Глава 2. Жанровое своеобразие романа в.П.Астафьева «прокляты и убиты».

Во второй главе исследуется жанрово-многосоставное произведение, разрушающее все каноны изображения народа на войне.

Литературный жанр (фр. genre – род, вид) - это сложившийся в процессе развития художественной словесности вид произведения. Проблема жанра в самой общей форме может быть сформулирована как проблема классификации произведений, выявления в них общих – жанровых – признаков. Основные трудности классификации связаны с историческим изменением литературы, с эволюцией ее жанров. Понятие жанра всегда – понятие историческое. Связь элементов содержания с элементами композиции, языка и стиха, которую мы находим в том или ином жанре, представляет типическое традиционное единство, сложившееся исторически, в определенных условиях.

Выбирая какой-то жанр, писатель исходит из некой жанровой системы, из классификации произведений (здесь можно вспомнить авторские подзаголовки к произведениям. Они «представляют» читателю произведение, отчасти намекают ему как нужно это произведение понимать). Большинство жанров возникло в глубокой древности. Эволюционируя в литературном процессе, они, тем не менее, сохраняют некоторые устойчивые содержательные и формальные черты, позволяющие говорить о жанровой традиции. По выражению Бахтина, «жанр – представитель творческой памяти в процессе литературного развития»³¹. Эта метафора подчеркивает огромную роль жанров в обеспечении литературной преемственности. Сами жанровые обозначения, часто входящие в текст произведения, в его название, являются знаками литературной традиции; они вызывают у читателя определенное жанровое ожидание.

Жанр призван дать целостное представление о произведении. Жанр определяется через комплекс признаков. Количество и характер жанровых признаков (объем жанра) – величина переменная в истории литературы, что находит отражение в многообразии сменяющих друг друга жанровых теорий, а также господствующих в писательской и читательской практике представлений о жанрах.

В истории всех жанров можно выделить переменные и устойчивые признаки, и именно последние обеспечивают преемственность, позволяют узнать, идентифицировать жанр на протяжении многовековой его истории. Наряду с конкретно-историческим описанием жанров важное место заняли жанровые константы, обеспечивающие жанровую преемственность. В литературном процессе жанр всегда предстает элементом определенной жанровой системы, принципы которой зависят от конкретно-исторических особенностей художественного мышления. Поэтому, как подчеркнул Ю.Н.Тынянов, «изучение изолированных жанров вне знаков той жанровой системы, с которой они соотносятся, невозможно»³².

Жанровые признаки, имеющие наиболее устойчивый, исторически повторимый характер, кладутся в основу литературоведческой классификации произведений. В качестве литературоведческих терминов в основном используются традиционные жанровые обозначения – поэма, роман и т.д., - стихийно возникавшие в литературе и обраставшие в процессе жанровой эволюции широким кругом ассоциаций. Отсюда возможность несоответствий между литературоведческими и писательскими, читательскими жанровыми обозначениями произведений.

Начиная с XVIII в. Роман становится одним из ведущих литературных жанров. Определяет романическую проблематику, не тот или иной конфликт сам по себе, но типизация характера как развивающейся личности в своеобразии ее внутреннего мира и судьбы. Роман — литературный жанр, как правило, прозаический, который предполагает развернутое повествование о жизни и развитии личности главного героя (героев) в кризисный/нестандартный период его жизни.

Роман – эпос частной жизни, моделирует реальность, но не утверждает, что события – действительно происходящие события.

Основная тема романа Астафьева «Прокляты и убиты» – Отечественная война. А точнее – становление личности молодого человека в экстремальных условиях войны.

Роман был высоко оценен не только литературной критикой, но и отмечен правительственными наградами. С этим романом автор стал финалистом российской Букеровской премии в 1993 году, лауреатом премии «Триумф» в 1994 году, а в 1995 году лауреатом Государственной премии Российской Федерации в области литературы. О романе написано много статей, не все его принимали. Не принимал писатель-фронтовик Юрий Бондарев, не согласен с ним был писатель-фронтовик Георгий Бакланов. И даже – писатель-фронтовик Евгений Носов, прошедший фронтовыми дорогами от Курска до Польши, такого понимания войны и такого изображения принять также не мог: «И это развело их в разные стороны в конце их жизни»³³. Писатель вводит в роман свои философские и исторические рассуждения, дополняет роман своими комментариями, содержащими личные воспоминания, письма читателей, подтверждающих правоту Астафьева в художественном освещении войны. Он создает в романе свою героику войны, освещая её с точки зрения солдата, вскрывая фальшь и ложь советской официальной системы.

