существенных зависимостей принимает во внимание математическое исследование, тем более оно становится условным, формальным. В том случае, когда математическая теория базируется на неверных трактовках причинных зависимостей, она приводит к ошибочным результатам.

Буржуазные экономисты-математики оперировали теми же категориями и законами, что и вульгарная политэкономия в целом, т. е. понятиями, отражающими поверхностное представление о явлениях и связях капиталистической экономики. Это обстоятельство, а также ограниченность математического аппарата предопределили изъяны математического описания и исследования экономических процессов, условность выводов в одних случаях и ложность в других.

Если в анализе социально-экономических корней хозяйственных явлений буржуазные экономисты-математики так же бессильны, как и вся вульгарная буржуазная политэкономия, то в описании, систематизации, исследовании рыночного механизма и его взаимозависимостей их заслуги значительны. Сам факт применения математики в качестве инструмента экономического исследования — даже в ограниченной форме — имеет большое прогрессивное значение. По существу в такой форме достижения высшей математики впервые были применены в сфере общественной науки. Основной вклад авторов рассматриваемых концепций в развитие экономической мысли состоит в том, что в их работах сделана первая попытка описать рынок конкурирующих товаровладельцев как замкнутую систему строгих количественных взаимозависимостей- Тем самым был сделан шаг вперед в понимании того объективного факта, что существует тесная связь количественных (натуральных) и социальных характеристик функционирования хозяйственной системы как целого. Как справедливо отметил известный итальянский экономист-марксист Антонио Пезенти, в работах экономистов-математиков «подтвержден принцип рассмотрения экономической системы в целом и во всеобщей взаимозависимости различных явлений»

В эволюции математической концепции экономического равновесия в XIX в. следует выделить два этапа. Работы Н. Ф. Капара, У. Уэвелля, А. Курно, Г. Госсена (появившиеся соответственно в 1801, 1830, 1838 и 1854 гг.) можно считать предысторией математической концепции общего экономического равновесия, так как в них содержались лишь отдельные элементы, подходы к ней. Данная концепция в развитом виде представлена более поздними трудами Л. Вальраса, У. Джевонса, В. Парето, Ф. Эджуорта и др., появившимися в 1870—1890 гг.

Первым крупным экономистом-математиком был француз Антуан Августин Курно (1801 —1877), основная работа которого — «Исследование математических принципов теории богатства» появилась в 1838 г. Вз^в за исходное анализ.спроса, Курно сформулировал закон: «Спрос увеличивается, когда цена падает» — и представил его уравнением 0 = /7(р), где й — спрос, а р — цена. При данной цене спрос йа отдельный товар зависит от формы функциональной зависимости; последняя в свою очередь определяется полезностью товара и покупательной способностью. Курно исследует ценообразование при различных формах организации рынка, начиная с полной монополии. При последней цена определяется максимумом прибыли монополиста, что выражается формулой

р (Р)/Г (р).

Максимум прибыли определяется максимумом функций р-7 (р) — 1 (О), где І (/)) — издержки производства реализованного количества (й) данного товара. Это количество зависит от спроса. Для ограниченной конкуренции (с двумя, тремя и т. д. поставщиками) Курно получает формулы цены и прибыли ниже монопольной, но выше предельных издержек. Для неограниченной конкуренции

(где каждая из частичных долей продукции (Dk) нечувствительна не только к общей продукции D = F (р)у но также и к производной F' (р)у так что частичная доля продукции Dk может быть урезана от D без поддающегося учету изменения цены данного вида товаров) Курно получает формулу p = lk(Dk), или цена равна предельным издержкам. Такой вывод — результат абсолютизации математической абстракции, не учитывающей реальной структуры производства, где (в условиях домонополистического капитализма) цены определялись условиями средних, преобладавших в данной отрасли предприятий.

В теории Курно аппарат высшей математики был использован для подтверждения тривиальной истины, что, чем больше конкурирующих товаропроизводителей, тем при прочих равных условиях ниже цены и большее количество товаров может быть реализовано. Тем самым доктрина laissez faire получила математическую поддержку.

