А.Г. Гельманов С.А.Гонтарь

Как установить участие лица в правонарушении?

ЭФФЕКТИВНЫЙ И ЭКОНОМИЧНЫЙ МЕТОД ДИАГНОСТИКИ СКРЫВАЕМОЙ ПРИЧАСТНОСТИ И ПОЛУЧЕНИЯ ПРИЗНАНИЯ ВИНОВНОГО В ОТСУТСТВИЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВ

МОСКВА 1999

Удк34 ббк 67.99(2)94 г 32

Рецензенты:

Доктор психологических наук, профессор Столяренко А.М. Кандидат юридических наук, доцент Агафонов В.В.

Г 32 Гельманов А.Г„ Гонтарь С.А.

Как установить участие лица в правонарушении? Эффективный и экономичный метод диагностики скрываемой причастности и получения признания виновного в отсутствие доказательств. - М.:

ОАО «Можайский полиграфический комбинат», 1999. - 160 с,

15ВЫ 5-8493-0063-5

В книге представлен принципиально новый подход к проблеме обнаружения неизвестного преступника на основе ограничения круга лиц, среди которых ведется его поиск.

Излагается методика диагностических бесед для выявления виновности правонарушителя и психологического воздействия в целях склонения его к признанию в причастности к правонарушению без доказательств.

Публикуемые материалы могут быть непосредственно использованы я работе по делам о преступлениях, которые обычно остаются нераскрытыми.

Дня сотрудников оперативных служб правоохранительных органов и служб безопасности.

Авторы выражают благодарность сотрудникам Службы экономической защиты банка акб сбс-агро за помощь в издании книги

УДК34 ББК 67.99(2)94

Содержание

Вступительная статья............................................................................................. 4

НЕОБХОДИМОЕ ПРЕДИСЛОВИЕ................................................................................………………. 6

ПСИХИЧЕСКОЕ ВОЗДЕЙСТВИЕ И ПОВЕДЕНИЕ ВИНОВНОГО................……………………………………………………........... 22

МЕТОД ПСИХИЧЕСКОГО ВОЗДЕЙСТВИЯ НА ЗАПОДОЗРЕННОГО В ОТСУТСТВИЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВ....................................................................…40

ПРИЗНАКИ ИЗМЕНЕНИЯ ПОВЕДЕНИЯ ВИНОВНОГО ............................... 46

ПЕРВАЯ БЕСЕДА-ОПРОС...............................................................................….. 52

ВТОРАЯ БЕСЕДА-ОПРОС...................................................................………….. 89

ТРЕТЬЯ БЕСЕДА-ОПРОС.....................................…........................................... 114

ПРИЛОЖЕНИЯ..................................................................................................… 144

ЛИТЕРАТУРА....................................................................................................….151

Вступительная статья

Количественные и качественные изменения преступности требуют совершенствования работы правоохранительных органов, разработки новых методов и методик борьбы с преступностью, выявления лиц, при­частных к правонарушениям. На смену критике буржуазной криминали­стики пришла задача изучения передового опыта зарубежных коллег.

Предлагаемая читателю работа имеет практическую направлен­ность и рекомендуется в первую очередь работникам оперативных служб правоохранительных органов и служб безопасности.

Простота изложения материала и доступность его применения на практике может оказать неоценимую пользу работникам частных охран­ных структур и детективных агентств.

Методы, о которых идет речь в работе, базируются на тактических приемах опроса и допроса в условиях конфликтной ситуации, разрабо­танных криминалистикой, но, в то же время, расширяют возможности оперативных работников, позволяют на законных основаниях в крат­чайшее время установить участие лица в правонарушении.

Вызывают интерес оригинальность и нестандартность подхода к решению задач по определению причастности лица к преступлению в отсутствие доказательств, в том числе и с использованием метода пси­хического воздействия на заподозренного, зарубежного опыта в этой об­ласти.

Метод диагностики скрываемой причастности и получения при­знания виновного в отсутствие доказательств, которому посвящена работа, экономичен, так как не требует материальных затрат. Умелое при­менение данного метода поможет практическим работникам эффективно решать задачи установления виновных.

Несомненным достоинством книги является не только ее научная новизна и практическая направленность, но и то, что она может служить методическим пособием для работников правоохранительных органов.

В.В.Агафонов, доцент, кандидат юридических наук

«- Что же убедило вас в их невиновности? -спросил Блейк, подавшись вперед.

- То, как они приняли мое обвинение - ответил священник. Меня интересовало - когда и как выразят эти господа свое негодование, и едва они возмутились, я понял: они не виновны. Будь они и в самом деле виноваты, они бы себя так не вели. Виновный или с самого начала на­чеку, или до конца изображает святую невин­ность. Мысль о содеянном постоянно терзает убийцу; он не может на время забыть, что убил, а потом вдруг спохватиться и отрицать это».

Честертон Г.К. (из сборника «Недоверчивость отца Брауна»)

НЕОБХОДИМОЕ ПРЕДИСЛОВИЕ

В процессе изобличения виновного, а еще точнее - получения его признания об отрицаемом личном участии в содеянном, выявления и преодоления лжи, особенно важно установить то, что знает или может знать только данный субъект. Его «недоступная» виновная осведомлен­ность включает конкретные цели, мотивы, обстоятельства и детали со­бытия и, главное, факт непосредственного осуществления им опреде­ленных действий. Именно все это утаивается, маскируется наиболее тщательно и создает трудности для непосредственного выявления. Упорное сопротивление установлению истины в любой форме (беседа, опрос, допрос и т. п.) имеет сильнейшее мотивационное значение, вызы­ваемое страхом наказания, боязнью огласки, опасением испортить репу­тацию, стыдом за содеянное и иными причинами. При этом, чем больше общественная опасность, тяжесть деяния, тем интенсивнее уклоняется преступник от ответственности.' Поэтому виновный вынужден исполь­зовать особую психологическую и тактическую защиту, которая обеспечивает сохранение от выдачи им информации и о факте личной причастности к событию, и о факте сокрытия им этой причастности. Получить данные об этих фактах - значит раскрыть скрываемое - непосредствен­ное участие в преступлении.

Традиционным тактическим средством преодоления установки субъекта на ложь, запирательство, отказ от продолжения общения, отри­цание вины и личного участия является предъявление доказательств (в порядке нарастания их доказательственного значения, одного самого веского или всех сразу в определенном построении), что является далеко не лучшим и не всегда применимым по многим причинам,² хотя бы по­тому, что в данный момент заподозренное лицо есть, а доказательств его вины нет. Способом правомерного психического воздействия выступает убеждение прекратить отрицание вины, причастности и сознаться под давлением предъявляемых доказательств. Субъекта постепенно подво­дят к признанию, предъявляя факты и неопровержимые доводы. При этом ему демонстрируют стройную систему доказательств, их объектив­ную значимость и убедительность для всех других лиц. Это заставляет его прекратить лгать и признаться, причем вынужденно.

А что может заставить виновного сознаться в своей причастности в отсутствие доказательств его личного участия в проступке, правона­рушении, преступлении?

Если с тезисом «виновному лгать выгодно тогда, когда это нельзя проверить» и в теории, и в практике допроса еще как-то разобрались, то' парадокс, что «виновный сознается лишь тогда, когда это становится ему выгодным», до сих пор нуждается в разрешении. В каких ситуациях, кроме случаев, когда он видит, что изобличен доказательствами, при­знание ему выгодно? Можно ли убедить субъекта в целесообразности этого, не прибегая к незаконным мерам, жесткому физическому прес­сингу, дезинформации и угрозам?

