4. Мотив как удовлетворенность (неудовле­творенность (в.Г. Асеев, а.Г. Ковалев, п.М. Якобсон).

Описание: человеческим поведением дви­жет неудовлетворенность, которая возникает после реализации цели или же та удовлетво­ренность, которая открывает человеку пер­спективу новой деятельности (В.Г. Асеев [9, с. 30], А. Г. Ковалев) или удовлетворение (П.М. Якобсон).

Недостатки: 1) удовлетворение является следствием достижения цели - удовлетворе­ния потребности; «это эмоциональное состоя­ние, возникающее вследствие реализации мотива» [4, с. 63]. А значит, оно не может яв­ляться ни мотивом, ни фактором, влияющим на его формирование: удовлетворение - след­ствие реализации мотива; 2) удовлетворен­ность как положительное оценочное отноше­ние к выполняемой деятельности может ока­зывать влияние на сохранение мотивационной установки ее дальнейшего выполнения, но удовлетворенность не является непосред­ственным побудителем этой деятельности; удовлетворенность может объяснить лишь причину выполнения на протяжении длитель­ного времени одного и того же действия, но не причину самого действия.

Таким образом, проведенный анализ мони­стических представлений о сущности мотива позволил нам обнаружить рациональные сто­роны в ряде из них. В частности, сущностные стороны мотива зафиксированы в следующих концепциях: «мотив как потребность», «мотив как побуждение», «мотив как устойчивые свой­ства (личностные диспозиции)», «мотив как состояние». Значит обоснованным полагаем отражение в системном понимании сущности мотива таких его сторон, как потребностная, побуждающая, личностная и психического со­стояния.

153

Потребностная сторона отражает основопо­лагающий компонент мотива - потребность. Побуждающая сторона показывает на детер­минирующую силу мотива к активности. Лич­ностная сторона свидетельствует о зависимо­сти мотива от личностных особенностей субъ­екта. Сторона мотива как психического состоя­ния свидетельствует о его наполнении моти­вационными состояниями (установками, инте­ресами, желаниями, стремлениями, влечения­ми) и эмоциями (мы не говорим о воле (воле­вом состоянии) как компоненте мотива, по­скольку воля предполагает осознание значи­мости планируемого результата, в то время как мотив зачастую носит неосознанный характер).

Наше понимание сущности мотива основы­вается на представлении личности как систем­ного образования, отражающего волевые, эмоциональные, интеллектуальные, потреб- ностные и иные субъективные факторы, кото­рые детерминируют поведение.

Мотивация - это внутренняя детерминация поведения и деятельности, психический про­цесс, преобразовывающий внешние воздей­ствия во внутреннее побуждение. Поэтому внешние стимулы, которые хотя и могут ока­зать влияние на мотивацию, отождествлять с мотивом неверно (воздействие социального окружения, боль, вызванная насилием, препят­ствие на пути - это лишь внешние стимулы). Таким образом, сущность мотива отражает понимание его как многокомпонентного психо­логического образования.

Существенное значение в объяснении пре­ступного поведения имеют внутренние, глу­бинные (смысловые), не осознаваемые лично­стью мотивы. Это мотивы бессознательной сферы. Именно бессознательные мотивы пре­ступления, которые иногда могут совпадать с осознаваемыми, часто являются подлинными мотивами деяния. Указанные мотивы отража­ют основные личностные свойства и связаны с прожитой человеком жизнью. Бессознательные мотивы преступного поведения нередко связа­ны с особым отношением к смерти, спонтан­ным ожиданием агрессии, дезадаптацией, от­чужденностью и повышенной тревожностью личности, на уровне психики они выполняют функции защиты - и физической, и психологи­ческой.

Таким образом, одни мотивы осознаются, другие нет; первые образуют рациональный уровень мотивации, вторые - смысловой. Пер­вый выполняет функции непосредственного удовлетворения лежащих на поверхности по­

требностей: например, убийство из мести, же­лание завладеть чужим имуществом и тем самым повысить собственное благосостояние, второй позволяет понять, почему данному человеку необходимо повысить свое благосо­стояние, и т. п. Бессознательные мотивы обра­зуют смысловой уровень мотивации, который возникает, развивается и реализуется на ином, глубинном уровне, и его содержанием являет­ся постоянное утверждение своего «я», защита своего биологического и социального суще­ствования. Теснейшим образом переплетаясь, взаимодействуя, взаимодополняясь, эти два уровня усиливают друг друга и детерминируют преступное поведение.

На первый взгляд, возникает представление о том, что речь идет о двух совершенно разных (самостоятельных) мотивах - рациональном мотиве и смысловом мотиве. А именно: в од­ном случае - о психологическом образовании, основанном на очевидных потребностях и тем самым имеющем вроде бы поверхностный характер, отображающем в сознании человека лишь предмет удовлетворения осознаваемой потребности. В другом случае - о более адек­ватном понимании мотива - о психологическом образовании, основанном на неосознаваемых потребностях и возникающем, развивающемся и реализующемся на бессознательном уровне.

