1.1.3 Критика 70-х годов XIX века

1870-е годы оказались более подготовленными к восприятию Ф. М. Достоевского, его сумбурной поэтики и его языка, столь часто приближающегося к газетному, к низменной правде жизни. Громада Ф. М. Достоевского растет почти на глазах, становится высочайшей вершиной нашей культуры, однако современники находятся все еще в тени ее, все еще не могут, задрав голову ввысь, увидеть пик ее...

Далеко не все могли увидеть в Ф. М. Достоевском хотя бы приблизительно то, что он пытался сказать людям. Даже такой умнейший писатель и критик, как М. Е. Салтыков-Щедрин, оказался не в силах воспринять искания и находки Ф. М. Достоевского в целом.

В своей статье он вполне справедливо пишет, например, о попытке (речь идет о романе "Идиот") "изобразить тип человека, достигшего полного нравственного и духовного равновесия", и характеризует ее как задачу, "перед которою бледнеют всевозможные вопросы о женском труде, о распределении ценностей, о свободе мысли и т. п." 21, 234. Но тут же досадует на то, что Ф. М. Достоевский "сам подрывает свое дело, выставляя в позорном виде людей, которых усилия всецело обращены в ту самую сторону, в которую, по-видимому, устремляется и заветнейшая мысль автора" [там же]. "Дешевое глумление над так называемым нигилизмом" для М. Е. Салтыкова-Щедрина совсем не связывается с проблемой гибели этого самого нравственно и духовно совершенного человека, героя романа "Идиот", а ведь нарастающая дисгармония в жизни общества, разлад в столь уютной и целостной для кого-то картине мира и становится, по Ф. М. Достоевскому, причиной гибели князя Мышкина.

И вот тут-то и явился роман, ставший для читателей Ф. М. Достоевского главным событием 1870-х годов, - роман "Бесы", поистине камень преткновения для многих и многих "прогрессивно мыслящих" поколений русского общества. Ему посвящена львиная доля всех отзывов и газетных рецензий, он стал центром споров, обличений и проклятий на многие годы.

Прежде всего, конечно, критики (а за ними, думается, и рядовые читатели) наткнулись на форму романа: "...В нем (романе) есть два-три лица, очерченных с необыкновенным искусством, попадаются страницы, исполненные высокой жизненной правды и глубоким проникновением в сущность мотивов человеческих действий, но вместе с тем "Бесы" преизобилуют множеством бесцветных выдуманных фигур, отличаются темною и запутанною завязкой, растянутыми, вялыми и бледными сценами, которые совершенно излишни, порою странны..." 22, 27.

Кажется, именно этот разрыв между сильными, на взгляд критиков и читателей, страницами и множеством слабых, неизвестно для чего написанных, более всего и ставит критику в тупик. Об этом ведь пишет и М. Е. Салтыков-Щедрин: "...Нельзя не согласиться, что этот внутренний раскол производит впечатление очень грустное... С одной стороны, у него (Ф. М. Достоевского) являются лица, полные жизни и правды, с другой - какие-то загадочные и словно во сне мечущиеся марионетки, сделанные руками, дрожащими от гнева" 21, 234.

Но ни рядовой обозреватель литературной рубрики в газете, ни великий сатирик, создававший собственные гротески и фантасмагории, так и не смогли увидеть вслед за Ф. М. Достоевским нарождающуюся в реальной жизни новую фантасмагорию, не смогли оторваться от восприятия современности как мира, ставшего раз и навсегда, в целом уютного и гармоничного, невзирая на вкрапления отдельных неправильностей. А Ф. М. Достоевский уже жил в мире распадающемся и понимал, что чем дальше, тем острей станет протекать этот процесс. Самая форма его романов, как бы ни тяготили сроки и отсутствие денег, продиктована сознанием, что разрушается привычный уют (да и был ли этот уют когда-нибудь, кроме как в романтическом воображении беззаботных дворянских недорослей?..).

