21Fm-72_81 / 1 Тексты лекций / Тема 1 / Т 1 Лекция 3 / Доп материалы / Вся правда о проектах Путина

С уже комментировавшимся выше тезисом о том, что «национальные проекты» есть развитие «курса, который мы проводили и будем проводить дальше», логично сопрягается установка «продолжить системную модернизацию здравоохранения, об­разования, жилищной сферы». Но если исходить из логики самой жизни, почему, спрашивается, следует продолжать именно ту «системную модернизацию», которую начали две предшествовавшие либералистские властные команды? 20 лет назад страна располагала надежными и в тех или иных конкретных отношениях — первокласс­ными системами здравоохранения, образования и ЖКХ. Реформаторы начали их ломать, стремясь внедрить в них «вестернизированные» базовые элементы. В итоге альтернативные — западного типа — системы создать не удалось, но имевшиеся оказались изуродованными.

Действия, которых было бы логично ожидать от разум­ного хозяина, — остановить разрушение, отремонтировать все, что можно, в унасле­дованной от СССР инфраструктуре, а затем эволюционно интегрировать в нее новые институты и технологии. Реализация же установки на продолжение «систем­ной модернизации» неизбежно приведет страну к системному социально-инфра­структурному краху.

—Нельзя ли специально остановиться на каждом из «приоритетных национальных проектов», начав, как и их инициатор, с «мер в области здравоохранения»?

—Уже отмечалось, что они суть не более, чем «дымовая завеса», под прикрытием которой намечено радикализировать либералистскую реформу здравоохранения, полностью перевести его на рыночные основы, сбросить с государства ответствен­ность за его содержание. Все эти фактические намерения федеральной власти под­робно охарактеризованы в предыдущем номере журнала членом-корреспондентом РАН и членом думского Комитета по охране здоровья С.Глазьевым¹², в связи с чем можно, наверное, ограничиться краткими комментариями к ряду конкретных поло­жений президентского выступления.

Соответствующий его фрагмент начинается со следующих констатаций. Поло­жение дел в области здравоохранения «далеко не благополучно» и его «нужно коренным образом менять». После передачи в начале 90-х годов первичной сети организаций медобслуживания в муниципалитеты «ситуация в первичном звене здравоохранения постепенно, но уверенно ухудшалась», и «нужно прямо при­знать, что муниципальная сеть здравоохранения находится сейчас в плачевном состоянии».

Таким образом, четко признаются крайне негативные, сугубо разрушительные результаты почти пятнадцатилетнего реформирования отрасли. Более того, печальные ретроконстатации завершаются следующей фразой: «Только сейчас мы с вами говорим в рамках здравого смысла». Зачем же, спрашивается, продолжать губитель­ную «модернизацию», проводившуюся «вне рамок здравого смысла»? Такое продол­жение в эти рамки явно не укладывается!

В них плохо укладывается и уже упоминавшаяся инновация, согласно которой в начале следующего года «заработная плата участковых терапевтов, педиатров и вра­чей общей практики должна в среднем вырасти на 10 тысяч рублей в месяц, а медсестер — как минимум на 5 тысяч рублей», хотя «ее конкретный размер должен прямо зависеть от объема и качества оказываемой медицинской помощи».

Медсестер в России 1,6 млн., а значит, им одним предстояло бы добавить 96 млрд. руб. годового фонда зарплаты, тогда как на весь «национальный проект» выделено 60 млрд. А из каких средств собираются прибавить по 10 тыс. руб. к ежемесячному жалованию отмеченным категориям врачей? Концы с концами здесь явно не связы­ваются, и «палочкой-выручалочкой» становятся слова об «объеме и качестве оказы­ваемой медицинской помощи»: прибавку, видимо, дадут лишь тем, у кого таковые на высоте. Трудно даже представить, сколько добросовестных бюрократов и на какой компьютерной технике станут эти «объем и качество» измерять! Не секрет, что «ме­дицинскую помощь» людям оказывает большая система, выходящая даже за пределы собственно здравоохранительной отрасли, и сама постановка задачи измерения «объе­ма и качества оказываемой медицинской помощи» отдельным участковым врачом, равно как и отдельной медсестрой, абсурдна в технико-технологическом отношении.

