Великая Французская революция

Была осуществлена реорганизация армии. Части прежней регулярной армии слились с отрядами добровольцев и призывниками. В результате возникла новая республиканская армия.

Революционное правительство принимало чрезвычайные меры, чтобы снабдить быстро возраставшие контингента армии всем необходимым. Особым декретом Конвента сапожники были мобилизованы на изготовление обуви для армии. Под наблюдением правительственных комиссаров в частных мастерских было налажено шитье мундиров. Десятки тысяч женщин принимали участие в пошивке одежды солдатам.

На фронтах комиссары Конвента прибегали к решительным революционным мерам для снабжения армии обмундированием. Сен-Жюст в Страсбурге дал такое предписание местному муниципалитету: «10 тысяч солдат ходят босиком; разуйте всех аристократов Страсбурга, и завтра в 10 часов утра 10 тысяч пар сапог должны быть доставлены в главную квартиру».

Все мастерские, в которых можно было наладить производство оружия и боеприпасов, работали исключительно на нужды обороны. Создалось много новых мастерских. В Париже под открытым небом работало 258 кузниц. В помещении бывших монастырей устраивались оружейные мастерские. Некоторые церкви и дома эмигрантов были приспособлены для очистки селитры, выработка которой возросла почти в 10 раз. Под Парижем, на Гренельском поле, в короткий срок был создан пороховой завод. Благодаря усилиям рабочих и специалистов производство пороха на этом заводе поднялось до 30 тыс. фунтов в день. В Париже изготовлялось ежедневно до 700 ружей. Рабочие военных заводов и мастерских, несмотря на испытываемые ими лишения, работали с необычайным энтузиазмом, сознавая, что они, по крылатому выражению того времени, «куют молнии против тиранов».

Во главе военного министерства стоял полковник Бушотт, отличавшийся своим мужеством и преданностью революции. Бушотт совершенно обновил аппарат военного министерства и привлек туда на работу виднейших деятелей революционных секций Парижа. Комитет общественного спасения уделял особое внимание укреплению командного состава армии. Комиссары Конвента, очищая армию от контрреволюционных элементов, смело выдвигали на руководящие посты талантливую революционную молодежь. Армии республики возглавлялись молодыми, вышедшими из народа, военачальниками. Бывший конюх Лазар Гош, начавший свою службу солдатом, участвовавший во взятии Бастилии, в 25 лет стал дивизионным генералом и командующим армией. Он был воплощением наступательного порыва: «Если меч короток - нужно только сделать лишний шаг»,- говорил он. Погибший в возрасте 27 лет генерал Марсо, за свою храбрость названный в приказе Комитета общественного спасения «львом французской армии», начал жизненный путь простым писцом. Генерал Клебер, талантливый полководец революционной армии, был сыном каменщика, генерал Ланн - по происхождению крестьянин. Рабочий-ювелир Россиньоль, участник взятия Бастилии, был назначен генералом и поставлен во главе армии в Вандее.

Новые полководцы республиканской армии смело применяли революционную тактику, построенную на быстроте и стремительности удара, подвижности и маневренности, сосредоточении превосходящих сил на решающем участке, инициативе войсковых подразделений и отдельных бойцов. «Нужно атаковать внезапно, стремительно, не оглядываясь назад. Нужно ослеплять, как молния, и молниеносно бить», - так определял общий характер новой тактики Карно.

Солдаты были воодушевлены боевым революционным духом. Рядом с мужчинами дрались женщины, подростки. Девятнадцатилетняя Роза Баро, назвавшая себя Свободой Баро, после того, как ее муж был ранен, взяла патроны, находившиеся в патронташе мужа, и участвовала в атаке против неприятеля до самого конца.

Таких примеров героизма было множество. «Побежденный феодализм, упроченная буржуазная свобода, сытый крестьянин против феодальных стран - вот экономическая основа «чудес» 1792-1793 годов в военной области»( В. И. Ленин, О революционной фразе, Соч., т. 27, стр. 4.), - писал В. И. Ленин, раскрывая источники побед республиканской армии, непостижимые для современников.

