Глава четырнадцатая Несбывшееся манит нас…
Те, другие, были овеяны красотой, которую ничто не могло затмить, с которой ничто не могло сравниться. Они навсегда остались молодыми и прекрасными, им не грозило ни время, ни двусмысленные поздние размышления, от которых тускнеет самое ясное молодое лицо. Они умерли каждый во всеоружии своей первой любви, и матери оплакали их, так неужели все было напрасно? Они были так совершенны, что она не могла в это поверить. Они отдали жизнь за все самое высокое…
А. Мэрдок
Прежде всего, не подлежит сомнению, что независимый Север практически моментально скатился бы в неприкрытую нищету.
Дело даже не в военной инфляции, которая тоже присутствовала. Как мы помним, восемьдесят процентов федерального бюджета поступало с Юга… Теперь, в виртуальности, эта лафа, разумеется, кончилась бы.
Во‑первых, северная промышленность находила рынки сбыта исключительно на Юге – но, получив независимость, Юг непременно стал бы приобретать все необходимое в Европе (в первую очередь в Англии), потому что так, несмотря на морские перевозки, все же выходило гораздо дешевле. Как следствие – спад производства на Севере.
Во‑вторых, больше не было бы северного посредника, который вынуждал Юг приобретать все импортные товары с немыслимыми накрутками – Юг торговал бы с внешним миром самостоятельно. Как следствие – масса маклеров, посредников, брокеров и прочих дилеров разорилась бы.
В‑третьих, своим хлопком Юг торговал бы с заграницей без северного посредничества. Как следствие – останавливается северная хлопкообрабатывающая промышленность, ненужным оказывается многочисленный торговый флот, занятый до того главным образом перевозками на Юг и с Юга.
В‑четвертых, Юг после своей победы немедленно стал бы расширить границы на западные, на те территории, что еще не были Соединенными Штатами. Как следствие – прекращение эмиграции из Европы в США (что добавило бы Европе горючего материала) и ухудшение жизненного уровня на Севере.
Все это, вместе взятое, непременно привело бы к тому, что на Севере рано или поздно вспыхнули бы мятежи, по сравнению с которыми нью‑йоркский бунт 1863 г. выглядел бы мирным скаутским пикничком. Что в таких случаях бывает, прекрасно известно, примеров хватает: в городах начинается хаос, полиция не справляется, жару подбавляют многие тысячи оставшихся не у дел солдат, горожане кидаются искать продовольствие на фермах, сельское ополчение берется за ружья…
Вполне вероятно, пользуясь случаем, на охваченную смутой территорию вступают из Канады английские полки – Лондон ни за что не прошел бы мимо такого подарка судьбы, позволившего бы пересмотреть наконец результаты американской революции…
Даже если бы Север удержался в качестве государства, это было бы крайне бедное государство, занимавшееся в основном поставками зерна в Европу. Иного варианта просто не просматривается.
Практически моментально стала бы неосуществимой доктрина Монро. У небольшой аграрной республики, Северных Соединенных Штатов, просто‑напросто не нашлось бы силенок для внешнеполитической и военной экспансии.
И образовавшийся вакуум быстренько, с превеликой охотой заполнила бы Англия, имевшая тогда в Южной Америке сильнейшие позиции…
Еще в 1806 г. англичане попытались захватить Буэнос‑Айрес и Монтевидео – но местное население, отнюдь не горевшее желанием менять испанское ярмо на британское, дало отпор непрошеным гостям, и те убрались восвояси, ограничившись захватом Фолклендских островов.
Но в Латинскую Америку все же заползали мирно…
Аргентина. Английские компании ведут широкое строительств железных дорог (и, как магнаты в Штатах, получают в придачу «полосу отчуждения» шириной пять километров вправо, пять влево на всем протяжении рельсов). Дороги прокладываются исключительно с учетом интересов английских компаний, монополизировавших внешнюю торговлю Аргентины: скот, мясо, шкуры, шерсть. В английских руках не только железные дороги, но и мясохладобойни, крупные поместья, коммунальное хозяйство больших городов…
Венесуэла. Обширные концессии английских нефтяных компаний (в реальности – еще и американских, но в нашей виртуальности британцы конкурентов не пустили бы).
Гондурас. Разделен на две части – колонию Британский Гондурас и независимую Республику Гондурас, которую британцы всерьез намереваются захватить (чему в реальности помешала конкуренция американцев).
Мексика. Все железные дороги в руках англичан – как и ряд банков, горнорудных компаний, нефтепромыслов. В реальности приходилось делить влияние с американцами, в виртуальности янки вышибли бы оттуда…
Никарагуа. Еще один лакомый кусок для англичан, которые постоянно пытались захватить часть ее территории и не смогли этого сделать исключительно из‑за противодействия единых США.
