7. Общественное движение / 4. Либерализм / Кони о Кавелине

!ШЗ&Ч

1L

з1\\

f 7­го мая 1885 г,

ПАМЯТИ

Очекъ А. Ѳ. КОНИ.

ОТТИСКИ ИЗЪ ИСТОРНЧЕСКАГО ЖУРНАЛА „РУССКАЯ СТАРИНА •шш

ѴкіМ

2007110829

ПАМЯТИ КОНСТАНТИНА ДМИТРІЕВИЧА КАВЕЛИНА

t 7­го мая 1885	г.
; 7­е мая 1885 г. было днемъ новой и великой	печали для всего русскаго об­

щества, для всего народа русскаго: въ этотъ день скончался Константинъ Дмитріевпчъ Кавелпнъ. Одного этого имени довольно, чтобъ понять ту тя­ жесть утраты, которая постигла наше отечество. Въ ряду многочисленныхъ статен, явившихся въ печати по поводу этой новой могилы—безспорно одна изъ самыхъ замѣчательныхъ, по глубинѣ мысли и изяществу формы, принад­ лежите А. Ѳ. К...; статья эта помѣшепа въ газетѣ „Недѣля" (1885 г., JV» 19)

и мы обратились къ уважаемому автору съ просьбою дозволить ее перепеча­ тать на стр. „Русской Старины". Получивъ согласіе А. Ѳ. К... на ея пере­ печатку, приводимъ этотъ вполнѣ художественный очеркъ нравственной лич­ ности незабвеннаго К. Д. Кавелина.

Ред.

I.

Бываютъ люди уважаемые и въ свое время полезные. Они честно осуществляли въ жизни все, что имъ было „дано", но за­ тѣмъ, по праву усталости и возраста, сложили поработавшія руки и остановились среди быстро бѣгущихъ явленій жизни, какъ пограничные столбы былого труда и былого нравственнаго вліянія. Новыя поколѣнія проходятъ мимо, глядя на нихъ, какъ ла почтенные остатки чуждой имъ старины; живая связь между ихъ замолкнувшею личностью и вопросами и потребностями дня утрачена или не чувствуется—и сердце ихъ, когда­то горячее и отзывчивое, бьется инымъ ритмомъ, безгласное и безучастное­ къ явленіямъ окружающей дѣйствительности. Холодное уваженіе про­ вожаете ихъ въ могилу, и больное чувство незамѣнимой потери,

незамѣстимаго пробѣла не преслѣдуетъ тѣхъ, кто возвращается отъ этой могилы, такъ какъ имъ пришлось засыпать въ ней

4 ПАМЯТИ КОНСТАНТИНА ДМИТРІЕВИЧА КАВЕЛИНА

усопшаго, который уже давно не былъ живымъ отголоскомъ ихъ нравственныхъ тревогъ и упованій.

Но есть и другіе люди—немногіе, рѣдкіе. Въ житейской битвѣ они не кладутъ оружія до конца. Ихъ воспріимчивая голова и чуткое сердце работаютъ дружно и неутомимо покуда въ нихъ горитъ огонь жизни. Они умираютъ какъ солдаты въ ратномъ строю, ' на дѣйствительной службѣ, не увольняя себя ни въ за­ пасъ, ни въ безсрочный отпускъ, и уже чувствуя дыханіе смерти, холодѣющими устами еще шепчутъ свой нравственный пароль и

лозунгъ. Жизнь часто				не щадитъ ихъ — и			на закатѣ дней, въ
годы обычнаго для всѣхъ отдыха и квіетизма,							наноситъ ихъ уста­
лой, но стойкой душѣ тяжелые					удары.	Но­ за то—ничто изъ об­
ласти	живыхъ		общественныхъ		вопросовъ не остается имъ чуж­
дымъ.	Вступая		въ жизнь съ		однимъ поколѣніемъ,			они дѣлятся
знаніемъ		съ другимъ,		работаютъ рука		объ руку съ третьимъ,
подводятъ		итоги мысли		съ четвертымъ,		указываютъ		идеалы	пя­
тому... и сходятъ со сцены всѣмъ имъ						понятные, близкіе,			бод­
рые и поучительные до конца.					Они не	„переживаютъ" себя,			ибо