Кризис якобинской диктатуры

Кратковременный период якобинской диктатуры был самым великим временем революции. Якобинцы сумели пробудить дремавшие силы народа, вдохнуть в него неукротимую энергию мужество, смелость, готовность к самопожертвованию, бесстрашие, дерзание. Но при всем своем непреходящем величии, при всей своей исторической прогрессивности якобинская диктатура все же не преодолела ограниченности, свойственной всякой буржуазной революции.

В самой основе якобинской диктатуры, как и в политике, проводимой якобинцами, лежали глубокие внутренние противоречия. Якобинцы боролись во имя полного торжества свободы, демократии, равенства в той форме, в какой эти идеи представлялись великим буржуазным революционерам-демократам XVIII столетия. Но сокрушая и выкорчевывая феодализм, выметая, по выражению Маркса, «исполинской метлой» весь старый, средневековый, феодальный мусор и всех тех, кто пытался его сохранить, якобинцы тем самым расчищали почву для развития буржуазных, капиталистических отношений. Они в конечном счете создавали условия для замены одной формы эксплуатации другой: феодальной эксплуатации - капиталистической.

Якобинская революционно-демократическая диктатура подвергала строгой государственной регламентации продажу и распределение продуктов и других товаров, отправляла на гильотину спекулянтов и нарушителей законов о максимуме. Как отмечал В. И. Ленин, «...французским мелким буржуа, самым ярким и самым искренним революционерам, было еще извинительно стремление победить спекулянта казнями отдельных, немногих «избранных» и громами деклараций...» В. И. Ленин, О продовольственном налоге, Соч., т. 32, стр. 310.

Однако поскольку государственное вмешательство осуществлялось только в сфере распределения, не затрагивая способа производства, вся репрессивная политика якобинского правительства и все его усилия в области государственной регламентации не могли ослабить экономическую мощь буржуазии.

Более того, за годы революции экономическая мощь буржуазии как класса значительно возросла в результате ликвидации феодального землевладения и продажи национальных имуществ. Война, нарушившая обычные экономические связи, предъявлявшая огромные требования ко всем областям хозяйственной жизни, также создавала, вопреки ограничительным мероприятиям якобинцев, благоприятные условия для обогащения ловких дельцов. Из всех щелей, из всех пор общества, освобожденного от феодальных оков, росла предприимчивая, дерзкая, жадная к наживе новая буржуазия, ряды которой беспрестанно пополнялись выходцами из мелкобуржуазных слоев города и зажиточного крестьянства. Спекуляция на дефицитных товарах, игра на меняющемся курсе денег, продажа и перепродажа земельных участков, огромные поставки для армии и военного ведомства, сопровождавшиеся всякого рода мошенничествами и махинациями,- все это служило источником быстрого, почти сказочного обогащения новой буржуазии. Политика репрессий якобинского правительства не могла ни остановить, ни даже ослабить этот процесс. Рискуя сложить голову на плахе, все эти выросшие за годы революции, опьяненные возможностью в кратчайший срок создать огромное состояние богачи неудержимо рвались к барышу и умели обходить законы о максимуме, о запрете спекуляции и другие ограничительные меры революционного правительства.

До тех пор, пока исход борьбы с внешней и внутренней феодальной контрреволюцией не был решен, собственнические элементы вынуждены были мириться с революционным режимом. Но по мере того, как благодаря победам республиканских армий опасность феодальной реставрации ослабевала, буржуазия все решительнее стремилась избавиться от революционно-демократической диктатуры.

Подобно городской буржуазии, эволюционировало зажиточное и даже среднее крестьянство, поддерживавшее якобинцев лишь до первых решающих побед. Как и буржуазия, имущие слои деревни враждебно относились к политике максимума, добивались отмены твердых цен, стремились немедленно и полностью без всяких ограничений, запретов, реквизиций воспользоваться приобретенным за годы революции.