Роман Астафьева значительно трансформирует традиционный (традиционно-официозный) взгляд на войну:

- война – большое зло для всех людей, она калечит жизнь всем – и тем, кто погибает в сражениях, и тем, кто остается в живых, и тем, кто непосредственного участия в боях не принимает; даже опосредованное влияние войны на жизнь людей – пагубно для них; страдают все простые люди;

- человек – главная ценность на Земле, его убивать - это противобожеское деяние; противоестественно и убийство противника на войне: судьба человека, его жизнь и смерть – в руках Божьих;

- на войне человек попадает в экстремальные условия; не все люди – герои. Потребности среднего человека естественны, прежде всего – это забота о сохранности собственной жизни. Ставится традиционный вопрос русской литературы: «Кто виноват?» Решается он в романе таким образом: виновато государство, власть, конкретно – власть советская;

- плохие бытовые условия жизни вызывают не меньшие страдания, чем жизнь на грани смерти, делают из людей скотов;

Концепция войны в романе во многом полемична. Она возникла не на пустом месте: это «лейтенантская проза» 1960-х гг., окопная «Кочка зрения» (как писалось тогда), это и так называемая астафьевская малая правда «Пастуха и пастушки» и т.д. И, однако, роман «Прокляты и убиты» - принципиально новое слово в развитии этой концепции.

Война в ранних его произведениях («Звездопад», 1960; «Пастух и пастушка», 1967) получалась «приглаженной». Как говорил автор: «Я всегда думал, что война – это бой, стрельба, рукопашная, там, где-то далеко-далеко. А она вон как – везде и всюду, по всей земле…»³⁴. «На войну Астафьев в этот период смотрел как на тяжелое, но романтическое время»³⁵. Война в этих произведениях перемежается с мирной жизнью, с «мирными» чувствами и переживаниями героев.

Но Астафьева постоянно терзает мысль, что это «другая война»: «Хочу остановиться на таком вопросе, как история Великой Отечественной войны. Сейчас все время говорят о коллективизации, о перегибах при ее проведении. Это тема очень сложная, трагическая. И почти не говорят о том, что мы как-то умудрились не без помощи исторической науки сочинить «другую войну». Во всяком случае, к тому, что написано о войне, за исключением нескольких книг, я как солдат никакого отношения не имею. Я был на совершенно другой войне». ³⁶

В итоге этих размышлений писатель рассказал о том, что накипело в его душе. «Во всеуслышание, в полный накал Астафьев заговорил о горькой цене Великой Победы. Результат известен – на Астафьева дружно ополчились ветераны войны. Причем те самые побратимы-окопники, самые разные люди, вынесшие на своих плечах всю тяжесть войны. Среди фронтовиков, принявших «в штыки» новые астафьевские произведения на военную тему, прежде всего роман «Прокляты и убиты», были пермские ветераны»³⁷.

На наш взгляд, все исследовательские работы, посвященные роману «Прокляты и убиты», можно разделить на три типа:

1. Работы исследователей, выступивших с резкой критикой романа и его религиозных идей (исследования И.А.Дедкова, И.В.Холодякова, К.А. Кокшеневой).

2. Работы исследователей, положительно оценивших роман и его религиозные идеи (исследования Л.А. Аннинского, И.Г. Штокмана, И.А. Есаулова, П.А. Гончарова, И.П. Золотусского).

3. Работы, в которых, положительно оценив роман, исследователи критически отнеслись к его религиозным идеям, так как, по их мнению, они не находят логического завершения в данном произведении вследствие того, что в нем преобладает трагизм и безысходность, а это не соответствует мировоззренческой концепции христианина (исследования Т.М. Вахитовой, М.М. Дунаева, Н.М. Щедриной, Л.Г. Самотик)³⁸.

И только исследования Н.Л. Лейдермана не вписываются в эту концепцию исследования критических работ о романе «Прокляты и убиты». Мы опираемся на исследования Лейдермана о романе, так как он, на наш взгляд, объективно оценивает роман Астафьева.

