К глобальному кризису

Смена власти и смена курса. Как и любой реформатор, Хрущев был весьма уязвим: ему приходилось изменять систему, опираясь на ее же собственные ресурсы. Готовность общества к переменам была весьма ограничена и жесткими рамками идеологической парадигмы «строительства коммунизма», и организационно (монополия партийно-государственных структур - опоры консерватизма, отсутствие каких-либо институциональных альтернатив), и социально (отсутствие в обществе влиятельных социальных групп, заинтересованных в демонтаже тоталитаризма). Отчасти поэтому многочисленные реформаторские начинания Хрущева не шли дальше попыток «очищения социализма» от последствий сталинщины, возвращения к идеологическим первоистокам Октябрьской революции в их новой интерпретации, модифицирования системы управления в рамках командно-административного механизма. С точки зрения партийной элиты Хрущев выполнил свою задачу, обеспечив возвращение центра власти в партийные структуры, вернув номенклатуре ее значимость и избавив от страха репрессий. Однако, окрепнув, партийная бюрократия была заинтересована в большей стабильности. Непростительны, с ее позиций, были не только разоблачения сталинских преступлений, но и реорганизация системы управления, ущемлявшая права партаппарата, попытки ограничить срок пребывания на руководящих должностях. Недовольство в армейских кругах вызвал Хрущев сокращением вооруженных сил (с ликвидацией многих высокооплачиваемых должностей). Особым предостережением правящей элите стали венгерские события 1956 г., вызвавшие опасения их повторения в СССР. Уязвимость Хрущева повышали и некоторые его личные качества (импульсивность действий, непродуманность многих решений). Основания для недовольства были почти у всех слоев населения. Это облегчило для партийной номенклатуры задачу устранения Хрущева Н.С. с руководящих постов, что и было осуществлено на Октябрьском (1964 г.) Пленуме ЦК КПСС по уже отработанному самим Хрущевым сценарию «дворцового переворота».

Период оттепели был сильным ударом по тоталитарной системе, сталинизма. Однако реформаторский потенциал общества оказался недостаточным для окончательного отхода от тупиковой ветви мирового развития, более того, даже для сохранения либеральных хрущевских прорывов. Откат, по сути, был неизбежен. Но это был откат к сталинизму без Сталина, без массовых репрессий, а значит, к системе с подорванными идеологическими и «инструментальными» конструкциями. Откат означал ее стабилизацию, с неизбежностью ведущую к загниванию и распаду. Эти процессы и составили социальную суть 1970-х - середины 1980-х гг.

Вместе с тем, консервативный курс установился не сразу. Он имел как бы краткий переходный период, когда Брежнев Л.И., избранный Генеральным секретарем ЦК КПСС, формировал свою команду, устранял политических конкурентов, в том числе «крайних» сталинистов. Брежнев стал выразителем интересов партийного аппарата и связанного с ним мощного слоя хозяйственной бюрократии. Особую роль в утверждении консервативного курса сыграли события в Чехословакии 1968 г. Даже в умеренных реформах советская партократия усмотрела угрозу тоталитарной системе, своим интересам и осуществила вооруженное вторжение в ЧССР. Внутри страны реформационная составляющая, выраженная прежде всего в экономической реформе 1965 г., стала резко свертываться, ужесточились репрессии против инакомыслящих.

Общественно-политическая атмосфера. Система, во многом основывавшаяся на вере в идеологические стереотипы, превращенные в социальные ценности, развенчанием собственных лидеров подрывала свои основы. Со свертыванием «оттепели» завершилась эпоха «коммунистического романтизма», переросшая в период тоталитарного лицемерия, раздвоения общественного сознания. Таким образом, система утратила два своих важнейших стимула, на которых держалась экономика: глобальный страх перед репрессиями – с уходом Сталина, энтузиазм – со свертыванием оттепели и утратой либеральных иллюзий и романтической веры. Оставалось голое принуждение к труду, которое не могло быть достаточно эффективным без террора сталинщины. Именно это обстоятельство заставляло руководство страны, невзирая на консервативные взгляды, сохранить преемственность реформационного поиска в сфере экономики, пытаться совместить командно-административную систему с элементами экономического стимулирования.

