Глава пятая. Критическое обозрение отдельных преступлений противизбирательного права

Посягательства, предусматриваемые уголовным избирательным правом, могут направляться или против права, закрепленного за каждым отдельным гражданином, или же против права, присвоенного отдельным группе, сословию или кругу избирателей, как целому. Такое различие в объектах посягательства не может, однако, быть положено в основу классификации подобно тому, как это сделано в области прав личных и имущественных, так как в обоих случаях право предоставлено и охраняется в интересах чисто публичных; индивидуальное избирательное право не может быть рассматриваемо, как частная сфера данного лица, а должно признаваться делегированным ему публичным полномочием. При таких условиях отпадает потребность в принципиальном разграничении указанных нами случаев: мы всегда будем иметь дело с посягательством на интересы чисто публичные.

Представляя из себя самостоятельный вид преступных деяний, характеризующийся особенной важностью охраны его для государственного строя, преступления против избирательного права выделяются, если не в особый закон, то в самостоятельный отдел уголовного уложения, помещаемый обыкновенно непосредственно после отдела о преступлениях, именуемых государственными. Обычное заглавие этого отдела: "О преступлениях против осуществления политических прав" не вполне соответствует его содержанию, так как нормы уголовного избирательного права охватывают вообще регламентацию избирательного права, а не только ограждение возможности правильно пользоваться этими правами. Более соответствующим, по нашему мнению, было бы название, поставленное в заглавии нашей работы.

В последующем изложении мы рассмотрим отдельные виды преступлений против избирательного права, сопоставив отдельные западные законодательства и критически осветив их соображениями политики права. Сам разбор произведем в следующем порядке: 1) посягательства против свободной подачи голосов отдельными избирателями, 2) насилия над избирательными собраниями и нарушение порядка производства их, 3) подкуп при выборах, 4) посягательства на право участия в выборах и нарушение законности выборов, 5) подлог в результатах выборов, 6) обнаружение тайны поданного голоса, и 7) нарушение обязанности участия в выборах.

I

В основе правильной постановки избирательного права лежит возможность для каждого избирателя свободно подать свой голос за того кандидата или за то предложение, которые он, по своему независимому убеждению, признает наилучшими. В правовом государстве подобного рода свобода каждого от принуждения и угроз обеспечивается общими нормами уголовного закона. Но в применении к избирательному праву эти нормы оказываются недостаточными. Вследствие определенности той цели, которую правонарушитель в данном случае имеет в виду достигнуть (именно, воздержание от голосования или принуждение к голосованию в определенном смысле) законодатель с большой полнотой может указать здесь запрещенные средства воздействия. С другой стороны, важность действия, к которому кто-либо принуждается, и особенная потребность в обеспечении свободной подачи голоса заставляют законодателя расширить объем запрещенных средств по сравнению с тем, который установлен для общих посягательств, и потому предусмотреть особо этот вид насилия. В то время как угрозы и насилие с целью принудить кого-либо к отказу от имущественного или личного блага находят в лице угрожаемом достаточное противодействие, вследствие особенной близости к нему этих благ, угрозы и насилие, применяемые для принуждения к отказу от политического права голосования, в гражданине, стоящем на средней ступени гражданского развития, найдут менее сильное противодействие, так как индивидуальная ценность и близость этого права сознаются им в меньшей степени. Между тем в интересах публичных подобного рода отказ от свободного осуществления своего права крайне вреден, так как он ведет к искажению верности представительства и к преобладанию наиболее бесцеремонных и наглых личностей. По этим причинам понятие насилия и угрозы над правом голосования обыкновенно шире нежели такое же понятие, поставленное для ограждения личных и имущественных прав *(129).

В качестве средств воздействия при посягательстве на свободу подачи голоса во всех кодексах указываются насилие и угроза. Но в то время как первое понятие не вызывает разногласий, понятие угрозы определяется различно. Указание на угрозу, без дальнейших оговорок, делают кодексы болгарский (ст. 126, 128), шведский (глава 10 § 15), венгерский (ст. 178), итальянский закон 1894 г. (ст. 139), бельгийский закон 1872 г. (ст. 125), французский закон 1852 г. (ст. 39), уложение португальское (ст. 200). Уложения нидерландское (ст. 125), датское (ст. 113) и финляндское (гл. 15 п. 2) предусматривают лишь угрозу насилием. Швейцарский проект говорит о тяжкой угрозе (ст. 179); германское уложение (ст. 107) - об угрозе каким-либо преступным деянием (при вымогательстве же он предусматривает лишь угрозу немедленной опасностью для жизни и тела); наконец, английское право (46 и 47 Vic. 51 III. 2) считает наказуемой угрозу применить какую-либо силу, насилие или сдерживающую меру или причинить лично или посредством другого лица какое-либо оскорбление, ущерб или вред или потерю какому-либо лицу. По указанным выше причинам из всех этих систем должно отдать предпочтение первой и вместе с тем господствующей, так как она полнее может охватить случаи преступного воздействия на свободу избирателей *(130).

Кроме насилия и угрозы, в качестве средств стеснения свободы избирателя приводятся самоуправные действия (voies de iait) (франц. ст. 39, бельгийск. ст. 125), беспорядки (португальское, 200 ст., итальянское, ст. 139), внушение опасения о потере занятий или о могущем последовать ущербе для избирателя, его семьи и имущества (франц. 39, бельг. 125, английск. указ. шед.) стеснение свободы посредством увода, арестования, какого-либо обманного способа или выдумки (англ. ibid.). Относительно целесообразности введения первых двух средств можно спорить: для того, чтобы быть действительными, они требуют исключительной обстановки и исключительного сочетания жизненных отношений; с другой стороны, поскольку они угрожают личной неприкосновенности, постольку, они составляют насилие и потому могут специально непредусматриваемы. Что же касается третьего средства - внушения опасения о потере занятий или об ущербе для имущества, личности избирателя и его семьи (а в английском праве и всякого третьего лица), то внесение его в закон представляется крайне желательным. Этот способ воздействия может не подойти под понятие угрозы, которое требует непосредственного стращания злом кого-либо, так как указание зла может быть прямо и не выражено и не обращено к какому-либо определенному лицу. Безразлично, к каким средствам прибегал виновный, и для внушения существенно лишь, что данный избиратель имел разумные основания заключить об опасности, грозящей ему, семье его или имуществу. Затем, само зло может быть даже правомерным (напр., увольнение с фабрики, лишение добровольно предоставленной субсидии, смещение на низшую должность и т. д.), и может возникнуть вопрос, поскольку указание на могущие последовать правомерные последствия относимо к угрозе. Наконец, здесь определяется, поскольку угроза может распространяться на третьих лиц. Социальное значение подобного постановления заключается в том, что оно в некоторой степени ослабляет зависимость убеждения избирателя, поскольку последнее является продуктом общего строя, так как облагает наказанием пользование экономической или иерархической властью в целях стеснения свободы голосования. Отсутствие наказуемости такого средства воздействия в большинстве государств - в значительной степени результат неправильного отождествления общей угрозы с угрозой, направленной против избирательного права. Указываемые английским правом увод и арестование обнимаются понятиями насилия; обманные действия и выдумки, хотя и не могут быть признаны средствами, стесняющими свободу избирателя, однако, лишая гражданина возможности осуществить свое право, могут быть отнесены к данной группе посягательств *(131).

По отношению к должностным лицам преступным должно признать стеснение свободы избрания посредством злоупотребления вверенной властью. Так, напр., явится преступной деятельность следственного судьи или другого органа, имеющего власть арестования или привлечения к суду, который с целью помешать кому-либо подать голос или быть избранным, арестует или привлекает его к суду *(132). Карается это деяние так же, как и всякое должностное преступление, хотя иногда (напр., в Герм. уг. улож.) предусматривается и специально.

Еще один вид нежелательного и опасного стеснения свободы избирателей, по нашему мнению, следует предусмотреть специально в нашем отечестве. Это - воздействие на избирателей со стороны духовной власти. Я здесь разумею не только возможность для духовенства преследовать партийные цели с помощью средств религиозного влияния (напр., указанием на нечестивость какой-либо партии или запрещением под страхом гнева Божия или церковного голосовать в пользу ее; внушением того, что подача голоса вообще или в определенном смысле есть грех, и т. д.), но и пропаганду (хотя бы, напр., сектантскую), имеющую в виду воздействовать на религиозные чувства с целью массового отказа от выборов. В этом случае не только ограничивается свобода лиц, подпадающих под влияние подобных средств (а такое влияние при значительной темноте нашего народа может быть весьма сильным), но и тех отдельных личностей, которые, не подчиняясь массовому воздействию таких лиц, попытались бы осуществить свои избирательные права. При всеобщем голосовании опасность эта весьма велика, и потому пользование средством религиозного воздействия должно быть признано квалифицирующим вину обстоятельством. Необходимость особо предусмотреть его вытекает и из того, что не только стращание злом, но и фанатизм, невежество и власть могут явиться в этом случае средствами воздействия.

