Звуковая система языков
...Под словами следует понимать знаки отдельных понятий. Слоги образуют звуковое единство, но становятся словами только тогда, когда получают значение, для чего часто необходимо соединение нескольких слогов. Таким образом, в слове всегда наличествует двоякое единство — звука и понятия. Посредством этого слова превращаются в подлинные элементы речи, так как слоги, лишенные значения, нельзя назвать таковыми. Если язык представлять в виде особого и объективировавшегося самого по себе мира, который человек создает из впечатлений, получаемых от внешней действительности, то слова образуют в этом мире отдельные предметы, отличающиеся индивидуальным характером также и в отношении формы. Речь течет непрерывным потоком, и говорящий, прежде чем задуматься над языком, имеет дело только с совокупностью подлежащих выражению мыслей. Нельзя себе представить, чтобы создание языка начиналось с обозначения словами предметов, а затем уже происходило соединение слов. В действительности речь строится не из предшествующих ей слов, а, наоборот, слова возникают из речи. Но слова оказывается возможным выделить даже и в самой грубой и неупорядоченной речи, так как словообразование составляет существенную потребность речи. Слово образует границу, вплоть до которой язык в своем созидательном процессе действует самостоятельно. Простое слово подобно совершенному и возникшему из языка цветку. Словом язык завершает свое созидание. Для предложения и речи язык устанавливает только регулирующие схемы, предоставляя индивидуальное оформление их произволу говорящего.
...Звуковая форма есть выражение, которое язык создает для мышления. Но ее можно представлять себе и в виде здания, в которое встраивается язык. Понятие творчества в полном и действительном смысле применимо только к первоначальному изобретению языка, т. е. к состоянию, которого мы не знаем, а предполагаем в качестве обязательной гипотезы. В средних периодах развития языка возможно лишь приспособление существующей звуковой формы к внутренним потребностям языка...
Внутренняя форма языка
Все преимущества благозвучных и богатых звуковых форм, даже и в сочетании с упорядоченностью их произношения, еще не способны создать достойные духа языки, если только лучистая ясность направленных на язык идей не наполнит их своим светом и теплотой. Именно эта совершенно внутренняя и чисто интеллектуальная сторона звуковых форм, собственно, и составляет язык; она есть не что иное, как употребление, которое делает из звуковой формы языковое творчество; именно посредством нее язык оказывается способным придать выражение всему, к чему в про- 100
цессе образования идей стремятся лучшие умы каждого поколения. Это ее свойство зависит от согласия и совместного действия, которые наблюдаются как в законах функционирования этой стороны, так и между законами созерцания, мышления и чувства. Духовная способность, однако, имеет свое бытие лишь в своей деятельности, которая представляет собой следующие друг за другом вспышки силы, взятые в своей совокупности и направленные по определенному пути.
Эти законы, следовательно, не что иное, как пути, по которым идет духовная деятельность в языковом творчестве, или, употребляя другое сравнение, формы, в которых эта последняя выражает звуки. Не существует ни одной силы духа, которая не принимала бы в этом участия; нет ничего внутри человека настолько глубокого, настолько тонкого и всеобъемлющего, что не переходило бы в язык и не было бы через его посредство познаваемым. Интеллектуальные преимущества языков поэтому покоятся исключительно на упорядоченной, твердой и ясной духовной организации народов в эпохи их образования или преобразования, они представляют их картину или даже непосредственный отпечаток.
Может показаться, что все языки в интеллектуальном отношении одинаковы. Бесконечное многообразие звуковых форм представляется понятным, так как в чувственном и телесном отношениях индивидуальность обусловливается таким количеством разнородных причин, что невозможно даже перечислить все богатство их разнообразия. Но что касается интеллектуальной стороны языка, то она в силу того, что покоится только на независимой духовной деятельности, а кроме того, имеет своим основанием равенство целей и средств у всех людей, должна была бы быть одинаковой. И действительно, эта сторона языка обладает большой однородностью. Но и в ней обнаруживаются значительные различия, обусловленные множеством причин. С одной стороны, эти различия обусловливаются наличием разных степеней влияния языкотворческой силы как в общем плане, так и применительно к ее взаимодействиям с проявляющимися в ней тенденциями. С другой стороны, здесь действуют силы, деятельность которых не представляется возможным измерить посредством разума и определить с помощью понятий. Фантазия и чувство вызывают индивидуальные образы, в которых отражается индивидуальный характер народа, и в этом случае, как это имеет, место во всех индивидуальных явлениях, многообразие форм, в которое облекается одно и то же содержание, может быть бесконечным.
