90-99стр

Объясняя причины изгнания Мейнеке, газета "Фёлысишер Беобахтер" писала, что смена руководства "Исторического жур­нала" была "неизбежной, ибо нельзя ос­тавлять ведущий орган немецкой истори­ческой науки" в руках "старой клики ли­беральных тайных советников". Другой ведущий журнал "Исторический квар-тальник", руководимый либералом Э. Бранденбургом, был поставлен в столь сложное финансовое положение, что в 1938 г. вынужденно прекратил существо­вание.

На ведущую роль в германской исто­риографии претендовал молодой и често­любивый Вальтер Франк (1905-1945). Он получил известность как автор биографии пастора А. Штёккера, лидера христианско-социального движения в кайзеровской Германии, которому он стремился придать характер массовой антисемитской партии. Другим крупным произведением Франка была книга "Национализм и демократия во Франции Третьей республики" (1933), в которой проводилась идея, что аналогич­ны "пивной путч" нацистов в 1923 г. и буланжистское движение. Франк рассмат­ривал оба явления как выступление "пле­бисцитарного национализма против пар­ламентарной демократии". Написанная живо и интересно, книга ярко изображала моральное разложение и коррупцию в Третьей республике, оказавшейся во вла­сти денежных тузов. Было очевидно, что, беспощадно критикуя парламентарную демократию во Франции, Франк направля­ет удар против Веймарской республики и требует ее ликвидации.

В 1935 г. по настоянию Франка была распущена Имперская историческая ко­миссия, а вместо нее был создан Импер­ский институт истории новой Германии. Став во главе Института, Франк начал яростные атаки как против либералов, так и против опеки ведомства Розенберга, ядовито высмеивая претензии людей, не получивших должного образования, на духовное руководство нацией. В итоге трений Франк был по настоянию Розен­берга отправлен в 1941 г. в отставку. Про­

пагандируемая им "борющаяся наука" об­ратилась против него самого. Франк уда­лился в частную жизнь, в 1943 г. опубли­ковал трехтомник документов из архива колониального деятеля Германии Карла Петерса. Он готовил фундаментальную биографию Петерса, когда наступил крах фашизма. В день капитуляции Германии Франк застрелился.

Нацистскому режиму не удалось по­ставить историков под полный контроль и насадить в университетах свою официаль­ную идеологию. Но антидемократизм, национализм и реваншизм немецкой бур­жуазной историографии были точками ее соприкосновения с идеологией фашизма. Это позволило историографии без сущест­венных трений занять свое место в систе­ме национал-социализма. Конечно, в эти годы было невозможным появление не только открыто оппозиционных работ, но даже таких, которые недостаточно соот­ветствовали официальной идеологии. Так был наложен запрет на печатание пятого тома "Немецкой истории XIX века" Шна-беля.

С другой стороны, пример Г. Риттера, проявившего гражданское мужество, ко­гда он выступил в защиту Г. Онкена или критиковал нацистскую интерпретацию Лютера на Международном историческом конгрессе 1938 г. в Цюрихе, показывает, что политически консервативный историк, которого к тому же нельзя было обвинить в неарийском происхождении, мог позво­лить себе известное инакомыслие. Но кни­ги Риттера вполне соответствовали духу Третьей империи. Его научно-популярная биография Фридриха Великого (1936) воспевала личность короля-солдата и обосновывала линию преемственности от него до церемонии в Потсдамской гарни­зонной церкви, где над прахом Фридриха президент Гинденбург и канцлер Гитлер обменялись символическим и торжествен­ным рукопожатием.

Большинство историков рассматривало национал-социализм как радикальное вы­ражение национальных немецких тради­ций. Поэтому они не видели никаких при-

90

чин для отказа от сотрудничества с режи­мом. Но чисто нацистские сочинения пи­сали исключительно молодые историки, скорее не из идейных, а из карьеристских побуждений. Такими были работы руко­водителя отдела "еврейского вопроса" в Имперском институте Вильгельма Грау, который не уставал доказывать, что "в искоренении истинно германского народ­ного духа еврейский финансовый капита­лизм и большевизм идут рука об руку. Ротшильд и Маркс - это братья по крови и духу". Мистикой и ненавистью к культуре была проникнута книга Кристофа Ште-динга "Империя и болезнь европейской культуры" (1938).

