Д.А.Леонтьев

Жизненный мир человека и проблема потребностей

Понятие потребности является одним из ключевых объяснительных понятий психологии личности. Все побудительные силы человеческой деятельности выводятся в конечном счете из тех или иных потребностей, понимаемых как источники человеческой мотивации. Само понятие потребности при этом, как правило, оказывается не требующим объяснения, т.е. пастулируется как предельная категория. Понятие потребности вошло в психологический обиход сравнительно недавно, придя на смену более старому понятию "влечение", которое, в свою очередь, является преемником понятия "инстинкт". Так в психологичеcком словаре Б.Е.Варшавы и Л.С.Выготского издания 1931 года (4) есть термины "инстинкт" и "влечение", но нет слова "потребность". Оно появилось в психологии вместе со смещением внимания от биологических к специфически человеческим побудителям поведения, во многом благодаря работам Г.Мюррея (H.Murray) (40), хотя и для Мюррея потребность в конечном счете оказывается лишь синонимом желания, влечения или мотива (41). Поэтому общепринятое на сегодняшний день понимание потребности закономерным образом несет в себе остаточное содержание биологизированных предшественников этого понятия, из чего, на наш взгляд, вытекают некоторые принципиальные проблемы, связанные с его употреблением. Разрешение этих проблем представляется возможным лишь исходя из принципиально нового методологического подхода к изучению движущих сил человека, в корне пересматривающего устоявшиеся представления.

Потребительский взгляд на проблему потребностей: концепция потребности как нужды.

Потребность в традиционном ее понимании характеризуется двумя основными признаками. С фермально-динамической стороны - это состояние нужды в каком-то недостающем организму предмете. Основанием для вывода о наличии той или иной потребности выступает поведение, интерпретируемое как проявление данной потребности.

Такое понимание потребности, распространенное не только в научных работах, но и в обыденном сознании означает, по сути, не что иное, как отождествление потребности с потребностным состоянием нужды в чем-либо, либо непосредственно переживаемой субъектом, (субъективная нужда), либо констатируемой внешним наблюдателем ("объективная нужда"). Различия между этими двумя трактовками, как показал Б.И.Додонов (10), несущественны: "те, кто придерживается первой точки зрения, часто делают оговорку, что потребность может находиться не только в актуальном, но и в потенциальном состоянии. Но если нечто может пребывать в двух разных состояниях, оставаясь самим собой, значит оно само уже не состояние. С другой стороны, психологи, называющие потребность нуждой, чаще всего имеют в виду только такие нужды, которые, будучи неудовлетворены, непременно отражаются в сознании в виде того же чувства нуждаемости. И в том, и в другом случае в человеке вольно или невольно предполагается существование какой-то тенденции к определенному взаимодействию с внешним миром, которая не является ни просто его объективной нуждой в том, что для него полезно, ни переживанием нужды" (с.20). Потребность невозможно однозначно определить через потребностное состояние уже потому, что "одна и та же потребность человека (например, пищевая) дает о себе знать через трудно определимое множество разных потребностных состояний: одно - когда человек давно не ел; другое - когда он переел; третье - когда он съел не то, что надо, и т.д." (11, с.15)