Полярные и противоречивые отзывы на роман говорят о жанровой и стилевой многосоставности произведения, вбирающего различные повествовательные структуры: документальную хронику, очерк, лирическую повесть, новеллу. Авторские размышления перерастают в поучение, выступают как способ выражения позиции писателя в его диалогах с читателем и героями романа.

Негативные оценки критиков говорят о разрушении традиционной структуры романа. Критики (Дунаев и Есаулов) считали, что это первый роман о войне, написанный с православных позиций. Обращали внимание, что в романе нет главного героя, главными действующими силами становится русское воинство и образ автора – проповедника. В романе отчетливо различаются важные составляющие: вставные новеллы, развернутые лирико-эмоциональные отступления, резкие публицистические авторские «вхождения» в объективное повествование, причем нередко политизированная риторика сочетается с глубокими философско-этическими проникновениями часто исповедального плана в природу переживаний солдата в экстремальных условиях войны.

Личностное начало в повествовательной структуре романа очень значимо.

Авторские отступления разнообразны по тематике и стилю; в них соединяются два пласта: политизированная риторика и глубинные, исповедальные лирико-эмоциональные откровения автора о судьбе страны, народа, мира. Доминирует второй пласт – авторские отступления лирико-эмоционального характера; именно в них обнаруживается «память жанра»³⁹ – проповеди, поучения, молитвы, плача.

Автор сам как очевидец описывает места действия. Писатель стремится выразить собственное понимание событий, сострадание к жертвам, поэтому, прерывая повествовательную часть, он напрямую обращается к своим героям.

Астафьеву важно утвердить новый взгляд на Великую Отечественную войну, показать не солдата-героя, а солдата-мученика. В романе нет целостного сюжета, он пронизан авторскими отступлениями, в которых отражаются откровения о судьбе страны, народа и мира. В романе рассматривается не то, что война делает с душой человека, а само явление войны как вселенского зла. Названия двух книг романа – «Чертова яма» и «Плацдарм» – обозначают конкретное место событий, но характеризуют пространство человеческой жизни и «адские места» этого мира, в которые герои попадают.

Сюжетная основа романа – это «конспект» реальной истории войны, хроника событий срединного, переломного периода войны, который, в свою очередь, делится на две половины. Война представлена ноябрем – декабрем 1942 года в Сибири и октябрем – ноябрем 1943 года на Украине. О том, где были герои «между 1-й и 2-й книгами» (с начала 1943 по осень 1943) рассказывается в главе «Накануне переправы» во 2-й книге. Из Сибири герои отправлены в Поволжье (стоят в домах высланных немцев Поволжья).

Художественное пространство в романе предстает как пространство государства, которое разрушает семейные и культурные связи людей. Реальное географическое пространство, место пребывания стрелкового полка под Новосибирском, на реке Оби наделяется значением представлять пространство всей советской России: оно расположено «в глубинке», в середине России (о чем писал И.Есаулов⁴⁰), в толще советского государства. Жители его сгоняются со своей земли, лишаются дома, семьи. Страна погружается в хаос переселений, бессмысленную круговерть, в ад бараков, эшелонов, ссылок.

Географическое пространство второй книги «Плацдарм», – это Днепр, Украина – чужое пространство, но прародина большинства персонажей-переселенцев. Пространство Сибири противопоставляется Украине как западное и восточное, как северное и южное. В северном пространстве реки холодны и текут с юга на север, но в них не водится нечисть (водяные, гады, змеи), сибирские реки чисты, они кормят человека, а Днепр – теплый, но коварный, таит смерть. Хотя пространство Сибири – это «каторжанская» земля, но эта земля спасла от гибели и закалила. Сибиряки, выросшие на суровой земле, умеют выжить в нечеловеческих условиях: Булдаков хвастается тем, что холодная вода для сибиряка – родная стихия, Шестаков приучился в Сибири есть сырую рыбу, что спасает его на плацдарме; лагерные («волчьи») навыки помогают на плацдарме: Шорохов (он же Зеленцов) умеет убивать, воровать; Булдаков умеет хитрить.

Это объединенное пространство – Россия противопоставлено пространству врага – Германии.

