Племенные особенности

 

Еще один момент. Голод начала 30-х был не всесоюзным, он охватил только Украину и области, в которых было высоким влияние украинского (малороссийского) мировоззрения – области донских и кубанских казаков. Великороссы и белорусы проводили коллективизацию не без кулаческого сопротивления, но, все же, и без маразма голода. Один из комментаторов вспоминал: «Моя бабушка, ныне покойная, проживала до войны в Угличском районе Ярославской области. Это нечерноземье. Так вот, по ее словам, до войны их семья получала в колхозе на трудодни 300 пудов хлеба, кроме всего прочего. К тому же имелась своя скотина, огороды. Колхозники покупали мебель-буфеты, костюмы-тройки и прочие не слишком нужные крестьянину вещи. Поэтому ни о каких народных страданиях из-за кровавых большевиков речи не было. Более того, на Сталина молились, за худое про него реально могли забить. Без всякого НКВД, о котором в деревнях только слышали, но реально практически не сталкивались».

 Я объяснял эту разницу протекания коллективизации тем, что крестьяне черноземных областей (украинских и казачьих) пахали землю волами, а нечерноземных (великорусских и белорусских) свои супеси пахали лошадьми. Поэтому производительные силы собственно России не пострадали от уничтожения волов, поскольку там их и не было.

 Но это не вся причина, поскольку и по своему мировоззрению малороссы достаточно сильно отличаются от остальных русских племен. Великороссы из разных областей России тоже отличаются друг от друга своим видением мира, но у них было общее – невозможность выжить сельским хозяйством в случае неурожайного года, а в некоторых перенаселенных областях нечерноземной России – и в случае урожая. Посему эти области веками давали России рабочих самых разных специальностей – все города России были построены руками крестьян, практически все великорусские крестьяне имели рабочие специальности для работы в свободное от сельхозработ время. Причем, крестьяне имели не только привычные нам рабочие профессии, Энгельгардт, к примеру, описал не только деревни, специализирующиеся, скажем, на земляных работах, он приводит в пример и деревню, крестьяне которой веками специализировались на ветеринарии. В свободное от сельхозработ время - весной и осенью - крестьяне этой деревни уходили по данным им деревенской сходкой маршрутам по округе и холостили скот, при необходимости и лечили его, тогда эта профессия называлась «коновал».

 Мой прапрадед Архип, великорусский крестьянин, пришел на Украину в Новомосковский уезд Екатеринославской губернии из Курской губернии на те же сезонные заработки, и тут его моя прапрабабка и окрутила.

 Поэтому стремление великороссов жить большой семьей и не разделяться, объясняется не только желанием сократить расходы, но и, главное, желанием иметь возможность отпустить мужчин семьи на отхожие промыслы. Энгельгардт рассказывает:

 «Я знал очень зажиточное граборское семейство, состоящее из трех женатых братьев, следовательно, 6 работников. Из такого семейства, весною и осенью, два брата уходят на граборский заработок в артелях, а один брат с тремя женками остается дома и успевает, исполняя в то же время должность сельского старосты, выполнить все полевые и домашние хозяйственные работы: у нас женщины пашут, молотят и в некоторых деревнях даже косят.

Следовательно, семейство из трех пар, без ущерба для своего хозяйства, может отпускать весною и осенью на сторонний заработок двух человек, или 1/3.

К 1-му июля два брата, находившиеся на граборской работе, воз­вращаются домой, где остаются до 1-го сентября. В это время все шестеро самым усиленным образом работают в своем хозяйстве, в особенности на покосе, для чего и приберегают себя на работе в весеннюю упряжку.

Проработав страдное время дома, наготовив сена, убрав хлеб и посеяв озимь, два брата опять идут на граборский заработок, а один брат с тремя бабами остается дома и успевает убрать яровое и огородное, обмолотить хлеб, обработать лен и пр. Следовательно, осенью опять 1/3 людей из двора уходит на сторонний заработок.

Зимою граборских заработков нет, и потому граборы занимаются другими работами: обжиганием и развозкой извести и плиты, резкой и возкой дров, молотьбой хлеба по господским домам, бабы же прядут и ткут полотна. Зимою двор мог бы отпускать на сторонние заработки или заниматься дома сторонними, нехозяйственными работами, 2/3 или, самое малое, 1/2 людей.

Кто ясно сознает суть нашего хозяйства, тот поймет, как важно со­единение земледельцев для хозяйствования сообща и какие громадные бо­гатства получались бы тогда».

