Культурология - экзамен

НИЦШЕ. РОЖДЕНИЕ ТРАГЕДИИ ИЗ ДУХА МУЗЫКИ

Он впервые говорит о другой Греции — трагической, опьяненной мифологией, дионисической, открывая в ней истоки будущих судеб Европы. Именно такая Греция, по Ницше, и есть настоящая, сильная, жестокая и здоровая во всей ее юности, ибо дионисическое начало более раннее, чем аполлоническое, и именно оно принесло Элладе наибольшее благословление. Лишь во времена распада и слабости, по Ницше, греки стали оптимистичнее и устремились к научному познанию и логизированию мира. Эти радость и ясность ассоциируются у Ницше с симптомами последующего упадка страны. Он пишет: "...назло всем предрассудкам демократического вкуса все эти оптимизм, господство разумности, утилитаризм, да и сама демократия — симптом никнущей силы и старости, а не здоровья", символом которого и было как раз безвозвратно утерянное дионисийство. Эта противоположность аполлонического и дионисического начал и становится у Ницше главной внешней канвой "Р.Т.изД.М.". Именно через нее он и пытается проследить всю последующую историю, в том числе и современной ему Германии. Призывая читателя обновить свои представления об эллинизме, он предлагает в то же время "сделать выбор между двумя Грециями". Следует акцентировать, что есть в книге и то, что является ее другим, может быть даже главным, ракурсом, то, что сам философ назвал "проблемой рогатой" — это проблема науки, разума. По вопросу Ницше, что означает вообще всякая наука, рассматриваемая как симптом жизни? Не есть ли она только страх и увертка от пессимизма, тонкая самооборона против истины; нечто вроде трусости, лживости, хитрости и т.п.? Так, в конце жизни, в своей скандально известной работе "Ecce Homo" он признает несомненную заслугу и новшество "Р.Т.изД.М." в постановке и решении именно этой проблемы — "толкования сократизма как орудия греческого разложения" или проблемы разумности — этой опасной, подрывающей жизнь силы; в то же время Ницше назовет книгу "невозможной" из-за столь неподходящей для юности задачи. Это не вызовет просто досаду зрелого автора на недостатки его юношеской работы: Ницше будет крайне недоволен вплетением канто-шопенгауэро-вагнеровской линии в текст книги, что, по его мнению, помешает "Р.Т.изД.М." стать первым по счету "Несвоевременным размышлением". И тем не менее, впервые поставленные в этой дерзкой юношеской работе задачи не станут ему чужды и в глубоко зрелом возрасте, что позволяет назвать "Р.Т.изД.М." своеобразным ключом к расшифровке всего его творчества, этой "сплошной родовой муки". Опять же в "Ессе Номо" Ницше отметит, что "из этого сочинения говорит чудовищная надежда", а само "Р.Т.изД.М." он сравнит с покушением на два тысячелетия противоестественности и человеческого позора. Свое произведение Ницше начинает с идеи о единстве и постоянной борьбе в древнегреческой культуре двух начал — аполлонического и дионисического. Эти же два начала, две силы, как считает он, живут и борются в человеке-творце, художнике. Отсюда и два вида искусств — пластическое (архитектура, скульптура, танец, поэзия) и непластическое, в котором наиболее органично проявляет себя человеческая воля, которая, в свою очередь, полнее всего раскрывается именно в музыке. Эти два начала всегда действовали вместе и лишь для того, чтобы лучше уяснить суть каждого из них, Ницше как бы разъединяет и рассматривает их в отдельности, ассоциируя дионисическое начало по преимуществу с опьянением, а аполлоническое со сновидением. В дионисическом начале, пишет он, все отдельное, субъективное исчезает до полного самозабвения. Под чарами Диониса — бога виноделия и плодородия, символизирующего пробуждение природных сил, получают "да" все проявления жизни. Ницше приводит исторические свидетельства многочисленных дионисических празднеств с их крайней половой разнузданностью, смесью сладострастия и жестокости, не осуждая и не считая их, однако, некой "народной болезнью", а, наоборот, называя мертвецами всех порицателей Диониса. В отличие от многих народов, греки, как считает Ницше, были защищены от этих вакханалий богом Аполлоном, символизировавшим спокойный артистизм, гармонию, прекрасные, обворожительные иллюзии и сновидения, отгораживавшие греков от всего безобразного в их бытии, и, подобно дионисическому мужеству, позволявшие более или менее сносно переносить жизнь. Аполлоническое начало противостоит дионисическому подобно тому, как искусственное противостоит естественному, жизни, осуждая все чрезмерное, непропорциональное. Ницше полагает, что после многочисленных этапов противоборства эти два начала слились в древнегреческой трагедии, ибо и то и другое оказались одинаково необходимы греку: этическое начало Аполлона стало как бы своеобразной защитой от ужасов бытия, как его дополнение и ограничение; в то же время силы Диониса олицетворяли преклонение перед неисчерпаемой со всей ее чрезмерностью мощью самой жизни. Именно в "Р.