Объектом разбираемого нами вида посягательства является свободная подача голоса. Нарушение ее может состоять в препятствовании подать голос или же в принуждении подать голос вообще или только в определенном смысле. Мы говорим о подаче голоса, хотя в большинстве кодексов указывается общим образом на осуществление политических прав. Однако в значительном большинстве государств эти права сводятся только к избирательным. Швейцарский проект, приспособительно к организации швейцарской республики, говорит об осуществлении права голоса, выборов, референдума и инициативы, так как эти публичные функции принадлежат всему народу: в других европейских государствах все они, кроме избирательного права, сосредоточены в народном представительном органе. Правда, иногда отдельные кодексы, напр., германский, говорят о праве голоса и праве выбора, но лишь имея при этом в виду выборы иные, помимо политических. Таким образом понятие политических прав и прав избирательных в настоящее время почти равнозначаще, и заменой одного другим мы не изменяем существа предмета *(133).

Мы указали на три возможные вида стеснения избирательной свободы. Эти виды составляют понятие действия при данном преступлении. В кодексах нидерландском (ст. 125), болгарском (ст. 126), и шведском (гл. 10 п. 15) требуется, чтобы действие состояло в нарушении свободы голосования; в германском (ст. 107), финляндском (гл. 15 п. 2), португальском (ст. 200) и итальянском законе (ст. 139) указывается только на препятствование осуществлению политических прав но, как повсеместно толкует практика, под осуществлением следует понимать свободное осуществление или осуществление в определенном смысле; в этом отношении яснее выражается швейцарский проект, говорящий о склонении к пользованию своими правами в определенном смысле (ст. 179). Однако такого рода редакция является слишком узкой, и потому некоторые законодательства считают нужным указать на склонение к положительному действию или к воздержанию от него; так, законодательства французское (ст. 39), датское (ст. 113) и бельгийское (ст. 125) указывают на препятствование подать голос или побуждение к воздержанию от подачи его или на принуждение подать голос в определенном смысле. Наконец, английское право шире всего определяет действие, вводя в это понятие всякое побуждение к воздержанию от голосования или голосованию (вообще, а не только в определенном смысле) и говоря вместе с тем о препятствовании свободному осуществлению прав избирателя. Что касается принуждения голосовать вообще, то, конечно, оно является противоправным, поскольку подача голосов рассматривается как право, а не как обязанность; однако при таком принуждении в основе обыкновенно лежит не цель искусственного воздействия на результат выборов, так как для такой цели средство это не в достаточной степени пригодно, а или полицейская тенденция, бывшая столь сильной в нашей истории, или даже цель склонения к выполнению социального долга. Если понятие средств воздействия в этой области расширено, то было бы нецелесообразно применять, напр., столь широкое понятие угрозы к данному нарушению избирательного права, и с другой стороны, подвергать нарушителя этого права столь же суровой каре, как и того, кто в целях противозаконного приобретения голосов стесняет свободу подачи голоса. Объектом посягательства в данном случае явится притом не свободная подача голоса, а право воздержаться от нее. Мы склоняемся, поэтому, к тому выводу, что необходимо или совершенно не вводить указания на принуждение голосовать вообще, или же, если и ввести, то отметить и ту цель, с которой это принуждение применяется, именно - цель противозаконного приобретения голосов в чью-либо пользу (но не общую полицейскую или социальную цель).

С психологической стороны преступное действие предполагается умышленным, т. е. достижение результата (воздержание от голосования или голосование в определенном смысле) предвидится и желается виновным; однако только немногие законодательства специально оговаривают умышленность, чтобы не осложнять трудности доказывания чьей-либо виновности.

Что касается покушения, то только финляндское уложение оговаривает наказуемость его. По нашему мнению, вопрос о необходимости такой оговорки зависит от редакции закона: если закон облагает наказанием пользование известными средствами для достижения противозаконного результата, то едва ли можно настаивать на наказуемости покушения в данном случае, так как внешние признаки его будут слишком расплывчатыми и неопределенными; если же наказанием облагается достижение результата с помощью известных средств (преступление получает характер Erfolgsdelikt'a), то, конечно, покушение с явно выраженными признаками злой воли не должно оставаться безнаказанным. Мы склонились бы ко второй системе, так как, дав широкое определение средствам воздействия, мы создали бы слишком неопределенный внешний состав преступного деяния, если бы положили только их в основу определения границ наказуемости; считая же это деяние преступным в зависимости от результата, мы можем в каждом отдельном случае судить, насколько результат этот вызван средствами, примененными виновным; при наличности же одного покушения, без выполнения результата, можно будет установить пределы наказуемости выполненной части преступного деяния, причем суду в каждом случае останется возможность признать данное покушение покушением с негодными средствами. При этом оговоримся, что для достижения результата не требуется, чтобы избиратель не мог вообще, свободно осуществить свое право, а лишь, чтобы он не мог этого сделать в какое-либо время (напр., в назначенный срок), чтобы он в течение известного времени чувствовал себя несвободным. Системы наказания за результат придерживается большинство законодательств; только бельгийское карает за пользование средствами с целью стеснения свободы; английское право соединяет обе системы вместе; по отношению к наказуемости угрозы и насилия оно стоит на точке зрения преступности одного применения средств.

Субъектом этого преступления может быть всякое лицо, а не только избиратель; объектом же избиратель или кто-либо из членов его семьи (англ., франц., бельг.). Соучастие здесь возможно на общих основаниях.

Наконец, наказуемость этого преступного деяния сводится обыкновенно к краткосрочному тюремному заключению, сопровождаемому денежной пеней, доходящей иногда до 1000 рублей на наши деньги. К этому постоянно присоединяется лишение права избирать и быть избираемым на срок до 5 лет, а для должностных лиц иногда и удаление от должности (болгарск. ст. 137, финл., § 15 п. 5). Само собою разумеется, что, если насилие, примененное при выборах, по общим основаниям закона подлежит более строгому наказанию, то применяется это последнее.

II

От насилия над отдельными избирателями с целью повлиять на подачу ими голоса должно отличать насилие над избирательными собраниями, являющееся уже посягательством не против индивида, а против общественного порядка. В странах, где выборный режим еще не вошел в плоть и кровь народа, где население еще не ограждено в достаточной степени от массовых посягательств, постановления, направленные к ограждению свободы избирательных собраний, играют большую, жизненную роль.

В уголовных кодексах преступное деяние это предусматривается лишь общим образом. В качестве средства воздействия здесь указывается насилие и угроза (датское ул. ст. 112, швейцарский проект § 178, нидерландское ул. ст. 123, шведское гл. 10, п. 15): вместо них или наряду с ними приводятся беспорядок и шум или какая-либо насильственная деятельность (болгарское ст. 199, шведское гл. 10, § 15). Подробнее правила эти разработаны в специальных законах; так, французское право в качестве средств предусматривает нарушения скопищами, криками или угрожающими демонстрациями деятельности избирательной коллегии или посягательство на свободу голосования (ст. 41), а также препятствование посредством насилия и угроз правильному течению выборов и оскорбления и насилия со стороны членов собрания против бюро (ст. 45). Бельгийский закон в качестве средств указывает сборища, насилия, угрозы (ст. 129), оскорбление и насилие по отношению к членам бюро (ст. 133). Наконец, итальянский закон (ст. 108) говорит о самоуправных действиях, беспорядках, сборищах, нападениях на помещения, предназначенные для выборов, мятежных возгласах, оскорблениях избирательного бюро при совершении избирательных операций и об опрокидывании и похищении избирательной урны, с рассеянием избирательных бюллетеней, или о нарушениях производства выборов с помощью других, равным образом действительных средств.

Объектом этого преступного деяния является свободное отправление выборов. Нарушение этой свободы может состоять или в непосредственных насилиях, физически или психологически препятствующих выборам, или, косвенно, в создании такой обстановки, при которой выборы не могут правильно производиться (беспорядки, оскорбления и насилия над членами бюро). В законодательствах само действие определяется весьма различно: как препятствование законному собранию (датское уложение), как приведение его в смятение (болгарское), нарушение его течения или создание препятствий (швейцарский проект), как разогнание собрания или принуждение его принять или не принять известное решение (нидерландское), препятствование собранию выполнять возложенные на него функции (португальское), нарушение деятельности избирательной коллегии или посягательство на свободу голосования (французское, итальянское, бельгийское законодательства).