Парагвай. Широкомасштабная экспансия английского капитала.
Перу. Английский капитал контролирует почти весь вывоз селитры (селитра – это порох). В реальности американцы взяли контроль над богатыми перуанскими медными рудниками, в виртуальности им этого не удалось бы.
Уругвай. Железные дороги и коммунальное хозяйство – в руках англичан. В реальности уругвайское животноводство стали контролировать американцы, в виртуальности британцы наверняка бы прихватили это сами.
Чили. Горнодобывающая промышленность (медь) и вывоз селитры в руках англичан.
А кроме того, Англия имела бы в Южной Америке колонии – не только Британский Гондурас, но и Британскую Гвиану, а также острова в Карибском море. Плацдарм, как видим, весьма впечатляющий: а после разделения США англичане, лишившись основного конкурента, довольно скоро заменили бы доктрину Монро на «доктрину Пальмерстона» и сделали Южную Америку фактически своей колонией – в чем им мало кто мог бы помешать.
В реальности США в конце XIX в. захватили Гавайские острова. В нашей виртуальности это непременно сделала бы Англия.
Французы остались бы в Мексике. В реальности им пришлось вывести оттуда войска после ультиматума США, прямо грозившего войной, – но в виртуальности Вашингтон оказался бы слабоват для таких ультиматумов.
(А французское присутствие в Мексике обязательно вызвало бы новые, неизвестные нашей реальности трения меж Лондоном и Парижем).
В Южной Африке наверняка не появились бы американские горнорудные компании, которые в нашей реальности к началу XX в. серьезно конкурировали там с англичанами.
А вот франко‑прусская война 1870–1871 гг. была бы неизбежна и в виртуальности. Слишком далеко зашло, пути назад просто не было: Пруссия добивалась объединения германских государств под своим главенством, а Франция считала своим долгом этого не допустить, прекрасно понимая унылые для себя последствия. Как и в нашей реальности, пруссаки быстро разгромили бы французов.
Ну, а после поражения Франции британцы обязательно попытались бы воспользоваться этим, чтобы изменить в свою пользу ситуацию в Мексике. Тем более что французы там уже всех достали. Либералы кипели гневом против иностранного императора, удерживавшегося у власти на французских штыках, а консерваторы тоже не питали к Парижу никакой любви, потому что французы ухитрились кинуть мексиканскую католическую церковь: сначала пообещали вернуть церкви ее огромное имущество, конфискованное очередным мексиканским революционным правительством (после чего мексиканские католики поддержали французскую интервенцию), но, укрепившись, повели дело так, что означенное имущество (в том числе и обширные земельные владения) оказалось в собственности французских подданных…
А тут еще Наполеон III, после революции во Франции отсиживавшийся в Англии и всерьез собиравшийся вернуться, как‑то очень уж внезапно умер после достаточно простой операции по раздроблению камней в мочевом пузыре: английские доктора переборщили с наркозом. Может быть, и сам умер – но, зная англичан, плохо верится…
Одним словом, США как сверхдержава никогда не появилась бы на мировой арене. Сверхдержав году к 1875‑му было бы всего две. Британская империя и империя Германская.
Организовавшись в единое государство, немцы прямо‑таки рванули вперед со страшной силой. Мало кто помнит, что и в нашей реальности Германия имела обширные колонии и в Африке, и на островах Южных морей. А уж в виртуальности, где в игру не вступили США… С уверенностью можно говорить, что планета стала бы гигантской шахматной доской, где игроков было, повторяю, только два. Две империи. Остальные маячили бы где‑то на вторых ролях.
Что в реальности? Германский капитал энергичнейшим образом конкурировал в Южной Америке с британским. 5 германских банков имели там 40 отделений, а 5 британских – 70, в Аргентине, Бразилии и Уругвае немцы с англичанами разместили четыре миллиарда долларов.
Ну, а в виртуальности, без участия США, две империи попросту поделили бы между собой не только Южную Америку, но и многие другие уголки земного шара, где в нашей реальности доминировали США.
Аляска при этом раскладе осталась бы у России – но вот удалось ли бы уберечь ее от Англии, вопрос спорный…
Соперничество двух империй непременно закончилось бы большой войной. Первая мировая война, если отсечь романтическую шелуху, была развязана англичанами исключительно из‑за того, чтобы остановить мирную немецкую экономическую экспансию, грозившую крахом Британской империи. В нашей виртуальности ставки были бы еще более высоки, точки конфликтов и соперничества – еще более многочисленны, противоречия – еще острее. А значит, Первая мировая война и в виртуальности непременно разразилась бы. И вовсе не факт, что Россия обязательно выступала бы на стороне Англии – но здесь стопроцентная надежность прогнозов улетучивается, и они становятся такими сложными, что затрагивать тему нет смысла…
Да, а рабство на Юге? Почти наверняка можно предсказать, что оно еще до конца XIX столетия умерло бы само по себе, естественным образом, под давлением чисто экономических причин.
