Archive / 2 курс 2семестр / ОП / Monografia3

Основная суть главы

Мысль и слово не связаны между собой изначальной связью. Возможно как мышление без речи (напр., у обезьян в опытах Кёллера), так и речь без мышления (напр., доинтеллектуальная стадия развития речи у ребёнка). Однако в процессе развития эта связь между мышлением и речью возникает, они срастаются.

Речевое мышление есть целое, и его нельзя разделять на элементы (отдельно речь, отдельно мышление), но нужно рассматривать именно как целое. В качестве единицы анализа речевого мышления Выготский рассматривает значение слова. Значение слова является одновременно и речевым, и интеллектуальным феноменом.

В качестве важного, основного итога своего исследования Выготский выделяет положение о том, что значение слова развивается. Оно не константно, оно находится в динамическом движении.

Цитата из него:

«Открытие непостоянства и неконстантности, изменчивости значений слов и их развития представляет собой главное и основное открытие, которое одно только и может вывести из тупика все учение о мышлении и речи. Значение слова неконстантно. Оно изменяется в ходе развития ребенка. Оно изменяется и при различных способах функционирования мысли. Оно представляет собой скорее динамическое, чем статическое образование. Установление изменчивости значений сделалось возможным только тогда, когда была определена правильно природа самого значения. Природа его раскрывается прежде всего в обобщении, которое содержится как основной и центральный момент во всяком слове, ибо всякое слово уже обобщает».

Раз значение слова может изменяться по своей внутренней природе, значит изменяется и отношение мысли к слову.

Отношение мысли к слову — не вещь, а процесс. Отношение мысли к слову — это есть движение от мысли к слову и обратно. В этом движении можно выделить несколько фаз или планов (далее в основном называет «планами»).

Цитата из него:

«Отношение мысли к слову есть прежде всего не вещь, а процесс, это отношение есть движение от мысли к слову и обратно — от слова к мысли. Это отношение представляется в свете психологического анализа как развивающийся процесс, который проходит через ряд фаз и стадий, претерпевая все те изменения, которые по своим самым существенным признакам могут быть названы развитием в собственном смысле этого слова. Разумеется, это не возрастное развитие, а функциональное, но движение самого процесса мышления от мысли к слову есть развитие. Мысль не выражается в слове, но совершается в слове. Можно было бы поэтому говорить о становлении (единстве бытия и небытия) мысли в слове. Всякая мысль стремится соединить что-то с чем-то, установить отношение межде чем-то и чем-то. Всякая мысль имеет движение, течение, развертывание, одним словом, мысль выполняет какую-то функцию, какую-то работу, решает какую-то задачу. Это течение мысли совершается как внутреннее движение через целый ряд планов, как переход мысли в слово и слова в мысль. Поэтому первейшей задачей анализа, желающего изучить отношение мысли к слову как движение от мысли к слову, является изучение тех фаз, из которых складывается это движение, различение ряда планов, через которые проходит мысль, воплощающаяся в слове».

Прежде всего Выготский предлагает разделять два плана в самой речи: внутреннюю, семантическую, смысловую сторону речи и внешнюю, фазическую, звучащую. И даже эти два разных плана в самой речи развиваются у ребёнка разнонаправленно. Что касается внешней стороны, развитие идёт от слова к предложению, от части к целому — ребёнок начинает говорить сначала одно слово, затем словосочетание, затем фразу, предложение и т. д. Однако, что касается внутренней стороны, ребёнок начинает с целого (его первые слова есть не просто слова, но односложные фразы, в которых уже заключена целостная мысль), а потом уже овладевает отдельными элементами (то есть потом уже его мысль расчленяется на отдельные элементы-слова).

Ещё один факт, который Выготский приводит для иллюстрации наличия в речи двух планов, внешнего и внутреннего, заключается в том, что, согласно исследованиям, которые провёл ещё Пиаже, ребёнок раньше научается использовать (при чём правильно, к месту использовать) такие союзы как «потому что», «так как», «несмотря на», чем осваивает логические структуры, логические смысловые отношения, которые выражают эти союзы. То есть получается, что внешняя, фазическая сторона речи в своём развитии в данном случае опережает внутреннюю, смысловую сторону. Грамматика опережает в развитии логику.