Ввиду опасности, которую представляют подобного рода посягательства, обложены наказанием и различные действия, хотя непосредственно и не посягающие на свободу избирательных собраний, однако создающие к тому опасность. Таково врывание в избирательную коллегию или покушение на это с целью помешать выборам, учиненное с насилием (франц. ст. 42, бельг. ст. 130, итал. ст. 108); эту же цель преследует запрещение входа в собрание лицам вооруженным, причем при наказании проводится различие, носилось ли оружие открыто или тайно, так как в последнем случае носитель оружия признается более опасным (итальянск. 109, франц. ст. 37, бельг. 128, болгар. 134). Ношение оружия по французскому праву считается также квалифицирующим обстоятельством при врывании в избирательные коллегии. Итальянское право сюда же относит нарушение порядка выборов шумными знаками одобрения или неодобрения и оказание ослушания председателю, призывавшему к порядку (датск. 112).

Деятельность, нарушающая свободу собраний, является вредной сама по себе, но еще более вреда приносит она, если виновным удалось достичь результата и прекратить собрание или насильственно нарушить голосование. В таком случае преступление обыкновенно становится квалифицированным (франц. ст. 42, бельг. ст. 130). К нарушению голосования приравнивается и уничтожение еще не приведенных в известность результатов его, как опрокидывание урны, уничтожение бюллетеней (итальянск. 108, франц. 46, бельг. 130), удаление председателя из залы выборов (нидерл. 123).

При посягательствах, подобных рассматриваемому нами, еще большую опасность, нежели сами насильственные действия, представляет деятельность организаторов этих покушений, предпринимающих их в своих интересах. Поэтому отдельные законодательства специально предусматривают подстрекательство в данном случае. Так, португальское улож. значительно строже наказывает подстрекателей и руководителей (ст. 199); бельгийский закон наказывает подстрекнувших подарками, обещаниями, угрозами, злоупотреблением властью, противозаконными приемами, криками в публичных собраниях и местах и воззваниями к кому-либо о совершении этого преступления, наравне с виновниками; меньшее наказание грозит им, если подстрекательства эти не вызвали преступного деяния. Если, благодаря соучастию многих, создалась шайка, действовавшая по плану, имевшему быть выполненным в нескольких округах, то наказание становится уголовным и само деяние рассматривается как восстание (франц. 44, бельг. 131, португ. 201).

Ввиду того, что преступной повсеместно признается сама деятельность виновных, а достижение результата служит квалифицирующим обстоятельством, - покушение может быть специально непредусмотрено и караться только в том случае, если по общим правилам уложения оно признается наказуемым.

Так как этот вид посягательства на избирательное право имеет самые разнообразные степени тяжести, начиная от простого нарушения порядка в порыве увлечения и до широко задуманного насильственного посягательства на политический выборный строй, то и наказуемость его варьируется в весьма широких пределах, начиная от денежной пени в небольшом размере за нарушение порядка и до изгнания и долгосрочных каторжных работ за насилие шайками. В некоторых случаях квалифицирующим обстоятельством выставляется признак предумышленности (составление обширного плана); простая умышленность предполагается существующей всегда, хотя специально оговаривается редко (швейцарский проект). Тяжесть наказания обыкновенно ставится в зависимость от опасности деяния; в случае, если средства были достаточны, чтобы нарушить спокойствие выборов, наказанием обыкновенно назначается соединенное с пеней тюремное заключение не ниже года и лишение избирательных прав; при каком-либо квалифицирующем обстоятельстве увеличивается срок заключения или назначается более тяжкий вид лишения свободы (заключение с исправительными работами, исправительный дом). Квалифицирующим по субъекту обстоятельством является совершение преступления органами администрации; в этом случае, кроме удаления с должности, срок заключения обыкновенно возвышается. Итальянский закон указывает (§ 98), что в таких случаях никогда не налагается минимума наказания. Бельгийский закон предусматривает рецидив.

Обращаясь к краткой оценке этих постановлений, можно заметить слишком большую дробность их в французском и бельгийском праве. Правильным путем пошел итальянский закон, соединивший их в две статьи, в первой из которых предусмотрел насильственные посягательства, создающие серьезную опасность для свободы собраний, предоставив судье широкую область усмотрения (возможность назначения денежной пени от 51 до 5000 лир и заключения от 6 месяцев до 2 лет); во второй же он предусмотрел нарушения полицейского характера, создающие отдаленную опасность или затрудняющие лишь спокойное течение выборов *(134) (ст. 108, 109). Английское, германское и финляндское уложение совершенно не упоминают об этом посягательстве, по-видимому, подводя его под насилие и угрозы против отдельных избирателей. С такою постановкой нельзя согласиться, так как посягательства на свободу собраний производятся иными средствами и с иными целями и представляют значительно большую опасность. Указание средств, с помощью которых может быть произведено это преступное деяние, является необходимым потому, что, при тяжести положенного наказания, опасно было бы предоставлять усмотрению судьи определение существенных признаков фактического состава.

Для определения существа преступного действия, понятие посягательства на свободу выборов нам кажется неопределенным; вместо него для полицейских правонарушений удобно было бы говорить о нарушении спокойного течения выборов, а для более тяжких посягательств - о лишении возможности или затруднении осуществления избирательных прав данной избирательной коллегией. В качестве квалифицирующих обстоятельств более удобно было бы выставить следующие признаки, приблизительно верно отмечающие наиболее тяжкие виды: наличность обширного плана, предположенного к выполнению в нескольких избирательных округах, достижение результата, т. е. разогнание избирателей, наконец, употребление при этом оружия или орудий истязания (напр. нагайки).

Если закон строго охраняет личные и имущественные права от нападений шайками со стороны злоумышленников, то и в области защиты политических прав он должен не менее энергично преследовать насильственные посягательства против коллективного их осуществления. Осуществление избирательных прав именно в этой форме и требует особой защиты, так как коллективное отправление каких-либо функций, с его сложными соотношениями отдельных органов и участников, гораздо легче может быть приведено в расстройство, нежели менее сложное индивидуальное, и представляет собою более важный государственный интерес.

III

Мы переходим к наиболее общему и наиболее старому преступлению против избирательного права - к подкупу избирателей. Еще в Древнем Риме сознавалось всемогущество богатства при выборах, особенно при всеобщей подаче голосов и господстве черни; богатство давало власть, и писались даже книги *(135) в которых указывалось, как с помощью богатства и ловкости можно достичь успеха в выборах на высшие государственные должности. Ambitus принимал самые разнообразные формы, и законодательство почти бессильно было бороться с ним. Lex Julia de ambitu, изданный Августом в 736 г. u. с., установил более правильную наказуемость этого преступления с целью добиться более энергичной репрессии, но это принесло мало пользы. Для обеспечения правильности действий кандидатов, от них требовался залог, подчинение различным формальностям, запрещалось угощение чрезмерные траты; в эпоху христианских императоров была, наконец, установлена наказуемость подкупленного *(136). Каноническое и партикулярное германское права мало внесли нового в римские постановления о подкупе, упростив только его регламентацию. В современном праве это наиболее развитая часть уголовного избирательного права. Кроме самого подкупа, наказанием облагаются примыкающие к нему деяния. Английское право в этом отношении, как мы видели, представляет почти целый кодекс наказуемых подкупных и недозволенных, ради предупреждения подкупа, деяний.

Само преступление подкупа может быть определено как злоупотребление своим избирательным правом под влиянием специальных корыстных расчетов, с одной стороны, и как общественно вредное средство содействия своему или чьему-либо избранию - с другой. В области гражданского права до последнего времени безусловно господствовал принцип qui suo jure utitur neminem laedit. В сфере публичных прав государство не может допускать полной свободы в пользовании этими правами: избирательное право стоит на границе между правом и обязанностью; конструкция избирательной функции как права, а не как обязанности, принятая в современных кодексах, - результат убеждения, что это право лучше будет покоиться на сознании каждым своего социального долга подать голос по совести, нежели опираться на угрозу уголовной ответственностью за неисполнение юридической обязанности подать голос *(137). В основе избирательного права, таким образом, лежит моральный принцип, который и охраняется нормой, запрещающей подкуп *(138).

Ввиду того, что основными мотивами преступления являются, с одной стороны, мотив корыстный, а с другой - мотив честолюбия, эти два сильных двигателя современной жизни, то и средства борьбы должны быть в равной степени сильными. Сила эта может быть достигнута не увеличением тяжести угрожающего наказания, что не соответствовало бы ни степени злой воли, проявляющейся в этом преступлении, ни опасности его, но обеспечением уверенности в неизбежности применения кары. А подобное обеспечение, не говоря уже о процессуальной постановке суда, может быть достигнуто созданием такой диспозиции уголовных норм, которая наиболее полно и всесторонне охватывала бы различные формы этого преступления, могущего облекаться в весьма разнообразные одеяния. Поэтому конструкция этого преступления имеет особенное политическое значение.

