12 С сомнения о железе начинается сомнение об аде: Федор Павлович Карамазов

задает веществу железа свой онтологический вопрос. «Ведь невозможно же, думаю,

чтобы черти меня крючьями позабыли стащить к себе, когда я помру. Ну вот и

думаю: крючья? А откуда они у них? Из чего? Железные? Где же их куют? Фабрика,

что ли, у них какая там есть? Ведь там в монастыре иноки, наверно, полагают, что

в аде, например, есть потолок. А я вот готов поверить в ад, только чтоб без

потолка (…) Ну, а коли нет потолка, стало быть, нет и крючьев («Братья

Карамазовы», гл. «Третий сын Алеша»). Смердяков начал свое онтологическое

«дознание» с вопроса о свете: откуда свет сиял в первый день, если светил еще не

было? Федор Павлович — с вопроса о железе. Сомневаясь в свете, Смердяков, таким

образом, сомневается в Боге; сомневаясь в железе, Карамазов-старший, сомневается

в существовании ада: «коли нет крючьев, стало быть, и все побоку».

13 Князь Мышкин рассказывает о чувствах приговоренного к смерти: «И подумать,

что это так до самой последней четверти секунды, когда уже голова на плахе

лежит, и ждет, и… знает, и вдруг услышит над собой, как железо склизнуло! Это

непременно услышишь! («Идиот», I, V).

14 Не исключено также и то, что в эпизоде с самоубийством Свидригайлова

сказалась все та же болеутоляющая, спасительная сила меди, дающая себя знать не

только в христианской, но и ветхозаветной традиции. Я говорю о спасительной,

излечивающей роли Медного змея, сделанного Моисеем (Чис. 21. 9): не случайно,

что у Достоевского пожарник в медной каске представлен как лицо «еврейского

племени».

15 Идея «целокупного» спасения, предполагающего избавление от смерти и дух, и

душу, и тело составляет одну из заветных тем русской религиозно-философской

мысли. Расхожее представление о нормальности посмертного существования души без

плоти, вне плоти идет против самой сути Христова учения. Как говорит протоиерей

Вас. Зеньковский, «именно идея воскресения, то есть восстановления телесности в

человеке, раскрывает нам загадку тела в человеке. Христианское учение о том, что

Христос, по Своем Воскресении, вознесся в теле, что Он, истинный Бог, ныне

пребывает на небе в прославленном Своем теле (а вовсе не как бесплотная

абстракция.—Л. К.),—утверждает с исключительной силой принцип телесности как

неотъемлемой,. онтологически неустранимой из естества человека функции личности.

Тело нужно личности для ее жизни; вне тела личность может жить лишь в умаленной

жизни, ожидая восстановления тела; без тела нет полноты жизни, нет целостности».

Зеньковский В. Единство личности и проблема перевоплощения // Человек. 1993. №

4. С. 83.

Возможна и более радикальная постановка вопроса, связанная уже не с идеей

восстановления целостности, а с недопущением ее разрушения — отказ от умирания

как такового. О секте «бессмертников» говорит Н. Бердяев в «Русской идее».

Анафему смерти провозглашают Л. Горский и Н. Сетницкий в работе

«Смертобожпичество» // Путь. 1992. № 2. Надежда на телеснос неумирание,

существовавшая как подсознательная идея, составляет, наряду с «детскостью»

русской души, существенную черту национального характера. «Обычно русское

внимание к Апокалипсису объясняют исходя из смыслов самых общих. Апокалипсис —

конец истории, суд над грешниками, победа Блага. Это так, но не забудем и о том,

что Апокалипсис есть также возможность остаться в живых, убежать тленья. «… Не

все мы умрем…»—говорит апостол Павел (I Коринф., 15.51) о тех, кто застанет

жизнью своей конец света. В этом-то телесном аспекте — главный смысл русской

анока-липтики: ожидать Апокалипсиса — значит ожидать избавления от телесной

смерти. Вот почему конец света может быть желанным. Вот почему русский человек —

апокалиптик: он ждет вовсе не конца мира, а его подлинного начала, он ждет

победы над «последним врагом» — смертью. Об этой подоплеке, об этой мечте надо

помнить, размышляя над тайной русского пути. Ибо вопрос заключается не в том,

надо ли было России идти каким-то особым путем или не надо, а в том, почему

вообще возникла возможность такого выбора». Л. В. Карасев. Русская идея

(символика и смысл) // Вопросы философии, 1992. № 8. С. 101 и др.