13.Финал на улице:

Там повозка, на ней сидят: весь цирк, Крысолов, Танцовщица, Художник, они медленно едут то улице и исчезают вдали. Звучит песня, которая звучала вначале.

исходники

По преданию, летом 1284 года бродячий музыкант избавил город от наводнивших его крыс, выманив их звуками флейты и утопив в реке Везер. Не получивши за это условленной платы, Крысолов в отместку увёл из города всех детей.

Улица, по которой дети ушли из Гамельна, ещё в XVIII веке называлась Беззвучной улицей. На ней никогда не раздавались звуки песен или музыкальных инструментов.

На старой городской ратуше была сделана надпись: «В году 1284 чародей-крысолов выманил из Гамельна звуками своей флейты 130 детей, и все они до одного погибли в глубине земли».

Иногда предполагается также, что крысы, пришедшие в легенду позднее, навеяны не только реальными обстоятельствами, так как в Средние века они действительно представляли собой бедствие для многих городов, хотя и не в столь драматической форме, как рассказывает легенда, но и древними германскими верованиями, будто души умерших переселяются именно в крыс и мышей, собирающимися на зов бога Смерти. В виде последнего, при такой интерпретации, представляется дудочник.

Иоганн Гете стихотворение «Крысолов»

Певец, любимый повсеместно, Я крысолов весьма известный, И в этом городе с моим Искусством впрямь необходим. Хоть крыс тут водится - дай боже, Да и хорьков как будто тоже, - Мне стоит только заиграть, И вам их больше не видать. Певец, хвалимый повсеместно, Я также детолов известный. Под лютню запою, и вмиг Стихают детский плач и крик! И как мальчишки ни резвятся, И как девчонки ни дичатся - По струнам проведу рукой, И все они бегут за мной. Певец, честимый повсеместно К тому ж я женолов известный. Такого городишка нет, Где мною не оставлен след. Пускай девицы боязливы, Молодки чинны и спесивы - Все покоряются сердца Искусству пришлого певца. Перевод - В. Бугаевского

Но не знают эти люди -

   Зреет туча злобой лютой,

   Маршируют отовсюду

   Сотни лап.

   Из Щелкунчиковой сказки

   От начала до развязки

   Черной траурной окраски

   Крыс полки

   Выгрызли из строчек буквы,

   Выползли из закоулков,

   Злые дьявольские куклы -

   Вопреки!

   Кошек нет, и нет спасенья,

   На восьмое воскресенье

   Крысы съели все посевы

   Хлеб и рожь.

   Напустили дикий голод

   На могучий славный город

   И когда наступит холод -

   Пропадешь.

   Но беда беде начало,

   Смерть немного заскучала.

   Ветер снова источает

   Тлена смрад.

   Это едет злая леди

   В черной призрачной карете

   Убивает жрица смерти

   Всех подряд.

   Не успели уберечься,

   Нет и кошек после сечи,

   Даже некому перечить -

   Их беда.

   Крысы жизни затоптали,

   Черной Смертью вскоре стали,

   И молитвы замолчали

   Навсегда.

У Крысолова - домашний хлеб,

   У Крысолова в миру бардак,

   Четыре счастья и восемь бед

   Он с болью сплевывает в кулак.

   И длится торг уже семь часов,

   Слова расчетливы и честны.

   А на другой пиале весов -

   "За крыс свои мне отдайте сны"

   В его речах неприкрытый йод,

   А флейта - страшное колдовство,

   Никто не знает, куда ведет

   Ее волшебное естество -

   Тростинкой встала среди зимы

   Из той могилы, где погребен

   Ребенок, умерший от чумы

   И ставший первым ее рабом.

   Чья жизнь прервалась, ладонь пуста,

   А смерть - начало другим смертям.

   Питал он сердцем тростинки стан,

   Чтоб только несколько зим спустя

   Заворожила своей игрой

   Живых и мертвых, волков, ягнят.

   Правитель кошек вершит добро,

   В сердечной мышце мотив храня.

   И манит крыс на нездешний зов,

   А флейта время ломает вспять,

   И эта сила пророчит то,

   Что Черной Даме не устоять.

   На этих правилах договор

   В их руки врезал свою печать,

   Бубонной даме наперекор -

   Чужого темного палача.

   Им Крысолов дал один наказ -

   Все окна к ночи свои забить.

   А сам он крыс изведет за раз,

   И можно будет о них забыть...

  

   IV

   По улицам, брошенным тварями темными,

   По призрачным крышам, пустым коридорам,

   По затхлому тлену в пустующих комнатах,

   По кромке разрушенных стен и заборов,

   Мелодия льется по узким карнизам,

   Меж труб водосточных взвывая порою,

   В час поздний, ночной, когда спят даже мысли.

   Меж волком и псом, петухом и совою.

   Проносится мимо костей мародеров,

   Рискнувших нажиться в домах опустевших,

   На выходе пойманных девушкой в черном.

   Не знают оттуда живыми ушедших.

   Идет вдоль домов с кружевными крестами -

   Домов, где когда-то спасался Единый,

   Сейчас же остался лишь нимб над костями,

   И ворон с монахом теперь побратимы.

   И шепотом, нотой, тягучим напевом

   Вливается в уши предвестница мести.

   Выходят на улицы, справа и слева,

   Полчища смерти, пушистые бестии.

   За музыкой призраком едет карета,

Проплывают облака,

Это жизнь проплывает, походит,

Привыкай, привыкай,

Это смерть мы в себе несем,

Среди черных ветвей облака

С голосами, с любовью.,

Проплывают облака,

Это дети поют обо всем,

Слышишь ли, слышишь ли ты

В роще детское пенье?

Блестящие ветви дождя.

Переплетаются звенящие голоса.

Возле узких вершин

В новых сумерках на мгновенье

Видишь, сызнова, видишь сызнова

угасшие небеса.

Проплывают облака, проплывают,

Проплывают над рощей,

Где-то льется вода,

Только плакать и петь вдоль осенних оград,

Все рыдать и рыдать, все смотреть вверх,

Быть ребенком ночью,

И смотреть вверх, только плакать и петь

И не знать утрат,

Где-то льется вода вдоль осенних оград,

Вдоль деревьев неясных,

В новых сумерках пенье, только плакать и петь,

Только листья сложить,

Что-то выше нас, то-то выше нас

Проплывает и гаснем,

Только плакать и петь,

Только плакать и петь,

Только жить.

1И. Бродский. Романс Крысолова. Поэма «Шествие»

24