Архив ИГИЗП / Доплитература / Афины / ТумансРождениеАфины

обращено, прежде всего, к современным реалиям аристократичес­ кой жизни, и они использовали миф только для того, чтобы иметь возможность изобразить эти реалии. Соответственно, и мифологи­ ческая тематика изображений данного периода охватывает широ­ кий спектр сюжетов: тут и сказания о богах и героях, и легенды троян­ ского цикла, и что особенно интересно, подвиги Геракла и Тесея — двух главных греческих героев17. Показательно также, что афинские мастера уже оставляют на вазах свои имена, что говорит о разви­ тии индивидуалистического сознания. У этих мастеров были осно­ вания для гордости: из всех художников Греции они более всего преуспели в реалистичности и в живости изображения.

Вэто время развивается и аттическая скульптура: также как

ивезде, здесь начинаются отступления от устоявшихся канонов условности, от схематизма и статичности. Примером может слу­ жить скульптура, найденная на Акрополе и датируемая примерно 570 г. до н. э. (прил. 17). Она еще подчиняется общим канонам, но ее уже нельзя назвать застывшей и неподвижной (ср. прил. 7) — она стала «живее» и «человечнее». Такое «очеловечивание» скульп­ туры наглядно показывает стремление аттических мастеров конк­ ретизировать, «оживить» изображения, сделать его более похо­ жим на действительность. Это означает уже начало перехода от символического искусства к реалистическому, т. е. от религиоз­ ного к профанному. Следовательно, в Аттике, как и везде в гре­ ческом мире, в это время происходит изменение эстетической си­ стемы ценностей.

3 . Р Е З Ю М Е

Итак, в VI в. до н. э. в Греции набирают силы и развиваются процессы, начавшиеся уже в предыдущем столетии. Поэзия наглядно показывает, как старые аристократические идеалы отодвигаются на задний план, а сама аристократия вытесняется со своих ведущих позиций. Постепенно начинается новая эра новых людей, и уже появляются первые элементы новой идеологии. Эта идеология ори­ ентирует людей на материальные ценности, мещанское благополу­ чие и гражданский идеал среднего обывателя. Воинские и нравствен­ ные доблести аристократии отбрасываются, а общество все больше

17 Schefold К. Götterund Heidenssagen der Griechen in der frühund hocharchaischen Kunst. München, 1993. S. 1 9 5 - 3 4 2 .

увлекается погоней за наживой. Темы богатства и несправедливо­ сти становятся все актуальнее. Все это рука об руку идет с ослаб­ лением традиционных верований и позиций официальной религии, не способной удовлетворить растущие духовные и этические за­ просы общества. Пример Феогнида показывает, что даже привер­ женный традиции аристократ в отчаянии начинает протестовать против несправедливости гомеровских богов. В результате активи­ зируются духовные поиски и начинается новаторство в религиозноэтической сфере. Одни принялись искать смысл жизни в мистике, другие в философии, третьи — в синтезе того и другого, а те, кто не имел склонности к высоким парениям духа, пытались найти его в земных удовольствиях и наслаждениях. В этом идейном разброде можно выделить две противоположные тенденции. С одной сторо­ ны, мистика окунала человека в мир личных переживаний и лично­ го спасения, вела к индивидуализации религиозного опыта и в нем указывала смысл жизни. Мистицизм представлял собой, таким образом, асоциальное, сугубо индивидуалистичное духовное тече­ ние, которое отрывало индивида от коллектива и выше политичес­ ких и гражданских связей ставило принадлежность к кругу «по­ священных». С другой стороны, новая гражданская этика, связанная с именами семи мудрецов, наоборот, ориентировала человека на кол­ лективную жизнь и общественные идеалы. Человек здесь представ­ лялся, прежде всего, членом полисного коллектива и должен был осознать свою ответственность перед обществом. Поэтому неслу­ чайно, что самый выдающийся из семи мудрецов — Солон — раз­ работал уже целую концепцию гражданского коллектива, основан­ ную на сотрудничестве и единстве всех граждан.

Таким образом, кризис традиционного мировоззрения вызвал заметные сдвиги в духовной и этической сфере. Недостаточность официальной религии привела к тому, что поиски чаще всего обле­ кались в религиозную форму. Не случайно, что открытое филосо­ фами единое первоначало мира имело божественную природу, а их рациональные спекуляции часто принимали вид религиозного опы­ та. Религиозное и философское творчество должно было помочь лю­ дям обрести новую веру, найти смысл жизни и обрести утрачен­ ную гармонию бытия. В этом творчестве проявился не только новаторский дух греков, но и их традиционализм, их привержен­ ность своему духовному наследию. Благодаря этому выработанные в геометрическую эпоху представления о гармоничном, математи­ чески правильном устройстве мироздания оказались не забыты, но обрели новую жизнь в доктринах орфиков и пифагорейцев.

282	283

В свою очередь, крах старых социальных ценностей, не отве­ чавших больше условиям времени и новой социальной ситуации, дал начало новой полисной идеологии, которая, впрочем, многое впитала в себя и из прежней аристократической этики. Персид­ ские войны воскресили на время былые воинские идеалы и способ­ ствовали их усвоению новой гражданской идеологией. Крепнуще­ му чувству полисного единства способствовало существование фаланги и ее блестящие успехи в войне с варварами. На первое место теперь выдвигается философская проблема единого и много­ го, личности и коллектива.

Расшатывание традиционных устоев отразилось и в области искусства: там происходили поиски новых форм и отступления от канонов, связанных с религиозной условностью изображения. Ис­ кусство начало постепенно отдаляться от религии и профанизиро­ ваться. Мифология становилась уже не целью, не смыслом искус­ ств, как раньше, а лишь предлогом, поводом для него. Художники переносили свое внимание с мира божественного на мир человечес­ кий. Таинственное отступало, профанное наступало. Поэтому це­ лью художников стало теперь не выражение сакральной идеи через внешний образ, а уподобление некогда сакрального образа профан­ ным человеческим формам. На первый план выходила эстетичес­ кая красота, а не его религиозная идея. Это свидетельствует об утрате прежнего религиозного мироощущения.

Так стремительно наступала новая эпоха, и совершался знаме­ нитый греческий «культурный переворот». Время от времени раз­ давались голоса из прошлого, не желавшие отказаться от старого мировоззрения и пропагандирующие старые ценности, но они уже ничего не могли изменить и только косвенно подтверждали масш­ табность происходящих изменений.

