II. Индивидуальное приспособление и групповые потребности

В соответствии с современной точкой зрения, суще­ствующей в психологии и социологии, истинный смысл любой человеческой деятельности может быть найден только тогда, когда он связан с проблемой приспособления. Приспособле­ние означает, что организм каким-то образом соотносит свое внутреннее и внешнее поведение с потребностями окружаю­щей среды²². Простейшая форма приспособления, осуществ­ляемая с помощью проб и ошибок, наблюдается в поведении животного, запертого в клетке и бросающегося на решетку, чтобы убежать из нее. Когда ребенок учится чистоте с помо­щью внутреннего контроля над кишечной деятельностью, мы говорим о приспособлении к требованиям гигиены, существу­ющим в его социальном окружении. Подобным же образом, если он учится приспосабливать свои эмоциональные потреб­ности к формам самовыражения, принятым в его семье или

[484]

его стране, мы все еще говорим о самоприспособлении, хотя оно происходит на более высоком уровне.

Каждое живое существо находится в состоянии посто­янного приспособления. Тем не менее мы склонны не заме­чать того факта, что мы постоянно соотносимся с окружаю­щим миром, поскольку при нормальных и постоянных услови­ях мы обычно следуем традиционной модели поведения. По­скольку мы можем осознать тот факт, что наше поведение основано на приспособлении лишь при меняющихся условиях, выберем в качестве примера группу, находящуюся в процессе быстрого изменения.

Когда мы читаем литературу о жизни групп иммигран­тов, например, о жизни польских крестьян в Америке, которая так мастерски описана Томасом и Знанецким²³, или о судьбе русских аристократов в Париже после русской революции, то обнаруживаем некоторые типичные процессы и конфликты. На первом этапе своего пребывания в иностранном государ­стве иммигрантская группа склонна приспосабливаться к но­вым условиям в качестве единого замкнутого целого. Позднее отдельные члены группы предпочитают приспосабливаться по-своему. Пока преобладает коллективное приспособление, каждый член группы действует не в соответствии со своими непосредственными личными интересами, а как член соци­альной группы. Испытываемое им чувство незащищенности и изоляции во враждебном окружении заставляет его подчинить свои личные желания потребностям группы. На этой стадии правилом является взаимопомощь и добровольное сотрудни­чество, и каждый человек использует свой талант в интересах группы. Кроме того, мы обнаруживаем, что вся группа в целом отождествляет себя с каждым ее отдельным членом, если он подвергается нападению извне.

Этот дух групповой солидарности исчезает, когда по­зднее, при изменившихся обстоятельствах некоторым членам группы открываются особые возможности. В особенности это касается молодых людей, изучивших новый язык, получивших соответствующее образование и приспособивших свой образ мыслей к новому психологическому климату; у них будут луч­шие возможности в выборе карьеры, нежели у их родителей.

С изменением объективных возможностей иной вид приобретают также и субъективные реакции. Именно на этой стадии проявляется различие между индивидуальным и кол­лективным приспособлением. В то время как более молодые члены группы пробивают себе дорогу с помощью индивиду­ального приспособления, т. е. используя свои собственные возможности независимо от потребностей группы, пожилые остаются приверженными к коллективной форме приспособ­ления. И чем безнадежнее их положение в новом окружении,

[485]

тем в большей мере проявляется их ортодоксальность. Они начинают придавать особое значение каждой детали своих бывших аристократических привычек, и их классовое сознание и антидемократические взгляды становятся еще более ярко выраженными. Они ведут себя таким образом, потому что чувствуют, пусть даже неосознанно, что для сохранения спло­ченности их группы необходимо гораздо больше усилий, чем это имело бы место на родине. Отныне их ортодоксальность становится не просто обычной установкой, а превращается в психологическое давление, оказываемое ими на молодых с целью подчинить тенденцию к индивидуальному приспособ­лению групповой сплоченности.