Известно, что в 20-50 годы на специальную литературу, посвя­щенную расследованию преступлений, оказал господствующий в науке и жизни партийно-средневековый подход и бесконечная критика идей «буржуазных» криминалистов, что породило пустопорожние рассужде­ния о важности полноты и объективности показаний обвиняемого и привело к почти полному отсутствию конструктивных приемов воздей­ствия на личность и преодоления лжи. Чего стоит, например, такое по­ложение из главы «Тактика допроса» учебника криминалистики тех лет:

«Единственно правильный и верный способ уличения обвиняемого, дей­ствительно виновного (?1). - это противопоставление его запирательству собранных по делу доказательств. Если же «собранных по делу доказательств» было «не достаточно», практика, как показала история, исходила из принципа «не признаешься, - значит, не хочешь разору­жаться перед партией, препятствуешь линии партии и т.п.» с печально известными многим семьям последствиями.

Мы лишь упоминаем об этом, но не для того, чтобы с высоты се­годняшнего дня бичевать взгляды полувековой давности, а потому, что, вплоть до настоящего времени, в обширной художественной и юридиче­ской литературе неоднократно отмечалось: допрос - это искусство и даже «психологический поединок».⁴ «Острое» оружие для него, как оказы­вается, пока весьма ограничено и малодоступно. Об этом свидетельству­ет анализ множества учебников и специальных работ по криминалисти­ке.

Не отличаются новизной и эффективностью своих рекомендаций и некоторые современные вузовские учебники криминалистики: в них весьма кратко излагаются относительно поверхностные и потому мало­полезные для практического применения сведения относительно показа­ний подозреваемых и обвиняемых все с тем же акцентом на «основной прием допроса в конфликтной ситуации - предъявление доказательств» и указанием на «огромное значение профессионального овладения так­тическим арсеналом ведения допроса».³ Увы, арсенал этот, если не счи­тать доказательств, которые на момент допроса нередко отсутствуют, довольно ограничен.

Надежные, психологически обоснованные, действенные методики, программы и технологии, рассчитанные на главное - убеждение винов­ного в безусловной выгодности признания в содеянном, формирование внутренней переориентации его позиции с дачи ложных показаний на правдивые, когда на момент получения его ложных объяснений, ника­ких контраргументов не имеется, в арсенале правоохранительных орга­нов пока отсутствуют.

Вместо экономичных, эффективных, основанных на точных пси­хологических закономерностях схем, линий поведения, обеспечиваю­щих рациональный, оптимальный подход к психике виновного и извле­чению из нее информации - отражения картины происшедшего, в совре­менной учебной и методической литературе, пространно излагаются «общие положения», расплывчатые и трудноусваемые рекомендации общего характера и указания на приемы допроса без механизма их ис­пользования, применение которых объявляется творчеством и мастерст­вом, что неустанно декларируется. О введении в соответствующих учебных заведениях спецкурсов по практическому овладению методами.

Этому в известной степени способствовали труды некоторых авторов. впавших в «криминалистический утопизм». Развивая тезис «от дока­зательств - признанию», они категорически утверждали, что следова­тель может рассчитывать на правдивые показания лица, совершивше­го преступление, лишь после того, как собраны бесспорные доказательства его вины. Вот уж, поистине, - «из крайности - в крайность». См.: Александров Г.Н., Строгович М.С. Неправильная практика //Социалистическая законность, 1960, № 3.

психического воздействия и поведенческими навыками в ситуациях ак­тивного противодействия подозреваемого не идет даже речи. Не удиви­тельно, что субъект, кровно заинтересованный в уклонении от ответст­венности и не брезгующий никакими средствами, в «поединке» за свою информацию, часто становится победителем. Не случайно, что ряд уче­ных-юристов, проповедующих теорию бесконфликтного следствия, ут­верждали в прошлом и продолжают утверждать сегодня, что единствен­но верным путем, когда обвиняемый не признает свою вину, является поиск и предъявление ему неопровержимых доказательств причастности к преступлению. Иной подход, по их мнению, приведет лишь к «призна­нию в чем угодно - от сношения с нечистой силой до прорытия тоннеля от Урала в Индию».⁶ Получается, что следователю тем самым надлежит уклониться от явной конфликтной ситуации из-за возникшего перевеса сил - «правонарушителю более не с кем будет конфликтовать: перед ним окажется следователь, неспособный оказать ему противодействие в сокрытии истины, идущий на поводу у преступника, пассивный и безо­ружный».⁷

По поводу широкого спектра некоторых приемов психологическо­го воздействия на заподозренных*, подозреваемых и обвиняемых уже более трех десятков лет на страницах юридической печати идут несмол­каемые дискуссии об их нравственной допустимости, которые и в на­стоящее время сдерживают развитие и практическое применение многих тактических средств.⁸ Лишь отдельные из них «завоевывают» право на «моральное оправдание».⁹

Под заподозренным следует понимать лицо, которое не заняло про­цессуальное положение подозреваемого, однако, в отношении него имеются некоторые данные, свидетельствующие о возможной прича­стности к преступлению (прим. А.Г., СТ.).

Некоторые криминалисты и специалисты в области юридической психологии прибегают к обозначению давно известных приемов допро­са такими «устрашающими» терминами, привычное понимание которых любым работником правосудия не вызвало бы возражений ни в связи с правовой, ни с нравственной стороной их применения.¹⁰ Так использо­вание взаимоотношений соучастников именуют «разжиганием конфлик­та» и «стравливанием обвиняемых», выявление виновной осведомлен­ности - «ловушкой», сокрытие осведомленности - «дезинформацией» или «обманом», предъявление доказательств - «созданием напряженно­сти», постановку внезапного вопроса - «захватом в врасплох», безобид­ное выслушивание объяснений - «допущением легенды» и «потворствованием лжи». При этом не предлагается взамен ни четких критериев до­пустимости, ни конструктивных методов противодействия лжи и запи­рательству. Вряд ли такое положение способствует пополнению арсена­ла средств раскрытия и расследования преступлений, особенно в на­стоящее, информационно и технически насыщенное время.

Осуждение в свое время известных репрессивных методов ведения следствия, имевших место в прошлом, вызвало у части ученых и прак­тиков некритичный скептицизм относительно «коварных» «следствен­ных хитростей», «психологических ловушек» и некоторых, сходных с западными, концепций получения показаний, что объясняется не столь­ко неудачностью используемой терминологии, сколько сменившей указанные методы широкой кампанией по гипертрофированной заботе об обвиняемом и недооценкой значения для следствия такой науки о чело­веке, как психологии. Так сложилось исторически.

За «строжайшим соблюдением социалистической законности., пришедшим в 60 - 80 годы на смену «культу личности» и жесточайшим репрессиям, не стояло ничего, что могло быть достойно и адекватно противопоставлено современной преступности «на всех фронтах». Результаты этого видны сегодня повсюду - разваливаются дела, обвиняе­мые изменяют показания, отказываются от них или молчат, тенденция дачи ложных показаний растет, деморализируется следствие и сыск. Значительное количество преступлений остается нераскрытым только потому, что у подозреваемых или обвиняемых не смогли получить прав­дивых показаний об обстоятельствах совершенного преступления, спо­собах сокрытия следов, возможных соучастниках и т.д., т.е. тех обстоя­тельствах и фактах, которые могли бы стать ключом к раскрытию пре­ступления. Это подтвердит любой практик.

Итак, допрос либо получение признания в причастности предпола­гаемого виновного в правонарушении в иной форме могут быть призна­ны искусством. Однако это искусство состоит преимущественно в том, чтобы, как правило, не предъявлять или вообще не упоминать доказа­тельства, будучи готовым, подчас, несколько часов подряд доказывать подозреваемому безусловную выгодность для него дачи правдивых по­казаний. Специалистов, способных на это, насчитываются единицы. Очевидно, лишь в этом случае «борьба» за достоверную информацию справедливо может считаться «поединком на равных».

Другой очень серьезной проблемой психологии получения пока­заний у лиц, заподозренных в преступлении, является значение и «рас­шифровка» наблюдаемых психофизиологических реакций для выясне­ния истины. В теории отечественного уголовного процесса и практике, как подчеркивал видный ученый-психолог А.Р. Ратинов, поведению об­виняемого, манере себя вести, экспрессии, мимике, жестикуляции, ин­тонации и физиологическим реакциям не придается никакого доказа­тельственного значения.