жить для нихъ не значитъ только существовать, да порою обра­ щаться къ своимъ, нерѣдко богатымъ, воспоминаніямъ... Ихъ чуж­ дый личныхъ разсчетовъ внутренній взоръ съ тревожною надеждою всегда устремленъ въ будущее, и въ ихъ многогранной душѣ всегда найдутся стороны, которыми она тѣсно соприкасается съ на­ строеніемъ и стремленіями лучшей части современнаго имъ общества.

Однимъ изъ такихъ людей былъ К. Д. Кавелинъ, опущен­ ный сегодня въ могилу.

Еще недавно можно было надѣяться, что его здоровый въ су­ ществѣ своемъ и крѣпкій организмъ осилитъ и побѣдитъ недугъ. Но этого не случилось, и не смотря на старанія лучшихъ вра­ чей и нѣжный уходъ близкихъ, однимъ изъ благороднѣйшихъ и глубоко просвѣщенныхъ русскихъ людей стало меньше. Жизнь, полная труда, безупречная по своей чистотѣ, богатая по своему вліянію, прекратилась, и нравственный обликъ усопшаго, при­ влекательный въ своей неизмѣнности, возстаетъ вполнѣ закон­

ченный надъ	его только­что		засыпанною	могилою.	На­ край
ея сошлись	представители	разнообразныхъ		слоевъ	общества,
люди разныхъ положеній и,		что главное, разныхъ, раздѣленныхъ
десятками лѣтъ, поколѣній.		И	старый, быть	можетъ	близкій въ

f 7­го лая 1885 г.

5

свою очередь къ концу „человѣкъ сороковыхъ годовъ", и бывшій петербургскій студента начала „шестидесятыхъ годовъ", и ми­ ровой носредникъ „перваго призыва", и военный юриста „вось­ мидесятыхъ годовъ", и писатель, и ученый, и художникъ, и бѣд­ някъ изъ Андреевскаго прихода—пришли посреди внушительной процессіи, пестрой по составнымъ частямъ, единой по чувству, проводить его прахъ. И въ томъ, что каждый изъ нихъ, неза­ висимо отъ сознанія общей утраты, могъ по­своему, лично скорбѣть о Кавелинѣ и вспоминать о немъ какъ объ учителѣ. совѣтникѣ, другѣ, помощнике — выразилась особенность его до­ рогой и незабвенной для знавшихъ его личности.

Его кончина еще слишкомъ близка и горечь ея еще слиш­ комъ чувствительна, чтобы говорить о его жизни, о его рабо­ тахъ, чтобы представить въ связной картинѣ каждый трудовой годъ этого пахаря на нивѣ русскаго просвѣщенія и развитія. Современемъ чья нибудь талантливая рука начертитъ его образъ во всѣхъ подробностяхъ и передастъ читателю о его юныхъ годахъ, озаренныхъ уроками Бѣлинскаго, о его первыхъ шагахъ на ученомъ "поприщѣ, о его вступленіи въ кружокъ—единственный въ своемъ родѣ —кружокъ Грановскаго, Кудрявцева и Бѣлинскаго, куда недав­

