Проблема свободы личности

Если сущность человека заключается в его многообразной деятельности, в идеале свободной и творческой, то становится понятным, что свобода – это одна из высших ценностей в жизни человека, без которой невозможно его становление личностью.

К вопросу о свободе личности философы обращались на протяжении всей истории философской мысли. Эта философская категория (как и другие категории) конкретно-исторична.

В античной философии понятие “свобода” рассматривалось, в основном, исходя из присущего античному сознанию космоцентризма и особенностей понимания сущности человека древнегреческими и древнеримскими философами. Философ-атомист Эпикур (4-3 вв. до н.э.) пытался обосновать возможность свободного выбора поступков человеком натурфилософски. Эпикур утверждал, что в космосе все в пределе разложимо на атомы и пустоту, в которой они движутся. Атомы падают под действием своего веса. Если Демокрит приписывал атомам лишь прямолинейное жестко детерминированное движение, то Эпикур допускал и считал закономерным спонтанное, самопроизвольное отклонение атомов от прямолинейного движения. Поэтому природные процессы, в основе которых лежит движение атомов, не могут быть определены однозначно. Человека можно представлять как “социальный атом”, у которого есть возможность свободного выбора своих действий, не определенного однозначно необходимостью, или неумолимой судьбой - от нее можно “отклониться”.

Античные философы-стоики (например, Зенон из Китиона, живший в 4-3 вв. до н.э.), в отличие от эпикурейцев, утверждали, что противостоять судьбе бессмысленно. Нужно безропотно, мужественно и с достоинством подчиняться выпавшим на твою долю обстоятельствам. Избежать природной необходимости, т.е. мировой закономерности, нельзя, нужно ее (и это!) осознать (“Судьбы ведут желающего, не желающего же тащат”). В этом - не слабость человека, не превращение его в безвольное существо, а победа над обстоятельствами, проявление свободы и достоинства человека. Для обоснования этих мыслей стоики также обращались к натурфилософии. Они утверждали, что развитие космоса строго детерминировано. Через всю материю проникает логос, единый мировой закон, Бог, судьба, творческий огонь, космический разум (напоминающий логос Гераклита или космический разум Анаксагора). Этот творческий огонь, разум, или бог, циклически порождает мир и его поглощает. Порождая мир, он предопределяет его к благу, не допуская абсолютного зла, сохраняя зло относительное как результат свободного действия человека. В целом все хорошо, разумно, к благу устроено. И, несмотря на то, что в конкретной индивидуальной судьбе все может быть плохо, все равно следует принять мир таким, каким он есть, подчинившись логосу, космической, а, значит, и своей судьбе. Осознавая неотвратимость этого, человек становится тем самым свободным. Мы не можем изменить что-либо вне нас, от нас не зависит ни наша жизнь, ни смерть, но мы можем достойно перенести все, что уготовила нам судьба. Кроме того, если считать, что судьба человека ему не известна, то это значит, что она не может определять собой его действия. Наоборот, человек, обладая свободной волей, может поступать свободно – в смысле так, как ему представляется необходимым. А если уж совсем невмоготу переносить тяготы жизни, то лучше уж покончить с собой.

В то же время, начиная с античности, свобода могла рассматриваться с точки зрения этической и политико-правовой. Например, Сократ связывал свободу с ответственностью и законными обязанностями граждан в условиях разумно и справедливо упорядоченного полиса. Поступать свободно – значит поступать разумно, наилучшим образом, то есть добродетельно, справедливо. Аристотель, ссылаясь на общепринятое мнение, перечисляя признаки демократического строя, пишет, что его основным началом считают свободу. Одно из условий свободы – по очереди быть управляемым и править. Вторым началом демократического строя считают возможность жить так, как каждому хочется, что является следствием свободы¹. А отсюда возникает стремление не быть вообще в подчинении, что совпадает с началом свободы, основанным на равноправии. В сочинениях Платона свободный образ жизни (“великое благо”) противостоит рабскому ярму. Свободный – это повелевающий собой. В окружении Платона под свободой могли понимать власть над жизнью; независимость во всем; возможность жить по-своему; щедрость в использовании имущества и владении им². Однако “ненасытная” и “неумеренная” (не признающая ограничений) любовь к свободе приводит к неразумной жизни, к несвободе, к произволу, к попиранию законов и способствует установлению тирании³.

Понятие “судьба”, которое связано с понятием “свобода”, в античности было привычным и широко употребляемым, однако в разных источниках оно трактовалось по-разному. В целом, в античной литературе судьба рассматривалась или как нечто сверхразумное, или как разумная сила, которая все собой определяет и за пределы которой не выйти. Судьба могла пониматься и как космическая природная необходимость, и как социально-этическая сила. Она не известна человеку и поэтому не может определять собой его намерения и поступки. Судьба не превращает человека в безвольное существо, действующее механически; она не предполагает отказа от понятия свободной воли. Раз человек судьбы не знает, он может поступать свободно, то есть так, как ему представляется необходимым. В трагедии Софокла “Эдип - царь” Эдип случайно убивает своего отца (он не знает, что перед ним его отец) и случайно, ничего не подозревая, женится на своей матери. Эдип, который чтит богов и обычаи, никак не мог бы желать им содеянного. Он не знал, и он не виновен. Это ужасный рок обрекает его на несчастья. Как ни пытайся, судьбы не избежать. Даже боги не могут спасти Эдипа. Эдип невероятно мучается и несет ответственность за свои деяния, ибо он поступал свободно, хоть и по незнанию. И у Гомера в “Илиаде” неумолимая судьба могущественнее богов. Ахилл, идя на бой с Гектором, знает, что следом за ним погибнет и он сам, но это его не останавливает, он спокоен и ничего не боится. И Гектор знает, что идет на гибель, что Троя будет уничтожена. Все это предопределено судьбой. Таким образом, даже если человек поступает осмысленно свободно, то и в этом случае его поведение определено судьбой: предопределено судьбой к свободе. Обратимся к трагедии Эсхила “Прометей прикованный”. Прометей, или “промыслитель”, в целом заранее знает свою судьбу, судьбу самого Зевса и вообще все, что будет. Он рассуждает так: “С величайшей легкостью принять я должен жребий свой. Ведь знаю же, Что нет сильнее силы, чем всевластный рок”¹. Даже Зевсу не уйти от своей судьбы. Античные боги вмешиваются в жизнь титанов и людей, подталкивают их к каким-либо действиям (у Эсхила, например, Аполлон заставляет Ореста мстить, чтобы восстановить справедливость). Вот и выходит, как считает хор в “Агамемноне”, что “кто виноват, разобрать нельзя”.

У Эмпедокла необходимость (Ананкэ), или судьба, представлена роковым чередованием сил Любви и Вражды. Именно это чередование превращает единое во многое и наоборот, раскрывая процесс развития космоса.