Г лава VI

А Ф И Н С К А Я Т И Р А Н И Я : Х А Р И З М А И З А К О Н

1 . « С М У Т Н О Е В Р Е М Я » П О С Л Е С О Л О Н А

Когда Солон покинул Афины, в городе царило всеобщее недо­ вольство. Афиняне продолжали негодовать на новый порядок, но нарушить свои «большие клятвы» так и не отважились. Самые общие представления о том, что происходило тогда в Аттике дает нам «Афинская полития» Аристотеля (13, 1—3). Правда, ее сведения очень скупы и неясны. По Аристотелю, события развивались сле­ дующим образом: после отъезда Солона четыре года город жил спокойно, несмотря на непрекращавшиеся неурядицы; на пятый год произошла смута (στάσις), из-за которой не могли выбрать (пер­ вого) архонта. Спустя четыре года, на пятый, по той же причине было безвластие (αναρχία). Опять же через четыре года архонтом был избран Дамасий, который самовольно продлил срок своих полномочий, но, продержавшись у власти два года и два месяца, был свергнут силой (έξηλάθη βία της αρχής). После этого из-за происходивших смут афиняне избрали в архонты сразу десять че­ ловек: пятерых из аристократов, троих из земледельцев и двоих — из ремесленников. Эти архонты правили год после Дамасия.

Сложности начинаются уже с датировки этих событий. Более ι или менее единодушно устанавливается, что первая анархия имела место в 590 г. до н. э., вторая — в 586 г. до н. э., а архонтство Дамасия пришлось на 582 г. до н. э.1 Труднее обстоит дело с ис­ торической интерпретацией. Аристотель отмечает, что борьба все время происходила из-за должности архонта (подразумевается — первого архонта). И на этом основании делает справедливый вывод

1 Вопросы датировки см.: Hignett С. Α History of the Athenian Con­ stitution to the End of the Fifth Century В. C. Oxford, 1958. P. 319-321; Rhodes P. J. Α Commentary on the Aristotelean Athenaion Politeia. Oxford, 1981. P. 180 ff.; Chambers M. Aristoteles. Staat der Athener / Übers.

M. Chambers. Berlin, 1990. S. 194.

285

о том, что архонт тогда имел большую силу (δύναμις — Ath. Pol., 13, 2). Иными словами, все это время шла борьба за власть. Оче­ видно, что боролись какие-то конкурирующие группировки, о ко­ торых пока ничего не говорится. Попытка Дамасия «задержаться» на должности архонта после истечения положенного срока, скорее всего, была попыткой установления тирании2. Кто его свергал «си­ лой» — неизвестно.

Пожалуй, что ключ к пониманию этих событий можно найти у самого Аристотеля, а именно в том месте, где он говорит об из­ брании десяти архонтов сразу после Дамасия. Современные кри­ тические исследователи единодушно считают этот эпизод поздней­ шей вставкой. По их мнению, здесь отразились политические теории IV в. до н. э., а не реальная ситуация начала VI в. до н. э.3 Дей­ ствительно, три упомянутые сословия — эвпатриды, земледельцы и ремесленники — встречаются впервые в теоретической литера­ туре IV в. до н. э.: у Платона (Crit., 112 b), у Гипподама (Arist. Pol., 1267 b 30 sqq.) и у самого Аристотеля (Ath. Pol., fr. 2—3). Позднее Плутарх писал, что данные три сословия в Афинах были введены легендарным Тесеем (Plut. Thes., 25). Однако это еще ничего не доказывает. То, что политики и ученые в IV в. до н. э. активно обсуждали проблему сословного деления общества, еще не значит, что они были первыми и что они все сами придумали. Выше уже говорилось о том, что идея разделения общества на социальные группы по роду деятельности имеет очень древние корни и могла зародиться только в простом обществе, в котором недавно сложи­ лась социальная иерархия и в котором еще живы были идеи об­ щинного равенства (см. гл. 2, 3 в). Интеллектуалы IV в. до н. э. жили уже в другом обществе с четко определенными социальными категориями и им не надо было ничего изобретать — социальные различия давно уже объяснялись иерархическим равенством «по достоинству». Тогдашние теоретики не могли бы сконструировать такую схему, если бы в их распоряжении не было этой древней традиции. Они не изобретали велосипед, а были озабочены теори­ ей лучшего государственного устройства. Для них самих и их со-

	2 Berve Η. Die Tyrannis bei den Griechen. Bd. 1. München, 1967.
S. 45	f.; De Libero L. Die archaische Tyrannis. Stuttgart, 1996. S. 50.
3	Подробно см.: Roebuck С. Three Classes (?) in Early Attika // Hes­

peria. V. 42. 1974. P. 485 - 493; Rhodes P. J. 1981. P. 182 ff.; Chambers M. 1990. S. 194 f.; Welwei K.-W. Athen. Von neolitischen Siedlungsplatz zur archaischen Grosspolis. Darmstadt, 1992. S. 221.

временников все лучшее было в прошлом, поэтому естественно, что они именно в прошлом черпали идеи и ориентировались на старые добрые «отцовские обычаи».

Сословное деление общества по родам занятий как нельзя луч­ ше вписывается в древнюю схему равенства «по достоинству». Оно как бы объединяет две противоположные концепции равенства: с одной стороны, за основу полагается принцип равенства сосло­ вий, которые различаются только по роду деятельности (Plut. Thes., 25), а с другой стороны, привилегии и статус в обществе устанав­ ливаются на основе иерархии ценностей, которая сортирует заня­ тия на «благородные» и «неблагородные». Согласно этой иерар­ хии, на первом месте стоит аристократия, т. к. за ней закрепились самые почетные обязанности: ратный труд и культовая деятельность4. На второе место ставятся земледельцы, т. к. их труд тоже почетен, хотя и не столь «благороден», как труд аристократии. Ну а послед­ нее, третье место было отведено тем, кто занимался «постыдными занятиями» — торговлей и ремеслом. Они посвятили себя добыва­ нию денег, им чужды доблести, а потому большего они не заслужи­ вают. Такая иерархия профессий соответствует аристократической иерархии ценностей и, следовательно, имеет древнее происхожде­ ние. Отсюда вытекает, что эту модель придумал не Аристотель и что она существовала уже давно и определяла мышление многих поколений греков до него. Именно по этой модели было составле­ но «архонтство десяти»: большинство мест получили аристократы, значительно меньше земледельцы и меньше всего ремесленники. Такой расклад вполне отвечал уровню представлений той эпохи. Учитывая все это, отпадает необходимость подозревать Аристотеля в фальсификации, а его сообщение о десяти архонтах выглядит как достоверное 5.