Немецкие историки в эмиграции. Установление нацистского режима приве­ло к значительной эмиграции историков по политическим и расовым мотивам, хотя нельзя сказать, что историография превра­тилась в изгнанную науку, как случилось это с социологией и политологией. Среди покинувших родину были видные ученые Ф. Валентин, Г. Майер, А. Розенберг, Г. Хальгартен, Э. Канторович, Г. Ротфельс, большая группа учеников Мейнеке - X. Хольборн, Д. Герхард, Г. Мазур, Г. Розен­берг и другие. Некоторые из эмигрантов обратились к историческим исследовани­ям только в изгнании - Э. Эйк, Ф. Нойман, Г. Манн, А. Дорпален. Они придержива­лись различных историко-политических взглядов, но в большинстве являлись ли­берально-демократическими сторонника­ми Веймарской республики. Они критиче­ски относились к истории Германии и стремились выйти за пределы традицион­ного политико-дипломатического подхо­да, выступая за применение в историче­ском исследовании методов других соци­альных наук.

Большинство эмигрантов нашло при­бежище в США, где сравнительно быстро утвердилось в американских университе­тах. Этому способствовали плюрализм американских учебных заведений, относи­тельно большое количество преподава­тельских мест, более демократичная сис­тема высшего образования. Со своей сто­

роны, эмигранты содействовали преодо­лению тогдашнего антитеоретического эмпиризма в американской историографии и познакомили ее с идеями М. Вебера, К. Маннгейма, В. Дильтея, Г. Зиммеля. Инте­грация эмигрантов в американскую жизнь сопровождалась принятием ими ценностей американской либеральной демократии, которую они воспринимали довольно не­критично, за исключением Ф. Ноймана, А. Розенберга, Г. Хальгартена.

Работы, созданные историками-эмигрантами, способствовали переосмыс­лению немецкой истории. Прежде всего, их занимал важнейший вопрос - каким путем и в силу чего пришла Германия к январю 1933 г.? При различиях в частно­стях ответ сводился в целом к объяснению этого запоздалым развитием буржуазного общества в Германии, что привело к мощ­ному блоку промышленников, юнкерства и бюрократии и воспрепятствовало свое­временной демократизации общества.

Такие идеи четко проводились в соз­данной юристом по образованию Эрихом Эйком (1878-1964) трехтомной биографии Бисмарка, одной из самых фундаменталь­ных в мировой историографии³³. Автор показал Бисмарка как человека, который, с одной стороны, привел немцев к желанной цели национального единства, но, с дру­гой, его аморальные методы заложили основу будущих конфликтов. Поэтому, Бисмарк несет историческую ответствен­ность за установление авторитарного правления и пренебрежение идеалами ли­берализма и демократии.

В целом Эйк оценивал всю структуру и политику Германской империи как "оши­бочное развитие". Внутри страны не раз­решенные Бисмарком, а подавленные им социально-классовые противоречия долж­ны были рано или поздно привести к взрыву, предотвратить который можно было или государственным переворотом, или большой войной. К тому же, аннексия Эльзас-Лотарингии привела к росту недо-

³³ Eyck E. Bismarck. Leben und Werk, 3 Bde. Erienbach, 1941-1944.

91

верия и опасения всей Европы в отноше­нии Пруссо-Германской империи. В итоге, Германия оказалась центром раздражения, и август 1914 года был естественным следствием всего развития.

В 1942 г. одновременно в Лондоне и Нью-Йорке вышла одна из интереснейших работ, посвященных национал-социалистскому режиму - "Бегемот", соз­данная социал-демократом Францем Ноймапом (1900-1954)³⁴: На немецком языке книга была опубликована только много лет спустя, в 1977 г.

Это была попытка проследить взаимо­связь политического и социально-экономического структурного развития, приведшего к национал-социализму как явлению капиталистического общества. Написанная на базе большого фактическо­го материала, обширной статистике и прессе книга Ноймана трактовала Третью империю как результат развития экономи­ки и общества в эпоху монополистическо­го капитализма. По своей социально-экономической природе нацизм представ­лял собой, по оценке Ноймана, тоталитар­ный монополистический капитализм. Он (капитализм) являлся одним из четырех структурных элементов нового режима;

тремя другими выступают нацистская партия, армия и государственный аппарат. Между этими элементами существуют значительные противоречия, но, в конеч­ном счете, они представляют собой звенья единого целого. Важен был основной вы­вод автора - в нацистской Германии нет революционного разрыва с прошлым, как утверждала официозная пропаганда, в ней существует "частно-капиталистическая экономика, регулируемая тоталитарным государством"³⁵. Образно само название книги Ноймана, оставившей глубокий след в историографии фашизма, "Бегемот" - сильное, тупое и злобное животное как символ германского нацизма.