Вместе с тем, вскоре после смены высшего партийного руководства началось закручивание «идеологических гаек». Выдвигается формула перманентного обострения идеологической борьбы двух систем, преемственная тезису 1930-х тт. (обострение классовой борьбы по мере продвижения к социализму). Проводятся акции устрашения интеллигенции, начало которым положило судебное преследование в 1965-1966-е гг. писателей Даниэля Ю. и Синявского А. Обществу ясно давали понять, что идеи XX съезда уходят в прошлое. Однако это вызвало ответную реакцию, породив целое движение инакомыслящих, духовно готовившее общество к более радикальным преобразованиям в будущем. Ко второй половине 1960-х гг.; восходят истоки правозащитного движения (Есенин-Вольпин А., Гинзбург А., Буковский В., Габай И. и др.). К 1966-1967 гг. относятся первые выступления академика Сахарова А.Д. в защиту репрессированных. Правозащитное движение вскрывало преступные действия властей, в том числе нарушение общепризнанных норм, подписанных СССР документов ООН и т.д.

Движение диссидентов не было многочисленным, но, несмотря на расправы властей (от судебных преследований, принудительного помещения в психлечебницы здоровых людей до высылки за границу) представляло моральную и идеологическую угрозу системе.

В 1960-е гг. происходит ужесточение цензуры. Многие талантливые писатели были лишены возможностей публиковать свои произведения, кинофильмы оставались на полках. С конца 1960-х гг. стали подвергаться гонениям ученые и научные направления, видевшие средства разрешения экономических проблем в переходе к рыночным отношениям. В различные годы гонениям подвергались историки (т.н. новое направление – Волобуев П., Тарновский К., Гефтер М. и т.д.), представители других гуманитарных дисциплин, расходившиеся в своих концепциях с идеологическими установками партийного руководства. Практически исчезла критика «культа личности»; прекратилась реабилитация жертв сталинских репрессий.

Развитие консервативных тенденций характеризуется движением от ХХIII к последующим съездам – ХХIV, XXV, XXVI. Съезды проходили под знаком парадности. Теория все больше открывалась от социальной практики. Проблемы нарастали и углублялись, но решительных шагов для их решения не предпринималось.

Политическая система сохранила свою преемственность с властными институтами предшествующих десятилетий. Важнейшим аспектом этой преемственности было отрицание принципа разделения властей, парламентаризма, политический монополизм и превращение партийных структур в надгосударственные на всех уровнях управления обществом. Фактически партия сама превратилась в элемент государственной структуры. Представительные органы в 1970-е гг. имели декоративное значение.

Исполнительный аппарат продолжал законодательствовать, плодить бесчисленные инструкции и приказы. Он же фактически командовал и судом. К концу 1970-х гг. только в управлении народным хозяйством накопилось до 200 тыс. различных приказов, инструкций, других подзаконных актов, опутавших своими сетями хозяйственных руководителей.

В такой системе именно процессы, происходившие в партии, во многом определяли общественное развитие. Однако и в КПСС началось свертывание либеральных начинаний Хрущева. Отмена норм обновления руководящих кадров создавала благоприятные условия для всевластия и бесконтрольности партийной номенклатуры в центре и на местах. Поощрялось и утверждалось единомыслие и «единогласие». Звания, ордена и прочие внешние аксессуары призваны были восполнить отсутствующий в массах авторитет Брежнева Л.И. и других партийных руководителей.

Партия, являясь становым хребтом тоталитарной системы, продолжала наращивать свое влияние в обществе. В 1970-е гг. практически не осталось предприятий и строек, колхозов и совхозов, учреждений и учебных заведений, в которых не было бы первичных парторганизаций. Число членов партии выросло с 12,4 млн. в 1966 г. до 19 млн. в 1985 г.

Идеология «застоя». Фантастическая задача построения материально-технической базы коммунизма в течение двух десятилетий (к началу 1980-х гг.) уже во второй половине 1960-х гг. стала стыдливо и тихо «забываться»: слишком велик был разрыв между воспарившей теорией и социальной практикой. Идеи программы партии, принятой при Хрущеве, о развернутом строительстве коммунизме даже сусловскими идеологами были признаны как нереальные. Однако идеологический вакуум должен был быть чем-то заполнен, социальные реалии теоретически объяснены, перспективы и основные ориентиры очерчены. Средством разрешения идеологических трудностей стала концепция развитого социализма, благодаря которой коммунизм отодвигался в неопределенное будущее, но в то же время фиксировались достижения на этом пути в настоящем, продвинутость относительно «незрелого» социализма предшествующим десятилетий. XXIV съезд КПСС (1971 г.) констатировал, что в СССР построено развитое социалистическое общество. XXV съезд КПСС (1976 г.) декларировал, что КПСС стала партией всего народа, оставаясь партией рабочего класса.