Ещё один пример несовпадения внешней и внутренней стороны речи — это пример несовпадения грамматических и психологических подлежащего и сказуемого.

Выготский приводит пример с фразой «Часы упали». Грамматически подлежащие (то, о чём говорится, про что говорится) — это «часы», а сказуемое (то, что говорится) — это «упали». Но вот психологическим подлежащим (равно как и сказуемым) могут быть и «часы» и «упали» в зависимоти от контекста фразы:

1) Я вижу валяющиеся на полу часы и спрашиваю, что случилось. Мне отвечают: «Часы упали». Здесь психологическое подлежащие совпадает с грамматическим — это часы. Я именно про них спрашивала, мне про них и ответили.

2) Я слышу, что что-то упало и спрашиваю, что случилось. Мне отвечают: «Часы упали». А здесь психологическим подлежащим будет «упали», потому что я про это спрашивала, про «упавшее», мне про него и ответили. То есть по смыслу в этой фразе в этом контексте подлежащим было слово «упали», потому что про него шёл разговор, хотя грамматически оно, конечно, сказуемое.

Дальше Выготский пишет о том, что для ребёнка эти две стороны представляют «еще непосредственное единство, недиференцированное и неосознанное», ребёнок не может «отделить имя вещи от ее свойств» и объясняет, что корова называется «коровой», потому что у неё есть рога, и что никак по-другому её назвать в принципе нельзя, раз у неё есть рога.

Соответственно, в процессе развития ребёнка (а также в процессе развития от дикаря к современному культурному человеку) эти две разные стороны речи осознаются человеком и дифференцируются, в результате чего он может лучше выражать свои мысли и понимать чужие.

Цитата из него:

«Одна из важнейших линий речевого развития ребенка как раз и состоит в том, что это единство начинает диференцироваться и осознаваться. Таким образом в начале развития имеет место слияние обоих планов речи и постепенное их разделение, так что дистанция между ними растет вместе с возрастом, и каждой ступени в развитии словесных значений и их осознанности соответствует свое специфическое отношение семантической и фазической стороны речи и свой специфический путь перехода от значения к звуку. Недостаточная разграниченность обоих речевых планов связана с ограниченностью возможности выражения мысли и понимания ее в ранних возрастах».

Далее Выготский говорит о том, что семантический план речи есть лишь первый из её внутренних планов. И что за ним открывается план внутренней речи.

Внутренняя речь, с точки зрения Выготского это отнюдь не «речь минус звук» (так её определяет Миллер), она принципиально отличается от внешней по своей структуре.

Цитата из него:

«Небезразлично, думается нам, говорю ли я себе или другим. Внутренняя речь есть речь для себя. Внешняя речь есть речь для других. <...> Само наличие или отсутствие вокализации есть не причина, объясняющая нам природу внутренней речи, а следствие, вытекающее из этой природы. В известном смысле можно сказать, что внутренняя речь не только не есть то, что предшествует внешней речи или воспроизводит ее в памяти, но противоположно внешней. Внешняя речь есть процесс превращения мысли в слова, ее материализация и объективация. Здесь обратный по направлению процесс, идущий извне внутрь, процесс испарения речи в мысль».

Проблема исследования внутренней речи, как пишет Выготский, одна из самых сложных в психологии. Очень важно найти адекватный метод её исследования. В качестве такого метода он предлагает исследовать эгоцентрическую речь ребёнка.

По мнению Выготского (противоположному мнению Пиаже), эгоцентрическая речь — есть переходная форма от внешней, социальной речи к внутренней, индивидуализированной. Соответственно, по способу проявления и структуре она ещё очень близка (особенно в самом начале своего появления, у трёхлетних детей) к внешней речи, а вот по функции она уже ближе к внутренней речи (особенно, ближе к самому концу, у семилеток).

Цитаты из него:

«С точки зрения нашей гипотезы эгоцентрическая речь представляет собой речь внутреннюю по своей психологической функции и внешнюю по своей структуре. Ее судьба — перерастание во внутреннюю речь».

«Эгоцентрическая речь ребенка есть выделившаяся уже в функциональном и структурном отношении особая форма речи, которая однако по своему проявлению еще не отделилась окончательно от социальной речи, в недрах которой она все время развивалась и созревала».