Демокрит обратил особое внимание на то, что в космосе все необходимо и однозначно определено (упорядочено?) хаотическим вихревым движением атомов. Левкипп, по свидетельствам, также считал, что ничто не происходит как попало, а лишь в силу необходимости. А необходимость и у Левкиппа, и у Демокрита – это судьба. Демокрит подчеркивал, что от природы существуют атомы и пустота, а человеческие законы создаются людьми, ставящими перед собой определенные разумные цели. Справедливым считается то, что соответствует природе, а несправедливым – то, что ей противоречит. Отсюда можно сделать вывод, что строгая закономерность (необходимость) природных явлений исключает возможность свободного поведения человека. А.С. Богомолов замечает, что Демокрит открывает путь к совмещению природной необходимости с разумной деятельностью людей². Иначе говоря, с точки зрения А.С. Богомолова, природная необходимость отнюдь не исключает свободного разумного поведения человека, а случай начинает “выглядеть” как выражение “недомыслия”, как нечто недоступное и даже враждебное разуму.

Для Платона основной космической силой, превосходящей даже богов, также является неумолимая судьба. Все совершается согласно распорядку судьбы, и в этом смысле она порождает космос. Например, в диалоге “Федон” мы встречаем рассуждение о том, что ожидает души умерших. В частности, тех, “кого по тяжести преступлений сочтут неисправимыми <…>, - тех подобающая им судьба низвергает в Тартар, откуда им уже никогда не выйти”¹. Судьба выступает первопринципом всего – и космического, и человеческого. Человеческая мысль есть подражание небесным законам, их воспроизведение и осуществление. В диалоге “Федр” Платон изображает и движение душ по небу, и их падение, и утверждает, что все это происходит по закону Адрастии, т.е. неотвратимой судьбы: “Закон же Адрастеи таков: душа, ставшая спутницей бога и увидевшая хоть частицу истины, будет благополучна вплоть до следующего кругооборота<…>. Душа, видевшая всего больше, попадет в плод будущего поклонника мудрости и красоты или человека, преданного Музам и любви; вторая за ней – в плод царя, соблюдающего законы, в человека воинственного или способного управлять<…>”². Далее, по убывающей, - попадание в плод государственного деятеля, врача, прорицателя, ремесленника или земледельца, софиста или демагога и, наконец, тирана. Будь справедлив – и получишь лучшую долю. И в “Законах” Платон пишет о том, что души изменяются согласно закону и распорядку судьбы, однако тут же замечает стихотворной строкой из Гомера, что таково правосудие олимпийских богов и их забота о людях¹. В работе “Государство” Платон замечает, что смысл бытия человека и вся его судьба зависит от того, кто кого осилит: низменное, неразумное, вожделеющее начало души или разум. Интересен рассказ отважного воина Эра, который поведал историю выбора душами своей новой жизни. На тысячный год души являются, чтобы получить себе новый удел. Они сами выбирают себе ту или иную судьбу, свое будущее неизбежное воплощение. Лишь очередность выбора (первые выбирают из большего числа судеб, т.е. находятся в несколько привилегированном положении) определяется прорицателем, бросающим жребии толпе². Выходит, что жизнь людей – это результат их свободного выбора, результат их умения и способности распознать порядочный и дурной образ жизни и выбрать лучшее, справедливое. Даже для того, кто выбирает последним, есть возможность выбрать для себя жизнь разумную и приятную. Душа настрадавшегося Одиссея, выбирая последней, с трудом, но разыскала себе жизнь обыкновенного человека, которой все пренебрегли, и была довольна. За такой выбор боги ответственности не несут, они лишь утверждают выбор. В этом плане учение Платона далеко от фатализма. Альбин в учебнике платоновской философии так передает платоновское понимание рока: “Все, говорит он, подчиняется року, но не все им предопределено, ибо действие рока подобно закону, который не может сказать, что один совершит одно, с другим случится другое <…>; но рок говорит, что при выборе такой-то жизни и по совершении таких-то поступков для души воспоследует то-то”¹. Душа свободна в своих поступках, однако неизбежность последствий поступков определяется роком. И вообще, наилучшим образом поступает именно тот, кто не перекладывает заботу о собственном счастье на плечи других людей. Однако в “Законах” Платон неоднократно подчеркивает, что человек – игрушка богов². Люди – это куклы, в которых играют боги, а цель игры – неизвестна. Это и есть наилучшее назначение человека. Нужно жить, играя. По воле судьбы людям дается определенная жизненная роль. Игра выступает в качестве основы всей человеческой жизни. И хорошие, и дурные нити нашей души приводятся в движение богами. Значит ли это, что человек ни за что не отвечает? Но, в то же время, Платон настаивает на подчинении золотой нити рассудка, т.е. нити государственного закона – “правильной” нити. Что отсюда следует? Если от богов исходит благо, им нужно безбоязненно подчиняться. Однако может быть, что среди богов есть плохие боги, которые побуждают нас к плохим поступкам. В этом вопросе разобраться человеку явно не под силу.

В средневековье проблема свободы личности раскрывается прежде всего как проблема свободной человеческой воли, за проявления которой человек несет ответственность. Бог сотворил человека обладающим свободной волей. Аврелий Августин утверждал, что свобода действий человека это, прежде всего, свободное осуществление человеком его нравственного долга, не зависящего от внешней причинности.Истинная свобода – это служение Иисусу Христу, постоянноеследование добру, постоянное стремление к богоподобию. То, что мы обыкновенно называем фортуной, управляется некоторым сокровенным повелением – Божественным промыслом. (Возникает вопрос: а можно ли Божественную причинность считать внешней?) Божественной мудростью душе дано свободное воление. Человек избирается и предопределяется к спасению непостижимой для него Божественной мудростью. Христос через людей напоминает нам внешним образом, знаками, чтобы мы, обращаясь к Нему, учились внутренне. Слова только располагают учиться. Грех совершается добровольно. Тому, кого привлекает свобода, необходимо стремиться быть свободным от всех преходящих благ.