Квинтэссенцией теоретических установок брежневской администрации стала принятая в 1977 г. Конституция СССР - Конституция «развитого социализма». В 6-й статье она закрепила монопольное положение КПСС в политической системе, определив партию как руководящую и направляющую силу общества, ядро его политической системы.

Шлифовка идеологии тоталитаризма сопровождалась постепенным разложением общества сверху донизу, начиная с утверждения двойной морали, двойных стандартов жизни - официальных и реальных и кончая сращиванием партийно-государственной номенклатуры с преступным миром. Все более иллюзорной становилась и одна из основных задач, провозглашенных идеологией, - обеспечить превосходство в экономическом соревновании с капиталистической системой. Единственная область, в которой был достигнут успех ценой гигантского напряжения сил и ущерба жизненному уровню народа, была военная: в 1970-е гг. был обеспечен военно-стратегический паритет СССР и США.

Социально-экономическое развитие. Еще в начале 1960-х гг. специалисты, а затем и хозяйственные руководители пришли к выводу о необходимости глубоких экономических реформ. Новое руководство вынуждено было пойти на хозяйственную реформу (1965 г.), суть которой заключалась в усилении экономических рычагов, расширении самостоятельности предприятий. Сокращалось число директивно планируемых показателей, в распоряжении предприятий оставлялась доля прибыли, провозглашался «хозрасчет». Одновременно был восстановлен отраслевой принцип управления промышленностью. Реформа дала импульс развитию экономики, несколько повысив темпы роста производства в восьмой пятилетке. Однако, будучи непоследовательной уже в замысле и еще более выхолощенной в ходе реализации, реформа свертывается. В 1970-е гг. происходит неуклонное скатывание советской экономики и стагнации. От восьмой (1966-1970 гг.) к одиннадцатой (1981-1985 гг.) пятилетке неуклонно снижались основные экономические показатели, темпы роста валового общественного продукта (они по официальным, завышенным данным, составили соответственно 42%, 36, 23, 19).

Особенно неблагоприятным выглядело экономическое развитие СССР на фоне мировой экономики. Развитые страны Запада переходили в 1970-1980-е гг. к новому информационному (постиндустриальному) обществу, характеризующемуся резким увеличением роди непроизводственной (особенно образовательной) сферы, индивидуализацией потребления. В отличие от аграрного и индустриального общества, где главным богатством был «осязаемый» капитал (земля, фабрики и т.д.), на эту роль все более начинают претендовать знания, информация. В промышленности происходит свертывание «традиционных отраслей» (добывающая промышленность, металлургия, некоторые сферы машиностроения и т.д.). Осуществляется переход к ресурсосберегающим технологиям, наукоемким производствам (микроэлектроника, информатика, робототехника, новые материалы, биотехнология), тогда как СССР по-прежнему осуществлял расширенное воспроизводство индустриальной структуры с упором на традиционные отрасли. Экстенсивный характер развития советской экономики резко ограничивал возможности решения социальных задач. Доля средств, шедших на социальные нужды, из-за нараставших экономических трудностей, продолжавшейся концентрации, средств в тяжелой и военной промышленности, снижалась. В частности, удельный вес капиталовложений в жилищное строительство (к общему их объему), сократился с 17,7% в 1966-1970 гг. до 15,1% в 1981-1985 гг. С начала 1970-х гг. в СССР перестала увеличиваться средняя продолжительность жизни и. начала расти детская смертность. К началу 1980-х гг. СССР находился лишь на 35 месте в мире по продолжительности жизни и на 50-м - по уровню детской смертности.

Конечно, в годы «застоя» произошел заметный сдвиг в повышении благосостояние советских граждан. Тем не менее, доля фонда зарплаты в национальном доходе, созданном в промышленности на Западе, составляла 60-80% (в США в 1985 г. - 64%), а в СССР в 1985 г. – 36,5%. По уровню потребления на душу населения СССР занимал лишь 77-е место.

