5.Героическая драма Лопе де Вега «Фуэнте Овехуна»

Народно-героическая драма Лопе де Вега «Овечий источник» (анализ)

Самой знаменитой из пьес и вершиной творчества Лопе де Веги является драма «Фуэнте Овехуна» («Овечий ключ»). Ее можно отнести к числу исторических пьес, т.к. действие происходит в конце 15 в., в царствование Фердинанда и Изабеллы. Главная тема пьесы – восстание крестьян. Центральный герой – народ. В основе произведения лежит реальное восстание испанских крестьян 1475 – 1476 гг. Командор рыцарского ордена Фернан Гомес располагается со своими солдатами в селении Овечий источник и притесняет крестьян, пытается обесчестить дочь старосты деревни Лауренсию, но Фрондосо, жених девушки, ее защищает. Во время свадьбы Гомес разгоняет людей, избивает отца девушки и похищает ее, пытается повесить Фрондосо. Возмущенные крестьяне вооружаются и убивают командора. Следствие ведет сам король, который прощает крестьян и берет их под свое покровительство.

В начале пьесы крестьяне пассивны, постепенно их самосознание преобразуется, они сплачиваются. Особенно это заметно в сцене следствия, когда крестьян пытают, требуя признания, кто именно убил Гомеса, а крестьяне все как один отвечают: «Фуэнте Овехуна!». И Фрондосо, и отец Лауренсии, и бедняк крестьянин Менго, являющийся вначале козлом отпущения и вместе с тем поддерживающий дух земляков своими шутками, характерным и по-своему значимы. Но над всеми возвышается образ Лауренсии, которая из обыкновенной деревенской девушки вырастает в народную героиню. Ее личная судьба неразрывно связана с общим делом.

Характер ее развивается на протяжении пьесы. Вначале Лауренсия отвергает ухаживания Фрондосо, но после того, как он спас ее от первого покушения командора, она убеждается в его преданности и смелости, ее охватывает горячая любовь к нему. Оскорбление, нанесенное ей затем командором, пробуждает таившиеся в ней душевные силы: своей пылкой речью она воспламеняет народ и становится во главе восстания, она вооружает женщин и лично принимает участие в битве.

В пьесе Лопе де Веги национальное единство, народность и подлинное благородство внутренне неразрывно связаны между собой.

Драматургия Лопе де Вега пронизана самыми передовыми общественными устремлениями его эпохи, наиболее отчетливо проявившимися в социальной, народно-героической драме писателя «Фуэнте Овехуна». Это произведение стало вершиной народно-героической драмы Лопе де Вега, с наибольшей силой, страстностью и художественной убедительностью наметило самые значимые мысли всей этой группы пьес. Сюжетную основу пьесы составил исторический эпизод, имевший место в 1476 г., когда крестьяне деревни Фуэнте Овехуна (Овечий ключ) восстали против своего сеньора Фернана Гомеса де Гусмана, командора военно-церковного ордена Калатравы. Память об этом выступлении хранили народные песни и романсы, записи хронистов. Излагая события 1476 г., происшедшие в селении Фуэнте Овехуна, в полном соответствии с исторической хроникой, Лопе по-иному оценивает и объясняет их, и «жестокий бунт» неблагодарных подданных превращается им в то, чем на самом деле было восстание крестьян: в справедливое возмездие, в правое народное возмущение против феодальной тирании. В Испании, страдавшей от самоуправства временщиков-угнетателей и разоряемой королевскими фаворитами, обращение к зпохе полуторавековой давности, когда королевская власть боролась против феодальной раздробленности за единую страну, способную противостоять нажиму внешних сил, было чрезвычайно актуальным. Страна жила в атмосфере постоянно нарастающего и жестоко подавляемого властями недовольства масс. Промышленность и сельское хозяйство были в упадке, коррупция чиновничьей бюрократии дошла до немыслимых пределов, простой народ страдал от жестокой эксплуатации со стороны придворной знати, от неумеренной жадности духовенства. Инквизиция душила всякий намек на свободную мысль. Налицо были «все симптомы позорного и продолжительного разложения». Одним из немногих способов отнюдь не безопасного выражения передовой общественной мысли оставался театр, в особенности же театр Лопе де Вега. Иносказания, исторические