Analiz_stikhotvorenia_LAT
.docxМозжерина М., ФЖ – 509.
Лингвистический анализ стихотворения И. Северянина «Классические розы».
Классические розы
Как хороши, как свежи были розы
В моем саду! Как взор прельщали мой!
Как я молил весенние морозы
Не трогать их холодною рукой!
И.Мятлев. 1843 г.
В те времена, когда роились грезы
В сердцах людей, прозрачны и ясны,
Как хороши, как свежи были розы
Моей любви, и славы, и весны!
Прошли лета, и всюду льются слезы...
Нет ни страны, ни тех, кто жил в стране...
Как хороши, как свежи ныне розы
Воспоминаний о минувшем дне!
Но дни идут — уже стихают грозы.
Вернуться в дом Россия ищет троп...
Как хороши, как свежи будут розы,
Моей страной мне брошенные в гроб!
Стихотворение «Классические розы» было написано И. Северяниным в 1925 г. В это время он уже 7 лет жил в Эстонии, куда перебрался в 1918 г. после Октябрьской революции. Находясь за рубежом, он много писал о той стране, в которой жил, но стихотворение «Классические розы», ставшее впоследствии очень известным, посвящено как раз покинутой им России.
В стихотворении мы можем выделить следующие ключевые слова: времена, грезы, сердца, розы, слава, лета, слезы, страна, воспоминания, грозы, дом, Россия, гроб. Их можно разделить на три семантические группы: со значением «эмоциональное состояние» (грезы, слава, слезы, грозы, сердца), «время» (воспоминания, лета) и «место» (страна, дом, Россия, гроб). По ключевым словам, входящим в семантическую группу «место», мы можем проследить, насколько к финалу стихотворения сужается пространство: от просто «страны», сначала никак не названной, автор приходит к «России», которая в данном контексте является синонимом «дома». В конце пространство, в котором находится лирический герой, обозначается только понятием «гроб», максимально узким и практически безвыходным.
Базовым концептом является понятие «розы», вынесенное автором в заглавие стихотворения; в тексте произведения оно повторяется трижды. Интересна двойственная природа этого символа, которая выражается прежде всего во внешнем виде цветка: это неоспоримая красота бутона, но в то же время опасность, заключенная в шипах, покрывающих ствол. Поэтому этот символ всегда имел двойное значение: это красота, любовь, радость, блаженство, но, в то же время, символ траура и загробной жизни. В целом роза воспринимается как совершенный цветок, обладающий даже божественным совершенством. Еще в средневековой литературе за розой закрепляется значение символа земной «страсти нежной». Часто она появляется в качестве определенного образа в литературных произведениях, центральной темой которых является любовь.
В стихотворении «Классические розы» тема любви автором практически не затрагивается, тем не менее «розы» является базовым концептом. Здесь имеет смысл говорить не просто о конкретном растении, но о более общем понятии «цветка». Цветок ─ широко распространенный символ молодой жизни. Цветы символизируют жизненную силу и радость жизни, конец зимы и победу над смертью. Но значение этого символа также неоднозначно: наряду с расцветом жизни он указывает на то, что вся земная красота преходяща, она может быть длительной только в садах небесных. Отсюда идет древний обычай устраивать захоронения в садах и высаживать на них цветы. В стихотворении «Классические розы» образ цветка как раз предстает в таком двойном значении: это и розы любви, славы, весны и ярких позитивных воспоминаний, и розы, «брошенные в гроб», т.е. положенные на могилу, символизирующие уход из жизни, траур. Образ в стихотворении не теряет своей экспрессивности, но резко меняет эмоциональную окраску: вначале это действительно символ радости, молодости, «цвета» жизни; в финале же образ становится не просто траурным, печальным, но даже трагическим.
Здесь стоит вспомнить, что стихотворение написано Северяниным в эмиграции в 1925 году, т.е. после всех великих исторических переворотов, которые с ног на голову поставили жизнь не просто всей страны, но и каждого конкретного человека. Поэт оказывается за границей в практически чужой стране; все, что было ему привычным и приятным, утрачено, разрушено для него навсегда. Поэтому для стихотворения также важен мотив воспоминания, на котором построены первые две строфы. Лирический герой обращается к «тем временам», когда жизнь действительно цвела, и не только для него (хоть он и говорит о его собственных любви, славе и весне), но и для народа, людей, в чьих сердцах «роились грезы». «Воспоминания» актуальны также во второй строфе, где говорится о том, что то время, та страна, которая ассоциируется с радостью, любовью и славой, уже утрачена, ее нет. Мы можем выделить в стихотворении три временных пласта: прошлое, настоящее и будущее, которые распределяются четко по строфам: первая строфа ─ прошлое (глаголы «роились», «были»), вторая ─ настоящее (глагол «льются», частица «нет»), третья ─ будущее (глаголы «будут», «вернуться»). Если настоящее связано для героя со светлыми и радостными воспоминаниями, то будущее ему видится весьма смутно и ассоциируется со смертью: «Как хороши, как свежи будут розы, Моей страной мне брошенные в гроб!». Своего будущего в своей стране он не представляет, и розы славы и любви оказываются траурным могильным венком.