Одним из распространенных психологических методов, разраба­тываемых в буржуазной криминалистике для получения показаний об­виняемого, его изобличения во лжи и определения причастности к преступлению, отмечал А.Р.Ратинов, является метод ассоциативных реакций. Он основан на том, что определенные факты и явления, будучи связаны ассоциациями, служат взаимными сигналами друг для друга и вы­зывают в сознании человека представления о соответствующих фактах из той же совокупности. Поэтому, оперируя некоторыми значимыми для лица фактами, можно получить свидетельство связи с интересующими нас событиями в виде определенных сигналов (невербальных реакций), в том числе и психофизиологических. Совершенствуя методы диагно­стики лжи, буржуазные психологи в дополнение к ассоциативному экс­перименту стали применять и специальный прибор, регистрирующий изменение физиологических параметров организма при наличии такой ассоциативной связи - полиграф.¹² Следует отметить, что в настоящее время полиграф относительно широко используется и в деятельности органов правопорядка России.

Л.Б. Филонов, исследуя проблему выявления скрываемого обстоя­тельства в психологическом плане, отмечал, что когда в жизни человека встречается некоторое событие или обстоятельство, достаточно глубоко вклинивающееся в устоявшийся стереотип поведения индивида и суще­ственно нарушающее его строй, появляется тенденция, закрепленная в житейских выражениях «излить душу», «облегчить душу», снять камень с души», «поделиться» и т.д. Многократно отмечалось, что это явление наблюдается и среди лиц, совершивших преступления. В лабораторных экспериментах в качестве скрываемого события выступали от­рицательные поступки и проступки, а также порочные склонности и слабости. Без сомнения, таким событием могут выступать преступления, другие осуждаемые проступки, незаконные действия. Роль скрываемого события, «сделанного», «содеянного» основывается на представлении о нем, как об «очаге аффекта», возникающем на фоне нормально функ­ционирующей психики. Действие «очага» («психотравмы», психогении») вносит дезорганизацию во всю систему жизнедеятельности субъ­екта и травмирует психику до тех пор, пока он существует. Защитные механизмы организма заставляют субъекта снять неприятные ассоциа­ции и персервирующие представления, освободиться от разрушающего фактора, что выражается в поиске партнера для сообщения и изживания тягостного аффекта. Так бывает в случае обычных переживаний. В ином положении оказывается лицо в случае, если произошло событие, кото­рое является одновременно и значимым («психогенным»), и тем, о кото­ром рассказать нельзя, что и возникает после совершения правонаруше­ния либо иных осуждаемых действий. Здесь тенденция к сообщению в связи с экстремальностью, необычностью события встречается с не ме­нее сильной тенденцией противостоять сообщению.¹³

Исследуя, - и не без успеха - метод ассоциативных реакций в це­лях выявления скрываемого обстоятельства посредством диагностики личности применительно к беседе и допросу, Л.Б. Филонов пришел к следующим выводам.

Опасное ядро (очаг) надежно изолируется не только индукцион­ным торможением, но и произвольным торможением - запретом. Все это охраняет очаг против того, что может возбудить его. Причем субъек­том контролируется все, что может «выдать» содержание очага (психо­физиологические реакции, собственные формулировки и выражения) и опасные внешние воздействия, которые он обычно очень тонко распознает.

При воздействии на ядро аффективного очага увеличивается сила побуждения к высказыванию и иным визуально наблюдаемым реакциям. Повышение возбудимости аффективной зоны путем ассоциаций базиру­ется на «вторичном аффекте», когда что-то вновь «бередит» блокиро­ванный очаг. В классических опытах по ассоциативному эксперименту такую функцию выполняют отдельные слова, вопросы, утверждения, суждения, высказываемые в беседе, вызывающие представление о пере­житом ранее и касающиеся либо содержания пережитого события, либо сопровождавшего его эмоционального состояния. Высказываемое ин­дивиду - первый член ассоциации, а вторым является картина пережито­го и связанные с этим состояния возбуждения и напряжения, создавшие потенциал очагу.

Торможение и контроль субъекта проявляются в особой «непро­ницаемости», невосприимчивости к ассоциациям, удержании от произ­несения целых фраз, высказываний и отдельных слов, постоянном кон­троле над своей речью и избежании тех «композиций», которые могут стать опасными ввиду близости к истинной картине события. Основным принципом ослабления торможения и контроля является путь общего повышения эмоционального состояния индивида вплоть до аффективно­го возбуждения. Только тогда можно ожидать снижения функций кон­троля в связи с «сужением сознания», которое имеет место при аффек­те.¹⁴ Далее, основываясь на методе ассоциативных реакций, Л.Б. Фило­нов определил наиболее эффективные способы выявления скрываемого обстоятельства, в полной мере относимые не только к диагностике пове­дения, но и к склонению виновного к правдивым показаниям.

Как видим, средствами воздействия на психику являются отдель­ные слова, выражения, суждения, вызывающие определенные ассоциа­ции в сознании субъекта, и тем самым - различные психофизиологиче­ские реакции и иные признаки изменения поведения, важные для диаг­ностики поведения опрашиваемого.

Вполне естествен интерес, писал А.Р. Ратинов, проявляемый а специальной литературе к вопросу о том, как (т.е. по каким признакам) отличить виновного от невиновного не только по психофизиологическим реакциям, но и по более сложным формам поведения допрашиваемого. В связи с этим, оценивая нижеприведенные соображения, как тон­кие, он приводит признаки, выведенные Ф. Луважем:

а) реакция на прямое обвинение. Невиновный отвечает сразу от­рицанием. Виновный держится выжидательно и ждет, чтобы допраши­вающий «отстрелял весь свой запас патронов»;

б) повторное заявление о невиновности. Невиновный старается доказать это активно, постоянно обращаясь к отдельным вопросам и об­стоятельствам дела, ссылаясь на факты, свидетелей и так далее. Винов­ный чаще всего пассивен, ограничивается простым отрицанием, без подробных высказываний, отвечает коротко, неточно, осторожно;

в) повторное возвращение к пунктам обвинения. Невиновный по­стоянно возвращается к пунктам обвинения, опровергая наиболее важ­ные обстоятельства. Виновный не только старается избегать возврата к критическим вопросам, но и при постановке прямого вопроса пытается отодвинуть щекотливые обстоятельства на задний план, зная, что дис­куссия, может затронуть еще более неприятные детали и усугубить его положение;

г) указание на связь между преступлением и обычным поведением виновного. Невиновный доказывает, что преступление несовместимо с его обычным поведением, образом жизни, воспитанием, характером, темпераментом, положением в обществе. Виновный редко обращается к таким аргументам;

д) боязнь позора. Невиновный наиболее остро переживает послед­ствия обвинения с точки зрения моральных факторов. Его беспокоит мнение начальников и друзей, положение семьи. Виновного беспокоит главным образом ответственность.

«Однако и такого рода признаки могут быть полезны лишь в так­тическом плане», - заключает А.Р. Ратинов.¹⁵

Так же естествен и сегодняшний вопрос о том, где взять методику диагностического опроса (допроса), основанную на приведенных или аналогичных им данных. Ведь ее диагностическое значение распростра­няется не только на ориентирующую роль в определении тактической линии поведения по отношению к потенциальному виновнику. Такая методика была бы важна и для ограничения круг» лиц, в числе которых следует искать правонарушителя, оптимизации применения так назы­ваемого «метода просеивания» - поиска лиц, удовлетворяющих различ­ным признакам вероятного преступника.