Фома Аквинский спрашивал: обладает ли человек свободной волей? И отвечал: да, “в противном случае советы, наставления, распоряжения, запреты, награды и наказания были бы тщетны”¹. Животные наделены не свободой, а произвольностью, поступая по природе, а не из свободного выбора. Их стремления проистекают не из разума, а из природного инстинкта². В процессе реализации своего выбора человек может столкнуться с препятствиями, которые находятся вне его воли. Поэтому, хотя выбор находится в нас, его реализация все же предполагает помощь со стороны Бога. Фома Аквинский провозглашал приоритет разума над волей. Он подчеркивал, что свобода воли существует тогда, когда ее поддерживает Бог. Бог вызывает в человеке стремление поступать так, а не иначе. В христианстве есть очень сложный для понимания догмат о божественном предопределении: божественная воля предопределила одних к добру и спасению, а других – ко злу и гибели, предвидя, что они не уверуют. Фома Аквинский пишет, что предопределение можно рассматривать как часть провидения. Действительно, некоторых Бог отвергает¹. Отвержение – это часть провидения в отношении тех, кто отлучен от достижения этой цели. В предопределении содержится воля даровать милость и славу; в отвержении содержится воля попускать отвергнутым впадать в прегрешения и проклинать их за содеянные грехи². Бог любит всех людей и вообще все сотворенное, поскольку желает каждому из них некоторое благо. Но Он также не желает всем и каждому какое угодно благо. Некоторым такое частное благо как вечную жизнь Он не желает. То, что отвергнутые Богом впадают в какие-либо частные прегрешения, происходит из-за реализации ими своей свободной воли. Фома Аквинский замечает, что Бог Своею гипотетическою изначальною волей желает, чтобы все люди спаслись³. Можно было бы сказать и то, что Бог предрасположил даровать славу ввиду заслуг, и то, что Он предопределил даровать милость заслужить эту славу⁴. Предвидение заслуг не является ни причиной, ни разумным основанием предопределения. Основанием предопределения относительно следствий в целом является Благость Бога. Порядок провидения неколебим, порядок предопределения – неизменен, но при этом сохраняется и свобода воли, а потому и следствие предопределения несет в себе момент случайности⁵. Количество предопределенных неизменно. Можно содействовать предопределению, а препятствовать – нет. Провидение, частью которого является предопределение, не отменяет вторичных причин, и все, что споспешествует предопределению, подпадает под его общий порядок (молитвы и другие добрые дела).

В православной теологии утверждается, что Бог хочет, чтобы спаслись все и что предопределения к нравственному злу (в конечном счете, к погибели) не существует. Однако окончательное спасение не может быть внешним, и тут человек должен реализовать себя как существо нравственно свободное, сознательно став на путь добра, приняв спасительную благодать Бога. Разумные существа, сознательно отвергающие всякую помощь благодати для своего спасения, не могут быть спасены и по всеведению Божию предопределены к исключению из царства Божия или к погибели¹.

В сочинениях итальянских гуманистов эпохи Возрождения мы читаем о том, что свободная воля человека превращает его в творца земного бытия, способного влиять даже на фортуну (судьбу). Бог даровал человеку свободу выбора своего жизненного пути: можно максимально использовать предоставленные судьбой возможности, чтобы развить и проявить себя всесторонне, а можно опуститься на самое дно жизни. Место человека в обществе напрямую зависит от его личных заслуг и его собственных усилий. Николо Макиавелли в своем “Государе” писал, что фортуна распоряжается лишь половиной всех наших дел, другую же половину она предоставляет самим людям. Джованни Пико делла Мирандола считал, что человек – не послушный исполнитель предначертаний небесных светил. Принцип свободы лежит в основе его учения о достоинстве человека, который должен сформировать себя сам. У Петрарки мы встречаем мысль, что человек, его доблесть должны быть сильнее фортуны. Аламанно Ринуччини в своем диалоге о свободе понимает под ней некую возможность вольно жить (то есть возможность действовать и трудиться) в рамках государственных законов и обычаев¹. Тот, кого называют свободным, может пользоваться или не пользоваться свободой по своей воле. Он может быть подчинен порокам, например. Счастливого человека можно считать свободным, он может жить, как хочет, не стесненный никакими обстоятельствами, мудро подчиняясь лишь истинному разуму, что не исключает подчинения законам своего государства. Скорее всего, это и есть высшая свобода – когда мы подчиняемся законам, чтобы быть счастливыми. Кроме того, есть обычаи и гражданские нравы. Все это свободе не препятствует. Возможность быть свободным это некоторая способность, начало которой в нормальных душах заложено от природы, а затем развивается благодаря занятиям искусствами и воспитанию. Основой свободы является равенство граждан. Оно достигается в первую очередь тем, что богатые не испытывают насилия со стороны бедных, но каждый может надежно обезопасить свое добро от притязаний других лиц².

Т. Гоббс утверждал, что свободу можно правильно определить следующим образом: свобода есть отсутствие всяких препятствий к действию, точнее, внешних препятствий, которые нередко могут лишить человека части его власти делать то, что он хотел бы, но не могут лишать использовать оставленную человеку власть сообразно тому, что диктуется ему его суждением и разумом³. В добровольных действиях людей свобода и необходимость совместимы. Такие действия происте-кают из воли людей, значит, из свободы, а так как всякое проявление человеческой воли, всякое желание проистекают из какой-нибудь причины, а эта причина – из другой и так далее, то они проистекают из необходимости.

Б. Спиноза в своих трудах обращает внимание на то, что понятие свободы и понятие свободы воли – это два разных понятия. Понятие свободы не противоречит понятию необходимости. Вещь, существующая необ-ходимо, может, в то же время, быть свободной, если она существует по необходимости лишь собственной природы, и ее бытие определяется только ею самой, то есть внутренними ее законами¹. В этом смысле субстанция – природа, Бог – является абсолютно свободной, так как ее существование обусловлено только ее собственной сущностью, а не внешними причинами. Это предел любой мыслимой свободы. А как для человека? Б. Спиноза пишет: “Свободным я назвал того, кто руководствуется одним только разумом”². Человеческая свобода это “прочное существование, которое наш разум получает благодаря непосредственному соединению с Богом, с тем, чтобы вызвать в себе идеи, а вне себя – действия, согласующиеся с его природой; причем его действия не должны быть подчинены никаким внешним причинам, которые могли бы их изменить или преобразовать”³. Причем человек, руководствующийся разумом, является более свободным в государстве, где он живет сообразно с общими постановлениями (то есть с требованиями общей жизни и пользы), чем в одиночестве, где он повинуется только себе¹. Для философа разум является средством усовершенствования всего человека, основой поисков смысла жизни, достижения свободы и счастья. Следует совершенствовать свои познавательные способности, из высшей степени развития которых возникает познава-тельная любовь к Богу. А в этой вечной любви к Богу и состоит наше спасение, блаженство или свобода². Б. Спиноза пишет о том, что чем более свободным мы будем представлять себе человека, тем более будем мы вынуждены допустить, что он необходимо должен со-хранять себя и владеть своим духом (душой - mens). Свобода есть добродетель, или совершенство. Все, что обличает немощность человека, не может относиться к его свободе. Человек властен действовать по законам человеческой природы. И Бог, который абсолютно свобод-но существует, мыслит и действует, мыслит и действует также необходимо, а именно по необходимости своей природы³. Человек является лишь частичной причиной своих идей и действий, в действительности его поступки навязаны ему внешними обстоятельствами. Б. Спиноза утверждает, что человеческая свобода – это познанная человеком мировая необходимость (точка зрения, уходящая корнями в стоицизм: “судьба ведет послушного, непокорного тащит”). Ограниченность такой позиции проявляется, прежде всего, в том, что необходимость понимается Б. Спинозой фаталистически, однозначно, не учитывая понятие возможности. Природа с точки зрения философа - это бесконечная цепь причин и следствий, ничего недетерминированного законами природы нет.