Если это так, то сам факт «архонтства десяти» фиксирует важное изменение социально-политической ситуации в Афинах. Он пока­ зывает, что «дурные» уже активно включились в борьбу за власть. Тем самым отчетливо обозначилась линия конфликта между ста­ рой аристократией и «новыми людьми». В данном контексте из­ брание десяти архонтов было социальным компромиссом, т. к.

4Со временем эти занятия стали каноническим определением аристо­ кратии как таковой (Plat. Crit., 115 b; Plut. Thes., 25).

5В пользу этого говорит и контекст данного места «Афинской по­ литии» — автор здесь только сухо перечисляет известные ему факты и нисколько не теоретизирует и далее не комментирует.

286

287

пропорциональное соотношение избранных было призвано обеспе­ чить равенство сил: пять благородных и пять неблагородных. З д е с ь все выходцы из «низов», независимо от их рода деятельности, противопоставлялись знатным аристократам. Кроме того, есть основания полагать, что к этому времени уже потеряло силу соло­ новское ограничение ценза только сельскохозяйственными продук­ тами. О н о было либо отменено, либо просто игнорировалось. Как бы то ни было, но «дурные» теперь получили доступ к должности архонта. Это был сильный удар по позициям аристократии и, сле­ довательно, социальная борьба должна была обостриться. Похо­ же, что законы Солона начали давать первые, хотя и нежеланные автором плоды.

Описав положение дел в Афинах, Аристотель выделяет три причины происходивших неурядиц: по его мнению, одна часть граждан была недовольна отменой долгов, т. е. она пострадала от нее; других не устраивал государственный порядок, т. к. произ­ веденная в нем перемена казалась им слишком серьезной, а тре­ тьи были увлечены взаимным соперничеством (Ath . Pol., 13, 3 ) . Отменой долгов могли быть недовольны «новые люди» и те ари­ стократы, которые давали взаймы. Перемена в государстве ока­ залась слишком серьезной именно для аристократии, поскольку теперь она стала терять свои позиции в обществе6 . Взаимным соперничеством могли быть увлечены некоторые лидеры из «вождей народа», к числу которых принадлежали как видные аристокра­ ты, так и особо влиятельные «новые люди». В новых условиях, на почве социальных неурядиц открылось широкое поле для лич­ ных амбиций. Т а к , спустя какие-то полтора десятилетия после реформ Солона в Афинах опять образовался пестрый клубок со­ циальных противоречий, вызвавших длительную политическую нестабильность в городе.

Далее Аристотель		приступает	к описанию	партий ( σ τ ά σ ε ι ς ) ,
боровшихся	тогда в Афинах. Их		было три: педиаки, или педиеи
( π ε δ ι ε ΐ ς ) , т.	е. жители	равнины,	руководимые	Ликургом из рода
Этеобутадов;	паралии ( π α ρ ά λ ι ο ι )		— жители прибрежной зоны во
главе с Мегаклом из		рода Алкмеонидов; и		наконец, диакрии

( δ ι ά κ ρ ι ο ι ) , т. е. население горной части страны по руководством Писистрата из рода Нелеидов (Ath. Pol., 13, 4) Аристотель пи­

шет, что эти партии получили свои названия по тем	местам, где
они обрабатывали землю, и что при этом каждая из	них добива-
6 См. также: Rhodes Р. J. 1981. Р. 184.
288

лась своего вида государственного устройства: педиаки стремились к олигархии, паралии желали среднего образа правления, а диак­ рии — демократии (Ath. Pol., 13, 4 — 5) . Конечно, наличие таких четких политических целей у тех партий более чем сомнительно, — уж больно явно в этом сообщении проглядывает политическая кон­ цепция самого Аристотеля, опиравшегося на собственную полити­ ческую теорию. З д е с ь ясно видно влияние его концепции о раз­ личных способах правления7. Об этих же партиях сообщают также Геродот (Hdt., I, 5 9 ) и Плутарх (Sol., 2 9 ) , но они ничего не гово­ рят об их политической ориентации. В результате по этому поводу в научной литературе развернулась обширная дискуссия8. Весь во­ прос состоит в том, чьи интересы представляли эти партии и какие цели они преследовали. Важно выяснить, что стоит за тремя парти­ ями: социально-экономическая обособленность регионов и вытека­ ющая отсюда борьба за власть между различными политическими и социальными силами, или же просто столкновение конкурирую­ щих группировок аристократии. Значительная часть исследовате­ лей придерживается первой точки зрения9. О н и предлагают следу­ ющую схему:

1)партия педиаков объединяла традиционную земельную ари­ стократию, имевшую владения на равнине (педион);

2)партия паралиев представляла интересы «новых людей», сфера деятельности которых (ремесло, морская торговля) была тесно связана с прибрежной зоной (паралия);

3)партия диакриев собрала под свои знамена беднейшую часть населения, в основном пастухов из горной области Аттики (диакрия) .

Пр и такой интерпретации борьба партий понимается как поли­ тическая борьба между различными социальными группами. Дру­ гие исследователи — а таких сегодня большинство — возражают

идоказывают, что географические регионы страны никак нельзя разделить по экономическому или социальному признаку, т. к. в каждой области имелся смешанный социальный состав, и что вла-

7 Rhodes Р. J. 1981. Р. 186; Chambers Μ. 1990. S. 197; Welwei K.-W.

1992. S. 222.

8 Обзор литературы по этому вопросу см.: Rhodes Р. J. 1981.