Т.изД.М." Ницше формулирует ставшую сакраментальной фразу о том, что "только как эстетический феномен бытие и мир оправданы в вечности". Иначе говоря, будучи стихийной и иррациональной силой, жизнь изливается в инстинкте художника, и только тот мир, который он творит и с помощью которого он отгораживается от действительности, и есть единственно реальный. Так и в аттической (древнегреческой) трагедии само действие никогда не являлось только портретированием действительности, оно и было самой этой действительностью, своего рода утешением эллина. Вызываемое трагическим хором состояние разрушало привычные границы человеческого существования, погружая все личное в летаргический сон и избавляя тем самым людей от мыслей об ужасе и отвратительной нелепости их существования. Именно искусство, и только оно одно, по мысли Ницше, было способно сделать жизнь достойной существования. Основой такого рода философско-эстетических умонастроений философа выступает своеобразно интерпретированная им идея о единстве жизни и искусства, согласно которой сама жизнь рассматривается в качестве бессознательной творческой силы; что же касается искусства, то оно становится стихийным, ничем не детерминированным кроме воли и инстинкта художника, процессом жизнеизлияния — как единственным подлинным проявлением жизни. Тем самым искусство способно преобразить жизнь, представив ее в более привлекательном свете. Подлинная жизнь — это и есть искусство, причем главным образом искусство трагическое. Отсюда и ранний эстетизм или романтизм молодого Ницше как определенный способ его жизнепонимания, отсюда же и его выводы о высочайшей миссии художника, который в борьбе с неисчерпаемой и таинственной жизнью создает свои шедевры — как единственно подлинные лики последней. Описывая древнегреческое искусство, и в частности аттическую трагедию, Ницше четко акцентирует наступление того момента, когда эта трагедия вдруг "покончила самоубийством" в лице Еврипида, превратившего ее в комедию и поставившего под сомнение само существование дионисического начала. Дионис был изгнан с греческой сцены демонической силой, говорившей через Еврипида, однако последний был, по словам Ницше, лишь только маской; подлинным божеством, говорившим его устами, был Сократ, с появлением которого возникает новая дилемма: дионисического и сократического начал. Именно в этом пункте работы и начинается плавный переход от проблем по преимуществу эстетическо-филологического уровня к проблемам собственно философским, центральными среди которых являются следующие: в чем суть сократической тенденции? что такое теоретический тип человека? какова его роль во всемирной истории? За всеми этими вопросами стоит убеждение Ницше-философа в том, что современная культура (он называет ее сократической или александрийской) с ее ориентацией на науку, оказалась глубоко враждебной жизни, так как наука опирается на искусственный по своей природе, все умертвляющий и схематизирущий разум, противоестественный и чуждый инстинктивной по ее сути жизни. Особенно много места в работе Ницше уделяет характеристике сократической тенденции. Следует заметить, что предлагаемые им образ Сократа и толкование его места и роли в европейской философии резко диссонируют со всей историко-философской традицией, которая всегда высоко и положительно оценивала его вклад в развитие философской мысли и, более того, возводила его в ранг философских святых и мучеников. Главной чертой сократической тенденции, оказавшей, как считает Ницше, крайне отрицательное влияние на греков, является дерзкая рассудочность. Под влиянием этой тенденции на смену старой несокрушимой марафонской крепости тела и духа пришло сомнительное просвещение "при постоянно растущем захирении телесных и душевных сил". Тот, кто сумел в одиночку сокрушить прекрасный греческий мир в лице Гомера, Эсхилла, Фидия, Перикла и Диониса, был человеком с чрезмерно развитой логической природой. Запущенное им огромное маховое колесо сократизма вращается, как считает Ницше, и по сей день, продолжая разлагать жизненные инстинкты, подчиняя искусство диалектической философии и лишая его прекрасного