Историческая наука в годы второй

мировой войны. С начала второй миро­вой войны историки, воодушевленные первыми крупными успехами Германии, с удвоенной энергией принялись обосновы­вать и развивать идею немецкой культур­ной миссии в Европе. В 1940 г. в "Истори­ческом журнале" появилась программная статья В. Франка "Немецкие науки о духе во время войны", где было заявлено, что после победы Германии в новой "Великой империи" науки о духе займут в табели о рангах приоритетное положение. Они призваны, по словам Франка, отбросить все прежние никчемные ценности и соз­дать современные ориентиры, воспиты­вающие совершенно нового человека гря­дущего.

Историки стремились также осмыслить опыт прошлой войны, чтобы избежать ее ошибок. В 1939 г. появилась капитальная двухтомная работа А. Вегерера "Начало мировой войны", "в которой подробней­шим образом излагались все перипетии июльского кризиса 1914 г. Но из такого скрупулезного исследования автор делал ничего не говорящий вывод о том, что войну предопределила "судьба". Единст­венными виновниками войны Вегерер объявил Сербию и подстрекавшую ее Рос­сию, отметив, впрочем, что большая доля ответственности лежит на провокационно ведущей себя Франции. Примечательным образом автор не упоминал о роли Вели­кобритании, что было связано с надежда­ми гитлеровской верхушки на возможное установление союза с Англией.

В противоположность этому Риттер в книге "Государство силы и утопия"³⁶ за­нял четкую антианглийскую позицию, которая настолько отвечала духу нацист­ской пропагандистский машины, что, не­смотря на войну, книга в 1943 г. вышла сразу третьим и четвертым изданиями. Риттер исходил из геополитической трак­товки принципиальной противоположно­сти германского "континентального" и британского "островного" мышления.

³⁴ Neumann F. Behemoth. The Structure and Prac-zice of National Socialism. London, N. Y., 1942.

35

Ibid., p. 214.

³⁶ Ritter G. Machtstaat und Utopie. Munchen-Berlin, 1940.

92

верия и опасения всей Европы в отноше­нии Пруссо-Германской империи. В итоге, Германия оказалась центром раздражения, и август 1914 года был естественным следствием всего развития.

В 1942 г. одновременно в Лондоне и Нью-Йорке вышла одна из интереснейших работ, посвященных национал-социалистскому режиму - "Бегемот", соз­данная социал-демократом Францем Нойманом (1900-1954)³⁴: На немецком языке книга была опубликована только много лет спустя, в 1977 г.

Это была попытка проследить взаимо­связь политического и социально-экономического структурного развития, приведшего к национал-социализму как явлению капиталистического общества. Написанная на базе большого фактическо­го материала, обширной статистике и прессе книга Поймана трактовала Третью империю как результат развития экономи­ки и общества в эпоху монополистическо­го капитализма. По своей социально-экономической природе нацизм представ­лял собой, по оценке Поймана, тоталитар­ный монополистический капитализм. Он (капитализм) являлся одним из четырех структурных элементов нового режима;

тремя другими выступают нацистская партия, армия и государственный аппарат. Между этими элементами существуют значительные противоречия, но, в конеч­ном счете, они представляют собой звенья единого целого. Важен был основной вы­вод автора - в нацистской Германии нет революционного разрыва с прошлым, как утверждала официозная пропаганда, в ней существует "частно-капиталистическая экономика, регулируемая тоталитарным государством"³⁵. Образно само название книги Поймана, оставившей глубокий след в историографии фашизма, "Бегемот" - сильное, тупое и злобное животное как символ германского нацизма.

Историческая наука в годы второй

мировой войны. С начала второй миро­вой войны историки, воодушевленные первыми крупными успехами Германии, с удвоенной энергией принялись обосновы­вать и развивать идею немецкой культур­ной миссии в Европе. В 1940 г. в "Истори­ческом журнале" появилась программная статья В. Франка "Немецкие науки о духе во время войны", где было заявлено, что после победы Германии в новой "Великой империи" науки о духе займут в табели о рангах приоритетное положение. Они призваны, по словам Франка, отбросить все прежние никчемные ценности и соз­дать современные ориентиры, воспиты­вающие совершенно нового человека гря­дущего.