Проблему «индивидуального приспособления и груп­повых потребностей» можно проиллюстрировать на отдель­ном конфликте. Несовпадение оптимального индивидуального приспособления с коллективными потребностями группы -одна из главных причин конфликтов в обществе. Некоторая дисгармония между интересами индивида и группы имеет ме­сто даже при обычных условиях гармоничной общественной жизни. Определенная напряженность в повседневном при­способлении была свойственна группам эмигрантов, даже когда они еще жили у себя на родине и признаки грядущей революции не проявляли себя ни в малейшей мере. Однако индивиду всегда можно было указать на то, что, пожертвовав своими сиюминутными личными интересами, он выиграет за счет своей доли в увеличившейся силе его группы. Иными словами, был возможен компромисс между интересами инди­вида и общества.

Итак, в каждом случае человеческого приспособления мы имеем дело с более или менее сильным конфликтом меж­ду первоначальными импульсами индивида, стремящегося к максимальному удовлетворению и самовыражению, и различ­ными табу и запретами, налагаемыми на него обществом.

Джесси Тафт²⁴ описывает, как маленький мальчик Джек пытался сломать различные предметы в ее приемной и делал другие запрещенные вещи, чтобы выяснить, до какого «предела» взрослые будут терпеть его действия. Природа этого «предела»и образует социологическую проблему, по­скольку запреты, налагаемые взрослым на ребенка, - это не просто выражение его, взрослого, личного мнения. Они пред­ставляют собой обычные образцы поведения в данном обще­стве, и в процессе своего самоприспособления ребенок посте­пенно учится находить соответствующий компромисс между своими желаниями и коллективными требованиями общества.

На протяжении последних десяти-двадцати лет, характе­ризующихся чрезвычайным развитием индивидуализма, многие думали, что социологическое и психологическое приспособление

[486]

даст нам возможность жить без подавлений и запретов. Сей­час мы начинаем понимать, что без них жить невозможно, что определенное количество запретов неизбежно. Вопрос для нас заключается не столько в том, можем ли мы обойтись без условностей и запретов, сколько в том, сможем ли мы провес­ти ясную грань между запретами, представляющими собой лишь тяжкое бремя, и разумными принципами, без которых не может выжить общество. Тогда мы сможем сформулировать принципы, на которых основана деятельность общественных институтов как в преуспевающем, так и в несостоятельном обществах.

По моему мнению, существуют три основных критерия для проведения различия между преуспевающим и несостоя­тельным обществами:

а) преуспевающее общество применяет как можно меньше запретов и ограничений;

б) оно проводит различие между гуманными и вредны­ми запретами;

в) с помощью своих институтов такое общество помо­гает индивиду наилучшим образом приспособиться и приходит на помощь тем, кто не смог этого сделать.

Итак, наша следующая проблема заключается в том, чтобы больше узнать о характере этих норм и коллективных потребностей, их социальном и психологическом происхождении, их функциях в прошлом и в современном обществе. Прежде все­го, мы должны понять, что эти нормы неоднородны по своей природе, что лучше изучать их под разным углом в соответ­ствии с их вкладом в приспособление индивидов и групп.

Я хочу, во-первых, упомянуть разумные условности и табу, выполняющие определенную функцию в данном обще­ственном порядке. Во-вторых, я укажу на нормы, препятству­ющие психологическому приспособлению, так как они порож­даются конфликтностью институтов. В-третьих, существуют нормы, которые когда-то были функциональными, а теперь стали иррациональными, поскольку утратили функциональный смысл. В-четвертых, я укажу на нормы, которые, будучи иррацио­нальными сами по себе, выполняют в современном обществе реальную функцию. И наконец, мы рассмотрим устаревшие условности, не выполняющие реальной функции и представ­ляющие собой только психологическое бремя.

