5курс / ТГП / первоисточники / Бентам / gl11
.pdfТаким образом, убить человека из-за гинеи или ложно обвинить его в разбое из-за той же гинеи показывало бы более испорченное расположение, чем просто получить эту гинею посредством воровства, предполагая, что тревога, которую человек берет на себя при этом, и риск, которому он подвергается, одинаковы и в том, и в другом случае.
Правило 2. При данном видимом вреде действия расположение человека тем более испорчено, чем меньше искушение, которое получило в нем верх.
Таким образом, расположение оказывается более испорченным и опасным, когда человек убивает другого человека из одной прихоти, как, говорят, много людей убил марокканский император Мулей Магомет, чем когда он убивает из мщения, как убили тысячи людей Сулла и Марий, или в видах самосохранения, как многих убил Август, или даже из-за прибыли, как, говорят, убил некоторых людей тот же император. И действия такой испорченности — для той части публики, которая узнает о них, идут в той же пропорции. Августа должны были бояться только некоторые лица при известных частных обстоятельствах, Мулея Магомета должны были бояться все и во всякое время.
Правило 3. При данном видимом вреде действия представляемое им доказательство испорченности расположения человека бывает тем менее сильно и решительно, чем сильнее искушение, которое взяло верх в человеке.
Таким образом, если человек, близкий к голодной смерти, крадет хлеб, то это менее доказательный признак испорченности, чем если бы кражу на ту же стоимость сделал человек богатый. Надобно заметить, что в этом правиле сказано только то, что доказательство испорченности в этом случае менее решительно, и не сказано, что испорченности положительно меньше. Потому что в этом случае возможно по какому-нибудь обстоятельству, что кража могла бы быть совершена, когда бы даже искушение было и не очень сильно. В этом случае облегчающие обстоятельства могут быть только предполагаемы; в прежнем случае — отягчающее обстоятельство не подлежит сомнению.
Правило 4. Когда мотив бывает необщественного разряда, то при данной силе искушения испорченность соответствует степени обдуманности, которой сопровождалось совершение акта.
Потому что в каждом человеке, как бы ни было испорчено его расположение, общий характер его жизни определяется и направляется общественными мотивами везде, где личные мотивы остаются нейтральны. Необщественные мотивы приходят в действие только в особенных обстоятельствах и по особенным случаям: когда на время ослабевает мягкая, но постоянная сила мотивов общественных. Поэтому общая и постоянная наклонность природы каждого человека направляется к той стороне, к которой побуждала бы его примкнуть сила общественных мотивов. В этом случае сила общественных мотивов постоянно стремится положить конец силе необщественных, как в естественных телах сила трения стремится положить конец силе, происшедшей от толчка. И время, которое разрушает силу необщественных мотивов, увеличивает силу мотивов общественных. Поэтому чем дольше в данном случае человек остается под господством необщественных мотивов, тем больше убедительно доказательство, данное относительно его нечувствительности к силе мотивов общественных.
Таким образом, когда человек составляет обдуманный план побить своего противника и действительно бьет его, то это показывает худшее расположение, чем когда бы он побил его на месте, вследствие внезапной ссоры; и еще худшее расположение, когда, долго имея противника в своей власти, он бьет его с промежутками и на досуге.
XLIII.
Испорченность расположения, указываемая известным актом, имеет важное значение во многих отношениях. Всякий признак необыкновенной испорченности, увеличивая ужас, уже внушенный преступлением, и выставляя преступника человеком, от которого можно ожидать еще большего вреда в будущем, увеличивает таким образом требование наказания. Указывая общий недостаток чувствительности на стороне преступника, этот признак может также увеличить это требование наказания другим образом. Вопрос о расположении имеет тем больше важности, что при измерении количества (quantum) наказания принцип симпатии и антипатии способен не смотреть ни на что другое. Человек, который наказывает потому, что ненавидит, и только потому, что ненавидит, такой человек, если не находит в расположении ничего ненавистного, считает наказание ненужным вовсе; и, когда он находит что-нибудь ненавистное, он идет в наказании не дальше того, куда достигает его ненависть. Отсюда так часто выражаемое отвращение к правилу, что наказание должно
увеличиваться с силой искушения; правило, противное которому, как мы увидим, было бы столько же жестоко относительно самих преступников, сколько было бы превратно относительно целей наказания.