Две главных системы приняты в законодательствах. Первая, более старая, кладет в основу наказуемости договор, рассматривая это деяние, как куплю-продажу голосов. Эта система, впервые изложенная, в Code penal 1810 г., затем была принята почти повсеместно, но скоро, однако, оказалась слишком узкой и еще в 1849 была оставлена французским законодательством, примеру которого последовали законы Бельгии, Италии и пр. Но все же еще и в настоящее время она сохраняется в кодексах Германии (ст. 109), Швеции (гл. 10 п. 15), Португалии (ст. 204), Дании (ст. 114) и Финляндии (ст. 21) *(139). Другая система заключается в перечислении средств, с помощью которых в ком-либо создается корыстный мотив к воздержанию от голосования или к голосованию в определенном смысле. Эта система принята почти во всех более новых законах, именно: французском (ст. 38), английском (17 и 18 Vic. с. 102 sh. 2 и 3), бельгийском (ст. 122), итальянском (ст. 105), нидерландском (ст. 126), болгарском (ст. 131), венгерском (улож. ст. 185) и швейцарском проекте (ст. 179 п. 3). Такими действиями признаются давание, предложение и обещание с одной стороны и принятие - с другой; английское право присоединяет к этому еще принятие на себя обязанности достать известную ценность и ссужение чего-либо.

Предметом, даваемым, обещаемым и т. д., являются деньги, какая-либо ценная вещь, выгода или материальное благо. Специально предусматривается давание и обещание должностей, занятий, места (английское, итальянское уложения) или только публичных должностей, или вообще благ публичного свойства (французское, бельгийское уложения). Особо стоит уплата денежного вознаграждения за расходы избирателей по поездке на место выборов, пребыванию там, уплата за съестные припасы и напитки, потребляемые ими, или уплата вознаграждения под предлогом расходов на предвыборную агитацию (так наз. угощение и незаконные расходы английского права, а также привилегированный вид подкупа по итальянскому и венгерскому законодательствам). Бельгийское право предусматривает только уплату за съестные припасы и напитки; причем оно отказывает хозяину заведения, в котором эти припасы или напитки были раздаваемы, в праве на иск за не уплаченные ему по этому поводу деньги. По нашему мнению, все эти средства должны быть соединены вместе, как это делает итальянское право; при этом, однако, подкуп посредством угощения напитками и припасами не должен рассматриваться у нас, как привилегированный вид, так как по местным, особенно сельским обычаям, он представляет еще большую опасность, нежели подкуп непосредственный. Что касается уплаты расходов по проезду и пр., то они при малой развитости у нас оплачиваемых средств сообщения, как дилижансы, экипажи и пр., которые преимущественно и могут играть роль при сравнительно небольшом протяжении избирательного участка, не представляют большой опасности подкупных влияний. Едва ли целесообразно будет также определять законные максимумы агитационных расходов, да и едва ли возможен был бы за ними такой же контроль, как существующий в Англии, а следовательно, отпадает необходимость создавать специальные санкции за превышение этих пределов и за нарушение формальных обязанностей при отчете. Что же касается установления правила о том, что к подкупу приравниваются давание, обещание и принятие денег под видом вознаграждения за услуги, оказанные при агитации, то оно может быть помещено в виде оговорки или законодательного разъяснения общего правила, относящегося к подкупу. Точное перечисление средств при определении подкупа имеет то значение, что благодаря ему каждый агитатор (а агитационную деятельность, производимую на правильных основаниях, следует признать необходимым и весьма полезным делом при выборах, так как она способствует сортировке и сплочению общественных убеждений) может составлять свой план агитации, может точно знать границы дозволенного и недозволенного, и благодаря етому действовать с большей энергией.

При преступлении подкупа особенно часто происходит присоединение деятельности других лиц. По современной доктрине оконченный подкуп есть преступление с необходимым соучастием: подкупивший и подкупленный суть главные виновники, подлежащие одинаковому наказанию *(140). В римском праве первоначально наказывался только подкупивший, и лишь впоследствии lex Julia установил наказуемость принятия подкупа, оставшуюся, впрочем, мертвой буквой. Но здесь такое принятие рассматривалось как delictum sui generis. И даже в современном праве принявший подкуп лишь приравнивается по наказуемости к подкупившему (болгарск., нидерланск., итальянск., бельгийск. ул. швейц. пр.,); противоположного решения придерживаются английский, французский законы и теории, рассматривающие подкуп, как куплю-продажу. Насколько нам известно, в настоящее время нигде различия в наказуемости (кроме разве последствий в отношении избирательных прав) между подкупившим и подкупленным не проводится. Из такого приравнивания in hypothesi, однако не следует необходимость одинакового наказания in thesi; нет, судейское усмотрение должно принимать здесь во внимание степень виновности каждого и вредности мотивов, которыми он руководился.

Но кроме присоединения деятельности подкупленного возможно присоединение деятельности еще третьих лиц; возможны, так сказать, вспомогательные сделки, имеющие целью привлечь на службу подкупным целям деятельность третьих лиц. Напр., зная избирателя В. за порядочного человека, недоступного подкупу, кандидат А. подкупает лицо С., пользующееся авторитетом в глазах В., с тем, чтобы оно повлияло определенным образом на подачу голоса последним; здесь не будет купли-продажи избирательного голоса, а деятельность особого рода, преступная, как со стороны А., так и со стороны С. Или другой пример: кандидат А., мало знакомый с нравами и обычаями избирателей данной местности, приглашает к себе нескольких местных жителей, хотя и не пользующихся хорошей славой, но зато знающих все ходы и выходы, и дает им на руки известную сумму денег с тем, чтобы они распределили ее надлежащим образом между избирателями и тем обеспечили ему избрание. Деньги эти, может быть, и не пойдут на подкуп отдельных избирателей, а хотя бы на "завоевание симпатий щедростью", тем не менее обе договорившиеся стороны будут виновны в подкупе. Указания на наказуемость подобного рода деятельности мы находим лишь в специальных законах; в общих же кодексах они отсутствуют, что нельзя не признать существенным пробелом. Английское право приравнивает к подкупу давание, обещание и принятие денег или ценных вещей, обещание должностей с целью склонить одариваемое лицо достать или приложить старания к тому, чтобы достать, какой-либо избирательный голос или чтобы добиться чьего либо избрания; одинаково наказуемой считается и деятельность лица, достающего или прилагающего старания, чтобы достать, какой-либо избирательный голос или добиться чьего-либо избрания (17 и 18 Vic. 102). Французский закон 1852 г. (ст. 38), как мы видели, считает подкупом давание, обещание и т. д. под условием приобрести чей-либо избирательный голос. Бельгийский закон 1872 г. приравнивает к главным виновникам тех, которые предоставили кому-либо деньги, зная о предназначении, которое они получат, или которые уполномочили от их имени делать подарки, предложения, обещания или угрозы (ст. 126). Итальянский закон (ст. 105) считает виновными в подкупе и тех, которые подарками, обещаниями и т. д., даваемыми одному или нескольким избирателям или же другим лицам по соглашению с ними, будут стараться приобрести избирательный голос или склонить к воздержанию от подачи его.

Не все приведенные постановления имеют одинаковый объем. Наиболее широкую ответственность устанавливает английское законодательство, признающее преступною деятельность обоих участников этой вспомогательной сделки. Более узкую постановку ответственности дает законодательство бельгийское, наказывающее только деятельность лица, стремящегося получить голос. В последнем случае деятельность второго договаривающегося, т. е. вербовщика голосов, считается наказуемой, поскольку она нарушает общие нормы уголовного избирательного права, т. е., напр., поскольку в его действиях можно видеть угрозу, подкуп и т. д., между тем как в первом случае, по английскому праву, она преступна сама по себе, как деятельность в силу подкупа. Все законы считают необходимым ограничить наказуемость подобных сделок лишь теми случаями, когда они были заключены при помощи тех же средств, как и сделки подкупные (давание, обещание и получение денег, должностей и т. д.). Некоторый публичный интерес имело бы расширение этого каталога перечня (напр., присоединение злоупотребления властью, угроз, насилия, обмана и пр.), с помощью которых производится подстрекательство к подкупной вербовке голосов, так как деятельность эта, как организованная и выполняемая несколькими лицами, представляет больше опасности, нежели простой подкуп; однако, вероятно, в интересах определенности юридического состава, перечень сохраняется тот же; оставшиеся случаи преступного подстрекательства рассматриваются как общие преступления (насилие, угроза). Подстрекательство это должно быть наказуемым само по себе, независимо от того, вызвало оно результат, или нет этими соображениями обусловливаются особые основания наказуемости соучастия при подкупе, и потому случаи такого соучастия поставлены в качестве самостоятельных преступных деяний, а не подчинены общим правилам о соучастии.

