Савин л.В.

Проект Евразийского Союза, который находится в зачаточном со­стоянии, будет нуждаться в долгосрочной стратегии, требующей как идеологического наполнения, так и институциализации новой стратеги­ческой культуры, которая должна будет преодолеть возможные этниче­ские, национально-гражданские и религиозные противоречия, которые в предыдущие исторические этапы служили поводом для эскалации кон­фликтов, а с учетом новой международной ситуации могут приобрести иные формы, связанные с тактическими приоритетами властных элит и влиянием извне.

Эта стратегия обязательно должна быть Великой Стратегией, так как подразумевает не только грандиозные географические масштабы и экономические реформы государств, которые войдут в будущий союз, но и сильную реакцию со стороны конкурирующих стран или государ­ственных блоков. При всем этом важно преодоление логики капитализ­ма, имеющей несколько опасных тенденций, от расслоения общества по имущественному цензу и неминуемого осетевления, присущего со­временной капиталистической модели и процессу информатизации, до втягивания России в новые конфликты у границ ее периферии.

Во многом стратегию государственного развития связывают со стратегией национальной безопасности, хотя обе они являются элемен­тами Великой Стратегии.

Сам термин Великой Стратегии (Grand Strategy) был предложен бри­танским военным Бэзилом Лидделом Гартом, который, таким образом, вывел понятие войны на более высокий уровень. Роль Великой Стретегии, таким образом, «заключается в том, чтобы координировать и направлять все ресурсы страны или группы стран на достижение политической цели войны»⁵. При этом военная мощь государства является всего лишь одним из средств для ослабления воли противника, наряду с дипломатическим, идеологическим, финансовым, коммерческим и другими видами давления.

Современные концепции Великой Стратегии относят ее как к во­енным аспектам, так и к более сложному уровню, куда входит доктрина национальной безопасности. Доктор Гарри Яргер из Института армии США по миротворческим операциям считает, что «под стратегией лучше всего понимать искусство и науку развития и применения по­литической, экономической, социо-психологической и военной мощи

Окружений

Тикткчеюлс* . ОпесицнонМов

■Великал'Чяштегия -Национальнай^тратегив ^„-Национальная аренная стратегия/ <'..-. -СтратегинещЛ театр

6Нутр»тосу Лриродн

БюрокрАтнчнг-сое

кфттт чцтратегическое мышление

Стратегическое мышление относится ко всем этим сферам. Между сферами, между окружениями, а также между сферами и их окружениями происходит взаимоотношение.

Сферы стратегии

государства в соответствии с политическим руководством для получе­ния эффектов, которые защищают или продвигают государственные ин­тересы в стратегическом окружении»⁶.

А любое стратегическое окружение находится в постоянной динами­ке и представляет собой сложную самоорганизующуюся систему.

Если рассматривать данную проблематику с этой позиции, то у Рос­сии отсутствует четкая доктрина в отношении всего комплекса стра­тегического окружения, угроз и вызовов, хотя отдельные попытки, ко­торые можно отнести именно к Grand Strategy, уже предпринимались еще в конце 90-х - начале 2000-х. гг. В частности, работы А.Г. Дугина по геополитике, основанные на широком междисциплинарном дискурсе и континентальном мышлении уже предлагали проект евразийской инте­грации с учетом текущих трендов и прогнозов⁷. Другие ученые также отмечали уникальное положение и цивилизационную идентичность России, предлагая модель интеграционного моста между Европой и Азией. «Евразийская стратегия России должна носить всеобъемлющий характер, интегрируя экономические, политические и военные аспекты внутреннего и внешнего развития нашей страны », - писал С.М. Рогов⁸.

Эти идеи не были востребованы в конце 90-х гг. из-за умиротворения Кавказа, а позже в связи с невольной поддержкой Москвою антитерро­ристической коалиции под руководством США.

На данный момент различные политические и общественные силы говорят о необходимости выработки национальной стратегии России, где бы затрагивались не только вопросы обеспечения безопасности, эко­номического развития и других секторов, связанных с прагматическим государствостроительством, но и вопросы духовного возрождения, а также культурной и религиозной идентичности.

Номинально у нас есть инновационная стратегия, есть стратегия антикоррупционная, запущенная по инициативе президента в 2010 г., однако нет Великой Стратегии, хотя все патриотические силы едины во мнении, что Россия - великая страна. Следовательно, отсутствие такой стратегии на данный момент является нонсенсом.