безумия художественного вдохновения. Сократ "изгнал музыку из трагедии" — таков приговор Ницше, который приводит здесь одно из древнегреческих преданий, согласно которому этот деспотический логик испытывал временами нечто вроде полуукора в отношении музыки (некогда в тюрьме ему явилось видение, повторявшее: "Сократ, займись музыкой!"). Ницше увидел в этом событии своего рода предостережение, первый симптом-сомнение относительно границ логической природы: может быть непонятное мне не есть тем самым непременно и нечто неосмысленное? Быть может существует область музыки, из которой логик изгнан? Быть может искусство — необходимый коррелят и дополнение науки? Такого рода умонастроения, выражающие резкий протест против панлогического усечения мироздания, гипертрофированной рассудочности и абстрактного рационализма, получат затем целостную реализацию и приведут к оформлению философского движения под названием "философия жизни" (см. Философия жизни), идеи которой получат колоссальное распространение в 20 ст. Именно Сократ, по Ницше, утвердил неслыханный ранее тип теоретического человека, тайну которого и пытается разгадать автор "Р.Т.изД.М.". Он приводит слова Г.Э.Лессинга, который, по его мнению, и выдал эту тайну, сказав, что науку и человека науки "более занимает искание истины, нежели она сама". Так, в лице Сократа впервые появляется несокрушимая вера в то, что мышление способно проникнуть в глубочайшие бездны бытия и не только познать, но даже исправить последнее. Поэтому именно в Сократе Ницше увидел поворотную точку всемирной истории, которая пошла вслед за этим греком по пути теоретического и гносеологического оптимизма, сделав главным, если не единственным, предназначением человека стремление к познанию. Ницше считает, что, реализуя эту свою претензию на систематическую целостность и завершенность, наука, тем не менее, потерпит крушение. Он говорит о необходимости возрождения трагедии, трагического миропонимания и трагического типа человека, для которых главным является ориентация на искусство, а не науку. Этой довольно символической формулой — "возрождение трагедии" — философ обозначит отнюдь не только поэтическую задачу, но и по сути главную цель всей своей жизни и философии, которую он затем разовьет в "Так говорил Заратустра" (см.) и ряде других работ. Речь шла о следующем: как, каким путем создать такую культуру, как совокупность традиций, правил и верований, чтобы, подчиняясь ей, человек мог облагородить свой внутренний мир, стремясь "воспитывать себя, воскрешать красоту, добродетель, сильные, благородные страсти". Другое дело, что в "Р.Т.изД.М." — этой ранней, проникнутой романтизмом и поклонением искусству работе, данная задача оказывается облечена именно в поэтическую форму. Так, новый тип человека (читай: сверхчеловек) для него здесь — это трагический тип, идеал культуры — трагическая культура и т.д. В соответствии с этим стилем и на его языке Ницше формулирует для себя в качестве первостепенного вопрос о том, может ли сила, погубившая греческую трагедию /т.е. теоретический дух — Т.Р./, помешать и сегодня пробуждению трагического миропонимания? Он считает, что когда дух науки "дойдет до своих границ и его притязание на универсальное значение будет опровергнуто указанием на наличность этих границ, можно будет надеяться на возрождение трагедии". Большое место в тексте работы уделяется характеристике философом ряда обнадеживающих моментов в рамках современной культуры, которые, на его взгляд, свидетельствуют о ростках пробуждающегося нового трагического миропонимания. Речь идет прежде всего о том, что современный человек уже начинает осознавать границы теоретического познания. Ницше убежден в том, что недалек тот час, когда наука попытается из "этого широкого пустынного моря знания пробиться к берегу". Более того, он пророчески предрекает те времена, когда европейское человечество в полной мере ощутит и пожнет плоды своего оптимизма. Это место работы удивительным образом перекликается с поздними текстами Ницше, особенно с "По ту сторону добра и зла" (см.), ибо уже здесь он удивительным образом угадывает многие страшные события 20 в., которые будут тематизированы затем его многочисленными последователями — Шпенглером, Ортега-и-Гассет, поздним Гуссерлем, Хайдеггером и т.