Но главное — в самой «идеологии» инициированной социальной меры. Замысел выделить из всех 700 тыс. российских врачей небольшую, примерно десятипроцент­ную, выборку и отдать именно ей блага «национального проекта» объективно на­правлен на разрушение всей социальной ткани столь сложной профессиональной деятельности, как медицина. Какой может быть реакция больничных и поликли­нических трудовых коллективов на известие об одномоментном трехкратном повы­шении зарплаты лишь некоторых их «фракций»? Каждый участковый терапевт — член профессионального сообщества, именно в качестве целого и осуществляющего современное комплексное лечение. Вообще, дифференциация индивидуальной оп­латы участников общего, коллективного труда в любой отрасли народного хозяй­ства — предмет тщательного анализа, проб, корректировок и т.п. во всех «цивили­зованных» странах: госструктуры относятся к формированию и изменению отрасле­вых тарифных сеток как к сложнейшей и социально чувствительнейшей проблеме. Решать же ее так, как задумано в комментируемом «национальном проекте», — значит разрушать «невидимую основу» трудовой солидарности работников, да еще в столь специфической и гуманитарно значимой сфере.

Рациональный, но одновременно антисоциальный и антинациональный, смысл подобного подхода, стоит повторить, может заключаться лишь в содействии реали­зации либералистской затеи относительно сокращения численности врачей-специа­листов, а значит, и объема подлинно современной — специализированной и техни­чески сложной — медицинской помощи, невозможной без мощной финансовой господдержки.

— Отвечая на вопрос об идеологии «национального проектирования», Вы кратко охарактеризовали второй — образовательный — «национальный проект» в его связи с проводимой реформой образования, которая уже анализировалась в Ваших материалах, а также в публикациях других авторов «Российского экономического журна­ла»¹³. Прокомментируйте, пожалуйста, данный «проект» поподробнее.

— В этих публикациях, в частности, в статьях вице-президента РАН А. Некипе-лова, выражалась серьезная обеспокоенность по поводу намерений реформаторов форсированно и всеохватно внедрить в образовании, где комплексный характер труда не позволяет однозначно увязать затраты и результаты и где поэтому зачас­тую оптимальна именно повременная оплата труда, некий «принцип примитивной сдельщины». Симптомы поддержки подобного подхода четко просматриваются и в президентском представлении второго «национального проекта»: оказывается, «не­обходимо ликвидировать прямую зависимость оплаты труда учителя от количества проведенных им уроков и перейти на новую систему оплаты труда. В ее основе должно быть качество преподавания».

Кроме прочего, в этой установке проявляется общая для всего рассматриваемого «национального проектирования» методология «абстрактного прогрессизма», согласно которой любое «новое» априори лучше любого «старого». Позиция, мягко говоря, странная, явно не соответствующая реальностям постсоветского периода отечествен­ной истории, когда социальная сфера, как и экономика, находится на траектории перманентного регресса, причем каждый новый реформационный шаг лишь ухуд­шает положение. Непонятно, в частности, почему «необходимо» ликвидировать сис­тему оплаты труда, имеющую разумное основание и измеримый критерий, действую­щую в рамках возможного, и менять ее на новую систему, которую предстоит выстроить исходя из «качества преподавания учителя», не поддающегося не только измерению, но и внятному категориальному определению. Во всяком случае ясно, что преподавание, как и медобслуживание, — феномен коллективный, «интегративный», и его качество детерминируется «синергией» взаимодействия многих лиц и многими факторами; «вклад» в этот конечный результат индивидуальных усилий конкретного учителя на сегодняшний день и в обозримой перспективе — «вещь в себе». Введение неопределимого и неизмеримого показателя в качестве основания для оплаты труда вызовет лишь бесплодные распри в преподавательских коллекти­вах и нанесет довузовскому образованию очередной тяжелый удар. Ничего хороше­го в этом контексте не приходится ожидать и от реализации идеи «учредить ежегод­ные поощрения в размере 100 тысяч рублей для лучших учителей страны». Попро­буйте выбрать из 500 учителей одного «лучшего», дабы одарить его действительно серьезной премией!