Чтобы понять саму природу бессознатель­ной мотивации человеческого поведения, необходимо обратиться к проблеме структуры человеческой психики. Она, на наш взгляд, состоит из трех частей: сознания, индивиду­ального бессознательного и коллективного бессознательного.

Индивидуальное бессознательное включает в себя невспоминаемые впечатления, в том числе и особенно детства и отрочества, кото­рые вытеснены из сознания в силу их травма- тичности или неактуальности, ненужности в настоящее время, а также выработанные дан­ным человеком автоматизмы и имеющиеся у него инстинкты. Названные впечатления при­обретают автономное существование, они ригидны и могут не поддаваться внешним вли­яниям. Индивидуальное бессознательное формирует соответствующие мотивы, выявле­ние которых способно объяснить такие, напри­мер, действия, как жестокая агрессия против детей и подростков.

Коллективное бессознательное состоит из приобретенных конкретной личностью архети­пов, которые также направляют его поведение. Это архетипы отца, матери, Родины, бога, дру­га, врага, чужого, злодея и т.д., их достаточно много. Чрезмерная психологическая связь с архетипом Родины, например, может породить ложный патриотизм, чреватый терроризмом, а архетип чужого - вызвать к жизни преступный экстремизм.

154

Если исходить из понимания мотива как многокомпонентного психологического образо­вания, интегрирующего потребности, мотива­ционные состояния (установки, интересы, же­лания, стремления, влечения) и эмоции, внут­ренне детерминирующего поведение личности, то можно прийти к ложному выводу о том, что в двух указанных случаях речь идет об одном и том же мотиве в единственном его понимании: предметный уровень мотива - это внешняя форма мотива, который сформирован смысло­вым мотивом, находящимся изначально и/или так и остающимся как бы внутри, вне сознания личности. В основе мотива, осознаваемом или нет - не лежит одна и та же потребность, еди­ная для обоих видов мотивов.

Для объяснения конкретного преступления нас интересуют мотивы любого уровня, кото­рые детерминируют преступное поведение. Вместе с тем, как представляется, всегда необходимо выявлять смысловой мотив (моти­вы). В одних случаях смысловой мотив будет совпадать с предметным и, соответственно, осознаваться преступником, в другом же слу­чае смысловой мотив не будет совпадать с предметным и, следовательно, будет скрыт от сознания преступника.

Когда в уголовном законе говорится о моти­вах преступления, имеется в виду осознавае­мый мотив. Поэтому можно сказать, что бессо­знательные мотивы еще не получили правовой статус. Но знание о них, их выявление и оцен­ка чрезвычайно важны для криминологии.

Однако не следует пренебрегать значением предметного мотива. Его значение велико для соблюдения принципа справедливости уголов­ной ответственности, требующего, чтобы нака­зание и иные меры уголовно-правового харак­тера, применяемые к лицу, совершившему преступление, были справедливыми, т.е. соот­ветствовали, в том числе, характеру обще­ственной опасности преступления (ст. 6 УК РФ). А характер общественной опасности определяется мотивом (или мотивами) пре­ступного посягательства.

Степень влияния бессознательных мотивов на поведении личности различна. Она опреде­ляется степенью зависимости субъекта от кон­кретных условий его существования. Чем бо­лее жесткой является эта зависимость, тем более вероятным оказывается совершение преступления, причем зависимость начинает управлять поведением в той степени, в кото­рой он не осознает ее существования. Когда человек жестко привязан к конкретным внеш­ним условиям, недостаточно выделяет сам себя из среды, без остатка растворяется в происходящем, он не может дать адекватный

анализ и оценку внешним условиям, действиям других лиц, а следовательно, и принять авто­номное решение. Поэтому преступники почти не способны подняться над возникшей жиз­ненной ситуацией, взглянуть на нее со сторо­ны, избрать иной, кроме противоправного, разрушительного, способ ее разрешения.

Таким образом, для того, чтобы понять мо­тивы преступления, необходимо установить, какую функцию (или функции) выполняют мо­тивы в отношении личности, какую «службу» ей служат, в чем для нее психологическая «вы­года» от совершения преступных действий, побуждаемых данными стимулами. Любое субъективное побуждение должно освещаться с позиций личностного смысла, личностной значимости.