Вопрос о наказуемости покушения на подкуп должен быть решен в положительном смысле, так как опасным представляется не только осуществление подкупа, но и в достаточной степени проявившееся стремление совершить его. Кроме того случаи покушения более поддаются наказуемости: совершившийся подкуп остается тайным и тщательно скрывается обеими сторонами; только при противодействии лица подкупаемого обстоятельства обнаруживаются и обыкновенно становятся известными суду. За случаями покушения могут скрываться десятки случаев благополучного заключения сделки, и поэтому законодательство, даже независимо от опасности самого покушения, может облагать его наказанием, одинаковым с тем, которое положено за совершение. Отказ от наказуемости возможен будет только тогда, когда все случаи совершения сумеют быть констатированы судом, а следовательно отпадет необходимость в достижении целей предупреждения с помощью карания еще не вполне законченной деятельности. Начало покушения определится применением перечисленных средств к кому-либо с целью побудить его голосовать в определенном смысле или воздержаться от голосования, окончание - моментом положительного или отрицательного волеизъявления другого лица. Относительно покушения с негодными средствами может быть речь только тогда, когда эти средства избраны по полной политической наивности подкупающего, хотя и относятся к тем категориям, которые перечислены в законе. Покушение мыслимо как со стороны подкупающего, так и со стороны подкупаемого; так напр., покушением может быть признано обращение к кандидату с предложением подать за него голос, если он уплатит известную сумму; открытое формальное заявление о том, что "принимаю на себя обязанность доставать голоса избирателей по полтиннику за штуку", может быть признано за покушение, так как применено запрещенное средство для склонения к преступной сделке. Вообще, относительно наказуемости покушения можно сказать следующее. Там, где подкуп констатируется, как купля - продажа или как аналогичная ей сделка, там оговорка о наказуемости покушения необходима. Там же, где наказуемым является одно применение определенных средств, учиненное с той целью, чтобы приобрести или склонить подать голос или воздержаться от подачи его, там такая оговорка не нужна. В соответствии с такой конструкцией мы и находим указания в законодательствах. Законодательства французское и отчасти бельгийское перечисляют отдельные действия подкупа, и потому не должны специально оговорить наказуемость попыток совершения этих действий, исключение сделано во Франции законом 1875 года относительно выбора депутатов и сенаторов. Подробнее всего предусматривает покушение английское право, постоянно ставящее наряду с законченной деятельностью и покушение на нее (см. выше). Выбором конструкции, следовательно, и решается вопрос о покушении.

Что касается преступной воли, то она единогласно признается существенным элементом этого преступного деяния, и только в тех случаях, когда она, вообще, трудно констатируема, закон отрешается от этого признака, запрещая общим образом какое-либо деяние и приравнивая, следовательно, к умыслу небрежность, если последняя не проистекала из извинительных причин; иначе говоря, он указывает только случаи, в которых совершение этого деяния считается неумышленным (английские "противозаконные приемы". Наказуемость неосторожности является поэтому лишь крайним средством, только помогающим более энергично преследовать умысел, трудно поддающийся обнаружению на судебном следствии, а отнюдь не результатом признания особой опасности этих влияний. Устанавливать или не устанавливать наказуемость ее в законодательстве зависит от местных условий. Нужно указать только, что при обложении наказанием неосторожной вины, требуется и диспозиция более конкретного характера для того, чтобы каждый мог с большей внимательностью сообразовать свое поведение с законом. При неосторожности карается отсутствие особой внимательности, т. е. у каждого гражданина создается к общим его мотивам поведения известный плюс - внимательность в данной области; при умышленности же поведение каждого рассматривается, как нормальное всегда, и лишь карается появление у него в психике известного минуса - умысла отступить от нормы или общепринятого поведения; минус этот и восполняется специальной угрозой закона. Наказуемость неосторожности, следовательно, прибавляет к общим мотивам соблюдения нормы прибавочный мотив особой внимательности; при умышленности эти мотивы поддерживаются на общепринятом уровне. Вполне понятно, что требовать особой внимательности можно только тогда, когда определен в точности тот круг действий, в пределах которого обязанность такой внимательности возложена.

Цель или главный мотив деятельности при подкупе должен заключаться в желании получить голос в отрицательном или положительном смысле. Со стороны подкупаемого или склоняемого к подкупу мотивом служит получение какой-либо выгоды или удовольствия. Законодательство стремится предотвратить развитие этих мотивов в области публичного права, как наносящих вред правильной социальной мотивации, и потому карает вредные формы проявления их. Наличность мотива является существенным условием, и в зависимости от степени вредности и повторяемости его должно быть определяемо наказание; область смягчающих вину обстоятельств лежит именно в свойствах мотива. Вредные последствия подкупа, раз он стал известен, могут быть предотвращены путем исключения из счета поданного голоса, наказание же должно играть предупредительную роль, что достигается в значительной степени принятием во внимание мотива и тех психологических свойств, которые определяют мотив (умственное развитие, обстановка, дурные влияния, экономическая нужда и пр.).

Наконец, наказуемость этого вида преступного деяния обыкновенно заключается, кроме лишения активных и пассивных избирательных прав, в тюремном заключении и денежном штрафе (максимум тюремного заключения 3 мес., 6 мес. и 1 год; иногда даже 2 года. Германия, Франция). Порою (датское уложение старо-французское, португальское) тюрьма совершенно не назначается, а грозит только денежная пеня *(141). Едва ли может оказаться действительною одна только денежная угроза; она кроме того не характеризует той позорности этого преступления, которая особенно бросается в глаза. Денежная пеня назначается в размере до 5000 франков, а в Англии и до 200 фунтов. Германское уложение денежной пени не назначает совсем. Иногда, по примеру старофранцузского права, денежная пеня определялась вдвойне против цены купленного голоса; неудобства такого определения ее нами рассмотрены. Вообще же денежная пеня здесь является пригодным действительным наказанием, ибо она предназначается для борьбы с корыстным мотивом, притом в тех случаях, когда он не вытекает из нужды. Максимальный срок в 1 и даже 2 года, по нашему мнению, слишком высок: исправительных задач тюрьма здесь преследовать не может, а карательные вполне удовлетворятся максимумом в 6 мес. Правда, могут указать, что усмотрение судьи регулировало бы применение этого срока, но, как мы уже указывали, расширение усмотрения в этой области не представляется особенно желательным.

Последствием подкупа, особенно если он применялся широко, является возбуждение вопроса о действительности выборов. Freudenthal, для определения действительности или недействительности выборов предлагает следующий порядок: купленные избирательные голоса вычитываются из общего числа поданных за избранного голосов, независимо оттого, покупал ли он их сам или через других. Если нельзя точно установить, сколько голосов куплено в одном избирательном округе, то вычитаются все поданные в этом округе за избранного голоса. Если число подкупленных голосов, само по себе или вместе с другими, по каким-либо основаниям недействительными голосами, является столь большим, что за вычетом его избранному не будет доставать потребного количества, то выборы объявляются недействительными. По мнению Моhl'я (Kritische Erorterungen Z. f. d. ges. Staatswiss. 1874. S. 582, см. Freudenthal), недействительность выборов должна быть признана всегда, когда суд приговорил виновного в покупке голосов к лишению прав. По нашему мнению, недействительность выборов должна быть признана по этическим соображениям даже в случае доказанности покупки избранным хоть одного голоса. На основании ст. 32 баварского избирательного закона подкуп всегда влечет за собою недействительность выборов, поскольку они касаются подкупающего и подкупленного. Правда, иногда по соображениям политики этого правила не придерживаются строго. Напр. Р. G. La-Chesnais (La representation proportionnelle et les parties politiques, 1904, p. 75) пишет: "При каждом обновлении палаты констатируют известное количество случаев, правда, еще очень ограниченное, но возрастающее, производства выборов, при которых деньги разбрасывались пригоршнями, где торжествовали подкупы, насилия и массовое давление. По-видимому, эти явления в некоторых округах стали привычными, традиционными; они совершенствуются, укрепляются, вкореняются. Палата отказывается иногда в подобных случаях признать выборы недействительными, потому что она знает, что результат не изменится. Потворство ее и нерегулярность ее репрессии почти подбодряют нарушителей".

В Англии, как мы знаем, с 1868 г. вопрос о действительности выборов решается судом в особом составе. Для континента этот порядок является лишь желательным (см. Seydel Parlameutarische oder richterliche Legitimationsprufung, Jaques Die wahlprufung 1885. Freudenthal o. c. 1896).

В настоящее же время решение постановляет парламентская или иная соответствующая коллегия, которой "приходится порою становиться между двумя категорическими императивами: последовать или своим сильнейшим политическим убеждениям, или строгим требованиям права и нравственности".