Р. 184 ff.; Welwei K.-W.	1992. S. 224	ff.
9 French A. The Party of Peistratos		//	G & R . V. 6.	1959. P.		4	6 - 5 7 ;
Sealey R. Regionalism in archaic Athens		//	Historia. Bd.	9.	1960.	S.	155—
180; Pieket H. W. The Archaic Tyrannis		//	Talanta. V.	1.	1969.	P.	49.
19 Заказ № 77	289

дения лидеров этих партий не совпадают с географическим деле­ нием партий. Эти ученые подчеркивают, что все три партии воз­ главлялись знатными вождями и что, следовательно, речь здесь может идти не о социальной борьбе, а о соперничестве аристокра­ тических группировок10.

Последняя точка зрения лучше всего аргументирована, одна­ ко она отнюдь не исключает и другие варианты. Во-первых, даже скептики вынуждены признать, что основные земельные владе­ ния аристократии находились на равнине, что неземледельческие промыслы были особенно развиты в Афинах и в прибрежной зоне и что горный район Диакрия был самым бедным в Аттике11. Вовторых, если действительно нельзя говорить о политической или экономической обособленности отдельных областей Аттики, то это еще не значит, что указанные социальные противоречия вовсе не существовали. В-третьих, тот факт, что большая часть владений лидеров трех партий находилась на педионе, отнюдь не означает, что эти лидеры не могли иметь тесных связей и с другими реги­ онами страны. Достоверно известно, что у Алкмеонидов были ка­ кие-то владения в Паралии, а Писистрат имел опорный пункт в Диакрии, конкретно в Марафоне, где позднее у него оказалось много приверженцев (Hdt., I, 62)12. Следовательно, ничто не ме­ шает нам предположить, что в борьбе партий было задействова­ но, как минимум, два мотива: личное соперничество знатных ари­ стократов и социальные противоречия. Аристократы боролись за первенство, побуждаемые своими харизмами и личным честолю­ бием. Непосредственную поддержку они находили в сообществах своих сторонников — гетериях13. Однако в ходе борьбы могло выясниться, что силы противников равны и одних гетерий недо­ статочно для перевеса над другой стороной. Вот тогда-то лидеры партий могли обратиться за поддержкой к различным социаль-

10Зельин К. К. Борьба политических группировок в Аттике VI в. до

н.э. М, 1964; Hopper R. I. «Piain», «Shore» and «Hill» in Early Athens //

ABSA. V. 56. 1961. P. 1 8 9 - 2 1 9 ; Eliot C. W. Th. Where Did the Alkmeonidai Live? // Historia. Bd. 16. 1967. S. 284 f.; Rhodes P. J. 1981. P. 185 f.; Stahl M. Aristokraten undTyrannen im archaischen Athen. Stuttgart,

1987.	S. 6 9 - 7 7 ;		Welwei K.-W. 1992. S. 223 ff.
11	Зельин	К.	К. 1964. С. 136 слл., 167 сл.
12	Там же.	С.	141 сл., 149; Eliot С. W. Th. 1967. S. 286.
13	Связь с гетериями особенно подчеркивает К.-В. Вельвей: Wel­
wei K.-W. 1992.		S.	226.
			290

ным группам, обещая им представлять их интересы. Тогда они и приняли каждый свою социальную ориентацию и своими опор­ ными пунктами сделали те области, где у них было более всего сторонников.

В пользу этой версии можно привести еще некоторые факты и соображения. Прежде всего необходимо установить основную ис­ торическую канву конфликта. Наш древнейший источник, т. е. Геродот, пишет, что Писистрат создал свою партию диакриев во время борьбы между педиаками и паралиями (Hdt., I, 59). Следо­ вательно, его партия была лишь вторичным фактором, а исходная суть конфликта заключалась в борьбе между родами Алкмеонидов и Этеобутадов. Относительно Этеобутадов все ясно: их лидер Ликург был видным аристократом и представлял традиционную родовитую знать. Он был тесно связан с педионом, где находились его зе­ мельные владения и где был распространен его родовой культ14. Поэтому он, естественно, возглавил партию педиаков. Труднее определить положение Алкмеонидов. Дело в том, что, как показы­ вают исследования, их род хотя и считался древним, но не мог похвастаться знатными предками, а их земельные владения были весьма невелики15. К тому же над Алкмеонидами тяготела скверна «Килонова греха» (см. гл. 3, 2 б). Это были серьезные минусы, ставившие их в особое положение. Тем не менее Алкмеониды были очень влиятельны. Геродот говорит, что этот род приобрел почет в Афинах во времена Алкмеона и Мегакла и приурочивает это ко времени жизни лидийского царя Креза (Hdt., I, 125). Реально от­ счет их влияния можно вести с начала VI в. до н. э., т. е. с того момента, когда они вернулись в Афины после изгнания и Алкмеон возглавил экспедицию против Кирры. К тому же сын Алкмеона, Мегакл, был женат на дочери сикионского тирана Клисфена, того самого, который устроил для своей дочери знаменитую свадьбу по

14 З е л ь и н К. К. 1964. С. 154 сл.; Rhodes Р. Ξ. 1981. Р. 187.

15 З е л ь и н К. К. 1964. С. 141 сл.; Davies J. К. Athenian Propertied Families, 6 0 0 - 3 0 0 В. С. Oxford, 1971. Р. 369 ff. На самом деле проис­ хождение Алкмеонидов неясно. Павсаний говорит, что этот род происходит от ахейской аристократии, бежавшей в Аттику из Пелопоннеса во время дорийского нашествия (Paus., II, 18, 8 sq.). Возможно, что Алкмеониды действительно имели очень древние корни, но в их роду не было славных героев. Первым известным представителем этого рода был Мегакл, зани­ мавший должность архонта в период 636—624 гг. до н. э. См.: Davies J. К. 1971. Р. 370.

291

образцу героических времен. Кстати, Геродот отмечает, что имен­ но благодаря этой свадьбе слава Алкмеонидов разнеслась по всей Элладе (Hdt., VI, 131).