Во взглядах Г.-В. Лейбница натурализма значительно меньше. Он связывает понятие необходимости с поня-тием возможности. Необходимое – это то, противо-положное и противоречащее чему невозможно, а возмож-ное – это то, что допускает ту или иную противопо-ложность тем или иным фактам, событиям. Возможным является все то, что включает какую-то степень совер-шенства; осуществляется же то возможное, которое совер-шеннее противоположного; и это не в силу собственной природы, но в силу общего установления Бога производить наиболее совершенное¹. Г.-В. Лейбниц выделяет несколько разновидностей необходимости соответственно тому, какие возможности они допускают. Необходимость, поня-тую в духе Б. Спинозы (т.е., по сути, лишающую человека свободного выбора), философ называет слепой. Абсолют-ная необходимость допускает только одну возможность события и исключает любую ему противоположность. Но она, вместе с тем, допускает всякое существование, за исключением самопротиворечивого. Самая совершенная свобода состоит именно в том, чтобы ничто не мешало действовать наилучшим образом. Как считает Г.-В. Лейбниц, действовать свободно и действовать разумно это одно и то же, потому что чем человек свободнее, тем реже его разум приходит в замешательство под натиском аффектов². Свободное – это то же самое, что и спонтанное в соединении с рациональным, и хотеть – это обращаться к действию под влиянием воспринятого интеллектом основания³. Основание, в силу которого свободный ум выбирает одно, а не другое, исходя при этом или из совершенства вещи, или из нашего несовершенства, не уничтожает нашей свободы¹. Возможность свободного выбора зависит от познания человеком блага, от состояния его духовного развития, от его нацеленности на самосовершенствование и устремленности к лучшему. Только чуждая власть и наши собственные страсти делают нас рабами. Максимальной свободой обладает только Бог, способный к абсолютному знанию, которое позволяет ему действовать по сознательно выбранным основаниям.

“Человек рождается свободным, но повсюду он в оковах” – знаменитая фраза, принадлежащая Ж.-Ж. Руссо. Великий мыслитель во фрагменте “О рабстве” (политический трактат “Об общественном договоре”) утверждает: “<…>Отказаться от своей свободы – это значит отречься от своего человеческого достоинства, от прав человеческой природы, даже от ее обязанностей. Невозможно никакое возмещение для того, кто от всего отказывается”². Родина не может существовать без свободы, свобода без добродетели, добродетель без граждан. Поэтому воспитание граждан – главнейшее дело. Без этого все, включая правительство, будут лишь жалкими рабами³.

П. Гольбах писал, что человек как “часть природы” полностью подчинен природной необходимости, и все моменты его жизни строго причинно обусловлены. Для человека свобода есть не что иное, как заключенная в нем самом как в природном существе необходимость. И в человеке, и в природе ничто не происходит случайно. Человек абсолютно не свободен. Философ считает, что необходимость, управляющая движениями физического мира, управляет также всеми движениями мира духовного, в котором все подчинено фатальности. Жизнь людей детерминирована законами природы. Однако тот же П. Гольбах (в соответствии с просветительскими взглядами и отступая от натурализма) признает, что поступки могут совершаться и под влиянием мыслей, идей (“размышлений” и “разума”), а также их словесных выражений. Хорошая книга может тронуть сердце государя и существенно повлиять на жизнь народа. Выявление социокультурных мотиваций поступков приводило французских просветителей-материалистов к выводу о том, что люди могут целенаправленно, сознательно устранять преграды на пути к человеческому счастью, а это означает признание свободы.

К.А. Гельвеций подчеркивал, что свобода человека состоит в свободном пользовании своими способнос-тями. Человеку присуще естественное право свободно мыслить и действовать. Мы свободны в выборе средств, с помощью которых мы стремимся достичь счастья. Тогда “свободен” означает то же, что и “просвещен”. Необходимо избрать путь, наиболее соответствующий интересам, вкусам, страстям¹. “Есть в сущности только один-единственный закон – это естественный закон, - который управляет всем на основе небольшого числа принципов, применимых ко всем предметам, интересующим человечество. Естественное право – это право каждого человека заботиться о своей безопасности, о сохранности своего имущества и прежде всего это – самая широкая свобода, которая сама по себе исключает свободу применять вред”¹.

И. Кант в своей работе “Критика практического разума” утверждает, что счастье представляет собой такое состояние разумного существа, когда все в его существовании происходит согласно его воле и желанию². А в работе “Основы метафизики нравствен-ности” можно прочитать, что свободу необходимо предполагать в качестве свойства воли любого разумного существа³. Свободой нельзя назвать свойство воли действовать в соответствии с законами природы. Наоборот, свобода – это такое свойство воли человека как разумного существа, когда она может действовать независимо от посторонних определяющих ее причин. Однако это не означает, что свободная воля человека вообще не подчиняется законам. Мы уже говорили о том, что для И. Канта свободная воля и воля, добровольно подчиняющаяся нравственным законам – это одно и то же. И. Кант подчеркивает, что государственный строй, основанный на наибольшей человеческой свободе согласно законам, благодаря которым свобода каждого совместима со свободой всех остальных, есть необходимая идея, которую следует брать за основу при создании конституции государства и каждого закона⁴.

Для Г.В.Ф. Гегеля человек, прежде всего, есть “мыслящий дух”, который должен рассматривать себя в качестве свободного от отношений, царящих в природе¹. Понятие “свобода” относится у философа, прежде всего, к мышлению, к духовной, нравственной деятель-ности. Субстанция духа есть свобода, то есть независимость от некоего другого, отношение к самому себе². Истина, как сказал уже Христос, делает дух свободным, свобода делает его истинным. Г.В.Ф. Гегель подчеркивает: я только тогда истинно свободен, если и другой также свободен и мной признается свободным³.

Ф. Энгельс писал: нев воображаемой независимости от законов природы заключается свобода, а в познании этих законов и в основанной на этом знании возможности планомерно заставлять законы природы действовать для определенных целей. Это относится как к законам внешней природы, так и к законам, управляющим телесным и духовным бытием самого человека. Свобода воли означает, следовательно, не что иное, как способность принимать решения со знанием дела⁴.

С точки зрения К. Маркса, свободная сознательная деятельность составляет родовой признак человека. Свобода личности, социальной группы или общества заключается в способности выбирать, принимать решения со знанием дела. Реальная основа повышения степени свободы людей – совершенствование общественных отношений, которые должны дать полный простор для всестороннего развития личности, для превращения труда в труд творческий, приносящий удовольствие, являющийся средством саморазвития человека, для создания общества, в котором свободное развитие каждого является условием свободного развития всех.

Сёрен Кьеркегор утверждает: первое проявление понятия “я” - это свобода¹. Главная задача человека - не в обогащении своего ума различными познаниями, но в воспитании и совершенствовании своей личности, своего “я”². Философ пишет: “Каждый человек имеет свою историю, отличающуюся от всех других, т.к. она слагается из совокупности его отношений ко всем другим людям и ко всему человечеству; в такой истории может быть много горестного, и все же, только благодаря ей человек является тем, что он есть. Для того чтобы решиться выбрать себя самого нужно поэтому обладать мужеством: выбор только, по-видимому, способствует наибольшему обособлению человеческой личности, на самом же деле, благодаря выбору, человек еще крепче срастается с корнем, на котором рядом с ним держится и все человечество”³. Речь идет о свободном самоопределении личности, о свободном выборе человеком себя самого, своего цельного “я”, который философ называет “или-или”. Этот выбор свидетельствует о пробуждении сознания, в нем проявляется чувство собственного достоинства человека. Чем более человек углубляется в свое “я”, утверждает С. Кьеркегор, тем более чувствует, что выбрать себя самого значит не только вдуматься в свое “я” и в его значение, но сознательно взять на себя ответственность за всякое свое дело и слово. Такой выбор перерождает человека. Причем, для С. Кьеркегора “или-или” обозначает главным образом не выбор между добром и злом, но сам акт выбора, благодаря которому выбираются или отвергаются добро и зло вместе. Если пропустить момент выбора, за человека его сделает сама жизнь, и он потеряет себя самого, свое “я”. Главное, как считает философ, заключается не в том, чтобы обладать тем или иным значением в свете, но в том, чтобы быть самим собой. Последнее – в воле каждого человека¹. В моменты выбора, открывая для себя свое подлинное существование, человек испытывает экзистенциальный страх перед неопределенностью. В таком состоянии мы представляется себе в истинном свете. Способность к свободному выбору и принятие ответственности за него - отличительная черта свободного человека. Пример экзистенциального выбора: библейская ситуация “Авраам – Исаак”. Авраам искренне и страстно любит Бога больше всего на свете, а Бог в доказательство этой любви требует от Авраама принести в жертву сына Исаака. Что делать Аврааму? Жертвуя Исааком, он не только поступит вопреки отцовской любви, но и вопреки общепринятой морали. Да и где гарантия, что этого требует Бог, а не дьявол?

Ж.-П. Сартр категорично утверждает: мы не выбираем быть свободными, мы приговорены к свободе² Человек совсем не является вначале, чтобы потом быть свободным, но нет различия между бытием человека и его “свободным-бытием”³. Быть свободным – это значит быть-свободным-чтобы-изменять. Мы свободны, когда конечная граница, посредством которой мы показываем себе, чем мы являемся, есть цель, то есть объект, который еще не существует¹. Бытие, называ-емое свободным, - это бытие, которое может реализо-вывать свои проекты². Бытие, которое просто есть то, чем оно является, по Ж.-П. Сартру, не могло бы быть свободным. С его точки зрения, свобода – это как раз то ничто, которое содержится в сердце человека и которое вынуждает человеческую реальность делать себя, вместо того чтобы только быть. Для человека быть – это значит выбирать себя, переживать невыносимую необходимость делаться бытием до малейшей детали³. Свобода есть выбор своего бытия, однако, не основание его. Здравый смысл утверждает: мы не можем изменять ни ситуацию, ни себя. История любой жизни, какая бы она ни была, есть история поражения. Коэффициент враждебности вещей (а вещи, по Ж.-П. Сартру, это реальности, наделенные коэффициентом враждебности и используемости. – Г.К.) таков, что нужны годы терпения, чтобы получить самый незначительный результат. Человек представляет собой “бытие сделанное”, сделанное климатом и почвой, расой и классом, языком, историей общности, частью которой он является, наследственностью, индивидуальными обстоятельствами своего детства, приобретенными привычками, большими и малыми событиями своей жизни⁴. Однако философ Ж.-П. Сартр, вопреки здравому смыслу, подчеркивает, что свобода есть ускользание от вовлеченности в бытие, она есть двойное ничтожение бытия - бытия, которым она является, и бытия, среди которого она есть⁵. Свобода, являясь “бытием-без-опоры, без-трамплина”, проектом, чтобы быть, должна постоянно обновляться. Человек выбирает себя непрерывно и никогда не может быть в качестве выбранного¹. Человеческая реальность может выбрать себя как она хочет, но не может не выбирать себя, она не может даже отказаться от того, чтобы быть (самоубийство – тоже выбор быть)². Свобода первоначально есть отношение к данному. Она определяется целью, проектируемой ею же. Именно цель проясняет то, что есть (недостаточность того, что есть, или, как выразился философ, свобода полноту бытия окрашивает в недостаточность).

К. Ясперс по поводу свободы высказался так: свобода – это преодоление того внешнего, которое все-таки подчиняет меня себе. Однако свобода есть вместе с тем и преодоление собственного произвола. Свобода совпадает с внутренне наличествующей необходимостью истинного. Будучи свободным, я хочу не потому, что я так хочу, а потому, что я уверен в справедливости моего желания. Поэтому притязание на свободу означает желание действовать не по произволу или из слепого повиновения, а в результате понимания³. Свобода человека неотделима от сознания им своей конечности, подчеркивает К. Ясперс. Человек осознает свои границы, свое бессилие перед смертностью, хрупкостью своего существования. Конечность человека есть, во-первых, конечность всего живого. Он зависит от окружающего его мира, от питания и показаний его органов чувств; он отдан во власть безжалостного немого и слепого процесса; он должен умереть. Конечность человека есть, во-вторых, его зависимость от других людей и созданного людьми мира. Конечность человека, состоит, в-третьих, в познании, в его зависимости от данного ему опыта. Человек осознает свою конечность, прилагая к ней масштаб безусловного и бесконечного. Конечность человека не завершаема. Он хочет стать тем, чем он может быть. Незамкнутость – знак его свободы¹.

Как верно отмечает С.Н. Чухлеб, философии экзистенциализма соответствует формула “Человек может выбрать все, что угодно, главное, чтобы выбор его был свободен”².

Как подчеркивает выдающийся русский философ Н.А. Бердяев, свобода есть основной внутренний признак каждого существа, сотворенного по образу и подобию Божьему; в этом признаке заключено абсолютное совершенство плана творения³. Именно в свободе, в свободной любви к Богу, в свободном соединении с Богом заключается основа совершенства и добра. В мире, с точки зрения философа, действуют три принципа – Промысел, то есть сверхмирный Бог, свобода, то есть человеческий дух, судьба, рок, то есть природа, осевшая, отвердевшая из меонической, темной свободы. Взаимодействие этих трех принципов и составляет всю сложность мировой и человеческой жизни (а заодно и сложность понимания оригинальной трактовки свободы Н.А. Бердяевым – Г.К.)⁴. Бог-Творец сотворил человека по своему образу и подобию, то есть творцом, и призвал его к свободному творчеству, а не к формальному повиновению своей силе. Творчество, то есть переход небытия в бытие, считает Н.А. Бердяев, по метафизической своей природе есть всегда творчество из ничего, то есть из меонической первоначальной свободы, свободы ничто, предшествующей самому миротворению. Этот элемент свободы, уходящий в добытийственную бездну, есть в каждом творческом акте человека¹. Свобода есть внутренняя творческая энергия человека. Для человека творчество не может быть лишь творчеством “из ничего”, оно предполагает использование материала. Но в творчестве все же есть элемент творения “из ничего”, а именно из самого собственного свободного желания творить, создавать то, чего раньше не было. В своей работе “Смысл творчества” философ определяет свободу как безосновную основу бытия. Она не является произволом, то есть свободой отрицательной (например, как свобода в грехопадении, когда творение, в силу присущей ему свободы избрания пути, отпало от Творца). Свобода не сотворена и не детерминирована Богом-Творцом, она вкоренена в Ничто, из которого Бог сотворил мир, она первична и безначальна. Таким образом с Бога-Творца снимается ответственность за свободу, породившую зло². Определение свободы как выбора возможности, с точки зрения Н.А. Бердяева, есть лишь формальное ее определение. Настоящая свобода обнаруживается не тогда, когда человек должен выбирать, а тогда, когда он уже сделал выбор. Итак, есть первичная иррациональная меоническая свобода, кроме нее философ выделяет свободу принять Бога, то есть рациональную свободу, подразумевая под ней сознательное принятие и подчинение христианским ценностям. Из произведений Н.А. Бердяева можно сделать вывод о еще одной свободе, которая проникнута любовью Бога; это свобода будущего преобразования мира на началах соборности.