параллели, полускрытые намеки и откровенные аналогии его пьес, их общий демократический дух, их всеобъемлющая народность противостояли существовавшей государственности, будили надежду на лучшее будущее. Написанная предположительно в 1612—1613 гг. драма «Фуэнте Овехуна» с наибольшей полнотой отразила взгляды на общественную жизнь и политические убеждения великого гуманиста. Фабула пьесы вкратце такова. Командор Гусман, обосновавшийся на территории своего ленного владения — деревни Фуэнте Овехуна, подвергает жестоким издевательствам жителей селения, позорит крестьянских жен, посягает на честь крестьянских девушек, истязает мужчин, дерзнувших вступиться за своих близких. Во время свадьбы смелого Фрондосо и прекрасной Лауренсии командор приказывает схватить обоих, чтобы насильно завладеть девушкой и казнить ее любимого. Крестьяне восстают, уничтожают Гусмана, объявляют свою деревню принадлежащей королю и ждут его заступничества. Не найдя конкретных «виновников» убийства, король «прощает» обитателей Фуэнте Овехуны. Каков же человек, чьи злодеяния стали непосредственным толчком к выступлению крестьян? О командоре говорят горожане, никак с ним не связанные: ...с небывалым произволом, Какого мы нигде не встретим,  Он держит подданных своих  В нужде и тяжком угнетенье. В глазах его христолюбивых крестьян только алый крест ордена Калатравы отличает командора от черта. Командор — «хищный зверь, чума и яд», он по-тигриному лют, бесчеловечен и мерзостен, что «дрянной гад». В ответ на «обиду», нанесенную ему Фрондосо, вступившимся за честь любимой, командор готовит жестокое «отмщенье» всему селению: ...пожару и мечу Я предал бы в единый миг Все это гнусное селенье. Я стерегу издалека Удобный случай... Для командора Фуэнте Овехуна — «гнусное селенье». Весьма превратно представление командора о людях, среди которых он живет. Высокомерное презрение и сословная спесь делают его близоруким: В моей Фуэнте Овехуне  Искать бойцов я стал бы втуне.  Там людям впору скот пасти  Да землю рыть, а не сражаться. Мало того, что командор насильник и дурной управитель, он еще и предатель, состоящий в заговоре против короля, как это, кстати сказать, и было в действительности. В пьесе «раскрывается не только аморальность и антинародный характер политики непокорных феодалов, но и ее антипатриотичность». Разоблачение предательского самовольства дворянской аристократии, эгоистических стимулов всего ее поведения характерно для многих пьес народно-героического цикла («Свадьба в Орначуэлос», «Король Педро в Мадриде, или Инфансон из Ильескаса» и др.), но «Фуэнте Овехуна» с наибольшей художественной силой обличает феодальную клику. Под стать командору и мерзавец более высокого ранга — магистр ордена Хиран. Постоянные распри, интриги, исходящие 13 рядов феодальной оппозиции, опираются на нравственную низость всей этой вельможной клики. Надо всем царит эгоистичная выгода, все разговоры о чувствах — «трескотня фальшивых слов». И магистр, и командор смелы, умеют смотреть в глаза смерти. Война веками была профессией ордена и оправданием его существования во времена Реконкисты. Теперь же храбрость командора и магистра обращена против своих соотечественников, и отвага выродилась в звериную хищность. Узнав о событиях в Оуэнте Овехуна, магистр заявляет: Возьму с собой пятьсот солдат И все снесу до основанья. Лопе де Вега изображает в пьесе две сферы человеческих чувств и отношений. В одной, «высшей», дворянской, лицемерно чтут счесть», «достоинство», «верность». А на поверку насильничают, пресмыкаются, предают. Сам характер эгоистических, противоречивых, шкурнических интересов этих людей есть, по словам Маркса, «причина той бесконечной, непрерывно продолжающейся вереницы измен, предательских убийств, отравлений, коварных интриг и всяческих низостей, какие только возможно вообразить, всего того, что скрывалось за поэтическим именем рыцарства, но не мешало ему постоянно твердить о чести и верности». Другая сфера отношений характеризует крестьян Фуэнте Овехуна: чувство солидарности, верность, искренние, дружелюбные отношения, готовность прийти друг другу на помощь, сердечное