Даже критики демократического, то есть "передового", толка увидели в "Бесах" изображение больных людей и обвинили Ф. М. Достоевского в неправильном понимании проблемы: он не понял, по их мнению, что именно невозможность воплотить в жизнь явившиеся молодому поколению проблемы и стала причиной такого уродливого, такого страшного их выражения, как нечаевщина. П. Н. Ткачев говорит о том, что герои Ф. М. Достоевского слеплены из воска — не только они, но и все поколение, о котором пишет автор 23, 115. Силы, уходящие в песок, порывы в никуда — и на самом деле ни грамма истинного понимания необходимости планомерного труда. Гораздо лучше все взорвать, уничтожить, чтобы на развалинах начать новую, ослепительную жизнь... Об этом потом напишет Н. Бердяев в своих "Истоках и смысле русской революции"; как это по-русски, и как горько, как тяжело будет тащить на себе последствия этого неуемного романтизма, этой слепой веры "восковых человечков".

Упрекая Ф. М. Достоевского в отсутствии объективности и неспособности видеть в жизни что-то вне его собственного внутреннего мира, П. Н. Ткачев повторяет ошибку многих критиков: ведь легче всего сделать такой вывод — и он, и ошибки, его якобы породившие, вполне укладываются в пределы мировоззрения ясного, размеренного мира XIXвека с его уютной, не знающей еще глобальных взрывов вселенной. Правда, и этот мир не без теней — например, романы Бальзака и Диккенса насквозь пронизываются скрытыми преступлениями и зловещими тайнами, и все же насколько же это иной уровень восприятия реальности! Большинство критиков, да и просто читателей, не просто желали вечно жить в мире, где существуют "викторианских тайн уютные угрозы", - они и жили в нем, не представляя себе иного; это был все тот же "милый девятнадцатый век", который им казался "железным". Катастрофа еще не стала образом жизни, и только в творчестве Ф. М. Достоевского она уже заняла подобающее ей доминирующее место - отсюда и его торопливый, запутанный стиль, сложный, тяготеющий к газетному язык, дисгармоничная, как сама жизнь, композиция романов.

"Концепция "Бесов" смутная, путаная..." 24, 29; "...масса ненужного, неразработанного материала..."25, 170- это о "Бесах"; "рассказ ведется оригинально-безграмотным слогом, навязанным Достоевским рассказчику как недоучившемуся гимназисту, но и слог этот, увы, не совсем характеристичен и даже слишком напоминает язык газетных статей"26, 31— это уже о "Подростке"... Ф. М. Достоевский не укладывается в концепцию литературы, которую так хорошо знали и о которой с таким апломбом судили и критики, и рядовые читатели 70-х годов, о которой столь легко было рассуждать как о чем-то вполне ясном и измеренном. Отсюда — почти во всех рецензиях — пересказ сюжета, рассуждения о том, как трудно этот сюжет пересказывать, отсюда и рассуждения их о конкретной стороне его произведений.

"Бесы", конечно, его неудача, это памфлет на русское революционное движение, пасквиль, клевета... Критикам вообще крайне странным кажется, что такой именитый писатель тратит время на нападки на нашу замечательную молодежь, на безобидных студентов, гимназисток, против которых он, как им кажется, и обращает свою убийственную сатиру... Нападки на недоростков — вот что, оказывается, представляет собой роман "Бесы" — вещь, которую в многострадальном XXвеке назовут вещью апокалиптической, когда такие же "недоростки" будут кроваво вершить судьбы миллионов.

Роман кажется читателям наполненным мистикой, массой ненужного, "неразработанного материала", бесцветными и выдуманными фигурами... Но почему же тогда автор статьи в "Биржевых ведомостях", долго рассуждающий о том, что Ф. М. Достоевский преступает порог искусства, что его герои как бы на сцене перед зрителями убивают друг друга настоящими пулями, и это, конечно, уже не искусство, — почему же он вдруг кончает заметку свою такими словами: "Но все эти соображения я советую тебе, читатель, оставить ныне в стороне, потому что саваны, саваны, саваны начинают ложиться на все в жизни; все в ней принимает действительно тот самый меланхолический колорит, который преобладает в романа Достоевского" 27, 32. Значит, все же бродит нечто в самосознании эпохи, значит, не столь уж и безобидны увлечения и жажда действия молодежи?..

Вопрос 13: Роман Достоевского «Идиот». Образ «идеального» героя князя Мышкина. Категории добра и зла, красоты и безобразия. Женские образы в романе. Россия глазами «иностранца» в романе. «Ум головы» и «ум сердца».