д. Именно здесь Ницше предрекает движение европейской культуры к ее гибели, которая станет результатом ее прекрасных речей о достоинстве человека и труда и обещаний земного счастья для всех. Формулируемый им в связи с этим вывод звучит поистине ужасающе; он говорит, что "культура в своем триумфальном шествии одаряет только ничтожное меньшинство; для развития ее необходимо, чтобы массы оставались рабами". При этом он ссылается на греков, которые не стыдились считать труд унизительным, полагая невозможным, чтобы занятый добыванием хлеба стал когда-нибудь артистом. Отсюда и следующий вывод "Р.Т.изД.М.": рабство необходимо для развития культуры. Современная же культура, по мысли Ницше, отрицает в своем оптимистическом взгляде необходимость такого сословия: "нет ничего страшнее варварского сословия рабов, научившегося смотреть на свое будущее существование как на некоторую несправедливость и принимающего меры к тому, чтобы отомстить не только за себя, но и за все предшествовавшие поколения". В этом — вполне конкретные предсказания многих событий истории 20 в. Тем не менее Ницше счел возможным выявить и обнадеживающие ростки пробуждающегося уже в условиях современной ему культуры нового трагического миропонимания. Прежде всего он обращается к немецкой философии, показывая, что наиболее "великие, широко одаренные натуры сумели... уяснить и представить нам границы и условность познавания и тем решительно отвергнуть притязание науки на универсальное значение и универсальные цели...". Ницше говорит о гениальных победах И.Канта и А.Шопенгауэра над "скрыто лежащим в существе логики" современной культуры "оптимизмом", верившим в "познаваемость и разрешимость всех мировых загадок". Этим прозрением, как считает Ницше, и было положено начало трагической культуры, не опирающейся более целиком и полностью только на науку. Современная сократическая культура уже потрясена, говорит он; она уже догадывается в страхе о тех последствиях, к которым ведет, она потеряла наивное доверие в свои основы, она надломлена и уже не верит ни во что. Другого рода предзнаменование постепенного пробуждения дионисического, трагедийного духа становится, по Ницше, немецкая музыка, "...могучий солнечный бег от Баха к Бетховену и от Бетховена к Вагнеру". "...Среди всей нашей культуры именно она есть тот единственный непорочный, чистый и очистительный дух огня, из которого и в котором, как в учении великого Гераклита Эфесского, движутся все вещи, пробегая двойной круговой путь...". Это таинственное, по словам Ницше, единство немецкой музыки и немецкой философии является свидетельством новой формы существования, с которым мы можем познакомиться благодаря эллинским аналогиям, — так, по сравнению с Грецией, современный мир идет, по Ницше, в обратном порядке, т.е. из александрийского периода назад, — к эпохе трагедии. Философ убежден, что для немецкого духа это будет не более чем возвращением к самому себе после того, как чужеродные силы держали его под ярмом собственных сил. Теперь этот дух может вернуться к первоисточникам своего существа и без помочей романской цивилизации; он может выступить свободно вперед, если только будет способен учиться у древних греков и извлекать уроки из их прошлого. Ницше возвещает о возрождении трагедии, полагая, что именно в такой ответственный момент, когда мы подвержены опасности, нужно хорошо знать, откуда она может явиться и куда она стремится. Его призыв уверовать в возрождение трагедии равносилен призыву к возрождению жизни — дионисийской, роскошной и радостной. Время сократического человека миновало, констатирует он: "имейте только мужество стать теперь трагическими людьми!". В трех завершающих главах "Р.Т.изД.М." Ницше предлагает своеобразный тест для проверки на сократичность, в котором роль основного критерия выполняет способность человека понимать миф. Ницше противопоставляет его в качестве так называемой новой истины традиционным истинам науки, считая, что хотя он и является заблуждением, это очень важное и значимое заблуждение, которое позволяет человеку выработать необходимую ему стратегию жизненного выживания. Современный человек, полагает он, потерял и трагедию, и миф, что по сути одно и то же, отсюда необходимость возрождения немецкого мифа, который придаст здоровую, первобытную силу немецкому народу. Ницше еще любит свой народ и верит в возможность возрождения в нем дионисического начала с помощью немецкой музыки и мифа. Заканчивается текст книги словами вымышленного грека, вызывающего дух бога Аполлона и призывающего его преодолеть своей просветляющей силой дионисическое подполье мира, вернув тем самым гармонию двух начал — так, как это было у греков: "Последуй за мной к трагедии и принеси со мной вместе жертву в храме обоих божеств".