IV

Государственное право на основании политики определяет контингент лиц, которые допускаются к выборам, и обладают правом голоса для того, чтобы выборы соответствовали этим законным постановлениям, необходимо оградить право голоса каждого избирателя и обеспечить производство выборов от злоумышленных, чаще всего обманных, действий как со стороны посторонних лиц, так и со стороны членов бюро. Так как единственно важным результатом выборов является результат подачи голосов, то и наказуемым явится только такое действие, которое оказывает на него влияние. Оно может заключаться: 1) в недопущении правоспособного к выборам благодаря обманным действиям председателя или бюро, 2) в допущении неправоспособного благодаря тем же действиям, 3) в голосовании неправоспособного, 4) в многократном голосовании, 5) в злоумышленных обманных действиях третьих лиц, направленных к лишению какого-либо правоспособного избирателя возможности голосовать приписыванием ему неправоспособности, или наоборот. Кроме момента допущения или недопущения к выборам, в качестве определяющего наказуемость момента принимаются внесение или не внесение кого-либо в список правоспособных избирателей; и в этом случае возможны те пять видов, которые мы указали. Умышленно неправильное внесение или не внесение в избирательный список является как бы покушением на лишение права, в котором злой умысел выражен в достаточной степени ярко, и потому признается наказуемым.

Конкретные формы преступных деяний этой категории определяются местной организацией выборов (полномочиями, предоставленными органам, составляющим список, документами и порядком их составления, властью председателя собрания и т. д.), вследствие чего, некоторые из указанных видов могут отпадать, как невозможные при данном избирательном строе. И действительно, не все законодательства предусматривают указанные нами виды. В португальском и шведском уложениях мы совершенно не находим соответственных перечисленным 5 видам запрещений. Швейцарский проект (ст. 179) и германское уложение (ст. 108) говорят об умышленном искажении результата, предоставляя практике толковать это широкое постановление. Датское уложение предусматривает лишь противозаконное присвоение себе избирательного права, за которое, если не положено более высшего наказания, оно карает денежной пеней (ст. 116). Постановления эти, конечно, весьма недостаточны Более новые кодексы останавливаются уже подробнее на вопросе об уголовной защите законности выборов. Нидерландское уложение предусматривает совершение при законных выборах какого-либо обманного действия, вследствие чего голос избирателя станет недействительным (ст. 127), и умышленную выдачу себя за другое лицо и участие за него при выборах (ст. 128). В венгерском уложении мы находим наказуемость неправильного внесения в список избирателей со стороны председателя, подачу голоса частными лицами, не имевшими на то права (т. е. голосование неправоспособного, многократное голосование и голосование за других лиц). Финляндское уложение (гл. 15 п. 4) карает выдавание себя за другое лицо и принятие участия под его именем в выборах, а также совершение обмана или какого-либо иного действия, вызывающего неправильный результат голосования. Болгарское уложение, наконец, считает преступным не внесение в избирательные списки правоспособного или внесение неправоспособного со стороны уполномоченных на составление этих списков (ст. 129), сообщение должностным лицом ложных сведений, с целью лишить кого-либо избирательной способности (ст. 130), сокрытие подлога или уничтожение административным органом какого-либо документа, относящегося к избирательному праву кого-либо (ст. 130), голосование или явку к голосованию под чужим именем и многократное голосование в одном или нескольких округах или попытку к тому (ст. 135). Наиболее разработанное законодательство мы находим в специальных законах. Английское право под общим именем personation понимает и голосование под чужим именем, и многократное голосование; вместе с тем оно говорит о соучастии, подстрекательстве и покушении при этом преступном деянии, и этим довольно точно охватывает сферу рассматриваемых нами преступных деяний. Кроме того, противозаконным приемом признано голосование, побуждение кого-либо голосовать или доставление возможности этого, заведомо о том, что данное лицо не имело на то права. Это постановление имеет в виду обеспечить правильное составление избирательных списков. Французский закон (ст. 32 - 34) предусматривает голосование лиц, лишенных правоспособности, многократное голосование с помощью нескольких записей и ложное присвоение имени и качеств внесенного в список избирателя. Кроме того, по закону 1874 г. караются те, которые с помощью лживых заявлений или свидетельств достигнут неправильной записи или явятся сообщниками в этом или сделают попытку к тому; которые впишут с помощью тех же средств лицо другое или сделают попытку или будут сообщниками; которые вычеркнут правильно записанного гражданина, сделают попытку или будут сообщниками при этом. Специальным преступлением является голосование лица, неправильно достигшего своего вписания в избирательные списки (ст. 32).

Бельгийский закон предусматривает голосование лица, не имеющего на то права, и неправильное с помощью ложных заявлений и свидетельств достижение записи в списки избирателей себя или другого лица (ст. 121, 139). При этом преследование может произойти только тогда, когда просьба о вписании была отвергнута определенным и мотивированным решением относительно фактов, заключающих в себе обман. Эти решения постановляются коллегиями бургомистров и шеффенов или постоянными депутациями и препровождаются прокурору, который в течение трех месяцев может возбудить обвинение. Но обстоятельнее всего редакция итальянского закона 1894 г., ст. 99 которого карает денежной пеней от 50 до 500 лир или заключением в тюрьме до 1 года и пеней до 3000 лир (в более важных случаях) умышленное или небрежное неисполнение в течение законного срока возложенных законом обязанностей по составлению, просмотру, обнародованию избирательных списков, по составлению бюллетеней и т. д. Ст. 100 того же закона карает небрежное внесение какого-либо избирателя в списки без законных документов пеней до 300 лир; если это деяние совершено с умыслом, то виновному грозит заключение (detenzione) до трех месяцев и пеня до 1000 лир. Каждый, кто с помощью какого бы то ни было действия, имеющего целью обмануть или недобросовестно воздействовать на другого, достигнет незаконной записи для себя или для другого в избирательные списки или в бюллетени, будет наказан заключением до 1 года и пеней до 2000 лир с лишением избирательных прав на срок от 3 до 6 лет. Наказание увеличивается на одну шестую, если виновный входил в состав общинной или коммунальной комиссии (ст. 102). Ст. 103 карает за небрежное не внесение правоспособного в списки лицом, уполномоченным на это, пеней до 300 лир, а за умышленное - заключением до трех месяцев и пеней до 1000 лир с лишением избирательных прав. То же наказание грозит лицу, отказавшемуся обнародовать или разрешить снять копию с списка избирателей и соответственных документов (ст. 104). Ст. 110 воспрещает под угрозой заключения до 1 года и пени до 1000 лир подачу голоса лицу неправоспособному, голосование под именем другого и многократное голосование. То же наказание постигает члена бюро, заведомо допустившего к голосованию лицо неправоспособное (ст. 111).

Толкование этих постановлений не представляет трудностей и отчасти уже нами сделано на примере французского права. Укажем только, что перечисление отдельных формальных обязанностей, возложенных на членов бюро и других должностных лиц, с санкцией за нарушение каждой из них, свободно может быть заменено бланкетным постановлением подобно тому, которое создано французским законом 1902 г., однако, с ограничением наказуемости случаями отступления только от законных обязанностей, а не от административных, в противоположность порядку, принятому во Франции.

Что касается наказуемости, то порою она усиливается чрезмерно (напр., в Англии, где personation является фелонией, или в Венгрии, где деяние это карается исправительным домом); правильнее система, угрожающая тюремным заключением, соединенным со штрафом, за умышленное нарушение и одним штрафом - за небрежное, с оговоркою, что если совершено по совокупности более важное преступление (напр., подлог официального документа), то применяется наказание за это последнее. Такая оговорка, впрочем, нужна лишь там, где в общей части постановлений об идеальной совокупности нет (как, напр., в нашем угол. улож. 1903 г.).

V

Второй вид неправильности выведения результата заключается в противоречии итогов голосования действительным результатам его, которые получились бы, если бы уже поданные голоса были правильно подсчитаны, сохранены или записаны. Почти исключительными субъектами этого вида посягательств могут явиться лица, уполномоченные на соответственные действия. Насильственное посягательство на неприкосновенность уже поданных бюллетеней отнесено к насилиям против избирательных собраний; здесь же предстоит рассмотреть только подложное и мошенническое посягательства. Постановления по этому предмету столь же пестры, как и постановления, обеспечивающие законность выборов. Германское (ст. 108), венгерское (ст. 186), финляндское (гл. 15, 4), швейцарское (ст. 179) и датское уложения (ст. 113) говорят о подложном выведении результата, без дальнейших пояснений. Нидерландское уложение говорит об умышленном нарушении произведенного голосования и о совершении обманного действия, вследствие которого результат явится иным, чем он должен был быть согласно правильно поданным избирательным запискам (ст. 129). Португальское уложение карает виновного, если во время выборов обнаружился подлог в бюллетенях, содержащих избирательные голоса, или если один из таких бюллетеней скрыт или прибавлен или изменен (ст. 203). При такой редакции являются наказуемыми случаи подлога и обмана только тогда, когда виновный застигнут при совершении преступления; здесь кроме того не предусмотрено неправильное подведение итогов. Болгарское уложение предусматривает уничтожение, сокрытие, зачеркивание, изменение или подделку избирательных бюллетеней или искажение их истинного смысла каким-либо образом, а также уничтожение и подделку результата выборов, квалифицируя случаи подлога официальной подписи на записках. Английский закон 1872 г. (35 et 86 Vict. c. 33, s. 3) предусматривает ряд отдельных посягательств на правильность результата, отличающийся, впрочем, излишней казуистичностью (см. стр.48).