В романе « Прокляты и убиты. Чертова яма» Астафьев показывает совсем не военные события. Он пишет о жизни людей, которых забрали воевать, но держали вдали от фронта, на карантине, обучали владению винтовкой. Люди с трудом выживали в этом месте без достаточного количества еды, одежды. «Карантинная жизнь густела и затягивалась. Маршевые роты отчего-то не отправлялись по назначению и не освобождали казармы. В карантинных землянках многолюдствие и теснота, драки, пьянки, воровство, карты, вонь, вши. Никакие дополнительные меры вроде внеочередных нарядов, лекций, бесед, попыток проводить занятия по военному делу не могли наладить порядок и дисциплину среди шатучего людского сброда»⁴¹.

Во второй части романа «Плацдарм» – через изображение ада войны писатель продолжает утверждение глубоких гуманистических идей, главные из которых являются христианскими и были художественно представлены еще в повести «Пастух и пастушка». Подчеркивая, что советская система характеризуется жестоким отношением к людям, непродуманностью военной стратегии, следствием чего является гибель миллионов людей, писатель сравнивает советский строй с фашистским и приходит к выводу, что обе идеологические системы, отвергая Божьи заповеди, базируются на братоубийстве. Заканчивая «Плацдарм», В. Астафьев пишет: «Обескровив зарвавшегося противника в осенних боях, два могучих фронта начнут глубокий охват группировки вражеских войск, засидевшейся на берегу, с севера и с юга. Давно потерявшая надежды на блицкриг, но зацикленная на идее реванша, все еще не желающая верить в свое окончательное крушение, гитлеровская свора до глубокой зимы удерживала на Великой реке, возле никому уже не нужных плацдармов значительные силы. Когда уже на оперативном просторе, развернув общее наступление, два мощных фронта, а за ними и все остальные фронты хлынут к границе и до нее останется рукой подать, фюрер соизволит, наконец, отдать приказ об отводе своих войск от Великой реки - отступление в зимних условиях превратится в паническое бегство, в хаос, в свалку и, в конце концов, растрепанные фашистские дивизии будут загнаны в такую же, как возле Великокриницкого плацдарма, земную неудобь, в голоснежье»⁴².

Продолжая такие идеи повести «Пастух и пастушка», как осуждение фашизма, сочувствие всем гибнущим, включая врагов – немецких солдат, неприятие массовых насильственных смертей, важность веры в Бога – упование на высшую силу в минуту опасности, апокалипсическое изображение противоречащей Божьим заповедям войны, утверждение всеобщей вины и ответственности за участие в мировом зле, Астафьев в романе дополняет их еще более глубоким религиозным смыслом. Писатель подчеркивает, что война не просто противоречит христианскому миропониманию, но искажает в людях образ Божий. Тема сочувствия немцам углубляется посредством изображения войны с иной точки зрения: через размышления верующего немца Лемке, утверждающего необходимость добрых дел и веры в Бога для всех людей, независимо от национальности. Вина за участие в злом деле, которую в повести ощущает лишь один герой, переходит в романе в мотив всеобщей вины, связанной с христианской идей соборности, и трансформируется в тему проклятия, пронизывающую весь роман. Важность веры для солдат в минуту смертельной опасности из эпизодического – ситуативного момента переходит в тему обретения солдатами на войне веры в Бога, необходимой для победы. Отрицая показной советский героизм и патриотизм, писатель утверждает, что русские победили, так как интуитивно продолжали верить в Бога и воевали за свою родную землю.

В письме к В.Я. Курбатову Астафьев так характеризует проблематику романа «Прокляты и убиты»: «Я усложнил себе задачу тем, что не просто решил написать войну, но и поразмышлять о таких расхожих вопросах, как: что такое жизнь и смерть, и человечишко между ними»⁴³. С некоторой иронией и смущением писатель подчеркивает важность философского плана романа.

В этой системе идей развивается в романе философия войны: ее главное губительное воздействие – воочию подступившая массовая смерть становится обычным явлением, порождает согласие с ней – знаменитый эпизод с безымянным «серым» солдатом, только что выбежавшим из укрытия с криком: «да убивайте же скорее!..»⁴⁴.

Герои романа говорят о смерти как об избавлении от ада. С высоты пережитого под украинским селом Великие Криницы однополчане вспоминают о смерти безвинных братьев Снегиревых: «это ж хорошо, что не попали они на этот бережок, в эту ямину-ров»⁴⁵. И сам автор в публицистическом финале второй книги романа интерпретирует гибель врага как проявление последней божественной милости: «Голодные, изнуренные, больные … будут чужеземцы замерзать тысячами, терять и бросать раненых … и, наконец, Бог смилуется над ними: загнанные в пустынное, овражное пространство, остатки немецких дивизий подавят гусеницами танков, дотопчут в снегу конницей, расщепают, разнесут в клочья снарядами и минами преследующие их советские войска»⁴⁶.