желание разделить радость, утешить в горе. Точно так же любовь, готовая на самопожертвование, противостоит здесь разнузданной похоти знати, злобному, бесчувственному разврату. Естественно, что две столь отличные друг от друга системы нравственного отношения к миру приходят в противоречие, да и в перспективе не могут быть примиримы. Отсюда и столкновение Фуэнте Овехуна со знатью оказывается органически неизбежным. Крестьяне — умные, гордые, благородно мыслящие и поступающие люди. Простой человек, представитель низшего сословия героизируется Лопе, рисуется в возвышенном, одухотворенном плане. Такое сочетание персонажа и отведенной ему роли было подлинно новаторским для того времени. Разумеется, простолюдин у Лопе де Вега выглядит порой и смешным, попадает в юмористические ситуации, сам оказывается жертвой лукавой улыбки, но это лишь оттеняет все богатство его душевных проявлений и утверждает реальность, истинность изображаемого им типа простого человека. Крестьяне подшучивают друг над другом, поддразнивают, порой довольно колко и болезненно, но это от простоты отношений и доброго нрава. Не только естественность чувств, природная простота отношений, но и интеллектуальная зрелость возвышают крестьян над сеньорами. Простые люди могут философски осмыслить и оценить самые тонкие движения человеческой души, крестьяне умеют предвидеть события и соотносят с ними свое поведение (беседа молодежи о любви, крестьянский совет в период восстания и др.). Это рачительные хозяева, свой труд и свои намерения реализуют исходя из позиций здравого смысла, ориентируясь на реальный ход вещей, руководствуются не путаными предсказаниями астрологов, а принципом: А в общем, что посеем, то сберем,  И год закончен будет в декабре. Крестьяне обнаруживают не только здравый смысл, но и широкий круг познаний, живой интерес к событиям большого мира, к истории поэзии, способность к философскому осмыслению событий. Помимо прямого смысла, все эти качества простого люда оттеняют высокомерную слепоту командора и магистра, не способных увидеть в «мужичье» сообщество ярких, самобытных личностей, умеющих и готовых отстаивать свое право и свое достоинство. Крестьяне превосходят вельмож «благородством обхождения». Спор о книгопечатанье, бывшем в то время относительной новинкой, обнаруживает и тягу крестьян к просвещению, и подлинный интерес к строго научному знанию. По воле истории, принимаемой и автором, народ в пьесе становится вершителем правосудия, а затем, в процессе королевского дознания, проявляет героическую солидарность, нерушимое единство. Королевский судья «со всем усердьем вел дознанье», «триста человек подряд пытал упорно и сурово», «десятилетних малышей на дыбу вздергивал» — И ни листа не написал,  Не добыл ни одной улики. Сцена пыток — кульминация развития нравственной идеи пьесы: единство народа сильнее мук и страха смерти. Она наиболее драматична и проникнута скорбно патетическим величием. Старик, мальчик, слабая женщина, еще не оправившаяся от издевательств командора, Менго — все они на дыбе, терзаемые и мучимые беспощадным палачом, дают судье один ответ на вопрос, кто же все-таки убил командора: «Фуэнте Овехуна». А Менго даже находит силы подшутить над ненавистником судьей. «Что за народ!» — восклицает Лауренсия. «Могучий. Все перенесет»,— вторит ей Фрондосо. Даже кровавый судья изумлен стойкостью и солидарностью мучимых им людей: Нет, Я не встречал еще таких!.. Освободить их, я устал. Палачи изнемогают и не выдерживают, а народ, наделенный непостижимым для них мужеством, стоек и непобедим в своем единстве. Центральным персонажем, главным действующим лицом пьесы, без сомнения, следует считать народ Фуэнте Овехуна, обладающий некоторыми общими свойствами — приметами испанского национального характера, эмоциями, отношением к жизни и осознанием своего места в ней. Этот народ наделен чувством собственного достоинства, жизнестойкостью, ощущением солидарности и единства составляющих его людей, он справедлив и гуманен в своих устремлениях. В то же время он не является совокупностью безликих, каждый персонаж пьесы — это своя судьба, свой характер, своя