Итак, род Алкмеонидов вошел в силу и стал знаменит совсем недавно. Он был запятнан наследственным грехом и не мог гор­ диться своими благородными корнями. Он находился в классичес­ ком положении «третьего сына», т. к. формальная ущербность Алкмеонидов исключала их из круга господствующей элиты. Тем не менее аристократические корни, богатство и честолюбивые ам­ биции побуждали их к самоутверждению и преодолению ущерб­ ности и вселяли в них жажду первенства. Успехи Алкмеона в «Священной войне» и блестящая свадьба Мегакла принесли им известность. Благодаря своему состоянию и напористости они бы­ стро выдвинулись на передовые позиции в Афинах. Всем было известно, что могущество этого рода заключалось в его богатстве, но что это было за богатство? При небольших земельных владе­ ниях Алкмеонидов это не могло быть богатством традиционной земельной знати, но явно чем-то другим. Относительно проис­ хождения их состояния Геродот рассказывает забавный анекдот. Однажды Алкмеон оказал услуги послам знаменитого лидийско­ го царя Креза и за это царь его отблагодарил: когда Алкмеон явился к нему во дворец, Крез разрешил ему вынести из сокро­ вищницы столько золота, сколько он сможет унести на себе. Тогда Алкмеон набил золотом всю одежду, волосы и рот так, что елееле смог выйти из сокровищницы. Царь, увидев его в таком виде, рассмеялся и добавил ему еще столько же. Геродот подчеркивает, что именно так дом Алкмеонидов разбогател и что сам Алкмеон потом держал четверку лошадей и победил на состязаниях в Олимпии (Hdt., VI, 125). Рассказ явно комичен и кажется не­ правдоподобным. Хотя, кто знает? В Аттике найдена архаичес­ кая надгробная скульптура юноши, на основании которой выгра­ вирована стихотворная надпись, из которой следует, что умерший юноша принадлежал к роду Алкмеонидов (см. прил. 26). У него странное, негреческое имя — Крез. Это имя того самого лидий­ ского царя Креза, о котором повествует легенда. Судя по дати­ ровке скульптуры, юноша жил как минимум спустя два поколе­ ния после царя Креза и Алкмеона, но очень возможно, что имя он получил в память о добродетеле своего рода16. Такое громкое имя не могло быть дано просто так, тем более в роду Алкмеони-

16 См. также: Smith J. Athens under the Tyrants. Bristol, 1989. P. 39.

дов. Поэтому не исключено, что рассказ Геродота отражает ка­ кую-то реальную связь Алкмеонидов с Лидией и с ее легендар­ ным царем. Даже если признать этот рассказ вымышленным, в нем все равно содержится одно очень ценное указание. Это ука­ зание на то, что богатство Алкмеонидов было приобретено вне Аттики, конкретно в Азии, и что оно изначально состояло не в земельных владениях, а в деньгах или в движимой собственно­ сти. С этим выводом согласуются и некоторые эпизоды из исто­ рии рода Алкмеонидов. Этот род трижды изгонялся из Аттики, длительное время пребывал в изгнании и каждый раз с триумфом возвращался. При этом его богатство в периоды изгнаний ни­ сколько не уменьшалось, скорее наоборот, только увеличивалось. Во время второго изгнания Алкмеониды отстроили заново сгорев­ ший храм в Дельфах и подкупили Пифию (Hdt., V, 62—63; Arist. Ath. Pol., 19, 4). Это требовало огромных денег и если бы их бо­ гатство состояло в земельных владениях, то они не только не могли бы совершить ничего подобного, но разорились бы уже после пер­ вого изгнания и не могли бы больше играть никакой роли в поли­ тике Афин. Наконец, есть одно интересное замечание Цицерона о том, что знаменитый афинский реформатор Клисфен из рода Алкмеонидов, опасаясь за свое положение, доверил Юноне Са­ мосской приданое своих дочерей (Cic. De. leg., 16, 41). Это зна­ чит, что Клисфен поместил свой денежный капитал на хранение в храм Геры на острове Самос.

Итак, в нашем распоряжении имеется целый ряд свидетельств, позволяющих сделать вывод о том, что богатство рода Алкмеони­ дов состояло не в земельных владениях, а в денежном капитале. Это, в свою очередь, дает возможность определить социальное положение Алкмеонидов. Способы сохранения и увеличения капи­ тала в то время известны: морская торговля и ростовщические опе­ рации17. Легенда о лидийском царе Крезе как раз может указывать на торговые связи с Малой Азией. Таким образом, Алкмеониды представляли собой уже «новую аристократию», которая не имела много земли и занялась коммерцией, подобно тому, как это делали «новые дворяне» в Европе нового времени. Поэтому вполне есте­ ственно, что, когда Алкмеониды включились в борьбу за власть, они нашли поддержку у «новых людей», которые и составили вме­ сте с ними партию паралиев.

17 Хвостов М. О социальном характере афинской тирании VI в. // Сборник в честь Д. А. Корсакова. Казань, 1912. С. 6 сл.

292	293

Таким образом, основной конфликт двух партий приобретает характер социального конфликта, движущей силой которого было соперничество двух самых влиятельных родов, один из которых принадлежал к старой, а другой — к новой аристократии. Не должно вызывать сомнения и то обстоятельство, что противоречия между «старыми» и «новыми», т. е. между «добрыми» и «дурными» в то время могли стать уже столь актуальными и вылиться в борьбу за власть. Солон еще накануне реформ поставил в стихах эту пробле­ му, а некоторые его законы стимулировали развитие ремесла и торговли. Вполне естественно, что за последующие десятилетия слой «новых людей» вырос и окреп. Он впервые заявил о себе во время смуты и правления десяти архонтов, а теперь наконец обрел лиде­ ра в лице Мегакла Алкмеонида.

И вот в разгар борьбы между двумя партиями на историчес­ кую арену выходит еще одно действующее лицо — партия Писи­ страта. Ее лидер тоже был знатным аристократом, и он точно так же стремился к личному первенству, но за поддержкой обратился уже к «третьей силе» — простому народу. Геродот рассказывает, что позднее, когда Писистрат с войском стоял в Марафонской долине, к нему со всех сторон стекались как местные жители, так и люди из различных областей, т. е. те, кому тирания «была боль­ ше по душе» (Hdt., I, 62). Это значит, что его сторонники объеди­ нялись на основе политической идеи, а не личной зависимости или территориальной принадлежности. Наши источники позволяют понять, что это была за идея. Аристотель называет партию Писи­ страта демократической и говорит, что к ней примкнули и те, кто разорился из-за отмены долгов, и люди «нечистого происхожде­ ния», т. е. те, кто незаконно пользовался гражданскими правами и боялся их потерять. (Ath. Pol., 13, 4). В «Политике» Аристотель проливает больше света на программу Писистрата и приводит его в качестве типичного примера для ранней греческой тирании. По его словам, тираны архаической эпохи приходили к власти бла­ годаря доверию народа, а доверие это они приобретали тем, что объявляли себя ненавистниками знатных и богатых. Так и Писи­ страт стал тираном в Афинах, вступив в распрю с педиаками (Pol., 1305 а 21 sqq.). Наконец, и Плутарх сообщает, что в партию Пи­ систрата вошло много фетов, враждебно настроенных против бо­ гатых (Plut. Sol., 29). Все эти свидетельства говорят о том, что Писистрат возглавил беднейшую и самую недовольную часть на­ селения, имевшую претензии к знатным и богатым. Сюда могли войти различные социальные категории, но их, видимо, объеди-

няла бедность, недовольство существующим порядком и желание улучшить свое положение.