Французское право карает (ст. 35, 36) похищение, прибавление, изменение бюллетеней и неправильное их прочитывание; сюда же следует отнести и неправильное вписывание сообщенного устно в бюллетень. Бельгийский закон повторяет эти случаи (ст. 135), приравнивая к ним похищение хитростью или силой бюллетеней у избирателей и мошенническую замену показанного или переданного избирателю бюллетеня другим (ст. 137). Специальным законом 9 июня 1877 г. предусмотрена наказуемость подделки бюллетеней, признанных публичными актами; виновными признаются и те, которые сделают подложную подпись на акте предложения кого-либо в кандидаты, акте принятия кандидатуры или акте назначения свидетелей (ст. 13,14). Итальянский закон (ст. 110 и 111) карает лиц, застигнутых до закрытия заседания в похищении, прибавлении или изменении бюллетеней или в изменении их содержания или в умышленно неправильном прочтении имен, записанных в этих бюллетенях, неправильном вписывании или в подлоге каким бы то ни было образом результатов выборов. По наказуемости к этим лицам приравниваются и те, принадлежащие к избирательному бюро, которые злонамеренным несоблюдением своих обязанностей сделают невозможным окончание избирательных действий или вызовут ничтожность выборов или изменят или умышленно воздержатся от провозглашения или обнародования исхода голосования или от передачи протоколов компетентной власти, а также секретарь, отказавшийся внести в протокол протесты или заявления избирателей (последний впрочем подвергается наказанию в половинном размере). Значительное большинство законодательств квалифицирует случаи, в которых виновным оказалось лицо уполномоченное специально для участия в бюро или должностное. Наказание в этом случае обыкновенно удваивается. Сама кара более сильна, нежели в случае неправильного присвоения правоспособности, ибо социальный вред значительно больше: тюремное заключение обыкновенно назначается до 2 лет, пеня измеряется максимальными размерами. К лишению избирательных прав часто присоединяется пожизненное лишение права участвовать в бюро. Большинство законодательств карает только умышленность, хотя важность правильности выведения результатов могла бы оправдывать и наказуемость небрежного выполнения. Покушение ненаказуемо (противоположного мнения придерживается английское право). Итальянское и бельгийское законодательства требуют, чтобы лицо было застигнуто при совершении преступления; такое ограничение, однако, не вызывается необходимостью.

VI

Законодательства английское, бельгийское и швейцарский проект предусматривают наказуемость нарушения тайны выборов *(142). С английским законом мы знакомы. Ст. 19 бельгийского закона 1877 г. гласит: "Всякий председатель или секретарь бюро или всякий свидетель кандидата, который обнаружит тайну одного или нескольких голосов, будет наказан пеней от 500 до 3000 франков и лишением права участвовать в бюро, быть свидетелем и избираться на срок в 10 л.;" ст. 44: "Никто не может присутствовать в той части залы, в которой происходит развертывание бюллетеней, во время производства его". Ст. 45: "Никто не обязан открыть тайну своего голоса даже на следствии и на судебном допросе, ни при парламентской анкете" *(143). Швейцарский проект угрожает тюремным заключением и пеней до 5.000 фр. тому, кто обнаружит недозволенным способом, в каком смысле определенные избиратели воспользовались своим избирательным голосом" (ст. 179). Если виновным явится должностное лицо, то наказание удваивается.

Мы видим, таким образом, что тайна голосования рассматривается не только как средство успокоения голосующего от различных страхов, но как публичный институт, нарушение которого карается независимо оттого, как отнесся к обнаружению тайны его голоса потерпевший. Из такого уголовного запрета можно вывести также, что потерпевший может предъявить гражданский иск об убытках к тому лицу, которое обнаружило тайну его голоса и вызвало вследствие этого удаление его от должности или другой ущерб. Далее мы видим, что обнаружение тайны облагается наказанием именно в тех странах, где менее всего можно было ожидать отсутствия мужества в голосующих, где избирательный режим стар, именно в Англии, Швейцарии и Бельгии; это лишний раз доказывает, насколько обеспечение тайны необходимо для правильной постановки избирательного права и насколько абстрактны и неосновательны соображения о смелой независимости голосующих открыто. В то время как законы Швейцарии и Бельгии предусматривают обнаружение тайны уже поданных голосов, английский закон предусматривает обнаружение тайны и подаваемых голосов, так как за этим легко может открыться деятельность сыска. Нам кажется необходимым наряду с обнаружением противозаконным образом тайны голоса создать правило о разглашении тайны поданного голоса с желанием причинить известному лицу вред; такое постановление именно и будет относиться к деятельности сыска и с другой стороны не будет затрагивать случаев простого любопытства. Карает разглашение одно английское право, но оно предусматривает лишь сообщение тайны кандидату, между тем было бы правильно наказывать сообщение кому бы то ни было, но с целью причинить вред (этого указания также нет в английском праве).

VII

Поддержка с помощью уголовного закона начала обязательного участия в выборах с успехом практикуется в Бельгии, по закону 1 июня 1893 г. *(144). Возбуждение вопроса об установлении обязательного голосования в Бельгии стало возможным, благодаря прочной и постоянной организации партий, прилагавших всяческие старания, чтобы сделать население подготовленным для выборов. В 1865 году впервые был внесен проект об обязательном голосовании; причиной его появления явилась не многочисленность вообще случаев уклонения от подачи голоса, вследствие небрежности или равнодушия, а желание прогрессивной партии помешать влиятельным лицам злоупотреблять их положением в тех целях, чтобы удерживать от подачи голоса находящихся в зависимости от них избирателей. В 1887 году прогрессивная партия внесла требование обязательного голосования в свою программу. В 1893 году вновь был внесен проект по этому вопросу. В проекте были выставлены два правовых основания обязательного голосования: 1) исполнение публичной функции народом должно являться обязанностью, как это установлено, например, по отношению к функции присяжных заседателей, и 2) государство должно стремиться к наиболее полному выражению общественного убеждения, и потому вправе карать деятельность отдельных лиц, воздерживающихся от подачи голоса, так как эта деятельность искажает правильность результата. Проект был принят палатою большинством 94 голосов против 38, и 1 июля 1893 г. стал действующим законом.

Порядок и условия ответственности сводятся к следующим. Каждый гражданин, удовлетворяющий определенным указанным в законе условиям, обязан явиться в избирательное собрание лично и подать голос. Посылка бюллетеня почтою или передача через уполномоченного не допускается. В случае невозможности явки он должен послать о том извещение мировому судье соответственного округа, от усмотрения которого зависит признать или не признать причину неявки уважительной. Через 8 дней после закрытия выборов местный полицейский комиссар или чиновник прокураторы составляет список лиц, не явившихся к выборам, и передает его мировому судье, который вызывает этих лиц к определенному сроку посредством простого оповещения. Судья, выслушав заключения прокуратуры и объяснения явившихся подсудимых, постановляет решение, которое не подлежит апелляции. Допускается только подача отзыва на заочное решение в течение шести месяцев. Столь продолжительный срок установлен в интересах рабочего класса, который в Бельгии часто отлучается заграницу на отхожие промыслы на несколько месяцев. Отзыв производится посредством простой заявки в коммуне.

Наказанием за неявку к выборам является: в первый раз выговор или денежная пеня до 3 франков; в случае рецидива в течение 6 лет денежная пеня возвышается от 3 до 25 фр., ее однако нельзя взыскивать путем продажи имущества с молотка и она также не может быть заменена арестом; в случае второго рецидива в течение 6-ти лет назначается пеня в том же размере, но, кроме того, имя не явившегося избирателя заносится на особую доску, которая в течение месяца остается прибитой к дверям коммунального здания. Если же воздержание повторится 4 раза в течение 15 лет, то применяется вышеуказанное взыскание, но, кроме того, избиратель вычеркивается из избирательных списков на 10 лет и за этот срок не может получить ни назначения, ни повышения, ни какого-либо отличия от правительства или местных коммун и городских общин; те же санкции обязательного участия распространяются на местные коммунальные и муниципальные выборы. Однако, в связи с такою обязательностью, установлены облегчения для подачи голоса. Так, напр., законом 11 июня 1896 года избирателям предоставлен бесплатный проезд по государственным железным дорогам к месту производства выборов.