Идиот Образ идеального героя:“Идиот” — одна из самых странных книг в мировой литературе. Исследователи постоянно указывают на недостатки в ее построении. Но в то же время они обычно рассматривают его как неоспоримо великое произведение, называя его “самым художественно неровным” из великих романов.

Достоевский задумал и написал “Идиота” в 1867-1869 г. во время своей жизни за границей, в нужде и горе. "Идея романа - моя старинная и любимая, но до того трудная, что я долго не смел браться за нее… Главная мысль романа - изобразить положительно прекрасного человека. Труднее этого нет ничего на свете, а особенно теперь. Все писатели, не только наши, но и даже европейские, кто только ни брался за изображение положительно прекрасного, - всегда пасовал. Потому что это задача безмерная. Прекрасное есть идеал, а идеал - ни наш, ни цивилизованной Европы еще далеко не выработался. На свете есть одно только положительно прекрасное лицо - Христос, так что явление этого безмерно, бесконечно прекрасного лица уж конечно есть бесконечное чудо" [4].

«Положительно прекрасный» человек

Создавая образ своего героя, автор обратился к огромному опыту мировой литературы: в поле внимания Достоевского Дон-Кихот Сервантеса, Бедный рыцарь Пушкина, Жан Вальжан Гюго. Опираясь на эти образы, автор создает его не затворником и монахом, заключившим себя добровольно в келью, ушедшим от мирской суеты, а живым, земным человеком, живущим среди людей, несущим им свое слово, благую весть. Подлинное праведничество, по Достоевскому, предполагает активность и энтузиазм, борьбу и нетерпимость к злу, участие в переработке неблагообразной «среды» в братство.

Лев Николаевич Мышкин - главный герой романа Ф. М. Достоевского "Идиот". В черновиках Достоевский несколько раз называет его "Князь Христос". Но Мышкин не живая проповедь, а живой человек, мучающийся теми же сомнениями и тревогами, что и другие люди нового, железного века.

Князь Мышкин возвращается из Швейцарии, где он лечился четыре года от тяжелой нервной болезни, в Россию по неотложным делам, связанным с наследством. Он последний из древнего рода князей Мышкиных, рано осиротел, воспитывался в деревне. Болен падучей. Благодаря своей болезни он постиг минуты высшей гармонии, полноты и блаженства. Он верит в возможность рая на земле, в то, что все люди способны прозреть и преобразиться. Прообраз этого рая князю удалось создать в швейцарской деревеньке, объединив вокруг себя местную детвору, и он верит, что подобное возможно и в мире взрослых. В нем самом много детского. Детское, чистое, простодушное и доверчивое обнаруживает он и в окружающих его людях.

Скорее трогательный, нежели комичный в своей неловкости, он наивен и предельно искренен. Князь проповедует нравственное самосовершенствование и истинное, не показное благородство высокопоставленным гостям, собравшимся у Епанчиных в Павловске. Не только словами, но всей своей личностью Мышкин обличает фальшь и корысть. При этом Мышкин мудр и глубоко понимает человеческую природу с ее неодолимыми противоречиями. Рассказы князя о смертной казни, переживаниях и последних думах приговоренных к ней, о вечном и ужасном надругательстве над человеком полны грусти и боли и несут в себе отрицание всего уклада жизни современного общества, как западного, так и русского.

«Я сидел в вагоне и думал: «Теперь я к людям иду; я, может быть, ничего не знаю, но наступила новая жизнь». Я положил исполнить свое дело честно и твердо. С людьми мне будет, может быть, скучно и тяжело. На первый случай я положил быть со всеми вежливым и откровенным; больше от меня ведь никто не потребует». Это Мышкин говорит вскоре по приезде в Петербург, и в его словах чувствуется сомнения и грусть, навеянные уже первыми российскими впечатлениями – историей Настасьи Филипповны, обликом и речами Рогожина, грубовато-снисходительной фамильярностью генерала Епанчина, «подлым» угодничаньем Лебедева. Достоевский сразу же вводит своего идеального героя в жизнь России. Князь с неодолимостью втягивается в трагедии и конфликты, приобщается к страстям горестям еще недавно чужих, но вскоре ставших ему близкими и дорогими «друзьями» людей.

Трагическое столкновение идеального героя с действительностью, от эпизода к эпизоду усложняющееся и обостряющееся, и составляет основной конфликт романа. Мышкин хочет помочь людям – участием, добрым словом, состраданием. Однако он беспрерывно сталкивается с «самой неожиданной практикой», заставляющей часто почувствовать, как недостаточно одного сострадания, даже если оно и «полное», как оно достигает иногда совершенно противоположного результата. Мнительный генерал Иволгин, привыкший к насмешкам и недоверию, отвергает сострадание князя; невольно и обидел Мышкин и Антипа Бурдовского; Ипполит Терентьев прав, усматривая в этом парадокс: «Вот князь хочет помочь Бурдовскому от чистого сердца предлагает ему свою нежную дружбу и капитал и, может быть, один из всех вас не чувствует к нему отвращения, и вот они-то стоят друг перед другом как настоящие враги…» (II,X).

Еще сложнее и запутаннее складываются отношения Мышкина с главными героями романа, с которыми волею судьбы связан он неразрывно. Завязывается центральный узел, образуется своего рода «квадратура круга»: Рогожин – «брат» Мышкина, Настасья Филипповна – ее «соперница» Аглая.

Красота двух женщин покорила Мышкина. Он любит Аглаю Епанчину, но он любит и Настасью Филипповну - любовью-жалостью. Мышкин мечется между ними. Он разрывается между простым человеческим чувством мужчины к женщине и бесконечным состраданием. Настасья Филипповна любит его, но, стыдясь своего позора и нечистоты; бежит от князя к Рогожину. Аглая, ревнуя к Настасье Филипповне, отступается от него.

Таким образом, его "неотмирность" и чистота становятся катализатором разлада.

Образ зла,красоты и безобразия: Настьясья Филипповна

Н.Ф. –сложнейший характер. Она является падшей женщиной. Ее красота – демоническая. Красота – необыкновенная, высокомерная и гордая. «Ослепительная краоста была даже невыносима». Н.Ф. ведет борьбу с собой: с 1 ст. это кокетка, которой позволено все, с другой стороны она способна целовать руку матери.(это из лекции).

Женские образы в романе:    основное внимание здесь уделено двум женщинам: Аглае и Настасье Филипповне. В них есть что-то общее, и в то же время они отличаются друг от друга. Мышкин считает, что Аглая хороша “чрезвычайно”, “почти как Настасья Филипповна, хотя лицо совсем другое”. При общем — прекрасны, у каждой свое лицо. Аглая красива, умна, горда, мало внимания обращает на мнение окружающих, недовольна укладом жизни в своей семье. Ей многое было дано в жизни. Но загадка ее красоты разрешилась по-земному: мелко и нелепо. То, что воспринималось окружающими как капризы красавицы, как дерзости домашней любимицы, постепенно приобрело отчетливый характер духовной слепоты. Ее чувство к Мышкину носит оттенок покровительства. Но она стесняется его своеобразия в глазах обычных людей, а в качестве счастливой соперницы не проявляет ни великодушия, ни сострадания. Меня поразили слова ее матери, которая грубо и точно охарактеризовала дочь: «Девка своевольная, девка фантастическая...» Излишнее самолюбие, боязнь показаться смешной — свидетельство чрезмерной любви Аглаи к себе и недостатка любви к ближнему. Красота Аглаи не является, на мой взгляд, побеждающей. Ведь подлинная красота — это духовное совершенство и смысл, воплощенные во внешней форме. Вот почему именно Настасья Филипповна является хозяйкой сердца князя, а не Аглая, так как именно Настасья Филипповна готова к духовному преображению. И понятен тогда смысл диалога между женщинами. Князю Мышкину не удается спасти жизнь Настасьи Филипповны, но он пробуждает в душе девушки, которая его полюбила, человечность и доброту. Лев Николаевич помог Аглае Епанчиной понять причину ее разногласий с родителями. Девушка видит в князе свое спасение. Хочется вспомнить эпизод чтения стихотворения Пушкина о бедном рыцаре. Аглая читает и комментирует бессмертные строчки великого поэта. Лирический герой— человек, имеющий идеал и отдавший за него жизнь. После трагически возвышенного ухода из сознательной жизни Мышкина и просто из жизни Настасьи Филипповны вся последующая жизнь Аглаи представляется досадной: она быстро вышла замуж, ушла из православия в католичество, поссорилась с близкими. Почему духовный опыт не был усвоен раскрасавицей Аглаей? Я думаю, не хватило ей понимания истинного положения вещей и людей. Ее чувство к князю слишком слабо напоминает любовь, потому что очень мало в этом чувстве доброты.