В качестве основы для последующего создания новых разработок конструктивного характера (но не в приведенном выше виде), позво­ляющих диагностировать тип поведения потенциального участника пра­вонарушения в отсутствие доказательств,¹ могут быть использованы различные системы признаков лжи, закономерное проявление которых имеет место в определенных ситуациях. Сведения о них в более или ме­нее систематизированном виде стали появляться в публикациях послед­него периода.¹⁶

В подтверждение сказанному сошлемся на некоторые положения о выявлении и разоблачении лжи из «Методики расследования событий, связанных с ложью», опубликованной в одном из новейших учебников по криминалистике. Эти положения, приведенные в виде простого пе­речня обстоятельств, и не содержащих методику их использования, по­зволяют строить версию о ложности сообщаемых сведений в случае:

• сообщения допрашиваемым лицом различных сведений по од­ному поводу;

• неопределенности, неконкретности сведений, содержащихся в показаниях;

• наличия совпадения в мельчайших деталях показаний различ­ных лиц об одном и том же;

• «проговорок» в высказываниях, указывающих на отрицаемую допрашиваемым лицом осведомленность в обстоятельствах события, по поводу которого оно допрашивается;

• бедности эмоционального фона показаний (схематичность, без­ликость, бледность показаний);

• упорного подчеркивания допрашиваемым своей добропорядоч­ности и незаинтересованности в исходе дела;

• уклонения допрашиваемого от ответа на прямой вопрос.¹⁷ К сожалению, следует констатировать отсутствие таких разрабо­ток в нашей специальной литературе, которые могли бы быть представ­лены в виде доступной, легко воспринимаемой методики, готовой к применению. Отсутствуют какие-либо специальные учебные пособия с систематизированным изложением указанных выше психофизиологиче­ских реакций, их ориентирующего значения и методики использования, хотя никто не отрицает их тактической роли для получения правдивых показаний.

Заподозренный субъект, причастный к «сделанному», «содеянно­му», испытывает страх перед возможным разоблачением. Чувство стра­ха вызывает у виновного стрессовую реакцию, которая может выражать­ся в физиологическом и психологическом аспектах.¹⁸ Признаки прояв­ления этой реакции позволяют установить скрываемую причастность к событию искомого лица. При этом диагностика его поведения и реакций может проводиться непосредственно во время общения.

Метод, название которого вынесено в заглавие книги, и о котором пойдет речь далее, применим для выявления и склонения к признанию лиц, совершивших преступление либо проступок в условиях неочевид­ности, когда в исходных данных о событии отсутствует информация, со­держащая ключевые установочные признаки определенного субъекта. Использование этого метода мы рассматриваем вне соответствующих этапов, процедур и процессуальных форм официального расследования. Это значит, что по своему характеру метод является универсальным для любых типов исследований, связанных с необходимостью получения у некоторых лиц скрываемой значимой информации.

Структурное построение информации, подлежащей передаче оп­рашивающим опрашиваемому² и вызывающей определенные реакции в виде доступных для восприятия признаков поведения, эмоциональных состояний, вербальных и невербальных проявлений последнего, пред­лагает такую форму непосредственного общения, как опрос-беседа³, Характер такого вида общения имеет черты, общие (сходные) и для оп­роса, и для беседы. В каких случаях применим этот метод?

Опрашиваемый субъект как потенциально причастное к исследуе­мому событию лицо (искомое лицо), может находиться в сколь угодно широкой зоне (поле) поиска, что не препятствует достижению задач ка­ждой беседы-опроса. В связи с этим, на момент начала собеседования опрашивающий независимо от характера события, уже получив о нем исходные данные, сталкивается с тремя ситуациями. Эти типичные си­туации помогут лицам, ведущим поиск, полнее определять состав всех лиц, подлежащих собеседованию.

В первой ситуации имеется ограниченный круг лиц, который иначе можно назвать «закрытым» или «исчерпывающим», среди кото­рых находится искомый субъект. Так бывает в случае, когда некое кри­минальное событие произошло в «замкнутом» пространстве, и все лица, подлежащие опросу, в это время находились в границах одного места или района, но остается не выясненным, кто конкретный виновник.

Во второй ситуации зона поиска представляет относительно-определенный круг лиц, образуемый субъектами, удовлетворяющими признакам потенциально виновного лица. Эти признаки не столь жест­ки, как в предыдущем случае. Отбор лиц для опроса происходит не­сколько иначе - по ряду признаков, позволяющих сузить этот круг. Ог­раничение последнего возможно по отношению субъектов к месту собы­тия, используемым орудиям и средствам, предмету посягательства, ос­ведомленности, необходимой для осуществления действий, признакам внешнего облика, предрасположенности к аналогии, наличию физиче­ской возможности и мотива содеянного и т.д. Такие признаки определя­ются на основе первичных данных о событии.

В третьей ситуации дефицит исходных данных обусловливает наличие неопределенного круга лиц. Информационная неопределен­ность весьма ограничивает возможности сужения этого круга по призна­кам,, соответствующим вероятному преступнику. Лиц, подлежащих бе­седе-опросу на данный момент, может быть или очень мало, или слиш­ком много, причем все опрашиваемые могут быть выявлены в качестве будущих участников собеседования в разное время. Хотя этот круг лиц формируется длительное время и может содержать сколь угодно боль­шое число субъектов, подлежащих диагностированию, это не сказывает­ся на результативности применения данного метода с каждым из них.⁴

Необходимые предпосылки для дальнейшей разработки новых ме­тодик и технологий правомерного психического воздействия на лиц, за­подозренных в причастности к правонарушению, обусловлены анализом состояния проблем диагностики поведения лиц, отрицающих свою вину, и получения от них правдивых показаний без использования доказа­тельств. Сегодня эти проблемы приобрели особую остроту для ученых-юристов, оперативных служб и следственных подразделений правоох­ранительных органов и связаны с необходимостью отхода от физическо­го насилия, грубого психического воздействия и примитивизма при по­лучении показаний от лиц, совершивших преступления. Это должно стать шагом вперед в совершенствовании методов цивилизованного воз­действия на личность, осуществляемого в целях установления истины.

ПСИХИЧЕСКОЕ ВОЗДЕЙСТВИЕ И ПОВЕДЕНИЕ ВИНОВНОГО

Комментируя положение о зависимости поведения виновного от оказываемого на него психического воздействия, мы имеем в виду изме­нение поведения лица, которое проявляется в определенных формах. Очевидно, было бы беспредметным вести речь о признаках изменения поведения виновного вне психического-воздействия.

Между тем, в теории уголовного процесса был период, когда по­рицалось само употребление этого термина. Некоторые ученые считали недопустимым применение в уголовном судопроизводстве «каких бы то ни было мер физического и психического воздействия при допросах не только обвиняемого, но и других лиц» (выделено нами. - А.Г.,С.Г.);¹⁹ безусловно, недопустимым - всякое «моральное воздействие» на допра­шиваемого.²⁰ Конечно, каждый термин может пониматься тем или иным автором в меру собственного критического к нему отношения, однако, полный отказ от концепции психического воздействия в процессе рас­следования привел бы к тому, что стало бы непонятным, как вообще можно опрашивать или допрашивать лиц, заподозренных в совершении преступлений, а затем и подозреваемых и обвиняемых. Ведь «даже про­стое убеждение подследственного дать правдивые показания, - справед­ливо замечает Р.С.Белкин, - можно при известной доле скептицизма расценить как провоцирование признания».²¹

Психическое воздействие, оказываемое в ходе общения (беседы, опроса, допроса) на заподозренного, подозреваемого или обвиняемого, по своему характеру не однородно. В условиях конфликтной ситуации (т.е. категорического отрицания субъектом личного участия в преступ­лении либо неявного умолчания о нем) все воздействие может быть обусловлено конечной целью получения от лица правдивых ответов, объяс­нений и показаний, включая и признание в содеянном.

Определенная часть (но не все) этого воздействия бывает прямо направлена на склонение лица к признанию в причастности к совершен­ному преступлению. Прямое склонение к признанию обычно выражается соответствующими вопросами, суждениями, предложениями, требова­ниями и т.п., которые, во-первых, однозначно подразумевают винов­ность (причастность к событию) данного субъекта, и, во-вторых, безаль­тернативно и очевидно вынуждают последнего сделать соответствую­щее сообщение.

