Политическая риторика

Политическая риторика – один из видов ораторского искусства. Развитие его тесно связано с развитием демократических учреждений; оно возникает там, где народные массы начинают принимать участие в государственных делах, и следовательно, лица, желающие влиять на ход государственных дел, должны обладать искусством убеждения.

Впервые П.К достигло значительного развития в Сиракузах в начале V в. до Р. Хр.; оттуда оно перешло в Афины, где процветало в течение V и в особенности IV в. (Демосфен, Исократ, Лисия, Эсхин), затем в Рим, где оно особенно развилось в последний период Республики (Гортензий, Катон Старший, Цезарь, Цицерон). Характер ведения дел на политических собраниях древности давал возможность произносить длинные речи: оживленные прения имели место довольно редко; вероятно, вследствие этого древние ораторы почти всегда писали свои речи заранее, выучивали их наизусть, тщательно вырабатывая мимику, и затем декламировали; импровизация встречалась редко; искусства оратора и актера были в близком родстве, нередко первый брал уроки у последнего.

В средние века не было места для П.К. Оно возродилось в новое время вместе с возникновением парламентских учреждений.

Особого расцвета эта отрасль ораторского искусства достигла в эпоху Революций Нового времени. Каждая конституционная страна, каждая крупная политическая партия выставляет нескольких крупных политических ораторов. Политическое красноречие нового времени резко противоположно Политическому красноречию древности. Характер парламентских и внепарламентских прений сравнительно редко дает возможность заранее подготовиться к речи; подготовка состоит в приобретении знаний, научном ознакомлении с предметом прений, выработке способности говорить экспромтом, возражая на замечания противников. Тщательно обдуманная жестикуляция, заранее подготовленные повышения и понижения голоса везде, не исключая и Франции, повели бы за собою фиаско речи, которая по современным требованиям, даже будучи подготовлена заранее, должна звучать, как импровизированная.

В понятие ораторского искусства для политического оратора входит, таким образом, не только умение составить хорошую речь и хорошо произнести ее, но также находчивость; последняя нужна как для того, чтобы искусно парировать возражения противников, так и для того, чтобы самому отыскивать у противников слабые места и метко возразить на них или выставить их на всеобщее осмеяние. Это уменье составляет искусство дебатера, входящее как составная часть в искусство политического оратора.

Другою отличительною чертою современного П. красноречия является его простота; только у романских народов, преимущественно у французов, допускаются риторические украшения, напоминающие речи Цицерона и других ораторов древности. Наиболее важные по значению политические речи произносятся обыкновенно в парламентах: но гораздо большее их количество говорится на народных собраниях, в особенности во время политических выборов. Сообразно с этим П. красноречие делится напарламентское и внепарламентское.

Парламентские речи адресуются непосредственно к депутатам — следовательно, к людям образованным и специально подготовленным к обсуждению каждого данного вопроса; но так как у депутатов взгляды бывают обыкновенно составлены заранее, то оратор редко рассчитывает убедить их в чем-нибудь; для парламента каждая речь имеет скорее значение манифеста какой-либо группы депутатов. Зато парламентские речи всегда печатаются и в печатном виде читаются народными массами; а так как в печатном отчете все чисто ораторские достоинства речи пропадают, то ораторы заботятся преимущественно о богатстве фактического содержания их, о строгой логичности и убедительности.

Напротив того, речи в народных собраниях имеют в виду непосредственно толпу и потому стремятся повлиять на чувства, причем ораторы не всегда заботятся даже о точности сообщаемых ими фактов.

По Аристотелю красноречие принято делить на три рода: судебное, совещательное и торжественное.

Если слушатель выступает судьей того, что уже совершилось, перед нами судебное красноречие. Поэтому судебные речи обвиняют или оправдывают, говорит философ. Это, в самом деле, особый случай, и он может иметь место не только в настоящем суде. Суть именно в том, что события уже свершились и надо принять ту или иную их версию. Причем от слушателей, что для риторики существенно, ход самих событий не зависит.

Если же слушатель выступает «судьей» того, что должно случиться (например, бросает в урну бюллетень), перед нами совещательное красноречие. Дело совещательных речей, говорит философ, склонять или отклонять. Это существенно иной случай. Решая вопрос о том, имел ли место поджог или пожар был случайностью, слушатель не вправе сказать: «Я хочу, чтобы это был поджог, и да будет так!» Но, решая вопрос о выборе президента, слушатель может и даже должен рассуждать следующим образом: «Я хочу, чтобы выбрали моего кандидата, да будет так! Я сам приложу к этому свои силы». Поэтому эмоциональные аргументы получают здесь гораздо большее оправдание, чем тогда, когда мы решаем, что же именно произошло на самом деле.

Третий случай, по Аристотелю, состоит в том, что слушатель является простым зрителем. Назначение торжественной речи, по словам философа, хвалить или порицать. Разумеется, такая речь формирует определенное мнение, на основании которого слушатель в будущем будет поступать так или иначе, но в момент произнесения речи слушатель не стоит перед выбором, от него не требуется никаких действий, и именно поэтому Аристотель выделяет этот случай как самостоятельный. В остальном же торжественное красноречие близко к совещательному, так как обращено только в будущее потенциальное, возможно, очень отдаленное, возможно, размытое. Так, восхваление героя может привести к тому, что слушатель когда-нибудь станет ему подражать. Совещательное же красноречие обращено в актуальное, ближайшее будущее.

 

Вот яркий пример торжественного красноречия. Перикл произносит речь на могиле павших воинов. При этом он прославляет и пропагандирует определенные политические идеи:

 

«Наш государственный строй не подражает чужим учреждениям; мы сами скорее служим образцом для некоторых, чем подражанием другим. Называется этот строй демократическим, потому что он зиждется не на меньшинстве, а на большинстве их [граждан]» (цитируется по Фукидиду).