Настасья Флипповна.Настасья Филипповна – это весьма сложная и непростая натура. Она несчастна, много страдала, никогда никого не любила, очень любила себя, сильная, ей роковая красота и поразительный ум, и хитрость – это «яд» для мужчин знавших её, да и для женщин тоже. В её присутствии в обществе ни одна женщина не сияла так же ярко, ни была так величественна, ни одна не могла заставить молчать, только взглянув своим испепеляющим взглядом.

«Ею движет «бесовская гордость», не дающая принять сострадание Мышкина. Поэтому и не может состояться гуманистическое «воскресение» Настасьи Филипповны, ее «возвращение» к «образу чистой красоты» (каковым она, по-видимому, никогда и не являлась)». (из статьи Л.Н. Смирновой «Мир красотой спасётся»). В одной из последних сцен романа, перед несостоявшимся венчанием героини с князем, собравшуюся дома толпу поражает ее «инфернальная», демоническая красота: она вышла «бледная, как платок; но большие черные глаза ее сверкали…, как раскаленные угли» [20, ч. 4, с. 569]. При завязке романного действия, глядя на портрет Настасьи Филипповны и дивуясь ее ослепительной красоте, князь Мышкин восклицает: «Ах, кабы добра! Все было бы спасено!» [20, ч. 1, с. 36]. Ведь «сладостная мечта», о которой говорил Пушкин в своем «Рыцаре бедном», в представлении героев романа, той же Аглаи, – это «восстановить и воскресить человека».

Именно с такой целью Мышкин предлагает свою руку Настасье Филипповне в первый же день знакомства. Гуманистическая «истина», соединяясь с прекрасной внешностью и добром, воссоздаст в бывшей куртизанке «образ чистой красоты».

Из сюжета становится очевидным, что в судьбе Настасьи Филипповны действует «закон саморазрушения»; в её лице красота не спешит сочетаться с истиной и добром, хотя имеет все возможности для этого.

Героиня вполне могла бы отказаться от роскошной жизни на средства влюбленных богачей, если уж так тяготилась своей «продажностью», и жить самостоятельно, скромной трудовой жизнью.

Наконец, еще в начале произведения у нее появляется возможность выйти замуж за только что получившего огромное наследство князя Мышкина, горящего желанием искупить ее прошлые страдания искренним уважением и преданной любовью. Однако Настасья Филипповна уезжает с купцом Рогожиным, а затем в течение всего романного действия, мечется между обоими героями, доводя их до умопомрачения.

Прекрасно понимая, что собственническая страсть Рогожина грозит ей гибелью, она, тем не менее, в очередной раз убегает в подвенечном платье от Мышкина и практически сознательно идет под нож измученного ревностью Парфена.

Сострадание бессильно по отношению к Настасье Филипповне. Христианство не может быть сведено к одной «жалости»: Мышкин не «воскресил» героиню ни духовно, ни социально. В мире, лежащем во зле, даже «положительно прекрасный человек» своими силами не способен «спасти» другого человека, не может противостоять дьяволу без Божьей поддержки. Тяга Мышкина к Настасье Филипповне ощущается «как влечение к какому-то жалкому и больному ребенку, которого трудно и даже невозможно оставить на свою волю», и он её «любит не любовью, а жалостью» Его выбор между Аглаей и Настасьей Филипповной был предопределен так: «Ведь она такая несчастная. Незнакомые ей до сих пор человечность и бескорыстие способствует нравственному сдвигу в ожесточенной душе» [30].

У Настасьи Филипповны нет веры, она постоянно скитается, как будто она не хочет принимать ни от кого помощи, как будто она сама ищет смерти, как будто она хочет мучаться и совершенно не ценит то, что ради неё делали люди вокруг. Она не находит спасения с Рогожиным, наоборот с ним она находит только свою смерть.