Духовная сфера. Кризисные явления проявлялись и в духовной сфере. Количественные показатели выглядели внешне благополучно. Быстро повышался уровень образования. Доля лиц с высшим и средним образованием (полным и неполным) выросла с 65,3% в 1970 г., до 80,5% в 1979 и 92,1% в 1989 г. Вместе с тем, образование все более отставало от требований времени, научно-технического прогресса, его уровень, по существу, снижался. Различные административно-организационные меры давали малый эффект, решить эти проблемы можно было лишь в рамках изменения всех общественных отношений, формирования и обществе «спроса» на знание. Между тем, доля средств, шедших на просвещение (как и на здравоохранение) к 1985 г. в союзном бюджете упала ниже 1940 г. Продолжался рост численности научных учреждений (в 1970 г. – 2078 научно-исследовательских институтов, 1985 г. - 2607), научных работников (1970 г. - 928 тыс., 1985 г. - 1491 тыс.). Увеличивалось финансирование науки (доля расходов в национальном доходе (в 1970 г. - 4%, в 1985 - 5,0%). Кадровый (численный) потенциал советской науки к середине 1980-х гг. был лишь чуть ниже уровня США. Однако лишь в отдельных фундаментальных областях советская наука не отставала от науки западных стран, тогда как в прикладных областях была далеко позади. Более того, СССР стал терять ранее завоеванные позиции, и в том числе в освоении космоса (США осуществили престижный проект высадки на Луну, первыми создали космический корабль многоразового использования). Даже традиционная политика опережающего развития военных отраслей с максимальной концентрацией в них материальных и кадровых ресурсов в новых условиях стала давать сбои, т.к. эти отрасли все больше зависели от общего технологического уровня народного хозяйства, от эффективности экономического механизма.

В несколько раз выросли расходы на культуру, росли тиражи книг, периодических изданий, укрепилась материальная база средств массовой информации (радио, телевидение). Если в 1960 г. в стране насчитывалось менее 5 млн. телевизоров, то в середине 1980-х гг. их число превысило 80 млн., они вошли почти в каждый дом. Вместе с тем, в СССР как и в западных странах в 1950-1960-х гг. наметился сдвиг в сторону пассивного потребления культуры, в бюджете свободного времени социологи стали фиксировать увеличение затрат времени на просмотр телепередач и сокращение – на чтение книг, посещение театров, концертов, киносеансов и т.д. Тем самым не только сокращался диапазон потребления культуры у среднего гражданина, но и происходила определенная стандартизация массового сознания, усиленная (по сравнению с Западом) монополизмом государства в области средств массовой информации и жесткой идеологической линией, настойчиво внедрявшейся партией во все сферы духовной жизни общества.

Со второй половины 1960-х гг. резко усилился идеологический диктат по отношению к средствам массовой информации и учреждениям культуры. Об особом «внимании» к сфере культуры свидетельствует специально принятое постановление ЦК КПСС от 7 января 1969 г. «О повышении ответственности руководителей органов печати, радио, телевидения, кинематографии, учреждений культуры и искусства за идейно-политический уровень публикуемых материалов и репертуара». Отчасти это было возвращением к практике сталинщины 1940-х гг., когда принимались печально известные партийные решения в области литературы и искусства. Данная политическая линия в духовной сфере вполне закономерно вылилась в кампании травли работников науки, искусства и культуры. Жесткая опека со стороны служителей идеологии, прежде всего Министерства культуры, вела к снижению уровня художественного творчества, распространению бездарной конъюнктуры.

Вместе с тем, на этот период приходится расцвет творчества многих одаренных писателей и поэтов, бардов (Окуджава Б., Высоцкий В., Галич А.), деятельность режиссеров Тарковского А., Любимова Ю., Германа А., Абуладзе Т. и др. Работы многих деятелей искусства, литературы не вписывались в каноны «социалистического реализма», призванного воспевать достижения системы и оправдывать ее существование, были по сути оппозиционными партократии и исповедовавшейся ею идеологии. Поэтому, с поворотом к жесткому курсу, усилением идеологического контроля, особенно после «пражской весны» в Чехословакии, возросло давление бюрократии на творческую интеллигенцию, преследование инакомыслящих: от ограничения доступа произведений (неугодных властям лиц) читателям, зрителям, слушателям до тюремного заключения и высылки за границу.

Таким образом, духовная сфера, как и другие сферы общественной жизни, оказалась поражена кризисом, который углублялся на протяжении всех 1970-х - середины 1980-х гг. и разрешение которого было невозможно в прежних рамках тоталитарной системы.

СССР в контексте мировых общественных процессов. Начиная с 1960-х гг. страны Запада оказались в состоянии перманентных, сменяющих друг друга технологических переворотов. Прогресс этих и целого ряда ранее отсталых стран основывался на гибкой рыночной системе и на наукоемкой продукции. Контрастом этим динамичным процессам было развитие стран с нерыночной экономикой, тиражировавших устаревшие производства и лишь за счет административного нажима и громадной концентрации средств, добивавшихся результатов в отдельных, преимущественно военные отраслях.