Это прекрасно иллюстрирует пример Бразилии, где именно так и произошло…
Рабство в Бразилии служило для того, чтобы обеспечивать экспорт хлопка, сахара и каучука. Особенно каучука. Тогда уже развивалась сильная резиновая промышленность, основанная на каучуке, – а каучук получали исключительно из сока гевеи, которая произрастала только в Бразилии, державшей монополию на мировые поставки каучука.
Представляете, как сытно и богато живется монополисту? Шалевшие от легких денег бразильские дельцы строили целые города из лучшего европейского мрамора, украшали их роскошными дворцами, приглашали в театры мировых знаменитостей за бешеные гонорары… Шиковали, как могли. Гевея росла только у них. А во избежание нехороших случайностей в Бразилии в 1876 г. приняли немудреный закон: всякий, кто тайно или явно попытался бы вывезти семена гевеи, карался смертью. Таможенники свирепствовали. Во всех бразильских портах на видном месте торчали виселицы, редко пустовавшие…
И вот в том же 1876 г. в Бразилии появился некий английский ученый муж, зоолог и ботаник Генри Уикхем, этакий жюльверновский Паганель, чудак не от мира сего – тишайший очкарик, который хватал за рукав всех и каждого и часами повествовал о своих любимых бабочках и ужиках.
Около года этот безобидный чудак странствовал по сельве – бразильским джунглям, собирая гербарии и зоологические коллекции. И отправился домой, навьюченный чучелами крокодилов, змей и ящериц, а также сотнями папок с высушенными листиками‑цветочками.
Бразильские таможенники, не верившие и чудакам, его багаж перерыли тщательно… недостаточно тщательно, как оказалось, – чудаковатый недотепа‑ботаник вывез в чучеле аллигатора семьдесят тысяч семян гевеи…
В Лондоне их немедленно высадили в теплицах в Ботаническом саду. Оказалось, что морское путешествие перенесли и всходы дали только 2800 семян – но этого вполне хватало! Саженцы отправили в места, где климат походил на бразильский, – в Индию, Индокитай, Малайзию, на Филиппины.
И через несколько лет бразильская монополия на каучук кончилась! Англия выбрасывает на мировой рынок нехилые партии каучука!
Цены на каучук моментально обрушились. Бразильские магнаты банкротились сотнями. Роскошные мраморные города были покинуты жителями. Бразилия ухнула в неописуемый кризис (206).
А тут еще на мировом рынке появился египетский хлопок, опять‑таки сбивший цены. Мало того, сахарная промышленность Европы, работавшая на сахарной свекле, обрушила цены на сахар, получаемый из тростника…
Рабство в Бразилии моментально стало экономически невыгодным. Там еще в 1858 г. законом была запрещена работорговля, а согласно другому закону (1871 г.) все дети, рождавшиеся от рабынь, становились свободными. Теперь пришла пора покончить с рабством окончательно – и его отменили в 1888 г. А год спустя с рабством покончили и в испанских владениях на Кубе, где оно точно также стало невыгодным на плантациях сахарного тростника…
Ну, а поскольку рабство на Юге Америки держалось исключительно по экономическим причинам, то оно и там кончилось бы в те же времена, по тем же причинам…
Подводя итоги – мир, возникший в результате победы Юга, оказался бы совершенно лишен американского влияния. Никакого экспорта американской идеологии и культуры, никакой американской экспансии. Совершенно другой мир.
Но вот был бы он лучше? Не знаю, право. Он попросту стал бы другим, вот и все. Британская империя – тоже, знаете ли, не подарок в качестве сверхдержавы…
Эпилог
Любые виртуальности бессмысленны: мы имеем то, что имеем, – тот мир, в котором мы сейчас живем. И тому, кто, вполне возможно, обидится на меня за поношение своего любимого демократического Севера, хочу напоследок кое‑что напомнить.
Одним из самых крупных и зверских негритянских погромов – если не самым крупным – считается тот, что произошел в город Тулса, штат Оклахома, когда белые расисты не просто убивали и калечили негров, но за одну ночь еще и разрушили тридцать пять кварталов негритянской части города. Не домов, а кварталов. Оклахома ни малейшего отношения к Югу не имеет. Кстати, знаменитый судья Линч, чьим именем названа бессудная расправа, жил и, если можно так выразиться, работал в штате Канзас – «свободном» штате (о чем оставил подробные воспоминания путешественник Ладлоу (124).