 Но, что тут следует подчеркнуть - в таком неразделенном хозяйстве хозяином будет кто-то один из братьев-граборов, а остальные будут как бы батраки в этом хозяйстве. Работая на известковых карьерах или обмолачивая помещику хлеб, все братья опять батраки.

 То есть, хотя работа батраком и великороссам очень не нравилась, но некуда было деваться – земля не кормила. Отсюда все несуразности организации большевиками колхозов по принципам некоего предприятия с начальниками и работниками, великороссами воспринимались менее болезненно - великороссы к статусу наемного работника были более привычны.

 А малороссы наоборот – непривычны! Чернозем мог кормить весь год, посему в отхожие промыслы малороссы не ходили, зимой занимались ремеслом на дому, в батраки нанимались редко. Мой дед, к примеру, был стельмахом, он и при царе, и в колхозе зимой строил телеги, я еще их застал у него во дворе, хотя дед уже давно был на пенсии.

 Особенности мировоззрения малороссов тех времен возьмем из этнографического очерка описания России под редакцией В.П. Семенова-Тян-Шанского. Этот труд сообщает:

 «Вообще малорус нелегко расстается со своими обычаями или заимствует чужое. «Лучше свое латане, ниж чуже хапане» («Лучше свое заштопанное, чем чужое краденное»), говорит, он, и даже в настоящее время (начало XX века), когда обособление теряет всякое историческое оправдание, в его быте можно видеть много резко отличающего его от соседних племен.

 Высокое развитие личности, возвысившейся во времена казачьей вольной жизни, и которую не успело стереть крепостное право, делает малоруса весьма самостоятельным, врагом слепых авторитетов. Отсюда понятна его любовь к самостоятельному хозяйству. «Добра спилка - чоловик та жинка» («Хороший союз – муж и жена»), говорит он и спешит отделиться, как только женится и заводит свое хозяйство.

 …Не признавая ничего стихийного, давящего личность, будь то основанная на старшинстве власть большака в большой семье, или большинство голосов в общине, малорус в то же время склонен к общественным организациям, основанным на взаимном соглашении и годности сочленов.

Доказательством этому может служить живучесть всевозможных товариществ, братств, артелей и других ассоциаций. В настоящее время эти организации представляют часто уже форму, лишенную содержания, как остатки учреждений подобного рода, густою сетью покрывавших Малороссию в период ее самостоятельной жизни. Так, от некогда процветавших здесь цехов и промышленных товариществ остались встречающаяся и ныне артели рыболовов, жнецов, чумаков, гончаров (в с. Хомутце Миргородского у.). Но, кроме того, сохранилось братское единение и не на почве труда, а благотворительного характера или еще чаще имеющее целью поддержку и украшение церкви. Эти же задачи - поддержка и украшение церкви и благотворительности - сохранились главным образом и в остатках других организаций с исчезновением тех специальных целей, с которыми они были основаны». (Заметьте, и граборы первым делом делали отчисления на церковь).

 …К распространенным формам общественных союзов следует отнести еще обычай толоки - «помогати хлеба святого збирати» («помочь хлеб святой убрать») за одно угощение. Наконец сюда же относятся общественные обеды в храмовые праздники, устраиваемые местами на общий счет, причем для заведывания ими избираются особые братчики».

 То есть, мы видим исключительное стремление украинца быть самостоятельным хозяином, при том, что и на Украине земля была в общинном владении. Но и это не все, но предварить дальнейшее хочу собственными воспоминаниями.

 Мне было лет 12-13, дедушка Федор, будучи по делам в городе, зашел нас проведать, но появился он часа в 2, когда до прихода родителей с работы оставалось еще часа 4. Но я уже понимал, что дедушку нужно покормить. Я слетал в подвал, набрал картошки, соленых огурцов и помидоров, бодро почистил картошку, порезал, разжег керогаз, поставил на него сковородку, но сам я картошку раньше не жарил, поэтому вознамерился высыпать ее сразу на сковороду. Наблюдавший за мною дед остановил меня: «Ты, что – собрался картошку на воде жарить?» (из-за этого «жарить на воде» я этот случай и запомнил). Я пошел в кладовую, нашел там толи сало, толи масло и под руководством деда пожарил не только картошку, но и вбил в нее яйца. Подал это на стол и мы с дедом поели, по крайней мере, до того момента, когда пришедшая с работы мама не приготовила обед, дед с голоду не помер.

 Несколько лет спустя, возможно, я был уже студентом, я поехал к дедушке и бабушке в село на поезде. Сойти нужно было на полустанке, назывался он Тюрюк - по имени смотрителя этого полустанка, расстрелянного немцами за то, что был партизаном. Мимо его могилы и шла дорога на село, но до него было «три километра с гаком (с крюком)», то есть, может, и все 5. И идти надо было по жаркой летней степи, мимо полей, да еще и с грузом, то есть, для горожанина, не ходящего пешком на такие расстояния, это было не в радость. Зашел во двор, сразу вытащил из колодца ведро холодной воды и припал к ней. А дома был только дедушка, бабушка, как выяснилось, была на «помочах» - помогала кому-то «мазать» (штукатурить) вновь построенную хату. Дед тут же послал за нею какого-то подвернувшегося малолетнего родственника, но бабушка, видимо, все же решила закончить свой участок работ и не поспешила, поэтому дедушка оказался в моем положении – ему надо было меня накормить. На столе в летней кухне стояла хлебница с остатками хлеба от завтрака (хлеб бабушка пекла раз в неделю, поэтому он был соответствующий), дед пошел в огород и долго выбирал там арбуз, сезон которым еще не наступил. Наконец сорвал, разрезал, арбуз был едва розовый, но он мне его предложил вместе с хлебом. Наконец пришла бабушка, развязала фартук, сняла с его тесемки ключ, открыла кладовую и начала доставать оттуда все необходимое для еды. Тут я понял, что дедушка не имеет никакого доступа к еде в доме, но мне казалось, что это такой порядок только в семье моего деда. Оказалось, что нет, оказалось, что это так и положено.

 У Энгельгардта мы читали, что даже у смоленских крестьян то, что жена в свою пользу откармливает хряка или засевает нивку, вызывало возмущение. А вот этнографический очерк Семенова об обычаях малороссов сообщает:

 «В малорусской семье женщина занимает весьма высокое положение. Все домашнее хозяйство вверяется в ее распоряжение, так как «без хозяина двор, без хозяйки хата плачет». «Жиноцьке» хозяйство, в которое хозяин не вмешивается, составляют: «дробина» (мелкая птица), продукты огорода, конопля и лен, мука, крупа для харчей, молоко, сало. Превосходя энергией и практичностью своего мужа, нередко склонного к тому же к чарке, малороссиянка фактически является обыкновенно главой семьи. В случае семейных несогласий, в которых она очень редко представляет собой страдающее лицо, практикуется расходка, формальный же развод - явление незнакомое малороссийской жизни.

…Не менее интересен встречающийся местами обычай «понедилькования», празднования понедельника, указывающей на остатки весьма правильной организации замужних женщин. В местностях, где этот обычай распространен (напр. в м. Борисполе Переяславск. у., где прежде было женское братство и союз мироносиц), родители невесты на сговоре выговаривают ей право пользоваться свободой в понедельник. В большинстве случаев в этот день женщины работают для себя или шьют приданое дочерям; в некоторых же селениях компания замужних женщин проводит понедельник в корчме, пропивая имущество, принадлежащее лично им».

То есть, влияние баб на коллективизацию на Украине было огромным, поскольку главой дома мужики очень часто были только номинально, а на самом деле «малороссиянка фактически является обыкновенно главой семьи».

 Правда, отвлекусь, такой половой распущенности, которую описал Энгельгардт, на Украине не было, опять-таки, по причине добровольного объединения мужчин, вернее, будущих мужчин.

 «Остатки прежних «молодших братств» - неженатой молодежи, корни которых, как мы видели, заходят еще в отдаленную первобытную эпоху, представляет собою «парубоцтво», - сообщают Очерки. - В эту организацию может вступать всякий хлопец, с согласия родителей, по достижении 16-17 лет, если только его старший брат не состоит в парубках. Обряд принятия в парубки, сопровождаемый непременно магарычем, называется «коронуваньем». Все члены братства считаются равными, «товарищами», во время же общественных работ они выбирают себе атамана. …Общественное положение парубка очень высоко. Он может на сходе заступать своего отца, а также, в случае провинности, его не отдают на поруки отцу, но судит сельский сход. Парубкам, наконец, принадлежит исключительное право посещать «музыки», «улицы» и «вечерницы», играть роль бояр на свадьбах. Любопытно также, что парубоцтво является хранителем девичьей чести, строго карающим провинившихся».

 Таким образом, если еще и учесть, что малороссы по своему характеру являются чрезвычайно упорными (упрямыми?), то ожидать успехов коллективизации без понимания особенностей русского народа, заведомо не приходилось.

 А Маркс об этом ничего не написал!