Основопологающий типологический критерий своей модели Ницше видит в способе восприятия, освоения мира, точнее – в природе мировосприятия. Он считает, что в основе мировосприятия лежат 2 «начала»: апполоническое и дионисийское, которым соответствует наличие в человеке двух различных естественно-природных оснований: мужского – олицетворением которого в греческой мифологии был апполон и женского, олицетворением которого был Дионис. Для Ницше Апполон – воплощение духа Эллады, солнечное существо, источник света, носитель божественного откровения, небесной стихии, покоя, упорядоченности, меры, мудрого самоограничения, золотой середины. В апполоническом восприятии мира господствует рациональеость. В дионисийском мировосприятии – иррациональное, основанное на чувственном приоритете. Это женское начало – т. к. Дионис – бог земельной стихии, бог земледелия, плодородия, покровитель растительного мира, виноделия, бог чувственности, эмоций, буйства чувств, радости, веселья, всякого избытка, всякого нарушения меры.

Ницше усматривал идеал в равновесии, культуре нужны оба начала: во-первых, художественные шедевры возможны тогда, когда оба начала уравновешены. А во-вторых, именно с двойственностью начал в каждой культуре (при доминанте одного из них) и соответственно с двойственностью типов культур связано, по мнению Ницше, поступательное движение мировой культуры «…как рождение стоит в зависимости от двойственности полов при непрестанной борьбе и лишь периодически наступающем примирении».

РЕРИХ. О ПРЕКРАСНОМ.

Культура есть почитание Света. К. есть любовь к человеку. К. есть благоухание, сочетание жизни и красоты. К. есть синтез возвышенных и утончённых достижений. К. есть спасение, есть двигатель, есть сердце. Культура – синтез действенного блага, очаг просвещения и созидательной красоты, истинная духовная ценность.

Работник культуры доброжелателен, открыт сердцем ко всему, где опыт и знания его могут быть полезны. Он всегда молод сердцем, подвижен, ибо в движении сила. Верит во благо, в Познание, в Красоту.