1. Что касается первой категории, то под функцио­нальными нормами я понимаю такие, которые должны выпол­нять определенную функцию, без которой не может суще­ствовать ни одно общество, особенно наше. Так, нельзя раз­решать убийство, несмотря на то, что человеку свойственна определенная агрессивность. Единственное средство, кото­рое может применить общество, - это найти какой-то другой

[487]

выход или форму облагораживания агрессивного стремления. Подобным же образом, для того чтобы в обществе стало возможным сотрудничество, индивид должен обладать опре­деленным набором качеств, как-то: пунктуальность, дисцип­лина, настойчивость и добросовестность.

2. Совсем иное дело - нормы, которые хотя и выпол­няют определенную функцию, но находятся в состоянии кон­фликта с другими из-за отсутствия координации наших инсти­тутов. Так, если семья учит нас морали добрососедства и вза­имопомощи, а законы рынка вынуждают становиться напорис­тыми, то результатом столкновения этих противоречивых норм будет своего рода нервное расстройство. Так, Карен Хорни²⁵ совершенно права, утверждая в своей интересной книге, что определенные типы неврозов представляют собой результат конкуренции в обществе. Эти конфликты никогда не будут решены самим индивидом, пока не будет необходимой координации между социальными институтами. Однако если индивид с помощью социологического анализа осознает, что источник конфликта заключается не в нем и что улучшения можно добиться лишь коллективными усилиями, сделав по­пытку скоординировать противоречащие друг другу институты, то это поможет ему найти подходящий компромисс между противоречивыми тенденциями.

3. Положение еще более осложняется, если конфликт в сознании индивида происходит в силу того, что нормы, слу­жащие для него мерилом и бывшие весьма различными в прошлом, утратили свою функцию в современном обществе. Причина, почему эти устаревшие нормы выживают и сохра­няются, коренится в том, что человек в своем приспособлении руководствуется главным образом не непосредственной реак­цией, а действует в соответствии с культурной моделью пове­дения и традиционными социальными нормами. Эти модели и нормы могут принадлежать более ранней стадии развития общества, тогда как проблема, с которой он сталкивается, может носить современный характер.

Фрейд показал, что эти устаревшие потребности можно объяснить формированием нашего идеала Эго, Важнейшие элементы идеала Эго формируются в раннем детстве и по­этому дни часто отражают родительские потребности. Однако мы перенимаем эти потребности у наших родителей точно так же, как они у своих родителей, так что эти потребности пред­ставляют собой отражение прошедших эпох. Именно поэтому основной набор заповедей и норм, контроли.рующих нашу жизнь, очень часто отстает от реальности, к которой мы дол­жны приспосабливаться.

Поэтому очевидно, что в некоторых случаях слишком жесткий идеал Эго может стать, как это показал на интерес-

[488]

ных примерах М. Вульф²⁶, препятствием для нашего приспособ­ления к действительности. Так, в случае с нашим эмигрантом аристократические традиции имели в прошлом функциональ­ный смысл в обществе, основанном на различении рангов. Однако эти же потребности становятся бессмысленными, не­приемлемыми для человека, который хочет сделать карьеру в демократическом обществе. Рациональный социологический анализ может быть в данном случае ценным для индивида, так как объясняет его трудности в приспособлении и позволя­ет ему избавиться от норм, утративших свой смысл.

4. С особыми трудностями мы сталкиваемся в тех слу­чаях, когда поверхностный анализ показывает, что некоторые нормы совершенно неразумны и бессмысленны, тогда как более глубокий анализ может выявить их функциональную значимость. Множество обычаев старой аристократии, при­дающей большое значение всякого рода отличиям, рангам и титулам, может показаться совершенно бессмысленным мо­лодому поколению, приспосабливающемуся к демократичес­кому обществу, предоставляющему всем своим членам боль­шую степень равенства. Если бы молодежь посмотрела на эти условности с точки зрения старшего поколения, она бы поня­ла, что эти обычаи вовсе не лишены смысла. В новом окруже­нии старые условности приобрели новую функцию. Они пре­вратились в защитный механизм, который тайно помогает поддерживать сплоченность между теми, кто неспособен к индивидуальному приспособлению.