Вот другой пример проявления «абстрактного прогрессизма»: «Очевидно, что нужны особые меры государственной поддержки вузов и школ, активно внедряю­щих инновационные образовательные программы». Как раз и не очевидно, ибо зачастую внедрение таких «программ» — лишь маскировка шагов, направленных на снижение уровня массового образования. Речь идет о вышеупомянутой замене дис­циплинарной структуры обучения «модульной», т.е. о переходе от «университет­ской» культуры к «мозаичной». Да, это тенденция эволюции западной школы «для массы», но ведь «школа для элиты» там по этому пути не идет, а сохраняет «универ­ситетский» тип программ, стараясь дать учащимся целостное мировоззрение. И вот Россия, в течение ХХ столетия успешно выстроив отечественное образование на базе «университетской» культуры, создав единую для всех общеобразовательную школу элитарного типа, вдруг отбрасывает эту колоссальную ценность и торопится штамповать убогого «человека массы»! Разве это, кроме прочего, не удар по конку­рентоспособности страны?!

Отечественная система образования в целом, включая вузовскую ее составляю­щую, давала стране значительные преимущества, которые во многом компенсирова­ли нехватку других ресурсов. Теперь задумано отказаться от этой системы ради «нового». Глава государства поставил задачу создания «новых университетов». Это, оказывается, «должны быть совершенно новые, качественно новые учебные заведе­ния и центры подготовки, на самом современном уровне».

Почему «совершенно новые»? Разве университет — это модное платье, ценное новизной и оригинальностью? Как известно, именно университеты, десятилетиями, а то и столетиями шлифовавшие свои структуру и уклад, программы и традиции, дают самые лучшие знания и умения. Появляющиеся же университеты обычно суть отпочкования от таких вузовских центров, причем в хороших вариантах — с сохра­нением их «генотипа». Совсем не нужно, чтобы учреждаемые университеты были «совершенно новые, качественно новые». Пусть они будут такими, как «старые» — МГУ и МГТУ, университеты Петербурга и Томска…

В целом во фрагменте президентского выступления, посвященном образователь­ному «национальному проекту», превалируют вопросы второстепенные, а не карди­нальные, фундаментальные. Среди последних, стоит еще раз подчеркнуть, — суще­ство школьной реформы и соответствующие изменения в содержании обучения, в связи с чем в обществе возник серьезнейший конфликт, а нам говорят о техничес­ких проблемах «интернетизации» школ, насыщении их лабораторным оборудовани­ем и дистанционными программами. Не важнее ли было обратить внимание прежде всего на тот факт, что в России появилась социальная страта совершеннолетних граждан, не посещавших школу, в том числе совершенно неграмотных? Разве восстановление системы всеобщего обучения, функционировавшей в стране в тече­ние большей части истекшего столетия, не является действительным национальным императивом? Но об этом и речи нет…

Сфера образования справедливо трактуется в комментируемом выступлении как важнейший элемент инновационной сферы, и задачи развития последней небезос­новательно сопрягаются со вторым «национальным проектом». Но и в отношении к этой теме преобладает методология «абстрактного прогрессизма», проявляются внеисторичность и «принципиальное» игнорирование достижений советского прошлого: «Мы должны наконец создать основы для прорывного инновационного развития страны, для укрепления ее конкурентоспособности». Как это «наконец создать»? Да, эти основы, энергично подрываются уже в течение полутора—двух десятилетий, но они были созданы в Советском Союзе. Иначе откуда взялась та техносфера, с помо­щью которой страна победила в Отечественной войне, вышла в космическое пространство и построила большие технические системы, на которых мы и поныне паразитируем?

Инновационная система России в ее нынешнем виде складывалась в течение фактически всего истекшего столетия, причем в качестве целостности, так, что, скажем, сеть ПТУ была не менее значимой, нежели сеть КБ. И сегодня следовало бы прежде всего поставить заслон тем разрушительным процессам в довузовском и вузовском образовании, в высокотехнологичных отраслях материального производ­ства и в собственно научно-технической сфере, которые продуцируются радикаль­ными либералистскими реформами. «Создание» же этой сферы в виде «анклава» в деградирующих народном хозяйстве и обществе, разумеется, исключено.

Тяжелейшая болезнь постсоветской науки — старение ее кадрового корпуса, в связи с чем в президентском выступлении содержится призыв «сдвинуть с мертвой точки вопрос притока молодежи в науку, дать ей возможность продуктивно зани­маться исследовательской деятельностью». Как, однако «сдвинуть», если благодаря усилиям федеральных властей ныне не просто продолжается, но и интенсифициру­ется та реформа научной сферы, которая и поставила на этом вопросе «мертвую точку»? Сравнительно недавно, до развертывания либералистских преобразований в науке, в ней отбоя не было от молодежи, которая имела «возможность заниматься исследовательской деятельностью». Необходимо, следовательно, устранить реформационные причины пятнадцатилетнего блокирования такой возможности.