Соответственно, по мнению Выготского, «эгоцентрическая речь ребенка представляет собой один из феноменов перехода от интерпсихических функций к интрапсихическим, т. е. от форм социальной коллективной деятельности ребенка к его индивидуальным функциям. Этот переход является общим законом, как мы показали в одной из наших прежних работ, для развития всех высших психических функций, которые возникают первоначально как формы деятельности в сотрудничестве и лишь затем переносятся ребенком в сферу своих психологических форм деятельности. Речь для себя возникает путем диференциации изначально-социальной функции речи для других. Не постепенная социализация, вносимая в ребенка извне, но постепенная индивидуализация, возникающая на основе внутренней социальности ребенка, является главным трактом детского развития».

Далее Выготский достаточно подробно показывает, почему эгоцентрическая речь есть стадия на пути перехода от внешней речи к внутренней, а не наоборот (как считал Пиаже). В частности, он отмечает три специфические особенности эгоцентрической речи, которые выделил ещё Пиаже, но не придал им должного значения:

- эгоцентрическая речь ребёнка представляет собой коллективный монолог, то есть появляется не иначе как в детском коллективе, а не когда ребёнок остаётся наедине с собой;

- этот коллективный монолог сопровождается иллюзией понимания, то есть ребёнку кажется, что окружающие понимают, что он говорит;

- эгоцентрическая речь имеет первоначально выраженный характер внешней речи, она произносится именно вслух, а не шепотом и невнятно.

Далее Выготский приводит результаты трёх проводившихся им серий экспериментов, в которых создавались такие условия, в которых одна из этих трёх особенностей не могла быть осуществлена (например, ребёнка помещали среди детей, говоривших на иностранном для него языке, чтобы у него не было иллюзии понимания), и в результате таких условий эгоцентрическая речь ребёнка либо совсем сходила на нет, либо её объём заметно снижался.

Соответственно, по мнению Выготского, эти результаты свидетельствуют именно об изначально социальном характере эгоцентрической речи и не могут быть объяснены с точки зрения гипотезы Пиаже.

Далее Выготский переходит к рассмотрению собственно внутренней речи, то есть «третьего из намеченных нами планов движения от мысли к слову — плана внутренней речи» (насколько я поняла, первые два плана это тогда получается план фазической стороны речи и план семантический стороны речи; но, возможно, он имел в виду семантическую стороны речи и эгоцентрическую речь как отдельный план...).

Анализируя внутреннюю речь, Выготский выделяет три её особенности:

- предикативность (наличие одних сказуемых без подлежащих; имеется в виду психологических, смысловых сказуемых, а не грамматических, формальных);

- редуцирование фонетических моментов речи (то есть слова могут, например, обозначаться лишь своими первыми буквами, во внутренней речи они никогда чётко не проговариваются);

- особый семантический (то есть смысловой) строй внутренней речи.

Первые две особенности особенно хорошо представлены для наблюдения — они обычно не дифференцируются наблюдателем и отмечаются как «сокращённость», «фрагментарность» внутренней речи. Однако Выготский считает важным их разделение и объясняет существование каждой из них.

1) Предикативность (то есть как бы «сказуемость»; когда есть одни сказуемые, но нет подлежащих; когда всё время говорится только что делается, что происходит, но не говорится с чем/кем это происходит, то есть не произносятся подлежащие) встречается не только во внутренней речи (где она обязательна), но в некоторых особых случаях встречается и во внешней устной речи, однако при этом никогда выражено не встречается и не может выражено встречаться в письменной речи. Предикативность в устной речи объясняется, как показывает Выготский, прежде всего двумя моментами:

- взаимным пониманием собеседников (взаимным знанием подлежащих, о которых они говорят и, соответственно, отсутствии необходимости их каждый раз проговаривать);

- непосредственной передачи мысли через интонацию.

Соответственно, во внутренней речи первый момент доведён до абсолюта (когда человек говорит сам с собой, он безусловно знает, о чём он говорит, ему нет нужды каждый раз проговаривать подлежащие, достаточно одним сказуемых). Второй момент также возможен во внутренней речи человека, но не в смысле интонационной передачи мысли, а просто в смысле выражение внутри себя какой-либо понятной себе мысли без использования слов.