Политическое красноречие – это в первую очередь красноречие совещательное. Сам Аристотель, говоря о совещательных речах, называет их темами финансы, вопросы войны и мира, охраны страны, снабжения ее продовольствием, выработку законодательства. Политическое красноречие обращено в будущее. От воли его слушателей зависит не только принятие решения (скажем, при голосовании), но и в определенной мере общественное поведение (трудолюбие, лень, решимость, мужество, терпение, скепсис – все это персонажи общественной драмы). Поэтому политическое красноречие захватывает и зону красноречия торжественного, направленного на воспитание определенных качеств, на мобилизацию определенных психологических ресурсов. Кроме того, в наше время, когда предвыборные кампании длятся месяцами, возникает и красноречие промежуточного вида – совещательное, ибо в конечном счете речь идет о единовременном акте выбора, и в то же время торжественное, так как реальный выбор все-таки далеко. В отдельных случаях, когда речь идет об анализе прошлого, политическое красноречие сближается с судебным, но эта связь слаба.

Основная задача политической риторики – убеждать.

Мир убеждающих речей можно представить себе как систему четырех взаимозависимых типов: ораторика, гомилетика,дидактика и символика.

Ораторика – то, что Аристотель называл судебным и совещательным красноречием – решает злободневные задачи, черпая свои темы из актуальной действительности. Ораторика рассчитана на достижение конкретного результата, на убеждение колеблющихся или даже несогласных. Она достаточно напориста, но она же склонна к диалогу и всегда чутко реагирует на возражения оппонентов. Каждое выступление оратора можно понять как реплику в большом диалоге: на ораторику отвечают ораторикой же. Предвыборные выступления кандидатов, например, – это типичная ораторика

Гомилетика в узком смысле слова – это теория церковных проповедей. Однако термин понимают и шире, особенно при противопоставлении ораторике. В широком смысле слова гомилетика – то, что Аристотель называл торжественным красноречием. В отличие от ораторики гомилетика не склонна оперировать казусами. Ее излюбленный прием – развернутая метафора, притча. Гомилетика – это всегда истолкование действительности, это обязательно проповедь неких положений или воззрений, которые разворачиваются чаще всего с помощью уподоблений. Гомилетика и ораторика взаимно дополняют друг друга. Торжественная, «тронная» речь признанного политического лидера, моралиста, пользующегося широкой общественной поддержкой.

Символика – это редкий и особый случай убеждающей речи. Государственная гомилетика иллюстрирует положения какого-то важного государственного текста – конституции, декларации, манифеста, хартии. Если даже за политической проповедью не стоит определенный письменный текст, то она опирается на определенный символический ряд. Все эти питающие гомилетику тексты высшего уровня, писанные и реже неписанные, мы и называем символикой.

Ораторика тоже заинтересована в символике, но связана с ней по-другому: она черпает оттуда общие места и словесные формулы. Это хорошо видно по количеству библеизмов, встречающихся в речи христианского оратора даже тогда, когда он участвует в злободневной полемике, а не произносит проповедь. Нечто сходное наблюдается и в политической области. Советские судебные ораторы постоянно ссылались на «советский образ жизни», на «моральный облик советского человека», т.е. на советскую символику, например, на «моральный кодекс строителя коммунизма». Для символических текстов характерна особая смысловая емкость. Это одновременная реализация двух стратегий: метафорической, основанной на уподоблении, и метонимической, основанной на казуальности. Символические тексты сразу и обобщают, и говорят о конкретном. Они принадлежат и горнему, и дольнему мирам. В этом и состоит их специфика. Они выполняют в политике и религии ту же роль, что аксиомы в науке.

Дидактика – это убеждение в форме обучения. Любое обучение – это утверждение определенной картины мира. Дидактика опирается на символику, как наука на аксиоматику. В основе любой картины мира лежат аксиоматические представления: постулаты Евклида, представления об историческом прогрессе, библейская картина мира, марксистская диалектика, просветительские идеи и т.д. Дидактика не развивает изначальных символов, как это делает проповедь, поучение, но имеет дело со знаниями, полученными на основе символики и упорядочивает их в своих классификациях. Ее главная стратегия – установление родовидовых отношений. Излюбленный прием дидактики – дефиниция.

Ярким примером дидактики в нашем недалеком прошлом были политзанятия. Цель этих занятий состояла в том, чтобы наложить на жизнь определенную идеологизированную координатную сетку. Слушателю объясняли, например, что общество состоит из классов, что есть эксплуататоры и эксплуатируемые, что между ними существуют антагонистические противоречия, что в основе экономической жизни лежат производительные силы и производственные отношения и т.д.

«Политграмота» была задумана как дидактическое закрепление определенной политической идеологии, определенного видения мира. Дидактика консервативна. Если символику можно ниспровергнуть, как можно отказаться от аксиомы, то заменить одну дидактику другой, одни громоздкие умственные построения другими достаточно сложно. Вот почему дидактика становится дисфункциональной, когда меняется аксиоматика, когда ниспровергаются символы.

Ораторика и гомилетика пользуются данными дидактики как научно доказанными и общественно признанными теоретическими положениями.

Литература:

А. Аристотель Риторика. Поэтика .Издательство: Лабиринт   , 2011 г.

Г.Хазагеров. Политическая риторика: Часть 2. Мир убеждающей речи и судьба русской политической риторики.

Василий Павлович Москвин. Риторика и теория коммуникации: Виды, стили и тактики речевого общения. Издательство: Книжный дом "ЛИБРОКОМ"   , 2012 г.