Другая острейшая проблема — «закритически», позорно низкая оплата труда научных кадров. Однако обозначенный в рамках рассматриваемого «национального проекта» подход к ее решению — не лучше предложенного в отношении заработной платы врачей. Речь идет о том, что «в течение 2006—2008 годов ежемесячная зара­ботная плата квалифицированных научных сотрудников в среднем должна вырасти до 30 тысяч рублей». Что это за «квалифицированные научные сотрудники»? РФ унаследовала от СССР массовый контингент именно квалифицированных работни­ков научной, в том числе академической, сферы, и кого же из них удостоят пяти— шестикратным ростом оплаты труда? Очевидная неопределенность обещанного не оставляет особых сомнений в том, что готовится такая разрушительная для науки акция, как искусственное выделение небольшой группы ее деятелей, тысячедолла­ровая зарплата которых будет иметь своим источником экономию на фонде оплаты труда, полученную вследствие резкого сокращения общей численности работников бюджетных научных организаций. Это намерение по сути озвучено самим россий­ским президентом, предварившим процитированные выше слова сообщением о том, что его августовские «поручения по повышению оплаты труда работникам Россий­ской академии наук» содержали и указания относительно «некоторого сокращения количества бюджетных ставок». В общем, одним — увольнения, другим — сэконом­ленные на этом казенные деньги.

Сегодня остающиеся в научной сфере, в большинстве своем — замечательные старики-энтузиасты, имея мизерные оклады, так или иначе поддерживают огонь отечественной науки, в связи с чем можно полагать, что мы еще не утратили шанс на ее будущее оживление в минимально достаточной структурной полноте. Если же этих «хранителей очага» в ближайшем будущем «сократят», посткризисный переход науки в дееспособную фазу станет невозможным в принципе, ибо множество науч­ных областей и направлений пришлось бы возрождать «с нуля» в отсутствие должной качественно-количественной структуры кадров. «Усеченное» сообщество при сколь угодно высоких зарплатах развернуть «продуктивные» исследования не смо­жет, весь его ресурс — подпирать «научную ширму» РФ.

Вот, собственно, и вся научно-инновационная составляющая второго «приори­тетного национального проекта»…

—Представление третьего «приоритетного национального проекта» начинается следующей постановкой «жилищных проблем», которые и предстоит решить в ходе его реализации: «От качества жилья во многом зависит здоровье людей, их семейное благополучие. Однако более комфортная квартира или дом по сути пока остаются лишь мечтой для миллионов российских семей. Наша задача… обеспечить значительный рост объемов жилищного строительства». Что Вы думаете по поводу этой целеустановки «проекта» и намеченных средств ее реализации?

—В своем большинстве население России, к глубокому сожалению, реально озабочено не приобретением нового, более комфортного, а изысканием средств для содержания имеющегося жилья, качественные параметры которого в самой мягкой формулировке неудовлетворительны. Действительная угроза не для «миллионов», а для десятков миллионов российских семей, угроза, нейтрализация которой объективно требует особого национального проекта, — катастрофическое ухудшение жилищных условий, связанное с «закритической» изношенностью основных фондов ЖКХ — зданий и инфраструктуры, прежде всего — теплосетей.

Кстати заметить: износ инфраструктуры приводит к тому, что и столь заботящее главу государства строительство новых «комфортных домов» в определенном смысле становится фантомом. Счастливых покупателей квартир в этих домах никто не пре­дупреждает о том, что последние подключаются к полностью изношенным инфра­структурным сетям. В большинстве городов ситуация с водопроводом, канализацией и теплоснабжением — уже на грани чрезвычайной, а ведь пресловутое приватизаци­онное раздробление РАО «ЕЭС», кроме прочих активно обсуждаемых угроз¹⁴, чревато самыми печальными последствиями для магистральных теплосетей¹⁵.

Восстановление соответствующей материально-технической базы требует поис­тине гигантских инвестиций, в сопоставлении с которыми совокупные «инвести­ции в человека», запланированные для реализации всех четырех «приоритетных национальных проектов», просто ничтожны: в 2003 г. в СМИ «просочилась» про­звучавшая на заседании коллегии Госстроя России оценка, согласно которой только для блокирования разрушительных процессов в ЖКХ требуются финансовые вло­жения в сумме 5 трлн. руб., причем задержка с инвестированием означает ускорен­ный рост этой суммы.