Усиливавшееся экономическое, и, прежде всего стадиальное технологическое отставание стран советского блока компенсировалось наращиванием военно-космической мощи СССР, укреплением «сплоченности» социалистического лагеря (в том числе путем наказания «идеологических отступников» пражской весны), идеологической и геополитической экспансией преимущественно в конфликтных регионах третьего мира: поддержка экстремистских движений национал-коммунистической ориентации - финансовая, оружием, военными советниками - вплоть до прямого вооруженного вмешательства («интернациональной помощи») «ограниченным контингентом» в Афганистане.

В отношениях с ведущими странами капиталистического мира противоречивая и непоследовательная политика на смягчение напряженности подкреплялась попытками экономического «стимулирования» путем, в частности, распродажи сырьевых ресурсов. Однако она сводилась на нет политико-идеологической экспансией и рядом авантюристических акций во внешней политике.

Глобальный общественный кризис и неизбежность радикальных преобразований. В течение двух десятилетий, до середины 1980-х гг. СССР прошел сложный исторический путь: от свертывания либеральных начинаний периода «оттепели» и стабилизации, укрепления позиций партийной и хозяйственной бюрократии до неуклонного скатывания в состояние экономической стагнации, массовой коррупции управленческих кадров, все большего отрыва официальных идеологических установок от общественной практики. Реформа 1965 г., в конечном счете, обернулась контрреформой, укрепившей планово-приказные рычаги центрального управления, позиции ведомственной бюрократии. Усугублялся разрыв в качестве и уровне жизни основной массы населения - рабочих, крестьян, интеллигенции - и привилегированных управленческих слоев, партийной и хозяйственной номенклатуры. Был ужесточен идеологический контроль со стороны партийных структур за всеми сферами общественной жизни, особенно духовной. Усилилось преследование инакомыслящих, которое, однако, обернулось зарождением диссидентского движения, ростом оппозиционных настроений в слоях интеллигенции при нарастании в целом пассивности и апатии в обществе. У брежневского руководства оказалось лишь два достижения: обеспечение военно-стратегического паритета; политика «разрядки» начала 1970-х гг.: Хельсинские соглашения и первые договоры об ограничении стратегических вооружений (по ПРО, ОСВ-II). Однако первое достигнуто ценой сверхусилий и сверхконцентрации ресурсов больной экономики (на оборону работало прямо или косвенно до 80% машиностроения) и деградации остальных отраслей народного хозяйства. Это создавало материальную базу для жесткого внешнеполитического курса некомпетентного руководства разорительных - с точки зрения национальных интересов – действий (поддержка просоветских диктаторских режимов, вмешательство в региональные конфликты по всему земному шару). В результате политики советского руководства, а также жесткого курса американской администрации Рейгана Р. человечество на рубеже 1970-1980-х гг. оказалось близко к третьей мировой войне.

Внутренняя и внешняя политика, основанная на судорожном цеплянии за старые идеологические догмы, постепенно, но неуклонно вела к национальной катастрофе, к глобальному общественному кризису, чреватому потенциальным крахом государства. Неконкурентноспособность экономики пытались компенсировать экспортом нефти и газа, других видов сырья, что привело к массовой распродаже национальных богатств и к скатыванию великой державы (по характеристикам во внешней торговле) к роли слаборазвитой страны. Импорт продовольствия и потребительских товаров на основе «нефтедолларов» лишь маскировал скатывание экономики в состояние кризиса, отодвигая на время массовые конфликты. Моральное разложение кадров, рост преступности, падение авторитета власти, утрата веры частью народа в ценности системы - все это лишь дополняло общую картину разложения тоталитарно-бюрократической системы, определявшей себя как «общество развитого социализма».

Литература

Власть и оппозиция. Российский политический процесс ХХ столетия. М., 1995.

Геллер М., Некрич А. Утопия у власти. История Советского Союза с 1917 года до наших дней. М., 1995. Кн. 2.

Зубкова Е.Ю. От 60-х к 70-м: Власть, общество, человек // История Отечества: люди, идеи, решения. Очерки истории Советского государства. М., 1991.

Козлов В.А. Неизвестный СССР. Противостояние народа и власти. 1953-1985 гг. М., 2006.

На пороге кризиса: нарастание застойных явлений в партии и обществе. М., 1990.

Павлов В. Поражение. Почему захлебнулась «косыгинская» реформа? // Родина. 1995. № 11.

Советское общество: возникновение, развитие, исторический финал. М., 1997. В 2-т.