2) Редуцирование фонетических моментов речи (сведение речевых раздражений до минимума) также может присутствовать и в устной речи (для тех, кто читал главу — Выготский приводит пример из Толстого, там где Кити и Левин объясняются в любви с помощью первых букв слов). Этот момент также в общем-то связан с пониманием того, о чём говорится и соответственно отсутствием необходимости всё полностью проговаривать.

3) Своеобразный семантический строй внутренней речи заключается, как показывает Выготский, в трёх специфических особенностях внутренней речи:

- преобладании смысла слова над его значением во внутренней речи;

- агглютинации (слипании нескольких слов в одно новое слово, обозначающее весьма сложное понятие);

- слияние разных смыслов в одном слове, насыщение слова разными, вливающимися и влияющими на него смыслами.

Соответственно, внутрення речь благодаря этой особенности приобретает идиоматический характер (подробнее об этом см. у самого Выготского).

В целом, Выготский говорит, что «внутренняя речь оперирует преимущественно семантикой, но не фонетикой речи», то есть в ней значение слова сравнительно независимо от его звуковой стороны.

Цитата из него:

«Внутренняя речь есть все же речь, т. е. мысль, связанная со словом. Но если мысль воплощается в слове во внешней речи, то слово умирает во внутренней речи, рождая мысль. Внутренняя речь есть в значительной мере мышление чистыми значениями, но, как говорит поэт, мы «в небе скоро устаем». Внутренняя речь оказывается динамическим, неустойчивым, текучим моментом, мелькающим между более оформленными и стойкими крайними полюсами изучаемого нами речевого мышления: между словом и мыслью. Поэтому истинное ее значение и место могут быть выяснены только тогда, когда мы сделаем еще один шаг по направлению внутрь в нашем анализе и сумеем составить себе хотя бы самое общее представление о следующем и твердом плане речевого мышления. Этот новый план речевого мышления есть сама мысль».

Далее Выготский соответственно (как в цитате выше) говорит о том, что за планом внутренней речи, планом слов-смыслов, слов-идиом, стоит ещё более глубокий внутренний план речевого мышления — собственно план мыслей.

Цитаты из него:

«Единицы мысли и единицы речи не совпадают. Один и другой процессы обнаруживают единство, но не тождество. Они связаны друг с другом сложными переходами, сложными превращениями, но не покрывают друг друга, как наложенные друг на друга прямые линии. Легче всего убедиться в этом в тех случаях, когда работа мысли оканчивается неудачно, когда оказывается, что мысль не пошла в слова, как говорит Достоевский».

«Мысль имеет свое особое строение и течение, переход от которого к строению и течению речи представляет большие трудности».

«Одна и та же мысль может быть выражена в различных фразах, как одна и та же фраза может служить выражением для различных мыслей. Само несовпадение психологической и грамматической структуры предложения определяется в первую очередь тем, какая мысль выражается в этом предложении. За ответом «Часы упали», последовавшим за вопросом: «Почему часы стоят?» могла стоять мысль: «Я не виновата в том, что они испорчены, они упали». Но та же самая мысль могла быть выражена и другими фразами: «Я не имею привычки трогать чужие вещи, я тут вытирала пыль». Если мысль заключается в оправдании, она может найти свое выражение в любой из этих фраз. В этом случае самые различные по значению фразы будут выражать одну и ту же мысль».

«Мы приходим таким образом к выводу, что мысль не совпадает непосредственно с речевым выражением. Мысль не состоит из отдельных слов — так, как речь. Если я хочу передать мысль, что я видел сегодня, как мальчик в синей блузе и босиком бежал по улице, я не вижу отдельно мальчика, отдельно блузы, отдельно то, что она синяя, отдельно то, что он без башмаков, отдельно то, что он бежит. Я вижу все это вместе в едином акте мысли, но я расчленяю это в речи на отдельные слова. Мысль всегда представляет собой нечто целое, значительно большее по своему протяжению и объему, чем отдельное слово. Оратор часто в течение нескольких минут развивает одну и ту же мысль. Эта мысль содержится в его уме как целое, а отнюдь не возникает постепенно, отдельными единицами, как развивается его речь. То, что в мысли содержится симультанно, то в речи развертывается сукцессивно».

«Именно потому, что мысль не совпадает не только со словом, но и с значениями слов, в которых она выражается, путь от мысли к слову лежит через значение. В нашей речи всегда есть задняя мысль, скрытый подтекст. Так как прямой переход от мысли к слову невозможен, а всегда требует прокладывания сложного пути, возникают жалобы на несовершенство слова и ламентации по поводу невыразимости мысли».