Можно начать с анализа стратегии национальной безопасности Российской Федерации, и мы увидим, что ее основные положения до­вольно конструктивны по своему характеру, а критические элементы направлены против стран Запада. Основная задача стратегии нацио­нальной безопасности до 2020 г, принятая в 2009 г. состоит в «форми­ровании и поддержании силами обеспечения национальной безопас­ности внутренних и внешних условий, благоприятных для реализации стратегических национальных приоритетов»⁹. В документе указано, что «несостоятельность существующей глобальной и региональной архитектуры, ориентированной, особенно в Евро-Атлантическом ре­гионе, только на Организацию Североатлантического договора, а так­же несовершенство правовых инструментов и механизмов все больше создают угрозу обеспечению международной безопасности». Это, безусловно, является риторическим вызовом странам НАТО, где глав­ным актором являются США.

Далее среди факторов, которые могут оказать негативное влияние на обеспечение национальных интересов Российской Федерации, от общераспространенных, таких как угроза терроризма, наркоторговли, киберпреступлений и распространения различных видов оружия массо­вого поражения, указаны вероятные рецидивы односторонних силовых подходов в международных отношениях, противоречия между основны­ми участниками мировой политики.

Если мы обратимся к национальной военной стратегии США, под­корректированной в 2011 г. то увидим, что «США, стремясь к при­верженности международным правилам, будут использовать военную силу в тесном взаимодействии с союзниками и партнерами во всех слу­

чаях, но оставляя за собой право действовать также самостоятельно, если это необходимо».

Следовательно, нежелание США сотрудничать с Россией по вопросам размещения систем ПРО в Европе является фактическим подтверждением юридического обоснования одностороннего силового подхода со стороны США, который может угрожать национальной безопасности России.

Далее в стратегии РФ Организация Договора о коллективной без­опасности рассматривается в качестве главного межгосударственного инструмента, призванного противостоять региональным вызовам и угрозам военно-политического и военно-стратегического характера, включая борьбу с незаконным оборотом наркотических средств и пси­хотропных веществ.

Указано, что Россия будет способствовать укреплению Евразийского экономического сообщества в качестве ядра экономической интегра­ции, инструмента содействия реализации крупных водно-энергетиче­ских, инфраструктурных, промышленных и других совместных проек­тов, в первую очередь регионального значения.

Также для России особое значение будут иметь укрепление полити­ческого потенциала Шанхайской организации сотрудничества, стимули­рование в ее рамках практических шагов, способствующих укреплению взаимного доверия и партнерства в Центрально-Азиатском регионе.

Однако, несмотря на глобальную роль России по многим вопросам (уча­стие в Совбезе ООН, признание значения со стороны энергетического Со­вета США-ЕС и пр.), стратегическое мировоззрение политической элиты России продолжает явно отставать даже от региональных игроков. Если, например, Турция следует своей доктрине стратегической глубины и свет­ского ислама, а на дипломатическом уровне использует риторику «не иметь проблем с соседями», а Китай и Индия имеют четкие векторы стратегии, в российском истэблишменте наблюдается явный дефицит мысли.

Безусловным лидером в разработке различных стратегий и релевант­ного анализа продолжают оставаться США. После 2004 г. благодаря усилиям различных политических лобби групп и интеллектуальных цен­тров там появилось пять отдельных альтернативных направлений Вели­кой Стратегии США¹⁰. Это:

• Неоизоляционизм;

• Селективный ангажемент;

• Либеральный интернационализм;

• Первенство;

• Империя.

Каждая из этих стратегий имеет вполне логическое обоснование с позиции определенных идеологических групп. Российское же руковод­ство, обосновывая необходимость создания Евразийского Союза, ука­зывает только на негативно-исторический аспект - это распад СССР, и потенциальные возможности, которые могут послужить во благо на­родам будущего союза. Следовательно, России и странам-партнерам по созданию Евразийского Союза, принимая во внимание разработки не­оевразийской геополитической школы, необходимо выработать систем­ный подход к региональной и глобальной стратегии в вопросах безопас­ности и отстаивания общих сверхнациональных интересов.

27 ноября 2011 г., выступая на съезде партии «Единая Россия», пре­мьер-министр РФ Владимир Путин отметил, что «евразийский союз вполне отвечает требованиям сегодняшнего дня с новыми возможностя­ми для граждан, для бизнеса, для торговли и для инвестиций, для сотруд­ничества в сфере культуры, науки, образования, с твёрдыми гарантиями стабильности, спокойствия на огромном евразийском пространстве». Остается тщательно сформулировать стратегические императивы, про­анализировать существующие школы и отшлифовать стратегическую культуру, где еще могут быть противоречия, а далее имплементировать со­ответствующую доктрину на межгосударственный, региональный и гло­бальный уровень. И, в конце концов, люди с улицы должны будут мыслить геостратегически, создавая надежную опору Евразийскому Союзу.

Возможности и перспективы Евразийского Союза