1.2 Археологические исследования с.И. Руденко в Минусинской котловине.

Под его руководством прошло две экспедиции – Абакано-Минусинская 1920 г. и экспедиция в Челябинскую и Кустанайскую губернии 1921 г.

В результате этих исследования был получен разнообразный материал, характеризующий различные этапы тагарской культуры. Итоги проведенных исследований были проанализированы ученым и опубликованы в 1929 г. во французском журнале «L’Anthropologie» в виде обобщающей статьи. На русском языке подобная статья не выходила. Раскопанные погребения С.И. Руденко хронологически отнес к концу бронзовой эпохи без разделения на какие-либо этапы⁴. В связи с этим ученым в статье 1929 г. была дана общая характеристика всем раскопанным им памятникам. Особое внимание ученый уделил изучению вопроса о способе погребения.

1.3 Исследования в Горном Алтае в 1920-е и 1950-е годы.

Установление хронологии и культурная интерпретация памятников Алтая скифской эпохи являлись центральными темами в научной деятельности С.И. Руденко.

С.И. Руденко был не согласен с датировками больших «алтайский» курганов (Пазырык-I–V, Шибе, Туэкта-I–II, Берель и др.), которые предлагали М.П. Грязнов, С.В. Киселев, К. Йеттмар, Л.А. Евтюхова, Л.Р. Кызласов, К.Ф. Смирнов. Он также не принял концепцию «ранних кочевников» М.П. Грязнова, в рамках которой выделялось три этапа их развития. По мнению исследователи, критерии для выделения, например, майэмирского этапа (конская узда; форма бронзовых зеркал; полное отсутствие железных орудий) при внимательном их рассмотрении не выдерживали критики.⁵С.И. Руденко считал, что все имеющие материалы позволяют датировать горно-алтайские курганы с каменной наброской скифским (VII–IV вв. до н.э.) временем . Кроме датировки каждого из больших «алтайских» курганов исследователь, опираясь на результаты дендрохронологического анализа И.М. Замоторина (1952), указал на последовательность сооружения этих памятников с точностью до одного года.⁶

Определяя хронологические рамки скифской культура Горного Алтая, исследователь указывал, что наиболее ранние курганы с каменной наброской, можно датировать VII в. до н.э., а поздние – IV в. до н.э. В качестве обоснования верхней границы культуры, он обращал внимание на отсутствие в имеющемся материале китайских вещей эпохи ранних Хань и предметов греко-бактрийского происхождения. ⁷Избрание для нижней границы скифской эпохи VII в. до н.э. не случайно, поскольку в то время эта дата уже устоялась в академических кругах, что естественно оказывало давление на ученого и не давало ему выйти за ее рамки при анализе начальных этапов культуры.

Отдельный интерес у С.И. Руденко вызывала социальная история пазырыкского общества. Изучая эту проблему, он во многом высказывал идеи, сходные с позициями других исследователей. В зависимости от монументальности сооружений ученый предлагал подразделить курганы скифского времени на три основных группы, каждая из которых соответствует определенному социальному статусу умерших людей. В результате такого подхода выделялись: 1) погребения рядовых номадов; 2) курганы знати (племенной и/или родовой); 3) погребения вождей племен. ⁸Давая такую традиционную для того времени трехуровневую стратификацию кочевого социума, С.И. Руденко подчеркивал, что уровень имущественной дифференциации у «горно-алтайцев» был ниже, чем у саков или скифов Причерноморья. Следствием этого явилось наличие в пазырыкском обществе не только знатных, но и зажиточных семей, у которых в частной собственности находилось больше скота, чем у других соплеменников.

Особое внимание С.И. Руденко обратил на вопрос о рабстве у кочевников Алтая. Исследователь отмечал, что прямых свидетельств о формах зависимости у «пазырыкцев» нет. В тоже время, он не исключал существования домашнего рабства, что было весьма характерно для других народов древности.

Не меньший интерес у С.И. Руденко вызывали особенности общественной организации номадов Алтая, в структуре которой он выделял рода и племена. Во главе племени, по его мнению, стояли старейшины, а в военное время их функции переходили к вождям и военачальникам. Вождей и старейшин выбирали через народное собрание. Существовал также совет старейшин, регулирующий межплеменные отношения.⁹