Но и в собственно идеальной стороне языка, зависящей лишь от связи понятий, обнаруживаются различия, которые происходят в результате неправильных или несовершенных комбинаций. Чтобы убедиться в этом, достаточно обратиться к собственно грамматическим законам. Так, например, формы, образующиеся в системе глагола в соответствии с потребностями речи, должны были бы быть одинаковыми во всех языках как в количественном отноше-
101
нии, так и в отношении их признаков, по которым они классифицируются по определенным разрядам, так как эти формы можно определить как простые производные понятий. А вместе с тем, сравнивая в этом отношении санскрит с греческим, мы с удивлением видим, что в санскрите понятие наклонения осталось не только неразвитым, но было неправильно истолковано при самом образовании языка, так как не было отграничено от понятия времени. Именно поэтому оно неудачно связывается с понятием времени и неполно проводится по всем временам.
...Как в звуковой форме важнейшими моментами являются обозначение понятий и законы словосочетаний, так и во внутренней, интеллектуальной стороне языка дело обстоит подобным же образом. При обозначении здесь, как и там, следует различать два момента: ищутся выражения для совершенно индивидуальных предметов или же изображаются отношения, которые, прилагаясь к целому ряду предметов, сводятся по форме к одному общему понятию. Таким образом, фактически приходится иметь дело с тремя случаями. Обозначение понятий, к которым относятся первые два случая, у звуковой формы приводит к созданию слов, которым во внутренней стороне языка соответствует образование понятий. Чтобы артикуляционное чувство могло найти необходимые для обозначения звуки, нужно, чтобы во внутренней сфере каждое понятие было отмечено каким-либо свойственным ему признаком или было поставлено в связь с другими понятиями. Так обстоит дело даже и в отношении внешних, телесных, чувственно воспринимаемых предметов. И в этом случае слово не является эквивалентом чувственно воспринимаемого предмета, но пониманием его, закрепляемым в языке посредством найденного для него слова. Здесь находится главный источник многообразия обозначения одного и того же предмета. Если, например, в санскрите слон называется либо дважды пьющим, либо двузубым, либо снабженным рукой, то в данном случае обозначаются различные понятия, хотя имеется в виду один и тот же предмет. Это происходит потому, что язык обозначает не сами предметы, а понятия, которые дух независимо от них образует в процессе языкотворчества. И именно об этом образовании понятий, которое следует рассматривать как глубоко внутренний процесс, опережающий чувство артикуляции, и идет в данном случае речь. Впрочем, это разграничение проводится в целях анализа языка, а в природе оно не существует.
С другой точки зрения, два последних случая из трех вышеописанных находятся в более близких отношениях. Общие отношения подлежащих обозначению отдельных предметов и грамматические формы основываются большей частью на общих формах воззрения и логических отношениях понятий. Тут наличествует, следовательно, определенная система, с которой можно сопоставлять систему языка. При этом определяются опять-таки два момента:
102
полнота и правильное разграничение обозначаемых явлений, с одной стороны, и отобранное для каждого такого понятия обозначение — с другой. Здесь повторяется изложенное выше. Но так как в данном случае речь идет об обозначении нечувственных понятий, часто всего только отношений, то понятие, чтобы войти в язык, должно принять, хотя и не всегда, образную форму. И как раз в соединении простейших понятий, пронизывающих весь язык до основания, и проявляется вся глубина гения языка. Понятие лица, а следовательно, местоимения и пространственные отношения играют здесь главную роль; часто оказывается возможным показать, как оба эти элемента соотносятся друг с другом и соединяются в еще более простое представление. Отсюда следует, что язык, как таковой, самым своеобразным и вместе с тем инстинктивным образом обусловливается духом. Для индивидуальных различий здесь почти не остается места, и все различие языков в этом отношении сводится к тому, что одни языки оказываются более изобретательными в этом плане, а в других почерпнутые из этой глубины обозначения определены яснее и нагляднее для coзнaния.
Обозначение отдельных внутренних и внешних предметов оказывает более глубокое воздействие на чувственное восприятие, фантазию, чувство и посредством взаимодействия этих явлений — на характер вообще, так как в данном случае действительно соединяются природа и человек, подлинно материальное вещество с формирующим духом. В этой области особенно четко проступает национальное своеобразие. Это объясняется тем, что человек, познавая природу, приближается к ней и самопроизвольно вырабатывает свои внутренние восприятия в соответствии с тем, в какие отношения друг с другом вступают его духовные силы. И это также находит свое отражение в языке, поскольку он для слов образует понятия. Разграничивающим моментом здесь является то, что один народ вносит в язык больше объективной реальности, а другой — больше субъективных элементов. Хотя это различие становится ясным постепенно, в поступательном развитии языков, однако зародыш его заложен уже в самых их начатках. Звуковая форма также носит на себе следы этого различия. Чем больше света и ясности вносит чувство языка в изображение чувственных предметов, чем чище и нематериальней используемые им определения духовных понятий, тем отчетливее формируются звуки и тем полнозвучней складываются в слова слоги, ибо то, что мы разделяем в отвлеченном мышлении, в глубине души составляет единство.