Известный русский религиозный философ И.А. Ильин выделял взаимосвязанные внешнюю и внутреннюю свободы личности. Внешняя свобода (“свобода от”) это свобода веры, воззрений, в которую другие люди не имели бы права вторгаться с принудительными предписаниями, хотя человек и нуждается в общественном воспитании. Без этой свободы челове-ческая жизнь не имеет ни смысла, ни достоинства. Мыслитель видит смысл жизни в том, чтобы любить, творить и молиться. Внешняя свобода дается человеку для внутреннего самоосвобождения. Внутренняя свобода – это духовное самоопределение человека, ориентирующегося в идеале на высшие ценности, на познание истины, добра, красоты, на общение с Богом. Внутренняя свобода обращает свои требования к себе самому – внешне-нестесненному – человеку. Это духовная свобода¹. При этом возможен конфликт человека с потребностями его тела, с душевными влечениями. Найти силу для такой борьбы – значит заложить основу своего духовного характера, добыть себе “самостоянье”, или внутреннюю свободу. И.А. Ильин утверждает, и с ним можно согласиться: “Свободен не тот человек, который предоставлен сам себе, которому нет ни в чем никаких препятствий <…>. Свободен тот, кто приобрел внутреннюю способность созидать свой дух из материала своих страстей и своих талантов <…>. Воистину свободен духовно-самостоятельный человек <…>”. Воспитание в любви и вере побуждает к внутренней свободе².

Глубокие исследования проблемы свободы принадлежат видному философу русского зарубежья С.А. Левицкому (1908-1983), который последовательно рассмотрел проблему свободы действия, проблему свободы выбора и проблему свободы самого хотения, в которой, как он считает, и заключается собственное ядро вопроса¹. Проблему свободы действия С.А. Левицкий считал внешним слоем проблемы свободы, где вопрос ставится не о границах хотения, а о границах практических возможностей ее проявления². Эти границы поставлены, прежде всего, строением тела, законами физиологии и законами материального мира вообще. Философ справедливо подчеркивает “растяжимость” этих границ. Намного сложнее проблема свободы выбора. В ней вопрос ставится о внутренних границах самого хотения. Способна ли воля выбирать между мотивами, или она – лишь регистратор, приводящий в действие наиболее сильный мотив? Далее философ пишет о том, с чем трудно не согласиться. Наш опыт нам доказывает, напоминает С.А. Левицкий, что мы способны выбирать между мотивами в случае их приблизительной силы (в случае явного неравенства сил выбор совершается автоматически, ведь в этом случае, по сути, нет выбора, а есть прямое следование мотиву)³. Однако наше “я” вмешивается в грозящую “ничью” мотивов или просто отказывается что-либо решать, при этом прибавляя свой, третий, мотив. И то, что представляется свободным актом выбора-решения, на самом деле предопределено моим характером, воспитанием, средой и т.д. То есть мой свободный акт выбора на деле может оказаться не выбором, а тем же автоматическим следованием сильнейшему мотиву, о котором человек может и не догадываться. С.А. Левицкий верно подчеркивает, что выбирать для человека – мучительно, особенно когда предметов выбора много. И человек может выбрать далеко не самое лучшее, лишь бы только покончить с самой необходимостью выбирать, освободившись от “свободы выбора”. Поэтому психологическое, субъективное ощущение свободы или несвободы не является доказательством свободы или несвободы. И совершенно правильный вывод философа: в рамках психологии вопрос о свободе неразрешим. Поэтому необходимо обратиться к философии, что С.А. Левицкий и делает, рассматривая гносеологию и онтологию свободы. Традиционно вопрос о свободе воли ставится в двух вариантах: 1) моя воля есть одно из звеньев в сложной цепи мировой причинности и тогда она несвободна; 2) моя воля обладает способностью к самопроизвольным актам и способна нарушать цепь причинности. С.А. Левицкий считает, что защищать свободу воли можно, признавая самобытность духовного начала. Только идеалистическая онтология, уточняет философ, способна создать предпосылки для философии свободы. Вопрос об отношении человеческой воли к Божьей воле является, с точки зрения мыслителя, главным пунктом всей проблемы свободы¹. Человек “нравственно вменяем”, то есть ответственен за свои грехи. С.А. Левицкий напоминает: Августин учил, что человек до грехопадения обладал способностью свободного выбора – мочь не грешить. Но в акте грехопадения это свобода была утрачена. В грешном своем состоянии человек не может не грешить, и спастись может только благодатью Божьей. Лютер писал, что свобода есть божественное свойство. Свобода человека была бы не согласуема со всемогуществом и со всеведением Божьим. Всякое тварное бытие целиком определяется волей Божьей уже в силу своей тварности. Человеку остается беспрекословное смирение и нерассуждающая вера. С точки зрения С.А. Левицкого, истинный смысл суждения “Бог сотворил человека свободным” не может быть понят только рационально, так как в нем перекрещиваются сверхрациональное (Абсолют) и иррациональное (свобода, ведь она мыслится нами в связи с небытием, а оно само по себе немыслимо). Однако “в проекции на плоскость разума” это суждение означает, что всемогущий Бог свободно ограничил свое всемогущество (и всеведение), ибо захотел сотворить свободу, а над ней нельзя властвовать, не убив ее. Ибо Бог захотел, чтобы свобода свободно признала Его власть, но не как свое поражение, а в смысле признания Его абсолютного превосходство по ценности¹. Поэтому Бог наделил свободное человеческое существо способностью не только принимать решения, но и создавать новые качества в мире и в самом себе. Всякое творчество происходит во времени. Но Бог сверхвременен. Божье всеведение носит характер не предвидения (видения будущего из прошлого), а провидения. Как сказал Августин, Божественное видение есть видение в вечном настоящем. Антиномия всемогущества и свободы, как считает С.А. Левицкий, остается неразрешимой рационально: “Все попытки снять эту антиномию путем отрицания одного из его положений <…> приводят к кошмару предопределения или к трагедии неприкаянной свободы”². Теологический детерминизм приводит к кальвинизму – учению о вечном предопределении. Бог при этом, с точки зрения С.А. Левицкого, превращается в чудовище, не считающееся с императивами Добра. А если все предопределено, то нет никакой вины в пороке и заслуги в добродетели.