В первой части романа религиозный идеал автора воплощался в образе истово верующего старообрядца Коли Рындина. Во второй части образ старообрядца значительно трансформируется. Логика развития художественного образа Коли Рындина, утверждающего идею неизбежности Божьей кары за творимое людьми зло и необходимость веры, чтобы искупить вину, приводит к тому, что, увидев это зло воочию, он во многом ломается, и вера его оказывается не так уж тверда. Из духовной эволюции героя становится очевидным, что война способна не только пробудить, но и сломать веру. Война, искажающая в человеке Божий образ, во многом уводит старообрядца от Бога.

На первый план книги «Плацдарм» выходит образ Лешки Шестакова, которого автор наделяет некоторыми биографическими чертами, поэтому при решении вопроса о христианской эволюции писателя следует рассмотреть особенности религиозности данного героя. Вере Лешки Шестакова Астафьев уделяет особое внимание. Писатель отмечает, что Лешка, как человек с Севера, относился к Богу суеверно и Бога боялся. Однако непосредственно перед лицом смертельной опасности герой тоже вспоминает Бога и ловит себя на мысли, что в бою о нем вспоминают все. Но очевидно, что окончательно к вере Шестаков не приходит. Вероятно, это свидетельствует о том, что автор в образе героя отражает противоречия русского духа.

Из выше изложенного следует, что в христианской религии В.П. Астафьеву было ближе нравственное, этическое, но не сакральное начало. Богоборческие мотивы, неполнота веры автобиографического героя Лешки Шестакова, утрата в жестких условиях войны твердой веры Колей Рындиным, расправа над отрицательным героем, воспринимающаяся в контексте романа как справедливое возмездие, не дают основания говорить о завершенности христианской эволюции писателя.

Астафьев-художник нашёл свой способ написать правдивую историю войны – через перипетии биографий своих героев. Их жизнеописания воспроизводят подлинную логику исторического развития, биографический и исторический планы повествования тесно сближены, и история в романе становится не официальной, а жизненной – «история снизу», «история с корней».

Поэтому в романе «Прокляты и убиты» так много биографий - больше чем во всем предыдущем творчестве писателя, и каждая высвечивает свою грань в понимании войны.

Астафьев стремится рассказать обо всех истинных победителях в войне, писателем движет обида и гордость за каждого солдата, каждого «проклятого и убитого». «Он отстоял их честь перед историей и памятью, отомстил их обиды, сказал за них всем подлецам праведные слова ненависти, не изменив солдатской прямоте», – говорит В.Я. Курбатов, называя роман В.П. Астафьева «самой мучительной в русской литературе книгой, в которой солдатская отвага виднее всего»⁴⁷.

Особое внимание мы уделяем изучению вопроса о жанровом определении романа В. Астафьева.

Современный теоретико-литературный подход, акцентирующий тенденцию к деканонизации литературных жанров и процесс усложнения жанровых категорий, позволяет характеризовать жанровую природу романа «Прокляты и убиты» в специфике её индивидуальной формы. В данном случае концепция «авторского жанра», рассматривающая отдельное произведение как отдельный жанр – метажанр со своими структурообразующими элементами, применима как никогда органично.

В. Астафьев создаёт свое самое сложное произведение на путях необычного по ёмкости жанрового синтеза, совмещая в едином потоке авторской речи документально-хроникальные, романные, религиозно-философские, публицистические начала. Несущей художественной опорой, основой этого синтеза является пафос авторского участия в повествовании. Автор с его мучительной жаждой правды – исторической, фактической правды, правды о судьбе народа - по сути, проявляется как главный герой произведения. Правда одновременно – и его этика, и поэтика его прозы о войне.

Эта мощная публицистическая структура взаимодействует и с романными элементами. Цепь историй множества персонажей придаёт повествованию романную стереоскопичность, причем, внутри каждой истории есть свои герои, и каждому соответствует отдельная микроистория, пусть даже в два-три абзаца или несколько строк.