Установление наказуемости воздержания от голосования в Бельгии не привело к обременению судей делами подобного рода. Так, в 1898 и 1899 гг. всего было возбуждено 5551 преследование, из которых 2621 окончилось оправданием и 2930 - осуждением. Из этого последнего числа 1450 лиц приговорено к выговору и 1480 к денежной пене. После введения обязательного голосования число воздержаний сильно сократилось. Так, в 1892 г. было 16 проц. воздержаний, в следующие года оно упало до 7 проц., в 1898 г. - 5,3 проц., в 1900 г. - 5,9 проц. всего числа лиц, обладающих избирательной правоспособностью *(145).

Таким образом, опыт Бельгии показывает успешность применения, при известных социальных условиях, уголовной угрозы для обеспечения обязательного участия в выборах, основанных на всеобщей подаче голосов. Чаще, однако, подобные санкции охраняют участие в небольших избирательных коллегиях, как, напр., во Франции при выборе сенаторов, в Пруссии для избирателей второй степени (выборщиков). Несоответствие подобных санкций социальным условиям влечет за собою их полное омертвение и неприменимость.

Уголовные санкции, относящиеся к нарушениям правил о кандидатуре и об агитации, мы оставим без сравнительного рассмотрения, так как они зависят почти исключительно от местных норм административного избирательного права и не представляют достаточно общего интереса. Рассмотрение английского и французского и германского права, сделанное нами выше, может дать читателю в достаточной степени общее представление об этих вопросах.

VIII

Что касается наказуемости преступлений против избирательного права, то желательно по возможности меньше применять к ним наказания, предназначенные для обычных уголовных преступников. Custodia honesta была бы более пригодна, как вид лишения свободы, независимо даже от того, что некоторые из этих деяний сопряжены с подлогом, мошенничеством и нарушением доверия. Здесь должно принять во внимание мотив, обыкновенно основанный на крепости политических убеждений и преданности им. В случае наличности корыстного мотива судья имеет право назначить параллельное общее наказание (тюрьму, исправительный дом). Для избирательных проступков пригодны вполне пеня и арест *(146).

Из дополнительных наказаний обыкновенно применяются лишение избирательных прав, и для должностных лиц - удаление с должности. Относительно лишения избирательных прав следует заметить, что заслуживает предпочтения система бельгийская и итальянская, подробно перечисляющая отдельные преступные деяния, влекущие потерю избирательной правоспособности, перед французской, ставящей лишение этих прав, при совершении общих преступных деяний, в зависимость от тяжести учиненного деяния (отчасти этой системе следует русское уголовное уложение 1903 г., в ст. 30). По поводу последней системы припоминаются слова Росси: - лишение права избирательного голоса или объявление неспособным к отправлению какой-либо публичной функции человека, нанесшего рану на дуэли, явится наказанием неуместным и несправедливым, вследствие полного отсутствия сходства или какого-либо подходящего соответстви. Лишение избирательных прав по общему правилу является срочным.

Нам остается рассмотреть общим образом некоторые процессуальные правила, относящиеся к преступлениям против избирательного права. Они более многочисленны там, где существуют специальные избирательные законы. В некоторых кодексах мы встречаем ссылку на специальные процессуальные законы, которыми эти правила должны быть определены. Мы не будем входить в подробное рассмотрение этих специально-процессуальных законов, которые в конце концов зависят от местной судебной системы. Относясь к группе политических преступных деяний, преступления против избирательного права обыкновенно погашаются амнистией. По этой же причине преследование их предоставлено не только официальным обвинителям - прокуратуре, но и каждому избирателю, даже в тех странах, где частное обвинение крайне стеснено или отсутствует. Погасительная давность преследования очень кратка: в Болгарии, Венгрии, Швеции, Франции - 30 дней; в Бельгии, Италии - 6 месяцев со времени совершения преступления *(147). Иногда (во Франции, Бельгии) указываются правила о наказании при совокупности преступлений против избирательного права, о смягчающих обстоятельствах.

Преданию суду за преступления против избирательного права обыкновенно предшествует рассмотрение вопроса о действительности выборов. Недействительность избрания - одно из уголовных последствий доказанных злоупотреблений. В виду трудности доказательства таких злоупотреблений частными лицами, которым вверено преследование виновных, правильное и беспристрастное функционирование суда, рассматривающего действительность выборов, имеет большую важность, так как благодаря решениям этого суда возможность преследования значительно облегчается, а иногда преследование и прямо поручается должностным лицам.

В большинстве европейских государств решение вопроса о действительности выборов поручено самим палатам представителей. В Германии, как мы видели, проверка поручена отделениям и общему собранию рейхстага, а в отдельных германских государствах - ландтага. В Дании фольстниг делится на 4 отделения, ландстинг - на 2, которые поверяют мандаты, сообщая о результатах поверки общему собранию. В случае сомнений в признании каких либо выборов действительными, расследование передается особой комиссии, представляющей доклад. Отдельные злоупотребления являются еще недостаточными для кассации выборов; недействительность наступает лишь в том случае, если из всей совокупности обстоятельств можно заключить, что благодаря этим злоупотреблениям результат выборов получился неправильный. В Нидерландах (§ 93 Конституции) проверка выборов всецело предоставлена палатам, которые требуют представления всех протоколов о выборах и могут кассировать выборы, порою даже, вследствие неправоспособности избирателей. В Норвегии выборы проверяются особой комиссией, избираемой немедленно после собрания нового стортинга. Выводы свои комиссия представляет стортингу, который кассирует выборы, если признает, что какое либо злоупотребление оказало влияние на результат избрания.

В Италии палатами избирается поверочная комиссия из 20 депутатов, которая подготовляет вопрос для рассмотрения в палате. Вместе со своими заключениями она отсылает президенту палаты и все документы, относящиеся к выборам, правильность которых подвергается сомнению, причем принимаются меры к тому, чтобы дать депутатам возможность предварительного ознакомления с этими документами. Палата может поручить дополнительное расследование какому-либо лицу (чаще всего генеральному прокурору). Компетенция палаты охватывает все выборное производство. Насилия, подлоги, подкупы, злоупотребления при производстве выборов служат основанием к производству расследования через членов палаты или судей. Придя к определенному убеждению по поводу таких действий, палата может возбудить обвинение пред судом, и сама признает выборы недействительными. В Бельгии также проверяют действительность выборов обе палаты, после подготовительного расследования документов отдельными комиссиями.

Другой системы, системы проверки действительности выборов судом, придерживается Англия. Переходную систему, содержат §§ 11 и 12 шведского статута. В Швеции протесты против выборов заявляются земскому суду в течение месяца после окончания выборов, если дело идет об избрании в первую палату, и восьми дней, если дело идет об избрании во вторую палату. Суд требует представления нужных документов, и в течение определенного срока постановляет решение о действительности выборов. Если суждению подлежит действительность выборов в первую палату, то суд, не постановляя решения, передает дело в высшую судебную инстанцию, при условии, что указываемое правонарушение могло оказать влияние на правильность результата избрания. Палата, согласно § 32 статута ригстага, сама также поручает главе департамента юстиции в присутствии уполномоченных от палат проверку формальной правильности полномочий. По вопросу о правильности производства выборов данного депутата она стеснена постановлением суда (7. Ашехуг. Избирательное право Швеции. см. Системы избирательного права, 1905 г., стр. 849 и сл.).

Вопрос о преимуществах парламентарной или судебной проверки действительности выборов не может быть решен общим образом: необходимо знать то уважение, которым пользуется в каждой стране судебная власть, организацию суда и, наконец, степень распространенности злоупотреблений при выборах. Английский суд, стоящий идеально высоко по своему беспристрастию, конечно, более пригоден для проверки, чем узко партийные английские палаты. Но суды Италии, Германии или Балканских государств едва ли явились бы беспристрастными в столь щекотливом политическом вопросе, допускающем широкую область усмотрения. По нашему мнению, целесообразным было бы поручать проверку выборов смешанной комиссии, состоящей из 3 старейших и 3 самых молодых членов палаты и из 3 старейших и 3 младших членов кассационного суда по уголовному отделению. Такой порядок, парализуя влияние партий, проявляемое при выборах парламентарных комиссий и внося в решение вопроса опытный судейский элемент, способствовал бы более правильной постановке проверки. Во всяком случае, при установлении даже одного какого-либо порядка необходимо ограничение его исключительного господства и дополнение его другим.