Убеждение или требование рассказать правду о личном участии в содеянном, какими бы простыми по форме они не казались, могут явиться и неправомерными, например, если они обращены к заведомо невиновному лицу или, если в отношении виновного не имеется данных, обосновывающих уверенность в тех или иных подозрениях. С нравст­венно-правовых позиций подобное воздействие независимо от формы общения с субъектом (в т.ч. и с обвиняемым) должно удовлетворять двум обязательным требованиям: 1) склонение к признанию не должно выражаться в домогательствах такового путем насилия, угроз и иных не­законных мер; 2) следователь должен быть твердо убежден в том, что обвиняемый совершил преступление, и это убеждение должно основы­ваться на достаточной совокупности доказательств.²² Как видим, и здесь средством склонения к признанию выступает «достаточная совокуп­ность доказательств».

Надо признать, что психическое воздействие, оказываемое, на­пример, следователем, осуществляется на всем протяжении производства по делу, ибо всякое общение есть воздействие, а не только при до­просе, как правильно считает Ю.В.Кореневский.²³

Таким образом, психическое воздействие является неизбежным элементом общения между людьми. Общее определение воздействия на личность наиболее удачно, по нашему мнению, сформулировал Н-ПХайдуков: «Воздействие на человека есть процесс передачи ин­формации от субъекта воздействия посредством различных методов и средств, отражение этой информации в психике данного лица, способ­ной вызвать соответствующую реакцию, которая проявляется в его поведении, деятельности, отношениях и состояниях, становясь дос­тупной для восприятия воздействующим посредством «обратной свя­зи».²⁴

Но где границы правомерного психического воздействия? В связи с рассуждениями о допустимости отдельных приемов борьбы с ложью, писал А.Р-Ратинов, многие рекомендации буржуазных криминалистов, не отграничивающих косвенные вопросы (речь идет о психологическом приеме, именуемом методом косвенного допроса. - А.Г.,С.Г.) от улавли­вающих, касались получения признания независимо от того, насколько оно соответствует действительности. Наряду с наводящими вопросами, недопустимыми с позиций отечественного уголовного процесса, суще­ствуют и так называемые улавливающие вопросы, которые подобно на­водящим, содержат подсказанный допрашиваемому внешне приемле­мый ответ, который может быть истолкован против него, что по сущест­ву означает «ловить на слове». Они конструируются и рассчитываются так, что любой ответ - положительный или отрицательный - будет сви­детельствовать против "допрашиваемого («все, что Вы скажете, может быть использовано против Вас». - А.Г.,С.Г.). Например: «Вы по-прежнему бьете свою жену?». Если допрашиваемого ограничить альтер­нативой «да» или «нет», как бы он не ответил, можно с известной на­тяжкой истолковать его ответ в качестве признания того, что в прошлом допрашиваемый избивал свою жену. Подобный метод создает широчайшие возможности для того, чтобы запутать человека, поймать его на случайной оговорке и недопонимании скрытого смысла сказанного. С этим нельзя не согласится.

Вопросы, аналогичные указанным, в не столь уж стародавние вре­мена, задавались и в нашей следственной практике: «Зачем сыпали гвозди в сахар?», «с кем еще вели контрреволюционные разговоры?», «где держите антисоветскую литературу?», «на какую еще разведку работае­те?» и т.д. и т.п. Очевидная неправомерность подобных вопросов состо­ит в том, что они ставятся в форме неприкрытой клеветы и психического насилия.

Другой незаконный прием, рекомендуемый западными кримина­листами, базируется на запутывании и повышенной стимулированием страха внушаемости и заключается в создании у подозреваемого пред­ставления о том, что его обвиняют в более тяжком преступлении, чем то, которое в действительности интересует следствие. Этот прием, именуе­мый «опасением худшего», заставляет допрашиваемого идти на ком­промисс и признаваться в менее тяжком преступлении.

Так же действует и группа приемов, объединяемых термином «блеф», представляющих собой сообщение или передачу лицу в ивой форме вымышленных сведений, якобы являющихся доказательством его вины (отсутствующие показания соучастника, ссылка на несуществую­щих свидетелей и вещественные доказательства, очная ставка и опозна­ние с участием подставного лица), «уличающие» обвиняемого. Не­трудно заметить, что во всех этих случаях основой подобных приемов выступает ложь, обман, фальсификация и злоупотребление доверием.

По иному обстоит дело, когда ведут речь о правомерном психиче­ском воздействии, т.е. суждения, заявления, вопросы и даже отдельные реплики, обращенные к заподозренному, допустимы и рассчитаны на то, чтобы вызвать естественные, адекватные сложившейся ситуации вербальные и невербальные реакции, что будет иметь диагностиче­ское, а, следовательно, тактическое значение.

Несмотря на то, что поведение допрашиваемого, как указывает А.Р.Ратинов, не имеет доказательственного значения, оно вовсе не без­различно для следователя. Тонкий наблюдатель часто способен подме­тить и правильно понять признаки, указывающие на некоторые чувства, побуждения и намерения людей. Причем основную роль здесь играет не общее состояние человека (волнение, смущение и пр.), оно может быть естественной реакцией на сам факт допроса, а изменение его состояния по ходу следственного действия: особое беспокойство или замешатель­ство, вызванное определенным вопросом или предметом, стремление уклониться от освещения тех или иных обстоятельств дела, умолчание⁵

или отказ давать показания. Такие признаки служат своеобразными сиг­налами, указателями, которые имеют значение для построения правиль­ной тактики допроса.²⁷

Не менее важным является и то, что, будучи отмеченными, данные

признаки могут быть использованы в ходе дальнейшего психического воздействия в качестве средства последующего склонения виновного к признанию его причастности к преступлению.

Исходные положения юридической психологии, относящиеся к определению правомерности психического воздействия, предполагают, что основным признаком правомерного психического воздействия, сле­дует признавать сохранение подвергающимся воздействию свободы вы- . бора позиции личности,²' наличие условий для изложения своей пози- \/ ции, для ее выбора.²⁹ К сказанному можно добавить еще одно условие допустимости* средства воздействия (передаваемой информации), кото­рое необходимо для признания его правомерным, - избирательность воз­действия, т.е. направленность воздействия лишь на определенных лиц и⁶ нейтральность по отношению к остальным. При этом необходимо, что­бы средства психического воздействия давали положительный эффект только в отношении лица, скрывающего правду, и были бы нейтральны в отношении незаинтересованных лиц³⁰. Это может быть достигнуто приданием определенных свойств содержанию самой воздействующей информации. Но, как и при отступлении от правильной рецептуры по составлению лекарства, ошибки в передаче информации могут повлечь нежелательные, побочные эффекты. Поэтому только при условии изби­рательности можно ожидать, что оказанное на субъекта психическое воздействие не повлечет с его стороны самооговор, ложь, ошибки и ис­кажения.

В теории все оказалось иначе и сложнее, чем на практике. Если психическое воздействие, писал И.Ф,Пантелеев, «понимается как поло­жительное влияние на психику человека, как создание наиболее благо­приятных условий для течения психических процессов, поддержания ак­тивных психических состояний и проявления положительных психиче­ских свойств личности, то такое психическое воздействие в советском . уголовном судопроизводстве вполне правомерно и полезно»³¹. Более то­го, по его мнению, для обеспечения свободы выбора необходимым явля­ется благоприятное психическое состояние лица, на которое оказывается воздействие, нормальное течение психических процессов, когда берут верх его положительные психические свойства.³²

Считая, что для наилучшего восприятия читателями описываемого в настоящей книге метода, важно понимание того, что же на самом деле скрывается под «благоприятным психическим состоянием», мы полно­стью приводим уместное здесь высказывание Р.С.Белкина: «При актив­ном противодействии установлению истины «благоприятным психиче­ским состоянием» подследственного будет состояние осознания своей безнаказанности, бесплодности усилий следователя по изобличению виновного и т.п. Очевидно, такое состояние действительно обеспечивает «нормальное течение психических процессов», ибо успокаивающе дей­ствует на преступника. Но едва ли оно будет способствовать тому, что возьмут верх его положительные психические свойства. Скорее наобо­рот.