Избирательные права женщинам в США были предоставлены впервые в 1893 г. – в одном‑единственном штате Колорадо (это не Север, это Запад!). В период с 1896 по 1918 г. еще двенадцать штатов предоставили женщинам право голоса – но штаты снова не северные, а в основном западные. И только в 1920 г. Конгресс распространил это право на всю страну.
(Правда, это еще не говорит о каком‑то особенном консерватизме американцев. Вот небольшая таблица:
В Норвегии женщины получили право голоса в 1921 г.
В Нидерландах – в 1922 г.
Во Франции – в 1944 г.
В Италии, Японии, Венесуэле – в 1946 г.
В Бельгии – в 1948 г.
В Швейцарии – в 1971 г. (47).
Ну, а американские индейцы получили право голоса только в 1924 г.
Вот несколько премилых законов, которые действовали в северных штатах США еще в 1950 г.
Делавэр. Наказания предусмотрены не только для тех, кто нарушит запрет на брак с негром или мулатом, но и для тех, кто этот брак оформлял и просто присутствовал на церемонии.
Мэриленд. Запрещены браки между белыми и лицами с одной восьмой и более негритянской крови, а также с малайцами. Запрещены браки между неграми и малайцами. Наказание – от 10 месяцев тюрьмы до 10 лет. «Всякая белая женщина, родившая ребенка от негра или мулата, подлежит лишению свободы на срок от 18 месяцев до 10 лет».
Орегон. Запрещены браки между белыми и людьми, имеющими хотя бы одну четвертую негритянской, китайской, малайской, гавайской или индейской крови. Наказания предусмотрены для вступивших в брак и совершивших брачную церемонию.
И примеров таких – множество (78).
А. С. Пушкин не зря еще в 1836 г. написал примечательные строки: «Уважение к сему новому народу (американцам. – А. Б.) и к его уложению, плоду новейшего просвещения, сильно поколебались. С изумлением увидели демократию в ее отвратительном цинизме, в ее жестоких предрассудках, в ее нестерпимом тиранстве. Все благородное, бескорыстное, всё возвышающее душу человеческую – подавленное неумолимым эгоизмом и страстию к довольству (); большинство, нагло притесняющее общество; рабство негров посреди образованности и свободы; родословные гонения в народе, не имеющем дворянства; со стороны избирателей алчность и зависть; со стороны управляющих робость и подобострастие; талант, из уважения к равенству, принужденный к добровольному остракизму» (242).
Рабство тогда существовало на всей территории Америки, так что не следует относить слова Пушкина только к южанам. А взяты они из его статьи о только что появившейся тогда в России книги Джона Теннера (241), который мальчишкой попал в плен к индейцам, прожил с ними около тридцати лет и оставил подробные воспоминания о том, как новоанглийские пуритане уничтожали краснокожих даже без особой злобы – будто сорную траву косили.
Я не намеревался этой книгой доказать, будто Юг был «лучше». Я всего лишь пытался показать, что Север был не лучше. Как минимум.
Что еще? С 1880‑го по 1933 г. ни один деятель Республиканской партии на каких бы то ни было выборах не получал где бы то ни было на Юге большинства.
И не стоит думать, будто в с ё забыто. Отнюдь. Не только в памяти южан дело. Обратите как‑нибудь внимание на голливудские боевики: там существует стойкая и вряд ли случайная тенденция размещать на заднем плане флаг Конфедерации всякий раз, когда на экране предстают разнообразнейшие экстремисты, расисты, подонки, бандиты и прочая малопочтенная публика. Вряд ли это случайно: давным‑давно в подсознание зрителя вбивается нехитрый тезис: всякая компания, использующая флаг конфедератов, – «плохие парни». Установочка такая дается, мягко и ненавязчиво.
Солдат Гражданской войны
А ведь когда‑то под этим флагом дрались и умирали не худшие представители человечества… Всмотритесь в это лицо. Перед вами – Эдвин Френсис Джемисон, рядовой солдат Конфедерации, убитый в одной из «незнаменитых» битв Гражданской – под Малверн‑Хиллом, Виргиния, в 1862 г.
А теперь, добросовестно напрягши воображение, представьте двухкилометровой ширины поле под Геттисбергом, по которому мерным шагов, без единого выстрела, наклонив штыки, шагают пятнадцать тысяч таких мальчиков – голодных, оборванных, босых… упрямых. По ним беспрестанно бьют пушки, картечь вырывает целые шеренги, а они шагают и шагают – два километра, без выстрела, под неумолчный треск барабанов. И те, кто остался в живых, всё же добираются до пушек…
Кто‑нибудь и впрямь полагает, что так можно идти в бой за что‑нибудь подлое?
Красноярск, август 2007