Значение данного подхода непереоценимо, поскольку признание за каждым поступком, в том числе преступным, определенного смысла, соответствующей личностной значимости не позволяет совершить как научными, так и практическими работниками следующих оши­бок:

1. констатации отсутствия мотива преступ­ления и/или принятия за мотив хулиганских побуждений, когда подлинный мотив выявить не умеют. М.И. Еникеев неверно указал: «Ка­ковы побудительные механизмы, например, такого деяния, когда преступник неспровоци­рованно нападает на незнакомого человека, избивает его с особой жестокостью? В чем состоит мотив такого преступления? Его про­сто нет» [10, с. 145], объясняя это полезависи- мостью поведения субъекта, т.е. его преобла­дающей ориентацией на любые валентные (обладающие побудительной силой) для его психики объекты, появляющиеся в поле вос­приятия. В другой публикации М.И. Еникеев пришел к иному, на наш взгляд, верному выво­ду о том, что «даже самые на первый взгляд бессмысленные преступления всегда имеют определенный смысл для преступника, соот­ветствующую личностную значимость для него. Каждое преступление определенным образом связано с потребностями, интересами или установками личности преступника или с его поведенческими стереотипами» [8, с. 311]; он писал, что «нельзя согласиться с теми юри­стами, которые считают преступления по не­осторожности безмотивными. Только выявле­ние мотива и позволяет установить отношение лица к наступившим преступным последстви­ям» [8, с. 344]. В случаях, когда сотрудникам правоохранительных органов, суду не удается установить мотив преступления, а уголовно­процессуальный закон предписывает его ука­зание в обвинительном заключении (обвини­тельном акте), обвинительном приговоре, в качестве него указывают хулиганские побуж­дения. Но чтобы понять мотивы внешне бес­причинных действий, которые привычно отно­сят к совершаемым по хулиганским побужде­ниям, необходимо найти ответ на вопрос: ради чего субъект поступает так, в чем здесь лич­ный смысл, что он от этого выигрывает в пси­хологическом отношении;

   155

2. констатации неадекватных мотивов пре­ступления. Встречаются случаи, когда, на пер­вый взгляд, ничтожные поводы вызывают раз­рушительные и яростные вспышки, взрыв страстей. Не подходя к проблеме объяснения мотива с позиций личностного смысла, М.И. Еникеев полагал: «Более глубокий анализ этих преступных деяний показывает, что здесь имеет место накопление чувств, обусловившее переход за грань адекватных реакций. Подоб­ные преступные деяния совершаются обычно импульсивно, при отсутствии развернутой мо­тивации» [8, с. 344]. Однако даже несмотря на то, что чаще всего виновными в таких случаях бывают лица с психическими аномалиями, которые не могут управлять своими эмоциями, их поведение мотивировано. Представляется, что ставить вопрос о существовании неадек­ватных мотивов, т.е. не соответствующих ситу­ациям, в которых они реализованы, можно лишь с очень большой долей условности, пом­ня о том, что каждая ситуация, объективно существующая, всегда воспринимается с субъективных позиций. По внешним оценкам мотив может расцениваться как неадекватный внешним условиям, но он всегда будет строго соответствовать особенностям данной лично­сти, потому что это ее мотив.

В криминологической литературе иногда вы­деляют так называемые псевдосоциальные мотивы. Здесь имеются в виду мотивы меж- групповых, агрессивно-насильственных столк­новений, групповых хулиганских действий (ложнотоварищеские мотивы); коррупционных, должностных и имущественных преступлений, а также преступлений против правосудия (например, должностные подлоги, укрыватель­ство преступлений, ведомственно­корпоративные мотивы). Предполагается, что в основе псевдосоциальных мотивов лежит предпочтение норм, интересов и ценностей отдельных социальных групп, противоречащих охраняемым законом нормам, интересам и ценностям общества в целом. Но поскольку в каждом случае виновный знает, что такой кон­фликт имеется и своими поступками он нару­шает уголовно-правовой запрет, их мотив надо искать в том, в чем именно заключен для него смысл преступных действий, что психологиче­ски он выигрывает, совершая их. Вот почему мотивом является не ложно понятый интерес группы, а определенная польза для себя, хотя,

в чем именно она состоит, преступник не все­гда четко осознает.

Таким образом, для успешного объяснения преступного поведения необходимо исходить из понимания того, что преступные действия субъектов внутренне закономерны, иными словами - субъективно целесообразны. Они закономерны в силу прожитой жизни, из-за отчуждения в детстве, закрепленной в психике отчужденности от окружающей среды. Практи­чески ни одна ситуация однозначно не диктует субъекту совершить убийство или кражу, она всегда содержит в себе возможность и иного варианта поведения. Однако если субъект выбирает, пусть часто и бессознательно, пре­ступный путь решения жизненной задачи, то происходит это в силу того, что он именно та­кой, а не какой-нибудь другой. Поэтому рас­суждение типа: «Он мог и не красть» - недо­статочно корректно, если иметь в виду не си­туацию, а самого человека. Но в большинстве случаев совершению преступлений предше­ствует дезадаптивный образ жизни.

Осознание самим преступником глубинных (смысловых) мотивов своего поведения за­труднено рядом моментов. Можно выделить следующие три: