Муратов А.Б. Теоретическая поэтика. Потебни А.А. Мысль и язык

Потебня А. А. Теоретическая поэтика. Из лекций по теории словесности. Басня. Пословица. Поговорка. Лекция 3-я

кто предлагает басню в отвлеченном виде, какою она обыкновенно бывает в сборнике, тот по-настоящему должен снабжать ее не одним обобщением, а указанием на возможность многих ближайших обобщений, ближайших потому, что обобщения будут кончаться очень далеко.

Вот эзоповская басня: Зевс ниспослал снежную вьюгу. Спасаясь от нее, пастух думал загнать покрытых снегом коз своих в пещеру, которая была необитаема. Он застал там других диких коз. Пастух принес диким козам листьев, а своих оставил на дворе впроголодь. Когда же прошла вьюга, то он нашел своих коз мертвыми, а дикие ушли в горы по непроходимым дебрям. Он вернулся домой без коз, достойный осмеяния. Из жадности, желая получить чужое, он потерял свое. В другой версии эзоповской басни обобщение

следующее: “Не надо пренебрегать своим добром; не найдешь прибыли от чужого”i.

Это пример обобщения, хотя и правильного, но слабо связанного с басней. Хорошо то слово, которое заменить другим словом невозможно, которое вполне на месте; хороша та басня, которая в данном случае вполне уместна и не может быть заменена десятью другими. Если смысл басни только в том, чтобы показать, что если из жадности погонишься за чужим, то и свое потеряешь, то есть десяток басен на эту тему, например, “Собака и Кусок мяса”.

Притом такое применение имеет в виду только пастуха, а не коз, т. е. оставляет в стороне то обстоятельство, которое помечено в самой басне. Куску мяса безразлично, остается ли оно у собаки или нет, но козам не безразлично. В басне говорится, что они пропали, и мы не вправе игнорировать этого обстоятельства. Обобщение приписывает пастуху непременно жадность. В пересказе Крылова эта черта введена в самую басню. В эзоповской басне эта черта вовсе не намечена. Может быть, пастух имел другие со-

81

обряжения, может быть, он руководствовался желанием улучшить породу коз и не только своих, а домашних коз вообще? Может быть, он был акклиматизатор, герой? Мы видим, что обобщение, которое приложено к ней Бабрием, держится слабо.

Есть прекрасная книга В.Ф. Кеневича “Библиографические и биографические примечания к басням Крылова” (Спб., 1868). По поводу пересказа Крыловым этой басни Кеневич говорит (С. 212), что было такое мнение, что Крылов пересказал эту басню по поводу дарованной Александром I конституции Царству Польскому. Кеневич опровергает это мнение тем, что из черновых бумаг Крылова видно, что басня эта была им написана 10 лет спустя после этого события, и Крылов поступил с этою баснею, как продавец готовым товаром. Тем не менее, пусть это применение в действительности не было сделано Крыловым, а другими лицами, — оно верно и приводит к совершенно другому обобщению. Когда я применил басню к известному случаю, стало быть, я по-своему прав, и мне никто не судья. Я этим не хочу сказать, что отношение Александра I к Польше было такое, как сказывается в басне, я только говорю, что такого рода применение ее не только верно, оно традиционно, потому что, как я говорил, весьма многие басни, которые ходят у нас как обобщения житейские, несомненно, имеют политическое

i Эзоп. Избранные басни. С. 75: “Не заводи знакомства с теми, кто новых друзей предпочитает старым. Знай, как изменили нам, своим испытанным товарищам, так изменят и новым”.

Потебня А. А. Теоретическая поэтика. Из лекций по теории словесности. Басня. Пословица. Поговорка. Лекция 3-я

происхождение. Может быть и эта эзоповская басня о пастухе такого же происхождения. Мы знаем, что у гомерических греков был распространен взгляд на царя как на пастыря народа, пастыря людей, так что мы имеем готовую дорожку к применению этого рода, а раз мы сделали такое применение, окажется, что то обобщение, которое сделал Бабрий, неверно. Может оказаться, что мотив жадности тут неуместен. Этим примером я хотел показать, что если бы было верно положение, что при создании басни ей предшествует общее положение, а басня есть низведение его, то ошибочные обобщения, которые мы встречаем часто у баснописцев и которые не могут быть не ошибочными, потому что их может быть не одно, а много, были бы невозможны. А так как они есть, то они не предшествуют басне, а следуют в заключении.