жизненная цель. Здесь Лопе де Вега идет дальше многих своих предшественников, представляя массы как сочетание общего и особенного, специфичного в характере, судьбе, способах самовыражения. В сочетании с пафосной героизацией простого люда и его роли в трагической ситуации такое изображение народа было поистине новым шагом развития испанской, да и всей западноевропейской драмы. Комическое в изображении народа уступает место трагически возвышенному. Народ действительно состоит из личностей. Таков Фрондосо, который в своей любви к Лауренсии «чист душой и сердцем прям». Он отказывается бежать из деревни, когда суд мучает и пытает его односельчан: ведь это было бы бесчестным. Таков и батрак Менго. Почитающий себя вследствие неумения читать «философом слабым», он тем не менее успешно и доказательно строит свои логические рассуждения о сущности любви, основываясь на подходе, называемом нами со времен Чернышевского «разумным эгоизмом». Менго соперничает, и весьма удачливо, со священником, проповедывавшим идеи Платона о любви, с ученейшими университетскими людьми. Менго, на словах отрицающий любовь к кому бы то ни было, кроме себя самого, рискуя жизнью, можно сказать, идя на жертву, вступается за крестьянскую девушку перед лицом командора, его слуг и целого отряда солдат. Лауренсия тянется к сердечному покою, маленьким радостям простой и привычной жизни. Она пытлива, остроумна, по-девичьи своевольна. Мысль резкая, нетерпимая, облеченная в режущие, гневные слова,— вот ее оружие. Лауренсия кокетлива, уверена в своей привлекательности, ее насмешливо-лукавый отпор чувству Фрондосо идет не от безразличия к нему, как может показаться, а от убежденности в силе и неизменности влечения к ней молодого крестьянина. Недаром же, будто отвергая его любовь, она предусмотрительно оставляет ему надежду. Грозное будущее, обнажившее чувство влюбленных, вложит в уста Лауренсии другие слова. Любовь, душевная мука, неустранимое беспокойство за судьбу избранника изливаются, в поэтические, трогательные, пронзительные строки монолога Лауренсии: Любить, душой тревожась о любимом,—  Тягчайшая из всех любовных мук.  Страх за него — безжалостный недуг,  Растущий в сердце, нежностью томимом.  Тоскливый взор, как омраченный дымом,  Пугливо озирается вокруг... Моя любовь — мучительная плаха.  Когда мы вместе — я дышу едва;  Когда я с ним в разлуке — я мертва. Сколько глубинной сердечной боли, какая вездесущая преданность любимому человеку и как велика была бы радость любви, окрашенная той же силой чувства. Когда же истерзанная Лауренсия вырывается из рук командора, сердце ее — «из тех сердец, что тверже дуба векового». Отчаянье и в то же время действенная, зовущая ненависть звенят в ее словах, обращенных к мужчинам селенья: Трусишки, заячье отродье!  Несчастные! Вы ваших жен  Чужим мужчинам отдаете!  К чему вы носите мечи?  Подвесьте сбоку веретена!  Клянусь вам, я устрою так, Что сами женщины омоют  Свою запятнанную честь  В крови тиранов вероломных... Во главе женщин она присоединяется к мужчинам, штурмующим замок командора. Восстание крестьян не случайная вспышка ненависти, а закономерный итог постоянно растущего недовольства все усиливающимся гнетом, непрекращающимся грабежом и попранием их человеческого достоинства разнузданной и эгоистичной «вольницей» феодалов. Кстати сказать, и в подлинной истории события, происшедшие в Фуэнте Овехуна, были только эпизодом кровопролитной борьбы крестьянства против насильников-феодалов в Испании второй половины XV в. Не только стихийный взрыв ненависти, но и горький расчет безысходности толкают крестьян на вооруженное выступление: необходимость его предварительно обсуждается на тайной крестьянской сходке. Народ Фуэнте Овехуна не сразу и не без сомнений подымает оружие против командора и его солдат. Миролюбие побуждало крестьян жить под защитой «чести сеньора», но тягостные насилия переполняют чашу терпения их. Лауренсия и Фрондосо увезены в замок командора, алькальд, отец Лауренсии Эстеван избит командором и лишен знаков достоинства. Над всем селением нависает угроза уничтожения. Что делать? Наиболее осторожные и запуганные издевательствами склоняются к мысли оставить местечко и бежать от гнева командора, более решительные требуют мести и наказания насильника: ...