В условиях же реального изобличения, неминуемо сопровождаю­щегося эмоциональным напряжением подследственного, как раз и воз­никают такие благоприятные условия, когда должны взять верх его по­ложительные психические свойства, если он их не утратил. Кстати, по­нятие нормального течения психических процессов имеет не абсолют­ное, а относительное, ситуационное значение. Течение психических процессов является нормальным (точнее адекватным. - А.Г., С.Г.), если оно соответствует переживаемому психическому состоянию; спокойное в условиях стресса, оно не будет нормальным, как и наоборот. Очевид­но, что И.Ф.Пантелеев под нормальным имеет ввиду именно спокойное, но можно ли ожидать, чтобы психические процессы в условиях следст­вия протекали так во всех случаях, если даже вызов на допрос в качестве свидетеля по самому незначительному поводу вызывает заметное эмо­циональное возбуждение!

Как свидетельствует следственная практика и подтверждают пси­хологические исследования, относительное спокойствие подследствен­ный испытывает лишь после осознания своей вины и признания в ней, т.е. после разрешения конфликта. Только полное безразличие к себе и окружающим как следствие психической депрессии может быть принято за то «спокойствие», которое, очевидно, хотел бы видеть в идеале И.Ф.Пантелеев»³³. Точнее о психике виновного в данном случае и не скажешь!

В психике виновного параллельно существуют два события. Пер­вое - объективно происшедшее и скрываемое (1), а скрываются все промежуточные (вспомогательные) факты, Позволяющие логически обна­ружить причастность к нему данного лица. Второе - полностью вымыш­ленное (2), о котором ему желательно дать объяснения. Поскольку пол­ная ложь, как правило, легко разоблачима ввиду наличия в ней очевид­ных противоречий: «лгать следует тогда, когда нельзя проверить», по­стольку более распространена неполная ложь, как продукт переработки искаженной (извращенной) правды, отвечающая искусственно модели­руемому событию (3).

Под ложью в общеупотребительном смысле обычно понимают со­общение вымышленных сведений или извращение истинных фактов⁷. Аналогичное содержание включает в себя и понятие обмана, т.е. «сообщения ложных сведений или извращения истинных фактов».³⁴

Второй случай представляется гораздо более сложным для разо­блачения. Поэтому лицо, отрицающее свою причастность к событию, стремится создать некую труднопроверяемую легенду (собственную I версию события) — комбинацию из правды, о которой можно говорить и «отфильтрованной» лжи (2), которой заменяется утаиваемая правда.

Вытеснять из памяти событие, которое хорошо запомнилось, за­крепилось на уровне подсознания, недавно или только что выстроенной версией вымышленного события (3) довольно трудно. Субъект при этом вынужден постоянно мысленно держать под контролем правду, о кото­рой нельзя говорить, правду, о которой нужно говорить, целесообразную для него ложь и возможную ложь, которая может привести к его разо­блачению, будучи Проявленной в его объяснениях. Именно поэтому, отмечает л.б.филонов, субъект, скрывающий то или иное обстоятельство в процессе беседы, проявляет опасение не только допустить «проговор-ки» и «обмолвки», но и принимает меры к избежанию тех словесных по­строений, которые для него опасны из-за близости к скрываемой реаль­ной картине события - предмету беседы.³⁵

А.Р.Ратинов обращал внимание на то, что лгущий всегда рискует проговориться («лучший способ не проговориться - ничего не знать» -народная поговорка). Проговорка - это объективно верная информация, в утаивании которой заинтересован допрашиваемый, попавшая в его по­казания вследствие непонимания им значения сообщаемых сведений, либо в результате незаторможенности реакции на поставленный вопрос (неосторожное, непроизвольное замечание или заявление). Она содер­жит косвенное признание и, зафиксированная надлежащим образом, бу­дет иметь уликовое значение. В проговорках обнаруживается виновная осведомленность, т.е. такое знание обстоятельств, которым лицо может располагать только при условии причастности к преступлению. От проговорки следует отличать оговорку - случайную фактическую ошибку, которая подлежит исправлению.³⁶

В последние годы у ученых — юристов проявляется интерес к ис­следованию защитной (оборонительной) доминанты правонарушителя - господствующему очагу нервного возбуждения, который вследствие совершенного преступления обладает повышенной чувствительностью к раздражению и оказывает тормозящее влияние на деятельность других нервных центров.³⁷ Возникая в связи с каким-либо значимым событием в жизни человека, связанным с переживанием чувства страха, неизвест­ности, беспокойства, тревоги, сожаления, раскаяния, доминанта в значи­тельной мере определяет восприятие и оценку обстановки преступником и управляет его поведением.

Психофизиологическая сущность доминанты как временного ме­ханизма деятельности мозга имеет двоякое значение.

Во-первых, оборонительная доминанта побуждает преступника осуществлять действия, обеспечивающие ему личную безопасность, предотвращение возможности разоблачения и уклонение от наказания, и строить все свое поведение, исходя из необходимости воспрепятство­вать установлению факта его участия в преступлении. Такое, причинно обусловленное событием посткриминальное поведение, может состоять в любом активном или пассивном противодействии установлению исти­ны: предотвращении возникновения и сокрытии материальных и иде­альных следов деяния, воспрепятствовании выявлению использования им результатов преступной деятельности, даче ложных объяснений ок­ружающим и показаний в ходе начавшегося расследования и т.д. В тео­рии уголовного процесса и криминалистики такие действия получили название улик поведения, в которых проявляется виновная осведомлен­ность, т.е. знание обстоятельств, которые могли быть известны только лицу, совершившему преступление. В некоторых случаях чрезмерная демонстративность, назойливость субъекта могут дать дополнительные основания для подозрений в его адрес. Заметим, что анализ и оценка ложных объяснений и показаний виновного лица, обусловленных дейст­вием защитной доминанты, в свете описываемого в данной книге метода приобретают особое значение.

Во-вторых, и это не менее важно, доминанта обусловливает воз­никновение у субъекта значительного психологического напряжения, которое препятствует надежному контролю над своим поведением, объ­ясняет ошибки и промахи преступника (это проявляется в его ответах и высказываниях, действиях и поступках), что используется для его выяв­ления и разоблачения. Стремлением снять напряженность объясняется его желание посоветоваться с кем-либо, поделиться, выговориться. В силу физиологических законов индукции и иррадиации⁸ это напряжение постоянно усиливается, однако, процесс возбуждения становится преоб­ладающим.

Постоянное стремление скрывать свою причастность к преступле­нию от окружающих, необходимость демонстрировать внешнее спокой­ствие, и, вместе с тем, осознание значимости и ответственности каждой минуты, когда любой ошибочный поступок, неосторожное высказыва­ние или необдуманное слово могут привести к разоблачению в содеян­ном, приводит к усилению процесса торможения, который по закону по­ложительной индукции вновь активизирует процесс возбуждения.

Преступник, мысленно возвращаясь к событию преступления, ос­мысливает вероятные отрицательные последствия, утаивает свои пере­живания и оберегает свои воспоминания от внешнего проявления. Все это способствует усугублению душевных переживаний, а подавляя их, он еще больше их обостряет, что ведет к постоянному оживлению очага возбуждения - доминанты.

Непрерывное возбуждение в клетках коры головного мозга может принять устойчивые формы, дезорганизовать многие психические про­цессы, вызвать навязчивые мысли и влечения, способствовать нервному перенапряжению и срыву. Следует иметь в виду, что степень проявле­ния тех или иных признаков виновного поведения при оказании соот­ветствующего психического воздействия на субъекта, имеет свойство усиливаться, ослабляться и направляться.