Бытие, пишет С.А. Левицкий, свободно постольку, поскольку оно может быть иным, поскольку в нем есть небытие. Истинная свобода не означает витания в неопределенности и несвязанности, а неразрывно связана с творческой активностью. Правильно понятая идея свободы требует идеи необходимости как своего естественного противовеса¹. Только эта необходимость должна быть ограничена некоей низшей сферой бытия – в противном случае необходимость поглотила бы свободу. Понятие свободы требует понятия материала, знания законов этого материала, среды приложения творческой активности, противостоящих свободе. Истинная свобода, верно считает философ, есть не безответственная игра неповторимыми возможностями, а их осуществление, отягощенное ответственностью соответствующих знаний. В мире, в котором все возникало бы и исчезало бы безо всякой закономерности, свободный дух не мог бы воплощаться, так как не мог бы учитывать материал своего воплощения. Деятельно осуществляемая свобода предполагает возможность свободного выбора между двумя или более возможностями. Но подлинная свобода означает нечто большее, чем только выбор. Она означает творческое искание новых путей и возможностей. Само наличие готовых путей, между которыми нужно выбирать, почти предрешает решение. Свобода всегда есть выход из круга данностей, есть прорыв к новому, есть усмотрение и реализация новых ценностей¹. Чем свободнее наша воля, тем менее приходится нам иметь дело с муками выбора. Тогда свобода самого хотения делает излишним необходимость выбирать.

С.А. Левицкий подчеркивает, что свобода не является исходным пунктом развития человечества – она скорее тонкий и хрупкий плод культуры². Анархия несет с собою не свободу, а дикий произвол хищных индивидов и демагогизированных масс³. Объективный смысл существования правового государства заключается в охране свободы граждан. Освобождением от тирании и эксплуатации не кончается, а скорее начинается одиссея свободы, так как внешнего освобождения мало. Важно преодоление тех соблазнов, которые таятся на дне свободы и угрожают ей изнутри. Важно преображение темной, иррациональной свободы произвола в светоносную свободу духа. Важно преодоление ощущения свободы как пустоты, требующей заполнения и заполняющей себя обычно порочным содержанием. Важно согласование личной свободы со свободой моих ближних и дальних. Важно преодоление идололатрии свободы, под маской которой скрывается одержимость гордыней или бегство в безответственность⁴. С.А. Левицкий, рассматривая проблему свободы, не обходит вниманием оригинальное учение Н.А. Бердяева. Он считает, что это учение страдает “идололатрией свободы”⁵. Личность у Бердяева одержима свободой, вместо того, чтобы владеть свободой. Бездна первичной свободы, изначально неподвластной Богу, является источником зла, но также источником всякого творчества. Нет никакой силы, считает С.А. Левицкий, которая бы насильно заставила человека идти по пути Добра. Идущий по пути зла теряет свою свободу, становясь игрушкой в пределе сатанинских сил. Вторичная свобода, о которой пишет Н.А. Бердяев, предохраняет человека от соблазнов зла, но ведет, с точки зрения С.А. Левицкого, к принудительной добродетели. А в таком добре мало добра, так как оно теряет духовность. Насильственно-законническое добро становится инквизиторским и диалектически превращается в источник нового зла. По Н.А. Бердяеву, сам миф о грехопадении свидетельствует о бессилии Творца предотвратить зло, исходящее из свободы, которую Он не сотворил. Исход из этой трагедии свободы трагичен: самораспятие Бога. Если человек свободно отвечает на эту жертву, то темная свобода просвещается божественным светом изнутри и входит в Царство Божие. Происходит преодоление соблазнов свободы свободным приятием благодати Божьей. С.А. Левицкий считает, что возводить свободу в ранг пра-Абсолюта – значит лишить ту же свободу онтологического фундамента, обожествить всякое творчество и явить сверхморализм (т.е. стать “по ту сторону добра и зла”) и обожествление Ничто¹.

Так что же такое свобода? Наиболее распространенное определение: свобода – это способность человека действовать в соответствии со своими интересами и желаниями². Свобода – это самостоятельное распоряжение человеком самим собой, выбор собственного жизненного пути и самоопределение в его рамках¹. Философский энциклопедический словарь уточняет: свобода - это “способность человека к активной деятельности в соответствии со своими намерениями, желаниями и интересами, в ходе которое он добивается поставленных перед собой целей”². На мой взгляд, такое определение можно принять в качестве базового. Под свободой воли, как правило, понимают способность человека к самоопределению в своих действиях³. Сама же воля – это сознательное и свободное устремление человека к осуществлению своей цели, которая для него представляет определенную ценность⁴.

Свобода - это свобода выбора с обязательным признанием ответственности за него. Свобода исторически конкретна и относительна. Люди обладают определенной свободой в выборе целей и средств, способов и форм деятельности, определенной свободой в мыслях, намерениях, интересах, выбирая стратегию своего поведения из определенного спектра возможностей. (Можно говорить не только о свободе действия и слова, но и свободе мысли и чувства, свободе мировоззрения.) При этом люди ограничены исторически-конкретными объективными социокуль-турными условиями, преломленными через их субъективность, определенными обстоятельствами своей жизни, на которые влияют социокультурные факторы, а также своими индивидуальными особенностями (степенью развития умственных и физических способностей, уровнем духовной культуры человека, например). Необходимо “считаться” с природой, то есть не только не наносить ей вред, но и способствовать ее сохранению и развитию. Поэтому на степень свободы личности влияют и природные факторы (состояние экологии, климат, ландшафт например). Если человек работает с природными материалами, то он обязан изучить свойства этих материалов. Иначе он просто не достигнет цели.

Ограничить свободу развития человека, свободу его самореализации как человека, раскрытия им своих способностей и возможностей может такой социальный процесс как отчуждение. Об отчуждении писали многие философы (Т. Гоббс, Ж. -Ж. Руссо, Г.В.Ф. Гегель, Л. Фейербах и др.), однако глубже всего, на мой взгляд, это понятие было исследовано в философии марксизма. В своей работе “Экономическо-философские рукописи 1844 года” К. Маркс задается вопросом: в чем же заключается отчуждение труда? И отвечает: во-первых, в том, что труд (который, по К.Марксу, есть проявление родовой жизни человека) является для рабочего чем-то внешним, не принадлежащим к его сущности; в том, что он в своем труде не утверждает себя, а отрицает, чувствует себя не счастливым, а несчастным, не развивает свободно свою физическую и духовную энергию, а изнуряет свою физическую природу и разрушает свои духовные силы. Это – принудительный труд, это средство для удовлетворения всяких других потребностей, но не потребности в труде. Труд принадлежит не рабочему, а другому, и сам он в процессе труда принадлежит другому¹. В результате получается, что человек чувствует себя свободно действующим только при выполнении своих животных функций – при еде, питье, в половом акте, в лучшем случае еще расположась у себя в жилище, украшая себя и т.д. Жизнь оказывается лишь средством к жизни – для поддержания физического существования. Отчужденный труд отчуждает от человека его собственное тело, как и природу вне его, как и его духовную сущность, его человеческую сущность. Непосредственным следствием того, что человек отчужден от продукта своего труда, от результатов своей деятельности, которые принадлежат другому, от своей жизнедеятельности, от своей родовой сущности, является отчуждение человека от человека. Частная собственность на место всех физических и духовных чувств ставит отчуждение всех этих чувств – чувство обладания¹.