«Мысль не только внешне опосредствуется знаками, но и внутренне опосредствуется значениями. Все дело в том, что непосредственное общение сознаний невозможно не только физически, но и психологически. Это может быть достигнуто только косвенным, опосредствованным путем. Этот путь заключается во внутреннем опосредствовании мысли сперва значениями, а затем словами. Поэтому мысль никогда не равна прямому значению слов. Значение опосредствует мысль на ее пути к словесному выражению, т. е. путь от мысли к слову есть непрямой, внутренне опосредствованный путь».

Ну и далее, наконец, Выготский говорит о существовании ещё более глубинного, ещё более внутреннего плана речевого мышления, чем даже план мыслей — то есть плана мотивов, влечений, потребностей, интересов, побуждений, аффектов и эмоций.

Цитаты из него:

«Нам остается наконец сделать последний заключительный шаг в нашем анализе внутренних планов речевого мышления. Мысль — еще не последняя инстанция во всем этом процессе. Сама мысль рождается не из другой мысли, а из мотивирующей сферы нашего сознания, которая охватывает наше влечение и потребности, наши интересы и побуждения, наши аффекты и эмоции. За мыслью стоит аффективная и волевая тенденция. Только она может дать ответ на последнее «почему» в анализе мышления».

«Действительное и полное понимание чужой мысли становится возможным только тогда, когда мы вскрываем ее действенную, аффективно-волевую подоплеку. <...> За каждым высказыванием стоит волевая задача».

«При понимании чужой речи всегда оказывается недостаточным понимание только одних слов, но не мысли собеседника. Но и понимание мысли собеседника без понимания его мотива, того, ради чего высказывается мысль, есть неполное понимание. Точно также в психологическом анализе любого высказывания мы доходим до конца только тогда, когда раскрываем этот последний и самый утаенный внутренний план речевого мышления: его мотивацию».

Ну и в заключение Выготский говорит ещё раз об иерархии всех этих планов речевого мышления — о том, в каком порядке он анализировал эти планы, и в каком порядке они в действительности предстают в реальном речевом мышлении:

«Речевое мышление предстало нам как сложное динамическое целое, в котором отношение между мыслью и словом обнаружилось как движение через целый ряд внутренних планов, как переход от одного плана к другому. Мы вели наш анализ от самого внешнего плана к самому внутреннему. В живой драме речевого мышления движение идет обратным путем — от мотива, порождающего какую-либо мысль, к оформлению самой мысли, к опосредствованию ее во внутреннем слове, затем — в значениях внешних слов и наконец — в словах».

Заключение, или о том же, но совсем кратко

Итак, наиболее важный итог исследования с точки зрения самого Выготского:

Отношение между мыслью и словом динамично, а не раз навсегда жёстко установлено. Связь между мыслью и речью не изначальна, но появляется на определённом этапе развития (собственно, возникновение речевого мышления) и далее развивается. Эта связь состоит из нескольких этапов, планов.

Иерархия разных планов речевого мышления:

1. мотив, порождающий мысль (аффективно-волевой уровень)

2. оформление самой мысли (уровень мысли)

3. опосредование мысли во внутренней речи (уровень слов-идиом, богато пропитанных смыслами)

4. опосредование мысли в значениях внешних слов (семантическая сторона речи)

5. опосредование мысли во внешних словах (фазическая строна речи)

Соответственно, уровень мотивов, воли, аффектов — это наиболее внутренний план речевого мышления (наиболее близко расположенный к собственно личности человека), а уровень опосредования мысли в словах внешней речи (фазическая сторона речи) — это наиболее внешний, верхний план речевого мышления.

То есть всё начинается с мотива, «хотения», потом оно оформляется в мысль (но крайне нечёткую и смутную на этом этапе, пока она ещё не дооформилась в слове), потом во внутренней речи происходит опосредование и дооформление этой ещё смутной мысли с помощью специфических слов-идиом и всего специфического строя этой внутренней речи, потом происходит опосредование и дооформление этой уже более чёткой мысли с помощью значений слов (семантическая сторона внешней речи), и наконец происходит окончательное опосредование и оформление речи в словах (фазическая сторона речи).