Историки стремились также осмыслить опыт прошлой войны, чтобы избежать ее ошибок. В 1939 г. появилась капитальная двухтомная работа А. Вегерера "Начало мировой войны", "в которой подробней­шим образом излагались все перипетии июльского кризиса 1914 г. Но из такого скрупулезного исследования автор делал ничего не говорящий вывод о том, что войну предопределила "судьба". Единст­венными виновниками войны Вегерер объявил Сербию и подстрекавшую ее Рос­сию, отметив, впрочем, что большая доля ответственности лежит на провокационно ведущей себя Франции. Примечательным образом автор не упоминал о роли Вели­кобритании, что было связано с надежда­ми гитлеровской верхушки на возможное установление союза с Англией.

В противоположность этому Риттер в книге "Государство силы и утопия"³⁶ за­нял четкую антианглийскую позицию, которая настолько отвечала духу нацист­ской пропагандистский машины, что, не­смотря на войну, книга в 1943 г. вышла сразу третьим и четвертым изданиями. Риттер исходил из геополитической трак­товки принципиальной противоположно­сти германского "континентального" и британского "островного" мышления.

³⁴ Neumann F. Behemoth. The Structure and Prac-zice of National Socialism. London, N. Y., 1942.

³⁵ Ibid., p. 214.

³⁶ Ritter G. Machtstaat und Utopie. Munchen-Berlin, 1940.

92

(1945). "Новый курс" Рузвельта, опирав­шегося на широкую демократическую коалицию, осуществил посредством раз­ностороннего государственного регулиро­вания серию прогрессивных социальных реформ в интересах американского наро­да, способствовавших существенному преобразованию классического капита­лизма. Вместе с тем по мере развертыва­ния социальных мероприятий "нового курса" многие деятели либеральной и да­же радикальной интеллигенции, среди них и критически мыслящие историки, стали усматривать в политике Рузвельта средст­во ликвидации всех бед капитализма; По­добная оценка "нового курса" не могла не повлиять на их ретроспективное видение американского прошлого: успехи либе­рально-реформистской политики Рузвель­та и нью-дилеров высветили в их сознании исторический путь США как прогресси­рующее утверждение идеалов демократии и "социально-ответственного государст­ва". Во второй половине 30-х годов про­исходит переход с критических на аполо­гетические позиции в освещении истории США таких признанных лидеров либе­ральной историографии как Ч. Бирд, А. Шлезингер-старший, Л. Хэкер.

Состояние исторической науки. Для межвоенного периода характерна проти­воречивость методологических основ ис­торической науки. Релятивизм, отрицание объективности исторического познания, проявившиеся в выступлениях отдельных историков еще в начале 1900-х годов, по­лучили дальнейшее развитие. Значитель­ную роль при этом играла философия прагматизма.

Одним из наиболее влиятельных вари­антов прагматизма стал так называемый инструментализм, создателем которого был видный американский философ Джон Дьюи. Гносеология Дьюи основана на рассмотрении научных понятий лишь как "инструментов", истинность которых все­цело определяется их практической по­лезностью. Констатируя неизбежную за­висимость исторической науки от полити­ческих течений современности, Дьюи ин­

терпретирует это с позиций релятивизма и делает вывод о невозможности объектив­ного исторического познания прошлого.

Видные американские историки обра­щаются также к идеям европейских нео­кантианцев - В. Виндельбанда, Г. Риккерта и других, выдвинувших положение о принципиальном различии между методо­логией естественных и общественных на­ук и утверждавших, что в истории невоз­можно установление общих законов, что цель познания - лишь описание отдельных неповторяющихся событий.

В своих выступлениях в 20-х годах и президентском обращении к Американ­ской исторической ассоциации в 1931 г. известный историк К. Беккер выдвинул тезис, что представления любого человека об истории ничем принципиально не от­личаются от научной истории и что объек­тивной истории быть не может вообще, ибо история - это "акт мысли", которая творит историю сообразно интересам со­временности. Подобные взгляды были развиты влиятельными историками - пре­зидентами Американской исторической ассоциации Ч. Бирдом, Г. Боултоном, У. Доддом. Они подвергли критике истори­ческую терминологию, объявили "симво­лами", продуктами сознания историка та­кие понятия, как закономерность общест­венного развития, причинность явлений и т.д.

Результатом скептического отношения к возможностям познания явилось также возрождение взглядов на историю как на искусство, в котором решающая роль принадлежит творческому воображению историка. Видное место в исторической литературе занял жанр литературно-исторической биографии.