Для опрашиваемого или допрашиваемого, скрывающего свою ви­новную причастность к криминальному событию в неявной, т.е. неоче­видной для следователя форме, опрос (допрос) выступает сильнейшим раздражителем, который вводит их в состояние высокой эмоциональной напряженности, скрыть которую чрезвычайно трудно. Причем скрыва­ется как сама причастность к событию в целом, так и предпринимаемые попытки ее сокрытия перед окружающими и лицами, ведущими рассле­дование. Чем серьезнее преступление, тем ярче изменения, происходя­щие в поведении преступника.³¹ Кроме того, эмоциональное воздействие (эмоциональный эффект. - А.Г., С.Г.) предъявляемой информации тем сильнее, чем большую роль, по мнению обвиняемого, может сыграть эта информация в его разоблачении, - считает А.В.Дулов. Предъявление информации, с его точки зрения, является экспериментом, поскольку следователь специально создает условия, при которых резко изменяется эмоциональное состояние допрашиваемого (так как передаваемая ин­формация является составным элементом доминанты поведения), часто влекущее за собой и определенные физиологические реакции, что внеш­не выражается в его поведении, действиях, состоянии. Для повышения надежности действия раздражителя следует обеспечивать внезапность, неожиданность предъявления избранной информации. Рекомендуется в момент предъявления значимой информации воздерживаться от разъяс­нения важности последней, так как одновременное восприятие ее и речи следователя влечет сглаживание ожидаемой внешней реакции обвиняе­мого и снижение ее силы. В результате информационного воздействия возможно проявление у обвиняемого:

«I) выразительных движений (мимика, пантомимика, жесты, «го­лосовая мимика»),

2) внешне выраженных изменений вегетативной нервной системы (появление потливости, бледность и т.д.);

3) резкого изменения психического состояния (угнетенность, воз­буждение, что может выразиться также в изменении мимики и пантомимики);

4) немедленной словесной реакции, содержание которой опреде­ляет действительное и ранее скрываемое отношение к предъявляемой информации»³⁹.

Цель передачи информации состоит в выявлении изменений в эмо­циональном состоянии, их анализе и обязательном последующем ис­пользовании выявленных изменений в ходе допроса. В связи с этим, в криминалистической литературе правильно отмечается, что не только выявление таких психических состояний и процессов на допросе, но и «поддержание» их, способствует получению правдивых показаний и скорейшему раскрытию преступлений.⁴⁰ Именно этот подход положен в основу предлагаемого ниже метода: «от диагностики поведения - к склонению к признанию».

Здесь необходимо сделать одно существенное замечание. Переда­ваемая информация, «входящая» в механизм доминанты поведения ви­новного, вовсе не обязательно должна составлять содержание понятия «доказательство» или быть дезинформацией о якобы имеющемся дока­зательстве. Это могут быть какие-либо стимулы (слова, выражения, во­просы), подобранные и сформулированные определенным образом, по­падание которых в нужное «семантическое гнездо» сознания, легко уга­дывается по ответным реакциям - типичным реакциям ассоциативного эксперимента (замедленные ответы, их неадекватность, повторение во­проса и др.). В упоминавшихся ранее лабораторных опытах Л.Б.Филонова, проводимых в целях выявления скрываемого обстоятель­ства, работа с ассоциациями приводила к общему возбужденному со­стоянию испытуемого. Показателями такого возбуждения, наблюдаемо­го в его беседах, помимо обычных признаков (беспокойство, волнение, тревожность) были и специфические черты поведения, свойственного ситуации при выяснении скрываемого - общая направленность испы­туемого против собеседника, эмоционально окрашенное сопротивление попыткам продолжать разговор в прежнем направлении (резкие выра­жения, стремление прервать высказывание партнера, раздраженные про­тесты и даже прямые негативные высказывания).⁴¹

Что касается вопроса об использовании изменения поведения субъекта, как следствия информационного воздействия на его психику, в связи со склонением к признанию в отсутствие доказательств его вины, нам представляются важными и полезными следующие рассуждения А.В.Дулова.

Если следователь, наблюдая реакцию обвиняемого, убеждается в правильности своего предположения о его причастности к событию, что и определяет направленность его дальнейшего воздействия в ходе до­проса, то обвиняемый осознает, что в результате невольной и своевре­менно не проконтролированной им реакции, он выдал свое истинное от-, ношение к определенному предмету, и, в связи с этим, его линия отри­цания определенных фактов становится совершенно бессмысленной. Именно это и обусловливает направленность дальнейшего воздействия. Здесь уже обязательным является указание обвиняемому на значимость его поведения, усиление логического воздействия в дополнение к тому, которое он уже получил в ходе предъявления информации.⁴²

Известно, что существуют непроизвольные и произвольные психо­физиологические реакции организма человека на внешние раздражители.

Непроизвольные реакции в значительной степени не контролиру­ются и не управляются сознательными волевыми усилиями⁹. Вызываемые высоким уровнем нервного возбуждения, они внешне могут быть выражены отличными друг от друга признаками. К ним относятся, на­пример, бледность или покраснение кожных покровов, аритмия дыха­ния, повышенная потливость, дрожание рук, подергивание частей тела, нарушение координации движений, изменение тембра голоса, заикание, хрипота и т.д. Однако, как указывает А.Р.Ратинов, бывают случаи, когда в результате длительной специальной подготовки удается, если не пол­ностью подавить такие реакции, то существенно устранить их внешнее проявление.⁴³

Произвольные реакции также указывают на эмоциональную на­пряженность. Но они поддаются субъективному контролю, регулируют­ся волевыми усилиями, т.е. могут сознательно подавляться и усиливать­ся, а значит и симулироваться. Это требует известной тренировки на­блюдательности допрашивающего. Такие реакции могут быть выражены в мимике, покашливании, постукивании рукой или ногой, жестикуля­ции, покусывании губ и т.д., а также в нарушении последовательности. логики рассуждений. Часто в такие минуты человек тяготеет к окру­жающим его предметам, останавливается на них взглядом, вертит их » руках и пр.

Классификация поведенческих реакций, связанных с психическим воздействием в процессе применения описываемого в книге метода, представляет собой три основных группы или вида.

Первый вид (I) - физиологические реакции - «немой» язык тела в виде «ответов», не выражаемых словами. В данную категорию мы включаем поведенческие (поза; характер непроизвольных движений го­ловы, глаз, конечностей, туловища) и психосоматические (потливость, покраснение, побледнение, нервный тик, тремор рук) реакции.

Второй вид (II) — самопроизвольные словесные высказывания и паралингаистические сигналы. Данные высказывания делаются лицом самостоятельно, но не в связи с ответом на поставленный вопрос, а как реакция на специфическое психическое воздействие. К паралингвистическим¹⁰ сигналам относят, например, изменение тона или тембра голоса, изменение скорости речи, паузы и «запаздывание» с ответами и т.п. Со­путствуя вербальному содержанию ответа, они могут самостоятельно указывать на особенности психического состояния и возможные причи­ны реакций человека. «Хотя передача информации при допросе, - пишет Ф.В.Глазырин, - происходит в словесной форме, не менее важное смы­словое содержание может быть заключено в мимике, интонации, речи допрашиваемых. Поэтому следователь должен анализировать их, сопос­тавлять со смысловым содержанием речи рассказываемого. Случаи их явного несоответствия, рассогласования (например, потерпевший рассказывает на допросе о грубом насилии над ним, но при этом голос его беспристрастен, не заметно признаков душевного волнения, пережива­ний) должны насторожить следователя».⁴⁴

Третий вид (III) - отклики, вызываемые вопросами, иначе - полу­чаемые ответы в форме слов - представляют собой то, что именно говорится. Они характеризуют вербальную реакцию субъекта, отражающую смысловое соответствие ответа содержанию поставленного вопроса, или релевантность¹¹.

Все указанные виды реакций опрашиваемого, изложенные в спе­циальном разделе книги, могут иметь значение для диагностики его по­ведения и получения признания в причастности к преступлению.

МЕТОД ПСИХИЧЕСКОГО ВОЗДЕЙСТВИЯ НА ЗАПОДОЗРЕННОГО В ОТСУТСТВИЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВ

Идея и структура метода, рассматриваемого в книге, заимствованы из зарубежной правоприменительной практики. Приведенные примеры структурных вопросов, включаемых в схему диагностических собеседо­ваний, а также метод получения признания, ранее применялись амери­канским исследователем Франком С. Хорвасом, работавшим в компании «Рейд и Ассошиэйтс». Указанные типы этих вопросов и программа склонения к признанию в настоящее время используется в качестве ос­новы при проведении интервью по методике СКП («метод сокращения количества подозреваемых»), изложенной в программе одноименного курса подготовки сотрудников правоохранительных органов МЮ США.