Уже в концепции Курно четко выражена основная идея математических концепций данного ряда. Она состоит в том, что экономические системы следует рассматривать как замкнутые системы рыночных взаимозависимостей (выражаемых категориями спроса и предложения), находящихся в состоянии равновесия. Цена рассматривается при этом как выражение состояния равновесия между спросом и предложением. Задача исследования сводится к выражению непосредственных условий рыночного равновесия при различном количестве продавцов и покупателей, при различиях в кривых спроса и предложения отдельных товаров, при разном количестве разнородных и частично взаимозаменяемых товаров, при учете деления на товары производственного и потребительского назначения и т. п. Но научный, в том числе и математический, анализ условий равновесия между спросом и предложением предполагает предварительное выяснение внутренней социально-экономической структуры данного способа производства. К. Маркс писал: «Спрос и предложение при дальнейшем анализе предполагают существование различных классов и подразделений классов, которые распределяют между собой совокупный доход общества и потребляют его как доход, которые, следовательно, предъявляют спрос, образуемый этим доходом; между тем, с другой стороны, для понимания спроса и предложения, которые производители как таковые создают друг для друга, необходимо уяснение всего строя капиталистического процесса производства в целом»

В теории Курно математический аппарат используется для упрощенного и условного описания некоторых черт сферы капиталистической конкуренции. В ней получил формальное отражение общеэкономический закон, согласно которому всякая монополия несет с собой тенденцию к ограничению, застою и паразитизму. Однако, насколько условно такое формальное описание, видно уже из того, что вопреки концепции Курно и его последователей, в том числе современного американского теоретика монополистической конкуренции Э. Чемберлина, переход от свободной конкуренции к монополии связан с концентрацией производства и несовместим с предположением о неизменности кривой издержек и спроса. Если, согласно буржуазным теоретикам, при таком переходе должно иметь место повышение издержек и сокращение спроса (по сравнению со свободной конкуренцией), то в исторической действительности имело место обратное. Абстрагировавшись от анализа отношений в сфере производства, Курно не мог (и для этого не было еще исторических предпосылок) уловить качественное различие между монополией и конкуренцией. Справедливость требует отметить, что Курно фактически имел в виду переход от разного рода торговых и казенных монополий, связанных с пережитками феодализма, к капиталистической конкуренции, а для таких условий его посылки приобретали смысл. Это отличает позицию самого Курно от более поздних эпигонов, которые уже в эпоху империализма (как, например, Чемберлин) использовали его концепцию, утверждая, будто монополии — явление сферы товарного обращения, бороться с которым следует посредством торгового законодательства. Такая «критика» монополий по существу являлась завуалированной их апологией.

Произведение немецкого экономиста-математика Германа Генриха Госсена (1810—1859) «Развитие законов общественного обмена и вытекающих отсюда правил общественной торговли» было издано впервые в 1854 г., но при жизни автора не получило никакого признания. Однако спустя четверть века его концепции начинают усиленно пропагандироваться представителями математической школы, а сама работа была переиздана в 1889 и 1927 гг.

Госсен стремился сформулировать общие законы оптимального равновесия в экономике, вытекающие из принципа гедонизма. Однако он не считал, что эти законы могут быть реализованы в условиях современной ему капиталистической системы. В своей книге он выдвигает ряд предварительных социально-экономических условий реализации оптимума, которые позволяют характеризовать его взгляды как эклектическое смешение буржуазного реформизма и мелкобуржуазного утопизма. К этим условиям относятся прежде всего обеспечение каждому свободного доступа к наиболее выгодным для него «производственным сферам», создание благоприятных условий для обмена, устранение всякой монополии, производственных ограничений. Кроме того, Госсен предусматривал всеобщность образования, устойчивость денег, гарантированное право производителя на продукт труда, государственный кредит для производителей, национализацию земли .

Исходным постулатом этой теории (который впоследствии получил наименование «первого закона Госсена») является утверждение, что по мере удовлетворения данной потребности падает наслаждение от потребления каждой последующей единицы потребляемых благ, а следовательно, ее полезность.

По мнению Госсена, в основе формирования структуры спроса лежит закон, согласно которому наиболее рациональная (с позиции гедонизма) комбинация благ достигается, когда последние порции потребленных благ разного рода окажутся одинаково полезными. Величина предельной полезности равна разности между р (суммой различных интервалов, в течение каждого из которых можно потребить до полного насыщения каждый из имеющихся различных видов благ) и Е (суммой времени, имеющейся у данного индивида, или, что то же самое, суммой количеств всех действительно потребленных благ), деленной на— время,необходимое для потребления данного вида благ до полного насыщения, п-величина полезности первой единицы данного вида благ). Иначе говоря - Госсен сам отмечал крайне упрощенный, линейный характер постулируемых им зависимостей между полезностью благ и их количеством. Главный же недостаток этой теории в том, что она отвлекается от определяющей роли социальных и физиологических факторов при формировании потребностей, сведя все к поверхностно понимаемым психологическим факторам.

Предложение, по Госсену, определяется трудом, который вначале доставляет наслаждение, а после наступления состояния усталости вызывает отрицательное ощущение тягости. При этом затрата человеческой энергии, доставляющей наслаждение, обозначается через я, величина наслаждения в начальный момент затрат энергии — через р; тогда общая сумма убывающего с течением времени труда наслаждения составит –у. Формула суммы «отрицательных ощущений» находится с помощью математических построений:

Е где 6 = 2р Р

Госсен формулировал следующим образом свой основной принцип равновесия между индивидуальным потреблением и индивидуальным производством: «Для того, чтобы добиться в жизни максимума наслаждения, человек должен распределить свое время и силы при достижении различного рода наслаждений таким образом, чтобы ценность предельного атома каждого получаемого наслаждения равнялась бы усталости, которую он испытал, если бы он достиг этого атома в последний момент затраты своей энергии». Это одна из формулировок принципа равенства всех соотношений предельных полезностей и предельных затрат, который позднее получил наименование «второго закона Госсена».

Концепция максимума наслаждений применяется и в трактовке обмена. Обмен полезностями рассматривается как источник прироста полезности (поскольку каждый отдает блага менее полезные для индивида в обмен на более полезные для него). Равновесие будет достигнуто, максимум полезности из обмена извлечен, и обмен прекратится при условии, что «каждый отдельный предмет должен оказаться распределенным между всеми таким образом, чтобы последний атом каждого предмета, полученный каждым, доставил бы ему такую же полезность, как последний атом того же предмета всякому другому». Цена в обмене соответствует точке равновесия между возрастающей полезностью продаваемых благ (ибо запас при этом сокращается) и падающей полезностью покупаемых благ (запас которых растет у всех участников обмена).

В целом теория Госсена была построена на субъективно-психологических методологических основах и исходила не из реального капиталистического хозяйства, а из искусственной умозрительной конструкции идеального общества частных собственников. Каждый из этих собственников должен был дать субъективную оценку полезности любого из производимых и обмениваемых им товаров и при этом сопоставить ее со своей «усталостью».

Уильям Стэнли Джевонс впервые издал свое основное произведение «Теория политической экономии» в 1871 г., за семь лет до того, как ему в 1878 г. стало известно о работе Госсена (вышедшей, как отмечено, еще в 1854 г.). Однако идеи обоих авторов во многом совпадают. Как бы повторяя Госсена, Джевонс пишет о том, что «наслаждения и страдания суть, несомненно, два конечных основания экономического исчисления... Увеличить в максимальной степени наслаждение — такова проблема политической экономии». Однако в отличие от Госсена (а также теоретиков австрийской школы) Джевонс полагал, что количественная определенность субъективной полезности и оценки может проявиться только в рыночных ценах товаров, услуг и факторов производства. Он устанавливал различие между полезностью, оценкой и меновым отношением, формулировал «закон безразличия», согласно которому «на одном и том же свободном рынке в один и тот же момент не могут существовать две различные цены на один и тот же вид продукции». Цену Джевонс понимал как меновое отношение. При этом формулировался принцип, согласно которому отношение обмена двух продуктов обратно пропорционально соотношению их предельных стоимостей. Отсюда следовало, что предельные полезности пропорциональны ценам. Состояние равновесия обмена определяется у Джевонса так же, как и по «второму закону Госсена».