Традиционное (потребительское) понимание потребности содержит в себе еще ряд трудно разрешимых проблем. Во-первых, если ограниченный набор потребностей животных можно при желании свести к состоянию объективной нужды организма в чем-то, без чего он не может существовать, то переходя на уровень человека, оказывается очень не просто свести к общему знаменателю такие разнородные побуждения как потребность в кислороде, в движении, в пище, стремление к самоутверождению, жажда денег, жажда творчества, потребность быть личностью. Как справедливо заметил В.В.Столин (31), если применительно к биологическому индивиду достаточно ясно, нехватка чего приводит к нарушению функционирования и разрушению его структуры, то применительно к личности неясно, нехватка чего разрушительна для ее структуры. Во-вторых, умозаключение от поведения к постулированию соответствующей потребности-нужды в данном поведении дает лишь иллюзию объяснения поведения. "Пусть ... мы постулируем потребность в игре ... Наблюдая игровое поведение, отмечаем, что сегодня ребенок отказывается играть в "войну" и играет в "дом", а завтра отказывается от того и другого и играет в "автомобильные перевозки". Понятие "потребности в игре"не только не объясняет этих отказов и предпочтений, но и противоречит им: потребность в игре есть, "война" - игра, а игры в "войну" нет. Если же через неделю ребенок вдруг возвращается к игре в "войну", а к игре в "дом" не возвращается больше никогда, то все это становится уже просто фантастическим. Для восстановления объяснительной силы теперь, видимо, требуется говорить о потребности в "войне", о потребности в "автомобильных перевозках" и т.д., которые напряжены сегодня и не напряжены завтра... Но вот послезавтра ребенок, играя в "автомобильные перевозки", отказывается от погрузки и лишь ведет машину и в конечном пункте символически ее разгружает. Теперь уже требуется постулировать отдельные потребности - в погрузке, в транспортировке и разгрузке. Очень скоро потребностей оказывается столько, сколько элементарных игровых действий. Они превращаются в ничего не объясняющие допущения, вовлекающие мысль исследователя в "порочный круг": от факта действия заключаем о потребности, а от потребности - о факте действия, ничего к нему не добавляя, кроме термина (2, с.149).

Приведенные цитаты и критические высказывания, являющиеся отнюдь не единственными, которые можно найти, отчетливо обнажают слабости традиционного понимания потребности. Это понимание повинно, на наш взгляд, не только в скрытой биологизации понятия потребности, о которой мы уже упомянули, но и в более откровенной психологизации этого понятия, под которой мы понимаем прежде всего смешение сущности с явлением, описание под видом сущности потребностей тех довольно поверхностных и вторичных их проявлений, которые предстают перед наблюдателем при интроспективном взгляде в себя. Подобная позиция исследователя действительно закрывает путь к объяснению самих потребностей; для психологизирующей интроспекции они выступают пределом, за который нельзя проникнуть, не сменив саму точку зрения. Для этого представляется необходимым подняться с психологического на философский уровень рассмотрения, с позиции нуждающегося потребителя переместиться в позицию внешнего наблюдателя. Однако, прежде чем это сделать, укажем еще на одно обстоятельство, способствовавшее (и способствующее до сих пор) укреплению позиций критикуемого нами взгляда на природу потребностей. Речь идет о соображениях идеологического характера. Такие мифологемы развитого социализма как "закон все более полного удовлетворения развивающихся потребностей советских людей", "принцип формирования разумных потребностей и их возвышения" могли существовать лишь при понимании потребностей как конкретных предметных нужд, удовлетворение которых является заботой отчасти самого человека, но прежде всего государства. Именно такое, потребительское понимание потребностей было единственным, согласующимся с Системой, задававшей собственно активности человека вполне определенные границы. Напротив, понимание потребностей в свете таких понятий как деятельность, отношения с миром, которое будет представлено ниже, вступало бы в противоречие с установлением подобных границ, поэтому работы в этом направлении в лучшем случае не замечались. Характерно, что на Западе теории потребностей как побуждений человека к определенной форме активности появились уже в 40-е годы (Н.Murray, A.Maslow) и, хотя их нельзя было назвать господствующими, нельзя и отказать им в несомненном успехе и популярности в "обществе потребления". Таким образом, идеология формирования "нового человека социалистического общества" имплицитно опиралась на такой образ этого человека (по крайней мере в части понимания природы потребностей), который "в чужом глазу" становится предметом уничтожительной критики и украшения ярлыками "потребительства", биологизаторства" и "психологизаторства". Впрочем, подобные парадоксы вполне типичны для нашей государственной идеологии - многие ли задумывались, совместимо ли в принципе, положение о руководящей роли теории (даже марксистско-ленинской) в переустройстве общества с материалистическим пониманием истории (в том числе взглядами самого Маркса)?

Но вернемся к нашему анализу природы человеческих потребностей.