. ній ученикъ и восторженный поклонникъ вошелъ какъ равный по праву ума, таланта и знанія. Будущій біографъ разскажетъ, какъ, не будучи, по старому русскому выраженію, „духомъ перегибателенъ", Кавелинъ не остался въ сторонѣ, замкнувшись въ себя и въ свое офиціальное дѣло, при одной домашней исторіи московскихъ профес­ соровъ, но возставъ на несогласную съ его убѣжденіями терпи­ мость къ неприглядному житейскому явленію, вышелъ въ отставку. Онъ остановится съ любовью и уваженіемъ на 1857 годѣ, кото­ рый снова призвалъ Кавелина на кафедру въ Петербургъ и далъ ему, кромѣ слушателей­студентовъ, еще одного, юнаго, надъ цар­ ственною головою котораго вились самыя свѣтлыя надежды. Обра­ тясь къ носившемуся тогда надъ Россіею какъ благовѣстъ съ высоты престола призыву совлечь съ себя „иго рабства", онъ съ благодарнымъ чувствомъ укажетъ на горячую и благородную дѣя­ тельность Кавелина по отношенію къ вопросу освобожденія кресть­ янъ, — укажетъ на его рѣчь на извѣстномъ московскомъ обѣдѣ 28­го декабря 1857 г., въ которой такъ ясно и возвышенно опре­ дѣлена культурно­историческая роль дворянства, и на его зна­

6	ПАМЯТИ КОНСТАНТИНА ДМИТРІЕВИЧА КАВЕЛИНА
менитую	записку, гдѣ, безъ колебаній и недомолвокъ, съ трезвою

рѣшительностыо, была впервые категорически выражена мысль о необходимости свободы съ надѣломъ,—мысль, возбудившая мно­ гихъ противъ автора и осуществленная однако чрезъ два года, какъ неизбѣжный исходъ... И долгіе годы со времени вторич­ наго оставленія кафедры до самой кончины дадутъ богатый ма­ теріалъ біографу для изсбраженія того, какъ этотъ выдающійся человѣкъ поставленный въ самую скромную служебную обста­

новку, умѣлъ всецѣло, словомъ и дѣломъ,	служить родинѣ	во
всѣхъ важнѣйшихъ вопросахъ обновленія ея	внутренняго строя
и сѣять „разумное, доброе, вѣчное" то какъ	изслѣдователь	на­

роднаго быта, то какъ юристъ, то какъ мыслитель и тонкій ма­ стеръ слова. Глубина его знаній, блескъ его ума и способность отдаваться всякому предпринятому труду всѣмъ своимъ суще­ ствомъ будутъ ярко блистать при разборѣ его сочиненій, изъ которыхъ послѣднее,—плодъ долгихъ думъ и сложной внутрен­ ней работы,—появилось лишь за три мѣсяца до смерти автора...

Но теперь еще не настало для этого время, и глазъ, отума­ ненный невольно набѣгающею слезою безвозвратной разлуки, не­ можетъ еще обнять картины дѣятельности Кавелина во всю ея ширину. Личность обществённаго дѣятеля еще заслоняется лич­ ностью дорогого человѣка, въ его частной жизни, пріемахъ, при­ вычкахъ. Въ умѣ знавшихъ его лично возстаетъ его не отвле­ ченный, но живой образъ. Не хочется вѣрить, что онъ умеръ,­— кажется, что вотъ­вотъ въ среду дружескаго кружка войдетъ онъ обычными большими шагами, слегка сгорбивъ широкія плечи, и заговоритъ симпатичнымъ, негромкимъ, но яснымъ голосомъ, весело и умно смотря проницательными темными глазами, въ которыхъ горѣлъ юношескій огонь, не ослабленный 66­ю годами жизни, усѣявшей серебромъ его іороду и виски... „Однажды вечеромъ я возвращался съ Бѣлинскимъ откуда­то домой, раз­ сказываетъ Панаевъ въ своихъ воспоминаніяхъ о 1839 годѣ. На Арбатской площади попался намъ навстрѣчу молодой человѣкъ небольшого роста, полный, румяный, очень пріятной наружности, съ вьющимися темными волосами, въ очкахъ; на немъ былъ сту­ денчески сюртукъ. Увидѣвъ Бѣлинскаго, студентъ бросился съ юношескимъ, неудержимымъ увлеченіемъ къ нему и съ жаромъ схватилъ его руку..." Къ концу жизни эти вьющіеся волосы порѣ­