Жизнь изображается во всей полноте, конкретности и правде военных и довоенных реалий, и сразу же напрашивается определение – роман-эпопея. Эпическое, безусловно, составляет одну из граней жанровой структуры романа. Но в произведении художественно акцентирована трагическая сторона изображаемого.

Писатель Михаил Кураев в статье 1996 года, сразу после завершения публикации «Плацдарма» в «Новом мире», так определяет трагедийную составляющую романа: «Душу обжигающая книга – нет, не о войне, не о форсировании Днепра, – а об обманутом, изнасилованном и преданном народе»⁴⁸.

Эпическое и трагическое образуют в романе «Прокляты и убиты» удивительный по силе воздействия эстетический сплав, сравнимый с библейскими текстами, со стилистикой и образностью Апокалипсиса.

Поэтика романа «Прокляты и убиты» совмещает в себе чисто астафьевские, знакомые по всей предшествующей прозе писателя черты с «фирменными» приемами постмодернизма. На этом основано замечание В. Чалмаева о романе «Прокляты и убиты» как переходном от реализма к постмодернизму явлении⁴⁹.

Прежде всего, это касается интертекстуальной составляющей романа.

Астафьевский интертекст – это народное сознание, выраженное в коллективных массовых жанрах – песня, частушка, прибаутка. Роман даёт достоверную звуковую картину эмоциональной жизни народа в военный период.

Жанр произведения сам автор называет романом. Что это? Роман? Эпопея? Н. Л. Лейдерман и М. Н. Липовецкий в книге «Современная русская литература, 1950-1990-е годы, том 2» говорят о том, что по конструктивным параметрам перед нами роман-хроника, но по характеру изображения и по эстетическому пафосу это «физиологический лубок». Автор определил жанр своего произведения, как роман, но это произведение выходит за рамки традиционного представления о романе. А. Кучерский справедливо пишет, что роман – «всегда концепция жизни». Но «роман» Астафьева не похож на роман в традиционном смысле этого понятия. Но так ли уж читателю, ради правды готовому к принятию неожиданных писательских решений, важна «чистота жанра»? «Роман Астафьева «числом и объемом… отступлений, их повсеместностью делает заявку на публицистичность, на возможность прямого рассуждения о нашей жизни. И этот пласт текста, этот его аспект имеет самодовлеющее значение»⁵⁰. В романе присутствуют два образа символа – это образ песни и образ православного креста. В романе есть все: и песни, и христианство (православие), и единство, и выживание и т.д. Много проблем В.П. Астафьев поднимает в своем произведении, например, проблема выбора между христианской совестью и патриотизмом. Лейдерман и Липовецкий определяют жанр как роман-миф. Н.Иванова в своей статье «Ярость слова» определила жанр как роман-эпопея, поставив его в ряд с романами Л. Толстого «Война и мир», В. Гроссмана «Жизнь и судьба», К. Симонова «Живые и мертвые». Мы считаем, что все критики правы: и те, которые определяют произведение как роман-миф и те, которые считают его романом-эпопеей. Астафьев действительно уходит от романного жанра, а по-другому и нельзя было написать такое масштабное произведение. От начала романа до его окончания происходит нарастание повествовательности, усиление документальности, историзма. Новизна и необычность этого романа неоспоримы.

Роман «Прокляты и убиты», выросший из «лейтенантской прозы» 1960-х годов, но существенно расширивший её эстетические и идеологические границы, стал одновременно и завершением «деревенской прозы» – важнейшие события мировой истории ХХ века осмыслены в этом произведении с точки зрения крестьянского сознания (см., например, 13-ю главу первой книги романа). Сильнейшим идеологическим и психологическим импульсом, в значительной степени обусловившим структуру сюжета и конфликта, стало стремление автора реабилитировать репрессированное в ходе советского модернизационного проекта крестьянское сословие.

Жанр романа, конечно, одной формулой определить трудно, но главное, что неоспоримо и не подвергается сомнению то, что это народный, солдатский роман.

Представляется закономерным следующий вывод: Астафьев создаёт принципиально новую, по сути, неповторимо индивидуальную повествовательную структуру с интенсивной жанровой динамикой. Условно её можно определить как особую форму романа с мощно выраженным документально-публицистическим началом. При этом сохраняется авторское определение – роман – и подчеркивается творческая эволюция личностного начала в прозе писателя: от лирико-философской доминанты к многообразию форм и функций публицистичности.