Умереть, иль пусть умрет злодей! Нас много, а у них народу мало. Осторожные возражают: «...Властителя убить рукой своей?» На что им отвечают: Один король властитель после бога,  А не зверье во образе людей. Сомнения разрешаются появлением истерзанной Лауренсии, которая гневным монологом, исполненным презрения к трусам, ненавистью к насилию, готовностью жизнью поплатиться за торжество освобождения, побуждает мужчин селения отважиться на штурм замка командора. Девиз восставших крестьян: «За наших королей законных!», «Тиранам вероломным смерть!». Народ долго собирается и колеблется, но, раз выступив, не останавливается на полдороге. Недаром же Флорес, приближенный командора, замечает во время бунта: Раз уже вскипела Народная обида и шумит, Ее лишь кровь и мщенье утолит. Восставших нельзя обвинить в благодушной наивности, они предвидят, что король не удовлетворится лишь желанием крестьян перейти под его непосредственную власть: Монархи наши учинят  Всему, что было, розыск строгий.  Почти на самой их дороге  Лежит бунтующий посад. Их предусмотрительность простирается столь далеко, что они даже репетируют сцену предстоящего, неизбежного, как они понимают, и жестокого суда, чтобы во всеоружии своей сплоченности и силы духа встретить еще одно нелегкое испытание: королевский розыск должен получить «шиш с маслом». Таким образом, обращение к тексту пьесы позволяет квалифицировать крестьянское восстание как сознательный волевой акт народа. Чрезвычайно интересно то обстоятельство, что крестьяне не только уничтожают притеснителя и его свору, они «его добро распределили между всеми». Тема имущественного угнетения крестьян проходит в пьесе дальним планом, к борьбе взывает в первую очередь поруганная честь, в ее защиту и в отмщенье восстают жители деревни, но они пытаются восстановить и экономическую справедливость, «экспроприируя экспроприатора». Дополнительно заметим, что глухо и случайными штрихами Лопе де Вега как бы намекает и на социальное расслоение в деревне: так, Менго на сходке, предшествующей восстанию, заявляет, что он здесь «от батраков», Фрондосо в разговоре о приданом невесты гордо бросает: «я ведь не нищий» и т. п. Но в восстании крестьянство выступает как единое целое. Когда последние попытки умерить гнев и отвести самоуправство командора оказываются тщетными, крестьяне обращают свой взор к королю: Есть короли у нас в Кастилье, Которые несут порядок На смену старым беспорядкам. «Фуэнте Овехуна и король!» — боевой клич восставших. Великий гуманист и художник-демократ Лопе де Вега нес в своем сознании и типичные заблуждения испанского народа той эпохи. Так, он искренне верил, а еще более того — хотел верить, в сильную и справедливую королевскую власть, в народного монарха, защищающего страну и от чужеземного нашествия, и от собственных хищников-феодалов. Король, руководящий всеми прогрессивными силами страны в борьбе за свободу и право,— эта фигура со времен Реконкисты занимала видное место в народных верованиях и народной поэтике. «Один король властитель после бога», а владетельные господа — «бесчеловечные варвары», жестокие и несправедливые поработители. В этом смысле борьба крестьян за торжество нравственности, за право на уважение и человеческое достоинство оказывается в то же время и выступлением против реакционной общественной силы с социальных позиций. Восстание крестьян Фуэнте Овехуна — это их борьба за централизованную власть, за единую страну, против феодальной раздробленности и анархии, это выражение классовой борьбы. Закономерность их выступления, гуманистическая его основа только подчеркиваются высоконравственным поводом к борьбе — защитой чести неродовитой простолюдинки. Именно общественный смысл восстания, направленного против засилья феодалов, ощущает в первую очередь и сам командор: Здесь оскорблен не я, Паскуала,  Здесь оскорблен магистр великий... Здесь оскорблен священный орден  И честь его... Выше говорилось о том, что Лопе во многом разделял иллюзии масс о «народном монархе». Однако размышления над событиями пьесы «Фуэнте Овехуна» позволяют определить и границы таких иллюзий. Абсолютизм как сила, способная навести порядок на родной земле, принимается Лопе де Вега отнюдь не безоговорочно. Так, прямая измена феодалов португальской ориентации хотя и влечет за собой военное вмешательство четы «католических королей», тем не менее непосредственно самим вельможным изменникам ничем не грозит. Весь эпизод приобретает характер семейной размолвки. Что же касается «преступления» крестьян, то оно остается безнаказанным только потому, что жестокое расследование не выявило конкретных виновников. Единодушие, спайка народа, нежелание «поделиться» с королем некоторым нужным тому знанием о событиях спасают жителей деревни от жестокой и несправедливой кары. Такой неслыханный разбой  Наказан должен быть примерно — это непосредственная реакция короля, который в сущности заранее определяет виновных и отправляет в деревню судью не для разбирательства и установления истины, а для наказания («все удостоверит и покарает виноватых»). Стало быть, характер сотрудничества народа с монархом весьма сомнительного свойства и напоминает выбор из двух зол меньшего. Чувства жителей Фуэнте Овехуны к королю весьма далеки от фанатической преданности. Более того, пока борьба феодалов против королевской власти не затрагивает их интересов непосредственно, крестьяне полны сознания вассального долга по отношению к сеньору Гусману, выступающему вместе с орденом в поддержку претензий португальской короны. Крестьяне встречают возвращающегося из победного похода командора заздравными песнями и щедрыми дарами. То обстоятельство, что их сеньор сражался против католических величеств—Фердинанда и Исавелы,—их в сущности не трогает. Сомнительность доброй природы союза народа и короля сквозит и в некоторых элементах композиции пьесы: так, тревога о любимом дважды сжигает Лауренсию, впервые когда Фрондо-со появляется в селенье, где свирепствует командор, другой раз, когда он приходит на площадь во время судебного разбирательства, назначенного королем, нимало не надеясь на торжество справедливости. Теми же словами встречает Лауренсия любимого: Фрондосо! Как ты мог решиться  Прийти сюда? (Улица в Фуэте Овехуна. Действие второе, явление первое) Милый мой супруг! Как ты сюда прийти решился? (Площадь в Фуэнте Овехуна. Действие третье, явление второе) Здесь и командор, и король, и зависимость от ордена, и власть монарха в сущности одинаково опасны. Слагая стихи и распевая песни в честь Исавелы и Фердинанда, крестьяне всегда завершают их рефреном «И да сгинут все тираны!». Однако если стремление к абсолютной власти и сталкивало монарха с феодалами, то по духу, образу жизни, интересам, не говоря уже о кровных связях, король и его вельможи принадлежали к одному клану и куда быстрее находили общий язык, нежели государь и народ. Приведем тому еще один пример. Король без труда «прощает» мятежного Хирона, магистра Калатравы, а королева, покоренная изяществом покаянной речи магистра, чуть иносказательно обещает ему вручить право мести селению Фуэнте Овехуна, хотя и предавшемуся власти короля. Судьба и жизнь крестьян становятся благодарностью венценосной тиранки за приятный комплимент. Вот как это выглядит с пьесе: Магистр: Да не умолкнет вам хвала,  Эсфирь и Ксеркс, краса и сила! Магистр Сеньор! Не будь я ваш вассал, Я б этим людям показал,  Как убивают командоров. Король: Напрасно это вас тревожит. Донья Исавела: Забота эта в должный час,  Надеюсь, ляжет и на вас,  Когда мне в том господь поможет. Обещание достаточно определенное. На фоне сквозь зубы произнесенного королевского «прощенья» в финале пьесы благодарность крестьян тоже выглядит довольно сухо: Фрондосо: Скажу, сеньор, что мы не втуне  Искали твоего суда. Поистине вынужденный союз. В то же время укрепление государства, уничтожение феодальной обособленности в стране, развитие производительных сил Испании и наведение порядка в делах управления — все это Лопе де Вега, в силу естественной в его положении ограниченности, связывает исключительно с деятельностью королей при пассивной поддержке народа, который якобы должен заниматься исключительно местными проблемами, вопросами нравственного порядка. В драме «Фуэнте Овехуна» мы находим характерную для Лопе де Вега трактовку понятия «честь». Это гуманистическое понимание «чести» как личного достоинства каждого, определяемого идеалами и поведением самого человека. Феодально-сословное понимание чести как принадлежности исключительно дворянского сословия подвергалось гуманистами Возрождения сомнению и критике. Идеология феодализма превращала честь в наследственное владение высшего сословия. Лопе де Вега яростно восставал против этого, выявляя дикое противоречие истинного поведения феодалов элементарной порядочности, верности и достоинству. Эгоизму, безудержной жажде наслаждений, безнравственности и своекорыстию феодалов противостоит подлинный патриотизм и высокое гуманистическое чувство крестьян. Между тем командору смешны сами притязания крестьян на честь («Вот кавалеры Калатравы!» — восклицает он с ироническим презрением), он удивлен красноречием, с каким «мужичье» пытается обосновать свое право на человеческое достоинство. И едва скрытой угрозой звучит предостережение ему сельского рехидора: Иные носят крест кровавый, А кровь у них, коль их поскресть, Мутнее нашей. Гордость крестьян принадлежностью к простому люду, поддерживающему своим трудом самое существование государства,— это в сущности и есть подлинная «честь» простолюдина, которую он с полным сознанием правоты противопоставляет сословной спеси феодала. Итак, в «Фуэнте Овехуна» использован часто встречающийся в пьесах Лопе де Вега сюжетный мотив: оскорбление крестьянки вельможным негодяем и борьба простолюдинки за свою честь. Однако в отличие от множества других пьес эта грустная история рассматривается драматургом лишь как повод для противоборства народа и феодальной клики. И в этой борьбе отражается извечный и неустранимый антагонизм двух общественных сил. Движущая сила драматического конфликта, конечно же, вооруженное выступление крестьян против своих угнетателей. Именно эта сюжетная линия определяющим образом воздействует на все события пьесы, связанные с судьбой селения Фуэнте Овехуна и его жителей. Вторая линия действия — история любви Лауренсии и Фрондосо — теснейшим и понятным образом связана с предыдущей. Наконец, третье направление сюжета составляет борьба королевской власти против предателей-феодалов, поддерживающих посягательства португальской короны. Эта тема, по мысли автора, проясняет позицию крестьян по отношению к насильникам-феодалам в самом общем плане, характеризуя их восстание и как патриотический акт. Раскрытию основных идей автора служит каждая сцена, каждый эпизод драмы, хотя единства действия в понимании классицистов в пьесе нет. Лопе недаром вводит в текст пьесы иронические замечания Менго о поэзии и литературном труде, низведенных до уровня расхожего ремесленничества. Художественная ткань пьесы в высшей степени соответствует смыслу произведения, это поистине плод искусства. Устами своих героев Лопе говорит о двух речевых истоках, двух подходах к действительности, условно определяемых им как «городской» и «сельский». Первый учтиво приукрашивает действительность, второй брюзгливо огрубляет ее. Речь пьесы — предельно образная, свежая, по возможности адекватна изображаемой действительности. Героизм в пьесе не искусствен, не отвлечен от реальных характеров и ситуаций, перед нами живые люди, а не символы душевных доблестей. Так, Менго, тяжело пострадавший от командора, удерживаемый страхом, не сразу соглашается на необходимость восстания; Фрондосо перед угрозой смерти заявляет: «Я не имел намерения, сеньор, вас убивать». Все это никоим образом не снижает смысла борьбы простых, приученных к послушанию людей, но делает события пьесы вдвойне реальными и убедительными. О природе женской души, об ухищрениях любви, о радостях и страданиях влюбленного в пьесе рассказано с пылкостью истинно страстного человека, сверх всякой меры наделенного живым ощущением жизни, но в целом это никоим образом не любовная, а политическая драма, лучшее произведение Лопе де Вега из цикла народно-героических драм.