ПУТИ БЛАГОСЛОВЕНИЯ

Красота есть Бог! Искусство есть Бог! Знание есть Бог! Красоту и мудрость нужно вносить в свою общественную повседневную жизнь. В наши дни особенно трудны пути красоты и знания. Но новый мир идёт!

Узнавая будущее значение красоты и мудрости, люди поймут и пути их возникновения.

Близится время гармонизации центров. Убедительность искусства кроется в путях его возникновения. В таинственных обобщающих путях искусства есть тот международный язык, который свяжет всё человечество. Уже близится творчество созидания и обобщения.

Хаос открывает врата единения. Разъединённые человеческие души начинают понимать друг друга языком высшего благословения. Велико значение искусства для будущей жизни.

Важно пламя любви творческого совершенства. Важна гармония, которую часто не понимают. Гармония, гармонизация центров, есть выявление деятельности, во всей её мощи, во всей её ясности и убедительности. То чего мы хотим, мы слагаем все наши центры в одн

о напряжение и преодолеваем все преграды.

ростота-непременное качество гармонии. Творчество будущего будет осенено простотой

Дух поможет определить, где штамп, где пошлость и где радость и творчество. Дух знает врага и друга.

Искусство должно цвести.

О неправильности воспитания детей и молодёжи: как же разрушительно действует грязь духовная на нежный, молодой организм. Проникает зараза пошлости. Не изгоняйте детей из храма! Откройте в школах пути к творчеству, к великому искусству. Замените пошлость и уныние - радостью и прозрением.

Как вносить искусство в жизнь? Рассказ о собирателях: Третьяков, Голенищев-Кутузов, Слепцов.

Да будут благословенны враги! Вы должны их любить, они так трудятся для вас. В их представлении вы и всемогущи и вездесущи. Часто враги помогают вам, вашим лучшим идеям. Враги часто сердятся, а кто гневается, тот уже бессилен и неопасен. Много изделий врагов ваших унесёт время, но те, которые поймут, что есть гармония, те сохранятся. Гармония заключается в соответствии всех частей и всех материалов.

Большинство разговоров об искусстве поддерживается не любовью, но лишь приличием. Но тем не менее искусство и знание идут.

АДАМАНТ

Мы должны сознаться, что за последние годы европейская цивилизация сильно потрясена.

Трудом и самоотверженностью придётся строить основы культуры. Ведь цивилизация ещё не культура. Жизнь наполнена ещё скотскими велениями брюха. Человечество сильно одичало. Путём вражды, грубости никуда не прийти, ничего не создать. Только на почве истинной красоты, на почве подлинного знания установятся отношения между народами. И проводником будет международный язык знания и красоты искусства.

Единственная опора жизни – искусство и знание. Знание и искусство не роскошь, не безделье. ЭТО МОЛИТВА И ПОДВИГ ДУХА!

Чем вызвать дух наш? Красотой искусства, глубиной знания. В них заключены всепобедные заклятия духа. И очищенный дух вам укажет и покажет лучшие пути. Он ваш руководитель.

Что может заменить вопрос культуры. Продовольствие, промышленность – тело и брюхо. Во всей истории человечества ни то, ни другое не строило истинной культуры – нужно ВНОСИТЬ КРАСОТУ И ЗНАНИЕ В ШИРОКИЕ НАРОДНЫЕ МАССЫ! Лик красоты и знания излечит народ от распущенности мысли. Народ должен навсегда духовно оборониться от пошлости и дикости.

Помни, что сила народная заключается в его духовной мощи. Сейчас забыт человек. Молодёжи предстоит подвиг истинного внесения в жизнь творчества и знания, и возвысить основы культуры духа, творить и создавать. Вы присутствуете при мировом процессе разрушения механической цивилизации и при созидании основания культуры духа. В поколениях народа первое место займёт искусство и наука- которые явл-я совершенным междун-м языком. Творчество – это Чистая молитва духа. Искусство – сердце народа. Знание – мозг народа. Только сердцем и мудростью может объединиться и понять друг друга человечество.