Я напомню вам еще раз сказанное мною, что образ (или ряд действий, образов), рассказанный в басне, — это поэзия; а обобщение, которое прилагается к ней баснописцем, - это проза. Стало быть, говоря о басне и обобщении, мы вместе с тем трактуем об отношении поэзии к прозе.

Потебня А. А. Теоретическая поэтика. Из лекций по теории словесности. Басня. Пословица. Поговорка. Лекция 4-я

ЛЕКЦИЯ 4-я

Басня не есть доказательство общего положения. Что такое научный пример и научное доказательство? Отношение примера к общему положению, факта к закону. Басня есть конкретный факт, около которого группируется

несколько обобщений

Баснописцы называют рассказ, заключенный в басне, примером или доказательством. Например, у Федра в басне о “Галке в павлиньих перьях”: “Чтобы никому не хотелось хвалиться чужим добром и чтобы всякий

82

лучше жил в своем состоянии, Эзоп оставил нам этот пример”a; в басне — о дележе добычи львом: “Эта басня свидетельствует, что никогда небезопасно иметь товарищем сильного”b; в басне — о воробье, дающем советы зайцу: “Глупо не смотреть за собою и в то же время давать советы другим”c. Вообще Федр постоянно употребляет выражения: доказательство,

пример, басня нам свидетельствует, показывает, доказывает, напоминает.

То же самое и у нашего баснописца Крылова: “Тому, что без ума перенимать, и боже сохрани, как худо, я в басне приведу пример”. Или в басне о “Червонце”:

Об этой истине святой

Преважных бы речей на целу книгу стало; Да важно говорить не всякому пристало: Так с шуткой пополам Я басней доказать ее намерен вам.

В каком отношении басня может служить доказательством или примером?

Баснописцы по-своему правы: но значение слов, доказательство и пример, по крайней мере, двоякое, и поэтому следует оговориться, что можно понимать под словами доказательство и пример. В точных знаниях доказывается только общее положение. Совершеннейший образец научного обобщения есть арифметический итог, полученный из сложения единиц.

Свойство этого итога то, что в нем все слагаемые безусловно равны. Научное доказательство сводится на арифметическую поверку итога. Поверка итога состоит в действии обратном тому, каким он получен. Таким образом, научное доказательство есть разложение общего положения на те элементы, из которых оно составлено. Предположим, что перед нами находится ряд единиц, идеально равных между собою, это, как известно, есть предположение, т. е. построение чисто умственное, потому что вне нашей мысли такого равенства

aNe gloriari libeat alienis bonis Suoque potius habitu vitam degere

Aesopus nobis hoc exemplum prodidit. — Phaedrus (1, 3).

bNumquam est fidelis cum potente societas:

Testatur haec fabella propositum meuni. — Ib. (1, 5). c Sibi non cavere et aliis consilium dare

Stultum esse paucis ostendamus versibus. — Phaedrus (1, 9).

Потебня А. А. Теоретическая поэтика. Из лекций по теории словесности. Басня. Пословица. Поговорка. Лекция 4-я

слагаемых единиц не находится. В этом ряду единиц отделим группу в 7 единиц; повторяя трижды обобщение 7 получим 21. Доказательством верности этого обобщения будет обратное действие: 21/3 = 7 и 21/7= 3. То же самое — и в геометрии. Геометрические построения совершенно умственные, идеальные. Предположение плоскости есть, как известно, совершенно идеальное построение, потому что в действительности плоскости не существует. Сечение одной плоскости другою дает нам прямую линию. Две линии, находящиеся на одной плоскости,

83

пересекаются в одной точке; из этого построена фигура треугольника. Наблюдение свойств треугольников приводит нас к обобщению, что два треугольника, имеющие по одной равной стороне и по два равных угла, прилежащих к этим сторонам, равны между собою. В чем заключается доказательство этого положения? Оно заключается в том же самом, как и поверка итога: в разложении общего на простейшие частности. В понятии о прямой линии, которое заключено в понятии о треугольнике, находится то, что пересечение двух прямых может произойти только в одной точке. Таким образом, при наложении одного треугольника на другой, равные стороны прикрывают друг друга, другие стороны углов, прилегающих к равным сторонам, тоже прикрывают друг друга и должны пересечься в одной точке.

Таким образом, геометрические доказательства, как и арифметические, можно бы назвать тавтологией, если бы они не шли путем обратным тому, которым получено самое обобщение. Совершенно — то доказательство, которое разлагает общее положение без остатка. Но такое разложение может иметь место только в той области знания, в которой слагаемые — единицы, или, иначе говоря, элементы, из которых получают обобщение, — безусловно равны между собою. Поэтому совершенное доказательство или совершенная поверка возможны только в математике, в пределах конечных величин, и в логике настолько, насколько она дает обобщения математического приема мышления. В других областях знания доказательства имеют тот же характер, но меньшую точность. Таким образом, возьмем одно из положений, повидимому имеющих математическую достоверность; все люди смертны, т. е. были, есть и будут смертны.

Доказывать это, разумеется, нужно тем же самым путем, именно, разлагая на отдельные единицы, из которых сложено это положение. Но такой путь встречает, очевидно, препятствия.

Прежде всего все люди — понятие для нас неразложимое без остатка: прошедшее и будущее нам неизвестны. Можно было бы доказывать таким образом: предположивши равенство людей в известном отношении, разложить понятие о человеке как органически живом и показать из состава этого понятия, что в самом понятии “органическая жизнь” заключена необходимостью смерти; но очевидно, что здесь точность встречает препятствие:

мы останавливаемся на вопросе, что такое жизнь, смерть. Даже на этом положении, не внушающем никому сомнения, можно показать, что здесь доказательства не могут достигнуть той точности, какую имеют в науках, занимающихся идеальными построениями; поэтому лишь то, что человек создал в своей мысли сам, он может разложить без остатка. Точность доказательств уменьшается по мере того как увеличивается неопределенность числа слагаемых и неравенство их между собою.

Потебня А. А. Теоретическая поэтика. Из лекций по теории словесности. Басня. Пословица. Поговорка. Лекция 4-я

Таким образом, в приведенном примере неравенство людей, по отношению к смерти, можно без большой ошибки счесть равным нулю. Но как скоро мы видоизменим это положение и скажем словами книги премудрости сына Сираха (18, 8), что “число дней человека много 100 лет”, то мы увидим, что, по отношению к этому сроку жизни, разница между людьми

84

будет весьма велика и разложение этого общего положения, его проверка может привести, да и приводит действительно, к совсем другим результатам, что 100 лет не есть крайний предел человеческой жизни. Я повторяю, чем более равенство слагаемых по отношению к сумме, т. е. по отношению к обобщению, тем прочнее может быть доказано это обобщение, и наоборот. Отсюда следует, что сколько-нибудь точное доказательство нравственного правила, вроде “с сильным не борись, с богатым не тяжись”, было бы возможно только в том случае, если бы точно определили, что, например, в данном случае следует разуметь под слабым, бедным и что, наоборот, под богатым, сильным. Без такого определения или никакое доказательство невозможно, или мы получим опровержение самого общего положения, т. е. можно будет найти отдельный случай, когда с сильным можно бороться и с богатым можно тягаться. Итак, как ни различаются науки между собою в степени точности доказательств, но общий характер доказательств есть именно математический. Он состоит в разложении общего положения на те слагаемые, из которых оно получилось, стало быть, в нисхождении от общего к частному. Все, что противоположно этому, что мы иногда тоже называем доказательством, будет, строго говоря, не доказательство, а построение общего положения.

Научная деятельность состоит не в доказательстве; доказательство есть проверка того, что сделано. Научный пример отличается от научного доказательства только как часть от целого, как один из моментов разложения отличается от суммы этих моментов, равной общему положению. Стало быть, если я говорю: два треугольника равны, если в них находится по одной равной стороне и по два равных прилежащих угла, и, если я хочу пояснить это примером, я говорю: вот возьмите два таких треугольника. Так как, согласно со сказанным уже раз, совершенное обобщение и состоит именно в том, что для получения его берутся только совершенно равные случаи, или, если хотите,

совершенно равные доли, то, для пояснения такого обобщения, пример безразличен; безразлично, какой из частных случаев, входящих в обобщение, будет нами взят. Когда я говорю, что птица есть животное, обладающее симметрическим строением тела, то для пояснения примером этого общего положения я беру произвольно птицу, все равно, какая бы она ни была. Это происходит именно оттого, что обобщение “птица — животное с симметрическим строением тела”, относится ко всевозможным птицам и для составления его взяты только совершенно равные составные части.

Чем несовершеннее обобщение, стало быть чем менее равны между собой составные его части, тем менее безразличен пример, тем тщательнее приходится разыскивать его. Например, есть наблюдение, что конечные звуки ъ и ь, которые теперь не произносятся, некогда имели значение гласных и произносились как целый слог, например дворъ, волкъ, червь и т. п., как конечное французское е, которое теперь произносится только в пении, но не в живой речи. Если мы на основании этого скажем: “Всякое русское слово,

Потебня А. А. Теоретическая поэтика. Из лекций по теории словесности. Басня. Пословица. Поговорка. Лекция 4-я

кончающееся на согласный звук, некогда имело на конце гласный звук”, то, конечно, 1000 примеров по отношению к этому положению

85

будут безразличны: богъ, конь, левъ. Но могут найтись такие примеры, которые возбуждают вопрос: не возникло ли известное русское слово, кончающееся на согласную, в то время, когда закон гласности окончаний не действовал? Например, если я скажу: “Он топ ногой” или “он хлоп”, — то относительно этих слов возможно сомнение, точно ли они кончались когданибудь на гласную. Кроме того, русскими словами называются и такие, которые вошли в русскую речь извне. Если взять такое слово, то может возникнуть вопрос: может быть это слово заимствовано из другого языка в то время, когда глухой звук на конце уже не слышался? При таком положении, именно потому, что обобщение не есть совершенное, выбор примера для его разъяснения не так безразличен, как в математических обобщениях. Мы говорим, что то или другое подтверждается фактом, находит фактическое подтверждение. Что такое факт? Если то, о чем мы говорим, есть общее положение, то в настоящем случае фактом называется то, что мы только что назвали примером, и мы можем сказать, перефразируя сказанное выше, поставив вместо примера факт, что обобщение одинаково выражается во всех фактах, послуживших для его построения. Если мы произведению своей мысли приписываем внешнее существование, то вместо обобщения мы можем употребить слово закон. Сказанное выше можно выразить еще иначе: факт,

понимаемый в указанном выше смысле, возникает одновременно со своим обобщением, или законом.

Это может показаться неясным. Я хочу сказать, что в приведенном выше примере: “Птица имеет симметрическое строение тела” — факт, подтверждающий это обобщение, есть не все понятие о птице, не все, что можно заметить о ней, а только та доля понятия о птице, которая вошла в наше обобщение и возникла одновременно с нашим обобщением. Обобщение состоит в том, что мы в факте оставили только то, что вошло в обобщение. Стало быть, если бы в отношении к обобщению все факты были безусловно равны между собой, то, очевидно, мы не могли бы отличить одного факта от другого. Здесь мы наталкиваемся на другое значение слова факт. Причина, по которой мы считаем за один факт, например, равенство трех внутренних углов треугольника А двум прямым углам, заключается в том, что в данном треугольнике, кроме равенства внутренних углов двум прямым, заключаются еще и другие признаки, например величина сторон, отношение между собою двух углов, кроме прямого. Сцепление признаков (или, как выражаются обыкновенно, комплекс признаков), частию вошедших в обобщение и частию не вошедших в него, может быть названо, в отличие от вышеприведенного отвлеченного факта, фактом конкретным. Чем более в факте признаков, не вошедших в данное обобщение, тем в большее число обобщений этот факт может входить, т. е. другими словами: если в конкретном факте заключается десять признаков, то по одному из этих признаков А он входит в обобщение х, а по девяти другим он может входить в девять других обобщений. Следовательно, выходит, что конкретный факт может представляться точкой, через которую проходит множество кривых, замыкающих собою плоскость, так как через известную математическую точку можно провести бесчисленное множество таких линий.

Потебня А. А. Теоретическая поэтика. Из лекций по теории словесности. Басня. Пословица. Поговорка. Лекция 4-я

86

Если иметь в виду это второе значение факта, т. е. его конкретность, то мы можем выразиться так: законы или обобщения постоянны, неподвижны, а конкретные факты, из которых они добыты, изменчивы. Вот в обших чертах то, что разумеется под научным примером и научным доказательством. Я повторю еще раз схему: всякое научное доказательство походит на арифметическую поверку суммы посредством разложения.

Что бы нам сказал математик, если бы мы на вопрос, как доказать, что 3 х 7 = 21, сказали: “Это следует из того, что палка стоит в углу”. Разумеется, он сказал бы, что это совершенная нелепость. Или, если бы нам надо было проверить итог в 21 р. и кто-нибудь вздумал для этого употребить другие величины, несоизмеримые рублям, например аршин и т. п.; очевидно, это было бы нелепостью. А подобные доказательства и бывают в басне.

Итак, в каком смысле басня может служить доказательством общего положения? Для того чтобы видеть это, возьмем басню Эзопа которая, по словам баснописца, учит быть кротким: “Эта басня учит, мой сын, быть кротким; увещания действуют лучше силы”d.

Из круга каких явлений взято это обобщение? Как мы будем проверять его? У нас имеется, с одной стороны, человек, а с другой — кротость; доказывается, что кротость должна существовать в каждом человеке. Здесь не может быть точной поверки, потому что невозможно разложение обобщения на все составные элементы его: все эти элементы не равны между собою. Это существенное и самое важное.

Как бы мы могли правильно доказать это обобщение? Мы должны были бы найти возможно большее число случаев, заимствованных из человеческой жизни, таких случаев, которые бы нам показали, что насилие приносит вред человеку, а кротость — пользу.

Посмотрим, так ли поступает в этом случае басня? В басне говорится так: Солнце и Борей поспорили, кто из них снимет плащ с человека, шедшего по полю? Борей думал взять силой, но чем сильнее он дул и чем холоднее становилось человеку, тем более он кутался в плащ, пока не дошел до скалы, за которою присел в затишье. Тогда выглянуло солнце, пригрело человека, ему стало жарко, и он сам скинул плащ. Борей признал себя побежденным.

Если мы найдем, что эта басня хороша, то это будет совершенно независимо от годности ее служить доказательством общего положения. Каким образом может она служить доказательством его?

Так как мы нашли, что это положение есть сумма, получаемая из отдельных случаев человеческой жизни, то мы не имеем право проверять ее ничем, как только случаями из человеческой же жизни. А кто такой Борей? Кто солнце? Это, с точки зрения древних греков,-божества. Следовательно, равенств а тут быть не может, и в этом отношении выходит нечто похожее на малороссийскую пародию: “В огородi бузина, а в Киевi дядько”. Далее о чем говорит эта басня? Разве она говорит о кротости и некротости?

87

Она может говорить не о нравственных свойствах, а о целесообразности или нецелесообразности средств. На этом примере можно видеть, что такие положения, как заключенные в басне, положения нравственные, касающиеся

d Babrius(18).

Потебня А. А. Теоретическая поэтика. Из лекций по теории словесности. Басня. Пословица. Поговорка. Лекция 4-я

человеческих отношений,— такого рода, что точных доказательств не допускают. Это можно видеть из того, что можно привести противоположный пример. Эта басня учит кротости, а басня, которую я приводил прежде о рыбаке, говорит нечто совершенно другоеe. Если эти басни применить к воспитанию, то одна из них говорит: “Детей учат больше слова, чем розга”, — а другая: “Там слов не надо тратить попустому, где надо власть употребить”; эти две басни не доказывают общего положения, потому что они заимствованы из совсем другого круга явлений, чем обобщения. То самое, что находим мы в этих двух отдельных баснях, можем найти и во всех других. Я приведу еще в пример басню Бабрияf: “Дровосек Срубил сосну и, чтобы облегчить себе труд, стал загонять в расщеп ее деревянный клин. Тогда сосна простонала: “Как жаловаться на топор (железный или бронзовый), когда мои дети разрывают меня, проникая в мое сердце”. Эта басня должна показать нам, что чужие люди не могут сделать нам столько зла, как близкие.

Здесь повторяется то же самое. Какое отношение между клином и деревом, с одной стороны, и людьми, с другой?

Кроме того, с нашей точки зрения, в этом построении басни заключается неудобство, которое не существовало в древности. У нас возможны не только деревянные, но и железные клинья; тут той разницы, которая была между топором и клином, для нас может и не быть.

Или вот еще общее положение. Баснописец говорит: “С сильным лучше не спорить, а покориться”, — и в доказательство этого положения приводится известная басня Эзопа “Дуб и Трость”. Буря вырвала с корнем огромный дуб и с горы сбросила его в реку, по плоским берегам которой рос тростник. И стал дуб дивиться, что буря, вырвавши его, не вырвала тонкого камышу. А камыш и говорит: “Не дивись; ты спорил с бурей и побежден, а мы гнемся и от легкого ветерка”g. Число неудобств, количество обстоятельств, по которым данная басня есть дурное доказательство с точки зрения научной, — значительно. Мною уже было показано прошлый раз, что басня не может быть доказательством одного отвлеченного положения, потому что она служит средоточием многих отвлеченных положений. Стало быть, каждый раз, когда мы попытаемся сделать басню таким доказательством, она будет доказывать больше, чем требуется. Согласно со сказанным о двойственном значении слова факт, рассказ, заключенный в басне, есть факт, не отвлеченный, а конкретный. Но так как только отвлеченный факт может служить хорошим примером, тогда как факт конкретный служит всегда примером многим обобщениям, следовательно не мо-

88

жет говорить только то, что заключено в положении, а говорит всегда больше, то о басне можно сказать, что она примером в научном смысле служить не может. Рассказ басни есть факт неоднородный с фактом, лежащим в основании обобщения, присоединяемого к нему. Другими словами, по отношению к обобщению — “лучше с сильным не спорить” и по отношению к отдельному случаю или отдельным случаям, из которых это обобщение построено, например случай, когда слабый вздумал спорить с сильным и погиб,— басня “Дуб и Трость”, и всякая другая басня есть иносказание.

eСр. басню Крылова “Кот и Повар”.

fBabrius(38).

gПротивоположное в “Панчатангре” — “Кулик и Море”.

Потебня А. А. Теоретическая поэтика. Из лекций по теории словесности. Басня. Пословица. Поговорка. Лекция 4-я

Как иносказание, именно в силу того, что оно говорит другое, а не то, что находится в обобщении, оно научным доказательством ни в каком отношении не может быть. Правильное обобщение этого иносказания, т. е. превращение из частного в общее, если оно возможно, никак не может нам дать в результате того обобщения, которое следует доказать, опять по той же причине, что басня по отношению к обобщению есть иносказание. Здесь я сделаю некоторое обобщение, предупреждая доказательства, т. е. выскажу нечто, пока голословное, что постараюсь доказать впоследствии, именно: что всякое поэтическое произведение и даже всякое слово, в известный момент его существования, состоит из частей, соответственных тем, которые мы замечали в басне. Я постараюсь показать после, что иносказательность есть непременная принадлежность поэтического произведения. Теперь же я хочу только расширить положение, которое только что высказал, и сказать, что не только иносказание в басне, но и всякое поэтическое иносказание не может быть доказательством общего положения. Это не отнимает у иносказания важности значения, потому что, как я уже сказал, деятельность человеческой мысли распадается на два сменяющих постоянно друг друга приема: на построение обобщения из частностей и на разложение этого обобщения опять на частности. Следовательно, если в процессе разложения иносказание не может играть никакой роли, то, может быть, оно играет важную роль в процессе сложения? Так это и есть на самом деле. Чтобы не расширять подобных наблюдений и остановиться на басне, я поставлю такой вопрос: если нравоучение в басне иносказанием не доказывается, если иносказание не может служить и примером, то какая же связь между нравоучением и басней? Непосредственной связи нет никакой, но к чему служит басня? Чтобы ответить на этот вопрос, мы должны воротиться назад.

Представим себе целый ряд запутанных фактов из человеческой жизни: тысячу фактов и признаков, переплетающихся друг с другом так, что человеку сразу найтись нельзя, а найтись сразу непременно нужно для практической цели. И вот является басня. Сопоставление ее с данными запутанными фактами жизни выделяет из этих фактов только определенное, известное количество признаков. На этих признаках мысль и сосредоточивается.

Я приводил уже такие примеры. Вспомните библейскую басню Нафана, басню Кира или басню Пугачева — все равно, все они таковы. Обратите внимание, что, например, около басни Пугачева группируется целый круг людей, подобных Пугачеву, таких, которые предпочитают быть орлом на час,

89

чем вороном на век. Что Пугачев стоит тут не одиноко, доказывается в разных языках пословицами: многие сербские разбойники говорят то же самоеh. Если поставить около басни целый круг подобных личностей и рассмотреть, что в них заключается общего, то получится тип их. Басня служит только точкой, около которой группируются факты, из которых получается обобщение.

Если существование такой точки, около которой сосредоточивается наблюдение, необходимо для нашей мысли, то басня и многое другое подобное является рычагом, необходимым для нашей мысли. Таким образом, басню (иносказание) по действию, которое она производит на собирающиеся около нее частные наблюдения, подлежащие обобщению, можно сравнить, например

h “Волим мáстан капати (stillare), него гладан плакати” (Караджич. — 39); “Хоть на час, да вскачь” (Даль. —27).

Потебня А. А. Теоретическая поэтика. Из лекций по теории словесности. Басня. Пословица. Поговорка. Лекция 4-я

(сравнение будет неточно, но образно), с тем, когда соляной раствор в соляном озере начинает уже густеть, тогда щепки, палочки, крестики или другие фигуры, брошенные в этот раствор, служат основанием, около которого группируются кристаллы. Конечно, они группировались бы и иначе, на дне, но тем не менее особенно легко группировка происходит около них. Сравнение — не доказательство, но подобное действие имеет и иносказание на факты из жизни, и совершенно аналогичное с этим явлением мы находим в области языка.

Следовательно, роль басни, а выражаясь общее, роль поэзии в человеческой жизни есть роль синтетическая; она способствует нам добывать обобщения и не доказывать эти обобщения. Поэзия есть деятельность сродная научной, параллельная ей. Разница только та, что построение научное стремится прикладывать равное к равному, однородные факты к однородным. Но откуда добывать эти однородные факты? Только их близкое рассмотрение может показать эту однородность. Но как ее уловить? Средством для этого уловления является, между прочим, иносказание. Иносказательный рассказ басни служит средоточием многих частных случаев, к коим применяется. Применение к одной и той же точке устанавливает равенство между отдельными случаями и возводит их к отвлечению. Я старался доказать это положение относительно басни. Относительно других поэтических произведений оно требует также доказательств.