К. Маркс и Ф. Энгельс исследовали, прежде всего, экономическое отчуждение, или отчуждение труда в обществе с частной собственностью. Отчужденный труд порождает нечеловеческие отношения между людьми, ибо люди становятся конкурентами в борьбе за существование, начинают принадлежать к противоположным социальным слоям. Отчуждение является всеобщим – и рабочий теряет свою человеческую сущность, и капиталист. Жизнь людей в условиях экономического отчуждения их калечит, делает частичными, лишает возможностей развиваться самостоятельно и гармонично.

Господство частной собственности формирует в обществе соответствующую систему ценностей, которые воспитывают в человеке, прежде всего, чувство обладания, владения. Кроме того, такие важные производственные функции как контроль за производством и его результатами, организация труда, также не принадлежат рабочему, отчуждены от него. По крайней мере, это верно для капиталистического общества, современного К. Марксу. Можно еще анализировать политическое отчуждение, когда власть выглядит как совершенно чуждая народу сила, а народ лишен реальной возможности влиять на политические процессы в стране. Политическое отчуждение связано с усилением бюрократизации общества и ведет к произволу и насилию. Личностное начало в людях обесценивается, личность превращается в винтик экономической, политической и бюрократической машины, в вещь, которой можно манипулировать. Можно писать о разных проявлениях отчуждения духовного, когда, например, человек лишен возможности свободно наслаждаться шедеврами искусства, развивая в себе чувство прекрасного... В.Е. Кемеров пишет об отчуждении с социально-экологической точки зрения, имея в виду отчуждение общества от природы¹.

Следует помнить, что человек, по мере становления личностью, может влиять на факторы и обстоятельства, ограничивающие его свободу. Необходимым условием снятия отчуждения является упразднение частной собственности. Общество должно быть преобразовано так, чтобы дать каждому человеку возможность развиваться свободно, творчески, всесторонне, в гармонии с людьми и природой. Труд должен превратиться в средство саморазвития человека и приносить ему удовольствие. Тема свободного труда, приносящего радость, труда по призванию в философской литературе поднималась многократно. Так, например, понимал сродный труд выдающийся украинский философ Г. Сковорода.

Проблема отчуждения исследовалась не только философами и экономистами, но и философски развитыми литераторами. В качестве примера можно привести творчество австрийского писателя Франца Кафки (1883-1924), которому выпало жить в застойной атмосфере Австро-Венгерской монархии, опирающейся на деспотическую государственную машину. Его творчество - реквием по утраченной человеком собственной сущности. Герои произведений Ф. Кафки часто обезличены, не имеют полных имен – на их месте может оказаться любой другой человек. Йозефу К. (роман “Процесс”) постепенно становится ясно, что все на свете имеет отношение к суду. Правового государства, оказывается, больше нет, несчастному обвиняемому остается один выход – сразу признать свою виновность, даже не зная, в чем она. Человек всегда виноват перед тоталитарной Системой и ее Законом - прежде всего в том, что он еще не потерял чувства собственного достоинства, свое “я”. Замок графа Вествеста (роман “Замок”) – часть бюрократической Системы, которая унижает человека, подавляет в нем стремление любить, искренне сострадать и сорадоваться, творить новое, поступать свободно. Система, уничтожающая человеческое “я”, превращает человека в обезличенное беззащитное насекомое (рассказ “Превращение”). Тоталитарная система формирует особый тип человека, лишенного личной ответственности, подавленного страхом, слепо исполняющего чью-то волю. И сегодня тема отчуждения актуальна. Это следует из творчества таких философов как Э. Фромм, Ж.-П. Сартр, Г. Маркузе и др.

Уточним приведенное в философском энциклопедическом словаре определение: под свободой личности можно понимать способность личности к активной деятельности со знанием дела, в соответствии со своими намерениями, желаниями, интересами, в процессе которой он добивается поставленных перед собой целей. Считаю, что определение свободы как независимости от внешней причинности не является корректным. Просто нужно, осознав внешнюю причинность, сделать ее причинностью внутренней, то есть внутренними мотивами, целями деятельности человека. Что означает поступать “со знанием дела”? Свобода невозможна без осознания своего общественного долга, необходимости поступать нравственно, без осознания необходимости учитывать в своей деятельности законы существования и развития природы, общества и человека. В противном случае степень свободы будет мала, и на достижение поставленных целей можно не рассчитывать. Произвол же (про-из-вол, то есть действия из собственной воли и только) оборачивается абсолютной несвободой.

Подлинно свободный выбор – выбор в соответствии с сущностью и природой человека, его мировоззрением. Тогда почему человек часто отказывается от этого блага, воспринимая свободу как тяжкое бремя, прячась за придуманные кем-то схемы и шаблоны, готовые решения, живя по “накатанной колее”, поступая “как все”, вживаясь в чужую судьбу? Свободы без ограничений не бывает, как не бывает ее без ответственности перед обществом и природой (а для верующих, прежде всего, перед Богом) за свои (и чужие!) поступки, мысли, чувства и слова. Поэтому и говорят – “бремя свободы”, имея в виду эту ответственность. Достойно нести это бремя способен человек, ставший (или становящийся) личностью. Каждый решает для себя сам, становиться ли ему личностью или же примкнуть к массе, быть обезличенным человеком из толпы, просто “одним из многих”. Толпа, масса такую ответственность (подчас тяжелую) не осознает и не несет, у нее слово “свобода” ассоциируется с тем, что легко и приятно. Современный философ Г.Л. Тульчинский по этому поводу верно замечает: “Духовные итоги ХХ в. парадоксальны для человека: с одной стороны, его обостренное чувство собственной индивидуальности и свободы, с другой – бегство от самого себя и распыление. <…>ХХ век принес осознание того, что главное не борьба за свободу и даже не достижение свободы, а переживание свободы, способность ее вынести”¹.

Степень свободы личности соответствует степени свободы общества. Например, с точки зрения религиозных философов идеал общественного развития - Царство Божие на земле. Как писали русские мыслители 19 века А.С. Хомяков и И.В. Киреевский, соборность (т.е. свободное объединение людей на основе любви к Богу), цельность общества имеет своим условием свободное подчинение отдельных личностей абсолютным ценностям. Талантливый русский философ В.С. Соловьев подчеркивал, что степень подчинения человека обществу должна соответствовать степени подчинения самого общества нравственному добру.