Даже если принять во внимание, что противоречия между бед­ ностью и богатством в то время могли быть еще не так велики, как это представляют поздние источники, имевшие перед глазами тя­ желые социальные проблемы своего времени, то следует все же признать, что в Аттике обязательно имели место неизбежные спут­ ники социального неравенства — недовольство, социальная напря­ женность и конфликты. Не следует забывать, что в этом обществе сохранялись эгалитарные общинные установки и в массах жила идея общего равенства «по количеству». В такой идеологической среде эти массы болезненно реагировали на любое проявление социаль­ ной несправедливости. Чтобы вызвать возмущение и пробудить их к активности не нужны были чрезвычайные методы угнетения. Достаточно было какого-либо серьезного повода или наличия лиде­ ра, способного увлечь их за собой. Такой лидер как раз нашелся — это был Писистрат. Можно легко представить, что его популист­ ские лозунги нашли большой отклик в широких слоях населения и ряды сторонников его партии неуклонно росли. В то время как силь­ ные аристократические группировки в борьбе за власть привлекали на свою сторону элитарные, социально ограниченные слои обще­ ства и никак не могли одолеть друг друга, Писистрат, воспользо­ вавшись ситуацией, включился в борьбу как лидер народной партии. Он сделал беспроигрышную ставку на простой народ и теперь не­ уклонно набирал очки.

В создавшейся ситуации всем стало очевидно, что в Афинах приближается время тирании. Казалось, дух тирании уже витал в воздухе и все только ожидали, когда же появится новый спаситель отечества. Плутарх пишет, что в то время, хотя в Афинах еще дей­ ствовали законы Солона, все ожидали переворота и желали друго­ го государственного строя, причем каждая партия надеялась при перевороте одержать верх над противной стороной (Plut. Sol., 29). По выражению К. Ю. Белоха, само течение обстоятельств толка­ ло Афины в объятия тирании18.

18Beloch К. J. Griechische Geschichte. Bd. 2. Abt. 2. Strassburg, 1914.

S. 26.

294

295

2 . П Р О И С Х О Ж Д Е Н И Е Т И Р А Н И И
а)	Идея	тиранической	власти		до	Писистрата
Само	слово	τ ύ ρ α ν ν ο ς («тиран»)		имеет	негреческое происхож­
дение и	пришло	в Грецию,	по всей	видимости,		из Лидии . О н о

обозначало единоличного правителя и зачастую использовалось как

синоним	к	словам	β α σ ι λ ε ύ ς («царь»), ή γ ε μ ώ ν	(«гегемон,	руково­
дитель»)	и	μ ο ν ά ρ χ	ο ς («монарх»)19. Отсюда же	произошло	и слово

τ υ ρ ά ν ν ι ς («тирания») как название такой единоличной власти. Этот термин появился для обозначения явления, отличного от обычной царской власти, хотя и родственного ей. В греческой литературе того времени определение этого понятия отсутствует, и нам при­ ходится восстанавливать его смысл по разрозненным фрагментам и упоминаниям у различных авторов. Д л я нас важно понять, как воспринимали тиранию ее современники до прихода к власти Пи­ систрата, хотя установить это определенно очень трудно, если во­ обще возможно. Источники того времени очень скупы и мало­ численны, а позднейшая античная традиция в данном вопросе несостоятельна, т. к. она опирается на тенденциозную негатив­ ную оценку тирании, выработанную в аристократической среде в VI в. до н. э., в затем развитую демократической идеологией в V в. до н. э.20 Все-таки ситуация не совсем безнадежна и кое-что можно попытаться сделать.

Первое упоминание о тирании мы находим в середине VII в. до н. э. — это фрагмент одного стихотворения Архилоха. П о э т называет тираном лидийского царя Гигеса и говорит, что он не завидует ему, хотя тот имеет много золота. Архилох гордо заявля­ ет, что сам он вовсе не хотел бы стать тираном (fr. 22 Diehl3). Несколько вызывающий, горделивый тон Архилоха придает его словам полемический оттенок: он как всегда противопоставляет себя всем другим и бросает вызов общественному мнению. Отсюда сле­ дует, что многие его современники, с которыми он полемизирует, как раз, напротив, завидуют Гигесу и желают стать тиранами. В дру-

19 White Μ. Ε. Die griechische Tyrannis // Die ältere Tyrannis bis zu den Perserkriegen / Hrsg. K. Kinzl. Darmstadt, 1979. S. 185 f.; Fadinger V.

Griechische Tyrannis und alten Orient / / Anfänge Politischen Denkens in der

Antike / Hrsg. K. Raaflaub. München, 1993. S. 265; Barcelo P. Basileia,

Monarchia, Tyrannis. Stuttgart, 1993. S. 83 f.

2 0 Barcelo P. 1993. S. 85 f.

гом стихотворении Архилоха такое отношение современников к тирании видно уже совершенно отчетливо. В нем говорится о том, что тиран, который копьем завоевал город, стяжает себе большую славу и что ему будут завидовать многие люди (fr. 23 W e s t ) . Та­ ким образом, тирания у Архилоха — это достойная цель для мно­ гих стремящихся к славе людей, это завидное положение и богат­ ство21. Подобное отношение к тирании проглядывает и в творчестве Семонида Аморгосского, жившего в конце VII в. до н. э. В его представлении тирания связана прежде всего с большим богатством. В своем знаменитом сатирическом стихотворении о женщинах он говорит, что только тиран или богач способен содержать жену прекрасной наружности, которая абсолютно ничего не желает де­ лать в доме и заботится только о своей красоте22.Только такой богатей, как тиран, может позволить себе столь бесполезную рос­ кошь, как эта жена, «чтоб тешиться такой ненужной мишурой» (fr. 7, 5 7 - 7 0 Diehl3).

Короче говоря, в древнейших источниках тирания выступает как достойное зависти высшее достижение человека, дающее ему сла­ ву, богатство и власть. Понять, что это была за власть, нам помо­ гает упоминание Архилоха о Гигесе. В 685 г. до н. э. этот Гигес силой сверг в Лидии правящего царя Кандавла и захватил его трон. Это был не единичный случай такого рода: некоторое время спус­ тя, в 656 г. до н. э., Псамметих с помощью греческих наемников захватил власть в Египте. Вскоре их примеру последовали греки и первым греческим тираном стал Кипсел в Коринфе, который в 655 г. до н. э. с помощью гоплитов сверг власть знатного рода Бак ­ хиадов и стал единовластным правителем в своем городе. П о з ж е и в других греческих городах к власти стали приходить тираны. По­ хоже, что все они в какой-то мере ориентировались на восточные образцы и действовали по примеру Гигеса и Псамметиха. Об этом говорит и тот факт, что внук Кипсела, последний тиран Коринфа, носил имя Псамметиха23 (Arist. Pol., 1315 b 25) . Главный признак, позволяющий объединять в одну группу восточных и греческих тиранов, состоит в том, что все они пришли к власти с помощью

21 Barcelo Р. 1993. S. 91; De Libero L. 1996. S. 24 ff.

22 De Libero L. 1996. 26 ff.

23 Здесь имеет место тот же случай, что и с юношей Крезом из рода Алкмеонидов. Это значит, что аристократы в архаическую эпоху охотно давали своим отпрыскам имена восточных царей, с которыми были както связаны.

2 9 6

297

военной силы24. Исходя из этого ученые определяют тиранию как такого рода монархию, которая имеет восточное происхождение и опирается на силу оружия25.

Однако нам кажется, что военный фактор, хотя и очень важ­ ный, но все же не самый главный в явлении тирании. Внимательно присмотревшись, нетрудно заметить, что уже на Востоке решаю­ щее значение в утверждении власти самозваных правителей играла не армия, а их религиозная легитимация. Геродот рассказывает, что, когда Гигес пришел к власти, народ восстал против него и взялся за оружие, и только когда дельфийский оракул официально благо­ словил власть нового царя, народ сложил оружие и признал его (Hdt., I, 13). Как видим, официально Гигеса царем сделало не войско, а божественная воля. Древний Восток дает еще целый ряд примеров такого рода: ассирийский царь Саргон II изначально был просто военным командиром, но считалось, что он захватил власть, под­ чиняясь воле царя богов. Персидский царь Кир утвердился в Ва­ вилонии, свергнув вавилонского царя Набонида при поддержке жре­ цов верховного бога Мардука26. Перечень примеров можно было бы продолжить, но уже из сказанного ясно, что древневосточные монархи, пришедшие к власти путем переворота, легитимировали свое положение божественной волей и представляли себя как бо­ жественных избранников. В результате на Ближнем Востоке сло­ жились два типа правителей: одни наследовали власть от родите­ лей, а другие получали ее в дар от богов27. Различие между ними почти такое же, как между царем и тираном у греков.

Понятно, что правители, получившие власть свыше, были хариз­ матическими личностями, любимцами богов, и вся их власть была облечена особой харизмой. Для их религиозных современников было все равно, как их новый монарх пришел к власти, с войском или без него, — главное для них было то, что он являлся избранником бо­ гов, а тот факт, что он стал царем, служил тому подтверждением. Выше мы уже говорили о том, что харизма составляла само суще­ ство царской власти как таковой и служила ее идеологической осно­ вой (см. гл. 2, 3 б). Более того, сама идея монархии возникла из

24 Drews R. Die ersten Tyrannen in Griechenland / / Die altere Tyrannis bis zu den Perserkriegen / Hrsg. K. Kinzl. Darmstadt, 1979. S. 265 ff.;

Fadinger V. 1993. S. 266 ff.

25 Fadinger V. 1993. S. 265 f., 268 ff.

26Подробнее об этих примерах см.: Fadinger V. 1993. S. 270 ff.

27Оппенхейм А. Древняя Месопотамия. Μ., 1990. С. 81.

298

представлений о праве харизматического вождя на власть. Пробле­ ма как раз в том и заключалась, что такие вожди могли время от времени появляться и вне правящей династии. Их появление означа­ ло, что официальный правитель утратил харизму и что божественное благословение перешло на нового избранника. Как уже сказано, эти представления были хорошо знакомы и гомеровским грекам (см. гл. 1, 3 в). Следовательно, как восточные, так и греческие тираны легитимировались в качестве таких осененных особой харизмой лю­ бимцев богов. Разница состояла в том, что восточные тираны свер­ гали царей и сами становились законными царями, а греческие тира­ ны свергали не царей, а существующий государственный порядок, основанный на замещении должностей. Поэтому слово «тиран» для них не было ни титулом, ни должностью, а просто неофициальным названием. Как показывают исследования, сами себя тираны зачас­ тую называли басилеями, т. е. царями28, и пытались представить себя продолжателями дела гомеровских басилеев. Мы уже видели, как это делал Клисфен в Сикионе (см. гл. 3, 1 б), а также Килон в Афинах (см. гл. 3, 2 б). Одним словом, легитимация греческих тиранов опи­ ралась на их божественную харизму и на то, что они преподносили себя как восстановителей древней царской власти29.

В результате греческие тираны, точно так же, как их восточ­ ные «коллеги», первостепенное значение придавали своей легити­ мации, без которой никакие военные отряды не могли бы удержать их у власти. Это хорошо видно на примере Килона: ему не помог вооруженный отряд воинов и он проиграл только потому, что народ,

28 Swoboda Η. Zur Beurteilung der griechischen Tyrannis // Die ältere Tyrannis bis zu den Perserkriegen / Hrsg. K. Kinzl. Darmstadt, 1979. S. 20; Schachermeyr F. Peisitratos von Athen / / Die ältere Tyrannis bis zu den Perserkriegen / Hrsg. K. Kinzl. Darmstadt, 1979. S. 97; Barcelo P. 1993. S. 126; De Libero L. 1996. S. 37 f.