Понятно, что решение проблемы подобного масштаба даже теоретически посиль­но только государству. Однако постсоветские власти, исходя из представления о ЖКХ не как о сфере жизнеобеспечения общества, а как о предмете обычной пред­принимательской деятельности, регулируемой рыночными отношениями и призванной быть рентабельной, последовательно проводят с 1992 г. «разгосударствление» отрас­ли, т.е. реформу, нацеленную на снятие с государства ответственности за содержа­ние, развитие и модернизацию жилкомхоза, на перекладывание соответствующих расходов на плечи населения.

История и коллизии правообеспечения этой реформы, по сути своей противоре­чащей седьмой статье Конституции РФ о социальном характере российского госу­дарства, известны; они освещались и в ряде публикаций «Российского экономичес­кого журнала»¹⁶. В данном случае важно лишь подчеркнуть, что за последние 13 лет идеологические установки властей относительно ЖКХ и направленность практи­ческих реформационных действий в отрасли нисколько не изменились. Как отме­чалось в докладе «шуваловской группы», готовившей недавно принятые соответ­ствующие законодательные акты, «жилищный сектор должен действовать на ры­ночных принципах и удовлетворять запросы основной части населения на уровне, соответствующем платежеспособному спросу». Согласно новому Жилищному ко­дексу РФ и законодательству о тарифах в ЖКХ, теперь сами граждане обязаны покрывать все затраты по содержанию и ремонту своего жилья, в том числе капи­тальному. А скоро жильцы будут обременены дополнительными платами: пока Гос­дума отложила введение обязательного страхования жилья, за которое, по эксперт­ным оценкам, население должно ежегодно выкладывать 30 млрд. долл., но надолго ли? Вводимый местный налог на имущество физических лиц «потянет» для послед­них еще на 10 млрд. долл. в год.

В общем, бросив уже в начале 90-х годов отрасль в «рыночное плавание» и параллельно изъяв, кстати, из нее все предназначавшиеся для плановых ремонтов амортизационные отчисления, государство теперь полностью уходит от ответствен­ности за ЖКХ, находящееся на грани техносферной катастрофы, предлагает населе­нию преодолевать таковую за свой счет. Это «предложение» остается в силе и в рамках рассматриваемого третьего «приоритетного национального проекта». В нем не намечается ничего похожего на меры по реализации действительного националь­ного императива возвращения государства в важнейшую систему общественного жизнеобеспечения¹⁷: федеральной исполнительной власти в очередной раз поручает­ся «предметно заняться демонополизацией ЖКХ», как, впрочем, и общественного транспорта и связи, «иначе без конкуренции по-прежнему будут расти только цены и тарифы, но не качество и не разнообразие самих услуг».

Когда и где «демонополизация» общественного транспорта и ЖКХ, предполагаю­щая приватизационное расчленение этих целостных по своей технологической при­роде систем, приводила к снижению цен и тарифов? Что конкретно означает задей­ствование конкуренции, скажем, на железнодорожном транспорте, в метро? Как российский президент мыслит введение конкурентных начал, например, в тепло­снабжение, если в соответствующих системах теплосети закольцованы и подача тепла в них полностью «обезличена»?

Ответов на эти напрашивающиеся вопросы, естественно, нет. Однако главное в отмеченном тезисе — забота лишь о тех, кого волнует «рост качества и разнообразие услуг». Для большинства же граждан, получающих позорно низкие зарплаты и пенсии и страдающих от роста жилищно-коммунальных платежей, поистине судь­боносная проблема — сохранение самого доступа к услугам ЖКХ, транспорта и связи, хотя бы и невысокого уровня их качества и ограниченного ассортимента.