Пусть производитель А обладал вначале количеством а пшеницы, продал Х пшеницы и купил У мяса; пусть производитель В обладал вначале количеством Ь мяса, продал У мяса и купил Х пшеницы. Тогда предельная полезность хлеба для А равна 1\(а — х), для В— к{х)\ предельная полезность мяса для А равна 1\ (у)у для В — к{Ь—у)\ Далее Джевонс определял условие «конечного равновесия работы и полезности» как равенство предельной тягости труда и предельной полезности продукта для каждого индивида:

сII сIх сIи ,

где I — субъективная оценка затрат труда,

х — количество произведенных продуктов,

и—полезность этих продуктов,

c— продолжительность работы.

Объединяя уравнения тягости труда и полезности с уравнением обмена, Джевонс делал свой общий вывод относительно условия равновесия распределения труда по отраслям и соотношений обмена: предельные полезности обмениваемых продуктов относятся так же, как предельная производительность труда, затраченного на их производство, или их предельные издержки: где И — приращения продуктов в результате дополнительной затраты труда (соответственно И и I )предельные полезности продуктов (соответственно)

Свою концепцию равновесия Джевонс выражал рядом соотношений, связывающих пропорции обмена, цены, предельной полезности, издержек и производительности:

обмениваемое кол-во продукта х

у обмениваемое кол-во продукта у

ценность ед. х пред. полезн. X

ценность ед. у пред. полезн. у

изд-ки пр-ва ед. х производительность у

изд-ки пр-ва ед. у производительность X *

Как писал Джевонс, «количества обмениваемых товаров прямо пропорциональны производительности затраченного труда и обратно пропорциональны стоимостям и ценам этих товаров и удельным издержкам производства, так же как и их предельным полезностям» 7.

Характеризуя теорию Джевонса, Ф. Энгельс в письме к Н. Ф. Даниельсону (5 января 1888 г.) писал: «Самой модной теорией считается здесь в настоящее время теория Стэнли Джевонса, согласно которой стоимость определяется полезностью, то есть меновая стоимость потребительной стоимости, а, с другой стороны, пределом предложения (то есть издержками производства), что есть просто запутанный и окольный способ сказать, что стоимость определяется спросом и предложением. Вульгарная политическая экономия везде и всюду!»

Теория субъективной полезности в математической форме вытесняла не только концепции классической, но и более ранних школ вульгарной буржуазной политэкономии. И это не случайно, так как она рассматривалась буржуазией в качестве более эффективного средства противопоставить Марксовой методологии анализа реальных экономических проблем формально-математический подход. Ф. Энгельс писал: «Вы удивляетесь, почему политическая экономия в Англии находится в таком жалком состоянии. Но то же самое мы видим теперь повсюду. Даже классическая политическая экономия, более того, даже самые вульгарные разносчики свободной торговли встречают презрение со стороны еще более вульгарных «высших» существ, занимающих ныне университетские кафедры политической экономии. вот они и находят теперь, что, по крайней мере в этой области, всего безопасней не иметь совсем никакой науки». Ф. Энгельс имел в виду, разумеется, не математический аппарат описания и исследования экономических отношений, а трактовку самих этих отношений. Нетрудно заметить, что у Джевонса объяснение равновесия носило тавтологический характер, здесь он движется вспять даже по сравнению с Госсеном