Здесь также примечательно, что все три строфы оканчиваются восклицательным знаком, который выступает как показатель эмоционально-окрашенной речи. И если, как мы уже отмечали, эмоциональная окраска стихотворения резко отличается в начале и в конце стихотворения, ее формально-синтаксические признаки автор сохраняет. Также показателем эмоционально-насыщенного повествования служит аллитерация: в стихотворении часто повторяется звук «р», который может нести в себе совершенно различные, но в любом случае яркие эмоции: это может быть крик, крик радости, отчаяния или горя, это отрывочные, «рваные» фразы, характеризующие состояние героя.
Важную роль в данном произведении играет интертекст: в неизменном виде в стихотворении три раза повторяется строка из элегии И. Мятлева «Розы» (только в последнем четверостишии меняется время глагола): «Как хороши, как свежи были розы…». В произведении Мятлева розы как раз выступают символом любви, «нежной страсти», и на первый план выступает образ девушки:
Как хороши, как свежи были розы
В моем саду! Как взор прельщали мой!
Как я молил весенние морозы
Не трогать их холодною рукой!
Как я берег, как я лелеял младость
Моих цветов заветных, дорогих;
Казалось мне, в них расцветала радость,
Казалось мне, любовь дышала в них.
Но в мире мне явилась дева рая,
Прелестная, как ангел красоты,
Венка из роз искала молодая,
И я сорвал заветные цветы.
И мне в венке цветы еще казались
На радостном челе красивее, свежей,
Как хорошо, как мило соплетались
С душистою волной каштановых кудрей!
И заодно они цвели с девицей!
Среди подруг, средь плясок и пиров,
В венке из роз она была царицей,
Вокруг ее вились и радость и любовь.
В ее очах - веселье, жизни пламень;
Ей счастье долгое сулил, казалось, рок.
И где ж она?.. В погосте белый камень,
На камне - роз моих завянувший венок.
(1834)
Но двойственная природа этого образа находит себя и здесь: в конце стихотворения розы также становятся цветами траура, причем выражается это в прямом образе возложенного на могилу венка. Т.к. строчка взята Северяниным в неизменном виде, то сохраняется и ритм стихотворения Мятлева; сохраняется и образ смерти, и семантика концепта «розы», но в целом тематика произведений различна.
Интересно, что прямая ссылка на стихотворение Мятлева есть также в произведении Тургенева «Как хороши, как свежи были розы...». Его относят в поэзии, хотя имеет смысл говорить о ритмизованной прозе или поэтической зарисовке:
Где-то, когда-то, давно-давно тому назад, я прочел одно стихотворение. Оно скоро позабылось мною... но первый стих остался у меня в памяти:
Как хороши, как свежи были розы...
Теперь зима; мороз запушил стекла окон; в темной комнате горит одна свеча. Я сижу, забившись в угол; а в голове все звенит да звенит:
Как хороши, как свежи были розы...
И вижу я себя перед низким окном загородного русского дома. Летний вечер тихо тает и переходит в ночь, в теплом воздухе пахнет резедой и липой; а на окне, опершись на выпрямленную руку и склонив голову к плечу, сидит девушка - и безмолвно и пристально смотрит на небо, как бы выжидая появления первых звезд. Как простодушно-вдохновенны задумчивые глаза, как трогательно-невинны раскрытые, вопрошающие губы, как ровно дышит еще не вполне расцветшая, еще ничем не взволнованная грудь, как чист и нежен облик юного лица! Я не дерзаю заговорить с нею,- но как она мне дорога, как бьется мое сердце!
Как хороши, как свежи были розы...
А в комнате все темней да темней... Нагоревшая свеча трещит, беглые тени колеблются на низком потолке, мороз скрипит и злится за стеною - и чудится скучный, старческий шепот...
Как хороши, как свежи были розы...
Встают передо мною другие образы... Слышится веселый шум семейной деревенской жизни. Две русые головки, прислонясь друг к дружке, бойко смотрят на меня своими светлыми глазками, алые щеки трепещут сдержанным смехом, руки ласково сплелись, вперебивку звучат молодые, добрые голоса; а немного подальше, в глубине уютной комнаты, другие, тоже молодые руки бегают, путаясь пальцами, по клавишам старенького пианино - и ланнеровский вальс не может заглушить воркотню патриархального самовара...
Как хороши, как свежи были розы...
Свеча меркнет и гаснет... Кто это кашляет там так хрипло и глухо? Свернувшись в калачик, жмется и вздрагивает у ног моих старый пес, мой единственный товарищ... Мне холодно... Я зябну... и все они умерли... умерли...
Как хороши, как свежи были розы...
(Сентябрь 1879)
Здесь также мы наблюдаем неизмененную строку из стихотворения Мятлева, но сквозным образом здесь становится скорее само стихотворение, чем образ цветов: именно со стихотворением связаны все воспоминания, причем прямая цитата встает в памяти героя после каждого нового воспоминания. Если рассматривать это произведение как поэтическое, то каждый абзац ─ это новая строфа, которая заканчивается как раз первой строкой стихотворения Мятлева.
Северянин также напрямую ссылается на стихотворение «Розы», использовав первое его четверостишие в качестве эпиграфа к своему произведению. Таким образом он ссылается и в формальном, и в образном плане на произведение, ставшее для его стихотворения прецедентным, создавая одновременно новое, оригинальное, выступающее в качестве самостоятельного произведение.