Рост жилищного строительства в рамках «национального проекта» предполагает­ся обеспечить с помощью давно и на все лады расхваливаемого федеральными чиновниками финансового инструмента — ипотечного кредитования населения. В этой связи в президентском выступлении прозвучали следующие слова: «В послед­нее время много говорится об ипотеке. Однако на практике делается еще явно недостаточно. Прошу завершить формирование нормативной базы, необходимой для выпуска ипотечных ценных бумаг». Между тем ясно, что дело не в правовой базе, а во все том же низком уровне доходов населения. Ипотека, которая без надобности богатым и недоступна бедным, является способом кредитования «сред­него класса», а он, не секрет, фактически исчез в результате постсоветских реформ. Но даже в Москве, где сконцентрирована основная часть его остатков, за последние пять лет, согласно официальным данным, выдано всего 18 тыс. ипотечных креди­тов, т.е. почти ничего! И это естественно, ибо такого рода кредиты, ставки по которым составляют 10—13% годовых, выдают только гражданам с исключительно высокими — порядка 3 тыс. долл. в месяц — легальными доходами. А значит, серьезных перспектив у ипотечного строительства нет, даже если, как предполагает­ся, на ипотеку направят пенсионные накопления граждан и активы страховых ком­паний. Сформулированная же в прошлогоднем президентском послании для всех уровней исполнительной власти ориентировка «на то, чтобы к 2010-му году мини­мум треть граждан страны, а не одна десятая, как сегодня, могли бы приобретать квартиру, отвечающую современным требованиям, за счет собственных накоплений и с помощью жилищных кредитов», мягко говоря, сомнительна. Об этом свиде­тельствуют итоги нехитрого подсчета тех средств, которыми в 2010 г. обязаны будут располагать 50 млн. граждан, способных на основе своих накоплений и с помощью банковских кредитов купить по 25 кв. м нового жилья на каждого. В названном году рыночная цена квадратного метра в «квартире, отвечающей современным тре­бованиям» вряд ли окажется менее 1,5 тыс. долл., т.е. эти граждане должны быть в состоянии выложить 1,3 трлн. долл. Таких свободных денежных сумм у трети населения через пять лет, конечно, не будет, да и сегодня квартиры в качестве собственно жилья покупают не более 1 млн. человек, т.е. не 10, а 0,7% россиян. Остальные для этого просто неплатежеспособны. И ипотека здесь ни при чем: банки еще не научились качать деньги «из воздуха».

В порядке резюме приходится повторять то, о чем уже говорилось в более общем контексте. За 15 лет реформ создать альтернативные, «вестернизированные», систе­мы ЖКХ в России не удалось при том, что оказались расхищенными средства для поддержания дееспособности систем, в исправном виде унаследованных от СССР. Они эксплуатировались хищнически, на износ, и сегодня находятся на грани оста­новки или даже техносферной катастрофы. Однако вместо мобилизации средств для реализации срочной антикризисно-восстановительной программы федеральные власти инициируют «национальный проект», никоим образом не устраняющий глав­ных угроз жизнеобеспечению большинства населения.

— Один из наших авторов, с самого начала постсоветских реформ постоянно выступающий в журнале с обстоятельными проблемно-конструктивными статьями по агротематике, в последней из них квалифицировал российскую аграрную политику в качестве «фантомной»¹⁸. Есть ли, по Вашему мнению, шанс на ее «дефантомиза-цию» на основе осуществления мер четвертого «национального проекта», при пред­ставлении которого «улучшение жизни на селе, развитие агропромышленного произ­водства» были объявлены «безусловным приоритетом»?

— Говоря без экивоков, то, что теперь названо «безусловным приоритетом», ни во что не ставилось, да и, судя по бюджетно-прогнозным проектировкам на 2006— 2008 гг.¹⁹, не ставится федеральным правительством. В шкале приоритетов его со­циально-экономической политики «улучшение жизни на селе» и «развитие агро­промышленного производства» занимают едва ли не последнее место. Этот очевид­ный и давно всеобще признаваемый факт в очередной раз акцентировался на состо­явшейся весной 2005 г. конференции сельхозтоваропроизводителей России, мате­риалы которой были изданы и в сентябре распространены в Госдуме.

Все без исключения выступившие на конференции лидеры аграрных союзов и ассоциаций, руководители разнопрофильных и различных по размеру предприятий АПК констатировали: сельское хозяйство и сопряженные с ним отрасли обескров­ливаются, средства из них перетекают в другие отрасли, а для иностранного капита­ла создаются столь благоприятные условия, что отечественный производитель априори проигрывает на отечественном же рынке. Говорилось о том, что нынешняя ситуа­ция беззащитности сельхозпроизводителей перед диктатом спекулятивных посред­нических организаций и монополизмом переработчиков закладывалась уже в самой приватизационной доктрине расчленения целостных вертикально интегрированных систем агропрома, подчеркивалась неизменность этих доктринальных установок федеральных властей. И каждый участник в том или ином ракурсе обращал внима­ние на неуклонное падение агропроблематики в шкале властно-управленческих прио­ритетов.