29 Последние исследования все более убедительно показывают иде­ ологическую связь греческих тиранов с древней царской властью и их стремление представить себя в качестве продолжателей дела древних царей. См.: De Libero L. 1996. S. 37 f.; Ogden D. The Crooked Kings of Ancient Greece. London, 1997. P. 148 ff. Последний автор предложил очень ин­ тересную версию: он показал, что большая часть греческих историй и биографий древних царей и тиранов строится по общей мифологической схеме: отмеченный каким-то божественным знамением (чудо, физичес­ кий дефект и т. д.) человек из-за своей внешней ущербности страдает, бывает даже изгнан, но потом с триумфом возвращается и получает власть

(Ogden D. 1997. Р. 1 ff.).

299

по ряду причин, не признал его право на власть (см. гл. 3, 2 б). Поэтому сводить все только к насилию и оружию, на наш взгляд, неверно. Необходимо всегда принимать во внимание идеологичес­ кий фактор, т. е. мировоззрение людей той эпохи, без чего любая интерпретация любого исторического явления, а в данном случае тирании, окажется однобокой.

С конца VII в. до н. э. в Греции появляется уже и негативная оценка тирании со стороны отдельных аристократических поэтов. Первым в этом ряду стоит Алкей из Митилены. Он ругает на чем свет стоит тиранов, правящих в его городе, — Мирсила и Питта­ ка (fr. 39; 87; 101 Diehl3). Ненависть Алкея можно понять: тира­ ны были его политическими противниками, а он проиграл в борьбе и был вынужден отправиться в изгнание. Он был явно тенденци­ озен и отражал мнение только одной узкой группы лиц, в то время как, по его же словам, весь митиленский народ по доброй воле сделал Питтака тираном (fr. 87 Diehl3). Следовательно, мнение большин­ ства в Митилене было в пользу тирании.

В VI в. до н. э. подобно Алкею против тирании выступал и Феогнид Мегарский, но и он также представлял проигравшую сто­ рону. Он главное зло видел в том, что властью завладели «дур­ ные», которыми руководит стремление к наживе ( 4 8 sqq.). У этих «дурных» появляются свои вожди, стремящиеся к тирании и пол­ ные алчности и дерзости (50; 1082) . Для Феогнида не подлежит сомнению, что именно пресыщение, алчность и дерзость (ϋβρις) гу­ бят город и порождают тиранию (541 sq.; 6 0 3 sq.; 6 9 3 sq.; 8 2 3 ; 1081 sqq.; 1103 sq.). Поэтому он называет тирана «пожирателем народа» ( δ η μ ο φ ά γ ο ς τύραννος — 1181). Таким образом, Феогнид представляет такую же тенденциозную точку зрения, что и Алкей. Он видит в тирании только эгоизм, дерзость и стремление к нажи­ ве30. Такое отношение Феогнида вызвано тем, что тирания возгла­ вила движение «дурных» и отвечала их устремлениям, а это шло вразрез с аристократической этикой поэта. Действительно, если, как говорит Аристотель, тираны выступали против власти знатных и богатых (Pol., 1305 а 21 sqq.) и обещали удовлетворить экономи­ ческие требования народа, то такой аристократ-традиционалист, как Феогнид, должен был воспринимать это как алчность и дерзость.

Особый случай представляет собой Солон. Его отрицательное отношение к тирании было вызвано не узкосословными предубеж­ дениями, а прежде всего его новой концепцией благозакония и спра-

30 Barcelo Р. 1993. S. 97 ff.; De Libero L. 1996. S. 32 ff.

300

ведливости. Свое призвание он видел в том, чтобы сдерживать враж­ дующие стороны и не дать ни одной одержать верх над другой (fr. 5, 5 sq. Diehl3). В своих стихах он утверждает, что кто-нибудь дру­ гой на его месте, взяв власть, не сдержал бы народ (fr. 24, 20 sqq.

Diehl3) и «снял бы масло,	сбивши молоко», т. е. урвал бы себе
куш (fr. 25, 6 sqq. Diehl3).	Солон хочет этим сказать, что другой

на его месте воспользовался бы ситуацией и, став на сторону наро­ да, захватил бы тираническую власть и извлек бы выгоду для себя. Отсюда видно, что для того, чтобы получить тираническую власть, нужно было стать на сторону народа. Именно народ и ждал от Солона тирании: поэт говорит, что многие надеялись при нем на­ грабить и разбогатеть (fr. 23, 13 sqq. Diehl3). Грабить могли бы, конечно, только аристократов и богатых нуворишей: это и было бы «переделом земли». Но Солон не хотел допустить этого и потому не оправдал ожиданий толпы. Он заявил, что ему не по душе «си­ лой править тирании, как и в пажитях родных дать худым и бла­ городным долю равную иметь» (fr. 23, 19 sqq. Diehl3). Свой отказ от тирании Солон объяснял еще и тем, что он не хотел запятнать свое имя позором (fr. 23, 8 sqq.). Очевидно, таким позором для себя он считал пойти на поводу у «дурных» и заслужить типичное для тиранов обвинение в корысти. Когда же к власти пришел Писистрат, Солон назвал его власть рабством для народа (μονάρχου δουλοσύνη — fr. 10, 3 Diehl 3 ) . Таким образом, неприятие тирании у Солона было обусловлено двумя факторами: его политической концепцией гражданского общества и нежеланием запятнать свою аристократическую честь связью с «дурными». Само же понятие тирании у него не имеет однозначно негативного значения и упот­ ребляется как синоним к слову μ ο ν α ρ χ ί α («монархия»)31.

Говоря об отношении афинян к тирании, нам хотелось бы об­ ратить внимание на два литературных свидетельства, смысловая связь между которыми до сих пор оставалась незамеченной. О д н о из них — это начало стихотворения Солона, в котором он переда­ ет слова тех, кто упрекал его за отказ от тирании:

Нет, ни опытным, ни мудрым не был никогда Солон: Божество ему давало много благ, но он не взял, Радуясь, он сеть закинул, только вытащить не смог, Помутился его разум, был он мужества лишен.

(Sol., 23, 1-4 Diehl3 / Пер. С. И. Радцига)

31 De Libero L. 1996. S. 33 f.

301