Вследствие того, что аналогов таких разработок в нашей юриди­ческой литературе не публиковалось, авторы поставили перед собой за­дачу, используя идею данного метода, по мере возможности адап­тировать и расширить информационную базу его применения. Вместе с тем, отдельные употребляемые термины, включая название самого ме­тода СКП, формулировки вопросов и сообщений, нуждались в до­полнительной корректировке (например, в частности, согласно ст.52 УПК РСФСР подозреваемым является лицо задержанное). Поэтому в процессе работы над описанием метода представилось необходимым за­менять их определениями, более близкими по смыслу к нашей бытовой, оперативно-следственной и юридической лексике, сопровождая текст необходимыми ссылками, разъяснениями и комментариями, и внося в нужных случаях стилистические изменения.

Следует заметить, что помимо диагностики, программа курса «Метод СКП» включает в качестве составляющей части одну из методик психического воздействия в целях формирования предрасположенности и склонения виновного к даче правдивых показаний и признанию ви­новности, что, как нам показалось, не отражено в наименовании самого метода СКП. Ввиду того, что данный метод применяется в ситуациях дефицита или отсутствия соответствующих доказательств, а наряду с диагностикой поведения отражает и технологию получения признания лица в причастности к событию, в предлагаемом нашему читателю бо­лее точном определении, этот метод можно назвать диагностикой скры­ваемой причастности и получения признания виновного в отсутствие доказательств, а более кратко - методом психического воздействия в от­сутствие доказательств.¹²

Поскольку конструкции вопросов, включаемых в методику СКП, апробированы и в переводе на русский язык содержат строго 1аданнуто информацию, заключенная в них семантика и последовательность ос­тавлены в неизменном виде; они выделены жирным шрифтом, а в конце книги прилагается схематичное изложение этих вопросов согласно по­рядку построения всех бесед, или «интервью», указанному в программе одноименного курса. Однако, в рамках своих комментариев и дополне­ний авторы сочли возможным и полезным дать по тексту сопутствующие вопросам пояснения, определив их вероятные варианты, и дать икс смысловые эквиваленты.

Психологическая теория, на положениях которой базируется при­менение метода, исходит из положения о том, что «преступник боится быть пойманным»¹³ (1). Его страх вызывает стрессовую реакцию, прояв­ляющуюся на физиологическом и психологическом уровнях (2). Любой опрашиваемый вынужден давать необходимые объяснения, но в связи с тем, что сообщать об истинных обстоятельствах, не подвергая себя опасности разоблачения, нельзя, заподозренное виновное лицо должно быть лжецом и давать ложные объяснения (3). Однако, для того, чтобы успешно, вводить опрашивающего в заблуждение, виновный субъект должен одновременно убедительно проводить две линии поведения; убедить опрашивающего, что он говорит правду как честный человек, и делать ложные сообщения, которые должны выглядеть правдоподобно, несмотря на то, что содержат ложные факты (4). Чем более мотивиро­ванным будет выглядеть поведение виновного (чем больше фактов он будет вынужден пытаться исказить), тем менее успешно он сможет од­новременно контролировать словесные и не словесные проявления сво­его поведения, и тем более вероятно, что им будет допущена ошибка (5). Замечено, что успешнее всего лгущий может контролировать свой рас­сказ или отдельные объяснения, - например, ответы на вопросы. Менее успешно им контролируется то, как эти слова произносятся (самопроиз­вольные высказывания, включая паралингвистику). Еще менее успешно контролируется не выражаемый словами ход мыслей (б).

Для того, чтобы на основе получения ответов субъекта дифферен­цировать правду и ложь, при проведении бесед нужно задавать заранее определённые конструкции вопросов. Для «контроля за реакцией поведения на ответы» специально разрабатывается проверенные примеры структурных вопросов, составляющих основу при проведении бесед по предлагаемому методу (7). Используя информацию, полученную при от­вете на вопрос и выражаемую словами и без слов или же реакцией пове­дения, лгущих субъектов можно отличать от тех, кто говорит правду с высокой степенью достоверности (сообщается об успехе 86% в беседах с лжецами и 94% при проведении контрольного опыта с лицами, гово­рящими правду (8).

Изложенные положения в применяемой методике являются для нее определяющими.

В системном изложении метод диагностики скрываемой причаст­ности к правонарушению и получения признания вины в отсутствие до­казательств состоит из 3 частей этапов в виде последовательно сме­няющих друг друга непродолжительных бесед-опросов с лицами, среди которых может находиться потенциальный (неизвестный) на данный мо­мент правонарушитель.

Первые две беседы-опроса позволяют исключить невиновных лиц из достаточно большого количества заподозренных, т.е. сузить круг лиц, среди которых находится субъект, причастный к происшествию, до минимума.

Третья беседа-опрос простроена таким образом, что увеличивает психологическую предрасположенность заподозренного к признанию вины в содеянном и способствует даче правдивых объяснений о при­частности к преступлению.

Первая и вторая беседы-опросы дают возможность получить ответы, выраженные в форме слов или иных признаков, которые по­зволяют определить вероятную виновность опрашиваемого.

В обе беседы заранее включены структурные вопросы, сформули­рованные таким способом, чтобы вызывать дифференцированные (различные) реакции у лиц, говорящих правду, и лиц, вводящих в заблуж­дение, т.е. дающих ложные объяснения.

Структурные вопросы разработаны с целью получения и сравне­ния различных реакций лиц первой и второй категорий. При этом ис­пользуется знание о наиболее типичных видах их поведения: без произ­несения слов (физиологические реакции) и устные ответы (включая от­веты на вопросы и самопроизвольные высказывания). На этом и осно­вывается сокращение числа заподозренных и сужение их круга.

Применение описываемого метода эффективно в случаях, когда имеется значительное количество заподозренных лиц, а сведения о дета­лях события, его материальных следах и информации о нем от окру­жающих, недостаточно или они отсутствуют. Проводя беседы-опросы, можно установить неизвестного виновного и получить его признание в причастности к таким правонарушениям, которые обычно остаются не­раскрытыми*.

Метод способствует исключению невиновных лиц из общего ко­личества заподозренных, но не позволяет немедленно найти виновного, Излагаемая методика в значительной степени экономична относительно сил и средств, задействованных в процессе раскрытия преступления, и временных затрат на производство поисковых мероприятий: на каждую первую беседу-опрос требуется около 5-10 минут.

В целях последующего сужения круга заподозренных, общее пове­дение опрашиваемых, проявляемое в качестве отношения к заданным вопросам, в ходе бесед-опросов должно наблюдаться, анализироваться и записываться: фиксируются физиологические реакции (не выражаемые словами), непроизвольные высказывания (как это произносится) и собственно ответы.*

* Ценность методики авторы видят именно в этом. - А.Г., С.Г.

В приложениях книги приведена таблица анализа отве­тов («итоги применения метода»), выражаемых оценкой в определенных категориях по трехзначной шкале.

Диагностический вывод о поведении опрошенного лица, сделан­ный на основе анализа ответов, не может быть основан на учете какого-либо одного показателя. Как рекомендуется, необходимо изучить все группы показателей (параметров), отражающих поведение субъекта, с точки зрения их соответствия (релевантности) друг другу. Кроме того, все промежуточные оценки и выводы должны учитывать культурный уровень опрашиваемого, его личностные особенности, возраст и обстоя­тельства дела.**

Для этого могут быть использованы запись в блокнот, аудио- и видео­запись. - А.Г., С.Г.

Это понятно, например, одним из требований, предъявляемых к фор­мулировке вопросов допрашиваемому, отмечаемых в учебных пособиях ю тактике допроса, является соответствие вопроса возрасту и уровню мтеллектуального развития субъекта.- А.Г., С.Г.