И все же ведущие позиции в американ­ской исторической науке сохраняла мето­дология позитивизма. Релятивизм еще не внедрился в практику исторических ис­следований, и позитивистская теория мно­гих "равноправных факторов" определяла подход большинства историков к изуче­нию прошлого. В конце 20-х и начале 30-х годов экономическая и социальная исто-

94

рия заняла важное место в американской историографии. Усиление внимания к этой проблематике происходило под влиянием целого ряда факторов - эконо­мического развития страны, роста рабоче­го движения и внутренней эволюции по­зитивистского направления.

Новые внутри- и внешнеполитические задачи, вставшие перед американским обществом, привели к расширению соци­альной функции исторической науки. Зна­чительно укрепились ее организационные основы. Активизирует свою деятельность Американская историческая ассоциация; в этот период к ней примыкают объедине­ния местных исторических обществ, число которых возросло к 1945 г. до 833. На ежегодных общих собраниях ассоциации и на заседаниях ее секций обсуждались важнейшие проблемы новой и новейшей истории США и методологические вопро­сы. Свидетельством роста авторитета Ис­торической ассоциации было участие ее представителей в работе Совета по иссле­дованиям в области социальных наук и Американском совете научных обществ.

Стремление оказывать влияние на ши­рокие круги читателей и специализация научных интересов привели к появлению ряда сводных работ по истории США, в создании которых приняли участие боль­шие группы ученых. Важнейшие из них -"Хроники Америки" (50 т., 1918-1921) и "История американской жизни" (12 т., 1927 -1948)', уделившая много места со­циальной и культурной истории.

После первой мировой войны в США значительно выросло число исторических журналов. С 1918 г. начал выходить жур­нал "Испано-американское обозрение", ("Hispanic-American Historical Review") посвященный истории Латинской Амери­ки, с 1929 г. - "Журнал новой истории", ("Journal of Modern History") целью кото­рого было стимулировать изучение новой истории европейских стран, с 1935 г. -"Журнал истории Юга" ("Journal of Southern History") и др. К 1945 г. в США издавалось 86 исторических журналов.

' "The Chronicles of America Series", ed. by A. Johnson, w. 1-50. New Haven, 1918-1921;"History of American Life", ed. by D. Fox, A. M. Schlesinger, w. 1-12. New York, 1927-1948.

Под влиянием общественно-политической практики и в результате развития исторической науки расширялась проблематика исторических исследова­ний.

Рост конкретно-исторических знаний был во многом связан с расширением ис-точниковой базы американской историо­графии, совершенствованием методики изучения и публикации источников, улучшением постановки архивного дела. Широкий размах получили энциклопеди­ческие издания и справочно-библиографическая служба². В связи с практическими нуждами правительства США важнейшими центрами хранения рукописей и документов стали Нацио­нальный архив в Вашингтоне, основанный в 1934 г. и рукописный отдел Библиотеки конгресса. Богатые коллекции документов были сосредоточены при крупных универ­ситетах (при Висконсинском - документы по истории рабочего движения, Йельском и Стэнфордском университетах по исто­рии первой мировой войны и т.д.) и мест­ных исторических обществах. В период между двумя мировыми войнами в США были предприняты крупные издания до­кументов (важную роль в этом деле играла Национальная комиссия по историческим публикациям).

Либерально-реформистское ("про-грессистское") направление. Одно из

² "Dictionary of American Biography", ed. by A. Johnson, w. 1-22. New York, 1928-1944; "Dic­tionary of an American History", ed. J. Adams, w. 1-5. New York, 1940; "Encyclopedia of the Social Science", ed. E. Selign, w. 1-15, New York, 1930-1934. Были изданы путеводители по американским и иностранным историческим архивам, путеводители по исторической литературе ("Guide to Historical Literature", ed. G. Dutcher, New York, 1931; "Guide to the Dip­lomatic History of the United States, 1775-1921", ed. by S. Bemis, G. Griffin. Washington, 1935).