Между тем якобинцы продолжали неуклонно проводить свою политику террора и максимума. В начале 1794 г. они сделали попытку осуществить новые социально-экономические мероприятия в ущерб крупным собственникам. 8 и 13 вантоза (конец февраля - начало марта) Конвент по докладу Сен-Жюста принял важные, имевшие большое принципиальное значение декреты. Согласно этим так называемым вантозским декретам, собственность лиц, признанных врагами революции, подлежала конфискации и бесплатному распределению среди неимущих. Врагами революции в то время считались не только бывшие аристократы, но и многочисленные представители как старой, фельянской и жирондистской, так и новой буржуазии, в частности спекулянты, нарушавшие закон о максимуме. В вантозских декретах отразились уравнительные устремления якобинцев-учеников и последователей Руссо. Если бы вантозские декреты удалось провести в жизнь, это означало бы значительное увеличение числа мелких собственников, прежде всего из рядов бедноты. Однако собственнические элементы воспротивились осуществлению вантозских декретов.

В то же время внутренняя противоречивость политики якобинцев вела к тому, что росло недовольство и на другом полюсе - в рядах плебейских защитников революции.

Якобинцы не обеспечили условий для действительного улучшения материального положения плебейства. Установив под давлением народных масс максимум на продукты питания, якобинцы распространили его и на заработную плату рабочих, причинив им тем немалый вред. Они оставили в силе антирабочий закон Ле Шапелье. Наемные рабочие, преданные борцы революции, самоотверженно трудившиеся на оборону республики, принимавшие активное участие в политической жизни, в низовых органах революционно-демократической диктатуры - революционных комитетах, революционных клубах и народных обществах, также становились все более недовольными политикой якобинцев.

Якобинская диктатура не осуществила и чаяний деревенской бедноты. Распродажу национальных имуществ использовала в основном зажиточная верхушка крестьянства, скупившая большую часть земли. В эти годы безостановочно усиливалась дифференциация крестьянства. Беднота добивалась ограничения размеров «ферм», владений зажиточных крестьян, изъятия у них излишков земли и раздела ее между неимущими, но якобинцы не решались поддержать эти требования. Местные органы власти обычно становились на сторону богатых крестьян в их конфликтах с сельскохозяйственными рабочими. Все это вызывало и среди малоимущих слоев деревни недовольство якобинской политикой.

Борьба в рядах якобинцев

Обострение внутренних противоречий в стране и кризис революционной диктатуры привели к борьбе в рядах якобинцев. С осени 1793 г. среди якобинцев начали оформляться две оппозиционные группировки. Первая из них складывалась вокруг Дантона. Один из влиятельнейших вождей революции на ее предыдущих этапах, пользовавшийся одно время наряду с Робеспьером и Маратом огромной популярностью в народе, Дантон уже в решающие дни борьбы с жирондистами проявил колебания. По выражению Маркса, Дантон, «несмотря на то, что он находился на вершине Горы... до известной степени был вождем Болота»( К. Маркс, Борьба якобинцев с жирондистами, К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. III, стр. 609.). После вынужденного ухода из Комитета общественного спасения Дантон на время удалился от дел, но, и оставаясь в тени, он стал притягательным центром, вокруг которого группировались видные деятели Конвента и якобинского клуба: Камилл Демулен, Фабр д'Эглантин и другие. За некоторыми исключениями, все это были лица, прямо или косвенно связанные с быстро растущей новой буржуазией.

Группировка дантонистов вскоре определилась как откровенно правое направление, представлявшее разбогатевшую за годы революции новую буржуазию. На страницах редактировавшейся Демуленом газеты «Старый кордельер», в своих речах и статьях дантонисты выступали как сторонники политики умеренности, спуска революции на тормозах. Дантонисты более или менее откровенно требовали отказа от политики террора и постепенной ликвидации революционно-демократической диктатуры. В вопросах внешней политики они стремились к соглашению с Англией и другими участниками контрреволюционной коалиции, чтобы любой ценой поскорее добиться заключения мира.

Но политика робеспьеристского Комитета общественного спасения встречала оппозицию и слева. Парижская коммуна и секции отражали это недовольство. Они искали путей к смягчению нужды бедноты, настаивали на проведении политики суровых репрессий против спекулянтов, нарушителей закона о максимуме и т. д. Впрочем, ясной и определенной программы действий у них не было.

