Философия и религия
«Америка – говорит известный историк В.Л. Паррингтон в начале трехтомного исследования «Основные течения американской мысли», – детище двух континентов, и ее основные черты невозможно раскрыть в отрыве от любого из них». Приблизительно такими же словами открываются все исследования интеллектуальной истории в США. Затем обязательно следует пояснение, что европейские идеи, попадая в «плавильный котел» американской культуры, адаптировались к сложившимся стереотипам и обретали американское лицо. В прошлые века философская концепция – будь то французская, британская или немецкая, – пересекая океан, приобретала черты утилитаризма, индивидуализма, религиозности и морализма. Переплавка порою была столь существенной, что результат ее мало походил на оригинал. При этом отбрасывались многие существенные моменты и традиции европейской философии.
Темы «американского плавильного котла» и «американского синтеза» в равной мере актуальны при исследовании философии как XVIII века, так и конца XX века. Однако они требуют особого разговора. В данной главе мы обратимся к некоторым «идиосинкразиям» социокультурного контекста на переломе XIX и XX веков. Именно тогда в философии США складывались разнонаправленные векторы, которые потом долго будут определять движение американской мысли.
Для американской философии, да и в целом для интеллектуальной мысли в США время с середины XIX по середину XX века было отмечено переоценкой ценностей и сменой ориентиров. Все идейные конфликты прямо или косвенно были связаны с тем, что культурная доминанта предшествовавших веков – религия – уступала место другой доминанте – науке. Поэтому философские споры происходили в поле напряжения, сложившемся между наукой и религией. Всю историю американской мысли в этот период можно определить как колебание между этими полюсами. Идеалисты и теологи утилизируют какие-то продукты науки, а у эмпириков и натуралистов сквозь пафос научности проступают мыслительные структуры, свойственные теистической мысли.
Отношения между религиозной и светской мыслью в США никогда не были враждебными, скорее компромиссными, а основой компромисса была практика. Философские идеи Локка, Гоббса, Пейна, французских просветителей, одними из первых пересекших океан, интересовали отцов-основателей американского государства – Т. Джефферсона, Б. Франклина – прежде всего в их прикладном значении как секулярные идеологические инструменты в теориях «естественного права», «естественного закона», в определениях правовых и моральных регулятивов. Как известно, очень многие иммигранты из полуфеодальной Европы устремлялись в Новый Свет в значительной мере по религиозным соображениям в поисках условий для свободного проявления их веры. Привезенные из Европы теологические учения у религиоборчески настроенных колониалистов приспосабливались к условиям жизни пионеров и теряли доктринальную чистоту. Первые возникшие в Америке религиозные концепции – теократические утопии Джона Коттона, Томаса Хукера. Роджера Уильямca, Джона Эллиота отличала не столько теологическая софистичность, сколько земная цель – реализовать христианский идеал сообщества и построить в Америке «новый Израиль». Одним словом, переработка продуктов европейской мысли с точки зрения их прикладной значимости стала архетипом работы американского «плавильного котла».
Исследователи становления «американского характера», как правило, отмечают, что одной из его наиболее глубокой идиосинкразий было отвращение ко всем абстрактным и умозрительным построениям, не имеющим непосредственного практического приложения или чуждым здравому смыслу. Эта черта, в частности, проявлялась в требованиях представить доказательства практической полезности философии. «Американец, – пишет Коммоджер, – был нетерпимым врагом метафизических абстракций: даже в политике, где он был наиболее зрелым, его главным аргументом был Здравый смысл. Точно так же, как он не доверял авторитетам в политике, он не верил им и в философии, и нигде обычный человек не чувствовал себя столь уверенным в своей собственной философии, а доморощенный философ так не ценился, как в Америке. С точки зрения Старого Света, он вульгаризировал философию точно так же, как он вульгаризировал произношение и манеры». С точки зрения Нового Света, он делал ее «жизненной».
Примером натурализации идей европейской мысли в американских условиях может служить трансцендентализм – литературно-философское и религиозное течение, сложившееся в 30–50 годах XIX века вокруг бостонского «Трансцендентального клуба», куда входили Р. Эмерсон, Г. Торо. А. Олкотт, М. Фуллер, Д. Рипли, Э. Пибоди, Т. Паркер и другие. Будучи продуктом немецкого и британского спекулятивно-идеалистического мышления, трансцендентализм был существенно трансформирован применительно к существующему здесь с колониальных времен протестантскому (главным образом кальвинистскому) богословию, пуританизму, этическим и политическим представлениям. Заимствованные из Европы теоретические продукты прочитывались через морально-эстетические интересы, обмирщались и получали воплощение в различных вариантах «литературной мудрости». Философия понималась скорее как секулярная религия индивидуализма и гуманизма, а философские лекции как проповеди, обращенные не к узкому кругу студентов, а к публике. Джордж Сантаяна впоследствии назовет трансцендентализм и религиозно-литературный тип философствования «genteeltradition», что приблизительно можно перевести как «благородная традиция», «традиция изящной словесности». Признавая, что этот «мягкий» тип философии оказался достаточно живучим, Сантаяна все же полагал, что он будет вытеснен «жесткими» типами, подобно тому как колониальные особнячки вытесняются небоскребами.
Приспособительный характер американской философии сказался и в ее отношении к другому полюсу – к науке. Несмотря на то, что в XIX в. философия в США была по преимуществу морально-религиозной, она весьма чутко реагировала на науку своего времени. Грандиозные научные открытия XIX в., заставившие по-новому посмотреть на естественную и социальную историю, нашли широкий, хотя далеко не всегда позитивный, отклик среди американских философов. Отсутствие собственных достаточно оригинальных философских систем, а также то обстоятельство, что религия являлась скудным фундаментом для решения политических и правовых проблем, – все это толкало американских философов к поискам нового обоснования их философских конструкций. В качестве дополнительных опор избираются принципы и идеи тогдашней науки. Наука утилизуется в трансцендентализме, персонализме, протестантском богословии.
Усматривая в назначении философии прежде всего моральный смысл – сделать человека свободным и счастливым, американские мыслители сознательно, а чаще всего бессознательно, сглаживали антиномии, которые стали к этому времени предметом теоретического анализа в европейской философии – дихотомии факта и ценности, природного и общественного, философии и естествознания, гуманитарного и естественнонаучного знания и т.п. Вера в божественное провидение, в прогресс, социальный оптимизм склоняли их изображать бытие как абсолютную гармонию, в которой многообразие находит свое завершение в единстве, конечное – в бесконечном, свобода – в необходимости, индивидуальные устремления человека – в общественном благе и т.д.
Наиболее ярким примером объединения гегелевского идеализма с персоналистическим эмпиризмом и наукой того времени с одновременным сохранением религиозно-моральных традиций американской мысли является философия Дж. Ройса. Ройс строил метафизическую систему в духе абсолютистской традиции; в ней мир предстает как космический порядок, подчиняющийся математическим законам (широко использовалась математическая теория множеств), как связное и рационально постижимое целое, завершающееся вечной и бесконечной сущностью – Богом.