Она всегда смеётся над тем, когда князь Мышкин говорит ей о том, что она как чистый ангел, как ребенок, что она женщина, которая очень страдает, но никому это не показывает и скрывается под маской своей, бесспорно, ни с чем не сравнимой красоты. Ей не верится в наивность этого человека, она не может поверить и в то, что кто-то может любить её без всех её драгоценностей, денег, красивых нарядов, пышных приемов, а ведь так и есть, на балу она отказывается от своего покровителя и бросает всё, и что? Никто кроме Мышкина не берет её замуж, никто даже и подумать об этом не может, все её друзья видят в ней лишь предмет забавы, они не воспринимают её как сильную и решительную женщину. Её жизнь не интересна, ей не нужны деньги для счастья, она и сама не знает, что ей нужно, ведь у неё был и князь, который любил её и уважал, ценил и дорожил ей, предлагал ей свою помощь, хотел, чтобы она начала жить заново, спокойно, без унижения, страдания. У неё был Парфен Рогожин. Его же любовь напротив была похожа больше на болезнь, на влечение, на страсть. Всех этих мужчин она мучает, как будто она скитается от желания жить к смерти. В итоге Рогожин облегчает ей выбор в не самую лучшую сторону, хотя если учесть, сколько времени провела она с Парфеном и сколько с Мышкиным, можно сделать вывод, что она больше искала смерти, так как сама знала, что он убьет её.

«Ангел» – как считал Мышкин, не оправдал себя в его глазах, он рассчитывал на её благоразумие, на её здравый разум, но все оказалось тщетно. Настасья Филипповна – это так же образ неприступной женщины, образ инфернальной и роковой, весьма красивой, образованной и тщеславной. Она всегда спокойна, никогда не кричит, её колкий взгляд пронзает и от него делается холодно и страшно одновременно. Она очень горда, её нрав похож на огонь, который от одной искры спички поджигается, а погаснуть может только тогда, когда окончательно прогорит. Мнение её окружения совершенно её не волнует, она не задумывается о том, что может быть не права в своих решениях в некоторых сцена она похожа на безумную, она внушает даже страх, панику, особенно в первой части книги, когда Рогожин предложил ей сто тысяч рублей и сбежать с ним в Екатерингоф, она как безумная сбежала с ним. Забыла она и про свою прежнюю жизнь и всех друзей и прежние увлечения, а всё потому, что эта женщина любит Мышкина, но она настолько боится впустить его в свою «странную» жизнь, что бежит не от людей, а именно от любви к нему. Настасья Филипповна хотела бы выйти за него замуж, но всю свою оставшуюся жизнь она будет скитаться между этим желанием и Рогожиным, а именно страхом перед этим человеком.

Страдания измучили её, хотя она никогда не страдала от чувства голода, от холода, от нищеты, её муки всегда были моральными. Она ненавидела своего попечителя, ненавидела жизнь, которую ей подарили, она не хотела быть всю жизнь должной этому человеку за своё долговременное содержание – от того и мучалась, очень мучалась. Она не чувствовала свободы, хотя пленницей никогда не была, но вечные попытки выдать её замуж по расчету измучили её. У неё не было больше сил бороться с этим не справедливым, злым, бездушным миром. Но у «мира» получилось изменить её и ей, что бы выжить пришлось привыкнуть к жестокости, похоти, грубости, она отвыкла от нормальных человеческих отношений:

Добрых и ласковых, теплых и заботливых, а князь Мышкин именно такую жизнь и хотел ей предложить. Но Настасья Филипповна настолько привыкла к подлости и расчетливости, что не поверила сразу его словам, не подумав, что в мире остался ещё один идиот, который был чист и душой и телом, добр и умел любить простую девушку без богатств, положения в обществе. Вымотана постоянному расчету и лицемерию, она удивляется такому необычному человеку.

Полюбив его, она проявляет своё самое лучшее качество, она не бросается к нему в объятия, она гордо и грубо ему отказывает, так чтоб уж точно у него ни осталось, ни одной надежды, поступает тем самым очень благородно, ведь она знает, что счастливыми им не быть, уж слишком разные они люди. С одной стороны она очень груба и резка с князем, но в это время ею движет только одно желание – спасти его от неё же самой и никто кроме неё не в силах это сделать. От того она и уезжает с Рогожиным. И вскоре находит то, что так давно искала, но боялась в этом признаться, постоянно убегая, но вскоре все равно возвращаясь к человеку который, она прекрасно знала, что погубит её. Только истинно сильная женщина способна отречься от своей любви во имя спасения жизни своего любимого, для того чтобы не погубить его жизнь и не запятнать его чистое имя.