Наиболее влиятельной левой группировкой в Париже после разгрома «бешеных» стали сторонники Шометта и Эбера - левые якобинцы (или эбертисты, как их стали называть позднее историки), воспринявшие ряд требований «бешеных». Степень сплоченности и однородности эбертистов была невелика. Эбер (1757-1794), бывший до революции билетером в театре, выдвинулся как один из активных деятелей клуба кордельеров. Осенью 1793 г., когда прокурором Коммуны стал Шометт, самый выдающийся представитель левых якобинцев, Эбера назначили его заместителем. Способный журналист, Эбер приобрел известность своей газетой «Отец Дюшен», пользовавшейся популярностью в народных кварталах Парижа.

Осенью 1793 г. между эбертистами, влияние которых было тогда сильно в Парижской коммуне, и робеспьеристами обнаружились серьезные расхождения по вопросам религиозной политики. В Париже и кое-где в провинции эбертисты начали осуществлять политику «дехристианизации», сопровождавшуюся закрытием церквей, принуждением духовенства отрекаться от сана и т. д. Эти мероприятия, осуществлявшиеся главным образом административными мерами, натолкнулись на сопротивление народных масс, особенно крестьянства. Робеспьер решительно осудил насильственную «дехристианизацию», и она была прекращена. Но борьба между эбертистами и робеспьеристами продолжалась.

Весной 1794 г. эбертисты в связи с ухудшением продовольственного положения в столице усилили критику деятельности Комитета общественного спасения. Руководимый ими клуб кордельеров готовился вызвать новое народное движение, на этот раз направленное против Комитета. Однако Эбер и его сторонники были арестованы, осуждены Революционным трибуналом и 24 марта казнены.

Спустя неделю правительство нанесло удар по дантонистам. 2 апреля Дантон, Демулен и другие были преданы Революционному трибуналу и 5 апреля гильотинированы.

Разгромив дантонистов, революционное правительство устранило силу, ставшую вредной и опасной для революции. Но, нанося одной рукой удар по врагам революции, якобинские вожди другой рукой наносили удар по ее защитникам. Был удален из военного министерства и вскоре арестован Бушотт. Хотя призыв Эбера к восстанию не был поддержан Шометтом и Парижской коммуной, однако Шометт был также казнен. Из Парижской коммуны, революционной полиции, секций изгнали всех заподозренных в симпатиях к эбертистам. Чтобы урезать самостоятельность Парижской коммуны, во главе ее поставили «национального агента», назначенного правительством. Все эти мероприятия вызвали недовольство в революционной столице. Робеспьеристы отсекли часть сил, поддерживавших якобинскую диктатуру.

Положение революционного правительства внешне как будто упрочилось. Всякое открытое выражение недовольства, всякая форма гласной оппозиции революционному правительству прекратились. Но это внешнее впечатление силы и прочности якобинской диктатуры было обманчивым.

В действительности якобинская диктатура переживала острый кризис, обусловленный новой общественно-политической обстановкой, сложившейся в стране после победы над феодально-монархической контрреволюцией. Между тем якобинцы, встречая все возрастающую враждебность со стороны городской и сельской буржуазии и в то же время утрачивая опору в народных массах, не знали и не могли найти путей для преодоления этого кризиса.

Руководители революционного правительства - Робеспьер и его сторонники пытались укрепить якобинскую диктатуру путем установления новой государственной религии - культа «верховного существа», идея которого была заимствована у Руссо. 8 июня 1794 г. в Париже состоялось посвященное «верховному существу» торжественное празднество, во время которого Робеспьер выступил в роли своего рода первосвященника. Но это мероприятие лишь повредило революционному правительству и Робеспьеру.

10 июня 1794 г. Конвент по настоянию Робеспьера принял новый закон, значительно усиливавший террор. В течение шести недель после издания этого закона Революционный трибунал ежедневно выносил до 50 смертных приговоров.

Победа при Флерюсе укрепила намерение широких слоев буржуазии и крестьян-собственников, крайне недовольных усилением террора, избавиться от тяготившего их режима революционно-демократической диктатуры.