ПРЕКРАСНОЕ

Как сложить наш очаг? Только Прекрасным! Неправильно думать, что прекрасное суждено только богатым и недоступно трудящимся. Сущность Прекрасного не имеет ничего общего с роскошью. Прекрасное не есть праздничный отдых, прекрасное – это благородный водитель всей нашей жизни! ПРОСВЕЩЁННАЯ ЖИЗНЬ ЕСТЬ ВЫРАЖЕНИЕ ПРЕКРАСНОГО! Обязанность наша вводить прекрасное во всём и всюду. А также главная наша задача – изучать факты честно, почитать науку как истинное знание. Самоотречение является одной из форм Прекрасного. Никогда не забывайте бедствий, наносимых озлоблением, страхом, ленью, эгоизмом, этими порождениями невежества.

Осознание единения врождённо всем народам. Каждый народ имеет сказание, традиции, которые выражают эту истину.

Оставайтесь в жизни верными Прекрасному. Растите в себе творческие мысли, помня, что по мощи ничто не сравнится с силою мысли. Имейте мысли чистые и сильные. Наполняйте жизнь вашу энтузиазмом и тем самым превращайте её в праздник. Эта бесконечная цепь труда, совершенствования и блага приведёт вас к Прекрасному.

КУЛЬТУРА-ПОБЕДИТЕЛЬНИЦА

Именно культура есть сознательное познавание, духовная утончённость и убедительность. Культура возникнув и утвердившись, уже неистребима. К. живёт, прежде всего, в сердце человеческом. К. есть то прибежище, где дух человеческий находит пути к религии и ко всему просветительному и прекрасному.

Жизнь во всех её новых формах уже перерастает понятие условной цивилизации. Проблемы жизни, нарастающие с каждым днём, повелительно устремляют людей к высшим решениям – истинно КУЛЬТУРНЫМ.

ИСТОКИ

Исследователи нередко удивлялись, что в каменном веке на различных разделённых материках оказывалась та же техника и те же приёмы орнаментации. Это свидетельствует об одинаковом выражении человеческих чувствований, о тождестве человеческих выражений. Так же, как и в нашем современном орнаменте можно найти невольно повторяющиеся древнейшие сочетания. Желающий прикоснуться к душе народа должен искать истоки. – Сущ. общечеловечность творчества. Поразительна международность мысли и воли.

ТВОРЧЕСТВО

От искусства прежде всего требуется убедительность. Для убедительности нужно увидеть красиво, а это значит понять наилучшую композицию. Искусство не может быть не творческим. Творчество должно быть свободно. СИНТЕЗ ИСКУССТВА. В искусстве – конденсация всех добрых возможностей. Нередко самые различные произведения отлично уживаются в общем сочетании. Так как они истинно творческие произведения.

ТВОРЧЕСТВУ ВСЁ МОЖНО, ОНО ВЕДЁТ ЗА СОБОЮ ЧЕЛОВЕЧЕСТВО, ОНО ЕСТЬ ЗНАМЯ МОЛОДОСТИ, есть прогресс, есть овладение новыми возможностями, есть мирная победа над косностью и аморфностью, в нём заложено движение. Т. ЕСТЬ ВЫРАЖЕНИЕ ОСНОВНЫХ ЗАКОНОВ ВСЕЛЕННОЙ, В ТВОРЧЕСТВЕ ВЫРАЖЕНА КРАСОТА! А красота спасёт мир. Истинным будет то, что прекрасно и убедительно.

СЧАСТЬЕ

С. – есть радость, а радость в красоте. Она есть очаг всех творческих сил человека. Не в золоте счастье и красота жизни, в нём роскошь, а она обычно антипод красоты. Счастье – в гармонии, в равновесии. В счастье искореняется страх.