Таким образом, кажущиеся на первый взгляд иррацио­нальными нормы могут иметь вторичный функциональный смысл, если посмотреть на них с точки зрения особой ситуа­ции отдельных групп. И здесь социологический анализ помо­гает найти правильное отношение к этим условностям. Те, кто больше не хочет разделять судьбу традиционной группы, со­знательно покидают ее, те же, кто желает сохранения таких групп даже в изменившихся условиях, понимают свой функци­ональный смысл.

5. И наконец, я перехожу к рассмотрению норм, явля­ющихся полностью неразумными и совершенно ненужными в современном обществе. В нем много таких пережитков, про­истекающих из беспомощности социальных организаций про­шлого. Отказ от этих неразумных и бессмысленных заповедей становится оправданным, только если мы сможем выявить породивший их механизм. Я имею в виду такие объяснения некоторых запретов, которые показывают, что они возникли в силу особенностей характера какой-либо сильной личности или какого-то случая, а затем превратились в норму поведе­ния большинства людей. Так, некоторые диеты и проведение различий между чистой и нечистой пищей, видимо, возникли

[489]

первоначально по причине.чьего-то личного отвращения к той или иной пище, а затем превратились в привычку и стали предметом подражания. Людям же, не знающим происхожде­ния этих запретов, кажется, что они вызваны каким-то внут­ренне присущим человеку страхом. Для этой стадии характе­рен своего рода рационализм - попытка найти религиозное или моральное оправдание традиционным привычкам. И если групповое сознание находится на уровне магии, то оно обычно вырабатывает какую-то тотемистическую систему различных табу. Если же групповое сознание достигло более утилитарно­го уровня, то запреты и ограничения объясняются с точки зрения гигиены. Тем не менее совершенно очевидно, что эти оправдания, хотя и кажутся вполне разумными, все же не мо­гут считаться объяснениями моральных норм.

Возможно, возникает такое впечатление, что я при­знаю лишь функциональные и рациональные нормы и недо­оцениваю иррациональные потребности человека, коренящи­еся в подсознательном. Однако это не так. В данном исследо­вании я не затрагиваю те иррациональные элементы, которые совершенно бессмысленны, а также те, которые удовлетво­ряют потребностям подсознательного²⁷. В настоящее время давление цивилизации на человеческое сознание слишком велико, и большая часть наших неврозов суть результат из­лишних ограничений и запретов. По-видимому, некоторые сексуальные табу, формы аскетизма и ограничений самовы­ражения объясняются не столько социальными или психоло­гическими потребностями, сколько тем, что общество вплоть до настоящего времени было слишком негибким механизмом, нередко оказывающим разрушающее влияние на психику ин­дивидов. С другой стороны, возможно, сохранение слишком строгих табу обязано авторитарной форме общества прошло­го, стремившегося к воспитанию раболепного сознания. Воз­можно, воспитание чувства вины и чувства неполноценности способствует формированию раболепного сознания гражда­нина, а табу, накладываемые в детстве на любопытство к проблемам секса, способствуют подавлению самостоятельно­го мышления.

Чем больше фашизм прибегает к устаревшим методам запугивания и чем более в нем проявляется общая тенденция к принуждению, к беспрекословному подчинению, тем настоя­тельнее становится для психолога и социолога в демократи­ческих странах потребность изучения методов, способных заменить брутальные формы социальной интеграции более гуманными формами образования. Хорошо управляемое со­временное общество, основанное на здоровых институтах, может обойтись без суровых репрессивных мер в своем мо­ральном кодексе.

[490]

Требование пересмотра наших моральных норм не так уж ново, как кажется. Разве Реформация и, в частности, пуританское движение не были тщательным вытеснением магических элементов из римской католической религии с це­лью достижения более рациональной морали? Сегодня логи­ческим продолжением этой тенденции является ориентация на коллективные потребности, которые должны быть «функциональными, а не формальными; ясными, а не спор­ными; добровольными, а не принудительными; привлекатель­ными, а не скучными»²⁸.