95

ведущих мест в исторической науке заня­ло либерально-реформистское направле­ние, за которым закрепилось название "прогрессистской школы". Прогрессист-ская школа, с момента возникновения на рубеже XIX-XX вв. сосредоточившаяся на изучении экономических факторов и со­циальных конфликтов в истории США, достигла научной зрелости в 20-40-е гг., когда она стала признанным лидером ли­берально-демократической историогра­фии. Историки-прогрессисты Ч. О. Бирд, Л. М. Хэкер, А. М. Шлезингер-старший, Дж. Т. Адаме, К. Ван Вудворд создают крупные обобщающие труды по истории США. Эти труды имели серьезные отли­чия от общих работ по американской ис­тории, принадлежавших перу Дж. Бэн-крофта, Дж. Скулера, Дж. Мак Мастера и других ведущих историков XIX - начала XX в.: если последние стремились вме­стить в многотомные сочинения все имевшиеся в их распоряжении сведения по американской истории, воздвигая "Монблан" фактов, то историки-"прогрессисты" использовали фактиче­скую ткань для теоретического осмысле­ния исторического опыта США. Их исто­рическому синтезу был присущ ряд важ­ных нововведений.

Создавая синтетические полотна аме­риканской истории, историки-прогрессисты активно размышляли над связью прошлого США со всемирно-историческим процессом. Многие среди них ограничивались раскрытием непо­средственных отношений между истори­ческим развитием Америки и Европы, та­ких, например, как зависимость истории США колониального периода от процесса формирования капиталистических отно­шений и ранних буржуазных революций в Западной Европе, в первую очередь, в Англии. Но ведущие историки-прогрессисты пытались пойти дальше:

формулировали задачу выявления единой внутренней логики, общих закономерно­стей исторического развития США и все­мирно-исторического процесса. Так, Дж. Джеймсон стремился выявить типологи­

ческую общность Американской и Фран­цузской революций конца XVIII века; А. Шлезингер-старший охарактеризовал де­мократический подъем и приход к власти партии Э. Джексона в США в 1820-ые гг., революцию 1830 г. во Франции и установ­ление в ней буржуазной монархии, парла­ментскую реформу 1832 г. в Англии как общеисторическую фазу восхождения буржуазии; Ч. Бирд рассмотрел Граждан­скую войну в США 1860-х гг. как кон­кретно-историческую форму буржуазной революции.

Идею единства американского истори­ческого развития и всемирной истории наиболее последовательно развил А. Шле­зингер-старший. Этот историк, заявивший о себе в 1918 г., монографией "Колони­альные купцы и Американская револю­ция", обратился затем к обобщающим трудам, главным среди которых стала "Политическая и социальная история Со­единенных Штатов"³. "Чем дольше я изу­чаю историю Соединенных Штатов, - пи­сал Шлезингер, - тем больше убеждаюсь в единстве человеческой истории. Пять ве­дущих тенденций американского развития ни в коем случае не характеризуют уни­кальности Соединенных Штатов, а в рав­ной степени присущи истории Западной Европы рассматриваемого периода". В качестве пяти ведущих тенденций амери­канского и европейского исторического развития им были названы факторы, ха­рактеризующие становление и утвержде­ние буржуазного строя. Хотя выбраны они были весьма произвольно (наряду с, несо­мненно, важными, такими как введение машинного производства или образование нации, назывались и более частные факто­ры, например, развитие общественных школ, гуманитарные реформы, улучшение положения женщин и детей) и хотя Шле­зингер следовал позитивистской концеп­ции "равенства факторов", необычным было то, что он исходил из единства евро­пейской и американской истории, подчи-

³ Schlesinger A. М. Political and Social History of the United States. 1829-1925. N. У., 1925.

96

ценности ее определенным общеисториче­ским закономерностям. Это отличало его от историков, следовавших теории "аме­риканской исключительности".

Вместе с тем единство всемирно-исторического процесса толковалось ис­ториками-прогрессистами скорее с романтическо-идеалистических позиций:

высший смысл американской истории, как и истории других стран, заключался, со­гласно их концепции, в противоборстве "аристократического" и "демократическо­го" принципов, в движении от несвободы к свободе и равенству. И уже в противоре­чии с этой концепцией находилось после­довательное применение ими социально-экономического анализа при изучении конкретных проблем американской исто­рии. При этом историки-прогрессисты разделяли американское общество на два основных класса - привилегированную господствующую верхушку, с одной сто­роны, и приниженные социальные классы и слои от средней и мелкой буржуазии до пролетариата - с другой. Двучленную схе­му классового размежевания американ­ского общества на привилегированное меньшинство, присваивающее себе эко­номические, социальные и политические блага, и демократическое большинство, выступавшее за их перераспределение на справедливой основе, историки-прогрессисты использовали при изучении всех без исключения этапов американской истории.