Важным достижением в палеосоциологических реконструкциях С.И. Руденко является планиграфический анализ могильников.¹⁰Он первый указал на перспективность такого метода и продемонстрировал его возможности на примере памятников Горного Алтая. По мнению исследователя, курганная группа – это кладбище одного рода. Некрополь в долине Пазырык он предложил рассматривать как погребения вождей племен из трех родов или семей, что хорошо прослеживается по планиграфии памятника. Так, в пределах Пазырыкского могильника С.И. Руденко выделил три группы: 1) курганы №1 и №2; 2) курганы №3 и №4; 3) стоящий особняком курган №5. Немного позднее ученый пришел к однозначному выводу, что в урочище Пазырык похоронены представители только от трех семей, а не от родов.¹¹Несмотря на то, что по многих вопросам мнение С.И. Руденко совпадало с точками зрения других исследователей Горного Алтая, тем не менее, в ряде случаев он активно критиковал позиции своих оппонентов. Так, наибольшие разногласия у С.И. Руденко возникли с М.П. Грязновым, в частности по проблеме так называемых «посмертных даров», на основании анализа которых М.П. Грязнов предложил реконструкцию структуры «горно-алтайских» племен.¹²С.И. Руденко, критикуя М.П. Грязнова и поддержавших его С.А. Токарева и К. Иеттмара , отмечал, что материалы по скифской эпохе Горного Алтая «…не дают оснований видеть в погребенном инвентаре вещи, дарованные, а не принадлежащие умершим, и тем более приписывать феодальные отношения обществу горно-алтайских племен…». Доводы же М.П. Грязнова, сделанные на основании материалов из Первого Пазырыкского кургана, исследователь считал не обоснованными. Археолог отмечал, что погребенные верховые кони принадлежали исключительно умершему, а разные метки на ушах лошадей свидетельствуют лишь о том, что они могли иметь когда-то разных хозяев.¹³С.И. Руденко также обратил внимание на однотипность конского снаряжения и на то, что отдельные его элементы, неоднократно чинились. Это обстоятельство исключало вывод М.П. Грязнова о том, что они изготовлялись специально для погребения и приносились, как и лошади, в дар к умершему вождю. Завершая обзор социальных разработок С.И. Руденко можно сделать следующие выводы. Прежде всего, надо отметить, что в его работах прослеживается определенное принижение уровня социально-экономического и политического развития общества скотоводов Алтая. Это связано с методологическими принципами исторического материализма, на которых базировалось исследование ученого.¹⁴К этому надо добавить, что на методологию наложились определенные идеологические догмы, широко распространившиеся в науке в 30-х – начале 50-х гг. XX в. Поскольку по господствующему в то время мнению ученых и идеологов, «пазырыкцы» не «дотягивали» по имеющимся в их культуре признакам до уровня рабовладельческой формации, поэтому возникла необходимость обоснования более низкого развития номадов. Особенно отчетливо такая тенденция наблюдается в монографиях С.И. Руденко, изданных в 1952 и 1953 гг. В этих работах, в качестве определенного теоретического обоснования своего исследования ученый в ряде случаев по вопросам социальной истории ссылается на работы И.В. Сталина. В этой связи представляется не случайным стремление археологов и историков того времени показать «пропорциональную» зависимость богатства и социального статуса: чем знатнее человек, тем выше у него уровень материального благополучия, тем сильнее он эксплуатирует сородичей, соплеменников.¹⁵

В настоящее время выводы С.И. Руденко, несомненно, нуждаются в уточнении и пересмотре. Тем не менее, они явились отправной точкой в формировании основных задач и подходов в развитии этого направления изучения пазырыкской культуры Горного Алтая.

Значительный вклад ученый внес в изучении искусства скифской эпохи. Комплексное исследование этой проблемы позволило С.И. Руденко указать на то, что пазырыкское искусство имеет много общего с ранними произведениями искусства скифов Северного Причерноморья, а также с искусством Передней Азии, прежде всего, ахеменидского периода. При этом исследователь особо подчеркнул, что для ранних памятников (VI в. до н.э.) номадов Алтая характерен особый стиль в изображении животных – расчленение их тела системой завитков и треугольников. В более поздний период (V в. до н.э.) в изображениях животных уже ярко проявляются влияние Переднеазиатских художественных традиций. Исследователь также обратил внимание, что если связи с Передней Азией на всем протяжении развития пазырыкской культуры носили устойчивый характер, то с Китаем такие контакты были эпизодическими.¹⁶

Следует отметить, что при всех недостатках социальных разработок С.И. Руденко, тем не менее, он внес большой вклад не только в изучении социальной истории кочевников, но и в целом в разработку методики палеосоциологических реконструкций. Исследователь прекрасно продемонстрировал возможности комплексного подхода к таким реконструкциям на основе привлечения археологических, этнографических, палеозоологических и антропологических данных. Особое внимание было обращено на критерии социальной стратификации, в качестве которых рассматривались монументальность сооружения, состав инвентаря, объём трудозатрат на сооружение кургана и т.д. Нужно подчеркнуть и успешное применение С.И. Руденко планиграфического анализа Пазырыкского могильника. Основным итогом социальных разработок С.И. Руденко стала выработка трехуровневой модели социального развития номадов Горного Алтая, которая заложила фундамент для дальнейших исследований в этом направлении.

В 1954 г. закончились экспедиционные археологические исследования С.И. Руденко.